Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





«В Стране Выброшенных Вещей» 37 страница



Нет, Цербер, не иди! Пожалуйста, Цербер, не надо!..

Но неожиданно за пару шагов остановившись от Джокера, Кукловод резко остановился и, порывисто вскинув лохматую голову, заливисто нахально рассмеялся.

– Что?! Принять дар из лап придворного шута? – насмешливо воскликнул он. – Безусловно – я пал ниже некуда, но это уже было бы слишком. Цербер не продаётся. Да и к тому же все ваши венцы будут слишком тяжеловаты для моей прехорошенькой пустой головки…

Джокер вздрогнул, вспыхнул, но, стараясь сдержаться, вкрадчиво прошептал:

– Наш милый Мастер всё никак не наиграется? Да только вот не опасны ли стали его игры нынче?.. Цербер, не ломайся, окажи мне честь – прими венец, а также приглашение в мой балаганчик. Ради тебя я устрою дивный спектакль для единственного, для самого блистательного актёра. Там будет всё, что ты любишь…

– Откуда шуту знать, что любит Мастер. – тем же презрительным тоном нагло отвечал Цербер. – Спектакль одного актёра для одного зрителя? Прости, но я и так достаточно измарался, чтоб ещё пачкаться об твои дары…

– Цербер, детка, не позорь меня! – цыкнув на него, прошипела возмущённая Маргарита. – Ты вконец отбился от рук! Что это такое?

– Кукольник специально нарывается на неприятности. Скучно ему, видать, живётся. – усмехнулся Меченосный с кровожадной ухмылкой. – Насадить бы его на шампур и поджарить хорошенько, а то наш принц уже совсем зажрался...

– Нет. – вдруг решительно молвил Левиафан, любовно поглядывая на вконец обнаглевшего Цербера, и все испуганно притихли от звука его голоса. – Наш славный Принц имеет право и покапризничать. Мастер отныне будет при мне. Для Цербера и вправду излишни всякие почести и награды. Развлекайся пока, сынок, после поговорим.

– Благодарю за понимание. – отвесив театральный поклон, хмыкнул тот и так же беззаботно удалился восвояси.

Провожая его глазами, Меченосный хлопнул брата по плечу и язвительно расхохотался:

– Что-то не везёт тебе последнее время, Братишка. Все тебя отшивают. И девка та бледная сбежала от тебя, и даже этот мелкий поганец как лихо тебя сделал….

Впрочем, Палач тут же пожалел о своих словах – Джокер возвёл на него такой жуткий, полный ненависти взор, что Меченосный даже содрогнулся и тут же притих. Наверное, если бы не присутствие Левиафана, братья-Валеты сейчас бы сцепились насмерть.

– Но что же нам делать с последним венцом? – задумчиво вопросил Левиафан.

– Я думаю, есть ещё один достойный претендент. – с улыбкой молвил Джокер.

Его видимо посетили какие-то новые интересные мысли, и он немного отошёл от гнева.

– Этот мальчик тоже не раз был полезен нам и даже из вражьего стана стремился принести весть… Этот… ну как его? – Джокер порыскал глазам в толпе и расплылся в алчной, хищной улыбке. – Якоб. Ну же, приди! Ты долго ждал достойной награды. Пришёл твой час.

Пока тот проходил сквозь строй королевской свиты к престолу Зверя, Саша с изумлением и содроганием разглядывал его, будучи не в силах признать в нём того милого, обаятельного паренька, который одним из первых повстречался ему в Стране Выброшенных Вещей. Как же он чудовищно переменился! Теперь он ходил без своей повязки на лице, вставив пугающий стеклянный глаз, сверкающий кровяным зрачком. Холённый, с гордой осанкой – он весь блистал своей самовлюблённой красой. Кожаные брючки, заправленные в червлёные сапожки с золочёной выделкой, изысканная лиловая рубаха нараспах с аметистовыми пуговичками, на плечи небрежно накинут сверкающий парчовый камзол, а на груди ряд золотых цепей. Откуда только взялись эта развязная походка, хищный взгляд? Его задорный хохолок на голове, теперь смотрелся хищно, по-звериному, как рог, а рыжие волосы отливали инфернальным огнём. Трудно передать выражение его торжествующего лица, его ликованье – он, как голодный зверь, завидевший жирненькую, сочную добычу, исходя истомой, шёл к престолу Левиафана. Так сбылась его заветная мечта, он вознёсся до высшей точки, получил высочайшее звание в их царстве, а главное он, наконец, обретал награду отвергнутую дурачком-Цербером и занимал его законное место. Левиафан окинул Якоба испытывающим, заинтересованным взором и с мягким музыкальным смехом промолвил:

