«В Стране Выброшенных Вещей» 27 страница

Враги отступали, а воинственная Навсикая неожиданно схватила Сашку за руку и потащила его прочь. Ей это было несвойственно, обычно она сама лезла на передовую. Но, теперь похоже увидев, что на братьев положиться нельзя, она попыталась взять ситуацию под контроль. Во гневе Сашка едва не замахнулся на лесную королеву мечом, но к счастью вовремя остановился. Они бежали прочь, собирая остальных. Мельком скользя взглядом по лицам друзей, Саша успел приметить, что вроде бы все были невредимы. Им всё же удалось укрыться в каком-то уголке, спрятавшись от Маргаритиных воинов. Их не преследовали, не искали – Меченосный не видит в этом нужды, он просто забавляется. Только теперь Сашка мог отдышаться. Рухнул на землю, положил окровавленный меч рядом. Да, все, не считая небольших ранений, были целы. Но они снова потерял Мать… Неразумные, неверные дети опять оставили её на растерзание этим зверям.

Чумазая Навсикая, тревожно оглядываясь, по сторонам просипела:

– А где Плутон?

Сашка едва дышал, сплёвывал кровь, жадно глотая воздух. И всё же находясь даже в таком жалком, безнадёжном положении, он не мог не съязвить. Эти слова – такие знакомые, словно из книги – он произнёс их тяжело с паузами, едва шевеля онемевшей челюстью:

– Разве я… сторож… брату моему?

Навсикая лишь фыркнула в ответ. Но вскоре и сам Сашка встревожился за брата. Плутон – измученный, разбитый вернулся примерно через полчаса. Наверно он надеялся настичь Меченосного с его сворой и отбить Мегетавеель. Да где уж теперь… Им ни за что не спасти её из застенок Маргаритиной Башни. Плутон тяжело опустился на землю, опираясь на свой длинный зазубрившийся меч.

– Что же вы натворили?! – сокрушённо стонала Навсикая, качая рыжей растрёпанной головой.

У неё у единственной оставались силы разговаривать. Она говорила хрипло, едва слышно – она всё-таки сорвала голос после всех этих воплей, пытаясь перекричать дерущихся братьев. И всё же она была ещё самой бодрой из всех. Она и вправду живуча, как таракан…

– Дураки! Вы бы ещё поссорились из-за того, в какой руке правильней держать меч. Что нам теперь делать? Без Ясэна, без Матери…

И Плутон заплакал. Уже не скрываясь, как плачет ребёнок – отчаянно, сокрушённо со стоном.

– Опять я всё испортил! Опять Его подвёл. Опять…

У Сашки всё больно сжалось внутри. На глаза тоже навернулись слёзы. Снова доигрались мальчики…

И вот опять Мегетавеель оказалась в плену Маргариты. Палач был крайне доволен собой, он возвращался к своей госпоже с неплохой добычей. Ликующая королева и вся её озверелая свита жадными взорами встречала пойманную пастушку. Маргарита, простерев к ней руки, поспешила навстречу Мегетавеель, будто приветствовала свою долгожданную потерянную сестричку.

– Бедное, заблудшее дитя! – воскликнул королева, обвивая своими цепкими руками бледную девушку. – Куда же ты запропастилась? Мы все так беспокоились о тебе, а уж как горевал Джокер, потеряв свою любезную невесту!

Но Мегетавеель ничего на это не ответила ей. Взор девушки был обращён куда-то вдаль за спину Маргариты. Видя, что она её вовсе не слушает, королева занервничала, дёрнула пастушку за руки и потащила за собой. Вокруг бурно и неистово веселилась вся свита её величества. Никто из них уже не сдерживался, не прятал своего истинного обличья – здесь царила, справляла свой бал самая мерзкая необузданная жестокость и разврат. Им, верно, мнилось, что они так величественны, так прекрасны, грозны в сей миг. Но Мегетавеель прошедшая буквально через огонь, павшая и возродившая – она узрела, насколько они были жалки, отвратительны и смешны в своих безумных извращениях. Низость их порока, вся эта пошлость – уродливы. Теперь она поняла – грех никогда не сможет быть красив, каким бы завораживающим не было первое впечатление. Нет во зле никакого очарования, никакой красоты. Всё это мерзость, мерзость… Если бы только она поняла это в прошлый раз.

