ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 10 страница

Речь шла не про обычные антибиотики или противовирусные средства. Препарат, в итоге введенный всем больным, учитывал их ДНК, имевшую немало общего с менгирским, но именно что ОБЩЕГО, а не полностью идентичного. Тут следовало отметить, что ошибки никто не допустил. Так работали многие лекарства, предназначенные для менгиров. Директора искали и дорабатывали смесь, которая подойдет и клонам. И они ее нашли. Проблема заключалась в том, что об ее воздействии на организм заведомо никто не знал, поскольку никаких многолетних исследований не проводилось. Директора понятия не имели, поможет ли она вообще, не говоря уже о ее побочных эффектах. Смесь, к счастью, помогла, а вот эти самые эффекты проявились позднее.

Лекарство, сказавшееся на генном уровне, окончательно завершило то, что непреднамеренно заложил Экбурн. Завершило тогда, когда директора модифицировали всех клонов в инкубаторах. Основой для этого послужили биологические образцы выживших, как носителей иммунного ответа. Это выглядело абсолютно логичным — наделить новых клонов устойчивостью к болезням, выработанной их предшественниками. Директора и наделили. Вот только они прозевали скрытые триггеры, включившие то, что включать никто не планировал. Они уже лежали в анабиозе, когда среди поселенцев стала ходить новая инфекция. Забрать-то она никого не забрала, однако ответ запрограммированных организмов оказался весьма неожиданным. То, что должно было запустить иммунный ответ, запустило и кое-что другое. Время, когда это произошло, было установлено довольно точно, что в итоге и позволило нащупать нужную ниточку.

С точностью помогли роботы. Когда менгиры заснули в первый раз, круглосуточный мониторинг окрестностей никто не запускал. Как таковой, его вообще никто не запускал. Зачем? Они ждали спасателей, а планета их особо не интересовала. Именно поэтому изменения климата, произошедшие за десятки миллионов лет, остались, что называется " за кадром". Спать менгиры отправились в одну геологическую эру, а проснулись в другой, не имея ни малейшего представления, чем были вызваны эти изменения. Вот на второй раз — положение обязывало. Пребывая в анабиозе, директора поручили машинам приглядывать за поселенцами, отчего в их распоряжении и оказалась масса подробных данных. По ним и удалось, постепенно, шаг за шагом распутать генетический клубок, таивший ответ на внезапное воспроизводство в популяции.

— Надеюсь, на этот раз обойдется без сюрпризов, — проворчал Тумвеоне, как бы подводя итоги заседания.

На Экбурна он больше не злился. Во-первых, прошло довольно много времени, чтобы все раздражение выветрилось. Во-вторых, в известном смысле, виноват оказался не он один. В-третьих, какое это теперь вообще имело значение? Тумвеоне был даже горд достигнутым результатом, воспитав из своих поселенцев умелых, уверенных в себе охотников.

— Я тоже на это надеюсь, — поддакнул Доохил. — Не знаю, как Экбурн, а я просыпаться каждые пять лет не собираюсь. Я уже запрограммировал машины так, чтобы они постепенно разбирали мою Обсцеллу и пополняли энергию анабиозной капсулы. Это надолго обеспечит мне полный покой.

— Не уверен, что так уж надолго, — в голосе Оклслада послышался заметный скепсис. — Я тут кое-что подсчитал… Если мы увлеклись обустройством поселенцев примерно одинаково, от наших Обсцелл не так уж и много осталось.

Как оказалось, Оклслад был совершенно прав. Внешне по-прежнему неизменная, внутри каждая пирамида лишилась изрядной доли структуры. Обеспечивая нужды поселков, роботы демонтировали не только отсеки, но и целые этажи, активно расходуя Ц-24. Инкубаторы, выгруженные на берег до последнего, вполне позволяли это сделать. Теперь в каждой Обсцелле зияли огромные пустоты, где вдоль внешних стен еще виднелись лестницы, лифты и переходы. Реактор, медотсек и прочие важные узлы никуда не делись, но львиная доля пустышек превратилась в здания, инфраструктуру, одежду и пищу для поселенцев. В принципе, директора сделали примерно то же самое, что должны были сделать у заказчика. Вот только оттуда они улетели бы домой, а с этой планеты лететь было некуда и не на чем.

— Сколько мы еще протянем? — хмуро спросил Доохил, уже успевший пожалеть о своей чрезмерной поддержке клонов.

