«В Стране Выброшенных Вещей» 42 страница

Не в силах более терпеть этот неподъёмный груз своих спутанных мыслей, Саша помчался, сам не понимая куда, сквозь людей, прочь из Полиса за город. Ноги сами несли его, хоть путь был и не близкий, но знакомый до боли. Он столько раз миновал его прежде, проносясь по этой пыльной дороге верхом на стальном коне. Саше было мучительно необходимо побыть одному, после всех этих дней суеты во время весёлой и шумной стройки. Ему надо побыть наедине с собой… и Цербером. Это посеянное в его сердце семечко – осколок Церберовой души, как тот осколок в сердце и глазах мальчика-Кая, – прорастает, цветёт и мучит, опаляя и терзая его собственную душу – от этого становится невообразимо больно, но оно того стоит. Однажды это семя даст прекрасные плоды, благодаря этому, Цербер словно до сих пор жив и продолжает творить, смеяться через Сашкины руки и уста.

Ноги сами вывели Сашку к месту, где совсем недавно возвышался нелепый трогательный домик Кукловода. Но теперь здесь были одни обугленные руины. Саша пришёл на пепелище. Цербер исполнил своё слово. Пред уходом на войну, перед своим окончательным уходом он поджёг свой дом, уничтожая все мосты, все пути к отступлению. Спотыкаясь, Сашка в полном сокрушении брёл по развалинам среди россыпей обгоревших и почернелых камней, что гулко перекатывались под его ногами. Груды бесформенных обломков, хруст стекла… Вот и всё. Словно никогда и не было ни Мастера, ни его кукол. Книги, странные приборы, страстно любимое им оружие, коллекция мечей и сабель, алхимические агрегаты, высасывающие кровь, проклятые фолианты с запретными знаниями, рубиновые кладовые, погреба и все его шедевры, всё, во что он вкладывал свою душу – всё уничтожено, всё обратилось прахом. А Эрика? Что же она? Тоже сгорела вместе с его сокровищами, превратившись в горстку пепла?..

Глаза Сашки рыскали в надежде найти хоть что-то, хоть какой-нибудь уцелевший кусочек, осколок рухнувшего мира Цербера. Оступаясь на каждом шагу, он словно в забытье медленно бродил средь этого погоста. Цербер решил не оставлять ничего после себя, ушёл как древние герои из саг, вместе с которыми сжигали всё их имущество, всё дорогое их сердцу, всё что могло пригодиться в иных мирах, а последней в погребальный костёр с рыданиями кидалась верная жена.

И тут внезапно средь серых грязных обломков Саша заметил нечто белеющее, пронзительно яркое. Подбежал и с горечью узрел распростёртое на камнях тело Эрики. Огонь словно и не коснулся её, она осталась незапятнанной – белоликая как луна, с гладкими тщательно уложенными волосами, в своём ярком кимоно с искусно повязанным поясом, который мог так повязать только её возлюбленный Мастер. Нежная улыбка алела на её губах, и казалось, она попросту спит, ожидая, когда вернувшийся Мастер поцелуем пробудит её для новой жизни. Саша бессильно опустился рядом с ней на колени, прикрыв ладонью глаза. Вот всё что уцелело, всё что осталось. Все куклы Цербера, сотворённые из пластика, фарфора и стекла, погибли вместе с ним – лишённые его воли, с его смертью они обратились пустыми обломками. Но те, что были плотяными, живыми – они освободились от колдовских чар и самое радостное – хвала Озарилу! – они не помнят, что было прежде, они не помнят зла, словно они дети самого первого Сада, ещё не познавшие, не вкусившие зла. Сашке опять сделалось худо и так стало больно внутри, будто он и сам сейчас рассыплется в прах и останется тут, обратившись грудой обломков, как одна из кукол Мастера.

