Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





«В Стране Выброшенных Вещей» 5 страница



Мрачные врата охраняли два стража-великана. Саша уже привык к тому, что все жители Страны Выброшенных Вещей это всевозможные игрушки и зверьки или подобные ему дети-куколки. Но эти двое были уж  слишком взрослыми, совсем не похожими на куколок мужчинами, которым Сашка и до пояса не доставал. Тот, что стоял справа, прислонившись к стене, – был препоясан длинным мечом, который едва был заметен под его кожаным плащом до пят. В стылых сумерках хладно поблескивали пряжки на его громоздких охотничьих сапогах и стальной арбалет, небрежно перекинутый через плечо. Он был довольно-таки красив – смоляная чернота волос ещё больше оттеняла белую, как лёд кожу. Его ясные голубые глаза поражали невинной, небесной лазурностью, а черты лица были столь благородны и безупречны, что казалось, он сошёл с иллюстрации к артуровским легендам.

« Сэр Ланселот, цвет благородного рыцарства…»

Однако лицо его страшно портила и уродовала дикая алчность и нечеловеческая порочность – они, как жар из печи, буквально опаляли, оскверняли всё вокруг, так что было страшно смотреть. Саша невольно опустила глаза, оцепенев от ужаса.

Второй страж имел точённый неживой лик, отдающий в синь, как у мертвеца. На его белых губах блуждала жутковатая улыбочка. Это уже даже не тихое помешательство Цербера, а нечто пострашнее… За его красивым лицом, как за маской, скрывались какие-то страшные звери – и Сашка боялся, как бы они не вырвались наружу. На лик падали, скрывая глаза, острые пряди его гладких иссия-чёрных волос. Пальцы стража, подобные голым костям без плоти, ловко тасовали колоду карт. Облачён он был в некое подобие армейской формы, на ногах были высокие тяжёлые ботинки на шнуровке с тупыми носами. Кокарда на его берете, и пряжка ремня были из чёрной стали – на них были искусно выбиты неясные символы и знаки. Весь облик этого стража навёл на Сашку неприятные ассоциации с нацистами…

Завидев Цербера, оба с вялыми ухмылками сделали «под козырёк». Тот, что с картами, без особого энтузиазма, видимо просто от скуки поинтересовался:

– Вовеки здравствуй, Кукловод. Ну, что там Башня?

– Строится. – коротко ответил Цербер, похоже, не расположенный к беседе с ними.

– Ну, что ж, – слава тебе, Человек! – странно, нараспев ответил тот своим музыкальным по-страшному красивым голосом.

Оба стража зашагали вперёд, а Цербер и Сашка, у которого едва коленки не тряслись от страха, отправились следом. На ходу Цербер объяснял ему едва слышным шёпотом:

– Вон тот, с которым я сейчас говорил, это  Джокер. Придворный шут.  А другой Меченосный – Палач Её Величества. Никогда, слышишь, никогда! – не играй с Джокером и держись подальше от Меченосного.

– А во что с ним можно играть? – тихонечко спросил Саша, испуганно тараща свои глазки на жутких стражей. – И вообще, какой из него шут? По-моему, они оба смахивают на палачей…

– Ну, возможно… Они вполне могут поменяться местами. – усмехнулся Цербер. – Это же Страна Выброшенных Вещей – сегодня ты шут, завтра палач. Да, ты не бойся! Просто держись рядом со мной. Так-то они славные ребята...

Сашка с сомнением покосился на «славных ребят». По его частному мнению, у них обоих прослеживаются явные задатки маньяков-убийц… Хотя кто их тут разберёт? Может, для стражи такие и нужны. Во всяком случае, они оба изумили, ужаснули, и стоит признаться…восхитили Сашку. Они были столь жутко красивы, словно пришли из готических романов, которые он так любил.

Блуждая следом за стражами по долгим тёмным залам и галереям, Саша заслышал металлическое пение труб и колокольный благовест.  

– В твою честь. – радостно сообщил Цербер, на ходу толкнув его в бок острым, как копьё локтём.