— Ну не десятки миллионов лет уж точно, — вздохнул Оклслад. — Несколько сотен тысяч, может быть. Миллион, как максимум — не больше. И то если все пойдет штатно.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Тумвеоне.

— У вас, дорогие коллеги, с крышей все в порядке. В том смысле, что вы можете ее разобрать, преспокойно оставаясь в отсеке для анабиоза. А что прикажете делать мне? — мрачно пояснил Оклслад.

Его мысль стала более чем понятна. Находясь на дне океана, пирамида исключала всякую возможность разобрать ее корпус. Если ее затопит целиком, из анабиоза Оклслад, скорее всего, уже никогда не выйдет. А если и выйдет, то окажется в ловушке, где ему не поможет никакой скафандр. В безнадежной ловушке, где-нибудь в толще придонных отложений, без бортового компьютера, реактора и всякой надежды выжить. Там он и останется навсегда, задохнувшись в своем высокотехнологичном склепе.

— А ты перенеси капсулу на берег! — внезапно предложил Экбурн. — Построй себе небольшой бункер, размести ее там, и ложись себе спокойно. Ну а все остальное сделают роботы.

— Это невозможно! — отринул идею Оклслад. — Реактор же я не перенесу! И бортовой компьютер — тоже. Где я возьму питание, связь и вычислительные ресурсы?

— О, здесь я как раз никакой проблемы и не вижу, — возразил Экбурн.

Обладая автономным запасом энергии, капсула для анабиоза могла подзаряжаться поочередной заменой аккумуляторов. Эту замену вполне способны обеспечить роботы. Их всего лишь следовало запрограммировать на рейсы в Обсцеллу и обратно. Разбирая ее на Ц-24, они продолжат извлекать энергию, с помощью которой капсула Оклслада будет поддерживаться в рабочем состоянии. Бортовой компьютер, изолированный в центре управления, не затопит, как не затопит и реактор. Они лишь опустятся на дно, когда вся остальная структура окажется демонтированной. При этом

связь с центром управления можно по-прежнему поддерживать через скафандр, если антенный блок останется активным. А он останется, пусть даже и не на вершине Обсцеллы. Всего и требуется, что подключить его интерфейс к интерфейсу анабиозной капсулы. Таким образом, Оклслад будет обеспечен как энергией, так и связью с другими директорами, пока его пирамида физически не закончится.

Дежурство, как и в прошлый раз, взял на себя Экбурн. Коллеги пусть себе спят, а он станет присматривать за поселенцами, иногда выходя из анабиоза. Период до пробуждения будет увеличиваться. Если все пойдет без эксцессов, пять лет сменятся десятью, потом четвертью века, а потом и столетием. Ну а дальше и загадывать не стоит, поскольку такие прогнозы не строил даже бортовой компьютер пирамиды, со всеми его аналитическими мощностями.

– 4 –

Что-то пошло не так. Это стало очевидно, когда Экбурн внезапно обнаружил, что в центр управления не поступает каких-либо новых данных. Причина тому крылась в полном отсутствии связи. Нет, не крылась, а лежала прямо-таки на поверхности, ибо на обзорных экранах не было ничего, кроме панорамы снаружи самой пирамиды. Точнее, формально связь никуда не исчезла, но на вызовы откликались только другие пирамиды. Роботы молчали.

Мало что понимая, Экбурн вновь и вновь вызывал одну машину за другой, и не получал ответа. Не получал не только от своих, некогда рассредоточенных по поселкам, но и от тех, что принадлежали его коллегам. Вне зависимости от подчиненности, роботы отправляли информацию в общую базу данных, откуда получали и общие же инструкции. И вот эта база, как выяснилось, давно не обновлялась, как не обновлялось и изображение на экранах. Роботы словно вымерли, поскольку на их активность не указывало решительно ничего. Встревоженный дальше некуда, Экбурн рассылал управляющие сигналы на всех доступных частотах. Результат был нулевым. В эфире стояла тишина, а бортовой компьютер не улавливал ни единого отклика. Исключая все те же пески, неизменно расстилавшиеся за пирамидой, о происходящем снаружи Экбурн ничего не знал.

Неполадки с питанием исключались. Во всяком случае, у всех роботов сразу. С момента последнего ухода в анабиоз минуло сто лет, из которых данные имелись только за двенадцать с хвостиком. Затем их поток резко шел на убыль, после чего прекращался окончательно. При этом никаких тревожных сигналов ниоткуда не поступало. Машины не фиксировали ничего неординарного, ни вокруг себя, ни в собственной структуре. И, тем не менее, что-то неординарное явно произошло, раз в какой-то момент они словно исчезали и больше не давали о себе знать.

