«В Стране Выброшенных Вещей» 21 страница

Меченосный расплылся в блаженной улыбке, но отрок вдруг промолвил:

– Не смей их трогать. Я приму их наказание на себя. И ты не в праве мне отказать. Так гласит Закон. Мне он известен лучше, чем тебе. Ведь весь Закон исшёл от моего Отца.

Палач воззрел на него с немым изумлением. А Маргарита аж подпрыгнула на престоле, как девочка, получившая долгожданный подарок, и захлопала в ладоши.

– Вот и славно! – радостно взвизгнула королева. – Вы это слышали? Мальчик всё берёт на себя. Может кто-то ещё в чём-нибудь провинился – так вы скажите! Он за всех примет наказание.

Маргарита омерзительно расхохоталась, словно безумная, а Меченосный с презрительной ухмылкой присвистнул, глядя на свою безропотную жертву:

– Вот ведь дурак!

– Ну, начинайте же! Начинайте! – нетерпеливо приказала королева, удобно устраиваясь на своём престоле, будто готовясь смотреть забавное представление.

– Нет! Нет! – закричал Плутон.

У него отобрали меч, заломили ему руки, а он продолжал сопротивляться, тянулся к спокойному неподвижному мальчику.

– Не делай этого! – с мольбой обращался к нему парень. – Ты не должен страдать из-за нас!.. Почему ты так спокоен? Перестань так смотреть!! Я не позволю тебе умереть из-за моей ошибки!

– Смирись, Плутон. – отвечал тот с грустной улыбкой. – Ты не хотел мне поверить. Так позволь мне доказать всё на деле. Только за что я так гоним тобой? Почему ты меня так ненавидишь?..

Плутон поник, опустил дрожащие руки. Но Навсикая не хотела смиряться – растолкав всех вокруг, она с криком кинулась на выручку светлому отроку. Но Меченосный ловко одним ударом отшвырнул её оземь. Ударившись виском о камень, девочка потеряла сознание, личико ей заливала кровь. Болезненно вскрикнув, Плутон подхватил её на руки, а Палач насмешливо обратился к нему:

– Надень намордник своей шавке и посади её на поводок. Да и смотри сам не рыпайся. Мы лишь исполняем Закон. Ты не вправе вмешиваться!

Казалось Плутон, едва сдерживал слёзы, с глухим стоном он держал в напряжённых руках Навсикаю и судорожно бормотал, нервно подёргивая головой:

– Нет! Нет… Это не Он. Он бы ни за что так не поступил! Его же сейчас убьют!..

А Он должен был нас спасти. Всё было бы не так…

Тем времен вперёд вырвался мастер Дедал, он рухнул на колени перед королевой и возопил:

– О, сжальтесь! Умоляю, помилуйте его! Лучше казните меня!..

Вся королевская свита с ликованьем гоготала вокруг, глумясь над несчастным стариком.

– О, опять ты! – капризно морщась, недовольно вздохнула королева. – Уберите этого отвратительного старикашку! Он мне так надоел. Его тоже следовало бы отдать на забаву моему милому Палачу. Хотя может наш славный мальчик и за своего папашку примет наказание? Вот будет потеха!

Рыдающего Дедала оттащили в сторону, а Меченосный принялся за дело. Тонкие руки мальчика были туго связанны, от тяжелого удара Палача он рухнул на колени, склонившись бледным ликом почти до самой земли. Братья-Валеты разодрали его рубаху, оголив спину и хрупкие плечики, и встали по обе стороны от него, держа в руках многохвостые плети с железными крючками на концах. Меченосный о чём-то задумался и, принявшись загибать пальцы, обратился к Маргарите:

– Так сколько же это выходит? Десять плетей за каждого из четверых непослушных деток, да ещё десять за эту жалкую «невесту». Ах, да ещё за папашу… Итого шесть.

– Семь. – вдруг прошептал мальчик, подняв лик, и взгляд его едва уловимо скользнул в сторону. – Да, я приму казнь и за седьмого.

