«В Стране Выброшенных Вещей» 19 страница

Но к счастью с громким радостным вздохом Саша отыскал кольцо на земле, однако его ожидало новое потрясение. Рубин вывалился из оправы и лежал теперь на его ладони, как искристая капелька крови. Парень взмахнул руками и как последний идиот нелепо закричал:

– Клей! У кого-нибудь есть клей? Мне срочно нужен клей!..

– А ты что ж – ещё и клей нюхаешь? Вместо антидепрессантов? – тут же нашёлся Плутон, не удержавшись, чтоб не съязвить.

– Остроумие у Плутона так и прёт изо всех дырок. – хмуро отозвался Сашка, не поднимая головы, чтобы только не видеть самодовольную рожу брата.

Тем временем к нему подошла Навсикая, посмотреть, что у него там за «горе».

– Дай-ка сюда. – произнесла она, протянув руку.

Саша без особого доверия вручил ей своё сокровище и с удивлением увидел, как девочка, повертев кольцо в руке, умело приладила рубин обратно – село лучше прежнего. Пальцы Навсикаи – сильные как плоскогубцы и при этом очень тоненькие и ловкие – орудовали как инструмент бывалого ювелира.

– О, Навсикая, спасибо тебе большое! – восторженно воскликнул он, с умилением глядя на своё кольцо. – Какая ты замечательная! Я обязательно тебе отплачу чем-нибудь хорошим.

Плутон, бродящий неподалёку, заглянул Сашке через плёчо и насмешливо фыркнул:

– До чего же ты обабился! Уже брюлики носишь…

– Это не «брюлики», а рубин. – сдержано прошипел Саша, пытаясь не поддаваться на провокации брата. – Очень мужественный камень. И для меня это символ кровных уз, клятвы данной на крови…

– Обручальное что ли? – никак не угомонялся Плутон.

– От друга.

– А, в Братство Кольца играете? – продолжал его подкалывать брат. – И кстати, «от друга» – это, как я понимаю, от Цербера, да? Парень парню дарит кольцо… Знаешь, если честно, меня это уже начинает настораживать. Что у вас там за дружба такая?

Саша от злости закусил губу, лишь бы не сорваться. Плутон реально на драку нарывается. Наконец брат от него отстал и, немного рассеяно побродив по поляне, собрался с духом и произнёс, не поднимая глаз от земли:

– Итак, в общем… Наверно я не во всём был прав…

Сразу видно – стыдно за ссору с братом. Наглый гад, а всё ж совестливый…

– Но потом с этим разберёмся. И… Извините меня… все. Я не имел права так распускаться. – окинув взглядом друзей, с трудом выговорил он и, остановив задумчивый взор на Сашке, добавил. – Прости… Я лишнего нагородил. Но просто ты ещё не понимаешь насколько всё серьёзно.

Плутон порыскал глазами по поляне в поисках Навсикаи – та сидела в стороне, копошась со своей пандой, и не поднимала на него глаз.

– Навсикая… ну, ты это… тоже извини. – замялся он и, осмелев, резко договорил. – Просто, ну не надо! – не надо вмешиваться, когда мужчины разговаривают!

– Ой, тоже мне – «мужчины». – прозвучало в ответ.

Саша прыснул в кулак, покосившись на неё. Тут уж, как ни странно он был с ней абсолютно согласен. На мужчин они с братом что-то не больно походили…

– Ну, что ж, значит всё нормально. А теперь нам надо идти дальше. – с серьёзным видом проговорил Плутон, как бы игнорируя едкое замечание Навсикаи. – Мы должны двигать вглубь Леса. Поднимайтесь. Пошли, Навсикая… И ты тоже – Властелин Колец. – подмигнул он брату.

Так всей своей пёстрой компанией они направились в самую чащу. Бодро вышагивая по левую руку от Плутона, девочка-панда поинтересовалась у него:

– Ну, как – твоё Солнечное затмение закончилось?

На ходу кивнув, парень улыбнулся ей с довольным видом.

