«В Стране Выброшенных Вещей» 30 страница

– Отвянь. – буркнул Саша в ответ на подколы брата. – Просто – отвянь.

Они быстро убрались прочь от Башни, и поспешили по дороге к окраине Полиса. Вся их «спасательная операция» провалилась и оказалась совершенно бесполезной. Если конечно не считать встречи с Цербером. Хотя это явно только прибавило Сашке проблем.

– Ой, Тристан! У тебя же кровь! – внезапно испуганно воскликнула Беатриче, заметив рану на его плече.

– Да, пустяки. – попытался он выдавить из себя бодрую улыбку. – Цербер слегка…э…задел. Ну, как бы… Не специально…то есть…

– Он стрелял в тебя? – вплеснув ручками, изумлённо ахнула Беатриче.

– Вот у них какая дружба, до крови. – едко усмехнулся Плутон. – Красиво распрощался со своим ненаглядным. Ну, что – конец вашей дружбе?

– Настоящая дружба не кончается. – запальчиво выдал Сашка. – Она вечна. Вечна, как… как Музыка. Просто иногда друзья проходят трудности и могут ссориться, и даже драться. Что поделать, такое порою случается и у кровных братьев... – выразительно покосившись на Плутона, закончил Саша.

– Ладно, сейчас отойдём подальше, остановимся, и я перебинтую твою руку. – холодно откликнулся Плутон, делая вид, что не понял его намёка. – Ну, и как там твоя теория на тему того, что Цербер хороший – ты в ней наконец-то разуверился?

– Напротив, теперь я уверен в этом на все сто процентов. – твёрдо ответил Саша, не обращая внимания на ехидный тон брата.

– Цербер – просто заблудшая овечка. – жалостливо вставила своё словечко в оправдание безумного Кукловода Инфанта.

– Ну, нет. Цербер – он натуральный козёл – наглый и упёртый. Овца у нас вот. – возразил Плутон, злорадно тыча пальцем в брата.

Саша с трудом сдержался, чтоб не ответить на такое оскорбление. Но если начать спорить с Плутон, это значит затеять очередную драку. Хватит уж на сегодня кровопролитий. К тому же самое волнующее и опасное впереди – тайная встреча с Цербером. Если про это прознает Плутон или Маргаритовы Валеты – не сносить им обоим головы…

Тем временем Плутон привёл их в разрушенный Дом Озарила. Саша с грустным удивлением воззрел на столь переменившуюся атмосферу этого волшебного места. Маргаритина свита от души постаралась, как следует осквернить всё здесь. Они порушили почти все стены, снесли крышу – от Дома остались жалкие руины, обломки стен выступали из земли, словно останки скелета древнего гиганта. Со скорбью и благоговейным страхом Саша приблизился к месту, где прежде находился парадный вход. От ступеней осталось лишь каменное крошево, прекрасные стражи, охраняющие входную арку, чьи эфемерные образы так поразили его сердце в прошлый раз, навеки ушли в небытие. Нет ни входа, ни арки, ни дивных росписей. Под ногами скорбно похрустывали осколки сказочных витражей, этот звук напоминал стенания великомучеников стародавних времён. Цветные драгоценные россыпи радужных стёклышек потускнели, их блеск стал словно осуждающим, холодным – от него рябило в глазах. Теперь это место напоминало заброшенный погост, здесь им не рады… Но для их компании это было лучшее из возможного, по крайней мере, стражи Маргариты сюда точно больше не сунутся – они и так славно потрудились.

Саша почувствовал, как у него начинают медленно подкашиваться ноги. Кровь нескончаемым фонтанчиком стекала из раны по руке прямо в ладонь – уже набралась полная горсть. Стыдно признать, но Сашка почти всегда испытывал лёгкое головокружение, даже сдавая кровь из пальца в поликлинике. А теперь и вовсе – одно осознание того, что Цербер продырявил ему руку насквозь, вызывало у него жуткую дурноту. Саша тяжело плюхнулся на одну из сломанных скамеек, стоящей вдоль единственной уцелевшей стены и устало откинулся на спинку. Плутон наконец-то про него вспомнил и взялся обрабатывать рану. Как и следовало ожидать, он не особо-то стал церемониться с братом и так сильно стянул ему руку, что тот чуть не заорал от боли.