Наконец они вступили в сумрачную залу, и едва они переступили порог, как подобно гирлянде сами собой, по стенам зажглись факелы, сея причудливый кружевной свет. Ослепленный этим льдистым, лазурным светом, что отражался от хрустального куполообразного свода и мозаичного пола, Сашка так и замер в дверях. Он оказался словно внутри драгоценного переливчатого бриллианта. Ужас и восторг смешались у него внутри, а сердце вконец сбилось, беря не ту ноту.

В дальнем конце зала возвышалось некое подобие престола, задёрнутого лиловым пологом, словно созданным из хрустальных бусинок дождя. Сквозь искристую завесу прорисовывался женский силуэт. И ещё не видя Её, Саша начал Её узнавать. Подошедшие Джокер и Меченосный резко отдёрнули полог, обнажив сокрытое там сокровище… Она показалась Саше дремотным видением, галлюцинацией во сне. Полуослепшими глазами он тревожно взирал на неё. Столь пленительно-прекрасная высокая женщина величественно восседала на троне и крепко сжимала одной рукой остроконечный, похожий на маленькое копьё скипетр, а другой – впивалась в осыпанный самоцветами шар державы. Замерев на полудвижении в изящной позе, она как будто сошла со средневековой картинки. Медово-рыжие локоны потоками струились вдоль тела, перевивались ажурной лентой в пол. Пышную копну волос венчала умело выкованная корона из чёрной стали – вся резная, почти не весомая, осыпанная яркими рубинами. Гибкий стан облачён в стальное кружевное платье и всё дивно изукрашено рубинами, рубинами…Глаза её опущены долу, и чёрные стрелочки ресниц кладут тени на белом лике, а алые чувственные губы только подчёркивают неземную белизну атласной кожи.

Джокер и Меченосный приняли из её рук скипетр и державу, припав губами к хрупким женственным перстам, и стали по разные стороны от престола. Она, чуть выгибая руку, простёрла к вошедшим длань, скрестив свои пальчики. Королева не поднимала глаз от пола, словно сама в смущении изумлялась тому, как же она прекрасна!..

 – Приветствую моего славного сына. – буквально проворковала она своим нежным меццо-сопрано. – Цербер… к ноге. – шутливо поманила она его своим белым, словно слепленным из снега, пальчиком.

Цербер как-то развязно, небрежно шаркая, подошёл к Королеве и, элегантно взмахнув цилиндром, отвесил ей поклон. А после этого к Сашкиному изумлению, как ни в чём не бывало, принялся карабкаться на колени Королевы, цепляясь за подол её платья. Королева оказалась столь рослой и статной, что даже долговязый Цербер на её коленях смотрелся, как маленький мальчик на руках у мамы. Погладив его по лохматой шевелюре, Королева поцеловала его в макушку. Держа в своей руке чашу с чем-то пёстреньким-сладеньким, она кормила Цербера с рук. Тот совсем уж как-то нагленько, безо всякого стеснения облизывал её тонкие ледяные пальчики с такой силой, словно хотел разодрать их в кровь.

– Ну, милый… – прошелестел её голос. – Как идёт строительство?

– Превосходно, Ваше Величество. – безмятежно ответил Цербер. – Управимся раньше сроков. Ну, Вы же меня знаете…

– О, да! Мой шустрый мальчик всюду поспеет. – нежно рассмеялась Маргарита. – А что же нас гость? – вдруг резко перевела тему разговора Королева. – Умница Цербер привёл ещё одного сыночка. Скоро все детки соберутся у Мамочки…

Ласково Маргарита спихнула с колен Цербера, как проказливого любимчика, и впервые возвела очи на Сашку, поманив его пальчиком. Ему чуть дурно не стало от этого взгляда в упор. Оказывается, он никогда в своей жизни прежде не ведал, что такое Красота. Она ослепляла, даже дыханье перехватило. Всё, что он прежде считал красотой, теперь казалось жалким и уродливым. И даже священный образ Беатриче поблек, утонул в памяти, – как меркнут звёзды на рассвете во свете единственно славного Светила.