Чем дальше они шли, тем сильнее дивился Сашка. Хоть ему казалось, что за прошлое своё здесь пребывание, он успел изучить весь Лес вдоль и поперёк, как выяснилось, он ошибся. Они попали в совершенно новые неведомые ему места. Лилейный Лес воистину был необъятен, беспределен, сколько ни проживи здесь, всё равно не узнаешь его до конца. Будто с каждым разом он всё разрастается, углубляется, создавая внутри себя всё новые миры, сады в садах… Выйдя из-за цветочных стеблей, они вдруг вынырнули на широкий поросший заливной, изумрудно блистающей травой луг. Вдали возвышался травяной холм, в стороне раскинулось множество садов и виноградников. Из-за них навстречу путникам вышла стройная ослепительная фигура. Это была дева с пастушьим жезлом в руке, несущая в подоле россыпи цветов и плоды своего сада – вся безукоризненно белая, как самый первый, самый невинный снег ещё не достигший земли. Следом за ней шёл словно воздушный, столь же ослепительно белый агнец. Она была взрослой – высокая, немногим ниже Маргариты, но более хрупкая, даже несколько неловкая неуклюжая, бледная, одета во всё белое и, в общем-то, довольно – никакая. Но при всей своей безликости она всё же напомнила Саше чистый лист бумаги, на котором быть может однажды будет написана занятная, а то и великая история…

Едва заметив её, Плутон с неожиданной прытью кинулся ей навстречу.

– О мир тебе, Госпожа! – улыбчиво просияв, ласково молвил он, склонив перед ней свою лохматую башку.

– Здравствуй и ты, Плутон. – робко улыбаясь, отвечала она.

Вся такая болезненно худая, даже какая-то костлявая она не переставала смущённо сутулиться, словно стыдясь того, что ей приходиться с такой высоты взирать на всю компанию этих куколок-ребятишек. Навсикая тоже не замедлила радостно поприветствовать эту пастушку. Они на пару воздавали ей, чуть ли не царские почести и вообще были с ней так милы и приветливы, чего от этой агрессивной парочки трудно было ожидать.

– Это ещё кто такая? – шёпотом спросил Саша у рядом стоящей Дафны.

– Се Мегетавеель – Пастушка Озариилова стада. – странно ответила та.

– Как-как? «Меге»…чего? – переспросил парень.

– Ме-ге-та-ве-ель. – по слогам повторила девочка-берёзка.

– Меге-тавее-е-ель. – попытался повторить парень и с назойливой педантичностью истинного филолога уточнил: – А ударение на последний слог, что ли?.. Ну, там как в «Габриэль» и «Азазель»…

– А чавой такойё «Азазель»? – поинтересовался приставучий Солнечный Заяц.

– Тебе этого лучше не знать. – холодно отозвался Сашка. – Да, уж не повезло барышне с имечком. – хмыкнул он, кивнув на пастушку. – Никогда такого не слыхал. И даже не встречал ни в одной из прочитанных мною книг…

– Просто ты видимо читаешь одну дребедень, как Якоб. – важно вставила своё слово Синяя Кошка. – И ты ещё не брал в руки Самую Главную Книгу.

Саша обиженно промолчал. Будет ещё какая-то кошка упрекать его в том, что он мало книг прочёл за свою жизнь!..

Тем временем Плутон с Навсикаей под руки подвели пастушку Мегетавеель к остальным. Так у Сашки появилась возможность получше её рассмотреть. Она напоминала одну из трогательных кротких Мадонн Боттичелли – чуть неправильные черты лица, улыбка полная нежности и печали, странно красные глаза полные удивлённой грусти – они, как капли рубинов на её обескровленном лике, словно она вот-вот заплачет кровавыми слезами. В ней и вправду было нечто столь щемящее пронзительное, что вызывало у всех улыбку. Она угостила их своими плодами, когда все расселись в кружок с ней на лугу.