Маргарита, как и прежде, подвела пастушку к своему зеркалу.

– Что ж давай полюбуемся на себя, милая. – сладко проворковала королева. – Ты, похоже, несколько преобразилась с нашей прошлой встречи. Я знала, что у тебя есть задатки. Но если бы ты доверилась мне, твоя краса расцвела бы ещё пышнее. И что это за жалкие украшеньица на тебе? Ты достойна лучшего. Взгляни на моё убранство – как оно сияет.

Весь наряд Маргариты и вправду источал сияние, но Мегетавеель вся это роскошь напоминала скверное золото, добытое из разграбленной, проклятой гробницы.

– Зеркальце милое, даст нам ответ – у Маргариты соперницы нет. – со смехом пропела королева.

Но тут неожиданно за её спиной раздался чей-то наглый, насмешливый возглас:

– Зря в богини куклы метят – Мастер круче всех на свете…….

Маргарита резко обернулась и, увидев за своей спиной ухмыляющегося во весь рот Цербера, недовольно прошипела:

– Мальчик мой, что это у тебя за новая дурная привычка постоянно мешать Мамочке? Тебе не стыдно?

– Ну, если я вам так мешаю, может мне вообще уйти? – развязно кинул тот, пожав плечами.

– Цербер, мне сейчас не до тебя. – бросая беспокойные взоры с Кукловода на Мегетавеель, раздражённо молвила королева. – Тебе так трудно быть хорошим мальчиком?

– Насколько я помню, вы меня «хорошим» никогда не считали. – криво усмехнулся Цербер. – И даже напротив… Но, если вам так угодно, я пойду домой. А вернусь я, когда мне будет угодно.

С этими словами Мастер театрально раскланялся и скрылся в толпе. Маргарита была крайне удрученна этой сценой. Безобразное поведение её любимчика ставило её в тупик. И самое главное она ничего не могла с этим поделать, день за днём королева теряла свою власть над Кукловодом. Тут уж никакие поводки не помогут.

Маргарита постаралась успокоиться и вновь обратила своё внимание на пастушку. Та стояла, как стояла без единого движения, без единого слова. Это даже начинало пугать. Когда Маргарита перевела свой взгляд на зеркальную поверхность, она обомлела. На сей раз, всё было иначе. Даже зачарованное зеркало королевы не могло скрыть истины. Мегетавеель прошедшая через искушение, через все горести и беды восхитительно преобразилась. Теперь сама блистательная Маргарита смотрелась жалко и бледно рядом с Невестой Озарила. Сверкающие, как самый невинный первый снег, локоны Мегетавеель ниспадали роскошным водопадом, обвивая её хрупкую фигуру. Она больше не была безликой, черты её лица дивно изваянные источали небесный свет, глубокие озёра её очей алели, как рассветное небо морозным утром. Её нездешняя краса целила душу, умиротворяла и восхищала до слёз. Озарил знал, кого Он избрал.

Маргарита невольно отпрянула от зеркала в испуге. Со спины к ним подошёл Джокер и с ласковой улыбкой молвил:

– О, Госпожа моя, позволь и мне полюбоваться твоим дивным образом. Затмила ты и Солнце, и Луну красотой своей. Пленительнее ночи, желаннее закатного часа мне твой дивный лик.

– О, Джокер, подожди, мой милый. Я ещё не наговорилась с моей сестрёнкой. – самодовольно улыбаясь, отвечала Маргарита.

– Но я и не к Вам обращался сейчас, любезная Сестрица. – с неоднозначной ухмылкой бросил тот. – Будьте столь любезны, оставьте меня наедине с моей возлюбленной невестой.

Маргарита вспыхнула и, со злостью поглядев на пастушку, отошла в сторону. Она всепожирающим оком взирала на Джокера во всю любезничающего с Мегетавеель.

– А Джокер, похоже, опять завёл некую двойную игру. – оскорблено прошипела королева, обращаясь к своему Палачу.