– Больно же! – обиженно вскрикнул Сашка. – Ты не мог бы помягче…

– Ага, «помягче», «понежнее». – съязвил Плутон. – Это ты своему Церберу в следующий раз заказ сделай, чтобы он с тобой помягче обращался, когда ему снова приспичит сыграть в зайчика и охотника. Пусть он тебя помягче изрешетит…

– Ну, вот и в кого ты такой вредный? – сердито вздохнул Саша. – У нас ведь родители – совершенно не злые люди. А тебе только дай повод позубоскалить…

– Это он характером видать в младшего брата пошёл. – ухмыльнулась проходящая мимо Навсикая, заслышав их разговор.

Ну, конечно. Её забыли спросить!.. Саша с недовольной физиономией отсел подальше от зловредного Плутона и его не менее язвительного Спутника. Пока они там опять о чём-то принялись спорить, обсуждая ход их дальнейших действий, Сашка улучил минутку, чтоб хоть немножко побыть наедине с Беатриче. Ноющая не дающая покоя боль в плече стала, наконец, потихоньку отступать. Может и присутствие неземной Инфанты каким-то образом целит и успокаивает Сашкину душу – рядом с ней всё становится ясно и легко. Беатриче, как всегда отрешённая, блаженная сидела рядом с ним и нежно улыбалась в небо, как хрупкий серпик луны – она сама источает свет….

– Беатриче, то, что мы видели…– наконец собравшись с духом, молвил парень. – Твоя жизнь до Страны Выброшенных Вещей была так… была такой…

– Да. – просто отвечала белая девочка и после некоторой паузы начала свой рассказ. – Я воспитывалась не в очень хорошей среде… Моя семья была тесно связанна с криминальным миром. Так вертелись большие деньги, там решались людские судьбы. Но я росла словно вне всего этого, у меня был свой собственный мир. Я верила, что однажды моя жизнь превратится в чудесную сказку, появится тот прекрасный рыцарь, что спасёт меня.

На сочных иссиня-бордовых губках Инфанты заплясала невесомая восторженная улыбка, но тут же неожиданно она померкла, и в бездонных озёрах её сапфировых глаз показался ужас и отчаяние.

– Но у них были другие планы на мою жизнь. – едва слышным шёпотом продолжала Беатриче, потупившись. – Едва дождавшись моего совершеннолетия, моя семья вознамерилась выдать меня замуж за сына директора одной крупной компании, с которой были как-то замешаны их дела. Речь шла о наследстве, о больших деньгах… Ну, а я оказалась просто…товаром. Но когда выяснилось, что у моего жениха есть другая, и он нисколько не собирается изменять своим пристрастиям, моя семья сочла это за огромное оскорбление…И вот тогда произошёл этот страшный скандал. Не знаю, кто затеял ссору, но дошло даже до перестрелки. Так моего старшего брата убили, а я оказалась в больнице…

– Тебя ранили? – тревожно воскликнул Саша.

– Нет. Я имею в виду другую больницу. – тихонько промолвила Инфанта, поднимая на него свои огромные полные тоски глаза. – Понимаешь, им было бы спокойнее, если бы я не давала показаний в этом шумном деле… Так что по официальной версии – я потеряла рассудок после трагической смерти брата. Представляешь, Тристан, твоей дамой сердца оказалась какая-то сумасшедшая. – вдруг с невыразимой болью в голосе надрывно рассмеялась Беатриче.

Она обречённо опустила свою лилейную головку, спрятав личико за полупрозрачными ладошками, и, похоже, заплакала. Саша смущённо и растеряно провёл ладонью по пушистой как весенние облака копне её волос. Белая девочка отчаянно прильнула к его груди и горько плакала, уткнувшись в Сашкино плечо. Что-то везёт ему сегодня на слёзы.

