ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 9 страница

Экбурну было хорошо знакомо состояние коллег. Он и сам в нем пребывал, когда явился в центр управления и запросил данные о поселенцах. Это теперь он более-менее успокоился, а тогда прямо-таки прилип спиной к креслу, а глазами к экрану, не в силах оторвать от него взгляд. Наличие детей, появившихся у клонов, было сродни черной дыре, внезапно начавшей исторгать поглощенную материю. Именно поэтому, уяснив, что увиденное абсолютно реально, он и счел необходимым разбудить других директоров. Те же, осознав невозможную действительность, невольно согласились, что повод был вполне себе уважительный.

— Как такое вообще произошло? — почесал в затылке Доохил. — Побочный эффект той эпидемии?

— Сомневаюсь, — протянул Оклслад. — Заболевание может сделать бесплодным, но никак не включить механизм воспроизводства.

— Да, но ведь чудес не бывает! — заметил Тумвеоне. — У того, что мы сейчас наблюдаем, должна быть причина, и это явно не веление свыше. А что если корпорация?

— В смысле? — оживился Доохил.

— Ну, корпорация, — повторил Тумвеоне. — Она же все время экспериментировала, создавая и совершенствуя модели. Что если она сделала это нарочно, либо просто где-то оплошала?

— Гм. Версия довольно убедительная, — поразмыслив, согласился Доохил.

— Если я и поверю, то только в ошибку. В противном случае нас бы об этом известили, — усомнился Оклслад. — Кстати, предположение насчет ошибки я все-таки тоже исключаю. Столь грубейших промахов в корпорации не допускают.

— Не будь наивным! Когда тебя о чем-либо извещали последний раз? — напомнил Тумвеоне.

— Все равно не верю. Слишком радикальный шаг. Это было бы отражено хоть в каких-то документах, если и не для нас, так для заказчика, — помедлив, возразил Оклслад.

— А что тогда? Мутация? Радиация? По времени не выходит, — развел руками Доохил. — Не так быстро это работает.

— Но ведь должно же быть какое-то объяснение! — воскликнул, мучительно напрягая извилины, Тумвеоне. — Предлагаю взять у них образцы на анализ. Надо работать с реальным материалом, а не своими фантазиями, иначе мы будем гадать до скончания времен!

— Я уже взял, — подал голос непривычно молчавший Экбурн.

— И-и-и?! — практически хором спросили директора.

— Результат еще не готов, однако боюсь, что причина внезапной плодовитости клонов мне известна, — как-то не очень громко отозвался он.

— Говори уже! — подозревая неладное, велел Оклслад.

— Полагаю, всему виной мое менгирское ДНК, которое я добавил в процессе модификации наших будущих поселенцев, — смущенно объяснил Экбурн.

Каждый из директоров занимался своими клонами самостоятельно, однако все индивидуальные наработки, согласно договоренности, они помещали в единую базу данных. Там и сформировался итоговый облик будущего поселенца, который и был взят за основу последовавшего биопрограммирования. Использовав свою ДНК, Экбурн проводил эксперимент в частном порядке, и как-то не учел, что его результаты окажутся и у остальных. Позднее, в пылу напряженной работы, он совсем про это забыл, а когда вспомнил, то решил никому ничего не говорить. Тумвеоне и Доохил, изначально недовольные всей затеей, могли решить, что он поступил так нарочно, с умыслом еще больше оменгирить клонов, чтобы вызвать к ним чувство сострадания. Разумеется, ничего подобного Экбурн не замышлял, произведя модификацию исключительно для повышения их самостоятельности и адаптации. А для этого он находил усиление менгирской ДНК, обладавшей нужными характеристиками, вполне оправданным. К тому же он не усматривал в таком приеме никакого вреда. Рано или поздно клоны свое отживут, появившись в мире словно из ниоткуда, и в никуда же исчезнув. Зато эта жизнь пройдет куда благополучнее, поскольку Экбурн наделил их соответствующими качествами, ну а потомства они не оставят. Стало быть, никакой проблемы и нет.