– Да, он что-то часто сбивается с пути истинного. – хмыкнул Меченосный. – Может мне по-братски наставить его? – он хищно улыбнулся и высокопарно продолжал. – Безусловно, я горячо и нежно люблю моего славного братца… И мне не хотелось бы причинять ему боль. Однако если Вы, моя Госпожа, пожелаете… Да. Я сумею его наказать. Если он не одумается, что поделать! – нам придётся избавиться от него.

– Мне бы не хотелось доводить до таких крайних мер. – возразила Маргарита. – Тем более мне кажется, если мы с тобой, мой возлюбленный Братик, останемся вдвоём, то есть опасность, что мы попросту перегрызём друг друга.

– Не думаю, что такое возможно. – неожиданно расхохотался Палач и свысока бросил пренебрежительный взор на королеву. – Разве Вам, возможно, тягаться со мной?.. Впрочем, я согласен – Джокер это залог нашего единства. Пока он существует, царство наше несокрушимо.

Ответ Меченосного неприятно удивил Маргариту. Всё её прекрасное лицо перекосила лютая злоба. Но на сей раз она промолчала. Их внимание было приковано к Джокеру и Мегетавеель.

Джокер был столь же обходителен и учтив как прежде. Взяв под руку девушку, он молвил:

– Воззри, воззри, возлюбленная сколь ты прекрасна! Отчего ты стала ещё краше с нашей прошлой встречи? – обольстительно улыбаясь, шептал королевский Шут, взирая на её отражение. – Гляди, как с каждым мигом ты преображаешься. Я вижу пред собою Королеву… Ты столь мудра и добродетельна, ты одна сильна, установить порядок в Стране Выброшенных Вещей. Пора положить конец развратному и жестокому правлению Маргариты. Ты победишь её, а я буду тебе опорой. Я сам скорблю о том зле, что творят мои сестра и брат. Доверься мне, и я сотворю из тебя – былой простушки могущественную, роскошную Госпожу царств. Все преклонятся пред тобою, краса твоя покорит их сердца. Ты беспощадно накажешь всех непокорных, наведёшь порядок и установишь Блаженное Царство, в котором будешь мудро и справедливо править. Это наше общее желание. Так давай же совершим это вместе. Прими мой дар, Невеста.

С этими словами Джокер вложил в руку девушки резной скипетр – густо-синий бутон розы, словно скованный льдом на длинном стебле с острым наконечником, как у копья. И хоть скипетр казался таким хрупким, изящным, в нём таилась смертоносная опасность и тяжесть грозного оружия.

И словно в подтверждение слов Джокера зеркальная поверхность преобразилась, и Мегетавеель узрела… По ту сторону зеркала на неё взирала та самая Королева, о которой говорил двуликий Маргаритин Шут. Да, краса её завораживала, нельзя было не влюбиться в её отражение – она даже затмила собой Маргариту. Сама выбравшись из гроба, она доказала свою силу, все узрели, что она способна обрести могущество сродни Маргарите. Скоро придёт её час. И вот уже толпы её верных слуг окружают Мегетавеель, целуют землю, по которой ступает её нога, смирённо и униженно они ищут её снисходительной улыбки. А она – грозная и величественная казнит и милует, карает и обогащает. И весь мир склоняется у её ног. Она – единственная Королева и Богиня, которой возносят молитвы все во вселенной. Краше зари, могущественнее и беспощаднее пламени всепожирающего огня – она одна. И это не морок, не лесть Джокера, а вполне достижимая реальность. Стоит лишь протянуть руку, лишь пожелать…

Но внезапно с неистовым воплем, рвущимся из онемевших бледных губ, она ударила скипетром по поверхности зеркала. Видение померкло, осколки звёздным дождём окатили их с Джокером.

– Нет! Да не будет сего! – горько воскликнула Мегетавеель. – Вскоре грядёт Жених мой. Вертоград заключённый – возлюбленная Его. Я боле не осквернюсь, и яд твой не повредит душе моей!