– Твоя жизнь похожа на какой-то безумный фильм. – проговорил он, пытаясь утешить свою Инфанту. – Я думал такое и не бывает в реальности. А я… знаешь, я такой дурак. Раньше я постоянно жаловался, что меня институт достал или ну, к примеру, денег на какую-нибудь новую дорогущую шмотку не хватает… И я даже не хотел задумываться о том, что у кого-то вокруг меня могут быть более серьёзные беды. И ты, и Цербер, да и все остальные, небось, тоже – вдоволь нахлебались в прошлой жизни. А я… Да, Плутон прав – я зажравшийся обленившийся декадент.

Успокоившаяся Инфанта перестала плакать и подняла на парня своё посвежевшее озарённое личико. Удивительное дело, но она почему-то после слёз всегда выглядела ещё краше обычного. Насколько Сашка помнит, раньше в его жизни всё было иначе – и зарёванные, перемазанные тушью физиономии его девиц, упрекающих его в безалаберности и гульбе, никогда его не вдохновляли. А изящная Инфанта даже плакать умеет так, что это особо и не напрягает.

– Тристан, ты не должен себя винить. – одарив его свежей, как рассвет улыбкой, изрекла Беатриче. – Ты по благодати попал в Страну Выброшенных Вещей. Просто цени это… А за меня можешь не переживать. Я нашла столько миленьких дружочков, все эти мои зверюшки, лапочки – такие славные! – трогательно просюсюкала она. – Поверь мне, в Стране Выброшенных Вещей я обрела своё счастье… В отличие от Цербера. Он похоже даже здесь не нашёл покоя своей душе.

Ну, вот опять они договорились до Цербера. Это прям какой-то замкнутый круг. Пронзительная тень Кукловода, похоже, во веки веков не покинет их.

– Но как вышло, что ты вдруг стала его невестой? – безрадостно вопросил Саша.

– По сравнению с теми бесчувственными чудовищами, что окружали меня в прошлой жизни, он казался удивительно галантным кавалером. – печально поведала Инфанта. – Он всегда был столь учтив, любезен и ласков. И мне было его почему-то жаль. Что-то постоянно терзало его, не давая ему покоя. Он словно искал кого-то глазами, прислушивался в ожидании чьих-то шагов… Он видел пред собою не меня. И постепенно его нежность и забота превратились в какую-то одержимость. Зря я надеялась исцелить его. Это не в моих силах. И он тоже был бессилен помочь мне. Мы две выброшенные вещи, потерявшие хозяина, и не можем уврачевать раны друг друга…

– Тем более я не смогу спасти ни тебя, ни его. – тяжело вздохнул Саша. – Я о себе-то не в силах толком позаботиться. Куда уж мне…

– Всё совсем наоборот. – неожиданно возразила девочка, нежно положив руку ему на плечо. – Ты единственный кто помог нам. Только рядом с тобой я почувствовала себя так спокойно, словно я настоящая инфанта. Ты мой рыцарь. И Церберу ты очень ценен – а это просто удивительно. Ты оказался первым человеком, сумевшим проникнуть в его странную больную душу. Он никого не впускал в свой мир, даже меня. Тристан, ты должен поверить в себя. Озарил наделил тебя особым даром – рядом с тобой все чувствуют себя хорошо.

– Хреновая какая-то характеристика у меня выходит: человек, с которым всем хорошо. – криво усмехнулся Саша.

– Но разве не прекрасно, что ты заставляешь людей чувствовать себя сильнее, лучше и добрее, чем они были прежде! – воодушевлённо воскликнула Беатриче. – На самом деле раньше ты просто разыгрывал из себя скучающего уставшего от жизни декадента. А в глубине души ты всегда был благородным рыцарем.

Саша в некотором замешательстве задумался над словами Беатриче. Так значит всё-таки – рыцарь?.. Что ж раз взялся за такую ответственную роль, придётся доигрывать её до конца. А это, по всей видимости, будет, ох, как нелегко!..

