«В Стране Выброшенных Вещей» 32 страница

– Ну, Цербер…Пожалуйста, успокойся. Не надо…

– Ой, я не могу!.. – сквозь смех простонал тот. – Опять мы с тобой стоим и обнимаемся. Нет, это конечно прикольно, но вот на людях нас бы с тобой не так поняли… Мне-то всё равно – я какими только вещами в своей жизни не занимался с тех пор, как погрузился в этот ад. Но вот твою безукоризненную репутацию мне бы не хотелось так подпортить. Твой братик нас и без того в чём-то нехорошем подозревает…

– Блин, Цербер, ну что у тебя за шуточки вечно! – сконфуженно промямлил Саша, поспешно отпрянув от друга. – Тебе что доставляет такое удовольствие, вечно издеваться надо мной?

– Ну, извини. – дружелюбно разулыбался Кукловод, потрепав Сашку по макушке. – Просто ты так уморительно и умилительно краснеешь всякий раз, прям как девчонка – так что я не могу устоять перед искушением, чтоб лишний раз тебя не смутить. Я уже давно не встречал тех, кто умел бы краснеть от стыда. Это забавно. – невесело добавил он.

Саша не без изумления глядел на друга. Как у него ещё остаются силы после всего опять смеяться над всякой чепухой и отпускать все эти шуточки? Цербер со слегка замутнённым взором, достал из кармана белоснежный ажурный платочек и принялся тщательно оттирать кровь со своих изящных пальчиков. Покончив с этим занятием, он поднял на Сашку слегка посвежевшее лицо и, положив руку ему на плечо, на диво спокойно молвил:

– Ну, пойдём…

На ходу Саша всё косился на Кукловода, пытаясь понять его настроение. Такая тишь и покой после жуткого срыва не могли не настораживать. Заметив его беспокойный взгляд, Цербер недовольно проворчал:

– Слышь, кончай уже мне под нос заглядывать! Боишься, я опять разревусь? Ну, уж нет. Я ещё сегодня днём так нахныкался – до конца жизни вполне хватит.

Они снова пришли в заповедную комнатку Мастера, озарённую немеркнущим светом упокоившейся великомученицы Ксении. Теперь Саша и вовсе боялся возвести на неё взор. Она как заветная святыня, которою даже нельзя осквернять своим недостойным взглядом. Цербер, вымученно взирая на неё, обратился к Саше слегка озлобленным грубым голосом:

– Ты, небось, думаешь, что я храню её из сентиментальности? Чтобы плакать над ней и жалеть себя – несчастненького?.. – Цербер на показ расхохотался. О, как же он боится выглядеть смешным, как пугает его то, что кто-то может упрекнуть его в излишней чувствительности и немужественности…

– О, нет! Я сберёг её для памяти. Чтоб не забыть в этом пьяном угаре о том, как они со мной обошлись. И отомстить. Теперь меня никто не остановит! Я заполню весь мир своими совершенными куклами. Больше никто не станет указывать мне! Я поступаю так, потому что сам этого хочу. Я перестал быть наивным глупеньким идеалистом. Да, пойми же ты! – отчаянно воскликнул Кукловод, тряхнув Сашу за плечи. – Никому, никому это благородство не нужно!

Цербер опустил лик, прислонившись к Сашкиной груди, едва заметно шмыгнул носом. Вот такие они – эти маленькие принцы, эти мечтатели-Пигмалионы. Горе им.

«Они отдают всю душу тряпичной кукле, и она становится им очень-очень дорога, и если её у них отнимут, дети плачут…»

Немного придя в себя, Цербер снова поднял на Сашку нервно улыбающееся лицо и, взяв за руку, повёл куда-то в другое место. В любом случае находиться дальше в этой скорбной комнатке, подобной могильному склепу невесты Мастера, было бы для них обоих слишком тягостно. Кукловод притащил друга в небольшой круглый зал, весь пропитанный странным дурманящим ароматом. Воздух здесь был преисполнен некими странными дымчато-багровыми и сиреневатыми парами, от которых у Сашки сразу защекотало в носу. От здешней атмосферы он сразу почувствовал лёгкую дурноту, но решил не придавать этому большого значения. В общем-то, не мудрено, что он ощущал себя разбитым – то ему брат нервы трепет, то Цербер закатывает истерики. После всего этого Сашку можно отправлять в санаторий на море, лечить расшатанные нервы…

