|
|||
9. Друзья маленькой МэггиДля детей наступили тяжелые времена. Погода пока стояла не очень холодная, иначе они на своем чердаке давно бы замерзли. Мэгги расходовала уголь очень экономно. Вся одежда — мамина, Робина и ее собственная была уже заложена. Казалось, пришло время расставаться с их единственной кроватью и считанной мебелью. Но девочка старалась не отчаиваться. Всякий раз, когда день был не очень мрачный, она выводила детей погулять. Они медленно прохаживались по задворкам больших улиц, возле подвалов, где располагались кухни и котельные. Из зарешеченных окон шел теплый воздух, и ребята немного согревались. Приблизительно в середине декабря впервые сильно похолодало. Мэгги поняла, что и этого маленького удовольствия им придется лишиться. Как обычно, девочка повела детей на улицу. Все они были босиком — обуви уже не было. С одеждой дело обстояло не лучше — на них были жалкие лохмотья. Ноги у Робина посинели от холода, так же, как и ее собственные, но на свои она не смотрела, потому что больше переживала за братика. Личико его уже не выглядело таким круглым и свежим, как летом. Глазки, так ярко блестевшие в тот памятный день рождения, потускнели. Бедное сердечко Мэгги сжималось от сострадания, когда она видела, как он босиком идет по слегка обледеневшему тротуару. Из тех столовых, мимо которых они часто бродили, выделялась одна, где через решетку всегда шел теплый воздух и аппетитный запах. К ней-то дети и спешили, но оказалось, что ставни столовой еще не закрыты, и к решетке не подойти. Мэгги печально повернулась и медленно побрела обратно. Ее замерзшие ступни сильно болели. Малышка жалобно плакала. Робин еле переставлял онемевшие от холода ноги. Не заметив, он ударился о железку, и ссадина слегка кровоточила. Дети повернули на короткую улочку, по которой они часто проходили и раньше. В конце ее стоял маленький магазин. У окна были разложены несколько булок хлеба и кое-какие сладости. Раньше, когда отец бывал дома, дети иногда имели удовольствие попробовать их. То были счастливые дни. Сейчас же об этом они могли только мечтать. Дверь в магазин состояла из двух половинок, и сегодня верхняя часть ее стояла настежь открытой, так что можно было видеть все находящееся внутри. Коричневая шляпка Мэгги еле возвышалась над нижней половинкой двери, она на мгновение повернула свое жалобное личико в сторону целой полки свежего хлеба, но медленно продолжала идти дальше. Неожиданно изнутри ее окликнул уже знакомый ласковый голос. — Добрый день, маленькая леди! Давненько я не встречал тебя. Как поживают твои брат и сестричка? — Они здесь, сэр, спасибо, — ответила Мэгги совсем по-взрослому. Сегодня ей было очень тоскливо. — Дела у нас что-то не ахти... — Почему же? Ведь корабль вашего отца давно пришел, — спросил ее добродушный знакомый с пристани. Он подошел к двери, вытирая рот — похоже было, что он только что закончил обедать. — Что же случилось? — Папа на этом корабле не приплыл, — выдавила из себя девочка, и голос ее предательски задрожал. — Ну-ка, заходите и расскажи мне все по порядку, — сказал мужчина, открывая двери. В глубине магазина была маленькая кухня. Когда дверь открылась, из нее донесся соблазнительный запах готовящейся еды. Внутри орудовала толстенькая краснощекая женщина. На вид ей можно было дать лет пятьдесят. Она с любопытством смотрела на незваных гостей. Мужчина махнул ей, и она подошла ближе. — Миссис Блоссом, эти малыши выглядят весьма голодными и замерзшими, — сказал он ей и, заметив, как девочка в это время жадно вдыхала душистый аромат пищи, весело посмотрел на Мэгги. — Учуяла кое-что вкусненькое, а? — Да, сэр, — ответила Мэгги. — Ладно, хозяйка, на сегодня мне хватит, отдай им остальное, а мне пора идти. — Он повернулся к девочке. — А пока скажи мне, почему твой отец не вернулся домой на том корабле? — Он сильно заболел по пути домой, — ответила Мэгги. На глаза ее навернулись слезы, и