– Ты истинно сын Мой. Я вижу это родство. Твой левый глаз горит алым светом, как и у Меня – это Мой глазик. Ты словно Моё подобие, дитя хранящее верность Мне и также своим алчным, ненасытным желаниям. Служи мне верно, Якоб. Да исполнятся все твои прочие порочные желания. Желай! Попирай! Превозмогай! По праву это твой венец.

Левиафан позволил Джокеру увенчать его голову берилловой диадемой в змеиных узорах, а весь сонм их рабов воскликнул:

O Salve! Invidia! Salve! Salve!...

Так закончилась эта жуткая коронация, и вся четвёрка вместе с Якобом, буквально лопающимся от гордости, упоённо внимала стройному хору, воспевающему им хвалу.  Графини Вишни – эти неистовые сёстры, все проросшие цветами и вишнёвыми плодами, на карачках, по-звериному, как ящерицы, припадали к земле по следам идущего Левиафана и буквально были готовы лизать его ноги. Сашке всё это казалось жутким сном. Безмолвно пытаясь не привлекать ничьё внимание, они вместе с братом, перебегая из тени в тень, двинулись ко вратам. Теперь узрев всю картину, они спешили покинуть это паучье логово, укрыться подальше от этих отвратительных врагов света. Толпа продолжала бесноваться, шабаш продолжался с новой силой. Братья замерли у самого выхода, прячась во мраке привратных арок. И внезапно в той же стороне, близ того места где прятались братья, словно сторонясь всех Маргаритиных рабов, нарисовался Цербер. В тусклых тенях Саша с замиранием сердца, тайком взирал на друга. Что же произошло с Мастером буквально за пару мгновений, едва он вышел из среды танцующих, едва покинул их беснующийся, звериный круг?.. Цербер – всем обладающий, пресыщенный, объект всеобщей зависти и обожания – дошёл до такого страшного края и даже шагнул за край, что ни в чём уже не мог найти утешения. Померк его иссушённый, юный и старческий, строгий, как иконка лик. Кровь запеклась на его истерзанной груди, побагровевшие губы чернеют в темноте, будто он пил кровь или же напротив – это его высосали, выпили до дна, так что внутри уже ничего не осталось. Горький и измученный, протрезвевший взор его разноцветных глаз отчаянно цеплялся за предметы, за мелькающие тени, словно в поисках чего-то. Как же быстро этот нарцисс зачах и увял – средь всех Маргаритиных деток, во всём пышном Саду Левиафана нет, и не будет подобного ему. Сашка весь дрожал, едва не кинулся к нему навстречу, едва не закричал во весь голос… Если бы их с Плутоном обнаружили – это бы грозило им страшной гибелью. Поэтому брат крепко держал его за плечи, прикрыв ему рот своей ладонью. Впрочем, Цербер недолго оставался в поле их зрения – внезапно он сорвался с места и, как обезумев, умчался во мрак.

– Уходим. Довольно. – прошептал Плутон на ухо брату, и они, потихоньку покинув предбашенную площадь, умчались прочь, утонув в ночи.

«Довольно. Довольно…» – исступлённо шептал себе Сашка на бегу, едва сдерживая слёзы.