Цербер, предложив Сашке устраиваться поудобнее, блаженно развалился на низеньком диванчике, засыпанном множеством шёлковых подушечек. Закинув длинные ноги на спинку, он закурил и вновь заговорил насмешливым полусонным голосом:

– После всего того, что произошло, моя проклятая Мамочка Маргарита сладенько утешала меня. Она день за днём мне пела о том, что, мол, не стоило столь очеловечивать простую куклу, не стоило так много своей души вкладывать в неё… Она меня убедила, что следующее моё творение будет гораздо лучше… Одна из тех девиц, которую мне в утешение подсунула Маргарита, была от меня просто без ума и сама предложила делать с ней всё, что будет угодно Мастеру. Это болтливая дурочка стала моей первой куклой. Я слегка её усовершенствовал, даровал ей вечную жизнь, да и самое главное – сделал её немой, а то она меня так жутко достала своей трескотнёй…

– И что с ней потом стало? – несмело поинтересовался Саша.

– Кто её знает? – безразлично пожал плечами Кукловод. – Кажется, я отдал её Меченосному… А может, и нет. Не помню. Тебя поражает моё равнодушие, моё бессердечие и жестокость? Ну, извини, Тристанчик. Не всем же быть такими паиньками, как ты. Ты ведь даже представить не можешь, какой пакостью я только не занимался. Да ты бы помер от страха и стыда, если бы всего лишь услышал о тех мерзостях и извращениях, которые я столь упоённо творил. Твоя чистенькая и хрупкая душа не вынесла бы и мысли о таком… Так что я не хороший, а очень и очень плохой. И твой братец абсолютно прав, что не позволяет тебе со мной дружить.

– И всё-таки я…я… – начал было Сашка, но вдруг неожиданно запнулся.

Его язык странно отяжелел, затуманенные мысли в голове сбились в кучу, а глазные яблоки налились кровью и пылали огнём. Что за безумно дурманящий, ядовитый дух в этой комнате? В ушах парня нарастал звонкий гул, он с трудом поднялся на ноги, подгоняемой единственной здравой мыслью, что ему срочно надо выбраться на свежий воздух.

– Эй, что с тобой, Тристан? – обеспокоено вопросил Цербер, привстав с диванчика.

– Дурно… – еле ворочая языком, пробормотал Саша, пытаясь слабыми взмахами руки отогнать мелькающие перед глазами мутные тени.

Едва не теряя сознание, он стал медленно оседать на пол, а мигом подлетевший к нему Цербер еле успел подхватить его под руки.

– Тристан! Что с тобой? Ответь, Тристан! – испуганно заверещал Кукловод, в ужасе округлив свои раскосые глазки. – В чём дело, Тристан?! Чё ты меня так пугаешь? Ты только это…не помирай, ладно?

– Здесь дышать нечем. – промямлил Саша, опираясь на плечи друга.

– Дышать нечем? – задумчиво переспросил тот и с досадой воскликнул. – Ой, я, кажется, понял! Блин, я такой дурак. Не надо было тебя сюда приводить. Это же моя курильница, я тут…как бы это лучше сказать…расслабляюсь, что ли… Но, видать, с непривычки это нелегко вынести. Ну-ка, давай, двигай ножками. Валим отсюда, пока ты вообще ноги не протянул.

Цербер буквально волоком, кряхтя, потащил на себе Сашку к выходу. В коридоре, прислонившись к стене, он схватился за грудь и простонал:

– Фу, Тристан, а чего такой тяжёлый? А с виду кажешься таким худеньким…

– Это не я тяжёлый, а ты сам физически ослабленный дистрофик, надорвавший здоровьё и с трудом выносящий тяжесть даже своего собственного тела. – проворчал Саша, жадно глотая воздух. – А ещё всякой дрянью себя травишь. Как у тебя только организм всё это выдерживает? После этой твоей курильницы можно в больницу ложиться…

– Ну, по части всякой «дряни» у меня организм довольно-таки закалённый. – усмехнулся Цербер. – Это ты у нас весь такой тепличный, малохольный царевич. А мне уже ничего не страшно. Ну, ладно, пошли.

