«В Стране Выброшенных Вещей» 2 страница

Вдоволь «налюбовавшись» на это безобразие, Сашка почувствовал, как у него спёрло дыхание, и закружилась голова. Он заметался по комнате, в ужасе ища выход. Но снова и снова он натыкался на ледяную поверхность зеркал. Нервно шаря рукой по гладким стенам, он, наконец, нащупал стеклянную дверную ручку и резко повернул её. Тяжело дыша, Саша толкнул дверь и едва не вывалился наружу. Его обдало холодным воздухом, а пронизывающий до костей ветер чуть не сбил его с ног.

Облегчённо вздохнув, Сашка, едва ли не на карачках, выполз из страшной комнаты. Перед глазами так и плыл кошмарный образ из зеркала. И страшнее всего было то, что, даже не видя это, он продолжал ощущать себя фарфоровой игрушкой.

Отдышавшись, он осмотрелся по сторонам, и чуть ли не пожалел, что покинул комнату, – такой неприглядный видок открылся перед его глазами. Промозглый вечерний воздух был колок до боли, исполнен тошнотворно знакомыми запахами и звуками, хотя и не возможно было вспомнить, откуда помнишь их. Сашке уж подумалось, не лучше ли остаться внутри зеркальной комнаты, которая теперь казалась, чуть ли не домом родным. Однако, как только он покинул её, дверь бесшумно захлопнулась, и сколько он ни пытался её открыть – всё было тщетно.

Более того, он только теперь заметил, что дверь эта стояла одиноко посреди неуютного пейзажа и никуда не вела. Обойдя её кругом, Сашка абсолютно в этом убедился. Злобу ему выместить было больше не на ком, и он от всей души пнул злосчастную дверь ногой, – так что чуть не завопил от боли. Но даже эта боль не помогла ему проснуться.

– Кончайте этот цирк! – неизвестно к кому обращаясь, завопил Сашка. – Хватит!..

Дайте мне проснуться! Проснись! Проснись!... Проснись… – орал он, обхватив голову руками.

Но даже когда он со всего маху ударился головой о дверь, ничего не изменилось, – разве что висок в кровь разбил. Обречённо, как подкошенный он рухнул на колени. Задумался, притих. Неужели всё это побочное действие несчастных антидепрессантов? Или его всё же незаметно чем-то обкололи в больнице?.. Что это за бесконечный бредовый сон или галлюцинация? И главное всё было так чётко и ярко, как наяву. Разум чист и свеж, и чувства обостренны. Словно всё и вправду по-всамделешнему, как выразился Георгий. Вот и кровь с виска течёт, значит, не превратился он ещё совсем в куклу. Что же это за сон, где даже игрушки льют кровь?..

Сашка всё же решил успокоиться и взять ситуацию под контроль. Сон это или галлюцинация – надо просто терпеливо дождаться конца, а до тех пор держать себя в руках.

Поднявшись на ноги, он вздохнул и торжественно произнёс:

– Отныне вовеки клянусь не пить, не курить, не колоться и не употреблять чужие таблетки…антидепрессанты, в частности…

После такого решения на душе как-то полегчало. Больше Сашка такой нелепости в своей упорядоченной жизни не допустит. А пока, чтоб хоть как-то скоротать время до пробуждения, он решил, как следует оглядеться. Хотя окружающий неприглядный пейзаж едва ли пробуждал в нём интерес к путешествиям и открытиям. Уж больно тревожные просторы открылись беспокойному взгляду Саши. Его робкие шаги заглушал пронзительно бирюзовый мох – душистый и лохматый. Неправдоподобно бордовое, будто отполированное небо в синих переливах, словно давило на плечи. Сашка тщетно пялил глаза вверх. Он совершенно точно убедился – неба здесь нет, есть только грязный витраж, прячущий что-то в глубине. Лиловый сумрак в клубах едкого тумана, который растекался белёсыми пастельными взмахами, – он словно брал Сашку под руки, втягивая куда-то вглубь. Когда страх немного отпустил, его место заступила щемящая боль. Здесь словно слышался некий тревожный гитарный перебор со странным привкусом.