Кукловод тем временем мчался как оголтелый, не разбирая дороги, сопровождаемый чьими-то взглядами, смехом и окликами. Чьи-то руки пытались остановить его – эти смеющиеся, распылённые куколки обвивали руками своего Мастера, осыпали поцелуями, но он, расталкивая их всех, спешил укрыться прочь. По другую сторону Башни, где почти не было народу, он сбавил шаг и, слегка отдышавшись, всё рыскал по сторонам воспалённым, больным взглядом. Неожиданно он увидел впереди стоящего к нему спиной стройного черноволосого мальчика. Личико Цербера прояснилось, тёплая ласковая улыбка странно оживила его помертвелые, плотно сжатые губы. Он поспешил догнать этого мальчика и, осторожно, нервно коснувшись его плеча, тихонько окликнул его – по-доброму солнечно:

Тристан?..

Обернувшийся мальчик недоумённо воззрел на Кукловода и, узнав его, почтительно и робко склонил головку. Цербер печально усмехнулся, опустив снова помрачневший лик. Конечно, не он. Конечно, обознался спьяну… Да и что Тристану делать в этом аду?..

– Простите, Мастер Цербер, я могу быть Вам чем-то полезен? – подобострастно, влюблено прошептал испуганный, дрожащий от волнения мальчик, едва не заикаясь. – Вы меня не помните? Однажды Вы… позвали меня. Я недолго служил Вам, пока Вы не изгнали меня прочь. Но более всего я мечтал снова быть при Вас. И послужить Вам…Чем угодно, всё что… желаете…

– Кто ты? – возведя на него страшный, мутный взор, горящий мертвящим пламенем, хрипло откликнулся Кукловод. – А… впрочем, не важно. Зачем ты пришёл сюда? Зачем тебе «быть при мне»?

– Мы… мы все мечтали быть рядом с Вами, Господин. – потупившись, шёпотом бормотал мальчик, бросая на него смущённые косые взгляды и боясь прямо смотреть в его глаза. – Вы желанны для всех, за Вами все готовы пойти. Ради Вашей милости, ради единого доброго взгляда и слова. Мы восхищаемся …. Вами. Но этой чести – быть всегда при вас, удосужился лишь печально всем нам известный сэр Тристан, который безрассудно покинул нас и так трагично, безжалостно… предал Вас.

Предал? – со странной болезненной усмешкой переспросил Цербер, облизав пересохшие губы. – Предал

– Я не могу заменить…его. – пугливо, горячо и пылко, и смущённо бормотал мальчик. – Лишь раз, единожды я был Вам слегка полезен… Если снова я могу сделать что-то… Помочь, утешить… Я Ваш. – прошептал он, взволновано касаясь своей рукой плеча Цербера.

В миг безразличное, мёртвое лицо Кукловода исказил лютый гнев. Он ударил мальчика по руке, отшвырнул его на землю, придавив коленом, и сцепил свои крепкие пальцы у него на шее.

– Не смей дотрагиваться до Мастера! – прошипел он. – Ты жалкий раб! Вы все ползучие твари у ног проклятой Маргариты! «Что вам угодно? что вам угодно?.. » Вы способны лишь кланяться, ползать, продавая свои душонки ради грязных наслаждений. И ты всем своим существованием, своим восторженным взглядом лишь напоминаешь мне о моих прошлых и нынешних грехах, обо всем, что я творил, напоминаешь о том, что и я такой же, как все вы… Ты живое напоминание о той низости, до которой я дошёл, ты отражение всех моих пороков. Но я уничтожу все эти воспоминания! Чтоб ты больше никогда не появлялся передо мной!

– Помилуйте, Мастер…. – отчаянно просипел мальчик, в ужасе округлив глазки.

– Ты ищешь милости при дворе Маргариты? – запрокинув голову, страшно и поистине безумно расхохотался Цербер. – Ты ждёшь помилования в этом аду? Никто, никто из нас не будет помилован! Мы все обречены! Все обречены…

Дрожащий мальчик даже не смел сопротивляться, не шевелясь, печальный и испуганный, он всё с тем же восхищением и обожанием покорно взирал на своего кумира. Хватка цепких как клешни пальцев Цербера постепенно ослабла, он разжал руки и поднялся на ноги, освобождая мальчика. Тот изумлённо, не веря в своё спасение, пытался отдышаться, и вымучено, сдавлено пробормотал:

– Благодарю Вас, Мастер. Простите моё неразумие, я боле не посмею явиться пред Ваши глаза.