Отдышавшись, они отправились дальше по коридору. Саша медленно приходил в себя, а перед глазами всё мелькали дверные проёмы, лестницы и комнатки. Это уже стало напоминать сказку про Машу и медведей – Маша то из одной тарелки поела, то из другой, то на этой кроватке поспала, то на следующую полезла. Вот и они с Цербером, похоже, так и будут всю ночь переходить из одной комнатки в другую, пока не перевернут верх дном всё его жилище.

Наконец Мастер привёл друга в просторную свежую комнатку и, заботливо усадив Сашку поближе к окну, распахнул рамы. Стылый ночной воздух ворвался в комнату и обжёг щёки приятной прохладой. Кукловод уселся на подоконник и направил тоскливый безжизненный взор куда-то во мрак. Саша и сам засмотрелся туда. Луна, проворно вскарабкавшаяся на чёрный бархатный занавес небосвода, лукаво с ехидной усмешкой освещала мёртвую пустошь, что стелилась за домом Цербера вплоть до самого горизонта. Саше вдруг что-то резко вспомнилось, и он осторожно поинтересовался у друга:

– А разве ты выстроил свой дом не на том цветущем поле, где пробудился, когда впервые попал в Страну Выброшенных Вещей?

– Да. – тихо отвечал Цербер, не отводя взгляда с кладбищенски серого пейзажа за окном. – Это оно и есть. Моё поле. Красиво, не так ли? – горько усмехнулся он. – После того как…после гибели Ксении, я сжёг его. А озеро…Видишь вон тот холмик? Озеро я засыпал камнями. Так что можно сказать, я теперь живу на погосте. – и Кукловод тихонечко рассмеялся, покачивая головой – такой пронзительно сребровласой во свете слепящего прожектора Луны. – При Ксении была вечная весна – и на нашем поле, и в моей душе. А когда её не стало, я остался один на один со всеми своими демонами. – понизив голос до шёпота, кончил Цербер, словно боясь, эти самые «демоны» услышат его.

– А ты не мог…ну, оживить её? – робко задал вопрос Саша. – Так же, как и в первый раз?.. Ты же творил кукол и после неё…

– Ты так ничего и не понял. – устало поморщившись, вздохнул Кукловод. – Это бывает лишь раз. Душу можно вложить лишь единожды. У меня ведь всего одна душа. Ксения – была первой и последней. Она моё начало и конец. Такое не повторишь… Я несколько дней, словно обезумев, сидел над ней, разговаривал, перевязывал раны, переливал ей свою кровь, пока сам не довёл себя до истощения. И, наверно, только когда её маленькая ладошка, повисшая на порванной ниточке сухожилии, надломилась и упала на пол, а её неподвижный взгляд был также неизменно устремлён в потолок – только в тот миг я, наконец, очнулся, понял… Всё.

Знаешь, Тристан, это самое страшное слово на свете – «всё». Мне жутко его теперь произносить.

Цербер спрыгнул с подоконника и, нервно пройдясь по комнатке, снова заговорил:

– Пойми, Тристан, есть огромная разница между двумя понятиями: оживить физически и оживить духовно. Дух, упокоившийся в иных полях, уже не вернётся... Используя запретные, грешные знания я могу создать лишь зомбированную куклу, робота, как и весь этот хлам. Разве мог я так надругаться над Ксенией, сотворив из неё безвольную марионетку? Все эти жалкие игрушки, сотворённые по моей прихоти, – рабы моих желаний. А у Ксении была своя собственная воля. И сколь велика была сила этой хрупкой нежной девочки!.. Она единственная, кто мог мне перечить, учить добру, ободрять или обличать…

Кукловод остановился рядом с Сашкой, и его блёклые выцветшие губы оживила слабенькая улыбка.

