«В Стране Выброшенных Вещей» 13 страница

Саша не без удовольствия всякий раз слушал, как Навсикая с Беатриче складывали на ходу какие-то чудные песенки. Девочка-панда даже и не пела, а скорее издавала душераздирающие звуки, напоминающие скрежет металла. Но самое удивительное, что её очаровательный детский гроулинг прекрасно сочетался с лилейным вокалом Инфанты, построенном на одном лишь дыхании. Эти девочки просто замечательно звучали вместе. И Сашка очень бы хотел разгадать тайну этого созвучия.

Каждую ночь Навсикая бегала на побережье, просиживала там часами, глядя на Авалон. На Сашкин вопрос она ответила, что ждёт здесь Плутона. Парень и сам не заметил, как пристрастился к этим волнующим ночным прогулкам вместе с ней. Навсикая поведала ему, что Пристань это «место ожидания, место сошествия и сретенья с Озарилом». Здесь Небо водопадом Млечного Пути словно перетекает в Море – так же дух Озарила нисходит на землю. Он словно Отец, простирающий свыше руки к детям, и брег – место единения с ним.

Но парень всё ещё ничего не мог понять про этого Озарила. Его терзало множество вопросов, но Навсикая была крайне скупа на объяснения.

– Ну, а Плутон? – задумчиво молвил Сашка во время одного из их очередных «ночных бдений». – Какой он? На витраже изображён очень красивый мальчик, будто он не из простых смертных…

– Это лишь символ. – хмуро отвечала Навсикая. – Разве может цветная стекляшка отобразить человечью душу?.. Плутон – он первый из избранных, подобного ему ещё не являлось. Он славный войсководитель Озарилова воинства. Победоносный странник одинокий в своих печалях… Но Озарил из милости изрёк, что не оставит его одного, и в утешение пошлёт ему спутника – ту которая разделит с ним весь груз его горьких побед и славных поражений…

Про себя Сашка с удовольствием отметил, что Навсикая откуда-то за последние дни научилась так красиво излагать свои мысли – аж заслушаешься. Когда она говорила это, её речь была столь вдохновенной и красноречивой. Под действием её слов перед глазами парня пронёсся новый образ Плутона – могучий воин-герой, умудрённый опытом, говорящий спокойным сильным голосом и дающий ответы на все вопросы. А что – было бы не плохо его встретить. Уж он-то наверно не такой псих, как все жители Страны Выброшенных Вещей…

– А что за «спутник»? – переспросил Саша. – То есть – спутник жизни, его подружка, да?

– Нет, глупый. – сердито покосившись на него, буркнула Навсикая. – У тебя все мысли об одном… Лучше скажи, зачем планете блуждающей в вечном мраке нужен спутник? Что ты вообще знаешь о спутнике планеты по имени Плутон?

Сашка призадумался. Навсикая опять начала молоть какую-то чушь. Она что хотела, чтобы он вспомнил весь курс астрономии? И всё же в его голове пронеслись какие-то воспоминания строка за строкой, будто по книге…

Итак, основной спутник Плутона – Харон. Его размер меньше самой планеты почти в два раза. Период обращения спутника вокруг своей планеты совпадает с периодом вращения Плутона вокруг собственной оси. Оба тела обращаются по круговым орбитам вокруг общего центра. Оси вращения перпендикулярны плоскости орбиты Харона. Эта система дважды синхронизирована – синхронно вращение планеты и спутника с орбитальным движением. Посему Харон не восходит и не заходит относительно горизонта ни в одной точке поверхности планеты, в отличие от Луны или спутников других планет. Харон обращается вокруг своей планеты, словно связан с ней стержнем, будто держась за руки. Они всегда повёрнуты друг к другу одной стороной. Некоторые астрономы считали их двойной планетой. Харон всегда виден рядом с Плутоном, неизменно висящий в одном и том же месте.