Но некое неожиданное шевеление средь этого мёртвого запустение заставило его поднять голову. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть и невольно отпрянуть в сторону. Эрика, лежащая всё это время как мёртвая, вдруг слабо вздохнула и приоткрыла веки, обратив взор на юношу. Лишённый дара речи, он был бессилен встать – ноги затекли, и тело перестало слушаться. Саша смотрел во все глаза, силясь понять, что происходит, а Эрика тем временем медленно поднялась на ноги, смахнув с лика павшие лентой локоны. У Сашки в голове не укладывалось, как такое может быть возможным. Ведь Эрика, как и прочие куклы, сотворённые Мастером, давно уже должна была обратиться прахом, но она не только уцелела на пожаре, но и продолжала самостоятельное существование, уже без воли Мастера – сама собою, вопреки законам тёмного колдовства используемого Кукловодом в прошлом. Она двигалась неспешно, будто с трудом владея своим телом, озиралась по сторонам, но была так же безмятежно, царственно спокойна, как и в былые времена. С трудом Саша поднялся на ноги, продолжая безмолвно взирать на неё, не находя слов. По какой неведомой благодати Эрика – одна из сотен могла обрести свою собственную волю? Тем временем Эрика, слегка пошатываясь, пошла куда-то неверным шагом через развалины. Только теперь она разомкнула уста, но, не обращаясь к Сашке, как он надеялся – его-то она как раз будто бы и не замечала. Неожиданно хрупкая девочка-кукла запела ломким, чуть сорванным голосом – прекрасным, низковатым и кого-то напоминающим своей чарующей мелодий и надрывной глубиной. Она шла вперёд, разводя перед собой руками, словно отгоняя незримые Сашке тени, и слагала на ходу эту песнь о нарциссе, цветущем у озёрных вод. В её песни оживали белые лепестки его ланит, нежные и горькие уста лучшего из юношей. Она вела с ним диалог, и он словно отвечал ей…

– Эрика, куда ты? – осмелился всё же обратиться к ней Саша.

– Я ищу Мастера. – ответила она, не оборачиваясь.

– Но, Эрика… – замялся Саша смущённо. – Он же… Его нет. И я не понимаю, как ты продолжаешь жить, двигаться, дышать? Это же невозможно. Неужели в тебе уцелела часть его души? Но я же своими глазами видел, как он…как он умер. – с трудом договорил Саша.

Эрика вдруг обернулась и странно воззрела на Сашу, так что он отчего-то смутился.

– Вы заблуждаетесь, Господин. – с улыбкой молвила она. – Мастер не может умереть. Он зовёт меня, и я слышу его голос. Туда и лежит мой путь. У Мастера так много души. Её хватило на всех нас. И вам и Эрике.

Она также легко, будто не касаясь земли, подошла к Саше, заглянув в глубину его глаз, ослепляя огнём своих переливчатых зрачков. Её длани неожиданно и так знакомо коснулись его ланит, она приблизилась и, глядя в его глаза, коснулась устами его уст. Невесомое прикосновение, почти не ощутимое словно открыло ему некую тайну, и он сам сделался сопричастником того, что ведала только Эрика. Конечно, Мастер не мог умереть. Оставив его, она резко отвернулась и зашагала прочь, уже не оглядываясь. Куда приведут её эти безумные поиски?..

Окинув взором пустырь за руинами домика Цербера, Саша узрел, как зелёная поросль пробежала по расколотым камням, укутав их своим душистым покровом, сквозь который пробивались маленькие бутоны нарциссов. Они вернулись, нарциссы снова будут царствовать в долине рождения Мастера. Сквозь каменный курган, видневшийся вдали, яростно пробивался сладкозвончатый ручей. Мёртвое озеро, в котором Мастер обрёл свою маленькую святую, тоже оживёт. Следы его пребывания в Стране Выброшенных Вещей никогда не сотрутся…

Сашка словно в полусне возвращался в Полис, нужно было поспешить, чтоб успеть к началу празднества. Все жители Страны засветили огни у своих домов, всюду перемигивались цветные фонарики, горели свечи в руках – и шумные стайки куколок, зверюшек и малявок толпами стягивались к новому Дому Озарила. Этим вечером он сверкал во свете их огней, как драгоценная шкатулка – это было неописуемо красиво. Сашка подоспел к самому началу. Вспомнил, что он так и не переоделся к празднику, а ведь прежде его постоянно тянуло прифрантиться… Да и сегодня он, в общем-то, тоже планировал надеть праздничный фрак по такому случаю, но теперь вконец замотался, да и настроение было таким, что стало совсем не до нарядов. Так что он стоял в своих уже привычных рабочих одеждах. Последнее время он всегда носил эти рубахи – разного фасона и кроя, но неизменно чёрные, перехваченные кроваво-красным галстуком, который нисколько не оживлял его одежд, но напротив лишь подчёркивал их траурную черноту.