С трудом передвигая отяжелевшими, ватными ногами, он подошёл к престолу. Волоокая Королева, будто издеваясь, с нежной улыбкой поманила его к себе на колени. Это уже было слишком!.. Задыхаясь от смущения, Саша попытался вскарабкаться по складкам её платья. За всю жизнь ему приходилось сидеть на коленях только у родной мамы, да и то в незапамятном детстве. А от Маргариты у него просто кружилась голова, так что он едва не свалился на пол, как беспомощный младенец, не владеющий руками и ногами. Однако Королева, ласково смеясь, успела его бережно подхватить и прижала к себе, как плюшевого мишку. Протянув руку, она сорвала плод с могучей яблони, что раскинула ветви прямо позади престола. Багряное яблоко, будто стеклянное, глянцево блестело в её белоснежных пальцах. Оно было вполне хорошо для пищи и приятно для глаз, а в руке Королевы смотрелось особенно вожделенно. Аккуратно вложив яблочко Сашке в руку, Маргарита пропела:

– Ну, же – кушай!

Ага, «кушай»… У Сашки кусок в горло не лез, он поперхнулся и, откашлявшись, с трудом пытался двигать челюстью. Злосчастное яблоко вставало поперёк горла, и, сопя носом, Саша чуть не плакал от стыда. Хотя стоит признать, ничего лучше он в своей жизни не пробовал. Неземная сладость, морозная свежесть наполняла уста и блажено разливалась по всему телу. Брызнул сок и потёк по его губам, но Королева к ужасу Сашки утёрла его своим пальчиком.

– Вот и славно. – молвила она, уж больно внимательно глядя на пунцового парня. – Теперь ты тоже  мой. И может звать меня Мамой. Расскажи же о себе.

– Ну… я Саша. То есть – Тристан… – уже сам он себя поправил. Свыкся видать с имечком. – Я нездешний. Недавно пришёл из Лилейного Леса. Теперь вот… с Цербером к Вам… А вообще, я наверно ищу брата. Я думаю, он должен быть здесь. – вдруг произнёс Сашка, сам себе удивляясь. Его как  озарило – ну, конечно! Георгий – ведь по его же милости, он тут торчит. Он один и должен объяснить всё Саше, когда явится.

– Но я не знаю, где его искать. – обратился он к Маргарите. – Его зовут Георгий… Но я боюсь, тут такая неразбериха с именами…

– Не переживай! – утешила его Королева. – Мы обязательно сыщем твоего братца. А он такой же славный, как ты?.. ( A parte: ага. Точно. Очень «славный». ) Этот бал в твою честь, Тристан. Отныне ты всегда можешь приходить сюда с моим Цербером. И ты мне очень-очень понравился. – лелейно договорила Маргарита и трепетно, прикрыв глаза, коснулась губами Сашкиной макушки. – Ну, а теперь веселитесь, мальчики!

Сашка с облегчением, хотя стоит признать, и с неким сожалением сполз с колен своей новоявленной обворожительной Мамочки. Цербер радостно обнял его как родного брата и задорно подмигнул. Саша смущёно улыбался, как после удачно сданного экзамена. Между тем он заметил, как Меченосный что-то шепнул на ухо Королеве.

– Ну, что ему опять?.. – чуть расстроено вздохнула она, капризно поморщив свой безупречно прекрасный носик. – Сегодня же праздник! Ладно, проси…

Меченосный отворил боковую дверку за престолом, и в зал вошёл статный старик, немногим ниже Меченосного, со спутанной серебряной бородой, водопадом ниспадающей до пояса.

– Чего тебе, старик? – холодно молвила Маргарита.

– Королева, прошу милости и  свободы, – кланяясь, произнёс тот.

– Что за чушь? Ты свободен, как и всякий живущий в Стране Выброшенных Вещей. Моё Царство – Царство Свободы. – с удивлённой усмешкой отвечала она.

