Отступление 6 страница

Но она выбрала своё прозвище не просто так. «Шельмы» не играют по чьим-то правилам, если только сами того не хотят, и никогда не делают того, чего от них ждут.

Она призвала пламя утихнуть – не только потоки, созданные Джоном, но и все очаги, загоревшиеся от них. На улице попавший в огненную ловушку автомобиль, металлические поверхности которого раскалились докрасна, стал удивительно прохладным на ощупь. Остальные машины тоже стали просто тлеющими остовами.

В это время сама Шельма горела, окутанная пламенем с головы до ног, таким жарким – жарче доменной печи, что Бобби, чтобы не обжечься, боком шарахнулся прочь, увлекая за собой Джона. Огонь тут же погас, не оставив на девушке и следа, хотя крыльцу повезло меньше. Доски под её ногами глубоко обуглились, как и крыша над головой.

Шельма слегка покачнулась от усталости, и Бобби тут же подскочил к ней. Джон тоже пошевелился, шок от её прикосновения прошёл. Опомнившись, он рефлекторно схватился за зажигалку и сделал кислое лицо, обнаружив, что пламя полностью погасло. Без сомнения, он сказал или сделал бы что-то очень глупое, но тут Логан тоже поднялся.

Парни верили в то, что его застрелили, не больше, чем наблюдавшие за ними полицейские. Они были так захвачены последствиями случившегося, что не осознавали опасности.

Теперь копы знали, с чем столкнулись. Они были потрясены до глубины души. Теперь, насколько они понимали, на кону была их жизнь или жизнь этих... монстров. Копы были готовы стрелять и стрелять до тех пор, пока не ликвидируют угрозу.

В это время Джина посадила «Чёрную Птицу», прибыв, возможно, на минуту раньше обещанного срока.

Гроза возвестила об их прибытии сотрясшим воздух раскатом грома и порывом штормового ветра, который заставил и полицейских, и прохожих убираться с места происшествия. Джина совершила боевой разворот и вертикально приземлилась прямо на улицу перед домом. Полицейские не знали, что и думать: взбесившаяся погода и обтекаемый, опасный даже на вид самолёт. Может быть, военные пришли на помощь?

Как только колёса коснулись земли, Гроза опустила трап и поманила друзей внутрь. Никому не нужно было повторять дважды. Подростки пошли быстрее, Логан медленнее.

За кустами мелькнул один из полицейских, стоявших на крыльце – тот, который не стрелял, а пытался сохранить спокойствие. Вид у него был жуткий: униформа обгорела и была изорвана, часть волос сгорела, всё лицо в саже, но он крепко держал свой «Глок», твёрдо решив исполнить долг.

Логан посмотрел на него, уперев руки в бока, чтобы показать, что они без когтей. Он не хотел ссоры, никогда. Но подтекст был ясен: теперь ты знаешь, что случится, если кто-то начнёт. Ты действительно этого хочешь?

Они стояли в этой позе несколько секунд, но наблюдавшим за ними показалось, что прошла вечность.

Затем, дрожа всем телом, коп поднял ствол пистолета вверх.

Логан кивнул и поднялся по трапу. Джина одарила его улыбкой, на которую он готов был смотреть вечно; он подмигнул ей в ответ. Затем, пока Логан бегло осматривал подростков, чтобы убедиться, что они надёжно пристёгнуты и Шельма благополучно прошла через испытание, с заднего кресла вскочил Ночной Змей. Анна и Джон вздрогнули – слишком много потрясений за такое короткое время.

– Добрый день, – сказал Курт по-немецки.

– Добрый вечер, – поправил Логан на том же языке и спросил: – А это, чёрт подери, кто?

Ночной Змей театрально поклонился, как делают артисты.

– Курт Вагнер. Но в Мюнхенском цирке меня звали «Удивительный Ночной Змей».

– Как скажешь. Гроза? – окликнул он.