– Да, я ещё мог бы стать тем хорошим мальчиком, которые не пьёт, не курит, исправно ночует дома и переводит старушек через дорогу. – Цербер заливисто рассмеялся, впрочем, тут же сник. – Кроме Ксении никто в меня не верил, никто не видел меня таким – настоящим. Правда совсем недавно в моей жизни появился один голубоглазый дурачок, который слушает меня, раззявив ротик… – лукаво скосив на Сашку свои хитрющие ехидные глаза, оскалился Цербер. – …Ну, так этот чудик тоже непрестанно компостирует мне мозги, что, мол, я хороший…

– Всё насмехаешься... – грустно вздохнул Сашка и всё же не смог не улыбнуться, глядя в наглющую самодовольную физиономию друга.

Кукловод весело потрепал его по макушке и резко сменил тему разговора:

– Так что Беатриче – это всего лишь развлечение от скуки. Она мне не интересна. Инфанта бессильна меня спасти. Она не моя святая. Эта милая девочка принимала мои ухаживания только из жалости. А когда увидела, какое я чудовище, испугалась и убежала… С тобой она, небось, тоже только из жалости возится. – неожиданно злобно прошипел Цербер. – Как меня раздражают все эти сердобольные, сюсюкающие девочки-конфетки! Они все попросту куклы!.. Ни одной настоящей. А я, знаешь ли, завидую твоему братцу – этому придурку Плутону. Меня вот лишили Спутника.

– Значит, ты всегда любил одну лишь Ксению и… – начал было Сашка, но тут его грубо перебил ни с того, ни с сего разъярившийся Кукловод.

– «Любил»? – ядовито передразнил он. – Да, что ты в этом понимаешь? Если бы ты только знал, что значит вложить душу, ты бы не использовал этого сентиментального, обшарпанного и замуслюканного, как протухшая сметана словечка. «Любил»… Это было гораздо чище, священнее, богаче, чем весь твой идиотский трёп про любовь…

Саша с немым удивлением воззрел на друга. А это прям что-то такое в духе Плутона. Складывается впечатление, что Цербер тоже отчасти побаивается этого ихнего «запретного» слова… Неужели и Сашкин лучший друг, и брат – оба такие безумные идеалисты? Нет, пожалуй, Сашке такое никогда не понять. Пока он тщетно пытается поцеловать Беатриче хотя бы в щёчку, эти двое на пару рассказывают ему какие-то сказочки про спутников, проповедают платоническую лю… и играют в старших братьев со своими девочками-оруженосцами. Ну, ладно Георгий – у него всегда были комплексы на этот счёт. Но вот слышать такое от озабоченного извращенца Цербера было порядком странновато.

Высказавшись, Кукловод опять поник. Перепутанные прядки его серебрящихся в полумраке волос, словно маленькие лунные серпики, беспорядочно падали на потускневший лик – они были такие остренькие, как миниатюрные кинжальчики, так что казалось, можно порезать, едва коснёшься их. Задумчиво глядя на него, Сашка обратился к другу с вопросом:

– Ты после этого поседел? После того, как потерял Ксению?..

– Что? А, нет. – улыбнулся уголком рта Кукловод. – Я вообще-то родился седым.

– Да, ну тебя. – усомнился Саша.

– Да. Седой, косой и кривоногий. Мне бы ещё горб, и я бы обошёл Квазимодо. – понуро усмехнулся Цербер. – А так я только второй после него на очередь в кунсткамеру… Мне с детства все твердили, что я какой-то жалкий уродец. Как тут было не поверить, когда слышишь это всю жизнь…

– Да нет же, Цербер, ты никакой не уродец. – поспешно попытался ободрить друга Сашка. – Ты даже очень симпатичный. То есть я не это имел в виду… – густо покраснев, пролепетал он и закашлялся, поймав вопросительный взгляд Кукловода. – Э… ну, ты не так понял… я хотел сказать… то есть… э…

Цербер растерянно и изумлённо вытаращился на Сашку, хлопая длинными ресницами, а потом вдруг заржал во весь голос.

– «Симпатичный», значит? – чуть ли не по полу катаясь от хохота, простонал Цербер. – Тристан делает мне авансы? Ты поосторожнее. А то может твой братик и не зря так тревожится по поводу наших с тобой отношений…

– Да я ж не о том! – вспыхнул Саша, схватившись за голову. – Цербер, я реально с тобой уже скоро свихнусь.

