ПРИМЕЧАНИЯ 2 страница

— Не нужно, — отмахнулся Тао Цин. — Уж больно здорово они кричат «товарищ директор». — Выходя из цеха, он бросил взгляд на хромых и произнес: — А я-то думал, что эти двое — подставные фигуры. Теперь я вижу, что даже на это они не годятся.

Через два месяца Бритого Ли официально назначили директором. Его вызвали в кабинет к Тао Цину, и Тао прочел ему бумагу о назначении от уездного начальства. От волнения Бритый Ли весь раскраснелся. Он рассказал Тао, что трое идиотов уже очень споро кричат «товарищ начальник». Тао Цин рассмеялся, а затем прочувствованно поведал Бритому Ли, что его официальное назначение столкнулось с большими препонами, потому что в прошлом у него было не все гладко. Тао нашептал ему, как доверенному лицу, что все считают Ли его ставленником. Он хотел бы, чтобы впредь Бритый Ли следил за своим образом и избавился от своих бандитских замашек. Наконец Тао Цин довел до сведения Ли, как до нижестоящей инстанции, приказ о прибыли.

— В этом году нужно отчислить двести тысяч, — вытянув два пальца, сказал он.

Ли вытянул три пальца:

— Я отчислю триста. А если нет — то уволюсь.

Тао Цин удовлетворенно кивнул. Бритый Ли свернул трубочкой бумагу от уездного начальства и засунул ее в карман.

— Что это ты делаешь? — спросил Тао.

Ли ответил:

— Заберу с собой.

Тао Цин замотал головой:

— Какой же ты все-таки бесцеремонный. Эту бумагу нужно сдать в архив организации, ты теперь — госслужащий.

— Я — госслужащий?! — Бритый Ли принял этот жест с радостью и тревогой. — Тогда я тем более должен забрать ее с собой показать Сун Гану.

Тао Цин вспомнил про Сун Гана — милого, несчастного ребенка, каким он был двенадцать лет назад. Поколебавшись, он согласился, чтоб Ли забрал документ домой и показал брату, но с условием, что уже к вечеру он принесет бумагу обратно. Выходя, Бритый Ли поклонился Тао в пояс и искренне сказал:

— Спасибо, товарищ начальник, что позволил мне стать директором.

Тао Цин похлопал его по плечу:

— Да чего благодарить. Ты ж меня перед фактом поставил.

Услышав это, Ли рассмеялся. Когда он вышел за ворота управы, то фраза эта приобрела для него совсем другое значение.

С бумагой в руках он пошел домой и, кто бы из знакомых ни встретился ему на пути, всем давал на нее полюбоваться. Лопаясь от гордости, Бритый Ли твердил, что теперь он директор артели. На мосту ему встретился Кузнец Тун. Потянув его в сторону, Ли уселся с Кузнецом на перила и, приняв гордую позу, принялся рассказывать, как он стал начальником. Он сказал, что давным-давно был настоящим директором и, потрясая бумагой, прибавил:

— Эта бумажка — только для статуса.

— Ага, — согласился Кузнец. — Вроде как свидетельство о браке. Кто ж будет до свадьбы держаться? Давно уже все спят напропалую, свидетельство токмо для статуса нужно. Это называется все по закону.

— Точно! Все по закону, — крикнул Бритый Ли. — Как говорит начальник Тао, я сперва девку-то обрюхатил, ей ничего и не осталось другого, кроме как за меня просвататься. Это называется поставить перед фактом.

Когда Бритый Ли пришел домой, Сун Ган уже состряпал обед, разложил приборы и ждал брата. Ли с ощущением собственного превосходства уселся за стол, пренебрежительно посмотрел на еду и пробурчал:

— Директор артели вынужден жрать каждый день одну и ту же дрянь…

А Сун Ган не знал, что брат уже официально стал начальником, он думал, что Ли — по-прежнему самопровозглашенный директор. Сун Ган рассмеялся, придвинул миску и начал есть. Тут только Ли извлек на свет божий бумагу из уезда и протянул брату. Продолжая жевать, Сун Ган прочел ее до конца и тут же подскочил со стула. Он кричал с набитым ртом что-то невразумительное. Сплюнув в кулак, Сун Ган сделал глубокий вдох и завопил:

— Бритый Ли! Да ты и впрямь…

— Товарищ директор, — уверенно поправил его Ли.