Его лучезарный взор был в упор направлен на Цербера, что с унылым и оскоблённым видом слонялся вокруг. Если бы не обида Кукловода он бы и сам был в первых рядах, но на сей раз он не желал участвовать в этих забавах. Почувствовав пронзительный взгляд отрока, он покраснел и испуганно прижался к стене, словно это он был приговорён к казни, а с нервно вздрагивающих бескровных губ сорвал шёпот:

– Кто же ты?...

Но окружающие даже и не заметили этой сцены, никто не обратил внимания на их скрестившиеся взгляды. А Маргарита продолжала хохотать до упаду:

– Нет, вы представляете?! Он хочет за семерых! О, да хоть за всех жителей нашей Страны! Я же говорила, что исполню любое твоё желание. Итак, семь раз по десять… Сколько получается?

Меченосный, состроив жутковато-комичное выражение лица, почесал в затылке.

Он явно не торопился начинать и растягивал удовольствие.

– Ну, Ваше Величество, Вы же знаете у меня плохо с арифметикой. – криво усмехнулся он и, пихнув сапогом отрока в бок, рассмеялся. – Вдруг мы собьёмся – так ты, не стесняйся, поправь нас, ладно?

Джокер, схватившись за живот, согнулся, чуть ли не до земли и зашёлся в приступе истеричного хохота. Шут высоко оценил шуточку своего брата…

Меченосный занёс свою плеть, но внезапно отвёл удар, хлестнув по земле. Замахнулся и снова опустил руку – так он растягивал удовольствие, предвкушая славную потеху. Но во всей фигуре склонившегося к земле отрока ощущалась прежняя безмятежность и умиротворённость. Упавшие золотые волосы закрыли лицо, виднелись лишь уголки его губ – без страха, без дрожи они лучились, поднимались вверх. Да, он улыбался. Видя его невозмутимость и спокойствие, Палач дико взъярился и, озверев, принялся хлестать его по спине со всей силы, а Джокер, не переставая нервно гоготать, вторил его страшным ударам. И вся толпа, будто обезумев, улюлюкала, плевала и смачно отсчитывала дружным звериным хором:

– Раз! …два! …три! …пять! …восемь! …десять…

Их дикие крики эхом отдавались в Сашкиной голове. Трясущимися руками он зажал себе уши, мотал головой, не смея поднять глаз на происходящее. Из уст вырывался невольный стон. О, если бы это и вправду оказалось всего лишь сном! Пусть это будет просто сон!.. Такое не может быть на самом деле. Проснись! Пожалуйста, ну проснись же! Давай же, просыпайся!! Разбудите меня, молю!!!..

– Девятнадцать!.. Двадцать два!... Двадцать три?.. Королева, мы всё-таки сбились!

– Ну, так начните сначала!..

– И ррраз!.. и два!..

Сашке показалось, что внутри что-то разорвалось, он бессильно упал на колени. А рядом тут же послышался хохот:

– Нет, вы только поглядите! Бьют одного, а плохо сделалось этому!..

– Неженка, какой!

– Сердобольный, видать слишком!..

С трудом Саша снова поднялся на ноги и, едва пересилив себя, посмотрел на мальчика. Отбросив плети, Палач со своим братом избивали его ногами. Да, тяжёлые ботинки Джокера с тупыми носами как раз для этого и предназначены. А между делом они не прекращали переговариваться.

– О, как хорош, как славен наш «царевич»! Все склонитесь перед ним. – пропел Джокер и, подняв его за волосы, внимательно поглядел в окровавленное лицо, после чего печально вздохнул. – Ах, даже как-то и жалко портить такого красавчика! Не будь у тебя такого скверного характера, ты бы очень нам пригодился.

При виде его изодранного, изувеченного, у Сашки закружилась голова, к горлу подкатила тошнота. О, сколь обезображен лик его! Разве может так ужасно выглядеть ещё живой человек?!

