ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 11 страница

Так или иначе, практически любая программа содержит лишние строчки кода, а зачастую и откровенный мусор. По мере ее усложнения мусора становится все больше, вплоть до того, что он начинает вызывать неполадки. В том числе критические. Это известно любому разработчику, но только самые ответственные стараются разобраться, что к чему. Остальные же лепят так называемые " заплатки", не решающие проблему как таковую, а просто не позволяющую ей проявляться. Бортовые компьютеры — не менгиры, и создать хотя бы такую заплатку не сумели. Собственно, они даже не поняли, что произошло, отчего и не поднимали тревогу. С их точки зрения, роботы просто отключились. На деле же всему виной был дефект программы, вызванный ошибкой в обновлении. Посылая слишком много информации, машины перегружали канал связи, вызывая сбой передачи данных. Чтобы вернуть все в норму, они его попросту отключали, очищая как эфир, так и собственную память. Вот только самостоятельно включить его обратно они уже не смогли.

Что ж, загадочное исчезновение роботов объяснялось проще некуда. Не получая новых инструкций, они следовали уже имевшимся, и следовали им до тех пор, пока не разрядились. Они ведь не ездили в пирамиду, а меняли элементы питания на зарядной станции, расположенной в каждом поселке. Вот только станция, точно так же лишившись связи, перестала посылать служебные запросы. Соответственно, к ней перестали приезжать и роботы Обсцеллы, доставлявшие энергетические ячейки из реактора. Итог был закономерен.

Лишившись поддержки машин, поселенцы оказались предоставлены самим себе. Увы, за их дальнейшей судьбой уже никто не наблюдал, отчего Экбурн был по-прежнему не в курсе, что произошло с самым первым поселком, и по какой причине начались смертоубийства. Ведь кто-то же перебил тех несчастных, чьи кости теперь белели среди песков и обугленных развалин. И кто-то убил тех двоих, найденных в третьем поселке. Не просто убил, а еще и обезглавил. Эти вопросы требовали ответов, но Экбурн с ними повременил. Сначала надо было наладить надлежащий контакт с вождем. Их нынешний уровень общения оставлял желать лучшего, не очень-то подходя для столь проблематичной темы. Ответы, однако, пришли к нему сами, когда под утро раздались поистине дикие крики, сопровождавшиеся невообразимым шумом.

Экбурн ночевал в хижине вождя, имея удовольствие лицезреть первобытное убранство в самом богатом его образчике. Несмотря на свой уровень развития, менгирам тоже приходилось спать, пусть и куда меньше, чем большинству живых организмов. Жилище уступил ему сам вождь, безгранично гордый оказанной честью. Прихватив семью, он перебрался куда-то в другое место, запретив тревожить покой высшего существа. Однако этот покой все же нарушили. Заслышав шум и вопли, Экбурн тут же проснулся. Приподнявшись на замызганном ложе, благо легкий скафандр избавлял от прямого с ним контакта, он ошарашено прислушался к нараставшим звукам. Затем, вскочив как ужаленный, вылетел из хижины.

Мимо пролетела стрела. Защищенному Экбурну она не угрожала, зато угодила в одного из дикарей. Вскрикнув от боли, тот упал, схватившись за пораженную грудь. Обернувшись туда, откуда последовал выстрел, Экбурн остолбенел. Издавая свирепые крики, одни дикари нападали на других, пуская в ход топоры, луки и копья. Свистели стрелы. Со стуком падали камни, брошенные в чью-нибудь голову. Наконечники копий дымились от крови. Кровь стекала и с топоров, успевших рубануть живое тело.