— Товарищ директор! Да ты и впрямь директор!

Голося от радости, Сун Ган запрыгал по комнате. Из его губ вырывались вопли «товарищ директор!». Сжимая кулаки, он три раза хлопнул брата по груди — пережеванная еда полетела наружу, прямо на физиономию Бритого Ли. Тот заржал, отирая лицо. Сун Ган продолжал колотить его по груди, а Ли уворачивался, как мог. Они бесились, как дети — так было, когда Сун Ган вернулся из деревни. Сун Ган носился по дому за Ли, а новоиспеченный директор улепетывал что было мочи. Они повалили все стулья и табуретки, врезали по столу так, что он накренился, а еда вылетела из мисок. Только тогда Сун Ган опустил кулаки и, вспомнив, что они запачканы едой, вытер руки тряпкой. Потом он собрал вывалившуюся еду в миски, поднял упавшие стулья и сделал вежливый жест в сторону тяжело дышавшего Ли:

— Товарищ директор, прошу к столу.

Еле дыша, Ли замотал головой:

— Я, директор артели, буду есть лапшу саньсянь.

У Сун Гана загорелись глаза, и, махнув рукой, он сказал:

— Верно! Съедим лапши, отметим-ка.

Поглядев с пренебрежением на домашнюю еду, он похлопал брата по плечу и вышел из дому. Сун Ган запер дверь и, сделав несколько шагов, остановился спросить у брата, сколько стоит миска саньсянь. Ли ответил, что три цзяо пять фэней. Кивнув, Сун Ган подошел к двери и, припав к ней, развязал штаны. Пошарив там немного, он вытащил семь цзяо и положил деньги в нагрудный карман. В приподнятом настроении Сун Ган зашагал вперед.

— Теперь ты директор, а я твой брат. Не стоит мне больше на глазах у всех искать деньги между ног. Нельзя, чтоб тебе было из-за меня стыдно.

Братья, словно герои-триумфаторы, пошли по лючжэньским улицам. Бритый Ли сжимал в руке бумагу из уезда, и Сун Ган два раза останавливался посмотреть на нее. Встав посередь улицы, он громким голосом декламировал приказ о назначении, а дочитав до конца, проникновенно говорил брату:

— Я правда так рад.

Едва они вошли в столовую «Народная», как Сун Ган от порога закричал тетке-кассирше:

— Две порции саньсянь!

У кассы он вытащил из кармана приготовленные семь цзяо и со звонким шлепком положил их на прилавок. Тетка от этого перепугалась не на шутку и проворчала:

— Всего-то семь цзяо. Да если б это были десять юаней, и то не стоило б так пыжиться.

Доев лапшу, братья, обливаясь потом, побрели домой. На обратном пути Бритый Ли трижды разворачивал свою бумагу и показывал знакомым, а Сун Ган два раза останавливался и читал ее вслух. Дома Сун Ган велел ему сохранить документ как следует, боясь, как бы Ли его не посеял. На это Ли ответил словами Тао Цина:

— Какой же ты бесцеремонный. Эту бумагу нужно сдать в архив организации, я теперь — госслужащий.

От этих слов Сун Ган обрадовался еще больше. Он подумал, что брат у него в самом деле необыкновенный. Взяв бумагу в руки, Сун Ган в последний раз принялся жадно есть ее глазами. Дочитав до конца и вспомнив, что больше он ее не увидит, Сун Ган расстроился. Но он тут же нашел решение: достал лист чистой бумаги и аккуратно переписал приказ черной тушью. Потом он осторожно перерисовал красной тушью печать. Бритый Ли не помнил себя от восторга — все твердил, что печать Сун Гана вышла даже лучше настоящей. Дорисовав, Сун Ган улыбнулся, словно у него гора с плеч свалилась. Вернув бумагу брату, он взял в руки свой экземпляр и сказал:

— Теперь можно будет читать эту.