Будить других директоров Экбурн не торопился. В сравнении с минувшим веком несколько часов или даже дней ничего не изменят. Не истеря и паникуя, он хотел спокойно во всем разобраться, а уже затем, при необходимости, вызывать и своих коллег. В его распоряжении имелись бортовые журналы, сведенные воедино, и ответ наверняка крылся где-то там.

Странное дело. Роботы самой Обсцеллы по-прежнему функционировали. Те, что были приписаны к ее техническому обслуживанию, а не входили во внешнюю группу, оставленную у поселенцев. Экбурн убедился в этом лично, когда в центр управления заехала одна из машин. Не обращая на него внимания, она открыла компьютерную тумбу, заменила какой-то элемент и флегматично отбыла восвояси. Вот Экбурн не проявил к ней такого же безразличия. Хлопнув себя по лбу, он вызвал сервисную программу. Короткий тест убедительно показал, что роботы в пирамиде никуда не пропали и продолжают выполнять свои обязанности. Значит, неизвестная проблема затронула только тех, снаружи, а вот какая именно — это ему и предстояло выяснить.

Копаясь в бортовом журнале, Экбурн отметил странные записи. Их оставляли все внешние машины, и оставляли незадолго до своего исчезновения из эфира. Никакой внятной информации они не несли, смахивая на произвольный набор символов. Первое короткое сообщение вскоре сменялось серией других, поступавших чаще и становившихся длиннее. Смысла там было ничуть не больше, зато их объем резко нарастал, пока не забивал всю трансляцию. Затем эта трансляция прерывалась и уже не восстанавливалась.

Сделав перерыв, Экбурн немного подкрепился и выпил щедрую порцию ласкеля. Бодрости тут же прибавилось, как прибавилось и энтузиазма. Итак, он установил, что перед потерей сигнала все машины вели себя одинаково. Теперь ему надлежало выяснить, как они вели себя ПОСЛЕ потери сигнала. Да, именно после, и это было вполне реально, хотя таковым и не звучало. Синхронизируя бортовой журнал с видеозаписями, Экбурн смотрел на пропавшие машины сенсорами других, еще остававшихся в строю. Смотрел — и делал поразительные выводы. Судя по всему, " исчезнувшие" роботы продолжали функционировать, следуя заданной программе. Они все так же передвигались и выполняли порученные им обязанности, хотя никакой связи с бортовым компьютером уже не имели. Этот факт стал очевиден, когда в кадре объявился медицинский робот, помогавший накладывать шину. При этом другой робот уверенно возводил прибрежную хижину, не посылая и не принимая никаких данных. Еще несколько распутывали рыбацкую сеть, а возле нового поселка безмолвный электромеханический труженик дробил огромный валун. Все выглядело так, будто машины перешли на полную автономность, став неуправляемыми самостоятельными единицами.

Аналитический результат Экбурна не устроил. Он убедился, что роботы вроде как оставались в строю, однако при отсутствии связи это даже пугало. Менгиры опасались бесконтрольных машин, имея на то предостаточно оснований. В истории их цивилизации упоминались даже войны, случившиеся из-за глобального технического сбоя. Боевые роботы, не распознающие кто свой, а кто чужой, делали недоступными целые галактические регионы. Они атаковали своих создателей громадными армиями, и менгиры приложили немало усилий, чтобы разгромить собственные творения. Автоматические звездолеты, способные уничтожить небольшой планетоид — это вам не шутки, особенно когда они сбиваются в крупную флотилию. И даже когда эта флотилия аннигилирована, что прикажете делать с миллиардами наземных единиц, бдительно несущих свою вахту? Атомная бомбардировка тут не выход, если вы не желаете превратить всю планету в радиоактивную пустыню. Конечно, машины Экбурна вряд ли устроили геноцид, как любезно рисовала ему распаленная фантазия, но как именно они себя теперь вели — оставалось неизвестным. А неизвестность пугает больше, чем самый реальный кошмар. И прояснить обстановку можно было только одним путем. Уяснив, что к чему, Экбурн собрал группу служебных роботов — совсем как тогда, когда едва не стал обедом для исполинского ящера. Взяв их под свой прямой контроль, он забрался на грузовую платформу и покинул пирамиду.