— Да уж какие тут проблемы! — иронично воскликнул Доохил. — Так, сущие пустяки. Подумаешь, клоны расплодились — делов-то!

— Ну спасибо, удружил, — холодно произнес Оклслад.

— И что ты намерен делать, умник? — довольно резко осведомился Тумвеоне.

— Давайте дождемся результата анализов, — миролюбиво предложил Экбурн.

— А чего их ждать? И так все яснее некуда, — фыркнул Оклслад.

— Нет-нет, он прав, — внезапно сказал Доохил. — С ними очень даже стоит ознакомиться, поскольку кое-что мне все-таки непонятно.

— Неужели? — ядовито бросил Тумвеоне.

— Да, — проигнорировал его издевку Доохил. — Если во всем виноват Экбурн, почему клоны не начали плодиться сразу? До того, как мы ушли в анабиоз, они ни разу не проявили друг к другу какого-либо влечения. Механизм воспроизводства включился позднее, и мне хотелось бы знать, почему.

Директора признали, что Доохил был совершенно прав. Чего бы там ни учудил Экбурн, задержка в размножении туда никак не вписывалась. Прекрасно владея биопрограммированием, менгиры вполне могли внести в ДНК что-то " спящее", включавшееся от заданного триггера, но НАМЕРЕННО. Экбурн же клялся, что ничего подобного не делал, и ему вполне верили. Значит, ошибку он допустил все-таки случайно, и проявилась она только со временем, под влиянием какого-то дополнительного фактора. Этот фактор и надлежало учесть, пока с поселенцами не приключилось еще что-нибудь. К сожалению, точный анализ ДНК занимал довольно много времени, отчего с установлением истины приходилось обождать. Ну а до тех пор…

Поселенцам, как ни крути, требовалась помощь. Было просто удивительно, что они, не имея никакого представления о деторождении, каким-то образом умудрились освоить хотя бы самые основы. Например, сообразить, что такое роды, перерезать пуповину и проявить заботу о младенце. К сожалению, так себе заботу, однако сложно было винить их в том, в чем никаких навыков у них вообще не предполагалось. Именно поэтому менгиры и должны были им помочь, научив обращаться с потомством, а заодно и всему с этим связанному. Детская смертность в поселениях зашкаливала, и было даже странно, что у клонов вообще кто-то выживал. Ругаясь на чем свет стоит, Доохил, Оклслад и Тумвеоне повылезали из своих пирамид и отправились в поселки. Что же касалось Экбурна, то он уже успел побывать в одном, наведался в другой и направлялся в третий. Нет, он не побывал в поселках других директоров, ибо огромное расстояние по-прежнему оставалось непреодолимым. Он навестил свои, так как поселенцы уже не проживали в одном-единственном месте.

Когда отбушевала эпидемия, директора учли ее печальный опыт. Взяв у выживших клонов образцы, они хорошенько их изучили, и очень даже не напрасно. Уже знакомый с инфекциями, переболевший организм мог послужить донорской основой для тех, кого только надлежало выпустить из инкубаторов. Модифицированные должным образом, новые поселенцы автоматически получали надлежащий иммунитет от всего того, что поразило их предшественников. Пусть и не стопроцентный, он позволял избежать очередного мора, а заодно и не так тяжело переносить какие-либо еще неизвестные болезни. Все это выглядело рационально и логично, однако из недавнего бедствия директора вынесли и еще кое-что. Посовещавшись, они пришли к выводу, что проживание всех поселенцев в одном и том же месте — так себе идея. Их следовало рассредоточить, причем не только из-за болезней, снижая вероятность массовой передачи инфекций. Пищевые ресурсы никто не отменял. Несколько поселков, распределенных на большой территории, обеспечат себя пропитанием куда эффективнее, нежели один большой. Быстро исчерпав окрестные ресурсы, он столкнется с угрозой голода, вынуждая поселенцев забираться все дальше от дома. Ну а раз так, проще всего и расселить их должным образом, не дожидаясь, когда еда окажется в дефиците.