…И когда рассеявшийся туман приоткрыл свой занавес, перед Сашкой возникла железная ограда в витых вензелях. Строгая паутина стали сплеталась с травяной порослью, нераспустившихся бутонов изъеденных ржой. Над распахнутой, зубастой аркой ворот, что была перевита багряной листвой, Сашка разглядел потрескавшуюся табличку с полустёртыми, некогда ярко-алыми, буквами. В сгущающемся сумраке он с трудом прочёл слова: ЛИЛЕЙНЫЙ ЛЕС.

В нос и вправду тут же ударил тяжёлый, горьковатый лилейный дух. За вратами тьма сгущалась. Некое тусклое свечение обнажало, вытягивало из мрака толстые стволы невиданных деревьев, меж которых сновали какие-то тени. Когда отступило целительное чувство покоя, на смену ему опять пришёл неистовый, иррациональный страх. Сердце затенькало внутри с новой силой, то замирая, то заходясь от восторженного волнения. Каждый его удар эхом отдавался в фарфоровой головке… То accelerando, то ritardando…Наконец сердце шарахнулось куда-то в пятки, опаздывая на пару секунд и снова сбиваясь с ритма. Расшатавшаяся психика Сашки отказывалась трезво воспринимать эту антиреальность. В конце концов помявшись у входа, он чуть ли не силком потащил себя самого внутрь.

– Это всего лишь сон. Не будь тряпкой. – тщетно пытался подбодриться Саша. – Насмотрелся ужастиков – скоро с мамой за ручку в туалет будешь ходить… Будь мужчиной, – строго отчитывал он себя.

Только это мало помогало. Будто в насмешку перед его глазами чётко предстало то жуткое отражение, увиденное в зеркальной комнате. Уж, какой тут мужчина…Да, да теперь он и есть – мелкий смазливый мальчик-куколка. И коленки трясутся, как в детстве на приём к зубному.

Трезво рассуждая, Сашка понимал, что, конечно же, он боится не того, что из темноты на него выскочит какая-нибудь монстрятина и сожрёт его. Страх его был совсем иным. Это ощущение возникло во время его падения, наверно из-за потери опоры под ногами. Впервые всё вышло из-под контроля. Сашка, как истинный педант и аккуратист привык, что в его жизни всё всегда на своих местах, в идеальном порядке, – и он неизменно на коне. Он был сам себе хозяин, и сумел оградить себя от любых потрясений и неожиданных неприятностей, даже от встреч с братом. Но теперь всё пошло верх тормашками, словно он и вправду марионетка, которой дано лишь опасливо гадать, что же ждёт его дальше. И самое обидное – у него никак не получалось проснуться.

Когда глаза привыкли к темноте, он сумел разглядеть, что бурые, шершавые стволы на деле оказались толстенными стеблями гигантских белых лилий и лиловых ирисов. Они производили очень подавляющее впечатление. Ещё и вспомнилось, что в глубоком детстве на Сашку почему-то наводили ужас слишком высокие деревья. Вообще вся эта мрачная атмосфера неприятно напомнила ему, что он был довольно-таки трусливым мальчиком. И оказалось, что все эти нелепые детские страхи никуда и не девались, а просто ждали удобного случая, чтобы напомнить о себе.

Небывалые цветы Лилейного Леса светились сами по себе, своим собственным светом. Их мерцающие бутоны источали изнутри себя мертвенное сияние, – от него не становилось ни светлее, ни веселее. Есть ведь такой свет, который и не свет, и не в дело, и не в пользу. Оказалось вся жуть-то и не в кромешной тьме, а в такой вот тусклой обманке, что гаже всех самых мрачных ужасов.

