ЧЕТЫРЕ ПИРАМИДЫ 5 страница

Полторы сотни циклов радиомолчания пролетели как один. Ожидая результатов, высчитываемых в недрах бортового компьютера, экипаж " Декланстора" измотал себе все нервы. Затраченное на них время казалось колоссальным, но не тогда, когда обычной вычислительной системе требовалось обработать несметный набор переменных, помноженных на еще более несметную вероятность. Но вот, наконец, компьютер бодро пиликнул, докладывая о завершении расчетов. Оживившийся экипаж замер, прикованный глазами к экрану. Там, одна за другой, стали появляться цифры, быстро превратившиеся в строки и столбцы, побежавшие вереницами страниц. На соседних экранах объявились звездные карты с моргавшими отметками. Сменяя одна другую, они привносили не столько ясность, сколько еще большую неопределенность. Капитан, однако, довольно быстро усвоил, что бы это значило. Бегло перепроверив результаты, он звучно и с чувством выругался.

— Компьютер их не нашел? — встревожился медик, меньше других разбиравшийся в этом мельтешившим наборе данных.

— Почему, нашел, — процедил капитан.

— Так это же хорошо! — воскликнул медик. — И где они?!

— Где-то в этой галактике! — не выдержав накативших эмоций, рявкнул капитан.

И тут же разразился потоком ругательств, слишком крепких даже для бывалых космических волков.

— А где именно? — все еще не понимал медик.

— А неизвестно, — снизошел до объяснений первый пилот, уразумевший результаты анализа вслед за капитаном.

Он не изрыгал проклятья и даже не ругался, но его лицо было мрачнее черной дыры.

— С той или иной вероятностью, в этой галактике Обсцеллы могут находиться где угодно, — добавил он, озвучивая вычисленный итог.

Медик разинул рот. Главный техник протяжно присвистнул. На мостике воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим пиликаньем навигационной аппаратуры.

— Так что будем делать? — спросила второй пилот, прерывая затянувшееся угрюмое молчание. — Нас, поди, уже обыскались!

— Вы можете сделать так, чтобы в " Декланстор" врезался здоровенный астероид? — спросил капитан, обращаясь как к ней, так и к первому пилоту.

— Дело нехитрое, — усмехнулся первый пилот.

— Болван! Еще какое хитрое! — фыркнула второй пилот, разгадав замысел капитана. — Все надо сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Сделать просто идеально. Тут и блуждающий астероид надо подобрать, и корабль под него грамотно подставить. Подставить так, чтобы этому было рациональное объяснение. И чтобы этот астероид не разнес нас вдребезги.

— Зачем? — снова не понял медик.

— Следуя заданным маршрутом, " Декланстор" был вынужден сделать незапланированную остановку. На его борту обнаружились неполадки, приведшие к потере последнего грузового кластера. Эта случайная, но необходимая остановка имела заведомо непредсказуемые последствия, — неторопливо произнес капитан. — Корабль столкнулся с большим астероидом, уклониться от которого физически не успел. Удар вызвал критические повреждения аппаратуры. Возникли разгерметизация и пожары. Экипажу корабля удалось достойно справиться с критической ситуацией. К сожалению, в результате возгорания бортовой компьютер был полностью уничтожен, а системы навигации и связи непоправимо повреждены. Не имея возможности самостоятельно улететь, " Декланстор" дрейфовал, пока экипаж не починил аварийный маяк. На это у него ушло сто шестьдесят четыре цикла, после которых он, наконец-то, смог послать межзвездный сигнал бедствия. Задача всем ясна?

Этот вопрос означал не что иное, как план действий, который команде тяжелого транспортного корабля надлежало воплотить в жизнь.

— А как же потерянные Обсцеллы? — осторожно спросил главный техник. — Возможно, если мы передадим все данные корпорации, там сумеют определить их местонахождение куда точнее.

— Хочешь до конца жизни сидеть в долгах, лишившись всего имущества? — сурово напомнил капитан.

Главный техник понуро опустил голову.

— Приступаем! — велел капитан. — У нас много работы!