– Да ладно тебе. – немного придя в себя после этого истеричного приступа хохота, разулыбался Кукловод – Я всё понял – ты просто пытаешься меня утешить, чтоб я не комплексовал из-за собственной внешности. Не переживай, я и не комплексую. Я не просто «симпатичный» – я прекрасен! – очаровательно улыбнулся Цербер, вскинув длинные руки и эффектно изогнувшись на фоне лунного пейзажа за окном. – И не стоит подбрасывать дровишки в кострище моего самообожания. У меня и без того мания величия, если ты ещё не заметил… Просто можно одновременно быть и роскошным красавцем, и жутким чудовищем. Я крайне обаятельный уродец. Так что все от меня без ума. Ну, кроме твоего братца. Он единственный кому я вообще никак не нравлюсь… – как обиженный ребёнок надул губки Цербер.

– А, не переживай. – махнув рукой, угрюмо протянул Саша. – Я ему тоже не нравлюсь. Ему, по-моему, вообще никто не нравится. Он наверно всех людей бы взял, да перестрелял.

– Мда…Жёсткий тип. – хмыкнул Кукловод. – Ну, а хоть чего-нибудь хорошее в нём есть?

Саша на секунду задумался и медленно выговорил:

– Ну, он талантливый. Зараза… Когда он играет или поёт, весь мир замирает, не дыша.

– А разве этого мало? – неожиданно промолвил Цербер со странным туманным взглядом, словно оправдывая Плутона. – За талант можно всё простить. Истинная гениальность – сродни уродству. Она навеки положит бескрайнюю пропасть между тобой и простыми смертными. Для них ты всегда будешь либо слишком возвышенно-прекрасен, либо напротив пугающе-ужасен. Словно ты и неполноценен, и в то же время превосходнее их всех. Одиночество – моё благословение, и моё проклятие. Но как бы то ни было – только в одиночестве возможно творить. Другой вопрос, как в этом одиночестве не сойти с ума, как не превратиться в того самого тёмного гения? – тихонько договорил Цербер, так же отрешённо глядя в окно.

– Но я всё равно в тебя верю. – твёрдо произнёс Саша. – Ты…

– Хороший? – насмешливо подсказал ему Кукловод, и его точёный лик болезненно исказила трагичная полуулыбка. – Ты даже теперь готов это твердить?

– Да. Хороший. Лучший. – уверенно продолжал Саша. – Смейся сколько угодно, мне всё равно. И дело даже не в твоей гениальности. Я знаю тебя настоящего, то, что ты прячешь ото всех. Ты просто играешь роль злодея. Безусловно, ты блистательный актёр, и все верят твоей игре. Ты обманул всех, даже себя самого. Но только не меня. Твоя душа вопреки разуму всё же стремится к свету и добру…

– Слышь, кончай уже сентиментальничать! – насупившись, проворчал Цербер, отводя взгляд. – А то по зубам получишь.

– Ну, будь ты истинным злодеем и подлецом – ты бы поступил как Якоб и, уже не задумываясь, сдал меня Маргарите. – привёл Сашка очередной довод в свою пользу с торжествующей улыбкой.

– А может я просто жадный, вот и не хочу тебя никому «сдавать». – фыркнул Цербер, с хищным оскалом. – «Сдают» товар в магазине, а тебя я никому не отдам. Тристан – мой… Блин, а вот про Якоба ты зря сказал…– поморщившись, вздохнул он и измученно прислонился головой к стене, будто боясь, что она у него сейчас отвалиться. – Я как про эту сволочь вспоминаю, меня реально тошнить начинает… Знаешь, он так комично извивался и вопил, когда я ему в тот раз почки отбивал. – жутковатая улыбочка неприятно искривила черты его лица. – Самое смешное, я ему говорю: «а кого ты зовёшь на помощь? Единственной кто мог меня остановить, была Ксения. А по твоей вине её больше нет»… А потом я подарил ему стеклянный глаз. Я ведь всегда чиню сам то, что сломал. И спрашиваю: «нравится? » А он мне: «да! Да, Мастер Цербер!.. Восхитительно! »

Кукловод заливисто рассмеялся и продолжил:

– А вообще-то у Якоба теперь две дорожки. Либо он снова попадётся на моём пути, и уж тогда-то я его не отпущу живым… Либо его отправят в балаганчик к Джокеру. Честно говоря, если Шуту приглянётся эта мразь, я его ему охотно уступлю.