Минувшие годы не прошли бесследно. На всем лежала печать запустения. Посреди дорожек выросли высокие пальмы, поля засыпало песком, а из домов выглядывала буйно разросшаяся растительность. Из уцелевших домов — не сожженных и не разрушенных, ибо вокруг, сколько хватало глаз, виднелись следы разыгравшейся трагедии.

Худшие опасения Экбурна подтверждались. Среди всеобщей разрухи, постигшей его самый первый и самый большой поселок, он нашел тому предостаточно доказательств. И дело было не в разбитых стенах, не опаленных пожарищем жилищах и не хаотично валявшихся предметах. Кости. Они белели повсюду. Кости не разбросанные там и тут, и не сваленные горой, как в логове какого-нибудь хищника. Они лежали целыми скелетами, причем как под открытым небом, так и внутри строений. И принадлежали они поселенцам. Их позы говорили о том, что смерть была насильственной. Об этом же говорили и сломанные ребра, и пробитые черепа. Не веря своим глазам, Экбурн наклонился и как в бреду коснулся одного из них, зиявшего давно опустевшими глазницами. Из черепа выскочил потревоженный скорпион. Воздев шипастый хвост, он принял угрожающую позу и попятился, а затем припустил в ближайшие заросли.

Кого-то, видимо, убили прямо в доме, перед тем как его сжечь. Иные отчаянно оборонялись, но в итоге все-таки пали, сраженные жестокими ударами. Нападавшие же не делали различия между мужским полом и женским, старыми и молодыми, взрослыми и детьми. Они разили всех подряд. Разили там, где заставали, словно намеревались уничтожить все население как таковое. И это могли сделать только машины. Дикие звери, даже явись они со всего континента, просто не владели оружием, а смертельные удары наносились явно не зубами и когтями. Других же опасных врагов на этой планете не было.

Пребывая в смятении, Экбурн приказал своим роботам держать ухо востро. Иными словами, он перевел их в режим максимальной боевой готовности, чтобы отразить внезапное нападение. Те, кто перебил поселенцев, все еще могли бродить где-то рядом и броситься на самого Экбурна. Вокруг, однако, царило полнейшее спокойствие. Тихо шелестели пальмы. Полноводная река неторопливо катила плескавшиеся волны. Где-то утробно рычали крокодилы, а издали доносилась возня невидимых отсюда животных. В зарослях перекликались птицы. Налетая из пустыни, горячий ветер наметал песок, с шуршанием стелившийся по сожженному поселку. Его удручающий вид вселил в сердце тоску. Все усилия, вся проделанная работа пошли прахом! Зарождавшееся сообщество, пусть даже первобытное и примитивное, было уничтожено на корню, и теперь от него остались только развалины домов и гуляющий по костям ветер.

Внезапно настрой Экбурна изменился. Решая, стоит ли ему лично наведаться в другие поселки, либо же послать туда роботов, он вдруг наткнулся на мумию. В отличие от иных убитых, она отлично сохранилась благодаря глубокому песку. Оттуда Экбурн ее и откопал, завидев обтянутый кожей череп, где еще оставались клочья курчавых волос. Рядом с ней обнаружились и другие мумии, также поверженные жестоким врагом. Врагом, в природе которого Экбурн тут же усомнился, поскольку ТАКИЕ раны роботы не наносят!

Беглый осмотр тел, высохших в горячем песке, кардинально пошатнул теорию о взбесившихся машинах. Те ведь не пользуются копьями или топорами, если им намеренно не приказать. А даже если приказать, удары будут нанесены совсем не так, как их нанесли погибшим поселенцам. В самом рослом из них застрял обломок копья. Лежавший рядом, разрубленный топором, сам держал топор, которым — просто невероятно! — убил другого поселенца. Экбурн не был криминалистом, однако если один труп сжимает топорище, а его насадка торчит в черепе второго — вывод напрашивается сам собой.