Уже стемнело, и притихшая Инфанта вскоре засопела носиком, уснув в каком-то укромном уголке. Зато вот Навсикая всё никак не могла угомониться, пыхтела, копошилась – так что Сашка испугался, что она и вовсе спать не собирается. Плутон – того не легче – с серьёзным видом уселся на скамью, положив обнажённый меч себе на колени, и всё рыскал глазами туда-сюда, будто неся дозор. Совсем уже заигрался, мальчик… Сашка чуть ли не со стоном едва не хныкал, томительно ожидая, когда же они угомонятся. Он истерично заламывал себе руки, вглядываясь в темноту и пытаясь сообразить, сколько уже времени. Ему нужно было как можно скорее незаметно улизнуть от них, не привлекая внимания. Так просто они никуда его одного среди ночи не отпустят. И вот наконец-то Плутон задремал, откинув на спинку свою белобрысую бессовестную башку. Мерно вздымалась его грудь, он был таким тихим и умиротворённым, что любо-дорого смотреть. Эх, если бы он всегда был таким красивым и спокойным как во время сна!..

Саша осторожно, стараясь не наделать шума, поднялся со скамьи и, тревожно косясь на спящих, крадучись, покинул руины и со всех ног кинулся обратно в Полис. Он не имел совершенно никакого понятия, сколько сейчас времени и мчался во весь дух, боясь опоздать к назначенному часу. А что если уже перевалило за полночь? Что будет, когда часы пробьют двенадцать?.. Карета превратится в тыкву, волшебство рассеется, и чуда снова не случится… Саша задыхался на бегу, его страшно колотило от страха. Нет, конечно же, он не боялся того, что Кукловод может сдать его Меченосному. Цербер – он не Якоб и на предательство не способен. Если уж сильно захочет – сам прирежет без всякого зазрения совести. И перевязанное раненое плечо Сашки тому живое доказательство… Так что парня пугало совсем другое. А что если он опоздает, и Цербер не станет его ждать? Что если его что-то задержит, и он сам не сможет придти? А вдруг это и вовсе была очередная шуточка Кукловода?.. Но страшнее всего – если об их встречи узнает Маргарита… Или Плутон… Тогда Сашку с Цербером просто порежут на кусочки. Опасно играют мальчики… На бегу, Саша неловко подвернул ногу и с размаху рухнул на колени. Поднялся и, не обращая внимания на боль, ощущая как по коленям, побежала кровь, мчался дальше. Спасибо хоть брюки не порвал. Нельзя останавливаться. Быстрее! Быстрее!.. Пусть Цербер дождётся. Пусть время остановится.

«Я погиб, если ты, лучший из юношей, о надежда, души ты половина всей, о лекарство моё в тяжких страданиях, не придёшь мне помочь».

Но когда Саша вылетел на главную аллею, оказалось, что Цербер уже ждал его там. Залитый мутным лиловым светом фонарей, он стоял, прислонившись к своему стальному коню – и сам словно сотворённый из стали казался с ним единым целым – как изысканное изваяние бледного всадника на пьедестале. Завидев запыхавшегося, нервно дрожащего Сашку, он поддался вперёд, и уголки его безжизненно поголубевших губ приветственно дрогнули и потянулись вверх. Кукловод, молча, кивнул другу, и Саша, как и прежде привычно уселся за его спиной на мотоцикл. Цербер упоённо дал на газ, и стальной конь с бешеным рёвом помчался вперёд, рассекая ночные сумерки опустевшего города. Да, это и есть Дружба, когда вы вот так, невзирая на все распри и войну, преодолевая время и расстояние, снова встретитесь и, молча, даже не сговариваясь, пойдёте в одном направлении, словно не было ничего, что вас разделяло. Ветер хлестал по лицу, шлейфом развивая горький и морозный аромат Церберового парфюма, кожаный дух его косухи и запах бензина. На крутом повороте мотоцикл лихо закрутило в бок – несся на такой страшной скорости, они едва не слетели на дорогу. Саша, чудом не свалившись под колёса, порывисто обхватил Цербера за грудь и уткнулся носом ему в затылок. Кукловод бросил острый взгляд через плечо, и Сашка прочёл в его переливчатых глазах… Да, думали они сейчас об одном. Сашка не боялся, как было прежде, что они ненароком разобьются на смерть во время этой сверхскоростной гонки. Напротив, теперь быть может это самый лучший вариант для них. Ведь, что их ждёт дальше? Война, на которой не будет никакой возможности изменить свой выбор. Тогда им придётся сражаться, возможно, даже друг с другом. Но сегодня они словно негласно условились не говорить о Маргарите и Озариле, о той войне, что нависла над ними. Этой ночью мальчики решили напоследок беззаботно повеселиться вволю, надёжно спрятавшись от взрослых.