– Готовы к вылету, Логан, – донеслось из кабины.

– Ещё нет. Одного не хватает.

Бобби стоял возле входного люка. Он ещё не поднялся на борт и оглядывался на свой дом, думая о жизни, которую прожил там, понимая, что возможно, больше не сможет вернуться сюда, к прежнему. Он никогда не думал о том, что значит быть мутантом в этом смысле, никогда не представлял, что обладание этими фантастическими способностями может стоить ему семьи.

В этот момент он понял, что каждое воспоминание об этом доме и жизни в нём теперь будет определяться этой сценой: вонью горелой резины, металла и пластика, стонами раненых и криками испуганных, обгоревшими перилами крыльца, на котором он играл, прожжённой дырой на месте входной двери.

Бобби увидел в окне второго этажа родителей и брата и понял, что их лица всегда будут преследовать его. Отец, потрясённый и уязвлённый – не только тем, что случилось, но и из-за собственного чувства ответственности: если это произошло с его сыном, значит, он потерпел неудачу как отец. Мать, рыдающая, как будто он больше не был её сыном, а стал – теперь и навсегда – чужим.

Бобби задавался вопросом: смог бы он предотвратить всё это, если бы вернулся назад. Как в той старой песне Шер: «Если бы повернуть время вспять! » Он даже слегка усмехнулся своей печали: где же мутант с действительно полезной силой, когда он так нужен?

Он в последний раз помахал семье, поднял трап и закрыл за собой люк.

На взлёт понадобилось меньше минуты. Взревев двигателями, «Чёрная Птица» на несколько секунд зависла над крышами, затем легла на курс и взмыла вверх под невероятно крутым углом и с такой скоростью, что наблюдатели не могли поверить.

Полицейский на лужайке убрал оружие в кобуру, затем нажал кнопку вызова на рации, прикреплённой к плечу, чтобы убедиться, что устройство работает.

– Диспетчер, – доложил он, когда стало достаточно тихо для того, чтобы расслышать голос, и сам немного удивился тому, что может говорить. – Все подразделения выведены из строя. Есть жертвы. Срочно нужны пожарные и спасательные подразделения. Преступники положительно идентифицированы как враждебные мутанты. Они скрылись на борту какого-то сверхскоростного самолёта, направляются на запад, быстро набирают высоту. Вам лучше сообщить об этом на базу ВВС Хэнском. Если нам нужны эти ребята, лучше поднять несколько перехватчиков прямо сейчас! И передайте им от нас пожелание доброй охоты.

Но, ковыляя через лужайку к своей разбитой патрульной машине, он не мог не задаться вопросом, будет ли у Военно-воздушных сил больше шансов на успех.

Глава

одиннадцатая

Чарльз Ксавьер никогда не уставал любоваться видом из своего кабинета.

Первый этаж особняка был построен на одном уровне с землёй, что создавало чёткое разделение между помещениями для приёма посторонних и теми комнатами и зонами, где обитатели особняка занимались своими делами. Отвернувшись от стола, Ксавьер мог смотреть через большое эркерное окно на выложенную плиткой террасу, на лужайку и классический сад за ней. Летом сад привлекал внимание шпалерами цветов и кустарников. Осенью, когда цветы увядали и листья начинали опадать, деревья принимали эстафету, окрашивая даль в буйство огненно-оранжевого, алого и золотого. Зимой, если Профессор вставал достаточно рано после снегопада, у него обычно было около часа, чтобы полюбоваться заснеженным двором в первозданном виде, задуманном природой. Потом, конечно, ученики – независимо от возраста – выскакивали из дома, чтобы пуститься в бесконечную череду гонок на санках по дальним склонам, лепки различных животных и обязательных снежных боёв. К закату того первого дня снег бывал так истоптан, что напоминал пляж под натиском купальщиков в разгаре лета.