– За сохранении своей жалкой проклятой жизни благодари Озарила. Только Его… – прошептал Цербер, глядя пустым взором во мрак.

– Озарила? Но кто это? – удивлённо спросил мальчик.

Это Тот, Кого предал Цербер. – едва слышно молвил Кукловод и вновь, стрелой сорвавшись с места, исступлённо помчался прочь.

 

 

В горьком тягостном безмолвии братья Горские возвращались в свой лесной лагерь. Увиденное шокировало их, даже всезнающий Плутон, похоже, и не догадывался, что всё в одночасье сделается столь ужасно. Явление Левиафана было настолько кошмарно, катастрофично, смертоносно, что для них не оставалось ни малейшей надежды. Все прежние мрачные намёки, пугающая далёкая тень этого Зверя навеивали ужас, но, узрев сие воочию, невозможно было оставаться спокойным. Если только явится Озарил… Но отчего, отчего Он так медлит?! Почему Он всё доводит до столь опасной грани, до невозвратной черты?

– Он всемогущ. Ты понимаешь? Всё кончено. – обречённо обратился Сашка к брату. – Этому Зверю достаточно щёлкнуть пальцами, и сколько бы войск мы не набрали – все обратятся в прах…

– Ну, это ты слегка преувеличиваешь. – возразил Плутон. – Тебя ослепляет страх. Левиафан также как и Маргарита попросту пускает пыль в глаза. Вся эта проклятая порода на самом деле абсолютно бессильна, и он совершенно не способен создать что-то сам. Заметь, он ведь всего лишь извращает, поганит и издевается над творением Озарила. А этот так называемый «свет», что он сотворил, не послужит во благо. Даже его рабы скоро возрыдают от ужаса, и будут выть, и кусать свои локти. Для того чтобы начать свои «чудеса», Левиафану потребовалась жертва – кровь Мастера. Да в одном Цербере больше силы и способностей, чем во всей их проклятой шайке. Оттого они так крепко и вцепились в него. Понимаешь, они ведь выпьют все его силы, высосут всё, что можно, а потом попросту вышвырнут. А Кукловод будто ничего и не чувствует, не понимает… На что вообще этот дурак надеется?

– Да в том-то и дело! Цербер уже ни на что не надеется.  – неожиданно надрывно воскликнул Сашка. – Поэтому ему попросту всё равно. Весь ужас в том, что Цербер не верит в прощение. Это единственная причина, почему он остаётся с ними до самого конца! Он считает, что для его души уже не может быть помилования! – Саша истерично сорвался на крик, в глазах застоялись слёзы, и со злостью он напустился на брата: – Но самое гадкое, что и ты не веришь в то, что прощение для моего друга возможно! Ты – знающий милосердие Озарила, не хочешь даже представить, что Цербера можно спасти! Какой же ты гад! Ты только и делаешь, что судишь его, будто у кого-то из нас есть на это право. Суд – это дело Озарила! Но ты бы с радостью вынес Церберу смертный приговор. Ты такой же инквизитор, как и Маргарита! Но должно же быть прощение!.. Иначе Озарил был бы не Озарил! Если бы Он прощал и спасал, только таких расхороших, славненьких мальчиков, как ты! И если в этом мире нет помилования для Цербера, я не хочу жить в таком мире! Если виновен он, то казните и меня!.. Я соучастник… Я тоже… Я всё равно за него…

Плутон слушал растеряно и смущёно, не смея прервать брата, ответить или возразить на его оскорбления и упрёки. Впервые Георгий не пытался отбить удар. Сашка нервно, яростно пихнул брата в грудь, не выдержал и, отчаянно прижавшись к нему как в детстве, заплакал. Бережно и ласково как самый лучший, самый сильный в мире старший брат Плутон обнял Сашку, проводя рукой по его растрепавшимся волосам, и тихонько шептал, утешая его как ребёнка:

– Ты прав. Это не мне решать. Только Озарил вправе нас судить. Мы все равно виноваты перед Ним. За нас Он умирал, и лишь Он может наказывать или отпускать наши преступления. Но я ведь вовсе и не желаю кары для Цербера, как ты думаешь. Мне очень жаль, что вся его восхитительная гениальность, его странная чуткая душа покорно служит для славы этих беспощадных монстров. И мне было очень страшно, как бы и мой дорогой, глупенький и непутёвый, такой наивный младший брат не вляпался бы так же. Оттого я и злился на тебя… Злился на себя… Потому что не знал, как тебя уберечь. Хвала Озарилу, что ты сейчас здесь со мной, а не в том аду. И я… я верю в прощение для каждого. И для Цербера тоже.