– Можете отдохнуть здесь, не страшась никаких напастей. – молвила она. – Этот заповедный сад недоступен для зла. Место сие непорочно как невеста, ожидающая своего жениха. Я оставлена стеречь здесь чужой виноградник. В одиночестве моём меня утешал лишь светлый отрок, приходящий пасти в садах меж цветов. Он собирает лилии…Тогда он сказал, что мой срок истечёт, когда в сады придёт Глашатай Озарила, и я смогу пойти с ним. И вот ты здесь, благословенный…

– Что за отрок? Кто он? – тревожно спросил Плутон, изменившись в лице.

– Он уже давно не приходил сюда. – печально молвила Мегетавеель. – Теперь он далёко – живёт в проклятом Дворце вместе с отцом. Это сын мастера Дедала.

– О, он такой замечательный! – отчего-то всхлипнув, произнесла Беатриче, и при одном воспоминании о нём её глаза наполнились слезами. – Он такой… такой… нет, не могу говорить.

– Да, он и вправду удивительный. – кивнула Дафна. – И постоянно совершает какие-нибудь чудеса…

– Ой, тоже мне «чудеса»! – язвительно отозвался Якоб. – Обыкновенный фокусник. Умелые руки и язык подвешен. Если так судить, то Цербер в таком случае ещё покруче него «чудотворец» будет.

– Кстати, Навсикая. – обратился к девочке Сашка, о чём-то вдруг вспомнив. – Тогда во Дворце он чуть ли не на руках тебя нёс. И ты так… ну, нормально на это реагировала. Даже не кусалась… Почему ты отнеслась к нему иначе, чем к нам?

– Наверно, он – Панда. – ответила безумная девочка.

Саша тяжело вздохнул. Навсикая уже совсем свихнулась со своими питомцами. Для неё словно весь мир делить на Панд и не Панд. И если она хочет кому-то сделать комплимент, она обязательно обзовёт его пандой…

– От него пахнет Лесом, лилиями, камнями. – продолжала дикая королева. – Он другой. Непохож на нас. Как будто мы все и наша Страна – это лишь парящее облако похожее на птицу, а он и есть живая птица. И он тоже слышал плач моих камней – я прочитала это в его глазах.

– Так он панда или птица? – съязвил Якоб со смехом. – Мы даже не знаем, откуда он взялся! Известно только, что его отец сумасшедший…

– Мне кажется… словно я знал его прежде. – задумчиво проговорил Плутон. – просто никак не могу вспомнить…

– Тебе что нечем голову занять? – противным голоском хохотнул рыжий мальчик. – У тебя, по-моему, сейчас гораздо более важные вопросы стоят. Сам же про войну трепался. Об этом и надо думать.

– Вот я и пошёл думать. – поднявшись на ноги, вздохнул Плутон и устало потёр переносицу. – А то от вашего галдежа у меня мозги перестают работать. Вы пока отдыхайте, а мы с Тристаном пройдёмся…

Саша даже удивился, что брат позвал его с собой. Оставив всю свою шумную компанию на лугу, они прошли вдоль садов в сторону далёкого холма.

– Они же совсем ничего не понимают. – грустно усмехнулся Плутон, когда они уединились по другую сторону садов. – А мне ведь отвечать за весь этот зверинец пред лицом Самого Озарила… Вскоре вся Страна Выброшенных Вещей расколется на два враждующих лагеря. Какой же хаос начнётся тогда! Что говорить, если даже мой родной брат до сих пор не определился, на чьей он стороне. – сурово договорил он, поглядев на Сашку в упор.

– А может у меня своя собственная сторона. – ответил тот, слегка поёжившись от этого взгляда. – И я не хочу воевать. Я вообще пацифист. Что если мне не нужны ни Маргарита, ни этот твой Озарил? Я буду сам по себе…

– Пойми, везде, где нет Озарила – там царство Маргариты. – угрюмо заговорил снова Плутон. – Везде царит тьма, где нет света. И там где нет тепла – там холод. Отсутствие Озарила обеспечивает свободный доступ Маргарите. Даже если ты сознательно её не избираешь, отвергнув Озарила, ты посвящаешь ей свою душу.

– Мда…дела. – невесело протянул Саша. – Как ни крути – я влип… Ну, и что этот Озарил реально такой крутой? Он нам поможет? Ты бы хоть рассказал чего-нибудь про него. Как он выглядит?