Сказано — сделано. Пришлось изрядно поднапрячься и похлопотать, внося изменения в глобальный план, но результат того стоил. Когда менгиры уходили в анабиоз, все инкубаторы опустели, а у любой из пирамид насчитывалось восемь поселков, где в каждом проживало около двух тысяч клонов. Расстояние между ними было достаточно велико, чтобы обеспечить надежную кормовую базу. При этом поселенцы вполне могли навещать друг друга, затрачивая на путешествие несколько часов. Больше всех выигрывали те из них, кто проживал у реки, но и в лесу им удавалось поддерживать устойчивую связь.

Не утруждая себя пешим ходом, директора путешествовали на грузовых платформах, облюбовав по одной в качестве личного транспорта. Его технические характеристики им удалось немного изменить. Максимально возможная нагрузка платформы существенно сократилась, зато она стала более подвижной. Со скоростью ветра, она, конечно, не летала, но и не тащилась как черепаха, позволяя разъезжать между поселками за вполне сносное время. Ну а там наблюдалась примерно одна и та же картина, уже знакомая по трансляциям роботов.

Поселенцы, Вселенная их забери, размножались везде, примерно с одинаковым энтузиазмом. Это отражалось не только на проблеме с детьми, но и на социуме в целом. Половые различия, доселе никак не проявлявшиеся, резко обострились. Гормональные и поведенческие изменения сказывались на общинах самым заметным образом. Теперь поселенцы меньше чем когда-либо напоминали клонов, только и до цивилизованного, разделенного на семьи общества им было как до звезд. Между ними возникали ссоры и распри, суть которых они просто не понимали, равно как не понимали, что с этим, собственно, делать. Удивляться тут не приходилось. Мужская особь, явившаяся с охоты, в принципе пребывала на другой условной волне, нежели новоиспеченная мать, у которой проснулся родительский инстинкт. Формально, он просыпался и у некоторых отцов, только еще больше сбивал их с толку. Ощущая нечто непривычное, они творили откровенные глупости, чем скорее мешали, нежели помогали.

Вникая в происходящее, менгиры только диву давались, как их подопечные до сих пор уживаются, хоть и со скандалами, но все же. Жизнь в поселках шла своим чередом. Огонь в очагах горел, на улице сохли шкуры, а в огородах всходили посевы, хотя по логике вещей поселенцы должны были переругаться и расстроить все дела. Оценив их поведение по достоинству, менгиры собрали побольше данных и вернулись к своей роли наставников.

Поселенцы сразу узнали своих покровителей, которых слушались безоговорочно. Он приветствовали их не только радостно, но и почтительно, внимая каждому слову. Жаль что их собственная речь особо не продвинулась, однако директора уже наловчились понимать большую часть их гуканья и уханья. Пребывая в центре внимания, они принялись объяснять, что значит быть родителями, и кому какая роль в этом отводится. Заодно они модифицировали и программу роботов, которых никто доселе не учил ни родовспоможению, ни присмотру за детьми. Прежде машины в это не вмешивались не потому, что не хотели, а попросту не умели.

Равноправием пришлось поступиться. Не шибко развитые, поселенцы просто не усваивали, что нянчиться с ребенком способны оба родителя, равно как оба по-прежнему были способны выполнять одни и те же функции. Столкнувшись с очевидным невосприятием, директора махнули рукой и пошли по упрощенному пути. Мужским особям надлежало выполнять всю более тяжелую и опасную работу. К таковой относилось строительство, добыча камня и древесины, перетаскивание тяжестей, охота и рыбный промысел. Шитье, кройка шкур, приготовление пищи, уборка и работа на огороде вменялись женским, равно как забота о детях и

домашнем очаге. Уход за больными и помощь раненым были тем немногим, что оставалось в общих обязанностях. При этом менгиры подчеркивали, что ни мужским, ни женским особям не запрещено заниматься делами друг друга, а все разграничения делаются исключительно номинально. Поселенцы угукали, однако их понятливость вызывала у менгиров серьезные сомнения.