– Я прошу лишь отпустить меня из Дворца. Я стар, и не в силах творить, как прежде. – не поднимая глаз, басисто проговорил старик. – Я хочу провести спокойную старость с сыном на воле…

– Разве мой Дворец стесняет твою волю? – насмешливо прервала его Королева, однако в её голосе почувствовалась лёгкая обида. – Ну, да ладно. Коли тебе здесь не мило – ступай. Ты волен распоряжаться своей жизнью, как разумеешь. Но мальчик… – Маргарита задумчиво умолкла и продолжила вновь. – Сына оставь здесь, при дворе. Тут ему будет лучше. Он получит славу, богатство и почесть за все твои заслуги, коли ты этим пренебрегаешь.

– Но, Королева… – попытался возразить он, возведя на неё взор с мольбой.

– Я всё сказала. – мягко, но властно оборвала его Маргарита. – Дети – мои. Ступай с миром, но мальчика оставь.      

– Без сына я не уйду. – тихо молвил старик, обречённо повесив голову.

Воля твоя. – холодно откликнулась Королева.

Старик, тяжело ступая, вышел прочь.

– Кто это? – спросил Сашка у Цербера.

– А…старик  Дедал. – с пренебрежением отозвался тот. – Безумец. Он был в своё время Великим Мастером. Он построил этот Дворец и сделал множество великолепных вещей для Маргариты. Но в старости выжил из ума. Королева приютила его из милости, а он не ценит. А вон, кстати, и его сынок…Тоже видать сумасшедший. Нечего с ними связываться.

Саша обратил свой взор туда, куда указывал Цербер. В дверном проёме мелькнул белокурый отрок двенадцати лет, подобный им, только более реальный. Он не был полу-куколкой, как остальные – он был настоящий, такой живой, что эта жизнь брызжет из его лика и, как порочность Меченосного оскверняла всё вокруг, так ясный взгляд мальчика  озарял всё, чего касался. На какую-то долю секунды их с Сашкой взгляды скрестились, и в груди у парня больно защемило, так что едва не выступили слёзы. Синева его глаз, столь отличная от холодных глаз Меченосного, была чиста, как поток воды, омывающий всю грязь. В этих глазах Сашка увидел отражение себя самого и ужаснулся увиденному. Почувствовал горечь, стыд, сам не понимая за что, осуждение и с ним такое  Море прощения, которое могло бы утопить, упокоить в своих волнах весь скорбящий, развращённый мир…

Но прежде, чем Сашка осознал, что всё это значит, в зал повалили разнаряженые, как на карнавал, дикие толпы. Они поглотили, затмили собой образ мальчика, и он скрылся из виду. А, подскочивший к Сашке, Цербер обхватил его за плечи и бойко прошептал в ухо:

– Ну, чего ты закис? Веселье только начинается!..

И уже через пару минут парень и думать позабыл о сыне безумца-Дедала. Его облик был вытеснен яркими персонажами этого готического бала. И ведь было на что посмотреть!.. Гости Маргариты не были похожи на тех нелепых, смешных зверюшек, что встречал Саша в Лилейном Лесу или в домике Беатриче. Это был по-готичному красивый, под стать самой Королеве, народец. Хрупкие, томные девы-куклы, закованные как в броню, в шуршащих бордово-лиловых одеяниях с ниспадающими гривами волос – манящие, как русалки. И с ними изысканные юноши-куклы задумчивые, по-мрачному весёлые, облачённые в чёрное с фиолетовым – все в цепочках, пряжках и прочих стальных украшениях. Они входили, плавно танцуя, в напряжении изгибая красивые стройные тела. В строгом менуэте они расходятся по две линии – порхающие дамы и кавалеры, едва касаясь друг друга. Sostenuto. Музыка бисером дождя льётся со свода.

Саша восторженно смотрел со стороны на танцующих. Бал более чем оправдывал его ожидания. Он всегда был крайне падким на истинную красоту, преклонялся пред тем, что прекрасно. А это был настоящий Триумф Красоты.  