Цербер остановил коня у порога своей заброшенной обители. Саше казалось, что чудной домик Кукловода снова приветственно кланяется, торжественно покачивая своими башенками. Продолжая хранить безмолвие, словно боясь осквернить эту траурную зачарованную тишину своими голосами, они прошли внутрь. Саша покорно шагал следом за другом по неосвещённым лабиринтам этих узеньких галерей и ощущал море болезненно знакомых запахов и звуков. Одна особенность резко бросилась ему в глаза – под ногами уныло хрустели хрупкие осколки, а рамы по стенам странно опустели. Да, Цербер перебил все зеркала. Глядя в его сутулую худую спину, Саша пытался представить, что же творилось с другом с тех пор, как он перестал посещать его грустный домик. Каково ему было вновь остаться в своём беспросветном глухом одиночестве, в окружении этих пугающих, безжизненных кукол с застывшими улыбками на фарфоровых личиках?..

Цербер провёл друга в небольшую комнатку, обставленную в японском стиле, и когда он обернулся, Сашка с удивлением увидел на его лице широкую беззаботную улыбку. Это было приятной неожиданностью, если уж честно говорить, он боялся, что Цербер напротив пребывает в крайне мрачном расположении духа. Впрочем, предсказать заранее его настроение никогда не получиться.

– А сейчас, мой дорогой, уважаемый гость, мы будем пить чай. Чай и только чай! Хочу хотя бы сегодня быть трезвым. Тем более что завтра ответственный день. – обворожительно улыбнувшись, изрёк Кукловод и, скинув косуху, надел поверх своей белотканной рубахи расписное кимоно превосходной работы, выполненное в его любимых лилово-фиолетовых тонах.

Нарядившись таким образом, Цербер и сам стал похож на мальчика из аниме, и вся эта восточная атмосфера, к слову сказать, очень к нему шла. Оправляя и так, и сяк это изумительное кимоно на своей стройной ладной фигурке, Цербер не сводил восхищённого взора со стеклянных дверок маленького шкафчика с посудой – в них он мог без труда лицезреть своё прекрасное отражение. Таким образом, даже отсутствие зеркал не лишало его возможности заниматься самолюбованием. Впрочем, Кукловод столь обаятельно балдеет сам от себя, что без улыбки на это невозможно смотреть. Хорошо, что его ещё хоть что-то радует и забавляет в этом мире. Вернувшись к Саше, Цербер пригласил его присесть к низенькому столику, вырезанному из красного дерева. Сам Мастер опустился на колени и принялся заваривать чай, следуя видимо некому древнему восточному рецепту. Во время этой чайной церемонии лицо Цербера приобрело небывало умиротворённое расслабленное выражение. Движения его стали такими лёгкими, мягкими, безо всякого надрыва. Пожалуй, это давало его больной душе куда больше покоя и наслаждения, чем все эти «успокоительные» конфетки и выпивка. Наконец, закончив, Цербер протянул Сашке искусно выделанную жемчужным крошевом старинную чашу из нефрита. Парень с благоговением принял её из рук друга и с самым серьёзным видом сделал первый глоток. Но тут его ожидало жуткое разочарование – травяной чай, что с таким блаженством заваривал Цербер битых полчаса, оказался омерзительно горьким, так что Сашку с головы до пят пронзил этот острый вкус, выворачивающий желудок наизнанку. А Кукловод ещё и как назло с самым искренним интересом заглянул ему под нос и, воззрев на него наивными, как у ребёнка глазами, нетерпеливо поинтересовался:

– Ну, как? Ну, как?.. Нравится? Вкусно?..