Но тут Сашке предстояло испытать неприятное удивление.

– Я не знаю. – вот что ответил Плутон.

– В смысле? Ты ж его глашатай!..

– Озарил говорил со мной из среды огня. Посему я не зрел Его облика. И я не ведаю, в каком обличии Он явиться. Мы обязательно Его узнаем. Я уверен, Он придёт, как Победоносный Король – величественный, благородный и справедливый.

Сашка аж дар речи потерял. «Глашатай», ёлки-палки!.. Да он сам ничего не видел, ничего не знает! И тут Саша с ужасом понял – никакого Озарила и вправду нет. Наверно, это какая-то старая сказочка, типа легенды о возвращении короля Артура, – и сумасшедший Плутон, услышав её, что-то там себе насочинял. Сашка никогда не сомневался, что у брата с головой не в порядке – так что, чему тут удивляться? А он уже было поверил, начал надеяться, что этот Озарил сможет их защитить от Маргариты. Но оказывается, никакой надежды нет, они обречены.

После этого Сашке совсем расхотелось разговаривать с братом. Он был разочарован, буквально раздавлен. Поэтому когда они продолжили путь, Саша тащился позади остальных с обречённо-безразличным выражением лица. Какой теперь смысл вообще куда-то идти раз всё так плохо?..

Тем временем вся их компания, вместе с присоединившейся к ним Мегетавеель, вышла к огромному полю, на котором, покачиваясь на ветру, росли очень странные цветы. Откуда ни возьмись, на них из зарослей вылезла жутковатого вида дамочка почти одного роста с Мегетавеель. Рыжая, длинноносая с косой в руках – она, пританцовывая, шла им на встречу. Солнечный Заяц, взглянув на неё, взвизгнул от ужаса и спрятался за спину Сашки. Парень и сам похолодел, решив, что перед ним сама Смерть с косой… Но не успел он прийти в себя, как это страшилище подошло прямо к нему, и, потрепав его по макушке, прогнусавило:

– О, здравствуй, милая моя! Помнишь, я твоя Фея-Крёстная. Принеси мне скорее тыкву с поля! Твои хрустальные башмачки всё ещё хранятся у меня. И кстати, зачем ты сменила причёску?

– Э… Меня, похоже, опять с кем-то путают. – смущённо пролепетал пунцовый парень.

Навсикая прыснула в кулак, а Плутон, не стесняясь, заржал во весь голос.

– Крёстная, я здесь. – жалостливо обратилась к этой страшной тётке Беатриче.

Та подслеповато прищурилась и разулыбалась во весь свой беззубый рот.

– Ах, вот ты где, радость моя! А что же это за милая девочка? Твоя новая подружка?

– Я мальчик. – угрюмо буркнул Саша, стараясь не обращать внимания на вовсю гогочущих Навсикаю с Плутоном. – Неужели не видно? Или вы все сговорились, что ли? То этот Червяк – «кто ты такая? », то эта баба! Мне может раздеться, а?! – окончательно вспылив, крикнул он. – Чтобы развеять ваши сомнения!

Все испуганно притихли, Беатриче ойкнула и потупилась, а Плутон, отсмеявшись, дал брату крепкий подзатыльник.

– Ты у меня сейчас – «разденешься»!.. А я тебя, как следует, ремнём отделаю. – грозно цыкнул он на Сашку. – Нечего тут орать. Кто ж виноват, что ты смазливый как девчонка? Я тебе говорил – не вертись так много перед зеркалом. Вот тебе и результат!

Саша с ненавистью покосился на брата. Мда, вот у Георгия такая рожа, что его с девчонкой точно не спутаешь…

Тем времен эта безумная Фея-Крёстная пригласила всех к себе на поле, а к Сашке подошла Инфанта.