Незаметно сзади к Сашке подошла Беатриче и вложила свою нежную ручку в его ладонь. После войны он предательски мало уделял ей времени и вовсе не потому, что не хотел, просто не мог пересилить себя – так горько было у него на душе. Он не смел, делиться с ней этим бременем, нужно было самому, стиснув зубы, перетерпеть эту боль. Он отчаянно с головой окунулся в работу, будто погрузился в запой, чтоб забыться и ни о чём не думать. Теперь, когда его труд был позади, надо было вновь втягиваться в привычный ритм жизни, привыкать к обычным пёстрым как калейдоскоп будням Страны Выброшенных Вещей.

Но то, что в сей миг происходило вокруг, вскоре заставило Сашку позабыть о себе и обо всех своих былых горестях. Их всеблагой и прекрасный Царь Озарил короновал Свою алоокую Невесту – Мегетавеель. Она прежде – грешная и слабая, теперь словно тоже умерев, воскресла в силе, славе и красоте своего Господина. Прекрасная Мегетавеель – озарённая Жена, облечённая в солнце, с лилейным нимбом на волосах посеребрённых дюжиной огневых светил. Лазурный покров на её хрупких плечах, что казалось, мог сокрыть под собой всех её детей, был заткан сверкающими звёздами – словно Сам Озарил сорвал их для неё и нанизал на её одежды. Он Сам был неописуемо прекрасен – и дело не в Его одеянии, хоть оно и было великолепно, словно соткано из святейшего непорочнейшего света нездешних светил. Озарил Сам Собою источал сияние – таким был Его солнценосный лик и длани полные света, и нежная улыбка – в ней источник, утоляющий жажду их сердец. Единственная Истина – это Он. Любовь по Имени Озарил.

Так и слава Мегетавеель была сокрыта не во внешнем великолепии, но таилась внутри и озаряла её как светоч из глубины гранёного алмаза. Блистание её лика и зарница очей пылали ярче испещрённых шитых золотом одежд. Теперь былая пастушка Мегетавеель, под руки ведомая ликующими детьми к своему Царю, была объята жарким пламенем Его Любви, окована священным льдом Его непорочности. Отныне когда она размыкала свои уста, её слова струились хвалой Озарилу – и ничего скверного она уже не могла произнести, даже слов ропота и неверия. Речи её освящённых уст обращались прекрасными цветами, подобными чистейшему жемчугу. Перламутровые бутоны цвели прямо на глазах, произрастая из её губ, и птицами воспаряли к небесам.

Озарил – единственно Желанный и Любимый её душой – короновал Мегетавеель, возложив ей на голову прекрасный венец, и, наделив её Своей властью, провозгласил её Наместницей, Соправительницей и Соучастницей вечной радости и торжества Его грядущего вечного Царства. Поднявшись по семи самоцветным ступеням цветов радуги, Он, ведя Мегетавеель под руки, заботливо усадил её на Свой беломраморный престол – с такой нежностью и трепетом, словно боясь, что она рассыплется в Его Руках. Он один так ласков и милосерд ко всем, кто принадлежит Ему, независимо от того, как порою тяжко они огорчали Его Сердце. Возлюбленные Озарилом вовеки хранимы Им в Его Длани, как драгоценный перстень – ничто не заставит Его отвернуться от них.

Их свадебный пир обернулся величайшим из всех возможных торжеств. С теплотой Озарил взирал на Своих ликующих детей, и благодатная лазурь Его сапфировых очей касалась каждого сердца, одаряя их Своим благословением. Верные сыновья Озарила были поставлены князьями Его Страны, став опорой и поддержкой Королевы Мегетавеель.