Он выглядел так мило и трогательно, что было до боли стыдно сказать ему правду. Преодолевая себя, с трудом пытаясь заставить себя сделать хотя бы ещё один глоток, Саша пробормотал, еле ворочая онемевшим от горечи языком:

– Угу. Здорово…

– Да?.. А почему у тебя такое лицо, будто тебя сейчас стошнит? – грустно усмехнулся Кукловод и, погрозив пальчиком, добавил. – А тебе мама не говорила, что обманывать нехорошо?

– Цербер, ну…прости. – стыдливо потупился Сашка.

– Ладно, что уж с тобой сделаешь? – иронично рассмеялся тот, забирая из его рук чашу. – Видимо ты ещё не дорос до чая истинных самураев. Ты же любишь всё сладенькое. Ну, впрочем, я тоже… Сейчас принесу обычный чай в пакетиках, с сахаром и конфетками.

Таким образом, запланированный вечер в восточном духе не состоялся, и Цербер, скинув своё шикарное кимоно, пошёл за обычной посудой. Когда чай уже был разлит по чашкам, Кукловод вдруг с задумчивым выражением лица глубокомысленно произнёс:

– Тристан, а тебе не кажется, что столько сладенького, как мы с тобой потребляют только девчонки? А я вот где-то слышал, что настоящие мужчины сладости вообще не едят…

– Да, ладно! – удивлённо возразил Саша, набив полный рот конфет. – Вон, Плутон, чем не мужик? И то конфеты за обе щёки уплетает – сейчас не меньше, чем в детстве. Неужели настоящие мужчины должны одно сырое мясо пожирать?

– Ну, да. Сырое мясо с кровью. – состроив страшную рожу, захохотал Цербер. – Но это уже выходит вылитый Меченосный…

– Фу, тогда мне никогда не грозит стать «настоящим мужиком». – пришёл к печальному выводу Сашка.

– Да мне тоже. – печально вздохнул Мастер, сосредоточенно насыпая в свою чашку сахар ложка за ложкой. – Значит, придётся остаться нам навеки маленькими беззаботными мальчиками, кушающими сладенькое. Итак, за вечных мальчиков! – провозгласил он тост, поднимая тонкую руку с фарфоровой чашечкой.

Чокнулись, выпили залпом, вспомнили, что это всего лишь чай и залились на пару звонким смехом. Впрочем, было, конечно же, глупо рассчитывать на то, что хорошее настроение Кукловода может продержаться больше получаса. Выхлебав ещё пару чашек чая, он от скуки принялся выстраивать башенку из конфет. Судя по мрачному выражению его лица – на него опять наползла тоска, которая вот-вот обернётся истеричным срывом или какой-нибудь безумной выходкой. С ним всегда так. Надкусив очередную конфетку, Цербер брезгливо поморщился и капризно проканючил:

– Фу, с белой начинкой… На вот – доешь. – оскорблёно буркнул он, обидевшись то ли на друга, то ли на злополучную конфету и бесцеремонно ткнул ею Сашке в рот.

– Э… спасибо, конечно. – слабо усмехнулся парень, слегка отпрянув от него. – Но я как бы… не ем с рук.

– Если я захочу – ты и с пола будешь есть, понял? – нахально ответствовал Цербер, лениво откинувшись на спинку стула.

– Тебе так нравится меня унижать? – уныло вопросил Саша.

– Я тебя не унижаю. Таким образом, я просто проявляю заботу о ближних. Будь благодарен. – насмешливо откликнулся тот. – Может тебе ещё чаю подлить?

– Не… Я больше не могу. – вздохнул Саша, опустив голову на стол. – По-моему, мы малость переборщили со сладким. Приторно до жути. У меня даже голова кружится. Хуже, чем когда мы с тобой напивались вдрызг…

– Мне кажется, от такого количества сахара и шоколада, тем более в моём присутствии получается эффект похлеще, чем от алкоголя. – усмехнулся Цербер и небрежно махнул рукой, опрокинув Сашкину чашку.

Парень едва успел отдёрнуть руку, чтоб не порезаться. Кукловод покосился на осколки и меланхолично поинтересовался:

– Не поранился?