– 2 –

В анабиозе день мало чем отличался от столетия, столетие от тысячелетия, а тысячелетие от вечности. Собственно, в том и заключалась сама его идея, чтобы экипажи звездолетов преодолевали дальние расстояния так, словно только что заснули, а путешествие уже и закончилось. Когда в сознании появились первые мысли, одна из них именно это и предположила. Предположила, что спасательная команда наконец-то прибыла, и во всей истории с приземлением в неизвестность будет поставлена долгожданная точка. Тихо зашипев, анабиозная капсула открылась. Тогда-то на ум пришла и еще одна мысль, посвященная окончанию сна. В ней фигурировало извещение бортового компьютера, предлагавшего членам экипажа прибыть в центр управления. Оно звучало не так, как в прошлый раз, то есть по всей пирамиде не раздавался сигнал тревоги. Это было оповещение, но оповещение достаточно весомое для того, чтобы прервать анабиоз.

В появление спасателей хотелось верить до последнего. Экбурн торопился, шатаясь и чуть не падая. Его координация была изрядно нарушена, отчего он и добирался до центра управления какой-то зигзагообразной траекторией. После анабиоза подобное считалось нормой, однако не в такой ярко-выраженной степени. Странно. Неужели в капсуле возникли какие-то неполадки? Экбурн ощущал в теле сильную слабость, а конечности были словно из ваты. Каждое движение стоило ему немалых усилий, а в голове продолжалась мутная круговерть. Ноги повиновались плохо, как малышу, который едва научился ходить. Владение руками также оставляло желать лучшего. На кнопку он, пожалуй, сейчас нажмет, но погремушку не удержит. Все больше недоумевая, Экбурн подумал, что ему стоит наведаться в медотсек и проверить, все ли у него в порядке. Потом, разумеется, когда он побывает в центре управления и свяжется со спасателями.

Эфир молчал. Судя по индикаторам, в обозримом пространстве не объявлялось никаких космических объектов. На связь с Обсцеллой также никто не выходил, включая других директоров. При этом очевидных неисправностей не наблюдалось. Центр управления, погруженный в полумрак, функционировал вполне штатно. На экранах бежали дежурные сообщения бортового компьютера. Разноцветные огоньки докладывали о состоянии различных отсеков пирамиды. Все было в пределах нормы. Недоумевая, чем вызвана его побудка, Экбурн спросил о ее причине бортовой компьютер. Да, он и впрямь все еще не пришел в себя, поскольку эта причина вполне себе наглядно демонстрировалась на паре информационных экранов. Затуманенное сознание директора их просто не заметило.

Полпроцента энергии! Не два, не один, а всего полпроцента! Даже чуть меньше, если принимать во внимание сотые и тысячные доли. Да как же так?! Куда она вся подевалась, если пирамида, судя по статусу, не подвергалась никаким критическим потрясениям? Ничего не понимая, Экбурн принялся бегло просматривать бортовой журнал и потрясению подвергся сам, когда уяснил, что, собственно, произошло.

Энергия иссякла вполне естественным образом. На ее расход не повлияли ни какие-нибудь катаклизмы, ни атаки враждебных существ, ни даже неполадки на борту. Просто прошло много времени. ОЧЕНЬ много времени. А именно, миллионы лет. Нет, десятки миллионов лет! Потрясенный осознанием этого факта, Экбурн вывел на большой обзорный экран панораму внешней среды. Вывел — и окончательно обомлел.

Вокруг лежали пески. На месте некогда пышного, изобилующего жизнью леса теперь расстилалась пустыня, чьи желтые дюны тянулись до самого горизонта. Пирамида возвышалась среди них чужеродным островком, совершенно не соответствующим безжизненной местности. По-своему она была им и прежде, но все-таки не так выделялась среди древовидных папоротников и хвощей, под сенью которых бродили разнообразные ящеры. По песчаному морю не бродил никто, и никто больше не угрожал посягнуть на герметичность Обсцеллы. Оно и хорошо, ибо ее силовое поле оказалось давным-давно отключено. Экономя энергию, бортовой компьютер последовательно деактивировал одну систему за другой, оставляя питание для наиболее необходимых. Когда же ее осталось настолько мало, что он не смог принять собственное решение, компьютер и разбудил директора.

Так вот почему координация нарушена настолько серьезно! Тело пролежало в анабиозе слишком долго, чтобы вот так сразу восстановить все свои жизненные функции. В принципе, оно могло не восстановить их вовсе, поскольку на такую продолжительность сна капсулы никто не рассчитывал. Пожалуй, все-таки стоит наведаться к медицинской станции. Да, связаться с другими директорами просто необходимо, но на фоне прошедшей эры какой-то час ничего не изменит. Зато он изменит все, если Экбурн грохнется без сознания, а то и вовсе отдаст концы. Последнее, в случае отказа какого-нибудь органа, было вполне вероятно. Придя к столь нехитрым выводам, директор Черной пирамиды поднялся с кресла и заковылял в медотсек.