Наведя первичный порядок, Доохил не выдержал и выступил за стерилизацию. Никакого вреда здоровью это поселенцам не причинит, зато директора раз и навсегда избавятся от серьезнейшей головной боли. Тумвеоне не то чтобы разделял его позицию, но и не протестовал. Иными словами, он воздержался, предоставляя решение другим. Например, Экбурну, который и затеял всю эту канитель с клонами, а теперь размышлял. Несмотря на свою щепетильность, он находил предложение Доохила не лишенным смысла. За поселенцев внезапно заступился Оклслад.

— Вам что, жалко?! — возмутился он. — Вас их дети объедают, или вы должны им обучение оплачивать?

— Уж больно хлопотно, — осторожно возразил Доохил.

— Кому?! — вспылил Оклслад. — Да, сейчас нам непросто, снова учить этих болванов уму-разуму, ну так то временно! Потом, как мы и планировали, они опять заживут самостоятельно. Ну а если не смогут — так это уже не наша вина.

— А если расплодятся? — продолжал упираться Доохил. — Оно нам надо? Это уже не на один-два жизненных цикла — это уже навсегда.

— И что? — пожал плечами Оклслад. — Пусть заселяют планету, если сумеют. За столько миллионов лет она оказалась никому не нужна, так что одним видом больше, одним меньше — Вселенной вообще без разницы.

— Видом? — подчеркнуто уточнил Доохил.

— Именно так, — кивнул Оклслад. — Или ты всерьез воображаешь, что мы все еще имеем дело с клонами? Их генетическая модификация достигла индивидуального уровня. Теперь они вполне себе самостоятельные особи, пусть и немногим умнее обезьяны.

— Они и выглядят так же! Эти черепа, эти приземистые волосатые туши, эти массивные челюсти и надбровные дуги! Карикатура на менгира! — вспылил Доохил.

— Как будто твои картинка, — не выдержал Экбурн. — Да, они отличаются худощавым телосложением, желтоватым цветом кожи и узким разрезом глаз, но на менгира не тянут так же, как и поселенцы Оклслада.

Его собственные были гибкими, курчавыми и темнокожими, и по-своему он к ним даже привязался, отчего считал выпады на эту тему оскорбительными. Он ожидал, что оскорбится и Тумвеоне, чьи поселенцы выделялись краснотой и специфическими чертами лица, но тот по-прежнему воздерживался от дискуссии.

— Я подразумевал не конкретно клонов Оклслада. Я имел в виду их всех, — поспешно поправился Доохил.

— И все-таки теперь это отдельный вид, — стоял на своем Оклслад. — Во всяком случае, по принятым биологическим меркам, и уж точно по меркам этой планеты. Так почему бы ему не позволить выживать, для чего мы его, собственно, и создали. Да, мы несколько перестарались, но тут уж ничего не поделаешь.

Доохил и Оклслад препирались довольно долго. Тумвеоне слушал их краем уха, окончательно решив не вмешиваться. Вот Экбурн слушал куда внимательнее, мысленно взвешивая все за и против. Когда оба спорщика, наконец, угомонились, он взял на себя роль арбитра, обрисовывая ближайшее будущее.

— Пока оставляем все как есть, — заявил он безапелляционным тоном. — Обучаем поселенцев семейному укладу, разъясняем им вопросы беременности, родов и ухода за детьми, обеспечиваем надлежащий уровень гигиены и безопасности. Дальше и видно будет. Покажут себя достойно — не вмешиваемся. Если же забота о потомстве у них не заладится, детскую смертность и ненужные страдания пресечем стерилизацией.