Вокруг как ленты серпантина развернулся праздничный хоровод – они соединённые Жертвой Озарила слились в танце, как бестелесные ангелы, кружась в ликовании и преклоняясь с почтением и любовью пред своим Господином, – не как рабы, но как дети самого Доброго и Великодушного Отца. В отличие от скверных балов Маргариты их танец был невесом, непринуждён – здесь всё объято светом.

Из Дома Озарила из самого сердца Страны и всего мира сам собою забил живой источник бурным потоком. Фонтан, пробившийся из пола, заполнил декоративную сапфировую чашу посреди зала, словно так и было запланировано – словно Цербер каким-то волшебным образом это предвидел и специально всё так спроектировал. Эти свежие сладкие воды утоляли всякую жажду, целили душу и врачевали плоть от всех болезней.

Дети обновлённого мира – они все, как танцующие цветы не могли сдержать слёз радости. Отныне их Страна стала Страной Невыброшенных Вещей. Озарил дал им всем вторую жизнь, они отныне не забыты, не выброшены, не потеряны, взысканы Своим Царём – возлюблены, многоценны в Его очах. Отныне все потерянные вещи обрели своего Хозяина. Страна стала мастерской Озарила, где Он собрал всех выброшенных и отвергнутых, уврачевал рваные и искалеченные души этих поломанных игрушек и с нежностью сотворил из них нечто новое, превосходнейшее. Впрочем, Саша ощутил, что это ещё не конец, не то вечное Царство, о котором Он говорил им. Они стоят лишь в преддверии Великого Начала, и самое главное они обретут не здесь, но где-то впереди.

В общей суете Саша попытался отыскать брата. Плутон за последнее время несколько ожил, снова обрёл человеческий вид – прорисовались опалённые брови, волосы потихоньку отрасли, как первая зелень по весне. И хотя видок у него был ещё несколько больной и измученный, он улыбался через силу, пел свои гимны. Так же как и Сашка, он тяжело беспробудно трудился на стройке, чтоб заглушить болезненные воспоминания и унять горькие угрызения совести. Это Солнце светит из последних сил.

Когда Саша отыскал брата, тот сидел во дворике в стороне ото всех и чертил что-то палочкой на земле – с виду такой беззащитный, странно потерянный, как бесприютная планета, заблудившаяся во мраке чужих галактик. Приблизившись, Саша рассмотрел, что он рисует солнце – странно, по-георгиевски – круг в круге, окаймлённый палочками корявых лучей, а в центре узор на манер кельтских орнаментов. Не отрывая глаз от своего художества и не поднимая головы, он промолвил с дрожащей улыбкой:

– Горе страннику застигнутому бурей, коли лишён он своего спутника во мраке…

И снова чертит на земле. Если конечно не обращать внимания на подобные странности, можно сказать, что Плутон приходит в норму и выздоравливает. Хотя Саша однозначно понял, что они с братом на пару что-то безнадёжно потеряли, и некая тайная болезнь не оставит их уже никогда. По крайней мере, покуда они не достигнут некого иного мира, где исцеляется всякая сердечная немощь и горесть.

Проходящая тем временем мимо Дафна, заметив братьев в таком странном отрешённом состоянии, так прокомментировала это с доброй усмешкой:

– Покуда дело не дошло до битвы наши супергеройские братья вечно наперебой буянили, не давая никому спокойно жить, а теперь вот ходят на пару заторможенные как зомби. Неужто так расстроились, что военные действия закончились? Или просто не можете придумать новую причину для драки?

Сашка с Георгием невольно рассмеялись её замечанию и, переглянувшись, присоединились к остальным. Нельзя же, в конце концов, так откровенно депрессировать на глазах всего честного народа.

Озарил, собрав вокруг Себя детей, дал им Своё благословение и добрые слова напутствия – казалось, Он отправлялся в дальний путь, хотя ликующие жители Страны за всей этой радости, похоже, этого ещё не понимали. Обо всём догадывались только братья Горские. Уединившись с Ним, Плутон и Саша решили напрямик спросить о Его дальнейших планах.

– Мои лучшие сыновья никак не научатся Мне доверять? – с лёгким укором печально усмехнулся Озарил.