– Да, нет. Всё в порядке. – бодренько отвечал Саша, с опаской поглядывая на друга. Опять начинается…

– Жаль. – откликнулся Мастер и поднялся из-за стола.

С балетной грацией он склонился над столиком, собирая фарфоровые осколки, что словно белые лепестки рассыпались по столику. Невесомый тончайший шёлк его рубахи, как лилейные лепестки струится вдоль тела – эта ткань словно соткана из лунного света, а сам Цербер так грациозен, отрешен, словно он не со стола убирает, а разыгрывает на сцене свою нескончаемую роль принца-лебедя. Истинный заколдованный принц. Или психически больной… В любом случае Сашка тут бессилен. Подойдя к нему, Кукловод положил гибкую длань на плечо другу и с улыбкой вопросил:

– Ну и как там твоя рука? Болит?..

С этими словами он нещадно сдавил Сашкино плечо, впившись в него своими длинными пальцами. Боль была адской. Кровь проступила даже на рубахе через повязку.

– Вообще-то всё было неплохо, пока ты не трогал. – сдавленно прошептал Саша.

– А ну, извини. – безразлично пожал плечами тот. – Я всё никак не могу удержаться… Это уже стало привычкой – ломать свои любимые игрушки.

Цербер глухо рассмеялся и, помолчав, заговорил снова:

– Ты знаешь, о ком я последнее время думаю всё чаще? – он тут же кокетливо скосил свои искрящиеся глазки и, потрепав Сашку по щеке, лукаво усмехнулся. – Нет ну, конечно же, чаще всего я вспоминаю моего Тристана, но сейчас не о том речь…

Кукловод снова посерьёзнел и угрюмо продолжил:

– Когда мне плохо я почему-то всегда начинаю думать об этом скоте. Якоб. Да. Я почему-то даже и предположить не мог, что он вас с такой лёгкостью продаст. Надо было предупредить тебя, чтоб ты не особо с этой мразью связывался. Но я искренне считал, что он вечно пакостит только мне, а до вас ему и дела не будет…

– Но что же произошло? Между ним и тобой?.. – осторожно поинтересовался Саша.

Его уже давно терзал этот вопрос – что за тёмная история связывает Якоба и Кукловода?.. Цербер яростно сверкнул глазами, его всего передёрнуло, и он, весь дрожа от ненависти, промолвил жутковатым шёпотом:

– Не потому ли имя ему Якоб, что он уже дважды, таким образом, пытается пробить себе дорогу за счёт чужой жизни?!. Для него царство Маргариты – земля обетованная, он на всё пойдёт ради её признания. Но место, в которое он так жаждет попасть – на самом деле это дорога в ад. И кому лучше меня это может быть известно? Я пошёл к Маргарите, потому что мне стало наплевать, где подыхать после того, что Якоб совершил…

– И что же он сделал? – испуганно спросил Саша и тут же пожалел о своём вопросе.

Цербер внезапно безумно расхохотался и хрипло пробормотал сквозь смех:

– Так ты хочешь услышать эту историю? Боюсь, она слишком длинная. Её исток берёт начало от первых дней Цербера в Стране Выброшенных Вещей. Но что ж, раз ты желаешь – я поведаю её тебе. Да, Тристан, сегодня ты познакомишься со всеми скелетами в моих шкафчиках!

С этими словами несравненный Кукловод резко схватил Сашку за руку и потащил за собой. Он так сильно впился своей хрупкой отливающей в синь кистью в дрогнувшую длань друга, что у Саши заныли жилы. Широко шагая через путаные лабиринты своего дома, Цербер иступлёно тянул его в этот беспросветный мрак. Саша едва поспевал за ним, ноги его заплетались, и он неловко налетал на друга в этих потёмках на каждом шагу. И как только Цербер умудряется так легко передвигаться в этой кромешной темноте? Здесь всегда царит тьма, он принципиально не зажигает свечи в самых дальних коридорах, будто прячется во мраке, лелея свою светобоязнь… Наконец, Цербер разжал ладонь, высвободив измятую истисканную Сашкину руку. Осмотревшись, парень узнал это место, здесь он уже был однажды. Это тайник Мастера, центр его вселенной – маленькая скромная комнатка с загадочной куклой. Подобно распятой мученице Босха она повисла как на паутинке, оторванная от земли. Она неизменна, вечна как Луна на ночном небосводе. Кукловод, возведя на неё завороженный иступлённый взор, вплотную подошёл к стеклянным дверкам, отделявшим её от остальной комнаты. Он шёл ей навстречу, как кающийся грешник к своей святой. Взгляд его был полон надежды, а на губах впервые появилась настоящая улыбка – не оскал, не ядовитая ухмылка, а именно улыбка – робкая и слабая, как луч закатного солнца, что испуганно и смущённо заглянул на дно старой разверзнувшейся могилы. Цербер, на миг прикрыв веки, прислонился лбом к стеклу и тут же тяжело отпрянул от него, и снова хищно вцепившись в Сашку, повёл его дальше.