– Да, так и есть. – будто читая Сашкины мысли, подытожила Навсикая. – Теперь понимаешь? Спутник неизменен и… бесполезен. Спит ли, дышит ли, поёт ли Плутон – а его спутник всегда рядом. То о чём я говорю, о спутнике – он как тень, как отражение, соратник и охранитель. Благо страннику если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи… – будто в забытьи молвила девочка, странно в пустоту.

Саша во все глаза смотрел на неё, силясь хоть что-то понять. Это напомнило ему слова откуда-то, но он так и не мог их вспомнить до конца…

«Если…» « Если любишь цветок …»

– Или вот ещё. – продолжила Навсикая. – Гея не источает свет, но её спутник Селена, тоже не имея собственного света, отражает славу и великолепие своего Господина – Солнца и дарит сей отраженный свет Гее. Так поступает истинный спутник.

– Это ты про Луну и Землю, что ли? – уточнил Саша. – Нет, ну это все, конечно же, занятно… Только уж больно эфемерно. Я бы всё-таки посоветовал этому Плутону обзавестись нормальной девчонкой. – рассмеялся парень.

– Эх ты, глупенький Тристан. – укоризненно покачав головой, вздохнула строгая девочка. – Ты ещё слишком Маргаритин. Вот узришь – может, поймёшь. Се великое таинство, творимое Озарилом – о Плутоне и его спутнике…

Короче, Сашка так ничегошеньки и не понял. Но все эти странные разговоры на «космические» темы напомнили ему о его страстной детской любви к астрономии. Сколько же у них с Георгием было книжек на эту тему. Маленькие Горские всерьёз готовы были стать космонавтами и собирались лететь за пределы Солнечной Системы. Какой же восторг их охватывал при взгляде на звёздное небо! О, эти загадочные далёкие галактики, метеориты и астероиды, и такие пугающе-заманчивые чёрные дыры!.. Но с годами Сашка как-то привык, что это «расчудесное» небо неизменно висит над головой, и все его восторги куда-то подевались. А вот теперь Навсикая как-то растревожила его. Было бы не плохо, наверно, вернувшись в здравый ум и очнувшись от этого глюка заглянуть в планетарий, детство вспомнить, что ли…

Так минула не одна бессонная ночь, и Сашке это порядком наскучило. Весь его энтузиазм куда-то делся, и он окончательно разуверился и в Озариле, и в Плутоне. Ну, и сколько их ещё можно ждать? Наверно, Цербер был прав – всё это сказки. А Саша по глупости связался с этой чокнутой компанией. Маргарита – вот в ком единственная Истинна! Вернуться?.. О какое же это заманчивое слово! И всё же… всё же, наверно – нет. Ведь окровавленные улыбающиеся личики Церберовых кукол не перестают являться Сашке во снах… И это само за себя говорит.

Но что оставалось неизменным – это их беззаботные прогулки по Полису. Саша до сих пор не изучил всех его закоулков. Вчетвером с Якобом, Беатриче и Навсикаей они отправились на их любимую центральную аллею. Даже при свете дня здесь горели, лукаво перемигиваясь, фонарики-гирлянды, затмевающие собой сияние лимонного солнца. Небо заволокли тучки, словно лиловые воздушные шарики. Лампа солнца сеяла свой преломлённый свет сквозь них, как через узорчатый витраж. Здесь посреди площади стояла громадная карусель украшенная

гирляндами из бумажных цветов пастельных тонов. Всякий раз, приходя сюда, Саша не мог свести с неё глаз, она надрывала что-то в его душе своею печальной красотой. Грациозные расписные лошадки, грустно покачивая хрустальными гривами, замерли в ожидании музыки, с первыми аккордами которой им придётся продолжить свой нелепый бессмысленный бег. Беатриче, оседлав снежнокрылую лошадку, и, поманив Сашку, молвила:

– Ну же, Тристан! Идём – прокатимся.

– Да, нет. Спасибо. – усмехнулся парень, отступая на шаг. – Это уж совсем не по-мужски. Я из этого давно вырос.

Гордо произнеся эти слова, Саша потупился, боясь признаться себе самому насколько заманчиво предложение Беатриче.