– Но… Ты уйдёшь? – взволнованно вопросил Плутон, внимательно всматриваясь в Его прекрасное лицо.

– На сей раз совсем ненадолго. – отвечал их Господин. – Скорится конец всего. Речь ведь идёт не об одной только Стране Выброшенных Вещей, но обо всём мире. На третий день Я возвращусь насовсем. Уже без пяти минут… Хоть ночь и не прошла, но близок предрассветный час Нашего нового Вечного Дня. Ведь Царство Моё не отсюда, не от этой Страны, хоть она и стала так дорога вашим сердцам. Вы думали, Я должен придти к вам и здесь по вашему разуменью установить то царство, что нарисовало ваше воображение. Но Моя воля совсем иная. Это вы должны отправиться за Мною следом, для того Я и пришёл – показать вам этот превосходнейший, неведомый вам прежде Путь, к Моему Царству. Туда Я и желаю забрать вас. Теперь вы устрашились того, что Я покину вас, но разве хоть раз это случалось? Я всегда был рядом, чаще всего вы сами не желали узреть, узнать Меня, вы покидали Меня, не ведая, как горько Мне от этого. Вы не чужие Мне, и Цена, уплаченная Мною за вас, никогда не забудется. Так могу ли Я покинуть, предать тех, кто так дорог Моему сердцу? Ваши сомнения и страхи нелепы – они лишь признак вашего неверия. Уповайте на Меня. Страна Выброшенных Вещей путь к Моему Царству. Там в Саду всех садов, придя, куда вы наконец-то прозреете и проснётесь – там Я открою вам истинное Имя Любви, да пребудете в Нём вовеки.

Озарил, склонившись к ним, обнял юношей с отцовской нежностью. Тонко прочерченный контур Его бледно-коралловых уст расцвёл в умиротворённой пресветлой улыбке, когда Он взирал на Своих спасённых от мрака детей. Он тихо и безмолвно прошёл сквозь них, минуя их торжественные хороводы – проскользнул как среброкрылая птица чрез толщу облаков, как корабль, парящий сквозь бушевание морских волн. Братья провожали Его глазами покуда, Он не скрылся в вечерних сумерках под сенью Лилейного Леса. Но на сей раз юноши хоть и были опечалены Его уходом – ведь ничто на свете не сравнится с Его присутствием, но всё же уже не боялись как прежде. Они научились доверять своему Господину – ведь Он ни разу не дал им повода усомниться в Его верности. Озарил навсегда останется с ними – Он как отец, который со стороны с радостью или печалью наблюдает за играми Своих детей и вмешивается лишь в крайнем случае, давая детям свободу выбора.

Они остались вдвоём такие озарённые, взволнованные средь всеобщего беззаботного веселья. Обратив свой взор в сторону, Саша неожиданно увидел там двух мальчиков – один радостно выбежал навстречу к другому и, обняв его за плечи, поцеловал в висок. Что-то кольнуло в сердце Сашки, неуловимо напоминая о чём-то уже бывшем.

– Что они делают? – задумчиво обратился он к брату.

– Ты это о чём? – недоуменно переспросил Плутон. – А ну, если ты имеешь в виду их приветствие – то в этом нет ничего странного или противоестественного. Это же древний обычай Страны Выброшенных Вещей – только кровные братья, встречаясь после долгой разлуки или, напротив, при прощании на длительный срок, одаривают друг друга поцелуем Озарила в висок. Это символический жест – передача благословения, словно целующий вручает ему свою душу на хранение. Так они подтверждают свои кровные узы. А ты о чём подумал? Ну, понятное дело, находясь в том – нашем с тобой родном мире, наверно было бы странновато увидеть двух парней приветствующих друг друга подобным образом, где-нибудь скажем посреди твоего института. Там бы это не так поняли. Что поделать – всякой вещи своё время и своё место. Здешние обряды и традиции не всегда приемлемы для того – другого мира, где мы родились…

– Какого «другого мира»?.. Посреди «института»?.. – заторможено не понимая, о чём говорит брат, пробормотал Сашка.

А что разве есть ещё какой-то другой мир кроме Страны Выброшенных Вещей?..