Последним аргументом, окончательно перечеркнувшим нападение машин, стали стрелы. Да, именно стрелы, которые менгиры в обиход вроде как не вводили! Из мумии, лежавшей ничком, торчали сразу две, обломанные и обгоревшие. В ранах другой обнаружились только наконечники, зато обнаружились они и много где еще. Сраженный этой поразительной находкой, Экбурн велел роботам хорошенько изучить сожженный поселок. Изучить его вновь, приняв во внимание вскрывшиеся обстоятельства. Повторный осмотр установил, что наконечники возле костей, доселе банально незамеченные, встречаются слишком часто, чтобы отрицать зловещую действительность. Многие поселенцы были сражены стрелами, чье оперение и древки сгорели в последующем пожаре. Согласно элементарной логике, это окончательно ставило крест на версии со свихнувшимися роботами, поскольку стрелять из лука тех никто не учил. Стоя возле разрушенного дома, Экбурн ошалело оглядывался, не в силах уразуметь очевидное. По всему выходило так, что поселенцы сами перебили друг друга.

Вскоре нашлись и сожженные остовы роботов. Заросшие, поверженные, занесенные песком, они далеко не сразу бросились в глаза. Поселок ведь был очень большой, изначально возводимый на двадцать пять тысяч клонов. Лишь тогда, когда Экбурн методично его обыскал, он окончательно удостоверился, что давняя трагедия произошла по инициативе самих поселенцев. Машины, пусть даже лишенные связи, тут были совершенно не при чем. Судя по корпусам, на них никто не нападал, как не нападали и они сами. Следы от копий, стрел и топоров были бы слишком характерны, как характерны и положения манипуляторов. Роботы просто сгорели там, где их застал огонь, а затем разрушились под воздействием песчаных ветров, дождей и времени. Ну, за исключением тех, кого разнесло на куски, когда их элементы питания взорвались из-за термического воздействия.

Почему произошел конфликт — история, что называется, умалчивала. Набор улик позволял лишь его констатировать, но никак не установить причину. Также было неизвестно, выжил ли кто-нибудь в той бойне или нет. Судя по следам, разрушенный поселок давно никто не навещал. Еще сотня-другая лет — и он полностью исчезнет, частично засыпанный песком, а частично поглощенный растительностью. На пожарище они очень даже сочетались, превращаясь в пугающий оазис забвения и смерти. Однако же что Экбурну делать теперь? Уяснив виновника разрушений, он все еще не знал, почему засбоили роботы и живы ли еще хоть какие-то поселенцы. Что ж, видимо, расследование придется продолжить. Тот же Доохил мог махнуть на все рукой и вернуться в пирамиду, но только не Экбурн. Припомнив расположение поселков, он определился с направлением, выбрав те, что находились выше по реке. Заросли, давно поглотившие дорогу, грузовой платформе были не помеха. Она не касалась земли колесами или гусеницами, а передвигалась за счет низкопосадочной левитации. Высокий валун она преодолеть не могла, зато густые кустарники проплывали под ней как леса под облаками. Включив умеренную скорость, Экбурн двинулся там, где некогда ходили поселенцы. Вокруг него, бдительно сканируя окрестности, следовали роботы.

Второй поселок, изначально рассчитанный на две тысячи жителей, встретил менгира запустением. Смерть не прошла по нему косой, но и обитателей в нем давным-давно не водилось. Закопченные очаги скрыли буйные травы. Шкуры на окнах истлели, открывая дорогу ветвям и лианам. Огороды заросли до неузнаваемости. Мостки сгнили, лодки исчезли. Пожарищ, однако, нигде не наблюдалось, равно как и признаков хаоса. Если поселенцы ушли отсюда сами, они ушли не второпях, собрав практически все вещи. Вот только было непонятно, куда подевались роботы. Там, в погибшей, скажем так, столице, они валялись обгоревшими останками. Здесь же не нашлось ни одной машины, ни целой, ни испорченной. Это было как минимум странно, если не сказать больше. Изрядно недоумевая, Экбурн старательно запечатлел окрестности и направился дальше.

Третий поселок приветствовал менгира дымом. Дымом — и запахом жженой плоти. Это воодушевляло и пугало. С одной стороны, раз есть дым, значит, огонь кто-то зажег. С другой — паленая плоть наводила на размышления. Завидев крыши домов, прогладывавшие среди зарослей, Экбурн послал на разведку пару роботов. Он терпеливо ждал, пока те вернутся, даже и не помышляя двинуться с места. Лишь изучив их отчет, он все-таки ступил в поселок, оказавшийся запущенным только наполовину. Впрочем, другая половина все равно пустовала, и лишь в нескольких домах виднелись признаки жизни. Во всяком случае, недавней. В центре же поселка тлел костер, чей дым Экбурн и приметил еще издали. Возле него лежали два обезглавленных тела. Их головы примостились рядышком, заботливо нанизанные на колья. Они и источали смрад. Когда пламя еще вздымалось, ветер сдувал его так, что опалял мертвую плоть, из-за чего головы и обгорели как хлеб, забытый в печи.