Стоящий рядом с братом, Плутон тряс головой и всё бубнил, словно пытаясь отогнать ночной кошмар:

– Нет! Нет… Это не Он…

А вся королевская свита, будто в агонии продолжала глумиться над отроком. Сама же Маргарита с истинно королевским спокойствием взирала на происходящее, кроваво-алые губы не покидала злая улыбка. Она величественно восседала над ними, над бушующей толпой, как нависшая чёрная скала над бурным морем. И такие у них у всех серьёзные, трагичные и даже будто бы благородные лица, словно и вправду всё творимое ими воистину Справедливо. Как там любил говорить Цербер – гуманно! Ведь всё по Закону. Он сам виноват. Сам так решил.

Меченосный тем временем сорвал с забора кусок колючей проволоки и со смехом сплёл из неё некое подобие венца. Шипы на ней были в палец длинной, но Палачу это было не страшно – на руках его были те же перчатки, которые даже острые клыки Навсикаи не могли прокусить.

– Вот и корона нашему царьку. – громогласно проревел он, тряхнув отрока за волосы, поставил его на ноги и, насмешливо поклонившись, одел ему этот жуткий венец.

Мальчик, шатаясь, едва держался на ногах, по изодранной в клочья спине, по лику – некогда столь прекрасному, а теперь столь изуродованному – бежала кровь ручьями.

Средь ясного полудня померк солнечный свет, багровое марево застилало небо. Но ярче небесного света, всё сильнее в сгущающемся мраке сияли его очи из-под полуприкрытых век. Обезображен, отвергнут, в крови, средь смеющейся толпы…

Что там так упрямо твердит Плутон? «Не Он…» О ком же идёт речь?!

А они будто попросту играют. Словно все эти чудовищные избиения были просто спектаклем, что умело разыграли Джокер с Меченосным, дабы поразвлечь жадную до зрелищ толпу. Они так любят из всего устраивать жуткие ритуалы, проклятые священнодействия… Но самая ужасная, самая беспощадная правда заключается в том, что Сашка с братом – тоже всего лишь зрители этого кошмарного спектакля. И они бессильны, что-либо с этим поделать…

– А теперь вознесём нашего царька прямо в небо. – рассмеялся Палач.

– Он птичкой взмоет в небеса! – театрально взмахнув рукой и вскинув голову вверх, трагично провозгласил Джокер.

– Он же говорил, что пришёл откуда-то свыше – вот пусть туда и возвращается. – прорычал Меченосный и со всего маху ударил мальчика, так что тот снова рухнул на землю.

Казалось, после всего этого Палач стал ещё краше, ещё сильнее, словно он питается людской болью, будто чужие страдания придают ему силы.

Они пробили длани и ступни мальчика, продёрнув сквозь раны проволоку, и, приставив лестницу к башенной стене, подвесили его на одной из балок, оставшихся от стройки. Подвешенный над площадью, раскинув перебитые руки, он и вправду походил на птицу, скованную между небом и землёй. Саша чувствовал, как по щекам градом побежали слёзы. Старик Дедал хотел сбежать, улететь отсюда, и вот его приёмный сын парит над толпой посреди неба и земли, затмив собою солнце, словно хочет улететь, но не может. Искалеченные руки, как сломанные крылья простёрты, будто бы он желал объять весь мир. Только никому его объятья не были нужны… Толпа смеялась. Мегетавеель, не прекращая рыдать, протянула к нему руки и воскликнула:

– Ты же говорил, что ты имеешь власть и силу! Мы все видели чудеса творимые тобой. Почему ты это допустил? Молю, сделай что-нибудь, если ты и вправду Тот!

Молю, спаси себя самого!!..

С трудом разлепив залитые кровью веки, мальчик опустил на неё взор и, превозмогая боль, промолвил:

– Я не для того пришёл, чтобы спасать себя. Я пришёл, чтобы спасти тебя. Ради потерянных, выброшенных детей. Будь благословенна…Невеста…