Нос щекотала ваниль. В фиолетовой дымке под ногами копошились какие-то мелкие ползучие существа, – в полумраке не разберёшь, – да Сашке и не хотелось приглядываться. Корни цветов выныривали из рыхлой земли и змеились в перехлёст, переплетаясь, перекручиваясь лентами. Мохристые стебли были окутаны толстой, чуть ли не палец толщиной, паутиной, – она источала льдистый свет. Сашка невольно передёрнул плечами. Мда, всё у них тут светится…

Рядом с исполинскими цветами росли их маленькие сородичи, – вполне привычных размеров. Средь них были и обычные ирисы, и лилии, а подле жадная росянка, иссия-чёрные метёлки полыни, перевитые меж собой орхидеи и лотосы, и тут же под мерцающими шляпками великанов-грибов бледно-салатовые гладиолусы в красную крапинку. Чем глубже в Лес, тем больше было кругом этого странного полусвета. Повсюду носились блуждающие огоньки, а между ними парили сонные светлячки. Где-то вверху трескались, со звуком лопнувшей струны, летающие споры, почки и бутоны, – они осыпали Сашку блестящей пыльцой, которая излучала свечение и музыку. Что-то в духе Дебюсси, а его музыка всегда вызывала у Саши пренеприятнейшее чувство тревоги. Осторожно пробираясь дальше, он различил в сумерках огромный, нагло разросшийся папоротник. Под ногами всё было крыто, словно ковром, кудристым мхом, а по нему перекатывались россыпи цветных камушков и ракушек. Шуршала верба, и похрустывали ветки странного растения наподобие коралла с набухшими почками.

…И любопытство, как водится, на время даже заглушило страх. Этот доисторический сад поистине зачаровал Сашку.

Но вдруг его оглушил хлёсткий шум над головой. Резкий порыв ветра отшвырнул и прижал его к земле. Робко, нехотя Саша поднял голову и посмотрел наверх. Оказалось, ветер поднялся от взмаха крыльев огромной стрекозы. Её крылья искрились по-витражному, и размах их был поболее двух метров. Глядя снизу вверх на далёкие, как телевышка, колыхающиеся на ветру бутоны лилий, он заметил на одном цветке ещё одно крупное существо в красно-чёрных пятнах. Разглядев его, как следует, Сашка убедился, что это исполинская божья коровка, размером с арбуз. Такое открытие его явно не порадовало. Цветы-мутанты – это еще, куда ни шло. Но насекомые…

Сашка поспешно отвёл глаза и, вскочив на ноги, заторопился дальше. Как будто было, куда торопиться…Краем глаза на скаку он заприметил в укромном углу копошащуюся кучу жёлто-чёрных божьих коровок. Эти хоть, на счастье, были нормальные – размером с ноготок. Однако их было такое множество, и они так мерзко ползали друг по дружке, что Сашку всего передёрнуло. Припомнилось, что во всех его кошмарах непременно участвовали эти твари.

Шарахаясь из тени в тень, Сашка всё ж не выдержал и стремглав кинулся обратно, – как он полагал к выходу из Леса. Но тут выяснилось, что он совершенно потерял всякий ориентир в пространстве. В отчаянье он принялся метаться туда и сюда, пока не сбился окончательно. Едва не впав в истерику, Сашка всё-таки сумел встряхнуться и взять себя в руки. Беготня и крики тут всё равно не помогут. Вот когда самое время принимать успокоительное…

Пришлось тащиться дальше. Перед лицом мельтешили мелкие, назойливые светляки, – чуть ли не в рот лезли. Вот разбери – дорогу они указывают или куда ещё заманивают?.. Отмахиваясь от этих приставучих тварей, Саша вышел на облезлую прогалину посреди этого дикого леса. Здесь было почти невозможно дышать, заместо тумана тут всё было в клубах едкого, прогорклого дыма, что валил как из печи. Он стелился по земле, переливаясь, как журчащая река в порогах. Откашлявшись, Сашка поднял глаза и заглянул на шляпку гигантского мухомора, что была почти на уровне его глаз. И тут он вдруг столкнулся взглядом с необъяснимым, пронзительно-синим существом важно восседающим там.

Это был большой Синий Червяк, дремотно покуривавший кальян. Это уже слишком!..

Длинноволосый червяк с фенечками на лапах, как ни в чём не бывало, испускал изо рта клубы дыма. Приоткрыв отяжелевшие веки, он вперил мутный взгляд из-под чёлки в Сашку и протяжно, чуть ли не на распев, прогнусавил:

– Кто…ты… такая?...