В голове всё смешалось. Перед его глазами стояла только странная сцена, происходящая посреди залитого кровью поля боя. Цербер… Брат… Прощаясь… Прикрыв лицо ладонью, Саша с трудом слышал доносящийся издали голос Плутона. А он-то – дурак ведь ничего не понимал до сих пор…

Сашка даже не заметил, как Плутон покинул его, а через какое-то время его окликнул совсем иной голос. Обернувшись, Саша увидел идущего ему навстречу мальчика с чёрными, отливающими фиолетовым волосами. Клетчатая рубашка сине-красных тонов, узенькие кожаные брючки, чёлка наискось, закрывающая почти пол-лица – он вроде бы не видел его прежде, и то же время в его облике мелькнуло нечто знакомое.

– Мир тебе, Тристан! – радостно поприветствовал тот Сашку, подойдя ближе. – Ты, похоже, меня не узнаёшь. Я так рад, что мы сретились после всех этих бурь. Горькой была последняя наша встреча. Я так заблуждался, зато ты и твой брат оказались правы.

Саша всмотрелся в его лик и невольно ахнул. Наконец-то он признал в нём грустного мальчика, сбежавшего из кошмарного балагана Джокера. Он не только уцелел в это страшное время, но и странно преобразился. Он, безусловно, был красивым и прежде, но в той его прежней красоте было нечто вымученное, больное, словно сама она ему в тягость. Теперь же черты его лица очистились, озарились, ушло всё лишнее – исчезла нервная женственность и натянутая слащавость. Но самое удивительное – куда-то бесследно пропало страшное клеймо Коллекционера, бывшее на его челе. Что-то особое виделось теперь в его лике – то, что указывало на его встречу Озарилом. Саша радостно улыбнулся ему и хотел поприветствовать, но запнулся, не зная как назвать его теперь.

– Нам следует заново познакомиться. – словно читая его мысли, промолвил мальчик. – Я вернул своё истинное имя, свою память и то прошлое, что было до балагана, а также обрёл и будущее. Имя мне Рэй. Ты можешь видеть, что клеймо проклятого Коллекционера стёрто с моего чела – так же и исцелена моя душа. Да, всё это Озарил. Ты и сам ведаешь Его силу. Мне дана новая жизнь. И я отыскал её – мою сестрёнку. Клэм! – позвал он кого-то через плечо. – Только взгляни, кого я нашёл!

Из вечерних сумерек вынырнула хрупкая девочка с ясным личиком в чёрно-белом наряде с пышной многослойной юбочкой. Красный галстук-бабочка был в тон её башмачкам, ресницы наверно с целый палец длинной обрамляли огромные глаза, напоминающие переливчатых порхающих бабочек, волосы на правом виске были узорно выбрит – и вся эта странноватая внешность удивительно сочетала в себе нечто строгое и сдержанное от монахини и в тоже время лучезарно безмятежное от хиппи. Но самым поразительным были её лазурно-голубые волосы, стелящиеся чуть ли не до земли – они источали бледное лунное сияние, озаряя собою полумрак.

– Знакомься это моя сестра – Клементина. – представил её Рэй. – Она уже давно мечтает с тобой познакомиться.

– Да? – удивился Саша. – С чего бы вдруг? Не такая я уж важная птица.

– Ну, птица – не птица, но о тебе говорят от одного края Страны до другого. – усмехнулся Рэй к вящему удивлению Сашки.

– Я ведь столько доброго слышали о Вас. – обратилась к нему девочка чистым лучистым голосом, струящимся легко как музыка – переливчато и радужно. – О Вас и Вашем брате Плутоне действительно знают все в Стране Выброшенных Вещей – ведь вы возглавили ополчение последней славной битвы и совершили множество великих подвигов. Тем более Вы, сэр Тристан, всем известный Мастер построивший сей славный Дом во славу Озарила.