– Тристан, ну пожалуйста! – взмолилась Инфанта. – Это не просто развлечение. Это всерьёз.

– Всё тут у вас «всерьёз». – буркнул Сашка, чувствуя, что вот-вот сдастся.

Девчонкам всегда без труда удавалось подбить его на всякие глупости. Что уж говорить про Беатриче… Ну, как можно отказать этой трогательной девочке? Эх, была – не была! В конце концов, никто из Сашкиных друзей этого всё равно не увидит. Да и в сравнении с тем, как он уже успел тут неоднократно опозориться – это не так уж и постыдно.

Заиграла щемящая сердце музыка, и карусель, слегка качнувшись, полетела, словно по волнам в такт тихой мелодии. Карусель едва свершила свой первый круг, и Саша с ужасом почувствовал, как его словно куда-то затягивает. Нет, это даже нельзя было назвать обыкновенными воспоминаниями – ему словно заново пришлось пережить все эти эпизоды жизни в режиме реального времени.

Он увидел старый заброшенный парк поздней осенью – они ходили туда …

с папой. Тамошняя дряхлая карусель уже давно была сломана, и папа, усадив туда своих мальчиков, крутил её вместе со своим лучшим другом вручную. Георгий сидел на красной лошадке, а Сашке достался какой-то дурацкий розовый слон. Вечно Георгию достаётся всё лучшее… И всё же тогда они были абсолютно блаженны. Ведь им было всего около пяти-шести лет, они ещё ни разу не дрались всерьёз, и в их жизни не было этой противной музыкальной школы. Зато был папа… И он так легко, так радостно смеялся, глядя на своих мальчиков. И крутилась, крутилась каруселька… Детское востренькое личико Георгия, и его пушистая белобрысая шевелюра проносились мимо – рукой подать – ещё и ещё круг. И папа уходил… Саша сам слышал, как мамина подруга рассказывает ей об отцовском вранье, об его изменах. У папы теперь другая тётя. Саша своими собственными глазами видел эту…тётю. Уже потом. После их развода. Родители кричали, делили ложки и вилки. Первое время отец брал их с Георгием к себе на выходные. И тётка эта, не стесняясь, была там, даже пыталась подружиться с ними. Потом мать запретила им видеться и всё плакала, плакала, плакала… И всё же, как она после этого могла, как?!. Она всё-таки вышла замуж, так у маленьких Горских появился отчим. Другие, чужие тёти у отца, другой дядя у мамы – и все эти лица мелькают, сменяя друг друга. Они как в карусельке проносятся мимо – круг за кругом. Эти лица смеются, искажаются, будто отражённые кривым зеркалом, а средь этого маскарада всё яснее виднеется лик Георгия в крови, в бинтах…

Как сквозь сон Сашка слышал какой-то отдалённый шум и волчий вой.

Не выдержал. Заорал во всю глотку и прыгнул с карусели, не глядя. На такой скорости он каким-то чудом не расшибся – а ведь это было всё равно, что спрыгнуть с поезда на полном ходу. Разбил колени в кровь и содрал кожу на ладонях. В глазах мутно – их что-то застилает. Ах, ну да – это слёзы… Тьфу ты! Ещё и разревелся, как девчонка. Досадливо шмыгая носом, Саша утёр лицо грязной окровавленной ладонью – таким образом, и всю физиономию себе измарал…

Но когда он поднял голову, то сразу понял – всё случившееся это ерунда, в сравнении… Именно это называется – «вляпаться по самые уши».

« Ты умеешь, рыцарь, ходить конём, да мало пространство и нет коня».

Итак, над Сашкой, затмив собою свет дня, исполинской громадой навис сам Меченосный – Палач Её Величества. Такой красивый, такой ужасный, что дух захватывает. С его появлением померк и потускнел весь свет, даже солнце словно выцвело. Одной рукой он крепко держал тяжёлую цепь со сворой грозно рычащих серых волков. Они были столь огромны, что любой из них мог заживо проглотить Сашку. Эти волки чем-то напоминали Цербера – такие же седые, лохматые, также скалятся, да и шутки с ними тоже плохи.