За зарплату братьев отвечал Сун Ган. Всякий раз перед тем, как потратить деньги, он советовался с Ли и добивался его согласия. Когда Ли официально стал начальником, Сун Ган по собственному почину купил для него черные кожаные ботинки. Он сказал, что раз теперь Бритый Ли стал директором, нельзя ему больше разгуливать в старых потрепанных кедах, нужно ходить в блестящих ботинках. Увидев ботинки, Ли обрадовался и принялся, загибая пальцы, считать: от уездного секретаря досчитал до главы уездной администрации, от главы администрации — до директоров нескольких крупных заводов. Выходило, что все уважаемые люди в Лючжэни ходили в черных кожаных ботинках.

— Так я тоже уважаемый человек, — сказал он.

Свитер Бритого Ли тоже поизносился, да к тому же был связан из ниток разного цвета — еще Ли Лань состряпала его когда-то из нескольких распущенных кусков. Сун Ган купил для Бритого Ли семьсот пятьдесят граммов шерсти бежевого цвета и стал после работы вязать брату свитер. Он работал, все время прикладывая свое творение к модели, и через месяц свитер был готов. На Ли он сидел как влитой, а на груди красовался узор в виде волн, а по волнам плыл, расправив паруса, кораблик. Сун Ган сказал, что кораблик символизирует лежащую впереди карьеру. Ли вопил от счастья:

— Сун Ган, какой ты чудный! Даже все женские штуки делать умеешь.

Раньше Ли выходил из дому в черных ботинках, накинув темно-синюю суньятсеновку и как следует застегнув ее на все пуговицы (и даже на верхний крючок). Когда у него появился новый свитер, Ли перестал закупориваться под завязку, а откинув полы, гордо маршировал по улицам, чтобы все видели его волны и кораблик. Он держал ладони в карманах, выпятив грудь. Все прохожие улыбались.

Наши лючжэньские бабы отродясь не видали такой диковины, как вышитый кораблик. Заприметив Бритого Ли, они обступали его со всех сторон и принимались щупать свитер, силясь понять, как был вывязан узор. Все они охали от восторга:

— Да еще и парус приделан!

Бритый Ли, вскинув голову, посмеивался и слушал, как нахваливают его обновку. Бабы спрашивали, кто это такой умелец, и Ли с гордостью отвечал:

— Сун Ган. Только детей рожать не умеет, а так все умеет.

Похвалив узор, они принимались вызнавать, что это был за кораблик:

— Рыболовецкий или как?

— Рыболовецкий? Это карьерный корабль.

Эти пошлые вопросы бесили Бритого Ли, и он, отталкивая их руки, думал про себя, что показывать бабам свой замечательный корабль — все равно что метать бисер перед свиньями. Взбешенный Ли брел прочь и, обернувшись, издевательским голосом спрашивал:

— А вы, кроме как детей плодить, на что еще годны?

Глава 4

Когда Бритый Ли превратился в «товарища директора», он стал часто ходить на совещания с другими директорами. Все это были сплошь персоны в суньятсеновках и черных кожаных ботинках. Бритый Ли встречал их улыбкой, жал всем руки, а через месячишко-другой и вовсе стал со всеми на короткой ноге. Так Ли вступил в лючжэньское высшее общество и начал считать себя пупом земли. Он полюбил разговаривать, гордо вскинув голову.

Однажды на мосту он встретил Линь Хун — от его чванства тут же не осталось и следа: Ли остановился перед ней дурак дураком. Линь Хун исполнилось двадцать три, и она была уже не та девчушка, какую он видел лет шесть назад, а стала еще очаровательней. Держась подчеркнуто сдержанно, она спускалась с моста. Когда Линь Хун проходила мимо Ли, кто-то окликнул ее, и она резко обернулась, так что ее длинная коса чуть было не хлопнула Ли по носу. Тот глядел, как заколдованный, как она спустилась с моста и пошла вдоль по улице.

— Как прекрасно, прекрасно… — постанывал он.

Две струйки алой крови потекли у него из носа и добежали до рта. Бритый Ли очень давно не видел Линь Хун. С тех пор как он стал директором артели, Ли почти позабыл о том, что в Лючжэни есть такая красавица. От волнения у него пошла носом кровь. Имя Бритого Ли снова стало известно по всему поселку, почти как тогда, когда он подглядывал в сортире. Наши лючжэньские чуть животы не надорвали со смеху: загибая пальцы, они считали годы, прошедшие с той поры, и твердили, что в поселке с тех пор не произошло ничего интересного. Говорили, что год от года жить становилось все тоскливее, а народ делался все безразличнее, а теперь вот Бритый Ли снова вышел в свет и наводит шуму — опять все из-за Линь Хун.