Атака была внезапной. Первобытная община не умела выставлять надлежащий дозор, присущий любому развитому лагерю. Конечно, кто-то из дикарей наверняка нес условное дежурство, но этого было недостаточно, чтобы заметить приближение врагов. Заметить — и упредить. Кроме того, ограда вокруг поселка носила очень простой характер. Она позволяла сдерживать хищников, но никак не защищала от себе подобных. Это самый первый поселок обладал приличной стеной, через которую еще надо было перебраться. Нынешняя же изгородь, состоявшая из плетенок и кольев, с ней и рядом не стояла. Большая вооруженная группа легко могла смести ее в любом месте.

Нападавших было много. Не так, как обитателей поселка, но их неожиданное появление обеспечивало серьезное преимущество. Прорвавшись за ограду, они сходу бросились в бой, разбегаясь между хижинами. Из них, разбуженные и встревоженные, выскакивали местные жители, и тут же попадали под неистовые удары. Затем в хижины вбегали нападавшие и, судя по ужасным крикам, устраивали там настоящую резню. Стены забрызгали дорожки крови. Кровь струилась и по земле, быстро набухавшей от страшного орошения. Вот полыхнула одна лиственная крыша, затем другая. Поселок подернулся дымом, ползущим от разгоравшихся пожарищ, а в его клубах метались вооруженные раскрашенные тела.

Стремительный натиск позволил нападавшим захватить четверть поселка. Захватить быстро и без труда, прежде чем кто-либо опомнился, но дальше у них дело застопорилось. Скликая воинов, разъяренный вождь организовал достойное сопротивление. Стекаясь со всех сторон, местные дикари бросались в яростную схватку, обретая численное преимущество. Наступление врага замедлилось, а затем и вовсе остановилось. К тому моменту, когда Экбурн выскочил из хижины, скоротечное сражение успело достигнуть решающей фазы. Свирепо рыча, испуская неистовые крики, дикари лупили друг друга чем попало, пока по хижинам завывали от страха их дети.

Орудуя посохом — символом культа и знаком своей власти, — вождь как раз воевал подле высокого камня, когда ошеломленный Экбурн стряхнул оцепенение. Стоять и смотреть на смертоубийство он просто не мог. Однако что же ему прикажете делать? Уж явно не поддержать одну из сторон, отличавшихся цветом подвода глаз и телесной раскраской. Здешние дикари использовали серые тона на основе сажи, а пришлые — красные. На этом их различия заканчивались, поскольку в остальном они выглядели практически одинаково, да и вели себя примерно идентично. Их схватка протекала с обоюдной жестокостью. Экбурна корежило от хруста костей и веером брызгавшей крови. Дикари же, перескакивая через поверженные тела, пробивали головы не задумываясь.

Сбоку раздался топот. Повернувшись, Экбурн увидел " красного" дикаря. Выскочив прямо на него, тот размахнулся было топором, но в следующее мгновение застыл в благоговейном ужасе. Застыл, уронил топор и плюхнулся на землю. Экбурна это вполне устроило, но местные дикари оценили ситуацию по-своему. Подскочивший " серый" вонзил в лежавшего копье, прежде чем менгир успел его остановить. Судя по всему, он вообразил, что великое существо выступает исключительно на их стороне. Истошно вскрикнув, красный дернулся и умер, так и оставшись лицом в грязи.

Ну нет, так дело не пойдет! Ужаснувшись безжалостному убийству, Экбурн импульсивно потянулся к " серому" дикарю, но тот выдернул копье и убежал. Преследовать его не имело никакого смысла, но и не стоять же столбом! Лихорадочно соображая, Экбурн хотел было сунуться в гущу схватки, чтобы его увидело как можно больше сражавшихся, но вовремя одумался. Печальный пример, разыгравшийся на его глазах, немедленно подсказал, к чему это приведет. Так что же делать?! Разнимать всех вручную не получится. Пока он мечется туда-сюда, дикари друг друга просто перебьют. Эх, и угораздило его отправить всех роботов на разведку! Успокоился, называется; почувствовал себя в безопасности. Решив, что ему ничего не грозит, Экбурн поторопился собрать побольше данных, разослав свое сопровождение кого куда. Сейчас бы оно ой как пригодилось!