В принципе, решение Экбурна всех устроило, хоть и по разным причинам. Тумвеоне остался нейтральным, Оклслад нашел его взвешенным и разумным, а Доохил усмотрел в нем известный плюс. Уповая на недалекость поселенцев, он рассчитывал, что в семейных вопросах они откровенно провалятся, и ему удастся достигнуть своего руками Экбурна.

Новая задача, выпавшая на долю четверых менгиров, была поистине титанической. В своей области они считались настоящими мастерами, только эта область никак не пересекалась ни с семейной психологией, ни с вопросами межполовых взаимоотношений. Иными словами, психотерапевты из них были так себе, а уж советники по воспитанию детей — и тем более. Каждый день менгиры сталкивались с новыми трудностями, и так уж получалось, что они не столько учили поселенцев, сколько учились сами. Однако в этом была и положительная сторона. Набираясь наглядного опыта, наставники постепенно разбирались, что к чему, и их распоряжения становились все более дельными. От равноправия, увы, пришлось окончательно отказаться, поскольку недалекие поселенцы воспринимали все только в приказном порядке. Именно поэтому им велели заниматься каждому своей работой, друг другу не мешать, и в чужие заботы не лезть. И точка! Поселенцы подчинились, и склоки между ними резко пошли на убыль. Получив назначение, мужские особи занимались своими делами и не совались к женским. Те же, в свою очередь, обрели необходимые ресурсы, позволявшие адекватно выполнять возложенные на них обязанности.

Из всех четверых к родовспоможению лучше всего отнесся Тумвеоне. Не иначе сказался его охотничий опыт, включавший обращение с живой плотью и кровью, а также разделку туш. Не испытывая ни малейшей брезгливости, он преспокойно помогал младенцам появиться на свет, и помогал не в одиночестве. Как и в случае с охотниками, он собрал целую группу, на сей раз состоявшую только из женских особей. Ей он и втолковывал основные принципы, когда принимал очередные роды и показывал, что и как надо делать. По-своему Экбурн ему даже завидовал. Он отличался высокими моральными устоями, но вопросы физиологии переносил так себе, отчего в роли повитухи был как не в своей тарелке. Завидовал ему и Оклслад, также предпочитавший избегать кровавого медицинского вмешательства. А вот Доохилу оказалось все равно. Тумвеоне он, конечно, в качестве наставника уступал, но исключительно ввиду своего отношения. По-прежнему воспринимая поселенцев как ничтожных клонов, он сочувствовал им не больше, чем рожающей скотине. Выжил ребенок, ну и выжил. Помер, да еще вместе с матерью — не велика потеря. А это накладывало свой отпечаток, превращая все индивидуальности в безликую, ничего не значащую массу.

Эпидемия, погубившая около восьмидесяти процентов тогдашних поселенцев, более не повторялась. Теперь заболевания носили вполне обычный характер, как случается в любом социуме. Пока кто-то хворал, отлеживаясь в доме, другие преспокойно занимались своими делами. Иногда, конечно, одновременно заболевало довольно много особей, но это вписывалось в типовые инфекционные волны. Например, сезонные. По всему выходило, что иммунитет поселенцев адаптировался к окружающей среде, отчего смертность была сравнительно низкой. Машины, наблюдавшие за жизнью поселков, заносили в статистику все, включая несчастные случаи и пропавших без вести. Изучив эти данные, менгиры нашли, что естественная убыль населения держалась на удивительно невысоком уровне, учитывая его умственную, прямо скажем, недалекость. Отметили они и то обстоятельство, что внезапное размножение заметно притормозило этот процесс, невзирая на высокую детскую смертность. Иными словами, выжившие младенцы компенсировали общую численность особей, неуклонно снижавшуюся с каждым годом. Теперь же, благодаря вмешательству менгиров, эта численность, вероятно, начнет увеличиваться. Постепенное вымирание сменится устойчивым воспроизводством, достаточным для того, чтобы поселки потихоньку разрастались.