Автоматическому доктору были глубоко безразличны все переживания пациента. Он фиксировал их как некое физиологическое явление, носившее потенциально пагубный характер и требовавшее своевременного лечения. Найдя состояние Экбурна неудовлетворительным, он вколол ему массу препаратов, провел курс физиотерапии, а заодно вкатил лошадиную дозу успокоительных. Такую, что Экбурн о проблемах-то не забыл, но они стали чрезвычайно далекими и вроде как несущественными. Во всяком случае, до тех пор, пока действие лекарств не ослабло и он не вернулся к действительности. Ощущая себя гораздо лучше, он проверил, насколько хорошо повинуются ему конечности. Затем прошел ряд тестов, предложенных медицинской станцией, и облегченно выдохнул, когда статус его состояния был определен как удовлетворительный. Впрочем, какое уж тут облегчение? Учитывая ошеломительную новость, не лучше ли было ему и вовсе не выходить из забвения? Сойдя с автоматического ложа, Экбурн облачился в комбинезон и вернулся в центр управления куда более уверенной походкой.

Согласно принятому протоколу, вызов директора Черной пирамиды немедленно разбудил других директоров. Приняв сигнал, их бортовые компьютеры прервали анабиоз менгиров, инициировав процедуру пробуждения. Затаив дыхание, Экбурн ждал, когда его коллеги объявятся в эфире. Ответ их компьютеров уже означал, что Желтая, Красная и Белая пирамиды до сих пор функционируют, в той или иной степени. Увы, признаков жизни самих менгиров он ничуть не гарантировал. А ну как они давно мертвы, не пережив продолжительного анабиоза? К тому же, учитывая отсутствие силового поля, с их капсулами тоже могло что-нибудь случиться. Голоса, наконец-то раздавшиеся из звукоизлучателей, вернули Экбурну хотя бы часть душевного равновесия.

— Что случилось? — картавя, спросил Оклслад. — Проклятье, меня ноги еле слушаются!

Судя по искаженной речи, его плохо слушались не только ноги. С трудом забравшись в кресло, Оклслад ждал объяснений, уставившись на изображение Экб䑃 рна.

— Дождались? Спасательная команда прибыла? Где они?! Что говорят?! — отрывисто вопросил подключившийся Тумвеоне.

Он словно камни во рту пережевывал, однако это не помешало ему изъясняться достаточно громко.

— Коллеги, вы не поверите! Я в джунглях! — срывающимся голосом объявился в эфире Доохил.

— Мы это знали и так. Ты в них приземлился! — раздраженно напомнил Тумвеоне.

— Вы не поняли! Джунгли не снаружи — джунгли внутри! Моя Обсцелла вся в растительности! — все тем же тоном пояснил смятенный Доохил.

Директора разинули рты. Даже Экбурн, собиравшийся поведать ошеломительную весть. В качестве доказательства им была предъявлена трансляция, взятая в виде панорамы из Желтой пирамиды. Ее центр управления, где восседал Доохил, теперь напоминал ботанический сад. Кругом виднелись различные растения, вольготно захватившие вроде бы чуждое им пространство. Пол усеивали наслоения перегноя, прекрасно освоенного мхами. По стенам расползлись лишайники. С потолка, невесть как там закрепившись, свисали лианы, а кругом, сколько хватало глаз, топорщились ветви и листья сочно-зеленой флоры.

— Ну и как вам такое? — осведомился Доохил, провожая глазами неторопливо пролетавшую бабочку.

Тихо жужжа, объявился золотистый жук. Приземлившись на его плечо, он сложил крылья под сомкнувшийся панцирь и принялся изучать, что это за странный объект сюда принесло. Жук чувствовал себя как дома, поэтому появление менгира воспринимал исключительно с хозяйской точки зрения.

— Змей нет? — живо спросил Тумвеоне, приметив нечто похожее на ящерицу.

— Надел бы ты лучше скафандр, — присоветовал Оклслад. — Кажется, в твоей Обсцелле очень небезопасно. На цветке я вижу пчелу или кого-то в этом роде. Если у них где-то тут гнездо, потревоженный рой может закусать тебя до смерти.