Снова просвистела стрела, и снова нашла себе жертву среди дикарей. Орудуя окровавленным посохом, вождь проломил кому-то голову, после чего свалился с одним из нападавших. Колотя руками и ногами, они покатились по земле, рыча как дикие звери. Мимо Экбурна, держа копья наперевес, к " серым" бежало подкрепление.

— Довольно! — внезапно заорал менгир, теряя над собой контроль.

Его голос, усиленный звукоизлучателями скафандра, был хорошо слышен даже через шум побоища. Услышав этот крик, ближайшие дикари невольно обернулись. Чужаки, обомлев от увиденного менгира, опустили оружие. Опустили его и местные, убоявшись очевидно грозного оклика. Однако еще мгновение и… Тут Экбурн сообразил, как ему следует поступить. Пробежав глазами по интерфейсу, встроенному в лицевой экран скафандра, он вызвал нужную функцию.

Поселок сотряс низкий гудок. Трубный, как сигнал грузового звездолета, он протяжно насыщал все окрестности, заставляя вибрировать небо и землю. Он оглушал, устрашал и лишал дееспособности. Никогда ничего подобного не слыхав, дикари в ужасе падали на землю, прижимая ладони к ушам. Падали все — и местные и пришлые, кто видел Экбурна и кто не видел. А звук все гремел и гремел, внушая такой суеверный трепет, что никто даже не осмеливался посмотреть в его сторону. Однако посмотреть пришлось. Остановив трансляцию, передававшую сигнал готовой к взлету Обсцеллы, Экбурн загремел сам.

— Прекратить! Бросить оружие! Слушать меня! — орал он так, что содрогались камни.

Дикари, перепуганные гневом высшего существа, боялись пошевелиться. Тяжелый низкий звук все еще стоял у них в ушах, заполоняя все незатейливое сознание.

— Приказываю медленно подняться! — гремел Экбурн. — Здешние жители встают позади меня! — Пришельцы собираются с того конца этой площади!

Дикари все еще лежали, слишком ошеломленные, чтобы тут же повиноваться. Они бы исполнили приказ, да их парализовало животным страхом.

— Выполнять! — взревел Экбурн и снова дал короткий гудок.

Кстати помог вождь. Уразумев, чего требует высшее существо, он поднялся и разразился серией хриплых звуков. " Серые" дикари решились. Так и не осмелившись выпрямиться, они бочком-бочком, на четвереньках отползли куда было велено. Туда же отступил и вождь, сохраняя хоть какое-то достоинство. Зашевелились и " красные". Ведя себя схожим образом, они переместились в дальнюю часть площади, где сгрудились в дрожащую толпу. Теперь тишину нарушал только треск пылающих хижин и вопли перепуганных детей, по-прежнему доносившиеся со всего поселка.

Не торопясь, Экбурн прошел в центр площади и встал неподалеку от высокого камня. Это произвело должное впечатление, поскольку тот имел к нему самое прямое отношение.

— Кто старший?! — грозно вопросил Экбурн у " красных".

Вперед остальных протиснулся грузный воин. Протянув руки к менгиру, он опустил голову и произнес длинную, преисполненную боязливого благоговения тираду. Экбурн мысленно чертыхнулся. " Красных" он понимал еще хуже, чем " серых". Судя по всему, их наречия разнились. Вот вам и прилег вздремнуть на сто лет!

— Почему вы напали?! — сурово осведомился Экбурн, надеясь уловить больше информации.

Толку особо не вышло. Красный что-то лопотал, а менгиру только и оставалось, что делать хорошее лицо при плохой игре.

Вождь! Сообразив, как выпутаться из положения, Экбурн подозвал к себе вождя. Тот понял, чего от него хотят, но воспринял приказ по-своему. Высшее существо не опускается до разговоров с простыми смертными, а поручает говорить от его имени! Экбурн не стал его разубеждать. Черт с ним, пусть думает, что хочет, лишь бы вышел толк. А толк очень даже вышел. Знакомый с диалектом " красных", вождь тут же наладил диалог.