– Ну, в таком случае Якобу ещё повезёт. – невесело усмехнулся Саша. – Судя по твоему кровожадному настрою, для него было бы лучше служить в балагане. Работа не пыльная, красуйся, сколько влезет – как раз по нему…

– Эх, мой глупенький, наивненький Тристанчик! – сокрушённо вздохнув, покачал головой Цербер. – Как ты можешь сравнивать меня с Джокером. Ты его явно недооцениваешь, и, похоже, до сих пор так и не догадался, что на самом деле творится в этом адском балагане.

Кукловод неожиданно порывисто подошёл к нему вплотную и, склонившись над ним, так испуганно и драматично обнял его за плечи, будто Сашку кто-то собирается заживо сожрать. Беспокойные глаза Цербера глядели на него в упор, и он едва слышным страшным шёпотом молвил:

– Да, если бы этот зверюга Джокер проявил хоть капельку интереса к моему Тристану и вознамерился пригласить его в свой балаган, я бы не раздумывая, как можно скорее прикончил бы тебя своими собственными руками, лишь бы избавить от этого кошмара.

Саша тяжело сглотнул и потупился.

– Так что пожелаем удачи и творческих успехов этому безмозглому Якобу! – смачно улыбнувшись, противно хохотнул Кукловод и вдруг, неожиданно оживившись, воскликнул, театрально взмахнув рукой. – Но сколько можно о грустном? Давай-ка, как следует, повеселимся! Цербер хочет развлекаться!..

Саша, втянув голову в плечи, опасливо покосился на друга. Раз уж Церберу захотелось «повеселиться» – точно жди беды… Кукловод тем времен рассеяно заметался по комнатке, видимо пытаясь, что-то отыскать в кучах всевозможного хлама, сваленного по всем углам.

– Ах, вот оно! – торжественно возгласил он, вытаскивая из-под этих мусорных завалов старый граммофон. – Так-так, а где же?.. – он волчком покрутился вокруг себя и с ликованием отыскал здесь же какую-то пластинку.

Несмотря на свою ветхость, граммофон работал исправно, и вскоре из-под ловких пальчиков Цербера, поставившего пластинку, восторженные и вдохновенные звуки вальса растеклись по всей комнатке. Кукловод, неожиданно приосанившись, оправил слегка растрепавшиеся волосы и одёрнул свою изумительную шёлковую рубашечку. И вдруг с самым изысканным и галантным поклоном, на какой он только был способен, несравненный Мастер предложил Саше свою грациозную бескровную длань и промолвил:

– Окажете ли Вы мне честь, подарив сей танец?..

Сашка так и крякнул, сидя в кресле.

– Э, Цербер, ну это уже вообще… слишком. – ошарашено пробормотал он в ответ на такое приглашение. – Это, по-моему, плохая затея.

Но Кукловод продолжал стоять над ним с протянутой рукой, умилительно хлопая своими пушистыми ресницами. Его разноцветные, сверкающие как самоцветы, глаза едва ли не слёзно блестели. Столь трогательно умоляющий взор было невозможно вынести.

– Ну, Цербер, понимаешь, я вообще не танцую. – отчаянно лепетал Сашка, мучительно пытаясь отвести от него взгляд. – И у меня это…ноги наверно не тем концом вставлены. Я даже, когда хожу, спотыкаюсь… Нет. Не смотри так. Я не могу.

Кукловод укоризненно покачал головой и, коснувшись кончиком пальца Сашкиных губ, с обворожительным прищуром проговорил:

– Ну, нет, дорогой друг. Негоже отказывать прекрасному принцу. Тем более это какое-то хамство с твоей стороны – ты вообще не хочешь меня ничем порадовать. Пришёл в гости, сидишь тут, а я тебя уже полночи развлекаю своими сказками. Пришла пора отработать за моё гостеприимство.