– О ком ты ведёшь речь? – резко вымолвил Джокер, и глаза его налились звериной злобой. – Я взял тебя в невесты и никому не отдам. Кто смел, украсть твоё сердце? Как имя ему?

– Он Тот, чьё Имя разгоняет всякую тьму. Тот, Кто положит конец вашему царству. Жених мой – Озарил. – с нежной улыбкой отвечала Мегетавеель. – А ты не имеешь надо мною никакой власти.

– Ах, значит «власти не имею»? – с жестокой улыбкой прошептал Джокер и, грубо схватив девушку за руки, тряхнул со всей силой. – Ныне узришь ты, какую силу и власть я имею. Жалкая замарашка, как смеешь ты пренебречь Джокером? Опомнись и моли меня о милости!

Он со всей силы ударил Мегетавеель по лицу, так что она отлетела на землю.

– Итак, у ног моих проси пощады. – глядя на неё сверху, усмехнулся он с самодовольной улыбкой. – Раскаиваешься ли ты в своих словах? Забудешь ли ты того лжеца, который похитил тебя у меня? Джокер милостив. Скажи «да», и этого будет довольно.

Мегетавеель подняла лик от земли, от его удара кровь змейкой бежала с уголков её губ.

– Нет. Я принадлежу Возлюбленному моему, и ты бессилен это изменить. – продолжая улыбаться, твёрдо отвечала она.

– Бессилен? – гневно воскликнул Джокер, ударив её ногой. – Ты из ума выжила? Я могу сделать с тобой всё, что пожелаю! И где же, где твой ненаглядный жених, отчего он не спешит тебе на помощь?

Джокер, схватив девушку за волосы, поднял её от земли и, глядя ей в лицо, зашептал:

– До сей поры, я был великодушен, ласков и нежен с тобой. Но ты, упрямая, не желаешь оценить моего благородства.

– О, нет, я вполне вкусила всё «великодушие» и «благородство» рабов Маргариты. – с неожиданным смехом проговорила девушка. – И чем ты ещё можешь меня напугать? Какой казнью, какой пыткой? Конечно, ты способен навредить моей плоти, убить меня. Но душа моя для тебя навеки недосягаема. В этом ты потерпел поражение.

Ангельски прекрасный точёный лик Джокера исказила нечеловеческая ярость, он едва не зарычал как голодный зверь. Он вновь ударил, отшвырнул девушку на землю и, склонившись над ней, вдруг заговорил смягчившимся полным страдания голосом:

– О, что же ты со мной сделала?! Это всё твоя вина! Ты заставляешь меня становиться чудовищем. Ты так жестока! Я всё это придумал ради тебя, я сочинил такую прекрасную сказку. Ты была моей принцессой, и я пришёл спасти тебя, но гроб оказался пуст. И ты сбежала, похитив моё сердце. Ты сама пожелала, чтоб я сделался зверем и я – о, да! – исполню твой пожелание, принцесса моя!..

И Джокер накинулся на Мегетавеель, как на свою долгожданную добычу. На сей раз, даже Меченосный не смел, вмешаться, он с почтительного расстояния с неким благоговейным страхом и восторгом наблюдал неистовые «забавы» брата. Да, Джокер превзошёл Палача, он на деле доказал, что могущество его не менее всевластия Маргариты и Меченосного. Так лют был его гнев, что вокруг все замерли, испуганно притихли. Он с изуверским наслаждением избивал девушку, по-звериному впивался зубами в её плоть, вырывая кожу кускам. Наряд Мегетавеель был изодран в клочья, лишь копна белых волос, ниспадающая до колен, прикрывала измученное, изувеченное тело. Он издевался над ней, пока сам видимо не выдохся. Устало склонившись над лежащей на земле без движения девушкой, Джокер нежно взял её в свои объятья и, качая на руках как ребёнка, шептал:

– Ну, что ты натворила? Я же хотел тебя осчастливить. Ты могла бы занять место моей сестры и на престоле Страны Выброшенных Вещей, и во всех царства мира… А что важнее – ты бы заняла её место в моём сердце. Да, я бы возвёл тебя до небесных высот, ты была бы моей Госпожой… Но даже сейчас, прошу тебя – одумайся. Я залечу все твои раны, я утешу твоё сердце. Как блаженно мы будем править… Лишь признай меня своим Господином – я всё забуду, прощу…