Выводы, конечно, были несколько скоропалительными, однако Доохил подозревал, что они близки к истине. Его расчеты на недалекость клонов не оправдались. Обучившись всему необходимому, те зажили практически новой жизнью, учитывая изменившиеся социальные реалии. Ворча и хмурясь, Доохил наблюдал за первобытными семьями. По его сугубому мнению, они были издевательской пародией на менгирские, однако, как назло, достаточно эффективной, чтобы дети не дохли как мухи, а мужские особи сносно уживались с женскими. Последняя надежда, что клоны все-таки перемрут, причем задолго до своего биологического предела, таяла на глазах.

Доохил был достаточно честен, чтобы не устроить какой-нибудь саботаж. Счастья и процветания он клонам ничуть не желал, но и намеренной их смерти не хотел. К тому же, даже если Желтая пирамида окончательно осиротеет, с учетом трех других это ничего не изменит. Нет уж, если процесс прошел, так пошел, ну а не можешь его остановить — хотя бы возглавь. Так Доохил и поступил. К клонам он проникся не больше, чем прежде, однако воспринял происходящее как задачу, в которой он по-прежнему выступал в роли директора. А свои задачи Доохил привык доводить до конца, и доводить блестяще. Отринув личные чувства, мешавшие очевидной предвзятостью, он стал оперировать исключительно рациональным подходом. Краеугольным камнем в нем выступали интересы поселков, и все свое рвение Доохил направил на них.

Какой-то год для менгиров существенной роли не играл. Они жили достаточно долго, чтобы не обращать внимания на такую мелочь. Конечно, каждый из них хотел бы провести этот год в более приятном месте — например, в объятиях своей цивилизации, но сам по себе он мало что менял. Осознав, что их семей давно не существует, как не существует всего, что они когда-либо знали, директора сумели принять эту тяжелую действительность. Ну а раз приняли, то несколько лишних месяцев, проведенных в возне с поселенцами, ничего уже и не значили. И за минувшее время они сделали достаточно, чтобы с чистой совестью опять предоставить их своей судьбе.

Подводя итоги, Экбурн заметил, что поселенцы Доохила условно вырвались вперед. В первую очередь, количественно. Рождаемость в его поселках держалась на очень высоком уровне, словно он сам ходил по домам и проводил соответствующую агитацию. Снизилась и смертность. Забота о потомстве проявлялась достаточно хорошо, чтобы новое поколение уверенно подрастало, а не загибалось по поводу и без повода. Впрочем, это относилось и к взрослым особям. Изучив статистику, Доохил выявил основные причины их гибели и принял надлежащие меры. Перевязки, остановка кровотечений, шины при переломах — все это он вывел на новый уровень, позволяя предотвратить лишние потери. Здесь, в отличие от количественного, он совершил рывок качественный. Также Доохил оптимизировал добычу еды, сняв лишнюю нагрузку с охотников и преумножив площадь полей. Выращивать рис, благополучно прижившийся в теплом климате, было хлопотно, но безопасно. Приток дичи заметно сократился, зато общее количество пищи существенно выросло. Совсем отказываться от мяса Доохил не стал, но сделал очевидный выбор в пользу сельского хозяйства. Кратно увеличившись, оно обеспечило уверенную кормовую базу для растущего населения.

Тумвеоне тоже обеспечил своим поселенцам надлежащий прирост, но без фанатизма. В целом, он вообще пошел по другому пути, предпочитая вспаханной земле свежедобытую дичь. Его подопечные не прекратили что-либо сеять, однако их основным занятием окончательно стали охота и рыбалка. Ими они и жили, выращивая различные культуры в основном для разнообразия. Под руководством Тумвеоне они научились очень многому, в том числе уважительному отношению к поверженной добыче, чего в общинах других директоров не наблюдалось.