Оттуда с этой жуткой высоты он, наверное, видел большее, он зрел неистовую злобу тех, кто был ему так дорог. Всей этой озверелой, необузданной толпой, потерявшей людское подобие, словно кто-то управлял. Саше всё чудилось, что некто незримо витает над головой, убивая последнюю надежду, веру, заставляя присоединиться к этой безумной своре. И не смотря на этот гам и вопли, Сашку оглушала беспощадная адская тишина. Это только в кино герои умирают под красивую музыку. На самом деле смерть оглушает молчанием. Лик отрока искажала боль – та, что сильнее боли плоти, его убивало их бессердечие. Он повис на изодранных, вывороченных руках, казалось, вот-вот разорвутся сухожилия, и кровь капала на землю, стекала по стенам Башни Маргариты, удобряя, питая эту проклятую землю. На миг взор отрока прояснился, и он возвёл очи на Плутона. Тот вдруг невольно вскрикнул и пал на колени, будто ему переломали ноги. Пелена пала с глаз и он в ужасе воскликнул:

– Так это Ты?! Но почему?..

– И снова – мир тебе, верный Глашатай Озарила. – с трудом улыбнулся мальчик и, едва шевеля губами, молвил. – Рад встречи… В следующий раз… постарайся… про меня… не забыть.

Саша внезапно почувствовал, что только что произошло нечто ужасное, настоящая катастрофа. И хоть сама по себе казнь невинного отрока была кошмарной, но это ещё не главное, за этим кроется что-то ещё более жуткое. Кого узнал в этом мальчике Плутон? Что значит это «Ты»?.. Надежда умерла, ужас сцепил. А вся королевская свита пустилась в пляс, устроив какие-то дикие оргии, со всех сторон слышались нечеловеческие вопли и завывания.

– Отец!.. – измученно возопил отрок на последнем дыхании, силясь поднять окровавленный лик к померкнувшим небесам.

А вокруг звучали нескончаемые насмешки.

– Папа! Папочка! Приди к своему сыночку!... Уж не уснул ли ты?..

– Которого из отцов он зовёт – безумного Дедала или второго вымышленного?

– В любом случае ни один из них что-то не спешит на помощь…

– Бедный сиротушка!..

– Выродок! А называл себя царём…

Среди этих воплей, средь всех творимых ими непотребств, Саша взирал только на него. Свет глаз его померк, словно порвалась последняя струнка, и голова тяжело упала на грудь. И вместе с потухшим светом его очей, угасло солнце средь бела дня, и всё погрузилось в кромешный мрак. Обрушилась непреподъёмная тишь, и поколебалась земля. Словно вся королевская свита ожидала этой тьмы и была наготове, они тут же засветили множество факелов и лампад. Джокер вскинул руку с пистолетом и выстрелил в подреберье бездыханного отрока, после чего радостно сообщил:

– Госпожа моя, «их высочество» изволили издохнуть. Итак, возликуем!..

И в этом жутком мраке, освещённом кровавыми язычками храмовых лампадок, над головами кадящих своей госпоже куколок прозвучал её громовой голос:

– О, наконец-то КОНЧЕНО!..

Среди тусклого тошнотворного полусвета стало видно, как Маргарита поднялась со своего трона и, подняв руки к небу, воскликнула голосом полным сладкого блаженства:

– О, Господин мой, гряди же! Гряди!.. Тебе, Тебе единому я приношу эту жертву, Тебе я посвящаю эту кровь! Славься, славься, Отец наш! И да будет Тьма! Да будет Лёд! Да буду Я!!!..

И дикий хор, вторя жуткой музыке её голоса, заголосил: «Ave, Margarita! » и «Salve, Regina…» – какая-то изуверская пародия на священные песнопения. Тяжелейший «металл», страшный гроулинг не слыханный Сашкой за всю жизнь – таков был их концерт. Это и был тот самый музыкальный ад, что преследовал его в кошмарах, словно они выводили эту чудовищную музыку на человеческих костях, на чьих-то измученных телах. И теперь Саша понял, что значила та на первый взгляд смешная и нелепая фраза: «Обереги от Metal’а». Воистину, обереги!..

– Отныне Я вечно буду Госпожой! – блаженно восклицала Маргарита. – Я, и никто кроме Меня! Не узнаю более потери детей, и вдовство Мне не грозит! Господин Мой уже грядёт. Восславим наш Ренессанс!

Меченосный спустил своих волков с цепи, и небо судорожно исказилось в алых сполохах.