Но самым любимым временем Ксавьера была весна. Воздух, ещё по-зимнему бодрящий, был наполнен обещанием новой жизни и новой надежды. Сад, усеянный белыми и цветными пятнышками, дразнил зрителей намёками на грядущее великолепие.

Лёгкий ветерок шевелил верхушки деревьев, издавая тот лёгкий шорох, который Профессор так любил, и будоражил чувства, принося через открытое окно острую и пьянящую смесь запахов. Удовольствие было острым, но почему-то вызвало на его лице не улыбку, а слёзы. Посреди этого чуда природы, такого знакомого и обычно успокаивающего, он ощутил необъяснимое и болезненное чувство утраты.

На подоконнике Ксавьер увидел шахматы, расставленные так, что можно было предположить, будто он играет с кем-то снаружи, хотя терраса и территория за ней, как и вся школа, были пусты. Ни звуков голосов, ни движения, хотя обычно было проблемой создать хоть какое-то подобие покоя среди постоянного гвалта. Ни малейшего намёка на случайную мысль.

Он никогда не знал такой тишины и не чувствовал себя таким одиноким. Сколько Ксавьер себя помнил, всегда был кто-то или чьи-то мысли, к кому можно было обратиться. Он делал это редко, ибо уважал личное пространство других, так же, как защищал своё собственное, но всегда было приятно знать, что они есть.

А теперь – ничего.

Ксавьер снова посмотрел на шахматы. Он играл белыми и потерял почти все свои пешки. Король был в опасности, почти получил шах и мат, и хотя королева ещё оставалась на доске, она тоже была под угрозой и не могла прийти на помощь. Его единственным эффективным защитником был конь.

От мыслей об игре у Профессора разболелась голова. Растирание виска не помогло. Может быть, прогуляться…

Это заставило его замереть.

Он стоял.

Профессор оглянулся через плечо на свой кабинет, пока не желая сделать шаг, который позволил бы ему довериться вновь функционирующим конечностям. Он увидел только обычную мебель и письменный стол, который не предусматривал наличия инвалидного кресла.

Ксавьер закрыл глаза, старательно вызывая из глубин памяти упражнения, которые на первых порах помогали сконцентрировать способности, методики, поддерживавшие его на плаву в потоках чужих мыслей, разбивающихся о берега сознания. Постепенно, по мере приобретения всё большего контроля над телепатией, он создавал ряд псионических барьеров, гарантирующих целостность его собственной личности, независимо от того, со сколькими умами он взаимодействовал.

Очевидно, все эти тщательно выстроенные оборонительные сооружения были разрушены. Ксавьеру это совсем не нравилось, но ещё меньше нравилась та борьба, которую он вёл, чтобы скрыть гнев. Инстинктивно он понял, где источник проблем.

– Джейсон, – строго сказал он вслух. – Прекрати.

У Джейсона были другие соображения, поэтому Ксавьер снова вернулся к базовым мантрам, опираясь на эту важную псионическую основу. Первое, что нужно было изменить, – это его собственная точка зрения. Обзор из окна несколько уменьшился, опустившись более чем на треть до уровня высокого человека, сидящего в кресле. Каменная кладка превратилась в гипсокартон, выкрашенный в казённые зелёные и бежевые тона и выглядевший далеко не новым. Естественный солнечный свет уступил место бесстрастному сиянию флуоресцентных ламп над головой. Его любимые вещи исчезли, их место заняла тюремная камера…

…и безумное чудовище, которое Страйкер называл Мутантом №143 и которое Ксавьер помнил тихим испуганным маленьким мальчиком.