Экбурна передернуло. Не такими он рассчитывал увидеть плоды своих трудов. Не такую он представлял себе встречу с бывшими клонами. Впрочем, встречей это и нельзя было назвать. Настоящая состоялась позднее, на пути к четвертому поселку.

Грузовая платформа летела над тропой, отчетливо вившейся среди зелени, когда из-за деревьев внезапно выскочили поселенцы. Размахивая топорами, потрясая копьями, нацеливая луки в Экбурна, они ринулись было к нему, издавая весьма угрожающие крики. Ринулись — и вдруг застыли как вкопанные, округлив подведенные глаза. Затем, как по команде, побросали оружие и пали ниц.

Экбурн пережил несколько неприятных минут, прежде чем понял, что, собственно, произошло. На кого бы ни нападали поселенцы, они явно не рассчитывали увидеть менгира, облаченного в легкий космический скафандр. Менгира в сопровождении роботов. Вся их враждебность тут же испарилась. Нынешние поселенцы, потомки самых первых, никогда Экбурна не видели, однако память о нем передавалась из поколения в поколение. Обрастая небылицами, она превратила его в сверхъестественное существо. Завидев его вживую, поселенцы остолбенели, а затем, осознав, кого видят перед собой, повалились на землю. Все это Экбурн понял по пути, когда вооруженный отряд почтительно сопровождал его в поселок.

Вот тут жизнь очень даже бурлила. Правда, она разительно отличалась от прежней, более спокойной и упорядоченной, зато поистине била ключом. Кругом бегали дети, облаченные либо в шкуру, с дырой для головы, либо вовсе голышом. Горели костры, на которых жарилось мясо. Из хижин шел теплый смрад, говоривший о том, что там спят, едят и размножаются. Дорогами служила утрамбованная земля. Она же служила площадями и придомовыми территориями, где в нее обильно втаптывались мусор и кости. Вероятно, в домах творилось то же самое, поскольку настилами и полами поселенцы себя более не утруждали. Не утруждали они себя и мытьем, зато изрядно потрудились над странными деревянными столбами, видневшимися возле каждой хижины. Еще страннее выглядел высокий узкий камень, смотревший прямо в небо будто взлетавшая ракета. Установленный в центре поселка, он сразу привлекал к себе внимание, и не только костром, горевшим возле него не иначе как круглосуточно. Перед камнем лежали еда и вещи, оставленные явно нарочно. Там же Экбурна встретил рослый поселенец, носивший очень грубое, но любопытное ожерелье. Его глаза, подведенные как и у остальных, впились в менгира словно острые иглы. Остановив платформу, Экбурн ступил на землю и шагнул вперед. Рослый поселенец вскинул руки, издав громкий, протяжный вопль. Все население поселка, успевшее сбежаться к площади, тут же распростерлось на земле. Следом распростерся и рослый, уронив внушительную суковатую палку — не то посох, не то жезл.

Позднее Экбурн неоднократно вспоминал о том визите, каким-то сценам улыбаясь, а от каких-то вздрагивая. События тех дней хорошо запечатлелись в его памяти, не требуя пересмотра видеофайлов. Обдумывая их вновь и вновь, он порой спрашивал себя, правильно ли тогда поступил, и не стоило ли ему повести себя как-нибудь иначе. Но то, скорее, был, риторический вопрос. Постепенно во всем разобравшись, он и так многое сделал, когда происходящее перестало вызывать у него ощущение сюрреализма.

Бывшие клоны развивались. По-своему. В глазах менгира они, несомненно, одичали, перейдя на более примитивный быт. Биолог же не мог не отметить некоторый прогресс, достигнутый сообществом дикарей. Экбурн был менгиром, но он был и биологом. Таким образом, он констатировал известную деградацию, однако признавал и развитие.

Технически, поселенцы отказались от всего, что сносно не смогли производить сами. Отказались они и от излишеств, которых просто не понимали. Например, сложностей с отхожими местами, тщательной гигиены и цивилизованным обустройством жилищ. Взамен они обзавелись собственной культурой, выражавшейся в раскраске тел, ожерельях и изделиях из подручных материалов. Они расписывали камни, выкраивали шкуры и даже пытались вырезать на костях. Деревянные столбы испещряли различные засечки. Простейшие узоры, выполненные на обработанных и отполированных рукоятях, говорили о зачаточном искусстве.