Тьма, горе, и свет померк в облаках.

Плутон встряхнул брата и потащил к воротам сквозь толпу. На бегу, он успел подобрать свой меч, отброшенный на землю, а Сашка едва поспевал за ним, держа за руку спотыкающуюся Беатриче. На ходу обернувшись, он увидел, как Дедал снимал со стены искалеченное тело своего приёмного сына. Едва разбирая дорогу, Саша мчался, натыкаясь на людей – вернее нелюдей, но никто уже не обращал на них внимания в этом хаосе. Взглянув в тяжело нависшее небо, он ужаснулся. О, где эта лучезарная долька лимона – сочное солнце блаженной Страны Выброшенных Вещей? И солнце и луна замерли в этом бархатно-чёрном в кровавых прожилках небе, но они больше не давали света. Огромный шар густо-багрянного солнца, сеял нечистый сумрачный полусвет. Оно, словно полное ядовитой слизи, казалось, вот-вот прорвётся и затопит весь мир своей скверной.

Видя впереди маячащую спину брата, Саша торопился изо всех сил. Они выбежали за врата, но в этой круговерти была потерянна Мегетавеель. И уже ничего нельзя было поделать, Плутон отчаянно гнал их в Лилейный Лес – их последнее убежище. На них обрушилась страшная буря. Шквальный ветер с корнем выдирал могучие, как вековые деревья цветы. Казалось, весь Лес стонет от боли. Да, теперь и Саша услышал плач камней. С неба колючими хлопьями повалил снег, он залепил рот и глаза. Едва ли не ощупью они пробирались сквозь эту пургу вглубь чащи. Саша поддерживал дрожащую Беатриче. А рядом плелась маленькая кривоногая Навсикая – её едва не сносило ветром. Она шаталась на ветру вся покрытая инеем, шапка снега громоздилась на её макушке, ресницы побелели, а по оледеневшему личику ещё бежала и тут же замерзала кровь от удара Меченосного. Споткнувшись на своих заплетающихся ногах, она чуть не упала. Тут же подскочивший к ней Плутон видимо хотел её поддержать, но та вдруг резко отмахнулась от него, истерично со стоном ударив его по рукам. Парень слегка опешил и удивлённо воскликнул:

– Но в чём дело? Что я такого сделал? Я же не… – и он смущённо запнулся, словно ему перехватило дыхание, глотку сдавило, и он горестно кончил: – …виноват.

А беспощадное эхо безо всякого сожаление разнесло по всему Лесу это скорбное признание, как смертный приговор: Виноват… Виноват… ВИНОВАТ!..

Саша и сам спотыкался на каждом шагу, прижимая к себе, не прекращающую плакать, Беатриче. Он не выдержал и, измучено воскликнул, силясь перекричать грохочущую бурю:

– Но объясните же, что произошло? Что всё это значит?! Кто он такой на самом деле?..

Но Плутон, плотно стиснув зубы, молчал. Лицо его было исполнено ужаса, он не мог говорить. За него ответила рыдающая Навсикая. С трудом верилось, что эта агрессивная, железобетонная девочка способна так плакать.

– Неужели ты настолько дурак, что ещё ничего не понял? – истошно проорала она. – Это же был наш Озарил. И Он умер, УМЕР за нас!..

Сашку словно молнией ударило. Озарил?!. Тот самый прекрасный Озарил – могущественный непобедимый герой, которого они так ждали, тот который должен был их спасти, сокрушить царство Маргариты? И он оказался этим хрупким, странным мальчиком, который так глупо, так нелепо погиб ради них! Значит, теперь нет никакой надежды, они обречены! Почему же он так поступил? Нет, этого не может быть!

С трудом они нашли тихий уголок, укрывшись от ветра под шляпкой гигантского гриба, и, сбившись в тесную кучку, измученные и сломленные отчаянием, провалились в жуткое бездонное беспамятство. Тьма сомкнулась.