Меченосный поглядывал на Сашку сверху вниз с неприятной ухмылочкой. К парню тут же подбежала Беатриче и помогла подняться, а следом за ней подошли Якоб и Навсикая.

– Как же ты так? – тревожно защебетала Инфанта, чуть не плача от пережитого ужаса за Сашу. – Да ты же мог разбиться!

И он снова подумал, что бы было, если бы он умер в Стране Выброшенных Вещей… Может, это было бы и к лучшему, например не пришлось бы встречаться с Меченосным.

– А вот и наш былой фаворитик! – оглушительно рассмеявшись, молвил Палач крепким басом. – А что это звёздный мальчик нас больше не посещает? Мы уж успели соскучиться. Ты смотри-ка, кабы Мамочка не позабыла своего сыночка, а то ведь тогда тебе и твой вонючий кукольник не поможет. – зловеще кончил Меченосный.

Саша уже давно приметил, что Джокер с Меченосным, мягко говоря, недолюбливают Цербера. Впрочем, это было абсолютно взаимно.

Меченосный, вдоволь отсмеявшись, скользнул жадными глазами в сторону и вдруг странно замер, умолкнув. Его взгляд – всё порочащий и сквернящий вдруг остановился на Навсикае. Та вся подобралась, будто готовясь к нападению. Взор его холодных безжизненных глаз резко переменился, на дне лазурных зрачков полыхнули алчные огоньки. Весь его облик как-то пугающе смягчился, и он заговорил неожиданно тихим ласковым голосом – даже словно музыка появилась в его тоне, сродни чарующей музыке Маргариты:

– А это что ещё за милая маленькая девочка? Ей самое место при дворе Королевы.

И Меченосный жутковато улыбнулся, не сводя с неё своего звериного взора.

– Нога панды не ступит в злачный притон этой развратной самозванки! – огрызнулась в своём духе «милая маленькая девочка».

Саша едва не выругался. И чего ей неймётся?! Не могла скромно ответить:

«Спасибо за приглашение. Может быть в другой раз». Нельзя злить Палача!

Но самое удивительное Меченосный вроде, как и не разозлился. Улыбнувшись своим мыслям, он ещё мягче и нежнее продолжил:

– Пусть девочка не боится ни Королевы, ни Её свиты. Главное правильно суметь подобрать себе друзей. Опору и защиту тебе свято обещает сам Меченосный – Палач и Охотник – тот, которого не смеет ослушаться никто.

И тут, как ни в чём, ни бывало, он достал из-за пазухи алое, как кровь наливное яблочко и протянул его Навсикае. У Сашки челюсть от удивления отвисла. Ну, конечно, что ещё носить Палачу у себя в кармане, как не гостинцы для вредных девочек?.. Даже у Меченосного возникло желание накормить эту дикую неприрученную «панду».

– Навсикая не вступит в число ваших безмозглых рабов! – гневно крикнула она и наотмашь ударила его по руке, отшвырнув злополучное яблоко куда подальше.

У Саши душа ушла в пятки. Но Меченосный и это хамство стерпел. Запрокинув голову, он залился самым искренним смехом. Его, похоже, крайне забавляла вся эта сцена, будто он пытался покормить диковинную редкую зверюшку в питомнике. И тут Меченосный совершил явную оплошность – слегка поддавшись вперёд, он коснулся своею красивой дланью в узлах вен щеки Навсикаи. Её реакция была вполне предсказуемой. Вся, ощетинившись, она вонзила свои острые клыки в руку Палача – так что даже брызнула кровь. От ужаса Саша весь сжался – это уже слишком!.. Меченосный, перестав смеяться, удивлённо вскинул брови и обернул укушенную руку полой своего плаща, а кровь всё сочилась даже сквозь ткань. Впрочем, он тут же смачно улыбнулся уголком рта и, причмокнув губами, проговорил:

– Ай, да девочка! Чуть позже я займусь твоим приручением… Сейчас, к сожалению, мне нужно спешить во Дворец. Повеселю я нынче Королеву рассказом о том, как получил эту рану на охоте… А ты… – перевёл Меченосный свой убийственно жёсткий взгляд на Сашку. – … блудный сынишка, поспеши-ка воротиться к Мамочке. И бойся опоздать. – пригрозил Палач напоследок и со смехом отправился прочь с площади, таща за собой своих цепных волков.