Как и прежде Экбурн, после анабиоза Доохил соображал довольно плохо, чтобы самому прийти к столь нехитрой мысли. Найдя ее очень даже дельной, он ненадолго отлучился, и вернулся уже в скафандре. Все это время Экбурн терпеливо ждал, не желая несколько раз повторять одно и то же.

— Сейчас, коллеги, вы пройдете в медотсек, чтобы заняться своим здоровьем. Заверяю, оно у вас не в порядке, — очень выразительно сказал он, когда Доохил уселся на свое место. — Проблемы с координацией у вас не просто так — сказываются нарушения жизненных функций. Увы, это вызвано отнюдь не неполадкой в системе анабиоза, а его продолжительностью. Мы с вами проспали десятки миллионов лет.

Оклслад воспринял известие достаточно стоически. Довольно спокойный по натуре, он обычно не сходил с ума по поводу и без повода. Доохил, уже ошеломленный домашними джунглями, также особо не паниковал. На фоне лиан и жуков он просто не ощутил всей тяжести удара. По крайней мере, временно. Что же касалось Тумвеоне, то он едва не устроил истерику. Дерзкий и храбрый на вылазке, грозившей исполинскими хищниками, перед лицом прошедшего времени он едва не сломался. Экбурну насилу удалось до него докричаться, веля немедленно отправиться в медотсек. Уж кому-кому, а Тумвеоне сейчас успокоительное не помешает. В принципе, не помешало оно и остальным. Когда директора вернулись, их мысли обрели более спокойный и рассудительный характер.

Джунгли в Желтой пирамиде объяснялись проще некуда. Ее защитное поле было точно так же отключено бортовым компьютером, как и поле других пирамид. Со временем где-то в ней образовалась прореха, в которую и просочилась здешняя биосфера. Скорее всего, где-то в области взорвавшегося двигателя, заделанной уж как получилось. С учетом того же времени, она хорошенько расплодилась, захватив внутреннее пространство Обсцеллы, и чувствовала себя там вполне вольготно. Но это была другая биосфера. В смысле, от древовидных хвощей и папоротников не осталось и следа. Теперь флора представала в большем разнообразии, со многими видами трав, кустарников и деревьев. Последние окружали пирамиду настоящей стеной, переплетенной гибкими лианами. Лианы обвивали и ее саму, превратившуюся из гладкого космического монолита в зеленый пирамидальный холм.

Оклсладу повезло. Не забыв, где находится, он на всякий случай задраил все отсеки, которые вообще можно было задраить. Как результат, океанская вода затопила только некоторые из них — как раз в пострадавшей части пирамиды, не выдержавшей испытание временем. Бортовой компьютер не оповестил об этом потому, что не счел угрозу достаточно значительной. Не счел отнюдь не ввиду беспечности и близорукости. Львиная доля тамошних датчиков пришла в негодность еще при посадке. На оставшихся минувшие годы сказались не лучшим образом. Компьютер только и отметил, что ситуация в отсеках несколько отличается от штатной, но степень опасности не распознал, отчего и не стал будить директора. Тот же возблагодарил провидение, что его анабиозная капсула не открылась прямиком в воду.

Неприятности обнаружились и у Тумвеоне. Завидев джунгли Доохила, он рано обрадовался, что его Обсцелла в полном порядке. Судя по всему, как минимум один из ее посадочных двигателей также оказался поврежден. Отключенный, он не взорвался, и номинально остался в строю, но обязательно рванул бы, окажись снова под давлением. Где-то внутри него образовались микротрещины, со временем разросшиеся до солидной прорехи. Через них, предварительно освоив дюзы, планетарная биосфера и проникла в отсеки пирамиды.

Как и Оклсладу, Тумвеоне повезло, что он заведомо изолировал нижние ярусы, памятуя о болоте, в котором пирамида увязла на четверть. Теперь от болота не осталось и следа. Вокруг расстилался тропический лес, то есть тоже джунгли, просто отличавшиеся по составу от джунглей Доохила. И теперь они оккупировали все этажи в основании Красной пирамиды.

Аварийные маяки молчали. Бортовые компьютеры отключили их последними, предпочитая экономить энергию на более важные задачи.

— Надо снова их включить! — загорячился Доохил.