" Красные" напали потому, что " серые" убили их охотников. Якобы, те забрели на чужую территорию. Но это была не чужая территория, а ничейная, которую " серые" посчитали своей. Посчитали после того, как напали на " красных" и потеснили с их земель. Напали потому, что до этого " красные" атаковали их, не желая мириться с экспансией " серых". " Серые" же…

Слушая всю эту галиматью, Экбурн мысленно хватался за голову. Судя по всему, дикари выясняли отношения по принципу " мы убиваем вас, потому что вы убиваете нас". Оба предводителя постоянно упоминали следствие, происходившее одно из другого, но никогда не называли причину. Причину более весомую, нежели мелкая стычка и рядовое убийство. Причину, по которой " серые" и " красные" вообще враждовали, попеременно нападая друг на друга даже без особого повода. С другой стороны, а чего он ожидал от первобытных племен? Светской беседы? Дипломатического диалога? Да вся их дипломатия сводилась к ударам топора, которыми они обменивались с возмутительной легкостью.

Вождь умолк. В известном смысле, Экбурн получил ответы на то, на что хотел. Вот только по большому счету он не получил ничего. Дикари же ожидали его решения. До Экбурна это дошло не сразу, а только тогда, когда они начали беспокойно перетаптываться.

— Какова ваша воля? — осмелился спросить вождь. — Как нам поступить с пленными?

— Пленных здесь нет! — резко заявил Экбурн. — Я приказываю установить мир! Кто ослушается, кто осмелиться напасть — будет иметь дело со мной!

Вождь видимо растерялся.

— Пусть уходят! — добавил Экбурн, уяснив причину его замешательства. — Но двое из них должны остаться! Любые двое. Они послужат мне провожатыми. Я хочу посетить их поселок лично. Остальные пусть уходят!

Пришлые дикари против освобождения не возражали. Лицезрев менгира, они утратили весь боевой пыл, впечатленные его появлением дальше некуда. Если высшее существо, остановившее схватку, заступилось за их врагов — дело дрянь, но лучше ему подчиниться и не гневить. Однако дарованная свобода — очень хороший знак. Значит, высшее существо не против них, раз отпускает восвояси. Более того, оно хочет наведаться к ним домой, и это признак его благоволения. Возможно, оно желает лично повелеть, кто из племен должен уступить. Тогда его следует хорошенько ублажить, чтобы обеспечить себе неоспоримый приоритет.

Местным дикарям идея понравилась куда меньше. При других обстоятельствах они, возможно, не усмотрели бы в ней ничего особенного, но только не сейчас, когда вокруг лежали трупы сородичей. Их кровь все еще сочилась из ран, а тела не остыли. Первобытный разум жаждал отмщения, и жаждал здесь и сейчас, без разницы, кто был прав, а кто виноват. Дикарь, пусть даже сам спровоцировавший бойню, дикарем и оставался. Он воспринимал только текущее действие, а таковым было нападение врага. Врага, который только что убивал, а теперь его вот так запросто отпускают.

Местные зароптали. Тихо, по-прежнему страшась менгира, но все же зароптали. Помрачнел и вождь. Возразить тому, чей культ он возглавлял, вроде как выглядело неприемлемым. С другой стороны, решение высшего существа казалось ему далеким от справедливости. Вся эта компания мыслила по-своему. Ей было невдомек, что Экбурн желал остановить кровопролитие как таковое, не отдавая предпочтение ни одной из сторон. Она видела лишь то, что их сородичей убивали, а высшее существо велит не трогать убийц и позволить им уйти. Защищая их врагов, достойно ли оно безоговорочного преклонения?