Так и позабыв прикрыть раскрытый от удивления рот, Сашка обалдело огляделся по сторонам, не понимая, к кому обращается Червяк. Тем временем тот так же невозмутимо повторил свой вопрос, глядя в упор на Сашу:

– Кто – ты – такая?

Убедившись, что вокруг нет ни души, и вопрос явно обращён к нему, Сашка, вконец смешавшись, несмело ответил:

– Да, я, в общем-то, не «такая».

– А какая ты? – вопросил Червяк, смачно затягиваясь.

– Да, ты чё слепой? Я не такая, я – такой! – обиженно воскликнул парень.

– Да?.. – равнодушно протянул Червяк, выпустив клубы дыма прямо в лицо Сашке. – Ну, и какой ты?

Откашлявшись, Саша ещё агрессивнее, взахлёб начал было:

– Я же говорю, я не «какой». Я…

– Так, ты чё вообще никакой? – невозмутимо прервал его Червяк.

От гнева Сашка, аж дар речи потерял. Всякий страх и удивление отступили пред острым желанием убить это надоедливое существо. Червяк в свою очередь подымил ещё с минутку и, не сводя с парня зомбирующего взгляда, задумчиво промолвил, подбирая слова словно ноты:

– Ну, так и…Кто-ты-такая?

Сашка в душе выругался и резко произнёс, не давая Червяку его прервать:

– Слышь, скажи лучше, как мне проснуться. Мне срочно нужно прийти в себя.

– Прийти в себя? – медленно повторил Червяк и добавил, – А ты сейчас в ком?

– Не в ком, а в чём. В вашем дурацком лесу. Как отсюда выбраться? Скажите… пожалуйста. – скрипя зубами, договорил Саша. Он всё же попытался быть вежливым. Его же, ёлки-палки, хорошо воспитывали…

– А куда ты хочешь попасть?

– Домой… Ну, то есть не конкретно домой. Я хочу сказать в свой нормальный мир. К брату, в больницу… – сбивчиво принялся объяснять Сашка, путаясь в словах. От этого разговора у него уже мозги начали кипеть.

– Мда…в больницу тебе и вправду бы не мешало попасть. – вставил своё слово Червяк.

– Это что такой юмор? – огрызнулся парень и снова, пытаясь взять себя в руки, начал, – Видите ли…

– Неа, не вижу… – прикрыв веки, тут же нашёлся Червяк и с той же наглой невозмутимостью спросил, – Ты хоть в своём уме?

– Уже похоже нет, – потерев виски, буркнул Саша.

– Да?.. И в чьём же ты теперь уме?

Червяк видимо всё любил уточнять. Прям, как Сашка в своё время.

– Счастливо оставаться! – наконец решил оборвать этот бредовый разговор Саша и уже собрался уходить.

Он посчитал, что лучше уж бесплодно блуждать по жуткому лесу в отчаянном одиночестве, нежели пытаться что-то выяснить у обкуренного Червяка. Сашка почувствовал, что ещё немного и ему вправду можно будет ехать в больницу. Не к Георгию, а совсем в другую… И тогда уже из этого бреда вовеки не вырваться.

Но Червяк вдруг его окликнул и заплетающимся языком произнёс:

– Постой. Слышь, чё скажу. Важно.

Сашка нехотя замер. Любопытство всё же взяло верх. Хотя Червяк явно не спешил делиться своим откровением. Пару минут он продолжал безмятежно покуривать, смежив веки. Сашке показалось, что он уже уснул.

– Спасибо! – нарочито громко съязвил парень. – Это всё?

– Нет. Не всё… – протянул Червяк.

И ещё минута тишины. Сашке уже засвербило набить морду этому червю. Он только не знал, с какой стороны к нему подступиться.

– Дёрганный ты какой-то, – снизошёл наконец Червяк. – Научись владеть собой. А прежде надо знать, чем владеешь. Nosce te ipsum.

– Я и так отлично знаю, кто я такой. – пожав плечами, ответил Саша.

Червяк как-то неприятненько хохотнул и вдруг резко, очень широко раскрыл свои глаза, ясно произнеся:

– Кстати, а грибочков не хочешь? А закурить? Ты расслабься, а?..