— Зачем? — возразил Экбурн. — Если за столько лет нас никто не нашел, неужели вот прямо сейчас что-нибудь изменится?

— Но иначе спасатели нас вообще никогда не найдут! — поддержал реактивацию маяков Тумвеоне.

— Ты про прошедшее время не забыл? Я не уверен, что эти спасатели теперь вообще существуют. Кстати, как и вся наша цивилизация, — невесело произнес Экбурн.

Крыть было нечем. Тумвеоне умолк, пребывая в изрядном смятении. На других директоров это замечание также подействовало весьма угнетающе.

— Так что будем делать? — спросил Экбурн. — Округляя, мой энергетический запас сейчас пребывает на уровне в полпроцента. Полагаю, у вас примерно так же.

Введя коллег в курс дела, он подвел их к самой главной проблеме, решение по которой требовалось принять безотлагательно.

— Мой — ноль целых, семьдесят четыре сотых, — сообщил Оклслад.

— Ноль и пятьдесят восемь сотых, — констатировал Доохил.

— Ноль и шестьдесят две, с мелочью, — доложил Тумвеоне.

— Теперь понятно, почему меня разбудили первым, — вздохнул Экбурн. — Итак, я повторяю вопрос: что будем делать?

— А что тут поделаешь? — удивился Оклслад. — Нам остается либо жить на этой планете, либо снова отправиться в анабиоз, надеясь, что кто-нибудь когда-нибудь нас найдет. Я за второй вариант. Когда энергия закончится совсем, наши капсулы снова откроются. Тогда и доживем свои годы естественным образом, но никак не раньше.

Доохилу и Тумвеоне его умозаключение показалось очень даже здравым. Обменявшись короткими репликами, они выразили с ним полное согласие.

— Если кто не понял, я объясню, почему бортовой компьютер меня разбудил, — очень серьезным тоном произнес Экбурн. — Экономя энергию, он самостоятельно отключил все, что только мог. Однако сейчас он столкнулся с дилеммой, из которой сам выхода не нашел. Жизнь менгира у него в приоритете, но и ответственность перед корпорацией — тоже. Компьютер посчитал себя не вправе решать, отключить от питания мою анабиозную капсулу или груз, и предоставил этот выбор мне.

— В сравнении с потреблением груза, капсула не тратит почти ничего, — заметил Доохил. — Странная экономия.

— В данном случае компьютеру это безразлично. Он оценивает приоритет систем, а не их энергопотребление. Столкнувшись с его равнозначностью, он и запросил инструкций, — пояснил Экбурн.

— Какая, метеорит мне на бошку, корпорация?! — возмутился Тумвеоне, вычленив совсем другой акцент. — Если прошло столько времени, ее, небось, давно и в помине нет! Значит, на ее интересы нам теперь глубоко наплевать!

— На корпорацию — да, согласен, — кивнул Экбурн. — А вот на груз — еще как нет! — тут же жестко добавил он. — Не знаю как вы, а я не намерен обрекать на смерть столько живых существ!

Груз, который перевозили Обсцеллы, имел весьма специфический характер. Именно поэтому директора обладали не только техническими навыками, но и обширными познаниями по части биологии, с особым упором на биопрограммирование. Они были очень ценными специалистами, отчего именно им и вверяли Обсцеллы, следующие от корпорации-производителя к компании-заказчику.

Высокоразвитая цивилизация менгиров отличалась индустриализацией и техническим уровнем. Машины составляли неотъемлемую часть их жизни, выполняя самые разные функции. Они умели практически все, зачастую не требуя вмешательства контролера. Целые орбитальные станции работали полностью автономно, а персонал многих заводов сводился всего к нескольким должностям. Планетарные катера управлялись искусственным интеллектом, и даже в домашних условиях бытовые задачи выполняли роботы. Тем не менее, рациональный подход означал отнюдь не сплошную роботизацию.

Экономику никто не отменял. Весьма капризная, эта дама диктовала свои законы, игнорировать которые не стоило, если бизнес хотел уцелеть на галактическом рынке. Уцелеть и расширяться. Таким образом, никто не стал бы покупать излишне дорогую продукцию, если ее способна замещать более дешевая, ничуть не уступающая в эффективности. К грузу Обсцелл это относилось самым непосредственным образом.