На сей раз Плутон, скупой на ласку, говорил с братом с небывалой теплотой и нежностью. Он был такой спокойный, умиротворённый в этот отчаянный безнадёжный миг, он как скала средь бушующего океана, и слова его вопреки обстоятельствам вселяли в душу бодрость и надежду. Он и есть истинное Солнце.

Сашка немного успокоился. Всхлипывая, посапывая носом, он смущёно отвёл глаза от брата, и в молчании они продолжили свою дорогу. Их ночная прогулка осталась для всех незамеченной – прочие безмятежно спали на полянке, ещё не ведая, какая ужасная скорбная весть ждёт их с пробуждением. Уже чувствовалось приближение утра, однако Плутон шёпотом обратился к брату:

– Давай пока не будем их будить. Пусть набираются сил. Да и ты приляг, немного отдохни. Ещё есть время…

Сашка, вняв совету брата, измождено устроился в дальнем уголке их «лагеря». Конечно, о сне нечего было и думать. Внутри всё трепыхалось, в ушах не смолкал гул. Свернувшись калачиком, Сашка достал из-за пазухи цепочку с ключиком Озарила – туда же он в последние дни повесил рубиновое кольцо – братский дар Цербера, чтоб не потерять его во время всех этих сражений и блужданий по Лесу. Стальной ободок кольца с кровавым зёрнышком хладно поблёскивал в сумраке на Сашкиной ладони. Итак, значит «Брат – брату»? А в очередном сражении им, возможно, опять придётся скрестить мечи, и нет от этого никакого спасу… «Ну, и как мы с тобой до этого докатились? И что нам теперь делать? .. » – вопрошал Сашка, бережно держа в руке подарок друга. Он уже давно привык вести эти нескончаемые внутренние диалоги с Цербером – делился с ним всеми новостями, перешучивался, спорил и докладывал обо всех своих переживаниях. Сашка догадывался, что и голове друга творится такой же хаос, и он также мысленно через расстояние пытается обратиться к нему. Бред. Наверно Плутон прав – их дружба больше напоминает безумную одержимость. Все признаки тяжёлого заболевания – от их общения поднимается температура, бросает в жар, и бьёт озноб. Так жадно, упоёно, самозабвенно, кидаясь друг на друга как изголодавшиеся дикие звери, как изнывают жаждущие души в пустыне – так обычно дружат только самые невинные, наивные и глупенькие дети, ещё не вкусившие познания добра и зла. Их совершено не смущают косые взгляды, двусмысленные намёки и похабные шутки – они ещё не понимают этого. Но Сашка с Цербером уже сполна вкусили познание, особенно познание зла, поэтому им постоянно приходиться натыкаться на нескончаемые острые углы в их отношениях. Конечно, брат прав – у Сашки всегда были не друзья, а собутыльники – откуда ж тогда возьмётся умение правильно дружить? У Цербера же был лишь трагичный опыт дружбы с Якобом, который он поспешил предать забвению. Единственной, самой трепетной привязанностью Кукловода была Ксения. А после неё он погрузился в море жёсткого разврата и диких бесчеловечных изуверств. Немудрено, что он тоже не имеет понятия, как по нормальному строятся отношения с людьми. Его дружба, привязанность к Сашке балансирует между самой трогательной нежностью и грубейшей пошлостью. А во дни его нервных срывов всё так и грозит закончиться поножовщиной. Едва проявив к другу хоть каплю тепла и доброты, Кукловод тут же старается всё густо замазать какой-нибудь пошлятиной и оскорблениями, изо всех сил пытается задеть, обидеть, смутить, напугать, ранить Сашку, лишь бы тот не успел заметить, как и сам Цербер в этот миг взволнован, встревожен, смущён. Ранимый истеричный Мастер и сам зачастую бывает напуган и озадачен теми добрыми чувствами, что рождаются в его огрубевшей душе. Такие сложности в отношениях у Саши бывали только с братом, да и те были не столь запутанны и болезненны. И им совсем нельзя быть честными друг с другом до конца. Ведь если говорить искренне – то более всего на свете Сашка с Цербером хотят попросту сбежать на пару подальше ото всех этих войн.