Консультация была только одна. ДНК мальчика содержала мутантские гены, и связи Страйкера в американском разведывательном управлении привели его к Ксавьеру. Тогда он и понятия не имел, что Ксавьер сам мутант, знал только, что он признанный эксперт в этой области. И хотя Ксавьер мог подтвердить, что мальчик обладает соответствующей генной матрицей и что, по всей вероятности, она будет активна, не было никакого способа определить тип и степень проявляющихся способностей. Ксавьер предложил принять мальчика в школу, но Страйкер и слышать об этом не хотел. Он рассчитывал избавить сына от мутации. Когда Ксавьер сказал, что это невозможно, он вышел из себя. Забрал сына, и с тех пор Ксавьер никогда больше не слышал о Джейсоне, хотя в последующие годы он предпринял ряд осторожных расспросов, пытаясь выяснить, что произошло. Наконец пришло известие, что мальчик умер.

Сидя напротив него, Ксавьер не мог не думать, как бы ему этого хотелось.

Жужжание в ушах Профессора, пронизывающее череп с назойливой яростью пилы для кости, было убийственным, заставляло его скалить зубы и сжимать их в постоянной гримасе боли. Нейронный ингибитор Страйкера делал своё дело.

К чёрту этого человека, к чёрту его игрушки.

– Джейсон, – сказал Ксавьер, стараясь говорить осторожно, чтобы не спровоцировать дальнейшее воздействие со стороны ингибитора. – Ты должен мне помочь.

Ответа не последовало, и он попробовал снова. И снова его глаза встретили отсутствующий взгляд несчастного создания напротив, игнорируя бурлящий котёл эмоций, которые были так откровенно выставлены напоказ.

– Ты должен мне помочь, – повторил Ксавьер, безжалостно подавляя волну восторга, охватившую его, когда губы Джейсона начали двигаться в унисон его словам. Не отвлекаться ни на что, пока дело не будет сделано.

– Ты должен мне помочь, – сказал Ксавьер ещё раз, и на этот раз Джейсон повторил его слова после некоторой заминки.

Постепенно, с каждым повторением, Джейсон догонял Ксавьера, пока их речь не стала полностью синхронной.

И в то же время иссохшие руки Джейсона с трудом поднимались с колен, лицо исказилось от напряжения и ярости, когда он потянулся к Ксавьеру. Его кресло тоже двинулось вперёд, и он оказался в пределах досягаемости. Руки Джейсона легли на плечи Ксавьера, горящие глаза, пульсирующие внутренним светом, заполнили весь обзор. Профессор почувствовал руки на своей шее: они были так слабы, что это было больше похоже на хватку ребёнка. Слёзы горели в уголках глаз Джейсона, выжав двойники сочувствия из глаз Ксавьера, но он не мог прочесть, какие эмоции за ними стоят, кроме того, что они были сильными и первобытными.

– Встань, – просто сказал Ксавьер, вложив всю силу своей воли в это единственное указание.

– Встань, – повторил Джейсон тем же тоном. И они повторяли это снова и снова, пока не стали единым целым.

Рот Джейсона сложился в огромную букву «О» от удивления и протеста, он подался вперёд и выпрямился. С пугающим хлюпающим звуком все катетеры вырвались из шунтов, и спинномозговая жидкость потекла из отверстия в черепе. Его ноги были такими же тонкими и явно бесполезными, как и руки, но Джейсон поднялся на них с гораздо большей лёгкостью. Руки поднялись от горла Ксавьера и ухватились за начинённый электроникой обруч, покоившийся на его голове.

Быстрый рывок, за которым последовал лязг, когда обруч выскользнул из пальцев Джейсона на пол, и жужжание исчезло, как и боль.

Ксавьер облегчённо выдохнул:

– Спасибо, Джейсон.

– Спасибо, Джейсон, – пробормотал тот.

Для Ксавьера это было всё равно что взирать на мир с высоты Олимпа и наблюдать, как загораются все огни. Сначала он услышал одну мысль, затем множество, точно так же, как первые капли весеннего дождя предвещают приближение муссона. Большинство утонуло бы в этом потоке.

Для Чарльза Ксавьера это было возрождение. Его самого и его цели.