В инкубаторах перевозились клоны. Менгиры не стали ходить вокруг да около, и использовали при их создании собственную ДНК, хорошо знакомую и имевшую ряд преимуществ. Само собой, точной копии никто не добивался, отчего клоны имели более примитивный вид. Их умственные способности и вовсе не впечатляли, да они им и не требовались. В глазах закона они пребывали на уровне неразвитой обезьяны, которой, в известном смысле, и являлись. Их жизненные потребности ограничивались минимумом, состоявшим из питания и отправления естественных надобностей. Органы воспроизводства присутствовали, проистекая из исходной ДНК, но были, в известном смысле, отключены ввиду всякой необходимости. Уровень мышления клонов соответствовал простым задачам: питание, сон, работа. Та работа, для которой их создавала корпорация-производитель, отчего они несколько различались внешним видом и физическими особенностями. Собственно, именно поэтому пирамиды, абсолютно идентичные как по строению, так и цвету, носили условные наименования Черная, Красная, Желтая и Белая. Это было не их различие, а различие перевозимых клонов. Пятой предполагалась Синяя, но ее погрузка задержалась по техническим причинам, отчего кластер и составили только из четырех.

Ведомые " Декланстором", Обсцеллы направлялись в отдаленную часть малоосвоенной галактики. Там, в богатом рудниковом поясе, обосновалась крупная компания по добыче полезных ископаемых. Даже овладев синтезом материи, менгиры продолжали извлекать различные металлы традиционным способом. Их природное получение выходило существенно дешевле, нежели преобразование одного вещества в другое. Кому нужны искусственно созданные иридий или платина, если их цена на порядок выше, чем у добытых в самой обыкновенной шахте? Вселенная обладала достаточным запасом минералов, чтобы менгиры самостоятельно не создавали что-то такое, чего в ней более чем хватало. Именно поэтому интенсивная добыча руды никогда не прекращалась. Из нее, обогащенной и переплавленной, возводились новые заводы, космические станции и звездолеты, росли колонии и города. Именно поэтому добывающей компании требовались клоны.

Машины, при всей своей универсальности и возможностях, стоили довольно дорого. Конечно, все зависело от условий эксплуатации и многих коммерческих факторов, однако именно эта компания, куда направлялись Обсцеллы, предпочла им альтернативный вариант. Клоны обходились дешевле. Формально, каждый из них не шел ни в какое сравнение с производительным и не устающим роботом. Клоны, однако, брали количеством, не требуя при этом ни ремонта, ни дорогостоящих элементов питания. По сути, они занимались рабским трудом, но занимались им с максимальным энтузиазмом и никогда не роптали. Их суммарная выработка производила высокий экономический эффект, полностью оправдывая затраты.

Общественность менгиров относилась к использованию такой технологии неоднозначно. Кто-то не усматривал в ней ничего крамольного, не считая клонов подлинно разумными существами. Иные тоже таковыми их не считали, но защищали как обыкновенных животных, упирая на жестокое обращение. Часть общества игнорировала вопрос, а часть уравнивала их с роботами, созданными для служения высшим существам. Звучали и такие голоса, которые выступали за запрет клонирования рабов, обладавших каким-никаким сознанием. Кстати, именно в угоду им клонов и создавали не точными копиями менгиров, чтобы особо чувствительные натуры не впадали в истерику. Примитивная внешность несколько сглаживала моральные углы, как бы визуально низводя биопродукцию до уровня обезьяны. А это автоматически низводило ее и в сознании общественности — уж так устроена психология. Как бы там ни было, закон позволял подобные технологии, если умственное развитие клона не превышало определенный порог. Ну а спрос рождает предложение. И этот спрос возрастал, а корпорация-производитель усердно его удовлетворяла, загружая одну Обсцеллу за другой.

Прибыв к заказчику, директора пирамид занимались биопрограммированием, внося в исходную структуру клонов надлежащие корректировки. Иными словами, они дорабатывали их до заданных условий, присущих будущему рабочему месту. Именно поэтому клоны и пребывали в инкубаторах, где означенное программирование осуществлялось наряду с надлежащей сохранностью. Оттуда они выходили уже полностью готовые к своей трудовой деятельности. На эту процедуру и расходовались внутренние ресурсы Обсцеллы, обеспечивавшей доставку, доработку и оснащение вверенного ей груза. Фактически, на это расходовалась сама Обсцелла, изначально созданная как безотходный носитель и производство. Обратно директора возвращались на обычных космических кораблях, поскольку от пирамиды не оставалось и следа.