– Да, не…Спасибо. Я уж как-нибудь так. – без особого энтузиазма отозвался Сашка, – Мне идти надо. Не подскажете…

Но Червяк и на сей раз не дал ему договорить и забуровил что-то уже вовсе невменяемое:

– Идти, значит?.. Ну, как там говорится? Налево пойдёшь – шею свернёшь, справа откусишь – язык прикусишь, прямо поплетёшься – в яму навернёшься, слева отгрызёшь – в нирвану попадёшь…

– Очень «заманчивые» перспективы, – хмыкнул парень. – Исходя из этого, тут лучше ничего не есть, а ходить можно только «направо». Эх, сейчас бы кофейку хлебнуть… – потерев переносицу, пробормотал Саша.

Червяк тем временем снова прикрыл глаза, уже, похоже, позабыв про существование Сашки. «С Червяком поболтаешь – мозги растеряешь…» – додумал он про себя.

– Ступай вон по той тропе, – бросил сквозь дрёму Червяк, кивнув в сторону. – Попадёшь к Баюну. Он скажет, кто ты и куда тебе идти.

Сказав это, Червяк перевернулся и неспешно уполз в сумрак.

У Сашки чуть голова не вспухла от этого разговора. Абсурд! Это всё немыслимый абсурд. А он ещё всегда считал себя нормальным здравомыслящим человеком. Однако, вряд ли можно считать нормальным человека, ведущего беседы с червяками. Ещё и синими…

Постояв немного в одиночестве и подумав, – делать-то нечего, – Саша всё-таки поплёлся по тропе, что указал ему Червяк. Что ещё за Баюн? .. Очередной промывки мозгов он явно не выдержит…

Под ногами тем временем так и шныряли какие-то непонятные, а за обочиной в тени перемигивались зелёно-жёлтые огни. Тропа, ускользая из-под ног, вывела в чудную берёзовую рощицу. Посреди исполинских цветов к земле жались хрупкие, миниатюрные карлики-берёзки. Самая высокая из них, что была Сашке по плечо, – похожа на изящную, статную девочку с гибким станом. Перегнувшись через тропу, она свесила свои кудристые ветки, – будто руки тянет, преграждая Сашкин путь.

Гуща зелени походила на пышную копну волос, которая словно прикрывала лик. Саша с чего-то притормозил, заглядевшись на незатейливую пёстренькую букашку, ползающую по стволу. Следя за ней глазами, он вдруг встретился взглядом с парой немигающих изжёлта-зелёных глаз. Скользнув взглядом дальше, он обнаружил две сопящие дырочки тонкого носа и вовсю улыбающийся рот, который тут же и сожрал беднягу-букашку. Отпрянув от берёзы, Сашка дико заголосил, а берёза принялась ему вторить и тоже ударилась в крик. Ватные, отяжелевшие ноги не дали Саше сдвинуться с места, да и стоит признать, – устал он уже бегать от всех этих кошмаров. Обречённо брякнувшись на землю, парень монотонно запричитал:

– Цветочки, букашки, куклы, червяки, деревья… Ну, что там ещё дальше? Я сошёл с ума… Вызывайте санитаров. Я сошёл с ума!.. – истерично расхохотался он.

– Э… тебе плохо?... – растерянно вопросила девочка-берёзка, участливо положив свою лапу-ветку ему на плечо.

– Нет, мне хорошо. Мне теперь вообще всё в кайф. – кисло улыбнувшись, откликнулся Сашка.

Притихнув, он поднял на неё заинтересованный взгляд. Было на что посмотреть. Бледное продолговатое личико обрамляли чёрные с прозеленью волосы, в которых копошились всякие ползучки и светляки. Неведомое существо с любопытством уставило на него свои искристые раскосые глаза. Поднявшись на ноги, Сашка смущённо произнёс:

– Ладно, сдаюсь. Похоже, придётся смириться и привыкнуть к этому безумию. Может вскоре мне даже начнёт нравиться этот бред. Ещё пристращусь, как к наркотику… Ты извини, что я тут орал, – обратился он к берёзе. – Давай, что ли знакомиться…

– О, давай! – с пугающей радостью подхватила та. Какое-то ненормальное дружелюбие так и излучалось из этого существа, с его дико приветливой, широкой улыбкой. Мало того берёза, так ещё и помешанная…

– Я Дафна. А ты? – учтиво представилось дерево.