Танцующие неспешно двигались по залу – такие сдержанные, непроницаемые, как средневековые монахи. Ну, разве не так должны танцевать святые в Поднебесье?.. Музыка обволакивает, сводит и разводит пары. Всё ближе и ближе, уже в такой опасной близи… Незримый оркестр тщательно выводит тожественную симфонию. И пары раскланиваются, кружат… А Маргарита с довольной улыбкой следит за ними взглядом, устало откинувшись на престоле, и словно чертит в воздухе невидимые ниточки, за которые держит своих деток и управляет ими. Запрокинув головы, куколки всё быстрее кружатся в танце, откинувшись на руки партнёров, притягивая друг друга. Здесь все марионетки, но за строгими масками начинают мелькать жаркие, бурные чувства. Они порхают как бабочки, как сорванные цветы. Это истинный  Бал Цветов. Куколки взлетают, но возвращаются к земле, как прикованные. И вот когда симфония доходит до края, до боли, всё резко стихает, и улыбающиеся куклы чинно расходятся по залу.

У престола Маргариты тем временем суетливо кружили две жутковатые дамочки в густо-бордовых платьях. Они были приторно красивы, говорили в один голос и двигались в такт, не прекращая томно вздыхать. И только присмотревшись, Сашка понял, что это  сиамские близнецы. Их сросшиеся тела извивались в блаженном единстве, и даже их невообразимые причёски сплетались воедино.

– А, это  Графини Вишни. Фрейлины Её Величества. – пояснил Цербер, заметив изумлённый Сашкин взгляд.

И вдруг по залу пробежал лёгкий шумок. Пытаясь понять, в чём дело, Саша увидел Меченосного, который тащил на цепи раненую панду в ошейнике.

– Что он творит? – гневно прошипел Сашка.

– Да, чё ты? Брось!.. – ровно отозвался Цербер. – Это же всего лишь безмозглый зверь. Человек – вот мера всего. Он владыка над всей тварью и вправе распоряжаться ими по собственному разумению. Существует охота, зоопарки, шубы из натурального меха и мясные лавки. Только не говори, пожалуйста, что ты вегетарианец. Да и чего ты хочешь? Меченосный ведь – Охотник. Хочет поразвлечь народ…

Сашка вегетарианцем не был, но спокойно смотреть, как Меченосный глумиться над испуганным зверьком не мог. Ему припомнился танец панд на рождение Навсикаи. Не такие уж они и безмозглые…

Но и Маргарите, похоже, тоже оказались не по нраву забавы её Охотника.

– Ну, что вы творите! – с жаром промолвила Королева и, бережно взяв панду на руки, сняла с неё ошейник. – Милый мой, ты же обещал не мучить зверюшек! Они ведь такие лапочки. А ты же добрый. Пообещай мне, что больше так не будешь.

– Да, Миледи. – снизив свой громовой голос до шёпота, откликнулся тот. И хоть хищная улыбочка не покинула его уст, он смирено преклонил пред ней колено и на удивление мягко, почти с мольбой промолвил:

– Прошу помилования, моя Госпожа.

Маргарита расплылась в нежной улыбке и, слегка прикрыв очи, поцеловала щетинистую щёку своего Палача.

– Вот и славно. – удовлетворёно прошептала она и громко объявила, обращаясь ко всем присутствующим. – Дети мои! Будем же любить друг друга, заботиться и оберегать. Это мой вам Завет Любви.

Она нежно тискала в руках дрожащую панду, ласкала и кормила её. А та всё пыталась вырваться и убежать – выглядело это крайне потешно. Сашка и сам рассмеялся. И вправду глупая, безмозглая панда… А Маргарита – само воплощение Справедливости и Милосердия. Как она мила даже с тупым зверьём! Вот она самая лучшая и добродетельная Королева и Мать.

Меченосный, с печально опущенным взором, притих, и, показалось, даже черты его лица смягчились. Может он ещё и не безнадёжен. Не зря же Маргарита держит его при себе. Уж она-то сможет присмирить его и обуздать его звериную сущность. О, да! – она та Королева, что создаст Блаженное Царство, где все будут счастливы, преисполненные любви друг ко другу.