Экбурн почуял неладное, однако с вершины своего разума понять ход мыслей дикарей не смог. Он лишь повторил свое требование, чем вызвал еще большее недовольство. " Красные" попятились, собираясь уходить, и " серые" не выдержали. Брошенное оружие валялось рядом, и они подобрали его быстрее, чем Экбурн успел опомниться. Еще секунда — и луки натянулись в сторону их врагов. Сообразив, что бойня вот-вот возобновится, Экбурн похолодел.

— Я сказал, бросить оружие! — жестко отчеканил он, стараясь не утратить авторитет.

Дикари дрогнули, но… не подчинились. Еще один гудок, тут же включенный Экбурном, сильно потрепал им нервы, однако луки никто не опустил. Скорее наоборот, теперь их держали даже увереннее, чем прежде. Дикари сообразили, что страшный звук не причинял никакого вреда. Сообразил это и вождь, взиравший на менгира уже не с таким уж трепетом. Он сказал Экбурну несколько слов, из которых удалось разобрать только " они не уйдут".

— Любого, кто выстрелит, я немедленно покараю! — громыхнул Экбурн.

Вот это подействовало. Изменившись в лице, дикари перестали натягивать тетиву. Казалось, теперь они выполнят волю менгира и позволят " красным" удалиться.

Все испортил вождь. Глухо зарычав, он прохрипел еще несколько слов. Похоже, он говорил, что высшее существо не вооружено. И что оно, возможно, совсем не то, за кого его приняли.

Первобытная власть держалась на непререкаемом авторитете. Вождь искренне преклонялся перед менгиром, но только до тех пор, пока тот соответствовал всем о нем представлениям. Теперь, когда они нарушились, высшее существо уже не казалось таким уж сверхъестественным, особенно если оно только пугает, но ничего не делает. Все еще боясь бросить ему вызов, вождь сеял сомнения в сердца соплеменников. И это ему вполне удавалось, благо что в его речах Экбурн далеко не все понимал.

Встревоженные " красные" снова попятились, предчувствуя недоброе. Один из " серых" не выдержал. Настропаленный вождем, он вскинул лук и резко спустил тетиву. Экбурн не видел, в кого угодила стрела, но громкий, раздавшийся за спиной вскрик сказал ему о многом. Физиономию вождя озарила торжествующая гримаса. Еще секунда — и остальные " серые" тоже выйдут из повиновения, последовав примеру ослушавшегося стрелка. Рука Экбурна словно действовала сама, отдельно от его разума и тела. Метнувшись к поясу, она выхватила плазменный пистолет и спустила курок. Прогудев, как разъяренный шершень, зеленый сполох прочертил пространство от дула до цели и вонзился в бунтаря. Тот рухнул как подкошенный. В его груди дымилась большая обугленная дыра.

Пистолет, наведенный вождю прямо в лоб, выглядел более чем красноречиво. Испуганно завопив, тот передумал бунтовать и упал ниц, как упали и все его соплеменники. У высшего существа слово не разошлось с делом. Тот, кто его ослушался, был тут же сражен священным огнем. Да, именно у высшего существа, поскольку в первую очередь дикари понимали только силу. Понимали ее и преклонялись перед ней. Тот, кто способен убивать движением руки, вне всяких сомнений наделен сверхъестественным могуществом, и неподчинение ему означает мгновенную смерть. Авторитет менгира, едва не испарившийся как роса под лучами солнца, вернулся в полную мощь и сомнению более не подлежал.

До Экбурна не сразу дошло, что " красные" распростерлись так же, как и " серые". Повернувшись, он махнул им рукой, приказывая уходить. Махнул рукой с пистолетом, отчего перепуганные дикари прямо-таки взвыли от страха. Чертыхнувшись, Экбурн убрал пистолет и в очередной раз велел им убираться. На сей раз они не заставили себя ждать, однако и про другое повеление менгира не забыли. В конце площади, дрожа всем телом, осталась пара чужаков, ожидавших своей участи.