Саша с трудом перевёл дыхание. После пережитого стресса, ему было необходимо разрядиться, и поэтому он с разбегу напустился на Навсикаю:

– Слышь, а тебе обязательно надо так выпендриваться?! Что самая крутая? Тоже мне, Лара Крофт, блин… Нам ещё повезло, что у Палача такое хорошее чувство юмора. А то бы вот спустил своих волков – и поминай, как звали…

– Панда – всегда панда. Навсикая остаётся верной себе. – хмуро молвила та с чувством собственного достоинства. – Палач не имеет права осквернять меня своим прикосновением. Это Тристан с радостью бы не слезал с колен своей «королевы» и ел бы с её рук, как комнатная собачка…А у Панды есть гордость и обет.

После такого ответа настроение у Сашки только ухудшилось, и он сорвался даже на Беатриче:

– А ты!.. Ну, зачем ты потащила меня на эту идиотскую карусель? Чтобы помучить? В вашей дурацкой стране и так ожили все мои воспоминания. Так обязательно надо было воскрешать самое ужасное?!

– О чём ты? – чуть не плача, прошептала Инфанта, вся сжавшись в комок. – С помощью этой карусели можно вернуться в самые добрые дни. Здесь люди всегда вспоминают самое хорошее. И я хотела помочь, чтобы ты вспомнил, чтобы осознал Самое Главное. Но когда сюда явился Меченосный, он обратил твои воспоминания в кошмар. Он всегда всё оскверняет. Истинное наслаждение для Палача терзать не столько плоть, сколь души…

– Что значит «обратил воспоминания»? Порчу что ли на меня наслал? – ехидно проворчал Саша.

– Ты ещё не ведаешь его силы. Здесь он всемогущ. – сквозь слёзы тихонечко отвечала Беатриче.

И с этим Сашка невольно соглашался. За Меченосным всегда словно следует шлейф какого-то безысходного отчаянного ужаса. Память – это его самое страшное оружие, которым он так ловко и умело орудует. Будто ему всё про тебя ведомо, и он убивает тебя твоими же собственными воспоминаниями.

Притихнув, Саша даже почувствовал стыд за то, что так наорал на Беатриче и даже довёл до слёз эту хрупкую эфемерную девочку. Итак, Инфанта рыдала навзрыд, утирая носик кружевным платочком, оскорблённая Навсикая со своей «гордостью» и прочими добродетелями пыталась её утешить, всем своим внешним видом выражая полное презрение к парню. И только Якоб предпринял тщетную попытку его поддержать:

– Ты совершенно прав! От этой сумасшедшей всегда одни проблемы. Из-за неё ты ввязался в драку со звероловами, и сегодня опять чуть не влип в неприятности. Нельзя наживать врага в лице Меченосного! Хоть он и словом не обмолвился о твоих «подвигах» в Лесу, но у него же на лице было написано, что он всё знает. И он ещё припомнит тебе об этом…Да и Беатриче мелет какой-то вздор. Эти девчонки вечно приносят какие-нибудь беды.

Саша угрюмо помолчал и нехотя возразил:

– Нет, Якоб. В том-то и дело, что я не прав. Совершенно не прав… А что касается неприятностей – так мы уже давно в них влипли. И дело не в Навсикае. Хуже того я совсем не знаю, что с этим делать. Так я и не нашёл этой главной ноты…

Вопреки своим опасениям Сашка заметил, что Инфанта и на сей раз простила его безобразное поведение. И в следующие дни он, так же как и прежде мог наслаждаться её обществом. Крайне редко ему удавалось уединиться с ней в её многолюдном шумном домике, да и Навсикая вечно не давала им покоя. Сашку постоянно мучили какие-то недосказанные слова, и он надеялся, что Инфанта поймёт всё без слов, прочтёт это в его глазах, если хорошенько присмотрится.