А Мегетавеель тем временем всеми оставленная, потерянная, обречённо повесив руки вдоль тела, стояла окружённая свирепой королевской свитой. Меченосный схватив её своими руками, будто железными клешнями, и поволок к королеве. Маргарита окинула блёклую пастушку жалостливым взглядом и на диво ласково промолвила:

– Итак, все детки нас покинули… Ну, хотя бы ты осталась. Милый, ну отпусти же её! – обратилась она к Палачу. – К чему эта грубость? Она же и вправду ни в чём не виновата. Иди сюда, бедняжечка. Не бойся, подойди ко мне!

Растерянная Мегетавеель, дрожащая от холода и ужаса, ослеплённая величьем королевы несмело подошла к престолу. Та усадила её рядом у своих ног, прикрыла её дрожащие плечи уголком своей мантии и, поглаживая её по голове, запустила свою хищную руку в искристо белые волосы пастушки.

– Значит, все тебя бросили? – нежно промурлыкала королева, будто разговаривая с маленьким потерявшимся ребёнком. – Оставайся тогда со мной! Ты станешь моей фрейлиной, моей милой младшей сестрёнкой. О, бедная, заблудшая, обманутая девочка! Как хорошо, что мы наконец-то избавились от того скверного мальчишки. Он всё наврал тебе. Может тебя удивило то, как мы с ним обошлись? О, мне и самой не по себе от подобных казней. Но, увы, так велит Закон, а мы лишь его покорные слуги. Мы должны были так поступить, чтоб и прочие страх имели. Сама подумай, ну какой из него «жених»? Да и ты едва ли годишься в матери и королевы. Но это ничего, я не виню тебя. – и Маргарита, склонившись к самому лику испуганной Мегетавеель, поцеловала её в уста. – Я прощаю тебя. И обещаю найти тебе жениха получше, более достойного такой очаровашечки как ты. – усмехнулась королева, и взгляд её скользнул куда-то в сторону.

В конец запутавшаяся Мегетавеель ничего не могла понять. Этот мальчик, которого они так беспощадно казнили, был ей знаком, но она не успела опомниться, как Маргарита уже начала кружить ей голову, не давая прийти в себя, не позволяя вспомнить, уловить главное. О, как же несчастная пастушка была напугана! Ведь если она попадёт в немилость королеве, та вмиг отдаст её своему Палачу – а на него и взглянуть-то было страшно. Кто столкнётся с ним взглядом лишь раз – вовеки не забудет этого, сей кошмар будет преследовать вечно. Джокер, стоящий по другую руку Маргариты, казался совершенно иным. Красивый, изысканный аристократ, никогда не теряющий самообладания, в отличие от звероподобного, беспощадного Меченосного он не пугал, не отталкивал, а напротив притягивал взгляд. Острые как лезвия мечей пряди его чёрных волос спадали на точённый мраморный лик, строгую графику черт странно оживляла блуждающая безумная улыбка. И всё же казалось, он был глубоко несчастен, быть может, его томила жизнь при дворе или он был настолько тяжело поражён жестокой расправой учинённой над хрупким мальчиком, в которой ему невольно пришлось принять участие… Подняв глаза, Мегетавеель увидела, как Джокер глядит на неё в упор, и его манящий трагично-ликующий взор впивается прямо в неё до глубины души. Пастушка смущённо потупилась. А Маргарита тем временем кликнула своих жутких фрейлин – Графинь Вишен и препоручила Мегетавеель их заботе. Они такие сладко-ужасные, приторно-милые, не преставая петь в два голоса, танцуя и кружась, увлекли её за собою в Башню. На ходу стащив с пастушки её скромненькое платьице, они принялись обряжать её на свой манер, ярко и вульгарно раскрасили её личико, и между делом непрестанно целовали, щекотали, тискали и кормили чем-то мучительно сладеньким и дурманящим. Они восторженно играли с ней, как со своей новой куколкой, а Мегетавеель, обречённо опустив руки, безвольно отдалась всем их забавам, боясь хоть что-то возразить. Никогда ей не уделялось столько внимания, и это было даже приятно, хоть и несколько страшновато.

Спровадив, таким образом, пастушку, Маргарита отослала своих верных Валетов и, беспокойно порыскав глазами кругом себя, тревожно осведомилась:

– А где же мой ненаглядный любимчик? Цербер, деточка, где ты?