– Я… – задумчиво протянул Сашка, замявшись.

И ведь было над чем призадуматься. Ощущение себя уже давно его покинуло.

– И вправду, кто я?.. – будто про себя проговорил парень. – Теперь даже и не знаю… Не удивлюсь даже, если я теперь Наполеон…

Внимательно слушая Сашкины бредни, Дафна не сводила с него немигающих глаз и продолжала тупо улыбаться.

– Э…извини, не поняла.

– А, ну я Саша. – опомнился парень. – Александр Горский. Для своих – Саша…Мне тут один чокнутый червяк все мозги обкурил и послал к какому-то Баюну. Ты хоть знаешь где это?

– О, конечно! Давай провожу. – воодушевлённо подхватила Дафна.

Проворно вытащив из земли свои корни, – оказавшиеся цепкими костлявыми ступнями, она широко зашагала рядом с Сашкой по тропе.

– А здесь у вас… нормальные… ну, то есть, как я – люди есть? – несмело спросил он. Хотя тут же задумался, – а его самого теперь-то можно считать нормальным человеком? ….

– О, да! – тем временем воодушевлённо отозвалась Дафна. – Здесь всех хватает. Только все ваши живут в Полисе. Ты разве не оттуда?

– Нет, я упал сверху, – скромно сообщил Саша.

Дерево притормозило и поглядело наверх. После чего, переведя восхищённый взгляд на парня, уважительно промолвило:

– Вау! Круто. Респект.

На ходу Сашка невольно косился на свою провожатую. Безумная улыбочка так и не сползала с её губ. Идёт – руками своими долгопалыми машет, а по ней так и ползают какие-то мелкие твари то ли в рот, то ли изо рта, – в темноте хоть, спасибо, не разберёшь. Тишина тем временем рассеялась, прорезанная странными звуками. Дафна шагала, как ни в чем, ни бывало, безо всякого, – ещё бы, она-то у себя дома…

Прислушавшись, Саша различил шуршащую мелодию. Что-то из венских классиков… Где-то поблизости хрипела и скрежетала заезженная пластинка. Следом за Дафной он вышел на туманную прогалину средь этих чащоб. Здесь за крытым грязной тряпицей столом, что был собран из старых ящиков и досок, собралась дикая, разнопёстрая компания. А вот и вправду, – граммофон, который с садистской жестокостью умудрялся извлекать жуткие звуки из расколотой пластинки. Вся эта классика, включая и Дебюсси, даже в самом прекрасном исполнении выносила Сашке мозг, а это и вовсе сродни пытке. Посреди, – он, видать, был за главного, – суетно скакал пугающе весёлый кролик. Он был пронзительно едко жёлтый, будто весь из плюша. Из его пасти торчали длинные, кривые зубы, а вокруг одичалых глаз пролегли тени. Но, не смотря на то, что у Сашки появились опасения, не болеет ли эта тварь бешенством, – он всё же отметил, что кролик производит пронзительно солнечное впечатление. Вокруг стола расселись и вовсе непонятные существа: всякая ползучая мелюзга, мохнатое зверьё без роду и племени, девочка-ёжик, девочка-матрёшка, человекоподобные деревья, сродни Дафне, и прочие «покемоны». По веткам ближайших деревьев были понавешанны цветные фонарики и небрежно прилеплены свечи, с которых капал воск, – о правилах пожарной безопасности эти тварюшки похоже не ведали. Это же подтверждал мерзкого вида именинный пирог, весь напичканный петардами, – видать заместо свечей. Спасибо, его хоть ещё не успели поджечь. Всё зверьё, как на подбор, – будто ожившие игрушки кукол, – чинно пили из жестяных банок чай, ну или похожую на него бурду, вонявшую палёной пластмассой. Всё это напоминало строгую детскую игру всерьёз, во взрослых. Трапеза проходила неспешно, в гробовой тишине, под аккомпанемент скрипучей пластинки, изредка прерываемой жутким всплеском дикого хохота, от которого у Сашки пробегали мурашки. Чему тут смеяться – не понятно…Возможно весь этот зверинец собрался по случаю именин Солнечного Зайца, – как про себя окрестил это ватное существо Сашка. Не зря же заяц так суетился, будто бы всех веселя, однако всеобщее настроение скорее наводило на мысль о поминках… Вдруг один из «покемонов» хрипло затянул нечто бессвязное, и вся компания подхватила его напев, слившись в единый мрачный хор. Сложилась эдакая заунывная капелла на мотив какой-то оперной арии, под сопровождение топота и отстукивания ритма ложками по чашкам. Когда их пение – наконец-то! – подошло к концу, зверюшки заприметили Дафну с Сашей. Они радостно поприветствовали девочку-берёзку и тут же облепили парня тесной толпой. Поднялся такой галдёж, что было удивительно, как такая мелюзга умудрилась наделать столько шума. Обступившие Сашку ползучки принялись его щипать, тискать и щекотать. Как-то они сумели запихнуть ему в рот нечто склизкое, приторно сладкое. А какая-то совсем уж неприметная малявка, – такую не заметишь, наступишь и раздавишь, – потёрлась о Сашкин сапог, с трудом сумев привлечь его внимание, и едва слышно прошепелявила:

– Нарисюй мне бараська…позалюста…

Всё это безобразие в край разозлило Сашку, и он буйно заголосил, стряхивая с себя поналипших малявок:

– Да уберитесь вы!... Вы – безумное порождение больной фантазии! Что бы сказал Фрейд?.. Даже если я сошёл с ума, у вас нет права так измываться надо мной! Сгиньте! Вас не существует! Вас не может быть… Это всё нервы. Нервы… Запарка в институте, Георгий, таблетки… Но я не верю в сказки! Я отвергаю вымысел, – монотонно, как на аутотренинге проговорил парень, – Я реалист. Всё хорошо. Хорошо…Главное – дыхание. Вдох-выдох… Вдох… О! – снова воскликнул он со стоном, – Да, уберитесь же вы!...

Зверюшки испуганно притихли, некоторые даже отползли подальше, опасливо косясь на Сашку. А Солнечный Заяц задумчиво прокартавил:

– Э…ревята, а оно похозе ни в свайом уме.

Сам ватный, и говорит, будто вату в рот запихнул… К логопеду бы их всех отправить.

– Сами вы не в своём уме, – обиженно откликнулся Саша, надувшись, как маленький мальчик.

И как тут не обидеться? Это было уже слишком. Абсурдно и несправедливо до нелепости. Его же ещё и хотят выставить ненормальным! И главное кто, – какие-то безродные зверюшки из сказок…

– К Баюну его надо, – обведя всех многозначительным взглядом, промолвила Дафна.

– Ба…йууун!... – протяжно взвыл Заяц, уставив на Сашу не по-заячьи одичалый взгляд.

– Ба-юн! Ба-юн! Ба-юн!.. – мрачненько подхватили ползучки и, дружно подхватив Сашу, потащили его куда-то в глушь.

Эти твари лезли на парня со всех сторон. Его подняли, повисли на нём, зацепились за ноги, за руки. Кто-то ползал по Сашке, а кто-то из самых мелких умудрился забраться ему в карман. И уже было даже не понятно: несут ли они его на руках, или это он тащит их всех на себе.

– Стойте! Пустите!.. – тщетно пытался отбиться от них Саша. – Оставьте меня! Не хочу!.. Нет! Нет!...

Но его жалкие вскрики заглушал их общий гомон и тревожный бой барабанов, что доносился из лесной глуши. Вся процессия углубилась в самую чащу, на ходу устроив какие-то лихие пляски. Сашку затащили в такую непроглядную темень, где даже лилейный свет померк, лишь сизые клубы сырого тумана выползали со всех сторон. Неожиданно резко Сашку поставили на землю, но сделано это было так спешно и неуклюже, что он шлёпнулся, растянувшись на траве. Вся компания тем временем суетливо расползлась, попрятавшись в сумраке. И всё стихло. Вдруг очутившись в столь неприятном одиночестве, Саша до боли напряг глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть вокруг себя. Впереди над его головой появились два светящихся диска, подобные мерцающим колёсам света. По мере их приближения вся поляна озарялась лимонным светом, слепившим, как прожектор. Над Сашкой возвышался могучий вековой дуб, что кудрявился пышной изумрудной листвой. На его изогнутых ветвях были развешаны и как-то потерянно-расстерянно болтались всякие оконные рамы без стекла, поблёкшие зеркала в трещинах, будто инеем крытые, массивные пустые рамы и старинные часы с боем, правда без стрелок… Ветви шли вкруговую по стволу, словно ступени, а меж ними лентой протянулись блики света. Так перед Сашкиными глазами явилась некая цепь из светлячков, и по ней, как по лестнице, важно нисходил здоровенный кот.