– Тристан, ты, пожалуйста, только не обижайся! – взмолилась она, взяв его за руку. – Крёстная не со зла… Она просто как-то упала, головкой ударилась и стала плохо видеть (a parte: или плохо соображать…). Она меня очень сильно лю… Скучает и когда видит кого-нибудь хорошенького – думает, что это я. А ты ведь такой красивый…

Красивый, значит?.. Сашкино плохое настроение вмиг как рукой сняло. Они заметно отстали от остальных, он крепко сжал в своей руке, дрожащую как лилейный лепесток, ладошку Беатриче, а она вся зарделась, как маковый цвет. Парень уже склонил к ней лицо, уже ощутил дождливо-шоколадный аромат её волос, уже почти… уже… Но опять с поцелуем ничего не вышло. Чей-то острый кулак, будто удар кирпича, съехал ему по виску – у Саши аж в глазах потемнело. С трудом отморгавшись, он увидел Навсикаю, которая, схватив растерянную Инфанту за руку, силком тащила её прочь от Сашки, будто он последний маньяк-убийца.

– Извращенец! – гневно крикнула рыжая девочка через плечо и увела за собой недоумённо оглядывающуюся Беатриче.

– Опяйййть, Тристансла обламансла. – трагично изрёк проходящий мимо Солнечный Заяц.

– Ах, ты пугало ватное! – сорвал на нём своё раздражение парень, кинувшись на него с кулаками. – Тебя мне ещё не хватало!.. Да попадись мне только… Я из тебя сейчас меховой коврик сделаю!

На своё счастье Заяц бегал очень быстро, поэтому Сашка в конец запыхался, пока за ним гонялся. С разбегу он вылетел на поле, где уже собрались остальные, и, неудачно подвернув ногу, рухнул прямо перед безумной Феей-Крёстной. Солнечный Заяц тем временем успел юркнуть за спину Плутона. Да, уж это самая безопасная позиция. Сашка года эдак в четыре тоже предпочитал прятаться за спиной брата, когда их задирали дворовые мальчишки.

Поднявшись на ноги, Саша огляделся кругом и обомлел. Странные цветы, растущие на этом поле, имели самые настоящие детские личики. Они сонно высовывались из бутонов, как из своих колыбелек и озаряли их своими солнечными улыбками.

– Как вам нравиться моё поле? – безобразно разулыбалась Фея-Крёстная. – Здесь цветут и зреют все дети Страны Выброшенных Вещей. Я приглядываю за ним – удобряю, умудряю. Когда приходит срок, их цвет опадает, и они отправляются жить, куда им вздумается. Вот моя Беатриче, например, была такой примерной садовой девочкой. Но есть и другие – дикорастущие дети цветов, так от них одни проблемы…

– А можно поинтересоваться… – вставил своё слово Саша. – А коса-то Вам зачем?

– О, это для сорняков! – чему-то радуясь, отвечала страшная тётка и, как показалось парню, кровожадно улыбнулась. – Для тех, кто не слушается…

– Вы что их убивает? – вырвалось у перепуганного Сашки.

– Зачем? – удивилась Фея-Крёстная. – Откуда такие страшные мысли? Я просто срезаю стебелёк и прогоняю их прежде, чем они дозреют.

Саша с облегчением вздохнул. Ну, это еще, куда ни шло… Ему припомнилось удивительное рождение Навсикаи. Значит, Беатриче тоже родилась от цветка?.. Только в отличие от дикой лесной Панды, она беззаботно цвела в этих ухоженных красивых садах. Милая, садовая девочка… Это всё не сравнить с тем ужасным древом, на котором мучились истерзанные дети, принятые Маргаритой в уплату за вечную молодость и красоту их развратных матерей… Королева украла их, ведь этим детям самое место здесь, и даже их матери не имели права их убивать…

На ветру дети покачивали своими головками-бутончиками, вокруг слышался перезвон бубенчиков, и звучал благовест. Дети пели, кто-то из них поссорился и разбуянился – тогда Фея-Крёстная подошла к цветочку-смутьяну и аккуратно перерезала его стебелёк почти у самого корня. У того в сей же миг выросли ножки, и он вприпрыжку помчался вдоль по полю. Так вот откуда берутся дети!..