С этими словами Цербер довольно-таки бесцеремонно схватил Сашку за руку и, вздёрнув его на ноги, обнял за талию.

– Итак, спинку ровнее, ножки вот так, смотри веселее… – отдавал приказы Кукловод и, попытавшись утешить кислого Сашку, прошептал. – Да, не бойся ты – я поведу. И… раз, два, три…Раз, два, три…

Густое звучание старинной мелодии, льющейся из граммофона, согревало душу, унося за собой куда-то в иные прекрасные времена. Правда, Сашка бы с куда большей радостью просто посидел бы в кресле, наслаждаясь этой замечательной музыкой, вместо того, чтобы сбивчиво и неуклюже пытаться вальсировать в паре с Цербером.

– Так не ленись. Веселее. – бойко и ехидно «подбадривал» Кукловод друга. – Ты же у меня Беатриче увёл. А как ты собираешься её дальше очаровывать, если даже не умеешь танцевать. Вот тебе бесплатный урок танцев от великолепного Мастера.

– Маловато пользы будет от этого урока. – угрюмо пробурчал Сашка. – Я ж танцую за девчонку.

– Ну, это уже детали. – беспечно отвечал Цербер. – Главное, научишься хотя бы ноги правильно переставлять. И к тому же – не могу же я танцевать за девчонку! Извини, но у меня природа иная. А тебе один разок можно. Ты тем более у нас такой симпатичный, прям как девочка.

– Спасибо. – злобно процедил Саша сквозь зубы.

– Око за око. «Симпатичный» за «симпатичного». – весело отвечал наглый Кукловод, продолжая кружить Сашку в танце.

Как бы усердно Сашка не пялился себе под ноги, как бы ни старался быть сосредоточенным и внимательным, но он всё же умудрился неловко наступить Церберу на ногу.

– Ой, прости, пожалуйста! – испуганно воскликнул он. – Я же говорил, что не умею. Я тебе так все ноги отдавлю…

– Ничего страшного. – милостиво улыбнулся тот, не прекращая танца. – Я тебя прощаю. Я тебя вообще всегда за всё прощаю. Даже если ты умудришься переломать мне обе ноги, я на тебя не обижусь. Тем более, Мастер всегда сможет сделать себе новые ноги. Лучше прежних…

– А ноги… Они у тебя, правда, постоянно болят? – припомнив всю историю Цербера, сочувственно вопросил Саша.

– Да, нет. Не постоянно. Вот, например, когда я напиваюсь до бесчувствия – они у меня в принципе фактически и не болят. – с грустной иронией отвечал тот.

После этого Сашка вообще в конец расстроился, да и ноги у него уже стали заплетаться от усталости. Потому-то всё и произошло. Цербер как-то слишком резко дёрнул его на себя, и тут Саша неудачно споткнулся об какую-то коробочку, вывалившуюся из кучи мусора в углу, и со всего маху полетел на пол, подмяв под себя Кукловода. Сашка так сильно ударился прямо лбом об мраморный пол, что теперь никак не мог придти в себя – всё плыло перед глазами.

– Ого! А это было смело. – послышался нервный смех Цербера, придавленного Сашкой к полу. – Кто бы мог подумать, что скромный Тристан так бойко уложит Мастера на лопатки. Это уже что-то новенькое.

– Блин, Цербер, прости. – спешно подскакивая на ноги, стыдливо проканючил Саша, пытаясь помочь ему встать. – Я предупреждал, что ничего не выйдет…

– Да, ничего страшного. – поднявшись, усмехнулся тот. – Но всё-таки ты ужасно тяжёлый. И я из-за тебя очень сильно затылком ударился. А мне между прочим нельзя головой ударяться. Она ж у меня и без того больная. – покрутив пальцем у виска, хихикнул Кукловод и устало опустился в кресло.

Ну вот, повеселились, мальчики.

– Ты в порядке? – виновато поинтересовался Саша, усаживаясь напротив.