Сашка вовсе успокоился и, всякий глупый страх, терзавший его доселе, отступил. Покуда Цербер куда-то отлучился, он повёл глазами по сторонам, чем себя занять. Из интереса он решился отведать того питья, что любезно предлагалось всем в зале. На графине значилось «cognition»,  и при одном взгляде на заманчиво алеющий напиток, он ощутил невыносимую жажду. Саша безмятежно поднёс к губам алмазный кубок полный до краёв и сделал глоток. Зря он это сделал. Ну, реально, зря!.. Солёно-горькая жидкость густая и тягучая, как кровь, обожгла ему горло. Он даже стал задыхаться – глотку свело судорогой. В этот момент кто-то положил руку ему на плечо, и Саша обернулся в надежде, что это подоспел Цербер. Однако оказалось, это был тот отрок – сын Дедала. Он забрал кубок из Сашкиной руки и то ли отпил оттуда, то ли плюнул. А после этого опять протянул его парню и промолвил:

– Пей скорее!

Сашка в ответ только мычал и отрицательно мотал головой. Он уже не мог ничего сказать – такой огонь полыхал у него внутри. И он вовсе не собирался ещё раз пробовать это пойло, тем более после того, как с его кубком чего-то там нахимичил этот странный мальчик. Щепетильный Сашка никогда ни с кем не пил из одной чашки. Однако сделалось ему так худо, а мальчик продолжал настаивать на своём, что у Саши уже не осталось выбора. Помирать – так помирать!.. Он отчаянно хлебнул из кубка и с удивлением почувствовал, как боль и удушье отступили. Мальчик каким-то чудом претворил эту мерзейшую отраву в нечто свежее, подобное жидкому свету, который как лимонный сок брызжет прямо в душу. От одного глотка ему заметно полегчало, тут же прошли озноб и тошнота, хотя дурман не окончательно рассеялся, и голова ещё немного кружилась. Но тут откуда-то нарисовался Цербер, и от его неожиданного появления Сашка вздрогнул и нечаянно выронил кубок, который тут же разлетелся вдребезги. Цербер бесцеремонно отпихнул Дедалова сына от Саши и воскликнул:

– Ты что делаешь? Не позволяй никому себя спаивать! И без моего ведома вообще ничего тут не пробуй.

– Водички бы глоток. – просипел Сашка.

Он ещё не вполне отрезвел, но Цербер заботливо постарался по-своему вылечить его. Он дал другу чего-то сладкого, чтобы заесть-запить то ужасное питьё. Голова от этого светлее не стала, но хотя бы удалось отбить отвратительный привкус во рту.

Потеряно семеня за Цербером по залу, как маленький ребёнок, которого мама привела в больницу, Сашка умудрился наткнуться на Джокера. Тот преградил ему дорогу, так что Саша на миг оказался отрезанным от верного друга. Джокер широко разулыбал свои белые губы и обратился к нему:

– Может, сыграем?

– Да, нет… Спасибо. Но может как-нибудь в другой раз… – как можно вежливее отказался Сашка, помня завет Цербера.

Интересно, во что вообще с этим типом можно играть?.. Держался он ото всех в стороне и развлекался только тем, что вертел в руках пару зонтов – один чёрный, второй пёстрый, будто расшитый шёлком. Он не особо-то походил на шута, но помешанным был точно…

А тем временем музыка заводила свой новый круг. Трагичный скрежет скрипки подхватывает, затягивает воронкой в Поднебесье…и вдруг швыряет оземь. Subito. Священный по-церковному звучащий орган возносит танцующих от земли, и даже сама Маргарита отрывается от пола, вставая па цыпочки. Эта музыка как шёпот дождя по крыше. Но вот дождь обращается грозой, и музыка, крадучись подхватывает и разбивает об потолок. Танцующие кружат, поднимая на руки своих дам, а те смеются, сверкают очами – будто колдуют, но всех превосходит Королева.