На глазах Джокера блестели слёзы, как у самого невинного обиженного ребёнка. Такой измученный, печальный – он сам казался жертвой своего безумия. И эти горькие слёзы палача ещё более ужасали, чем его ярость и крик. Мегетавеель с трудом пошевелись, подняла на него замутнённый взгляд и едва слышно прошептала:

– Теперь я очистилась, кровью уплачено за моё прощенье. Озарил с радостью примет меня… Мне недолго осталось мучиться здесь. Тебе в награду останется лишь плоть моя, лишённая души. Торжествуй сколько угодно над моим мёртвым телом… Как же ты жалок, как слаб. И тьма пред тобой, которой ты не избегнешь… Горек конец Маргаритиных рабов. А меня ждёт Озарил…Озарил…

Джокер едва не застонал от обиды, от ярости. Поднявшись на ноги, он поволок Мегетавеель за волосы и крикнул окружающим:

– Раскладывайте костёр! Нынче будет праздник. Джокер желает совершить славное жертвоприношение своему Отцу! Я от сердца отрываю самоеад ней, пока сам видимо не выдохся. о. опна белых волос, нисподающая до колен властия Маргариты и Меченосногои ищут её улыбки. д дорогое моей душе – невесту мою. Вот моё подношение Тебе, Господин мой! Гряди же скорее, дай нам узреть Твоё величие. Слава Тебе! Слава всем Твоим блаженным детям! Слава!.. Слава!..

Тем временем Маргаритова свита занялась костром. Посреди площади была свалена куча хвороста и деревянного хлама, посреди которого высился столб, а вокруг стояли строгие обворожительные куколки со злыми улыбками на личиках и факелами в руках. Джокер своими руками затащил Мегетавеель туда и крепко привязал к столбу толстой верёвкой – жесткой как проволока, так что на теле девушки проступила кровь. Джокер словно до последнего колебался, ожидал перемены в её безразличном, спокойном лике, озарённом полублаженной улыбкой. Со стоном, закусывая до крови свои бледные губы, смахивая набегающие жуткие слёзы, Шут отошёл от неё и сделал лёгкий взмах рукой. Куколки опустили факелы, и с треском пламя охватило всю эту деревянную рухлядь, заключив девушку в кольцо. Маргарита осторожно положила руку на нервно вздрагивающее плечо Джокера и ласково пропела:

– Милый мой Братец, я же говорила тебе, что эта замарашка тебя не стоит. Всё было зря. Но не печалься так о ней. Я утешу тебя.

Но Джокер неожиданно с ненавистью оттолкнул Маргариту, ударив её по лицу, и процедил сквозь зубы:

– Никто прежде не смел, отвергнуть Джокера! А мне наскучили, наскучили все эти игрушки!.. Я хотел только её.

Маргарита испуганно и недоумённо отпрянула от брата, держа руку у лица. А Меченосный злобно покосился на Джокера и сжал кулаки, впрочем, трогать его сейчас не решился. Шут со скорбью и отчаяньем взирал на разгорающийся костёр, и бешеные звери метались в его обезумевших глазах. Конечно же, ему слишком мало казни одной Мегетавеель. Его жажды, страсти не утолят сотни смертей и бескрайние реки крови. Такую обиду он испытал впервые, и теперь это ещё долго будет точить его, так что всем вокруг придётся несладко.

Костёр полыхал всё жарче. Огонь своими алчными лапами уже почти достиг Мегетавеель, и он так же страстно, как Джокер желает поглотить её в своих объятьях. Но несмотря ни на что, её сердце наполнял мир и покой, как в самый ясный светлый день. Она зрела казнь Озарила и теперь понимала Его спокойствие и безмятежность. Нет ничего страшного в смерти. Смерти нет. Какая страшная мука искажает красивое лицо Джокера… Всепожирающее пламя в его душе никогда не угаснет, он будет гореть вовеки. Но для Мегетавеель уже не страшен никакой огонь. Она обрела покой навеки недостижимый для Маргаритиных рабов. Пламя уже лижет её ступни, дым застилает глаза. Где-то там за пламенем костра, за его пределом мечутся смутные тени, и кажется, это они горят, они подверглись вечной пытке, а Мегетавеель напротив словно спасена, избавлена от всех страданий навеки.