Отчаянье захлестнуло Сашку, опять к горлу подступил ком. Ведь вся эта безжалостная шайка Левиафана безо всякого сомнения убьёт Цербера, когда ему будет больше нечего им дать. А самое противное, что он воспримет это совершенно равнодушно, безропотно, считая, что платит по заслугам за свои грехи. Но это ведь несправедливо! Кто может его переубедить? Кто спасёт Кукловода?.. Невесомый ключик Озарила тихонько музыкально звякнул, задев о кольцо Цербера, в дрожащей Сашкиной руке. Озарил. Только Он. Уткнувшись в землю лицом, обильно орошая её слезами, Саша отчаянно, иступлёно зашептал:

– Озарил! Озарил, ну где же Ты?.. Почему Ты не спешишь к нам на помощь?.. Но я всё равно буду Тебе доверять, я буду вслепую шагать по вере, как Ты меня учил. Пусть всё свершится, как Тебе угодно в свои сроки… А я смирённо молю Тебя лишь об одном – спаси, спаси Цербера! Ведь это под силу только Тебе!.. Сделай хоть что-нибудь, пожалуйста. А если хочешь – возьми мою жизнь в уплату за него. Я понимаю, эта жалкая жертва с моей стороны, ведь жизнь моя безобразно непутёвая и бесполезная, но это единственное, что я могу Тебе дать. Ведь я всё равно не хочу жить долго, вопреки всем пугающим предвещаниям Беатриче… Если это требуется – казни меня вместо него. Ведь Ты единственный, Кто также как и я знает, что Цербер и вправду хороший…

Произнеся это, Саша слегка притих, успокоился и пролежал всё оставшееся время до утра почти без движения. Однажды ведь наступает такой миг, когда умирает последняя надежда, а с ней потихоньку отступают и все переживания, и всякий страх и боль. Теперь уже всё равно. Лишь бы стиснув зубы, дотянуть эту лямку до конца.    

И вот пришло утро. Утро без надежды, без солнечного света, утро возвещающее конец прежнего мира. Вместо рассвета небо освещал грозный огненный круг, что возжёг Левиафан своей колдовской властью. Отсветы этого небесного пожарища полыхающего над Полисом виднелись даже здесь в Лилейном Лесу. Когда все пробудились, братья Горские поведали мрачную повесть ночных событий. Посеревший лик Плутона был скован отчаяньем, словно смертной маской, когда он окончил свой рассказ.

– Всё кончено. – подвёл он горький итог. – И Озарил не пришёл…

– Ты рано поддался отчаянью. – возразила Мегетавеель. – Осталось ещё немного. Он уже при дверях…

– Но мы не можем больше ждать ни единого мига! – сокрушённо воскликнул Плутон. – Весь Полис охвачен безумием. Вскоре Левиафан осквернит всю Страну Выброшенных Вещей – и Море, и Лилейный Лес, и даже на Авалон он не побоится простереть свою жадную лапу. Непокорные погибнут в страшных муках, а прочие, прельстившись, смирённо покорятся его власти. Неужели мы будет спокойно взирать на то, как разрастается его проклятый Сад? Если так и дальше пойдёт, то к приходу Озарила кругом останутся лишь рабы Левиафана и царство хаоса.

– И что же ты предлагаешь? – настороженно вопросил Ясэн, внимательно глядя на парня. Он уже не раз убеждался, что опасные идеи Плутона зачастую граничат с полнейшим безрассудством – так что с ним надо держать ухо востро.