Она танцует, а её безобразные, пугающе-красивые фрейлины возят за ней зеркало на колёсиках в рост Королевы, оправленное червлёным золотом. Графини Вишни заботливо следят, чтобы их Госпожа, танцуя, могла не переставать любоваться собой. Такое очаровательное самоупоение! Но она и вправду сказочно хороша.

Музыка никому не позволяла оставаться в стороне, и даже Сашка почувствовал, как его затягивает в этот круговорот. И вот уже кто-то кружит его, или это он сам кого-то кружит, полуприкрыв веки. И есть лишь Музыка, и Маргарита… Королева блаженно танцует сама с собой. Неужели красивейшие из смертных всегда обречены на одиночество в танце? Нет для Королевы достойной пары. Кроме её отражения. Вторая зазеркальная Маргарита тоже кружит, смеётся, чарует. Она так мило, так томно красуется, опуская веки… Впрочем, здесь все красуются, не исключая и Сашку. Танец затягивает всё сильнее, словно выворачивает, отбирает душу по кусочкам. Саша ощущал, как музыка растерзала всего его, и испытал немыслимое блаженство от этого. Такая нежная, лиловая, полусветлая-полутёмная музыка всё убыстряла свой темп, сводя танцующих и затягивая их воронкой вкруг Маргариты. Средь мелодичного напева скрипки вдруг резко прозвучал, откуда ни возьмись, жёсткий удар по струнам электрогитары. Сначала он показался здесь не к месту и до боли порезал уши. Но нежная скрипка умело поглотила грубый вопль гитары. Но потом мелодия снова болезненно взвизгнула, как разбитая лампа, и осмелевшая гитара ударила, на сей раз ещё тяжелее. Ангельский оркестр сменила по-новому священная музыка. Мистерия? Вакханалия? – теперь всё одно. Это был настоящий бунт против всех прежних оков, что так долго сдерживали. И можно было всё разорвать и смести ради этого щемящего чувства полёта. Кровь всё сильней стучит в висках. И теперь уже звучат одни лишь жёсткие гитарные риффы. А куда делась эта жалкая скрипка? Смолкла, наконец-то. Как без неё хорошо!..

Это был восторженный праздник красоты и воли, казалось, счастье впрыскивалось шприцом и, оно так сладко, томно разливается по венам. Кругом творился настоящий музыкальный ад. Инфернальная музыка, созданная для наслаждения, доводила до безумнейшего восторга. И это даже было не сравнить с тем  Black и Death Metal, под который обычно «бесновались» Сашкины друзья наяву…

Темп убыстрялся, и все, взявшись за руки, как братья, танцевали вокруг Маргариты, то приближаясь, то отдаляясь и при этом, не прекращая кланяться Королеве. Они всё ближе и ближе, и всё сужается их круг. Своим танцем они плетут дивное кружево. Музыка уже не возносит, теперь она держит цепкой лапой за глотку, – не вырвешься, даже если захочешь. Но ведь самое главное – вырываться совсем и не хочется! Так сладко это блаженство… Запрокинув голову, закрыв глаза, Сашка растворился среди безумно танцующих. От чьих-то ледяных поцелуев ломит кости, а внутри всё словно в ожогах. В агонии чувства распалены, как никогда раньше – такого и от алкоголя не бывало. Голова кругом и всё утопает в этом пёстром круговороте. О, да – теперь есть только Маргарита!.. Рядом проносится мертвенно-бледный, отдающий в синь лик Цербера – весь разгоряченный в забытьи, а его незрячие глаза с расширившимися зрачками были болезненно распахнуты. Сашка и не догадывался, что сам он выглядит не легче… Как будто дёргают за ниточки – он танцевал и не мог остановиться, выгибая руки и ноги, словно лишённый костей. Когда музыка, казалось бы, достигла своей кульминации – нет, ничто не прекратилось. Оказалось, возможно ещё страшнее… В ушах нарастал гул, и слышался отдалённый, душераздирающий хохот на дне тихой и нежной мелодии, что готов был вот-вот прорваться наружу. И Сашка сам уже не мог не смеяться. Теперь Меченосный и Джокер не казались ему такими страшными. Да, конечно они уже вполне  свои ребята. И вправду очень-очень славные. Такие они красивые и преданные Королеве. Вот Джокер несёт её мантию и, припадая, целует подол её священного платья… И Маргарита падает в могучие, жадные руки своего верного Меченосного… И звёзды сыплются с потолка. Здесь, даже возможно сорвать с неба звезду! Только пожелай. Ты свободен, и в прошлом все запреты. Ибо свято и благословенно всякое твое пожелание и во благо ВСЁ, чего ты хочешь. Желай – и дано будет тебе. Только ЖЕЛАЙ!..