Всей своей компанией они прошли на другую сторону поля. Внезапно из густых цветочных зарослей им навстречу стали выпрыгивать некие невообразимо лохматые существа, у которых из-под густых чёлок виднелись одни лишь круглые носы. Это была, как видимо очередная разновидность здешних малявок – какие-то отчаянные волосняшки обвешанные фенечками и цветочными гирляндами. Они тут же затеяли лихие пляски посередь поля, и Плутон зажигал вместе с ними.

– Вечярынька!!!.. – радостно завопил Солнечный Заяц.

– Ну, наконец-то! Похиппуем! – блаженно воздев свои заскорузлые лапы к небесам, возгласила Дафна.

И они к Сашкиному ужасу принялись «хипповать». Но на сей раз, всё было на диво слаженно и организовано – даже смотреть приятно. Наверно, потому что во главе всего этого стоял сам Плутон. На ходу он сооружал какие-то новые невиданные музыкальные инструменты – странные дудочки из полых стебельков, некий струнный инструмент из густо поросшей звонкой паутиной коряги, погремушка из россыпи гранитных камушков. И самое удивительное, что из всей этой нелепицы рождалась неземная, нездешняя, воистину – Георгиевская музыка. Плутон стоял посреди волнуемого ветром поля, как средь цветочного моря, утопая в волнах своей музыки. Он растормошил Навсикаю, и девочка-панда тоже с ликованием присоединилось к этому безумию. Так, музыкой становилось всё, к чему прикасался Плутон. Это и есть его мечта – живая музыка, как струящийся поток, буйное море цветов, море звуков, в которые можно погрузить руку и побрызгать ими на окружающих. Саша не мог взирать на это без улыбки, хотя он и не решался присоединиться к ним. Плутон снова воспел, ведя их, как глава церковного хора, он славил своего Озарила… Ну, что с него взять? Георгий безнадёжный идеалист, и для него, безусловно, требуется объект для поклонения, какая-то точка опоры в этой жизни. И всё же у Сашки теплело на душе, когда он смотрел на брата. Раньше никто Георгия не понимал с этими его песнями-плясками. Зато теперь – вон он как лихо зажигает здесь в Стране Выброшенных Вещей. Он и сам всегда был выброшенным среди приличного общества, постоянно подвергался осуждению, для всех чужак, изгой. То одет он не так, то слишком много шумит и покоя никому не даёт, и залезет он, куда хочешь – такой несносный, такой неугомонный!.. А здесь он наконец-то обрёл Дом, Семью и Друзей. Плутон танцует, солнечно сияя, а вокруг него вертится его мелкий рыжий Спутник, и ещё множество всяких куколок, цветочков, зверюшек и малявок – и все они словно создают огромную необъятную Солнечную Систему. И Саша, возбуждённо восторженно глядя на брата, уже готов был верить во всё, во что верит сам Плутон, даже в его выдуманного Озарила…

К вечерним сумеркам, когда пляски завершились, братья уединились у небольшого костерка, разведённого за цветочным полем.

– Мда, лихо вы оторвались. – усмехнулся Саша, глядя в пляшущее пламя костра.

– Понравилось? Чего ж не присоединился? – с улыбкой отвечал Плутон.

– Ну, ты же знаешь – у меня с музыкой крайне натянутые отношения. Я так не умею…

– И что никогда не жалел? О том, что бросил?.. – после небольшой паузы спросил брат.

– Наверно, жалел. – сам себе удивляясь, ответил тот. – Сегодня точно жалел. Но ты же понимаешь – это не моё. У меня словно аллергия на музыку.

– Всё дело в том, что ты её возненавидел из-за пошленьких людишек. Для кого-то музыка просто развлечение, товар, привычка, бизнес… Но виноваты сами люди, а не она. Помнишь, как мы ненавидели наши концертные выступления?

– Ага. – кивнул Саша. – К тому же нас вечно заставляли играть какую-то дребедень. Мне много чего из классики нравиться, но они всегда выбирали не то…

– «Турецкое Рондо». – с особым выражением проговорил Плутон, сделав театральный жест рукой.

– О, да ты помнишь? – удивился Сашка.