«Дуб зеленый…златая цепь…на дубе том…»– промелькнуло в окончательно свихнувшейся Сашкиной голове.

Большущий и толстенный кот сыто и довольно поглядывал на парня своими

гипнотизирующими глазищами. По-ковровому густая шерсть была искристо чёрной и вся в ярких пятнах, будто под хохлому расписана.

– А вот и он. – жмурясь и сладко потягиваясь, промурлыкал Кот.

Хвост трубой. И вообще весь такой довольненький, будто очень рад, – интересно бы знать чему?...

– Вы что знаете меня? – осведомился Сашка.

Внушительный внешний вид Кота как-то не располагал к тому, чтобы обращаться к нему на «ты».

– А ты сам-то себя знаешь? – вопросом на вопрос ответил тот.

Ох, и любят же они все тут умничать!...

– Меня вообще-то к Вам Червяк прислал. Вы ведь Баюн? Может, хоть Вы объясните, где я, и что сейчас происходит?..

– Ты находишься в Стране Выброшенных Вещей, – улыбчиво мурлыча, ответствовал Баюн. – Происходит сейчас Ничто, вернее – ничто не происходит. Но это лишь пока. Покуда не грядёт… сам знаешь Кто… – таинственно, понизив голос до шёпота и едва ли не опасливо, кончил Кот.

– Не понимаю. – немного раздраженно, передёрнув плечами, бросил Сашка.

– Да, уж понятливостью ты явно не блещешь, – улыбнулся во весь свой зубастый рот Баюн, как бы усмехаясь. – Ну, какой есть. Нам и такой сойдёт…

– На что сойдёт? В каком смысле? – встрепенувшись, подозрительно спросил парень.

– Потом узнаешь. Мы ведь давно тебя ждём…

– Ждёте? – изумлённо переспросил Сашка. – Вы меня явно с кем-то путаете. Я оказался здесь совершенно случайно. И мне пора домой. К психически нормальным людям, пока я сам ещё не того… Подлечу нервишки и буду жить себе дальше…А это всё сон, иллюзия. Вы – мой глюк. Вы не обижайтесь, конечно, но ведь на самом деле вас всех не существует.

– А ты, значит, существуешь? – с нахальной ухмылочкой, невозмутимо задал вопрос Кот.

– Конечно! – оскорблено воскликнул Саша. Они ещё и сомневаются в его существовании!..

– Чем докажешь? – так же безмятежно вопросил Кот, лениво водя пушистым хвостом. Будто издевается!...

Такая наглость застала Сашку врасплох.

– Ну…вот он – я… – растеряно произнёс он, разводя руками.

– И я – вот он. – будто передразнивая, продолжал Баюн. – Ты даже не знаешь, кто ты такой.

– Вот ещё! – гневно возразил Саша. – Я прекрасно знаю, кто я. Я – Александр Горский. Гражданин Российской Федерации. Студент пятого курса педагогического института. Двадцати двух лет от роду. Ни одной судимости, ни одного «неуда» в зачётке… Вот так вот!

– Вот глупый, – промурлыкал Кот, словно посмеиваясь. – Видишь, ничего-то ты не знаешь. Ты Тристан – Ратник грядущих битв Страны Выброшенных Вещей. И жительство твоё не отсюда. А «Российская Федерация» тебе просто приснилась. Это твой сон. Но однажды он кончится. И когда ты проснёшься, – вот тогда-то и начнётся твоя настоящая жизнь.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