Сашка ощутил неистовый прилив любви ко всем. Священная красота Маргариты и её святой Завет Любви – разве это не есть истинное счастье? Что за бледный призрак, которым был ещё недавно очарован Саша – какая-то Беатриче? Кто она вообще такая?.. «Мало ли ромашек на свете…»

Графини Вишни гроздями осыпают Королеву алыми розами и вплетают ей в локоны белые ленточки…

Кажется, мозг разорвётся, расколется, как орех. Невозможно удержать этот смех, эту радость. Смех душил Сашку, как и тогда в больнице у Георгия. Георгий… Так значит, Георгий подыхает в больнице? А ну его! Туда и дорога… Вообще, кто такой этот Георгий? – Бледный призрак из сна. Настоящее только здесь. Только Маргарита существует на самом деле. Это единственная Истина. И вот она сама – нежная Мамочка манит его, осыпает поцелуями, берёт на руки и качает, прижимая к груди, как свою любимую игрушку. Она баюкает, поёт ему колыбельную своим роскошным меццо-сопрано. Какие-то дикие голоса басисто, лелейно вторят ей, и, сливаясь с ними это меццо-сопрано, обращается неистовым женским гроулингом… Всё кружится, качается, и пёстрый карнавал проваливается во тьму внешнюю. А дальше нет ничего. Лишь падал куда-то Александр Горский – двадцатидвухлетний студент-отличник из Российской Федерации – скомканный и выброшенный, как бальная программка после бала…….

 

Не успев пробудиться, Сашка почувствовал дикую ломоту во всём теле, и голова страшно трещала. Открыв глаза, он долго не мог понять, где находится. Это был не Дворец Маргариты, не Дом Беатриче, и уж тем более не тот серый мир, в котором ему не посчастливилось родиться. Заметив, что в руках он сжимает какие-то вещи – то ли тряпичных кукол, то ли чьи-то платья Саша испуганно отшвырнул это барахло подальше. Он совершенно ничего не мог вспомнить. Но судя по его омерзительному состоянию и по тем тошнотворно-гадким и пугающе-соблазнительным образам, что смутно проплывали в голове – его торжественная клятва на тему «не пить - не курить» была подлейшим образом нарушена… Цербер, помнится, хотел сделать из него  «вкусную конфетку в хорошенькой обёртке». А что обычно случается с вкусными конфетами?.. Вот именно. Ощущение было таким, словно его пожевали, проглотили, а после выблевали

Тут рядом с Сашкой нарисовался Цербер, и на душе у парня полегчало.

– О, здорово! – хрипло воскликнул Саша. – Где я? Ни фига не помню…

– А не парься!.. – лениво потягиваясь, ответил Цербер. – Ты у меня дома. После бала зашли ко мне. Праздник продолжается. Хоть я уже за работой. Вот сейчас перекусим, и если захочешь сам посмотришь, чем я занимаюсь…

Цербер предстал по-домашнему. Закатанные по колено брюки оголили неестественно белые босые ступни, на которые были надеты причудливые деревянные сандалики-скамеечки. Даже на не слишком трезвую голову Саша сумел вспомнить, что они назывались не сабо, а гэта. Было непонятно другое, как Цербер умудряется в них ходить? Сашка вон и босиком еле стоит, – пол в доме Цербера в наглую убегал из-под ног. Хотя быть может, просто надо меньше пить



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.