она доверчиво посмотрела в лицо своего друга. — И они вынуждены были оставить его там в госпитале... — А что твоя мама?.. — Мама умерла, — быстро сказала девочка. — Умерла? — словно эхо, повторил мужчина. — Так кто же занимается вами? — О нас некому позаботиться, кроме Бога, — просто ответила Мэгги. — О, ужас! Я никогда... — воскликнула миссис Блоссом, беря малышку на руки и прижимая ее к груди. — Никогда не слышала ничего подобного! — Я тоже, — подтвердил мужчина, подхватывая на руки Робина. Он жестом пригласил Мэгги в маленькую теплую кухню, где в духовке стояла кипящая кастрюля с требухой, а на круглом столе, придвинутом поближе к печке, высилась стопка тарелок. Мужчина усадил Робина на табуретку миссис Блоссом, а Мэгги предложил разместиться в большом кресле, где обычно сидел сам. — Думаю, вы можете съесть по кусочку требухи, — сказал он, накладывая им по полной тарелке. — Миссис Блоссом, положи им, пожалуйста, картошки и дай хлеба. Да покорми малышку, пока ее нянька будет есть. А теперь мне пора... Ты скажи им, что они сюда могут приходить поесть. Мужчина исчез за дверью. Мэгги сидела в большом кресле, держа в своих маленьких натруженных ручках большой нож и вилку. Вначале она не могла проглотить ни крошки, только смотрела на Робина и на сестричку. Дети с жадностью поглощали картошку, политую соусом. Миссис Блоссом уговаривала ее тоже что- нибудь скушать, и Мэгги старалась, но личико ее непроизвольно сморщилось. Она положила ложку и закрыла лицо дрожащими руками. Собравшись с силами, девочка произнесла: — Если вы позволите, я просто посижу, посмотрю, как едят Робин и малышка. Они такие голодные, но у меня нет ничего, что бы им дать. — Думаю, ты тоже голодна, — заметила миссис Блоссом, и по ее круглой щеке скатилась крупная слеза. — Ох, да, тоже! — вздохнула Мэгги, приходя в себя и снова взяв ложку. — Со вчерашнего дня я ничего не держала во рту. А вчера мне досталась только маленькая корочка, которую дала мне Киска. — Ну, милая, что же, ешь, не стесняйся, — сказала миссис Блоссом. — А кто это — Киска? — Это девушка, что живет на другой стороне мансарды, — ответила Мэгги, проглотив первую ложку картошки. — Она мне помогает, сколько может. Киска относила все наши вещи к старьевщику, потому что ей удается получить за них больше денег, чем мне. Она к нам очень добра. — А что, ты заложила все ваши вещи? — спросила миссис Блоссом. — Остались только пальтишко и капор сестрички, — грустно ответила девочка. — Старьевщик не дает за них больше шиллинга, и я подумала, что за эту цену не стоит с ними расставаться. Я пыталсь сохранить берет и курточку Робина, они совсем еще новые, но была вынуждена отдать и их. Да и туфли тоже, — добавила Мэгги, указывая на кровоточащую босую ножку брата. — Смотрите, как бедный Робин стукнулся... — Бедняжка, — сострадательно произнесла миссис Блоссом. — Как только он покушает, я помою ему ножки. Ты свои ножки тоже вымоешь, моя милая. Некоторое время девочка молча ела, наслаждаясь горячей, ароматной требухой. Так приятно было сидеть в теплой уютной кухне. Это, вероятно, самое чудесное и милое место во всем Лондоне. Вокруг стояли мрачные темные дома, за окном поднималась высокая стена, закрывавшая небо. На улице — мусор и грязь, внутри же все было чисто, даже каменный пол. Сама миссис Блоссом тоже выглядела свежей и миловидной, похожей на крестьянку. Но сейчас на ее круглом лице застыло выражение печали. — Моя дорогая, — произнесла женщина, когда Мэгги отложила ложку и заявила, что есть больше не может, — что же ты думаешь делать? — Не знаю, — ответила девочка. — Каждый день я ожидаю, что вернется папа. Если бы мне удалось раздобыть достаточно пищи для детей и хотя бы кусочек хлеба для себя, мы бы продержались. — Вам придется отправится в приют, — сказала миссис Блоссом. — Ох, нет! Нет-нет! — воскликнула Мэгги, прижимая к себе Робина. Она с трудом подняла его и посадила к себе на колени. — Я