В отличие от риса, зерна ласкеля никак не хотели прорастать. Тумвеоне не сдался, но и возиться с этим капризным деревом ему откровенно надоело. Наделав уйму модификаций, лет так на триста вперед, он поручил их заботам поселенцев, наказав высаживать партии поочередно. Ну а что из этого получится — он узнает, когда пробудится. Также он узнает, прижились ли в культуре недавних клонов иные растения.

Местная флора оказалась весьма богатой и даже уникальной. Тумвеоне обнаружил массу любопытных образцов, часть из которых перекочевала на поля. За неимением более развитой медицины, исключая вмешательство менгиров, лекарственные травы очень даже пригодятся. Освоив их применение, поселенцы станут изготавливать мази и настойки, чтобы останавливать кровь, обеззараживать раны, лечить кишечные расстройства и даже снимать жар. Пучками некоторых растений можно было окуривать жилища, избавляя их от инфекции и насекомых. Иные служили простейшим обезболивающим, а какие-то добавлялись в пищу, делая ее более пряной и привлекательной.

Разделка добычи стояла на особом месте. Стараниями Тумвеоне, его поселенцы обеспечили себя надежным источником шкур и всего с ними связанного. Одежда, веревки, предметы домашнего обихода — по первобытным меркам они были оснащены очень даже неплохо, продолжая осваивать кройку и шитье. Собираясь уйти в анабиоз, за будущее своих подопечных Тумвеоне был совершенно спокоен.

Оклслад сократил сельское хозяйство вынужденно. Суровый холодный климат не предполагал богатые пашни и обильные урожаи, тем более несколько раз в год. Во всяком случае, с имевшимися ресурсами. Его поселенцы тоже засеивали поля, но их основной рацион составляли дичь и рыба. Сказывалась близость реки, и особенно океана, откуда регулярно заплывали крупные морские животные — настоящий кладезь мяса и жира, не говоря уже о шкурах и костях. Уяснив всю их несомненную ценность, Оклслад научил своих поселенцев совершать продолжительные вылазки. Не дожидаясь милости судьбы, они отправлялись на берег океана, где их добыча частенько устраивала лежбища, да еще целыми колониями. Эти рейды обеспечили поселки всем необходимым, а самих рейдеров — дополнительным и очень полезным снаряжением. Выжить в суровых краях было непросто. Добытчикам требовалось надлежащее укрытие, а где его возьмешь на пустынном берегу, где до самого горизонта тянутся одни лишь мхи и низкорослые кустарники? С подачи Оклслада они обзавелись мобильными постройками, довольно просто собиравшимися и разбиравшимися.

Основу составляли жерди, сведенные наверху воедино. Они обтягивались шкурами, полностью закрывая все внутреннее пространство. Шкуры служили и дверью, а в самом верху конструкции имелся вырез для отвода дыма. Разведя внутри костер, поселенцы уже не замерзали, не боялись ветра, и могли спокойно отдохнуть, равно как и приготовить себе еду. Их сон хранили вполне надежные стены, а огонь дарил тепло и покой. Добравшись до океана, они вставали там лагерем, где и накапливали всю добычу. Потом, набив ее под завязку, они сворачивали свои убежища и отправлялись обратно. Само собой, их добыча бы просто стухла, не выдержав многодневного путешествия, однако Оклслад давно это предусмотрел. Его поселенцы первыми научились консервации, применяя для этого соль. Суровый холодный океан поставлял ее в избытке. Оклслад поделился бы ей и с другими директорами, но расстояние делало это невозможным, так что им приходилось выпутываться самим. Он же готовился к анабиозу, и готовился со спокойной душой. Он знал, что его подопечные успешно освоили все необходимое, и в постоянном контроле не нуждаются.