— Кто тронет тех двоих, разделит участь этого! — жестко заявил Экбурн, указывая на застреленного им дикаря.

Возражений не поступило. Уразумев посыл, " красные" приободрились и приблизились, следуя подзывавшему их жесту.

— Окажите помощь раненым. Оплачьте и похороните убитых. Эти двое идут со мной. Меня не беспокоить, — коротко распоряжался Экбурн. — Да, и потушите уже кто-нибудь этот треклятый огонь! — рявкнул он, подразумевая горевшие хижины.

Дикари, подгоняемые вождем, ринулись выполнять. Экбурн же удалился в жилище, где провел минувшую ночь, не забыв прихватить с собой " красных". Его всего трясло. Ему срочно требовалось уединиться.

Тумвеоне, окажись он на месте Экбурна, застрелил бы не только одного, но и дюжину дикарей, возникни в том хоть малейшая надобность. Застрелил бы не задумываясь. Доохил спокойно положил бы хоть всех. Увы, для щепетильного Экбурна убийство было крайней мерой, изрядно пошатнувшей его нервную систему. Оставшись в одиночестве, он дал волю эмоциям, которые не мог проявить публично. " Красные" были не в счет, поскольку он велел им лечь ничком, закрыть глаза и заткнуть уши. Те немедленно подчинились, а Экбурн, лихорадочно сотрясаясь, метался из угла в угол, бормоча черти что. Его лицо искажалось от гнева и отвращения, испытываемых к самому себе, а руки никак не могли найти покоя.

Убийство дикаря было вынужденным. Если бы Экбурн не выстрелил, волна насилия накрыла бы всех и вся. Вот только до его вмешательства " красные" были вооружены, пусть и выступали в роли агрессоров. Безоружных их бы перебили как беспомощных младенцев. Застрелив одного, Экбурн спас жизнь многим. Этот несомненный факт, отнюдь не выдуманный для самооправдания, он повторял себе снова и снова, но легче особо не становилось. С самого начала Экбурн заботился о клонах, до которых вообще никому не было дела. Он спас их, обучал и лелеял, присматривал за ними и тратил на них иссякавшие ресурсы пирамиды. Своей рукой убить собственное детище — для менгира вроде Экбурна это было величайшим потрясением.

Задерживаться в поселке " серых" более не хотелось. Вернув самообладание, Экбурн убедился, что дикари навели должный порядок и позаботились о раненых. Нескольким, особо тяжелым, он оказал помощь сам, использовав для этого портативную аптечку. " Серые" восприняли это как очередное чудо, но авторитет менгира в укреплении уже не нуждался. Когда он заявил, что покидает их и отправляется к " красным", ему никто не перечил. Более того, на лицах дикарей не отразилось ни малейшего неудовольствия. Великое существо всяко лучше понимает, что и зачем, а их дело — молчать и подчиняться. Иначе ослушника сразит смертоносный зеленый огонь.

На платформе Экбурн летел не один. Позади него, польщенные оказанной честью, пристроились двое " красных" и двое " серых". Первые выступали в роли провожатых, вторые в качестве переводчиков. Соплеменников подобрал сам вождь. Страшась, что менгир потребует его лично, он отправил с ним самых толковых, чтобы высшее существо не прогневалось. Экбурн не возражал. С учетом всего произошедшего, никаких симпатий вождь у него не вызывал. Более того, покинув поселок " серых", он испытал невольное облегчение. Окровавленная земля, сгоревшие хижины и разрубленные трупы теперь были позади. Впереди же Экбурн рассчитывал совсем на другой прием и другое будущее, как для себя, так и для всех поселенцев.