После некоторого молчания, словно собираясь с духом, Плутон снова заговорил. Пару раз он переменился в лице, даже покраснел и быстро, будто боясь, что его кто-то прервет, затараторил:

– Мы все вооружимся, как и предупреждал нас Озарил, и встанем на оборону, не позволяя Левиафану губить и порабощать свободных детей Страны Выброшенных Вещей. Я верю, что Озарил и вправду уже близок, и вот-вот Он явится. Мы начнём сражение, которое сможет завершить только Он…

Мегетавеель удовлетворённо улыбнулась, а Ясэн облегчённо вздохнул. План Плутона пока что во всём их устраивал – именно это и надлежало сделать сейчас. Но, похоже, юноша ещё не всё сказал. Яро сверкнув своими тёмными очами, Плутон неожиданно продолжил:

– Я выполню обет, что я дал моему Господину, и постараюсь не подвергнуть вас опасности. Озарил говорил, что каждому из нас придётся с оружием в руках отстоять свою веру, и всё же я хочу уберечь вас от гибели. Своей же жизнью я вправе распорядиться, как мне будет угодно. И я… я вызову на бой Левиафана, дабы сразиться с ним один на один.

После слов Плутона над поляной нависла изумлённая, обречённая тишина. Никто не мог поверить, что он говорит всерьёз.

– Ты обезумел?! – вплеснув руками, воскликнула Мегетавеель.

– Послушайте меня! – едва ли не с мольбой возопил юноша. – Таким образом, мы можем хотя бы оттянуть время, покуда не явится Озарил. Не могу же я сидеть, сложа руки. Я Его Глашатай и Войсководитель. Я должен принять решение…

Сашка от удивления аж присвистнул и, положив слегка дрогнувшую руку на плечо брату, тихонько промолвил:

– Эй, да брось ты это. Без приколов. Я ведь не хочу тебя потерять…

Плутон с благодарностью поглядел в глаза брата и тепло улыбнулся. Похоже, братья Горские наконец-то помирились и научились ладить друг с другом. Жаль только, что произошло это лишь накануне безнадёжной битвы, в которой у них так мало шансов выжить…

– Знай своё место, Плутон. – строго осадил его Ясэн. – Такой поединок тебе не под силу.

– Конечно. Это ведь тебе не игрушки. – ворчливо вмешалась Навсикая. – Тебе и Меченосного один на один не одолеть.

– Ты же его одолела. – обиженно отозвался тот. – А я чем хуже?

– Я его не одолела. А всего лишь слегка ранила. – неожиданно скромно уточнила девочка.

– Но, сын мой, опомнись – и Солнце знает свой запад. – попыталась вразумить его Мегетавеель.

– А Плутону нет препоны! – совершенно не к месту хохотнул Сашка и тут же осёкся – в общем-то, сейчас было не лучшее время для шуток.

– Да поймите же вы, наконец! – отчаянно возопил Плутон. – Если их не остановить прямо сейчас – они завтра же изведут всех нас под корень, и Озарил, придя, найдёт лишь мертвецов. На меня возложена ответственность за всех вас и у меня нет права медлить. Озарил спросит с меня. Моё бездействие, страх и леность могут привести нас всех к катастрофе! Я верю, что такова воля Озарила. Тем более что я не подвергаю излишней опасности никого из вас. А своей жизнью я могу спокойно пожертвовать – таков мой долг. И если меня всё же постигнет неудача – ведь своей силой мне точно ни за что не победить – вы в таком случае хотя бы выиграете время и успеете отступить к Лесу. Но я верю, что Озарил явится за миг до конца, предупреждая наше отчаянье и спасая от, казалось бы, неминуемой гибели.

Он, наконец, умолк, а прочим даже не нашлось, что ему возразить. В какой-то степени всё, что он говорит, является неоспоримой истинной. Ох, и не понравилось же всё это Сашке. Брат всегда хотел погибнуть красиво, защищая их, но это же полное безумие! Все понимали, что Плутону ни за что не одолеть Левиафана. Они могли надеяться лишь на чудо – что Озарил явится прежде, чем случится непоправимое. Ясэн тем временем отозвал Плутона в сторону и некоторое время тихонько с ним побеседовал. Саша бы многое отдал, лишь бы узнать какими словами увещевает и наставляет его брата их добрый Друг и Помощник. Когда они вернулись к остальным, лик Плутона прояснился и даже Ясэн, держа длань на плече юноши, умиротворённо улыбался – так что у Сашки возникла надежда, что брат всё же образумился. Но как оказалось, его надежда была тщетной.