«О Беатриче, взоры обрати на смертного! »

Как же у Сашки всё было легко с девчонками наяву! Но тут в этом призрачном сне, в этой волшебной сказке всё было так чистенько, так возвышено, что на парня нашло, так сказать, вдохновение и даже самому захотелось поступать как истинному рыцарю. Итак, значит «сэр Тристан – цвет благородного рыцарства»? А кстати, чем был известен настоящий артуровский Тристан, помимо того, что он был превосходный воин? Кажется, были у него какие-то музыкальные способности, на арфе он, что ли бренчал? – а также все наслышаны о его любовных похождениях, ну та история про чужую жену… Да уж, в точку. Сашке осталось, только меч научиться в руках держать – будет и вправду натуральный сэр Тристан. У него только вместо чужой жены – чужая невеста… и хоть это наверно было не очень-то по-рыцарски, он решил наконец-то обсудить это всё с Инфантой. В частности про Цербера. В конце концов, если ей так неуютно в роли невесты безумного Кукловода, то пора закончить эту комедию. Надо разъяснить Беатриче такие слова как «демократия» и «эмансипация». Главное ей принять решения, ну а Сашка в свою очередь всячески готов заступиться за неё перед кем угодно. Не очень-то это выходило благородно по отношению к лучшему другу… но как потом разбираться с Цербером – это уже другой вопрос. С трудом Саша сформулировал всё это в своей голове, но едва он улучил минутку, уединившись с Беатриче, чтобы изложить ей свои соображения, как им опять помешала Навсикая. Нынче она выпрыгнула невесть откуда в ещё более возбуждённом состоянии, чем обычно. Она всё скакала вокруг них и лопотала на своём прежнем диком наречие, будто снова позабыв людскую речь. В тот день она была наряжена в этакую уменьшенную копию красного невестиного наряда Сибиллы Клевской. И каких только платьев не водилось в гардеробе Инфанты!.. Навсикая она тоже рыжая, да только нечёсаная, босая и на рожу страшная… Отвязаться от неё, конечно же, не удалось – пришлось тащиться за ней следом. Она привела их на пристань, где уже столпилась целая куча всевозможных куколок и зверюшек – словно весь Полис пришёл в движение. Вокруг ощущалось странное оживление и переполох. А всё ихняя «Сибилла Клевская» – это она всех завела. Саша не мог понять, по какой причине собрались все эти существа, – они словно на митинг вышли, – и больше всего парень хотел незаметно слинять оттуда, желательно утащив с собой Беатриче. Но, не перестающая скакать туда и сюда, Навсикая вдруг резко схватила его за лицо и, тыча костлявым пальцем куда-то в Небо, заставила его посмотреть наверх. Саша устало поднял свой скучающий взгляд в ту сторону, куда она указывала, и тут же замер. От небесного острова Авалона медленно отошёл корабль под алым парусом. Хрупкая бледная ладья, словно острый лунный серп скользила по небесному полотну, как по воде, а в Море тем временем проплывало её перевёрнутое отражение будто брат-близнец. Бледное вечернее Небо несло её на своих лазурных волнах, низвергало водопадом Млечного Пути к темнеющему горизонту, залитому багрянцем заходящего солнца. Ладья плыла в кроваво-алом мимо железной дороги, уже по Морю всё ближе и ближе. Сашка глядел во все глаза, отчего-то тревожно заламывая руки. Безумное возбуждение Навсикаи, похоже, потихоньку передалось и ему. Алый парус слился с алым диском солнца, и корабль причалил к берегу. На палубе можно было разглядеть грустных куколок-гребцов, а под парусом виднелся силуэт стройного всадника на красном коне. Его грациозная лошадка была словно вырезана из дерева и искусно расписана, будто она сошла с лубочной картинки. Всадник изящно перемахнул через борт, и Сашку, стоящего у самой воды, обдало свежими брызгами. Закатное солнце, ослепляя, било в глаза, и Саша, жмурясь, не переставал смаргивать чёрные точки и яркие блики в глазах, – и всё равно не мог рассмотреть всадника, что так ловко держался в седле. Тем временем тот лихо спрыгнул с коня, ударив тяжёлыми ботинками об воду, и взяв коня за уздечку, повёл его к берегу. Вмиг стих тревожный ропот голосов, весь шум и гам, – все зверюшки замерли в благоговейной тишине. Солнечный диск замер за спиной всадника, венчая его голову огненно пылающим, золотым нимбом. Лучики его белокурых волос вились на ветру, переплетаясь с лучами всеозаряющего солнца. Но лик всё ещё оставался в тени, и неразличимы были его черты. В этой торжественной тишине Саша, томимый мучительным предчувствием, услышал стук собственного сердца. Солнце опустилось ниже, свет смягчился, и все тени исчезли. Сашка увидел его лицо, и у него подкосились ноги. Да, это был он. Те же, что и всегда – его десантные штаны, тельняшка и берцы, его мохнатая белобрысая шевелюра, – будто солнце живёт в его пустой голове. И этот странный лик болезненно знакомый, из самого детства – кривой носик, выпяченная нижняя губка и глубоко посаженные тёмные глаза неопределённого цвета, пугающе бездонные как чёрные дыры. Сияющий мальчик-радуга, препоясанный длинным мечом, шагал навстречу Сашке по-солдатски строго и бодро. Да, Саша узнал его. Запнулся, хотел назвать по имени, как звал тысячу раз прежде, но вдруг неожиданно вымолвил иное своим заплетающимся непослушным языком и сам себе удивился:

– Плутон?..

– Мир тебе. – с суровой улыбкой молвил тот, крепко хлопнув его по спине.

Мальчик мальчиком, а рука у него тяжёлая, как и прежде наяву.

Тем временем торжественная тишина обратилась радостным ликованием и пением всей толпы. Все приветствовали Плутона, а он, подняв свою длань, призвал их к тишине и с не детской серьёзностью громко возгласил, и голос его разнёсся по всему берегу:

– Я – глашатай Озарила. Вскоре Он грядёт и не замедлит. Мы же должны бодрствовать, ибо мир сей скоро перемениться. Прежнее проходит, и былые царства рушатся. Нам же надлежит пройти чрез огонь, дабы стать достойными Царства грядущего.

– А ты и здесь хочешь устроить революцию? – несмело усмехнулся Сашка.

О, как же странно, как же дико было разговаривать с братом здесь!..

– Это не моя воля. – серьёзно посмотрев Сашке в глаза, произнёс Плутон. – Я лишь посланный.

Саша с трудом вынес его взгляд. Мда… Георгий совсем не изменился, даже во сне.

Но тут их прервала, невесть откуда выпрыгнувшая, Навсикая. Она резко выставила белые костлявые руки ладонями вперёд, в знак приветствия, и, склонив голову, чётко промолвила:

– Панда возвещает: мир и благо тебе, Плутон!..

– Кто ты? – почти шёпотом вопросил тот, сосредоточенно глядя на это нелепое рыжее создание в алом платье.

Он смотрел на неё долгим пронзительным взглядом, словно вспоминал, пытаясь узнать в ней кого-то.

– Я Панда. – коротко отозвалась она.

– Да это Навсикая – из Лилейного Леса. – шумно и не к месту рассмеявшись, вмешался Сашка. – Она мне всё твердила о пришествии Плутона, но мне и в голову не приходило, что это будешь ты. Я всё ждал, гадал какой он… А ты явился так эффектно, прямо как в кино…

И Сашка глуповато захихикал от волнения. Ох, как это всё глупо! Захотелось самого себя по голове стукнуть. От удивления и растерянности Саша сам не понимал, что говорит. А невозмутимый Георгий-Плутон глядит так сдержанно и строго, как батюшка на похоронах. Чтобы хоть как-то выйти из этой идиотской ситуации, Саша на правах старшего представил брату всю свою компанию. В знак приветствия Плутон крепко пожал руку Якобу и так пронзительно посмотрел ему в глаза, что, судя по выражению его лица, – Якобу чуть дурно не стало. Как же это Саше знакомо!.. Костоломного рукопожатия Плутона не избежали и Дафна с Беатриче, он ещё и по плечам их похлопал, будто мужиков. Сашка вздохнул и потупился. Стало как-то неловко за брата. У Георгия всегда было туго с этикетом, и он, похоже, совсем не соображал, что с девушками так себя вести неприлично. Для него словно не существовало ни мальчиков, ни девочек, словно все люди – это братья и товарищи.