– Боюсь, людская молва как всегда всё преувеличивает. – с печальной усмешкой вздохнул Саша. – Что-то не особо мне припоминаются какие-то там «подвиги» в связи с минувшей битвой. Яснее я помню наши катастрофические ошибки и не менее ужасающие потери. А что касается этого Дома, так я ведь не один над ним трудился. Тем более не я автор этого сказочного проекта. Я скорее был подмастерьем, учеником великого Зодчего и всего лишь шёл по его следам. Я не больше чем обычный ремесленник. И ещё не постиг истинного высшего Мастерства.

– Всех по-настоящему великих людей всегда отличает скромность. – с улыбкой заметила Клементина. – Я же почту за честь, если Вы примете нашу с братом дружбу. Ведь если бы не ваша помощь тогда, боюсь мой брат никогда не смог бы покинуть того кошмарного места, в котором он оказался пленником.

– Для меня драгоценна ваша дружба. – отвечал Саша. – Так что это скорее вы оказываете мне честь.

Клементина возложила ему на голову венок из душистых цветов и трав и они вместе с Рэем, взяв за его руки, со смехом потянули Сашку в среду танцующих. Он смирённо подчинился такому настойчивому приглашению, хотя ему и казалось, что в этот час ему не до веселья. Однако закружившись в этом хороводе, Саша невольно слился с их живым потоком, позабыв все свои горести. Как легко, как светло от их единства – они невесомые словно парят в неком безвоздушном пространстве у самого порога вечности. Как же это было не похоже на мучительные, пожирающие душу круговороты адских плясок на балах Маргариты. Если бы Сашка тогда ведал, в чём Истина… Они кружились, охваченные сиянием неведомого света, покуда он не ослепил глаза, отрывая их от земли. Казалось, Саша почти достиг… Он, словно оказался у самого порога… Но нет. Ему ещё рано. Вернулся, будто проснувшись ото сна. Оглядевшись кругом, Саша увидел, что уже глубокая ночь, и все уставшие, но счастливые жители Страны потихоньку расходятся по домам. Правда самые безалаберные из малявок уже устроились на ночлег прямо посреди полянки у Дома Озарила. Саша измотанный, не чувствуя своего тела от всей этой вдруг навалившейся усталости, брёл сквозь толпу, слабыми кивками головы отвечая на приветствия, на чьи-то вопросы. Наконец-то его отыскала Беатриче и, взяв за руку, повела за собой. Улыбка невольно оживила уста Саши – так было приятно снова идти за ней следом, как это было прежде. Лунное свечение, испускаемое пушистой копной её волос, озаряло их путь. Наклонившись ближе к ней, Сашка ощутил свежий как цветущий луг аромат, исходящий от этих блистающих локонов.

– Беатриче, я очень сильно тебя… – прошептал он, не договаривая до конца этой дурацкой фразы.

– Ага. – мило улыбнувшись, несколько неопределённо кивнула она.

Это нелепое «ага» в ответ на его самые глубочайшие чувства прозвучало слегка странновато, но очень трогательно, вполне в духе их безумной Страны.

«Ага…» – повторил про себя Сашка с рассеянной улыбкой и, запрокинув голову, поглядел вверх на перемигивающиеся гирлянды звёзд. Когда они приблизились к домику Инфанты, Саша, окинув его взором, неожиданно отметил про себя, что это чудаковатое строение в своём основание едва уловимо напоминает Дворец Творчества, который он посещал в детстве. Что ж, это в какой-то степени объясняет те странные чувства, что рождались у Сашки во время его пребывания там, да и вся эта сумасшедшая атмосфера вполне соответствовала его детским воспоминаниям. Беатриче – прекрасная принцесса, живущая в настоящем Дворце самого настоящего Творчества. Здесь как обычно царили суета и хаос, усилиями пёстрых малявок и ползучек всё было вверх дном. Но для Сашки это и есть самый истинный единственный Дом, роднее которого быть не может. Как никогда спокойный и умиротворённый он уснул, и тревожные сны, что терзали его последнее время, на сей раз отступили от него.