Капсулы инкубаторов обладали автономностью, однако непродолжительной. В случае отключения от источника энергии, долго они не протянут, и всякое их функционирование прекратится. Для клонов, уже сформированных и готовых к самостоятельной жизни, это означало только одно — неизбежную смерть. С точки зрения Экбурна, допустить подобное намеренно было сродни массовому убийству.

Щепетильность одного директора сама по себе не распространялась на других. Уяснив, о чем толкует Экбурн, его коллеги прикинули, что к чему, и высказались. Некоторые — довольно эмоционально, поскольку речь, как ни крути, шла и об их собственной шкуре.

Мнения разделись. Условно Экбурна поддержал только Оклслад, также находивший гибель клонов предосудительной. Условно — потому что принцип их спасения он представлял себе иначе. Что же касалось Доохила и Тумвеоне, то они не нашли в грядущей судьбе груза чего-либо неприемлемого. Винить их в бездушии не приходилось. Как и многие менгиры, эти двое просто не считали клонов за полноценных живых существ, не говоря уже о разумных. Они относились к ним как к вещам, отчего и не распространяли на них принципы морали и сострадания. Разница между директорами заключалась лишь в том, что Доохил считал гибель клонов вынужденной и поэтому оправданной, а Тумвеоне было вообще все равно. Посовещавшись, они пришли к единому выводу. Им следовало отключить питание инкубаторов и сосредоточить его на капсуле для анабиоза. На капсуле, и на всем что требовалось для ее сохранности. Погруженные в сон, директора пробудут в нем до тех пор, пока их кто-нибудь не найдет или пока в пирамиде не останется и капли заряда. А там уж — по обстоятельствам.

В целом, суждение Доохила и Тумвеоне носило вполне рациональный характер. В сравнении с энергопотреблением инкубаторов, питание анабиозной капсулы выглядело каплей в море. Означенные полпроцента будут поддерживать ее в строю еще очень и очень долго. Естественная жизнь менгира была весьма продолжительной, но не бесконечной. Взвесив все за и против, Доохил и Тумвеоне решили сделать ставку на неизвестность, ибо растрачивать свои дни в нынешней реальности им совершенно не улыбалось. Означенная же неизвестность предполагала возможность потенциально иного развития событий. Когда они снова выйдут из анабиоза, хуже-то им вряд ли станет, а вот лучше — теоретически вероятно. С учетом астрофизических величин, планета никуда не денется, как не делась и до сих пор.

Намерение коллег Экбурна совершенно не устроило. В частности, его моральная составляющая. Об этом он и заявил, давая понять, что ничего подобного не допустит.

— Слушай, мы тебя, конечно, уважаем, однако в данном случае вольны поступать по-своему, — раздраженно сказал Тумвеоне.

— Давай ты не будешь распоряжаться нашими жизнями, — поддакнул ему Доохил. — Сам делай что хочешь, но мы уж как-нибудь сами.

— А вы уверены, что планета все еще останется пригодна для жизни, когда ваш анабиоз прервется окончательно? — нарочито подчеркнуто осведомился Экбурн. — Сейчас она, по крайней мере, довольно комфортна и вполне себе обитаема. А что если климат изменится так, что она превратится в ледяной или раскаленный кошмар? Или лишится атмосферы? Такое во Вселенной случается сплошь и рядом.

Столкнувшись с противодействием коллег, он решил воздержаться от приказной аргументации и попытался их вразумить.

— Ничего, мы рискнем, — пошептавшись, ответил за обоих Тумвеоне.

— Ваши тела и так пострадали после столь продолжительного анабиоза, — напомнил Экбурн. — Второй раз вы из него можете и не выйти.

— Это как раз поправимо, — возразил Доохил. — Мы же не прямо сейчас отправимся в сон. Сначала медицинская станция восстановит нас до последней пострадавшей клетки. Вот тогда, абсолютно здоровые, мы уже ничем не рискуем.

— Кроме того, можно запрограммировать компьютер, чтобы он будил нас через определенные промежутки времени, — добавил Тумвеоне. — Проснемся, подлечимся — и снова спать.

— Хорошая идея! — одобрил Доохил.

— Плохая, — вступил в дискуссию Оклслад. — Ну ладно Тумвеоне традиционно думает только о себе, но ты! Ты вроде бы никогда не был эгоистом!

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