Широко шагая, Плутон прошёл сквозь строй восторженных куколок и монстряшек. Теперь можно было отправляться в домик Инфанты – это место стало их, так сказать, резиденцией. Но едва они всей своей компанией вышли на центральную аллею Полиса, Саша услышал этот ужасающе знакомый визг мотора и увидел впереди холодный блеск металла в кровавых закатных сумерках. Цербер верхом на своём стальном коне гнал им навстречу, поднимая настоящий вихрь в воздухе своей бешеной ездой. Саша удручённо поник головой. Это явно не хорошо… Ну, что ж это за место такое – будто заколдованное?! Вечно, как ни придёшь сюда, обязательно столкнёшься с кем не надо.

Цербер так резко дал по тормозам, что показалось, его мотоцикл издал какой-то пронзительный металлический вопль, оглушивший Сашку. Кукловод напряжённо замер в седле, с неприятным удивлением разглядывая Плутона, и буквально процедил сквозь зубы:

– А, явился – не запылился…

– Цепной пёс Маргариты. – глазом не моргнув, резко провозгласил Плутон к неудовольствию Сашки. – Передай ей слово глашатая Озарила: Он грядёт и не заставит Себя долго ждать. Пришёл конец царству твоей хозяйки. Пусть лучше сейчас признает своё поражение и бежит так далеко, как ноги могут унести. Да и ты проваливай.

Цербер, весь окрысившись, разве что не рычал от гнева и ненависти, показалось он готов убить Плутона на месте. Но вдруг он перевёл взгляд на Сашку и обратился к нему с ядовитой усмешкой:

– А что это мой Тристанчик водиться со всяким сбродом? Я давно тебе твержу – ты совсем не умеешь выбирать себе друзей. – и резко протянув ему свою белую изящную ладонь, с лучезарной улыбкой он молвил. – Вот тебе моя рука… ну, и сердце тоже. – расхохотался Кукловод. – Давай всё забудем, наконец! Поехали ко мне, а потом на бал к Мамочке. Ну же, Тристан! Сколько ещё мы так будем мучиться?

Сквозь весь Церберов сарказм, через маску его злых насмешек лучилась такая искренность, такое дружелюбие, что Сашке было больно смотреть. И как бы презрительно Кукловод на сей раз не кривил свои плотно сжатые бледные губы, как бы гордо не вскидывал голову – но в его косящих глазах всё же читалась робкая надежда, выдающая его внутреннее волнение, его страстное желание примириться с другом. Саша и сам желал того же, ведь Цербер – он как сильнодействующий наркотик вызывающий просто умопомрачительное привыкание, от него нет излечения. Эти случайные встречи и невозможность дружить, как прежде мучили до боли. Сашка и вправду словно испытывал ломки, находясь в такой тревожной близи от друга. Но теперь их положение стало ещё безнадёжнее.

Боясь поднять глаза и столкнуться с испытывающим взглядом Цербера или ещё хуже – Плутона, Саша с трудом выговорил:

– Я… я не могу. Прости… Ведь это… это мой брат.

Цербер резко откинулся в седле и истерично захохотал:

– Что? Брат?! Тот самый брат, которого ты так хотел отыскать? Так вот кем он оказался!.. В жизни бы такого прикола не придумал. – отсмеявшись, ухмыльнулся Кукловод и уныло молвил с потухшим взглядом. – Ну, и влип же ты, дружок. Теперь-то, небось, тебе братец не позволит со мной играть…

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