В целом, Экбурн тоже был удовлетворен проделанной работой. Возделывая прибрежные земли, его поселенцы не голодали, а река и пальмы снабжали их дополнительным пропитанием. На достигнутом он, однако, оставаться не собирался. Растущее население не должно было зависеть от прихотей реки. Вдруг не случится полноводья, обеспечивавшего не только поливы, но и плодородный ил? Да и рыбалка могла не заладиться. Рассылая разведчиков все дальше, Экбурн уяснил, что выше по реке пустыня отступает, пока не исчезает вовсе. Ниже она никуда не девалась, зато там располагалась дельта, соединявшаяся с соленым морем, и там тоже можно и нужно было жить. Недолго думая, Экбурн собрал отряд переселенцев и отправил их осваивать новые территории, благо что все необходимое для этого уже имелось.

Директора продолжали перенимать друг у друга опыт. Лекарственные травы Тумвеоне нашли свое применение и у поселенцев Черной пирамиды. Разумеется, с поправкой на регион, ибо позаимствовать пришлось только то, что им климатически подходило. При этом Экбурн, изучая прибрежную флору, добавил кое-что и от себя. Затем, когда его поселенцы освоили новые растения, он интереса ради поручил им сажать ласкель. Тот самый, который никак не прорастал у Тумвеоне. Экбурн не то чтобы хотел утереть ему нос — он просто подумал, что проблема может быть в окружающей среде. То, что не взошло возле Красной пирамиды, вполне может зазеленеть у Черной. А нет — так нет.

Получая вести со всех концов своего края, Экбурн убедился, что колонисты обосновались вполне уверенно. Построив себе приличные хижины, они засеяли поля и вели активный охотничий промысел. С морского побережья стала поступать соль. Поселки получали ее по бартеру, предоставляя шкуры, инструменты и предметы быта. Жизнь поселенцев ширилась и налаживалась. Поглядывая на песок, Экбурн подумывал научить их выдувать стекло, но отложил эту идею про запас. Недавние клоны наловчились выживать, но с мозгами у них по-прежнему обстояло так себе. Слишком сложные технологии им пока были не по зубам. Именно поэтому директора до сих пор не внедрили луки, хотя Тумвеоне уже сколько раз порывался. Рановато. Вот в следующий раз… Об этом разе Экбурн постоянно и размышлял, неторопливо собираясь в анабиоз.

Последним нерешенным вопросом оставалась проблема размножения. А именно, с чего вдруг поселенцы, доселе бесплодные и равнодушные друг к другу, начали приносить потомство? Все образцы директора получили практически сразу, однако исследование затянулось ввиду множества неизвестных. Уладив все дела, Экбурн только его завершения и ждал, приглядывая за вычислениями бортового компьютера и производя свои собственные. Что же касалось коллег, то они вольны были поступать по-своему. Экбурн никого не держал, но те, не сговариваясь, тоже решили дождаться результатов. Просто из чистого любопытства. Оповещение, внезапно пришедшее на интерфейсы их скафандров, вызвало немалый ажиотаж. Отложив все текущие заботы, директора вернулись в пирамиды, не ограничивая себя виртуальным совещанием. Они хотели в полной мере узнать и узреть то, что наиболее наглядно мог показать только центр управления. Экбурн ведь сообщал, что вопрос с плодовитостью наконец-то разъяснен.

Основой и впрямь послужило ДНК, которое было внедрено на этапе корректировки клонов. Более того, свою роль сыграла и эпидемия, однако не так, как предполагали менгиры, отчего исследование и затянулось. Они вели его не в том направлении. Эпидемия оказалась косвенной причиной, самой по себе на воспроизводство поселенцев никак не повлиявшей. Она как бы выступила в роли предпосылки, поскольку повлияло на нее ЛЕКАРСТВО. То самое лекарство, которое менгиры разрабатывали совместными усилиями, пусть первым его и сделал Доохил, а доработал Оклслад.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