– Да будет так, как решил Глашатай Озарила. – изрёк Ясэн, внимательно взирая на Плутона. – Я благословляю его решение. Надеюсь, мы, наконец, друг друга поняли. Твоя отвага достойная похвалы, однако, учти – это ещё может обернуться лихом. Порою лучше смириться... Но так и быть – я дарую тебе силу Озарила, что жарче пламени огня и сокрушительнее всех волн морских. И да осенит тебя милость нашего Отца. – и, переведя взор на стоящую рядом Мегетавеель, он обратился к верной пастушке Озарилова стада. – Ополчись же, Дщерь полчищ. Пришёл твой час. Дети выступают на бой, пусть покров твоих молитв и верность твоего сердца обережёт их от горькой гибели. Мужайся.

Плутон тем временем сосредоточенно облачился в своё воинское снаряжение. На миг его лицо потревожила некая скорбная тень, словно сердце его сковало дурное предчувствие, но он быстро взял себя в руки и постарался ободриться. Вопреки всем предвещаниям и недобрым мыслям Глашатай Озарила должен был оставаться невозмутим. «Но взял он меч, и взял он щит, высоких полон дум».

Вооружившись и изготовившись к бою, Плутон обратился ко всей их до смешного маленькой рати:

– Внимайте мне, о вольные дети Озарила! Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечёмся в оружия света. Мы все ныне выступаем в бой. Будьте мужественны, но мой вам строжайший наказ – не лезьте на рожон! Я зап-ре-ща-ю! – по слогам произнёс он. – Слышите? Я запрещаю вам безрассудно рисковать собой! Чтобы ни случилось со мной, не вмешивайтесь. Ваши жизни драгоценны в очах Озарила, и Он не для того пожертвовал Своею жизнью за вас, чтобы вы её отдавали ни за что. Особенно это тебя, рыжая, касается! Поняла? – и он довольно грубо погрозил Навсикае кулаком.

Та, как ни в чём не бывало, невинно захлопала своими фиолетовыми глазищами, будто бы не понимая, о чём вообще идёт речь. Подойдя к брату, Саша печально обратился к нему:

– Вот ты тут так красиво сказанул, мол «день приблизился»… А, по-моему, так совсем наоборот. Кругом лишь тьма, тьма и снова тьма…

– Так оно и должно быть. – с лучезарной улыбкой ответствовал Плутон. – Ты забыл? Предрассветный – он ведь самый тёмный и холодный час.

– И всё-таки ты для меня загадка. – с печальной усмешкой молвил Сашка. – Ты безумец. И отчаянный храбрец. Я и вправду тобой восхищаюсь. Ведь я в отличие от тебя самый настоящий трус…

– Знаешь, братишка, я так думаю, что смелый человек это вовсе не тот, кто за всю свою жизнь не испытывал страха. – задумчиво произнёс он. – Напротив, смелый – это тот, кто вопреки отчаянью наступает на свой страх и побеждает его. Храбрость – это не дар свыше, это, прежде всего решение. Смелость творит добро и воюет во имя справедливости, даже вопреки своему страху, вопреки логике и мнению окружающего мира. Надо лишь принять решение наступать на свой страх и победить его. Храбрыми ведь не рождаются, ими становятся.

– Это ты к тому, что, мол, я тоже ещё смогу, стать смелым воином? – невесело рассмеялся Сашка.

– Лично я считаю, что ты уже стал достаточно смелым человеком. – неожиданно ободрил его брат. – Нужна недюжая смелость, чтобы не отступить от своей веры в сей тёмный час. А в тебе я теперь не вижу и тени сомнения. Стоит заметить, ты вообще порядком изменился за последнее время. Так что для тебя ещё не всё потеряно.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.