Она ощутил, что дошла до той черты, когда всё заканчивается, и душа покидает тело – в сей миг, свыше её озарил дивный свет, и она узрела Ясэня парящего меж небом и землёй. Он простёр к ней руки и опустился рядом с ней. В ту же секунду буйное пламя костра угасло, как свеча на ветру, и веревки, опутывающие Мегетавеель, пали словно перерезанные. Ясэн распростёр над девушкой свои переливчатые крылья и накинул на плечи золотой плащ, успев подхватить её на руки, прежде чем она пала без чувств. Держа Мегетавеель на своих руках, он воспарил над площадью, а изумлённая и перепуганная свора Маргариты беспомощно взирала на них снизу.

– Да, что же вы все стоите, раззявив рты? – истошно завопила Маргарита. – Остановите их немедленно!

Впрочем, приказ её никто не спешил выполнять, попросту потому что это было невозможно. Они уже ничего не могли поделать. Ясэн нырнувший в облака уносил их жертву и был уже недосягаем для их ярости. Один лишь Джокер остервенело палил в воздух из своего стального пистолета, но выстрелы его не достигали беглецов. Вся королевская свита стояла на площади, запрокинув головы. Там среди всей этой безумной толпы также находился бесподобный, самовлюблённый и развращённый Кукловод её величества – Мастер Цербер. Он взирал на парящих Ясэна и Мегетавеель, и его дрожащие губы беззвучно шевелились. «Ну, давайте же, давайте! Ну, же!.. Ну…» – эти странные бессвязные мысли проносились в его голове, и он сам не мог понять их значения. Он не мог оторвать от них своего взволнованного взгляда, и сердце его билось всё чаще и чаще. Успеют ли они скрыться, спастись? Достигнут ли заповедного острова Авалона?..

У Джокера закончились патроны, он истерично продолжал нажимать на курок, потом принялся перезаряжать пистолет, но было уже поздно. Ясэн и Мегетавеель скрылись за облачной завесой, теперь они никогда больше не окажутся в их власти. Невольный, необъяснимый вздох облегчения сорвался с уст Цербера. Улыбка – больная, робкая, как былинка под натиском бури, украсила синюшные губы Мастера, когда он смотрел в тяжёлое облачное небо, сокрывшее в своём закулисье сбежавшую невесту Джокера. Какое оно доброе, всеблагое – это небо…

…Мегетавеель видела всё как во сне. Ясэн снизошёл с небес и извлёк её из беспросветной бездны в тот миг, когда уже не было ни малейшей надежды. Она зрела пред собой будто бы лестницу в небе – белую, словно слепленную из снега, блистательную и сверкающую как адамант. Для того чтобы сделать очередной шаг, ей приходилось приложить массу усилий, ей приходилось идти по вере. Казалось любой неверный шаг, и даже тень сомнений погубит её и утянет обратно в адскую пропасть Маргаритиного царства. Джокер, не переставая, стрелял в них, и только милость Озарила оберегала их от смерти. Само небо помогало им, оно укрыло их в своих объятьях, укутав облачной пеленой. И таким образом они сумели достигнуть небесного острова Авалона. Ясэн бережно опустил девушку на землю посреди просторного поля, заросшего высокой травой. Оглядевшись, Мегетавеель пришла в изумление. Она и прежде видела необъятные просторы, она выросла среди садов, зрела дивную красоту, но здесь на Авалоне всё было иным, и она не могла без слёз взирать на мир вокруг.

– Вставай. Нам пора. – ласково промолвил Ясэн, помогая ей подняться. – Ты отдохнёшь чуть позже. Озарил послал меня, чтобы я отвёл тебя к Нему. Он ожидает.