– Жить буду. – подмигнул ему Цербер, потирая ушиб. – Тристан, ты, конечно, не обижайся, но чего ж ты такой косолапенький? У тебя же вроде и ножки ровненькие и осанка королевская – хоть в балетную школу иди, а танцевать никак не научишься. Наверно, просто не достаточно тренировки. Ты ж тем более музыкант – у тебя должно быть это…ну, чувство ритма.

– Поверь мне, музыкант из меня такой же хреновый, как и танцор. – тоскливо признался другу Саша.

– Да, ладно тебе. Опять, небось, скромничаешь. У тебя же хорошие задатки… Ничего – я тебя ещё всему научу. – Цербер умиротворённо откинулся в кресле и, запрокинув голову, мечтательно промолвил, глядя куда-то в пространство. – Потом после войны мы ведь славно заживём. Я хочу перебраться куда-нибудь поближе к Морю. Будет весело. Я научу тебя танцевать и что-нибудь мастерить своими руками. Без мастерства человек – не человек. Да, всему научу… Если только не подохну раньше.

– Да что ты такое говоришь! – испуганно и строго воскликнул Сашка. – Нельзя же такие вещи…

– Тристан, послушай. – резко выпрямившись, молвил Цербер серьёзный как никогда, въедливо глядя ему прямо в глаза. – У меня будет к тебе просьба. Одна единственная. Кроме тебя я никому не могу это доверить. Есть одно дело. Самое важное. То, что я должен был сделать в первую очередь. Но, кажется, я уже не успеваю…Поэтому, если я…когда меня…не станет…

– Нет, Цербер, прекрати! Я даже слушать это не хочу! – в ужасе перебил его Саша.

– Успокойся. – тихо и неожиданно кротко произнёс Кукловод и, подойдя, взял его за руку. – Выслушай меня, Тристан. Всё о чём Мастер смирённо молит тебя – если я не успею совершить это, ты сделай за меня. Ты будешь моим наследником, хорошо? – с доброй тёплой улыбкой договорил он.

– Но о чём речь? – слегка дрожащим голосом спросил Саша.

– Сейчас. – кинул Кукловод и, порывшись в захламлённом шкафчике, достал с самого его дна толстую папку в кожаном окладе. – Вот. – протянув её Саше, сказал он. – Я не знаю, что может со мной случиться, здесь она не в безопасности. Сохрани её. Откроешь после, когда…И в случае чего, воплоти мою мечту в жизнь. Сделай за меня то, о чём безумный Мастер мечтал полжизни. Пожалуйста, Тристан.

Сашкины руки предательски дрогнули, когда он принимал папку, но он поспешил, как можно бодрее ответить:

– Я сохраню это. И отдам тебе после, когда закончится война. Я просто беру это на сохранение. Ты сам это сделаешь. А я буду тебе помогать…Всегда буду помогать Мастеру.

– Хороший мальчик. – улыбнулся Цербер, положив руку Сашке на голову. – Спасибо…И хоть с танцами у нас ничего хорошего не вышло… – усмехнулся он. – Настроение у меня довольно-таки приподнятое. Так что самое время для подарков!

И прежде чем Саша успел опомниться, Кукловод схватил его за руку и куда-то опять потащил. Они пришли в какое-то помещение сверху до низа заваленное всевозможным тряпьём. Цербер на миг скрылся в кладовочке и появился снова, держа в руках вешалку с платьем. Густо-синие ажурные розы поверх чёрного атласа создавали эффект гобелена, платье с высоким воротом, без лишних украшений смотрелось довольно строго, необычайно сдержано. Этот наряд очень сильно отличался от тех пышных и вызывающих одежд, что носили гламурные куколки на балах Маргариты.

– Ну, как тебе? – с довольным видом вопросил Мастер, кивая на платье. – Нравится? Тристан, Тристан, ну отвечай же! – нетерпеливо заканючил Цербер. – Что ты так смотришь? Скажи, красиво ведь? Как ты думаешь?

– Э… Ну… Я не знаю... – недоумённо глядя на него, замялся Сашка. – А это для кого?

– Как для кого? Для Беатриче. – удивлённо отвечал тот.

– А ну ладно. – облегчённо вдохнул Саша.

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