Он почувствовал, как Джейсон снова мягко коснулся его щеки, и использовал этот мгновенный физический контакт, чтобы освободить младшего Страйкера от установленного над ним контроля. С таким же успехом он мог бы повернуть выключатель. Лицо Джейсона моментально утратило всякое выражение. Когда он опустился обратно в кресло, Ксавьер решил, что видел в его глазах всего лишь отражение собственных чувств.

– Этого не должно было случиться, – сказал он Джейсону. – Я не знаю, что можно сделать, мой мальчик, но даю слово, что найду способ помочь тебе.

Но сейчас мысли Профессора были заняты другим, переполненные возбуждением от проснувшейся телепатии. Он не заметил блеска в глазах Джейсона, противоречившего его спокойному поведению.

Ксавьер покатил своё кресло к запертой двери, убедившись, что переехал ингибитор, испытав внезапное удовольствие, когда хрупкое устройство затрещало под колёсами.

– Мистер Смит, – позвал он вслух и мысленно, – вы здесь?

Конечно, он был там. Его мысли были для Ксавьера как восход солнца в ясный день. Вскоре дверь отперли, и руки Ксавьера освободились от оков. Второй охранник просто стоял на месте, как и велел Ксавьер, и равнодушно наблюдал.

– Я приехал сюда с другом. Отведите меня к нему, – распорядился Профессор.

У Скотта Саммерса была отдельная камера, его оптические лучи сдерживались собственным высокотехнологичным ингибитором. Кроме того, он был прикован к кровати, чтобы ему самому не пришло в голову применить силу.

– Снимите с него наручники, – сказал Ксавьер охранникам.

Пока Смит выполнял распоряжение, его напарник поспешил вперёд с визором Циклопа. С большой осторожностью, стараясь держать глаза плотно закрытыми и отвернувшись от живых мишеней, Скотт надел визор.

– Спасибо, – обратился Ксавьер к солдатам, а затем к капралу Смиту: – Как быстрее всего выбраться отсюда?

– На вертолёте, сэр, – ответил Смит, вытянувшись по стойке «смирно», будто разговаривал с генералом.

– Отведите нас к нему, сейчас же.

Две трети пути на восток через континент, в пассажирском салоне «Чёрной Птицы», направлявшейся в особняк, Бобби отчитывал своего соседа по комнате. Джон Аллердайс, как обычно, весело щёлкал зажигалкой – ему было всё равно.

– Думаешь, это смешно? – кипятился Бобби, не желая сдаваться, хотя с тех пор, как они поднялись в воздух, Джон был глух к его словам. – Давай в следующий раз подожжём твой дом!

– Слишком поздно, – весело сказал Джон.

– Ты чуть не убил тех копов, – подключилась Шельма.

– И что? – Джон повернулся к ней. Он говорил с преувеличенным терпением, будто объяснял самые очевидные истины бытия безнадёжно тупым. – Логан бы так и сделал, – он многозначительно посмотрел на сидевшего через проход Росомаху, – если бы не получил пулю в голову.

Логан проигнорировал слова парня. Он не хотел участвовать в этом споре, потому что в данном случае обе стороны были правы. Джон был прав. Учитывая обстоятельства, Логан бы набросился на копов и, скорее всего, дрался насмерть. Но также он был и на стороне Анны. То, что он был готов взвалить на свои плечи это кармическое бремя, не означало, что эти дети должны делать то же самое. Чёрт возьми, скорее всего, это значило как раз обратное.

К счастью, Джина подала знак из кабины, и Логан направился по проходу к ней и Грозе.

– С ними всё будет в порядке, – заверила она. Не убеждённый, Логан буркнул что-то в ответ и, присев за креслами пилотов, принялся изучать циферблаты и мониторы. Джина пристально смотрела на него – сначала на отражение в ветровом стекле, потом прямо, повернувшись в кресле, чтобы взглянуть ему в лицо. Логан думал, что будет рад такому вниманию, но от прямого взгляда ему стало явно не по себе.