– Но как я могу сейчас предстать перед моим Господином? – испуганно воскликнула Мегетавеель, смущённо оправляя растрёпанные волосы и жалкий покров на своём израненном теле. – Нет, я недостойна узреть Его… Я опять оказалась в их плену, осквернилась его прикосновением. И к тому же я не уберегла детей, не остановила их распрю…

– Озарил желает принять тебя ныне. И только Ему решать, чего ты достойна, а чего нет. – возразил ей Ясэн и, взяв её под руку, повёл под сень небольшой яблоневой рощицы источающей дивное благоухание вокруг.

Страх охватил сердце Мегетавеель, и был он гораздо сильнее ужаса перед гневом Джокера. Отныне Маргарита и вся её свора были ей не страшны. Но тем сильнее стал её благоговейный страх и почтение пред своим Женихом. Там на костре, обречённая на лютую казнь, она думала, что смертью своей она искупит все свои грехи, обретёт помилование, уплатив за него своей жизнью. Но по воле Озарила она осталась жить и не ведала теперь, чего ей ждать. Как посмеет она взглянуть в глаза своего Господина?..

Они медленно шли по мощённой самоцветами аллее, осенённые ветвями цветущих яблонь. Вдали пред собою Мегетавеель увидела высокую арку и белые как жемчужина врата. Ясэн ведущий её под руку отпустил девушку и промолвил:

– Ступай туда, а последую за тобой. Он давно ожидает тебя…

Сердце Мегетавеель сжалось от боли, от ликования. Он ожидает её. Она не могла сдержаться, ноги её сами собой торопились всё быстрее, и вот она уже бежала, выставив вперёд руки. Казалось, если она ещё хоть немного промедлит, её сердце не выдержит. Он звал её, и она слышала этот Голос в своём сердце. Достигнув сомкнутых врат, она ударила в них ладонями, и створки лёгко распахнулись. Птицей она влетела внутрь и испуганно замерла. То место, куда она попала, не имело ничего общего с Авалоном, и когда девушка обернулась, она не увидела за собой врат, в который зашла миг назад. Всё было заполнено неземным светом, здесь не могло находиться ничего нечистого, скверного. По обе стороны от Мегетавеель тянулась длинная вереница воинов в сверкающем облачении. Но краше и ослепительнее их царственных одежд, были их прекрасные лики – столь дивные, невинные, блаженные, словно они никогда не видели зла. На них было даже страшно и стыдно взирать. Смущённо потупившись, Мегетавеель шла чрез их строй. Но самое пугающее и самое прекрасное было впереди, так что она боялась поднять глаза. Не видя Говорящего, она услышала Его Глас – подобного ему нельзя было услышать на земле, и нет на людском наречии слов, способных описать его.

– Приди же ко Мне. – так молвил Отец Озарила, Коего не зрел никто из смертных. – Долго ли тебе скитаться, отпадшая дочь? Возвратись к Нам. Ты избранная Моим Сыном, дорога Моему сердцу. Тот, Кого вы нарекли Озарилом – Отрок Мой Возлюбленный. Его носил Я на руках Своих, учил летать, а после послал Его к потерянным детям во спасение. И что же сотворили вы над Ним? О, сколь же высоко вы вознесли Моего Сына!.. Превыше всех своих богов и царей вы возвысили Его… Отъятый от земли Он объял весь мир. Имея власть покинуть вас в любой миг, Сын Мой остался с вами до конца. Но слишком тяжёл для Него венец, которым вы увенчали и короновали Его окровавленное чело. Все ваши царства и почести – лишь непосильное бремя для Него. Ибо кроток Он и смирён, и не приемлет царства вашего. Здесь Он славнее всех… Но отчего же и ты, возлюбленная дочь Моя, не верила Избравшему тебя?..

Горько рыдала Мегетавеель, ступая меж ослепительного воинства своего Господина. С трудом она шептала сквозь слёзы:

– Прости! Сколь низко моё падение!.. Какой жалкой я была, поддавшись их искушению. Если бы я только зрела место сие… Если бы могла постичь хоть крупицу славы, силы и милосердия Твоего… Твою любовь и Жертву Твоего Сына, и всё это блистательное Царство я едва не променяла на мерзость греха и беспросветный мрак. Очарованная ими я падала в смертную бездну, но Ты спас меня и снова помиловал… Какой язык и какое наречие позволит мне передать словами всю боль и радость мою? Как могу я выразить своё раскаяние и благодарность?..