Будущее встретило его стрелой в грудь. Просвистев из зарослей, она клюнула менгира в скафандр и упала. Практически мгновенно в него ударило еще несколько стрел, но все они также оказались бессильны пробить пусть и легкую, но защиту. Испугавшись не столько за себя, сколько за спутников, Экбурн выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов. Высокие густые кусты задымились, прожженные насквозь. Затрещав, на землю с грохотом ухнула пальма, сраженная плазменным зарядом. Тут же раздались громкие крики, но не боли, а совсем другого рода.

— Они просят их не убивать, — осмелился подсказать Экбурну один из " серых".

Укрывшись за спиной менгира, они чувствовали себя достаточно уверенно, чтобы их языки не приклеились к гортани. Самое любопытное, что присутствие двух " красных" их совершенно не смущало. Судя по всему, и те и другие, как избранные великим существом, ощущали себя на равных, даже не вспоминая, что еще утром хотели размозжить друг другу головы.

Экбурн опустил оружие. Из зарослей, разведя руки в стороны, показался внушительный отряд " красных".

— Как это понимать?! — грозно вопросил менгир.

Опустившись на колени, предводитель дикарей согнулся, ткнувшись лбом в землю. Затем залопотал объяснения.

Когда отпущенные воины вернулись домой, другие " красные" им не очень-то поверили. С другой стороны, и совсем проигнорировать их слова они не могли. А вдруг это правда? Посовещавшись, дикари поступили сообразно своей логике. Ожидая менгира, изъявившего желание наведаться к ним в поселок, они испытали его самым простым, наиболее очевидным для дикарей способом. Высшее существо, будь оно собой, не падет от стрел и останется неуязвимым. Оно и не пало, разгневавшись и начав метать зеленый огонь. Убедившись, с кем имеют дело, " красные" молили о прощении, обещая повиноваться беспрекословно.

* * *

Пробуждаясь, директора уже не очень-то верили в прибытие спасателей. Скорее, их опять потревожил Экбурн, охваченный очередной затеей. Так оно и вышло.

— Ну, что на сей раз? — без обиняков осведомился Тумвеоне.

Оклслад и Доохил молчали, но их лица говорили красноречивее слов. В ответ Экбурн предложил им проверить доступность своих роботов. Тех роботов, что находились вне пирамиды. Когда коллеги убедились в их отсутствии, он вкратце объяснил причину сбоя. Затем изложил им суть изменений, произошедших с его поселенцами.

Когда машины выключились, бывшие клоны оказались сами по себе. Они заметно обеспокоились, однако их жизнь все-таки шла своим чередом. Во всяком случае, на первых порах, пока отсутствие присмотра не дало о себе знать. Дало не тем, что роботы больше не залечивали раны и не помогали строить дома — поселенцы задумались, почему это вообще произошло. Тогда-то у них и зародилась мысль, что великий покровитель ушел. Ушел совсем. Его верные слуги уже не слышали его волю, а без нее они были мертвы.

Мнения разделились. Одни поселенцы предлагали жить так же, как и жили. К ним относились самые одаренные, спокойно воспринявшие уход наставника. Он научил их всему, и научил для того, чтобы они справлялись сами. Да, без него им будет труднее, однако не настолько, чтобы не обойтись собственными силами. У них есть все необходимое, и оно никак не зависит от того, присутствует здесь наставник или нет.

Другие поселенцы, более ограниченные и зависимые, заняли иную позицию. Привыкнув к помощи роботов, они не хотели вот так запросто от нее отказываться. Лишенные всякого руководства, они откровенно терялись, плохо понимая, что им делать дальше. Произошедшее они трактовали по-своему. Они считали, что чем-то прогневили покровителя, и его надо упросить вернуться. Тогда-то и появились первые менгиры.

Менгир. Нет, речь шла ни про директоров, ни про иных представителей их высокоразвитой цивилизации. Так назывался высокий узкий камень, ракетой воздетый в небо. Нынешние дикари ассоциировали его с Экбурном, соорудив первобытное подобие алтаря. Там горел неугасимый огонь, подаренный высшим существом. Там же оставлялись подношения. Обладай дикари более развитым искусством, вместо камня появилась бы статуя, правдоподобно изображающая менгира в скафандре. Вот только ни умом, ни культурой они не отличались, поэтому и менгир у них получился соответствующий.