Кукловод вышел из тени весь белый, как мел, дрожащий с воспалённым взглядом больного загнанного зверя и, даже не глядя на королеву, хрипло отозвался:

– Да пошла ты, дрянь.

Маргарита звонко рассмеялась – будто сотни праздничных колокольчиков сыграли свой весёленький концерт. Её нисколько не удивил ответ Цербера. Этого вполне можно было ожидать. Она привыкла терпеть его хамство, он мог дерзить даже совершенно без повода, и казалось, Маргариту лишь забавляла его наглость.

– Я обидела тебя, мальчик мой? – сокрушённо вздохнула королева с печальным видом. – Но ты же видишь, как всё вышло. Я предчувствовала, что так оно и будет. Но теперь-то с этими глупым мальчишкой покончено навеки. Ну же, Цербер, прости меня! – нежно и смирённо проворковала Маргарита, спускаясь с престола на колени и простерев к нему обе руки. – Возвращайся к своей Мамочке! Мне так одиноко без тебя.

Тот поднял на неё угрюмый взор исподлобья и шмыгнул носом. Его всего трясло, колотило от ненависти и обожания, от омерзения и страстного желания. С трудом преодолевая себя, он подошёл к королеве и неприязненно поморщился, когда она обвила его своими сильными руками, будто на него повесили клубок ядовитых змей. Не выпуская его, крепко прижав к груди, Маргарита вновь поднялась на престол, усаживая Цербера к себе на колени. Но он продолжал отворачиваться от неё, отводил взгляд и всем своим видом выказывал полное презрение.

– Ну, золотце моё, что мне сделать? – тихонечко, как робкая птичка щебетала Маргарита, не прекращая ласкать его, нежно водя пальчиками по его лику – холодному и строгому, как надгробные кресты старого кладбища. – Смотри-ка, что я для тебя припасла! – обрадовано вспомнила она и достала из шкатулочки, лежащей у подножия престола, кожаный шипастый ошейник, изукрашенный рубиновыми зёрнышками в стальной оправе. – Ты же любишь всякие такие штучки. Ну-ка примерь! – настойчиво произнесла она и, надев его на шею Кукловода, щёлкнула замочком.

Цербер потрогал ошейник и выдавил из себя кривую улыбку. По нему было видно, что ему сейчас хоть петлю на шею вешай – он ко всему останется безучастен и равнодушен. Может ему и понравилась новая безделушка, но от Маргариты его по-прежнему воротило.

– Нравиться? Ну, что же ты совсем на меня не смотришь? – слёзно проканючила королева, как капризная влюблённая школьница. – Чем же мне ещё порадовать моего сыночка? О, я придумала! Забирай себе это мерзкого Якоба – я же знаю, ты уже давно мечтаешь сотворить из него что-нибудь этакое… Он мне уже наскучил, слоняется тут всюду без дела. А ты хоть развлечёшься. Мы упакуем его в коробочку, перевяжем красивыми ленточками и отошлём в твой домик. И я позволяю тебе делать с ним всё, что взбредёт в твою безумную головку. Ну, как годится?

Цербер продолжал молчать, но на сей раз хотя бы снисходительно кивнул и более-менее удовлетворённо улыбнулся.

– Ну, а вскоре мы поймаем всю ту сбежавшую компанию. – продолжала заливаться соловьём Маргарита. – И ты наконец-то получишь свою невесту. А то ты с ней уже намучился, бедненький. Плутона с его непутёвым братцем я, конечно же, заберу себе… Хотя, мне кажется, ты довольно-таки привязался к этому Тристану. – испытывающе всматриваясь в бескровное лицо Мастера, вкрадчиво промолвила она. – Ну, так и быть. Я ничего ему не сделаю, так лишь поиграю немножечко, а потом ты заберёшь его. Он ведь тебе дорог.