Рыданья не позволили ей продолжать, Мегетавеель пала на колени, закрыв лицо руками.

– Радуйся, Принцесса! – вдруг зазвучали нежные, радостные голоса вокруг неё. – Воззри, Блаженная, какую славу и красу дарует тебе Отец! Восстань, восстань, Невеста! И да возликует сердце твоё. Утри свои слёзы, ибо время плача миновало. Пришёл час твой сретиться с Женихом.

С трудом поднявшись на ноги, Мегетавеель осмотрелась вокруг и узрела с какой радостью и любовью взирают на неё эти благословенные стражи Озарила. И только теперь она заметила, как удивительно преобразился весь её наряд. Куда только подевались страшные кровоточащие раны на её теле, откуда взялись эти пронзительно безукоризненно белые одежды, испещрённые золотом?..

– Ты прощена, обелена, Принцесса! Снят и омыт весь позор с тебя! – радостно молвили златозвонные голоса кругом.

И она узрела пред собой, Того Кого звала Озарилом – своего Господина и Жениха. Он был ещё славнее и величественнее, Таким Его ещё не зрел никто на земле. Он простёр к ней Свою длань и, озарив всё кругом Себя солнечной улыбкой, сказал:

– Как ты прекрасна, Возлюбленная Моя! И пятна нет на тебе, снята с тебя вся вина, и никто не посмеет боле клеветать на тебя предо Мною. Забудь свой позор, страдания и боль. Мне так приятен облик твой, и голос твой желаю слышать Я. Идём, не бойся. Мне желанно общение с тобой. И Отец Мой возлюбил тебя. Приди к Нему. Долго ты хранила чужие сады, отныне же станешь Хранительницей и Госпожой Моего Сада…

Мегетавеель взялась за руку Возлюбленного своего и, едва дыша, вступила за искристую завесу всеозаряющего предвечного света, туда, где ждал её Отец. Сияние Его славы ослепляло, на Него было невозможно взирать земными очами. Там звучала Музыка – предвечная безначальная, которая созидает и животворит. Осененная Его блистательными крылами, благословлённая дланями полными всеозаряющей любви, Мегетавеель шагнула за границу света и прозрела. Ей больше не придётся ощупью ходить во мраке. Она узрела Истину.

Восходящее Солнце – оно символ радости, пробуждающейся надежды. Но на сей раз восход казался Сашке издёвкой – ну какая теперь радость, какая надежда после того, что они опять учинили? А рассвет-то был нынче небывалой красоты – нечто такое сюрреалистичное, в духе Цербера. Зарница будто рой алых бабочек всколыхнула бледное небо. Солнце как распустившийся бутон страстоцвета распростёрло многоцветные лучи и обрызгало золотым водопадом пробуждающуюся от ночи землю.

Плутон нехотя смущённо подошёл к брату. Он вообще-то не часто признаёт свои ошибки, но стоит отдать ему должное – Плутон работает над собой. Похоже, он всё же решился во имя общего блага первым пойти на примирение.

– Прости. – потупившись, обратился он к Сашке. – Ужас что мы натворили. И всё это из-за моей заносчивости.

Саша тоже как-то смутился, замялся и с трудом выговорил:

– Да ладно тебе. Я сам жуть что нагородил. Это я тебя довёл.

– Нет, это всё моя вина. – сокрушённо покачав головой, ответил ему брат. – Кому много дано, с того много спросится.

– Брось. Это ведь я всех взбаламутил. – не согласился Сашка. – Так что я виноват.

– Да, нет же – я. – снова возразил Плутон.

Похоже, братья Горские решили переплюнуть друг друга по части вежливости. И возможно это бы закончилось очередной перебранкой, если бы тут в их диалог неожиданно не вмешалась Навсикая. Откровенно в упор, уставившись на Плутона, она безжалостно прогнусавила, пожав острыми плечиками:

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