Некоторое время все было спокойно. Новоявленные культисты возносили покровителю хвалы, приносили дары и ждали его возвращения. Но камень безмолвствовал, а настоящий менгир что-то не торопился. Его слуги по-прежнему не двигались, хотя культисты окружили их уходом и заботой. Для них выстраивались хижины, а любое посягательство на машины воспринималось как тяжкое преступление. В этом преступлении однажды и обвинили тех, кто продолжал жить в главном поселке и о роботах особо не заботился. Менгиров там тоже не возводили, и культисты, в конце концов, заподозрили, что покровитель не возвращается из-за них. Не возвращается из-за тех, кто не оказывает ему должного почтения.

Начались распри. Жители малых поселков, сильнее подверженные идеям о сверхъестественном, все больше отдалялись от поселенцев большого. Вспыхнули первые конфликты. Сперва довольно безобидные — на уровне житейских неурядиц, — они быстро перерастали в нечто совсем иное. Нечто, заставлявшее поселенцев относиться друг к другу все враждебнее. Нечто, что окончательно прочертило между ними границу, по одну сторону которой находились свои, а по другую — чужие, виновные во всех бедах. Из-за них случался неурожай, из-за них охотники возвращались без добычи, из-за них приходили болезни, налетали погодные ненастья, а рыба не ловилась.

Единожды определив себе врага, дикари уже не могли сойти с выбранного пути. Их сложно было в этом винить, ибо так поступали даже относительно развитые цивилизации. Тот, кто не верил в чье-либо божество, традиционно обвинялся во всех напастях, приключившихся исключительно по причине этого самого неверия. И божество здесь становилось лишь одной из множества форм, в которую облекалась собственная враждебность; поводов, служивших поставленной цели. Принцип внешнего врага был характерен для любого недалекого сообщества. Оно следовало ему либо до тех пор, пока само себя не уничтожало, либо не выходило на новый уровень, если успевало осознать всю его надуманность и ничтожность.

Находясь на зачаточном уровне развития, поселенцы не придумали ничего умнее, как постичь эту дурную сторону прогресса. С одной стороны, она укрепляла их внутриплеменной социум, но с другой делала настоящими дикарями. Объединившись вокруг своей идеи, группы поселенцев сделали своеобразный шаг на пути цивилизации. Очертив идеологических врагов, они сделали еще один, окончательно возвысивший их над обезьянами. Все это, несомненно, технически говорило о развитии. Вот только побочным эффектом такого развития стала война. Все чуждое, не вписавшееся в собственное видение мира, отвергалось. Отвергалось тем яростнее, чем больше неприятия копилось в недалеких, ограниченных существах. Их агрессия должна была найти выход. Она и нашла. По-своему, война сама выступала очевидным свидетельством развития, но развития совсем не того, какого хотели бы менгиры.

Большой поселок пал не сразу. Долгое время все стычки носили локальный характер, ограничиваясь борьбой за территорию. Жители условной столицы старались избегать открытой вражды, однако они не могли уступать вечно. В конце концов, притязания соседей приняли немыслимый характер. Пришлось ответить. Столичные показали, что посягательства на свои интересы не потерпят. Все лагеря чужаков были сожжены, а сами чужаки выдворены восвояси. Но те не усвоили урок. Эта искра разожгла настоящий костер, мало-помалу превратившийся в пожарище. Дикари, поклонявшиеся менгирам, не прослеживали цепочку событий, порожденную своим же поведением. Они понимали только то, что произошло здесь и сейчас. А здесь и сейчас их притесняли и убивали те, кто всего лишь не позволял притеснять и убивать себя.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