– Ещё бы. Как забуду я день, когда мой брат разбил свою скрипку о стену – ещё спасибо, что не об мою голову… Это Чёрный День календаря в семействе Горских. Я это помню… А ещё помню, как ударил тебя. – после некоторого молчания тяжело проговорил он. – Знаешь, было сильное искушение, съехать смычком по твоей смазливой физиономии, но я не решился – знал, как ты гордишься своим хорошеньким личиком. По рукам тоже бить не стал – не хотел их тебе портить, надеялся, ты ещё вернёшься к музыке… Прости, в общем… Я уже много лет об этом думаю. Просто у нас в семье как-то не заведено просить прощение…

– Да, ладно уж. – тоже отчего-то смутившись, отмахнулся Саша. – Пора уже забыть об этом. Правда бьёшь ты и вправду крепко. У меня даже шрам остался…

– На самом деле? – испуганно воскликнул Плутон. – Ужас, какой… Извини.

– Да, перестань. Вон у тебя на физиономии тоже от меня автограф остался…

После одной из драк с братом у Георгия была повреждена кость – остался едва заметный рубец на скуле. Сашка провёл пальцем по этому месту, братья переглянулись и на пару заливисто рассмеялись во весь голос. Потом умолкли и просто сидели, глядя в костёр.

– Как пугающе тихо вокруг. – задумчиво промолвил Саша, наконец.

– Это тебе просто так кажется, после нашего веселья. – усмехнулся Плутон.

– Да, нет, я не о том. Иногда на меня накатывает такая тишина, как будто я погружаюсь в вакуум. И внутри меня, и словно во всей вселенной… Это страшно. Наверно, поэтому я и таскался по клубам чуть ли не каждую ночь – чтобы не оставаться наедине с тишиной.

– А ты оказывается, не только темноты боишься, но и тишины. – поспешил подколоть брата Плутон.

Но на сей раз Сашка, словно не заметил насмешки, как в забытье он продолжил:

– Тишина – это конец, отчаянье, смерть. И если Озарила всё же нет – мы утонем, захлебнёмся в этой тишине…

– А ты никогда не задумывался, что в музыке самое прекрасное, самое главное? – вдруг обратился к нему брат и тут же сам ответил. – Тишина.

– Чего? – изумлённо переспросил Саша.

– Да, именно так. Паузы, секунды тишины… Когда ты перехватываешь дыхание, замираешь, и всё стихает в ожидании. Эти паузы, как смерть, за которой обязательно последует неизбежное, благословенное воскресение. Музыка умирает, чтобы родиться вновь.

– Но однажды музыка умолкает окончательно. Каждая песня, всякое произведение имеет свой конец. – возразил Саша.

– Нет, это тоже лишь пауза. Музыка бесконечна, как сама жизнь. Она звучит вечно от создания мира, и даже прежде него… Музыка безначальна и бесконечна, как Сам Озарил. Она – это Его Дыхание, Его Голос, Его Прикосновение. Когда ты думаешь, что всё кончено – прислушайся, и ты заметишь, как Дирижёр отбивает ритм, отсчитывая такт за тактом, такт за тактом…

– Так значит, это был не конец – когда я бросил скрипку?!. – тревожно воскликнул Саша, и только брат мог понять, отчего он так взволнован. – Все эти годы были всего лишь паузой? Ты прав, наверное… С тех пор я жил, будто задержав дыхание, словно я всё чего-то жду. И музыка никак не стихала в моей голове, будто звала обратно. Порой мне казалось, даже если я наложу на себя руки – музыка всё равно будет продолжать звучать. Как музыкальный ад на картинах Босха – люди, распятые на инструментах. Это и был мой ад. Мне даже кошмар такой снился – словно моё тело превращается в скрипку, и какие-то монстры выводят на ней свою мелодию.

– И вправду жутковато. – усмехнулся Плутон.

Братья ещё немного помолчали, и он произнёс, поднявшись на ноги:

– Ладно, давай уже спать. А то завтра тебя опять не добудишься.