Должно быть, Джина уловила намёк, по языку тела или мыслям, потому что протянула руку и большим пальцем стёрла пятно крови с его лба – след от пули, полученной в Бостоне. И не убрала руку, а снова погладила его большим пальцем, быстрыми ласковыми движениями прямо по уже зажившей ране.

Больше всего на свете Логану сейчас хотелось взять её за руку. Поцеловать эти губы, раствориться в аромате её волос. Хотелось… слишком многого.

– Итак, – сказал он, пытаясь соблюсти правила приличия, – есть новости от Профессора? – И, заметив лёгкую усмешку в уголках рта, когда Джина покачала головой, не забыл добавить: – Или Скотта?

– Ничего, – ответила она.

– Далеко нам ещё? – спросил Логан.

– Уже подлетаем к особняку. Как только Гроза организует какое-нибудь прикрытие…

– У меня два сигнала, – перебила Гроза. – Быстро приближаются.

Вслед за её заявлением прозвучал сигнал тревоги, предупреждая об опасном сближении. На главном пульте замигали тревожные огни, и основной дисплей переключил каналы на радар. Две отметки самолётов, приближающихся снизу-сзади, были идентифицированы бортовым компьютером как F-16. Они были вооружены и пытались поймать «Чёрную Птицу» своими системами обнаружения целей.

«Чёрная Птица» вздрогнула в турбулентном вихре, когда «Соколы» промчались мимо, заявляя о своём присутствии, затем сбавили скорость, равняясь с более крупным самолётом, и зашли с обоих флангов. Оба пилота показали пальцем вниз, приказывая немедленно приземлиться, и повторили приказ по радио:

«Неопознанный борт, это сторожевые ВВС, 2-1-0. Приказываем снизиться на двадцать тысяч футов и проследовать под нашим конвоем на военно-воздушную базу Хэнском. Неподчинение сразу же приведёт к применению крайних мер. Как поняли? »

Ответа не последовало, и пилот истребителя повторил инструкции.

– Кто-то рассердился, – прокомментировала Гроза.

– Интересно, почему? – едко ответил Логан, бросив через плечо свирепый взгляд на Джона Аллердайса.

Логан держался в тени, так что пилоты истребителей могли видеть только двух женщин за пультом управления. Ночной Змей снова начал бормотать молитвы, и после этого подростки потребовали объяснений, что происходит. Они тоже не стеснялись показывать свой страх.

Джина посмотрела на Грозу, потом на Ночного Змея. Она уже приняла решение.

Логан уже собирался спросить: «Что теперь? », когда ведущий истребитель дал ответ.

– Они целятся в нас! – воскликнула Гроза, когда системы предупреждения «Чёрной Птицы» подтвердили худшее. – Они будут стрелять! Пристегнитесь!

Она рванула рычаги и направила большой чёрный самолёт к звёздам. «Чёрная Птица» рванулась вперёд как из катапульты, и Логан, ухватившись одной рукой за спинку кресла Джины, другой поймал Ночного Змея. Странное, чёрт возьми, чувство для Логана – внезапно обнаружить, что мужик на голову выше вцепляется в его руку, будто обезьяна, и по ней карабкается на спину.

Они почувствовали ещё одно лёгкое содрогание, когда «Чёрная Птица» преодолела звуковой барьер. Следом и F-16 сразу же врубили форсаж и устремились за ними. Система оповещения и дисплей на главной панели показали два еле заметных сигнала, отделившиеся от преследующих истребителей и начинавшие сокращать разрыв на значительно большей скорости.

– Кто эти ребята? – крикнул Бобби с заднего сидения. – Что, чёрт возьми, происходит? Почему они не отстают?

Никто из сидящих впереди не обратил на него внимания. Им и так было о чём беспокоиться.

– В чём угроза? – требовательно спросил Логан.

Джина указала на дисплей:

– «Сайдвиндеры»[6]. Тепловые ракеты. Если пойдём под острым углом с нашим выхлопом, можем сбросить их.