Речь дикарей также существенно обогатилась, хотя теперь Экбурн воспринимал ее еще хуже. Он уже привык к прежним звукам, поэтому новые, более сложные и затейливые, вызывали на его лице чувство полнейшей беспомощности. К счастью, сами дикари его все еще понимали, невесть каким образом. Экбурн даже заподозрил, что их речь строилась на менгирской, просто воспроизводилась в силу природно-ограниченных способностей. Иначе говоря, дикари осознавали больше, чем могли сказать или сделать. Сведущий специалист никакого парадокса в этом не усматривал. Бывшие клоны унаследовали все от базовых моделей. Все, что заложили директора — а заложили они очень и очень многое, стремясь развить их сознание и самостоятельность. В итоге это сознание опережало возможности, что сказывалось несколько двояко. С одной стороны, дикари не слишком далеко ушли от обезьян. С другой, они испытывали тягу к чему-то новому, заставлявшую их развиваться, чего у пресловутых животных как раз и не наблюдается. Им ведь не приходит в голову сделать насечки на скребке просто для красоты. Также они не освоили бы луки, заведомо созданные менгирами про запас, и уж точно не стали бы никому поклоняться, как поклонялись дикари. Ну а предметом их поклонения стал, собственно, Экбурн.

Рослый дикарь, носивший ожерелье из крокодильих зубов, оказался вождем. Он же возглавлял и первобытный культ, сохранивший предание о великом существе, подарившем кров, одежду, еду и огонь. Поселенцы, жившие при нем сотню лет назад, давно уже умерли, но их потомки помнили о могущественном менгире, по воле которого камень обращался в пищу, а вода текла просто из ниоткуда. С годами их фантазии только разрастались, наделив его поистине божественными возможностями. Наделили они его и выдуманными чертами, однако не настолько, чтобы при встрече не признать. Уж больно характерно смотрелся Экбурн в своем скафандре, производя соответствующее впечатление. Ну а роботы окончательно довершили дело, чтобы дикари даже не усомнились, кто именно соблаговолил к ним явиться. Живые, подвижные роботы, которые почитались как его верные слуги, проводники его воли. Дикари не забыли, как они выглядят. Их хранили как зеницу ока, сделав из машин своеобразный пантеон. Экбурн убедился в этом лично, когда его почтительно проводили к настоящему кладбищу техники.

Роботы не функционировали уже давно. Дикари усматривали в этом нечто вполне естественное. Когда великое существо ушло, его слуги, в конце концов, остановились, перестав слышать его голос. Чего и удивляться, что вернулось оно в сопровождении живых слуг, и теперь, возможно, оживит и прежних. Экбурн, само собой, их религиозную точку зрения не разделял. Обрадованный состоянием роботов, заботливо сохраненных дикарями, он открыл контрольную панель и попытался докопаться до истины.

Итак, машины не сгорели, не свихнулись и не были уничтожены. Оставшись без связи, они продолжали следовать программе, пока у них банально не кончилась энергия. Тогда они просто остановились, перейдя в ждущий режим, и большинство из них до сих пор были вполне исправны. Это Экбурн установил довольно быстро, заменив у одного из безмолвных роботов элемент питания. Робот ожил, внушив дикарям благоговейный трепет, а Экбурн убедился, что связи с дурацкой железякой по-прежнему нет. Отключив ее, от греха, через всю ту же панель, он достал кубик памяти, подключил его к своему скафандру и принялся изучать содержимое.

Вот оно! Чтобы проверить свою догадку, Экбурн скопировал прошивку у одного из роботов сопровождения. Затем, внеся в нее нужные коррективы, он записал ее в сбойного робота и снова его включил. Активировавшись, тот немедленно объявился в эфире, установил разницу во времени, оценил ситуацию и запросил инструкции.

Аппаратура приема-передачи была в полном порядке. Проблема заключалась в программе, пришедшей каждой машине с очередным обновлением. Они ведь черпали их в единой базе данных, куда выгружали информацию сами и откуда получали новые указания. А они их получали. Анализируя поступавшие сведения, компьютеры пирамид корректировали поведение роботов, следуя заложенным инструкциям менгиров. Иными словами, они регулярно производили обновление программы, заменявшей машинам мозги. И однажды туда закрался непредвиденный сбой.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