не смогу этого сделать. Мы как-нибудь продержимся, пока не вернется папа. — А где вы живете? — спросила миссис Блоссом. — Ну-у... это такое непривлекательное место... — протянула Мэгги, она до ужаса боялась посетителей. — Если пойти по улице Розмери, потом вниз по другой маленькой улочке и свернуть во двор... Некоторое время миссис Блоссом сидела, задумавшись. Она все еще держала на руках малышку, которая от тепла и сытости расслабилась и теперь задремывала. Мэгги, выглядывая из-за головки Робина, внимательно смотрела в лицо своей новой благодетельнице. — Да-а, — вздохнула женщина. — Ладно, завтра приходите опять, а я поговорю с мистером Георгом. Он привел вас сюда, и может быть он согласится сделать для вас еще что нибудь? — Спасибо, тетя, — благодарно произнесла Мэгги. А у вас есть дети? Миссис Блоссом вдрогнула и отвернулась. По ее лицу покатились слезы, и прежде чем отвечать, она аккуратно вытерла их. — У меня была маленькая девочка, такая как ты, — всхлипнула она, — десять лет назад. Милая, красивая маленькая девочка. Личико ее было розовым, и она была очень веселой, все ее любили. Она была всем в моей жизни. — А как ее звали? — спросила Мэгги с живым интересом. — Соседи называли ее Розочкой, потому что наша фамилия — Блоссом, что в переводе означает цветок, — ответила женщина, улыбаясь сквозь слезы, — и она была настоящим цветочком. Мы жили в деревне, у меня был небольшой магазин и огород. Я держала свиней, кур, они несли яички, свежие яички, таких не найдешь здесь, в Лондоне... Миссис Блоссом замолчала, грустно посмотрела на ребенка и медленно покачала головой, словно невыразимая скорбь сдавливала ей сердце. — А что, Розочка умерла? — мягко спросила Мэгги. — Нет! — воскликнула миссис Блоссом. — Было бы, наверное, лучше, если бы она умерла. Она выросла очень плохой. Надеюсь, что ты никогда не станешь такой плохой. Она убежала из дома, и я ее потеряла. Убежала от своей родной матери, которая нянчила ее, когда она была совсем маленькой, вот как твоя сестренка. — Это плохо, — вздохнула маленькая Мэгги. — В голосе ее звучали тревога и сострадание. — Я узнала, что она уехала в Лондон, и три года назад оставила магазин своей невестке и переехала сюда, — продолжала миссис Блоссом. — Я надеюсь, может быть она когда-нибудь зайдет сюда купить хлеба или еще чего-нибудь. Но она не проходит мимо, по крайней мере когда я смотрю в окно. Из-за работы я не могу постоянно выглядывать в окно. — Вы пытаетесь увидеть Розочку? — спросила маленькая Мэгги. — Да, я очень хочу ее увидеть, — ответила миссис Блоссом, — но она никогда не ходит по этой улице. — А вы просили Бога, чтобы Он послал ее на эту улицу? — спросила Мэгги. — Да, моя дорогая, — ответила миссис Блоссом, — я прошу Его каждый день. — Тогда она обязательно пройдет здесь, — радостно произнесла Мэгги. — В этом можно не сомневаться, ведь Иисус так сказал в Библии, а Он все знает. Вы просите Его, и Он это сделает. Это — как ожидать папу. Я не знаю, вернется он сегодня или завтра, или еще когда-нибудь, но он обязательно вернется. — Да благословит тебя Господь, — воскликнула миссис Блоссом, наклоняясь и обнимая девочку. — Я верю этому и буду ждать. Это Он послал тебя, чтобы укрепить во мне веру. Бог любит вас! Прошло немало времени, пока миссис Блоссом окончательно не успокоилась. Наступал вечер. Мэгги и детям пора уже было возвращаться домой, пока совсем не стемнело. Женщина наложила Робину на ногу повязку и дала Мэгги с собой булку хлеба. И еще она напомнила, что дети завтра снова могут приходить. Прежде чем повернуть за угол, Мэгги несколько раз оглядывалась на магазин и видела улыбающееся круглое лицо миссис Блоссом. В белой шапочке на голове она стояла, облокотившись на дверь, смотрела им вслед и всякий раз, когда девочка оглядывалась, доброжелательно кивала. На углу дети остановились и оглянулись, и Мэгги подняла малышку повыше и улыбнулась на прощанье.
|
|||
|