– Идём же, Тристан. Идём. – чуть дрожащим голосом сбивчиво бормотал он. – Сегодня будет премьера в моём театре теней. Только для тебя. Экспромт.

Кукловод привёл друга в небольшой уютный зал, где прежде Саша ещё не был. Усадив его в огромное, обитое пурпурным бархатом кресло, Цербер скрылся за расписными ширмами, и оттуда доносился его взвинченный дёрганый голос:

– Подожди минутку, мой любезный друг. Сейчас я поведаю тебе дивную Легенду о Кукловоде. О, нет, конечно – это всё вымысел, сказка, сочинённая одним безумцем. – он жутковато расхохотался и принялся сновать по залу туда и сюда, перебирая какие-то предметы, и запальчиво продолжал. – На меня что-то вдруг нашло вдохновение. Я расскажу тебе историю, которую ты так жаждешь услышать и более того – я покажу тебе её. Уже пора сделать из этого великолепное шоу! Ибо, что есть наша жизнь, если не спектакль? Итак, взирай, Тристан. Взирай, не отводя глаз. Полюбуйся на этот славный спектакль, который они сотворили из моей жизни…

Сашка испугано впечатался в кресло, заворожено глядя на безумные метания возбуждённого Мастера. Хоть ему выдалась эксклюзивная возможность некоторое время работать бок обок с Великим Кукловодом – тайны его чарующего мастерства оставались для него непознанными, сокрытыми. Трудно было поверить, как все эти чудеса рождались прямо на глазах. Так было и теперь. Цербер зашёл за ширму, и волшебный теневой спектакль затянул Сашку в своё дивное действо. Картины сменяли одна другую, узорчатые контуры этих резных фигурок вились, расползались серпантином – как рисунок акварелью по стеклу. Как песок развеваемый ветром, как переменчивая форма облаков под натиском вихря – так сменялись, растекались эти теневые образы. Освещение так же каким-то образом гармонично менялось с каждой новой сценой – от морозно-лазурного к слепяще-алому, и не было конца этим радужным переливам. Прежде всего, пред Сашкиными глазами возник ломкий силуэт мальчика на костылях, но постепенно плоская тень словно ожила, задышала, как готовый вот-вот распуститься трепещущий лилейный бутон. Обычный театр теней превращался в пугающе-живой и реалистичный карнавал образов и судеб. Это ужасало и околдовывало. А из-за ширмы неумолчно звучал магический надрывный голос Цербера, музыкально и напевно повествующего эту Сказку. Звучание этого одухотворённого голоса то заставляло кровь закипать в венах, а то оковывало леденящим ужасом.

– Жил да был печальный мальчик – жалкий калека или заколдованный принц. Блудной матерью выброшенный на свалку, был он ввержен в вековечную тьму. Взращенный средь зверья, средь жуткого отродья, принц томился и жаждал пресечь пытку никчёмного существованья. Дабы осуществить сие страстное желание, он вознамерился пасть из окна своей жалкой темницы. И чтобы тело белое разбилось вдребезги о камни, дав успокоиться больной душе в блаженном смертном сне. Но едва растворив рамы, приближаясь к заветной бездне, он узрел средь пурги во мраке ночи Госпожу всех цариц, что затмила сияние звёзд и Луны...

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