Они расположились в густых зарослях у самого края поля, удобно устроившись на душистой траве. Поглядев на точёный профиль лежащего рядом Плутона, Сашке припомнилось детство. Когда они были совсем маленькими, и им только купили двухъярусную кровать, Георгий естественно по праву старшего брата выбрал верхнюю полку, а Сашке пришлось спать внизу. Пугливый Сашка постоянно не мог заснуть, глядя на пустую комнату, брата было не видно и от этого казалось, что он остался совсем один. Тогда он забирался на второй этаж к Георгию. Тот, конечно же, ворчал, но всё-таки милостиво разрешал ему остаться. «Не бойся, глупый» – и грубо, и нежно шептал Георгий, прижав к себе дрожащего Сашку. Так братья и спали в обнимку, и, уткнувшись в грудь своего надёжного старшего брата, Саша уже не боялся, он чувствовал себя защищённым. Хорошо быть детьми… Теперь, как бы Сашке не было страшно, придётся справляться самому, а не прятаться за братом.

Саша свернулся калачиком и уже приготовился уснуть, как почувствовал прикосновение Плутона. Тот потрепал его по щеке и ласково прошептал:

– И не бойся ты впредь этой тишины. Она предвозвестник грядущей Великой Симфонии…

Каким же хорошим может быть порой Георгий! И Сашка погрузился в сон, счастливый, как когда-то в детстве.

Ночь пролетела вмиг. И блаженный Сашкин сон был в наглую прерван. Плутон, который так дружелюбно вёл себя прошлым вечером, безжалостно растормошил его ещё в сумерках.

– Ох, наше Солнце встаёт прежде рассвета. – проворчал Сашка, с трудом поднимаясь с земли.

Утро началось с уже привычных спевок с Плутоном во главе, после чего все собрались за завтраком.

– Итак, товарищи. – начал их белобрысый глашатай. – Сейчас покуда не пришёл Озарил, мы должны…

Но тут его неожиданно прервал Якоб. Последнее время он всё чаще молчал из-за своих недомолвок с Плутоном, а тут вдруг на диво оживлённо затараторил:

– Прости, пожалуйста, что прерываю! Но это очень важно. Я со вчерашнего вечера хотел тебе сказать, да вы тут всё веселились… Это как раз касается Озарила. Один мой здешний знакомый сказал, что Озарил уже в Полисе! Пока мы тут по Лесу шатаемся, он уже всех собирает. Говорят, он явится во славе прямо перед Башней Маргариты, что строит Цербер, и разрушит её!

– Неужели?! – изумлённо воскликнул Плутон. – Ты уверен?

– Да, все уже об этом говорят! – взахлёб продолжал Якоб. – Ты что хочешь быть последним, кто выйдет ему навстречу? Ты же его глашатай и должен был первым его встречать. Так, что, не медля, надо возвращаться в Полис!

– О, Якоб! Это так здорово! – ликуя как ребёнок, рассмеялся Плутон. – Это самая радостная новость за последнее время. Якоб, ты такой молодец, что принёс нам эту благую весть!

И Плутон, похоже, позабыв все их прежние разногласия, похлопал его по плечу, как родного брата. Рыжий мальчик тоже мило разулыбался, преданно глядя на него своим единственным наивно-добрым глазом. Как хорошо, что все наконец-то помирились! А у Сашки сердце зашлось в радостном волнении. Оказывается, всё же Озарил не просто плод воображения Плутона, раз о нём говорят и остальные, и даже Якоб, который казалось, ещё недавно так скептично к этому относился, теперь сам об этом возвещает с такой уверенностью. Возбуждённо расхаживая по поляне, Плутон обратился ко всем:

– Несмотря на нашу радость, мы всё же должны вести себя крайне осторожно. В Полисе мы запросто можем наткнуться на кого-то из Маргаритиной свиты, и нам не стоит ввязываться в неприятности. Поэтому все звери и всякие там малявки пусть остаются в Лесу, мне там будет недосуг за вами приглядывать. Лучше всего если пойдём мы с Тристаном, ну Навсикая тоже – всё равно от неё не отвяжешься… И Мегетавеель.

– А как же Беатриче? – испуганно воскликнул Сашка, держа свою белую девочку за ручку. – Мы вместе пойдём.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