Цербер опустил глаза, нервно кусая губы. Он пытался скрыть своё волнение от Маргариты, но та, уже не скрываясь, торжествовала свою победу. Наконец-то она отыскала эту больную струнку в его душе. Теперь как бы Кукловод не пытался изобразить безразличие, королева всё прочла в его лихорадочном взгляде и решительно принялась доигрывать свой концерт на его раскалённых нервах.

– О, да я понимаю. Тристан и вправду милый мальчик. Забавный такой. – продолжила она источать свой яд. – Он мне тоже сразу понравился. Наверно, вам было весело дружить. Однако не забывай о том, как он дурно поступил. Меня обидел. И тебя он предал! Пренебрёг твоей бесценной дружбой, украл у тебя невесту, вечно только пользовался всем от тебя и в итоге выбросил, как ненужную вещь. Обидно… Так что ты должен его немножко наказать. А потом возможно ты милостиво даруешь ему своё прощение. Это уже решать тебе. Я думаю из него получиться прелестная, покорная куколка. Он и так довольно-таки глупенькое и безвольное существо. В общем – не ровня тебе.

Цербер измученно поник, губы были искусаны в кровь. Он выглядел таким беспомощным, беззащитным, словно с него содрали кожу, и остались одни лишь голые нервы, по которым так и бьют электрическим разрядом. А Маргарита нанесла последний удар:

– Цербер, хороший мой, пойми же, наконец! Дружба – она, как и любовь делает нас до смешного жалкими, слабыми, незащищёнными. Как хрупкая нагая плоть, лишённая покрова под всеми бурями и грозами этого мира, – так и душа любящего. Тебе ли это не знать! Вспомни, как беспомощен, как чувствителен ты сделался сам, когда слишком привязался к своей игрушке. Да и доверие к, так называемому, другу принесло тебе лишь боль. Неужели ты дважды совершишь одну и ту же ошибку? Куклы даны для того, чтобы играть с ними, не позволяй им управлять тобой. И твоя невеста, и твой Тристан всего лишь милые куколки, не более.

– О, да моя Королева! – резко воскликнул Цербер и спрыгнул с колен Маргариты.

Губы его кривила злая улыбка, глаза, сильно косящие от волнения, яро горели.

– Вы, безусловно, правы! – ядовито усмехнулся Кукловод, а его бледный лик источал пылкую, страстную ненависть, но невозможно было понять, к кому она была адресована – к королеве, Тристану или к себе самому. – Мне преподали отличный урок! Люди, куклы – всё одно, мои игрушки. – он достал из-за пазухи свою флягу и, воздев руку вверх, со смехом провозгласил. – Итак, я пью за вас моя Госпожа, за моих славных куколок и за всё наше Славное Проклятое Царство.

Цербер залпом осушил свою флягу и, театрально раскланявшись, твёрдым шагом ушёл прочь. Маргарита взирала на всё это с немым удивление, это было явно не то, чего она ожидала, и теперь было не понятно радоваться ей или нет. Но впрочем, королева не особо беспокоилась на его счёт. Она верила в свою несокрушимую власть над душой Кукловода. Вышедший из тени, едва заметный в царящем сумраке Джокер лениво нараспев промолвил:

– Я конечно вполне искренне готов встать на колени перед нашим очаровательным Мастером и расцеловать его золотые ручки. Но кажется мне, что последнее время он стал слишком много буянить. Скоро он станет совсем неуправляемым.

– Что поделать? – вздохнул Маргарита. – Цербер беспощадно хамит и пьянствует, а потом снова пьянствует и хамит. Но главное, что между делом он успевает творить свои блестящие шедевры. Так что без него было бы ужасно скучно. А ты всё ревнуешь? – лукаво скосила она на него свои горящие глазки. – Всё никак не угомонишься из-за того, что Цербер отказался тебе помогать в твоём балаганчике?

– Обидно, когда гений не хочет поддержать гения… – печально вздохнул Джокер. – Ну, да ладно. А морозец-то крепчает. Уж не перестарались ли Вы, Возлюбленная Сестра моя Королева? – улыбнулся он уголком рта и, подав Маргарите руку, помогая подняться с престола, накинул ей на плечи шубу в пол, сшитую из множества чёрно-белых шкурок.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