– Держитесь! – крикнула Гроза, и они вместе с Джиной резко повернули штурвал.

«Чёрная Птица» сделала полубочку влево, потом задрала нос и сделала бочку с большим радиусом, которая позволила ей лечь на обратный курс без необходимости широкого разворота. Когда ракеты приблизились к тому месту, где только что был самолёт, сработали их инфракрасные датчики сближения, и они взорвались огненными шарами далеко позади «Чёрной Птицы», не нанеся ей ущерба. Тогда оба преследующих истребителя разошлись в противоположных направлениях, чтобы напасть с обеих сторон.

Гроза заложила вираж в другом направлении, стремительно развернувшись в сторону одного из истребителей и заставив их обоих маневрировать, чтобы предотвратить столкновение. Ночной Змей забился в угол, держась руками, ногами и хвостом и молясь изо всех сил. У сидевшего сзади Джона Аллердайса не нашлось никаких умных комментариев: весь потный, он сидел в обнимку с пакетом для рвоты.

– Они не отступают, – сказала Гроза. – И не дают возможности оторваться.

– Неужели в этой колымаге нет оружия? – требовательно вопросил Логан: истребители уже занимали позицию. Женщины были хороши, но эти ребята были обученными профессионалами высшего уровня. Они ни за что не проиграют воздушный бой.

Джина быстро взглянула на Грозу, и та отпустила рычаги управления. Теперь самолётом управляла Джина.

Глаза Грозы зажглись белым огнём, полностью скрывшим радужку и зрачок. Воздух вокруг неё наполнился электричеством, и Джина защёлкала тумблерами, отключая системы на её стороне пульта. Тем не менее, работа основных дисплеев начала заметно ухудшаться, на экранах появлялось всё больше статических помех.

Сквозь стекло фонаря кабины Логан видел, как темнеет небо впереди, как пухлые кучевые облака сбиваются вместе и прямо на глазах становятся башнеобразными грозовыми тучами. Молния возвестила о начале грозы, и он знал, что внизу, на земле, люди будут снова проклинать ошибившихся с прогнозом синоптиков, спеша в укрытие.

На радаре, несмотря на статические помехи, создаваемые Грозой, Логан мог видеть очертания бури впереди. На его неопытный взгляд, это выглядело ужасно. Не колеблясь, Джина направила «Чёрную Птицу» в самое сердце.

Пилоты «Соколов» не могли знать, что делать с такой ненормальной погодой. Но им было нипочём. Они продолжали преследование.

На радаре и невооружённым глазом было видно, как клочья облаков начали клубиться всё быстрее и быстрее: Гроза управляла перепадами давления и температуры, создавая воздушные потоки в облаках, более характерные для Великих равнин, чем для северо-востока. Огромные массы холодного воздуха из областей высокого давления сталкивались с горячим воздухом областей низкого давления, создавая водовороты чудовищной силы, которые превращались в торнадо.

Пассажиров «Чёрной Птицы», несмотря на все усилия Джины и Грозы, трясло так, словно они болтались по выбоинам размером с Нью-Джерси. Ветер бил в корпус; в одну минуту они находились в прозрачном воздухе, в следующую самолёт окутывало пологом дождя, затем – целиком покрывало льдом. Неизменным оставалось только то, что видимость была плохой, а манёвренность – ещё хуже.

Как бы тяжело это ни было для них, Логан не хотел представлять, каково было их преследователям. Он прикинул погоду как по вертикали, так и по горизонтали: создавалась атмосферная ловушка, которую не смог бы выдержать ни один самолёт

Тем не менее, пилоты F-16 пытались, напрягая всё своё мужество и умение, достичь точки, где они могли бы прочно захватить цель.

– Мы в прицеле, – крикнула Джина…

…и Гроза в ответ зажала ближайший истребитель между двумя торнадо.