В последующие дни, когда уже не нужно было производить никаких работ при Доме Озарила, Сашка вдоволь успел отдохнуть и набрался новых сил. Он боялся, что теперь останется не у дел и вскоре заскучает, однако к счастью он ошибся. Эта

странная тяга ко всем возможным видам творчества, зародившаяся во время стройки, не оставляла Сашку, и он продолжал день за днём постигать новые ремёсла и совершенствовать свои знания и умения. Оказалось он может быть для многих полезен, и его прежний страх быть не у дел быстро отступил за работой. Помимо ручного труда он ощутил непреодолимую тягу к музыке. Его старая выброшенная и заново взысканная, словно умершая и воскресшая – скрипка теперь стала его неразлучной спутницей. Теперь не верилось, что когда-то прежде он мог так малодушно предать музыку. А однажды увидев оставленную на столе свирель Плутона, Саша потихоньку взял её в руки и, опасливо озираясь по сторонам, попробовал извлечь из неё хоть какой-нибудь звуки. Однако как он ни пыжился, у него ничего не вышло, кроме какого-то жалкого сипения. Неожиданно появившийся Плутон скептически поглядел на брата и заливисто рассмеялся:

– И что это за хрипение пятидесятилетнего астматика после похмелья?

– У тебя дудка бракованная. – слегка обиженно откликнулся Саша. – Не играет ни шиша…

– Сам ты бракованный. – насмешливо фыркнул тот. – Тебе дыхалку просто надо развивать. Вообще уже все лёгкие себе прокурил. Ты дуешь как пятилетний карапуз на одуванчик. Тут просто нужна сноровка и опыт. Давай-ка я тебе разъясню.

В итоге они весь день провозились за этим занятием, хотя почти никакого успеха не достигли. Из Георгия учитель, как из Беатриче танк… Но вообще-то было весело. Так что они решили и дальше не оставлять эти занятия. Никогда прежде братьям не было вместе так легко, их общение наконец-то стало на диво непринуждённым, доверительным и радостным.

Когда свечерело, Саша отправился прогулять с Беатриче, Рэем и его сестрой. Конечно, Рэй не смог бы заменить Цербера, как и Клементина – Навсикаю, но их появление оказалось крайне кстати, они очень быстро стали своими родными, будто Сашка знал их с первых дней своего пребывания в Стране. В Рэе была некая изысканная нервность – не та болезненная напряжённость, что была последствием пребывания в балагане – а нечто совсем иное, видимо врождённое. Впрочем, это нисколько не напрягало, напротив, смотрелось крайне забавно, даже симпатично. И Саша не мог всякий не вздрагивать от его изящной чрезмерной жестикуляции, что неизбежно напоминала ему совсем другого человека. Это уже стало какой-то болезнью, манией – всюду искать нечёткие следы, смутные тени, что были слабыми отголосками его пребывания в Стране. Уж слишком многое и многие, так или иначе, напоминали Сашке о Цербере. Но Рэй в отличие от остальных стал очень дорог и близок ему, уже не как очередная тень, но и сам по себе, как по-настоящему хороший друг. Все последние следы его горького прошлого вскоре изгладились, и милостью Озарила исцелились скорбные раны на его душе. Рэй – такой подвижный и грациозный на пару со своей гибкой утончённой сестрой составлял изумительный дуэт. Гуляя под руку друг с другом, они – тоже не чуждые музыке, чуть слышно напевали песенки своего лучезарного детства. Их присутствие наполняло душу Сашки удивительным миром и покоем, словно он находился в кругу своей настоящей семьи. Повсюду его сопровождала Беатриче, и хоть они почти не разговаривали друг с другом, но всегда шли, держа друг друга за руку, – это уже было как нечто само собой разумеющимся. Теперь их отношения протекали на диво спокойно, без всей этой нелепой нервности, напряжённости и натянутых страстей. В конце концов, Сашка понял, что все эти мексиканские страсти, которые когда-то в прошлом ассоциировались у него с истинными чувствами, приелись ему до тошноты. Как хорошо было просто быть рядом с ней без тех прошлых истеричных попыток облапать её или поцеловать. Он научился чутко предугадывать её настроение, словно их связывает некая неведомая телепатия. Знай бы он прежде, что такое возможно – не наделал бы, наверное, множество глупейших ошибок, особенно, что касается его жизни до попадения в Страну Выброшенных Вещей.

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 414243 44 45 46 Следующая ⇒