Они буквально разорвали самолёт на куски, разбросав по небу обломки размером не больше Zip-диска. В мгновение ока пилот оказался выброшен из машины в пасть бури, более свирепой, чем он мог себе представить, не говоря уже о том, чтобы припомнить. Он никогда раньше не видел, как самолёт распадается вокруг него, и молился, чтобы никогда больше не пережить такого. Но самым удивительным было то, что произошло потом.

В первые ужасные мгновения пилот думал только о жене и детях, но потом словно Божья рука протянулась к нему, чтобы заключить в объятия. Да, он падал с высоты нескольких миль, но с того момента, как отделился от своего самолёта, казалось, что буря потеряла к нему всякий интерес. С таким же успехом он мог падать в ясное летнее небо на тренировке. Ни дуновение ветра, ни дождь не коснулись его, хотя он падал многие мили сквозь самые тёмные и страшные громады грозовых туч, которые когда-либо видел. Парашют раскрылся без сучка и задоринки, и пилот плавно приземлился где-то недалеко от Сиракуз.

Его ведомый ничего этого не знал. Он только видел, как развалился самолёт товарища, слышал последний отчаянный вопль шока и ужаса по радио, прежде чем связь прервалась. Он сделал логичный вывод, и с этого момента бой стал его личным.

Торнадо преследовали его, а пилот ускользал от них со смелостью и мастерством за пределами лётных и боевых возможностей перехватчика в твёрдой решимости прикончить врага. Он не сдавался, не отступал, и по мере того, как манёвры становились всё более отчаянными, заходил сверху.

Всё, чего хотела Джина – это прекратить схватку, пользуясь гораздо более мощной силовой установкой «Чёрной Птицы», и увеличить расстояние между ними настолько, чтобыF-16 не смог последовать за ними. Но если она свернёт в сторону, если покажет хвост, у «Сокола» будет шанс. Если она развернётся навстречу, у него будет шанс.

Гроза дала волю своему нраву. Логан подскочил, когда маленькие вспышки молний заискрились в её глазах и в кабине раздались раскаты грома. Снаружи все воронки слились в одну, и это мега-торнадо стало разрастаться, пока не поглотило сначала «Чёрную Птицу», а затем и «Сокола» на её хвосте.

Но как бы быстро оно ни двигалось, пилот успел увернуться, прежде чем воронка сомкнулась вокруг него. На этот раз, перед тем, как отправить самолёт по пути ведущего, он выпустил пару «Сайдвиндеров». Даже когда он катапультировался, даже когда буря вокруг утихла, чтобы обеспечить ему столь же плавный и безопасный спуск на землю, он знал, что попал в цель.

Взрывы высоко в атмосфере подтвердили это. Когда пилота подобрали за канадской границей в лесу у озера Гурон, он сообщил именно об этом.

Джина использовала весь арсенал противоракетных манёвров. Она проделала вертикальные «ножницы с бочкой», петляя взад и вперёд по курсу достаточно резко и часто, чтобы сбить наводку ракет. Она попробовала «кадушку» с большой перегрузкой на высокой скорости, чтобы перевернуться над ракетами и зайти им в хвост. Но, несмотря на все её усилия, проклятые ракеты оставались будто привязанными к «Чёрной Птице».

Не говоря ни слова, только хлопнув Грозу по руке, чтобы привлечь внимание, Джина передала управление. Буря осталась далеко позади, хотя воздух был ещё неспокоен и их порядком трясло. Ракеты были слишком малы, слишком быстры и слишком близки, чтобы сила Грозы могла принести хоть какую-то пользу. Их выживание зависело от Джины.

Единственным небольшим облегчением было то, что когда Гроза стала меньше использовать силу, помехи с радара исчезли. Теперь у Джины было чёткое представление об их мучителях. Всё, что ей сейчас нужно было сделать, – это скользнуть сознанием вниз по невидимой линии, соединяющей «Чёрную Птицу» с ракетами…

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