Но Ли не обращал на эти толки никакого внимания. Он говорил, что «сдал кровь» на благое дело. Кто еще в целом свете жертвовал кровью ради любви? Колотя себя в грудь, он твердил:

— Кто, если не я.

Наши старики говорили учтиво:

— Люди с репутацией и дела отчебучивают соответствующие.

Когда эти слова дошли до Бритого Ли, он был очень доволен:

— Вокруг знаменитостей всегда шуму больше.

Бритый Ли предался бредовым идеям, как Писака Лю, когда он его отделал. Весь извелся от мыслей: почему же тогда на мосту Линь Хун прошла от него так близко, что чуть было не задела его косой по носу. Любовь с первого взгляда и сила воображения смешались в голове у несчастного Ли, и он решил, что Линь Хун в него по уши втюрилась, а если нет, то, значит, скоро втюрится. Он подумал, что на мосту и на улице было слишком много народу, а если б все происходило на пустынных ночных улицах, то Линь Хун наверняка остановилась бы, посмотрела бы на него полными чувств глазами, словно пытаясь запечатлеть в сердце каждый сосудик, каждую жилку на его лице. Тогда Бритый Ли сказал Сун Гану:

— Линь Хун на меня запала.

Сун Ган знал, что Линь Хун была чудесной ночной грезой всех лючжэньских мужиков. Ему казалось, что она недоступна, как луна или звезды на небе. Когда Ли сказал ему, что Линь Хун на него запала, Сун Ган от удивления потерял дар речи. Неужели Линь Хун могла влюбиться в Ли, который подглядывал за ней шесть лет назад в сортире? Сун Ган совсем не был в этом уверен.

— Почему это она на тебя запала? — спросил он.

— Я ведь товарищ директор! — колотя себя в грудь, сказал Ли брату. — Подумай сам, во всем этом поселке на двадцать с небольшим директоров — один я молодой, неженатый…

— Да уж! — согласился Сун Ган. — Как говорится, молодой — талантлив, молодая — прекрасна. Вы с Линь Хун — отличная пара.

— Вот именно! — Ли от полноты чувств хлопнул брата разок, глаза его горели. — Как раз про это я и говорю, — произнес он.

Слова брата помогли Бритому Ли найти основание для любви между ним и Линь Хун, и он начал официально добиваться ее расположения. В Лючжэни было полным-полно мужиков, которые приударяли за Линь Хун. Эти ни на что не годные типы один за другим пасовали перед трудностями, и только такой уникум, как Ли, обладал необходимым упорством и трудолюбием.

Он домогался благосклонности Линь Хун с размахом. Сперва Ли попросил Сун Гана быть своим стратегом. Сун Ган читал когда-то истрепанные старые книги, и рассказал брату, что в древности перед сражением всегда отправляли гонца с вестью.

— Не знаю, может, когда добиваются любви, нужно тоже гонца заслать?

— Конечно, — сказал Бритый Ли. — Чтобы Линь Хун уже готовилась. Не нужно неожиданностей. А то если она от волнения брякнется в обморок, как быть?

Гонцами Бритого Ли стали пятеро шестилетних сорванцов, которых он встретил по дороге в артель. Мальчишки шумели на улице, тыча в Ли пальцем и обсуждая, тот ли это бритоголовый, про кого рассказывают легенды, будто бы он подглядел в сортире задницу Линь Хун, а потом заработал при виде ее носовое кровотечение. Кто- то сказал, что это точно не он — того проныру звали Бритый Ли. Ли услышал их треп и подумал, что раз даже такая мелочь пузатая уже все про него прознала, значит, сам он превратился в местную легенду. Он остановился, вдохновенно помахал рукой и велел пацанам подойти. Малявки подбежали, утирая сопли, и, задрав головы, стали смотреть на нашу лючжэньскую знаменитость. Бритый Ли поднял вверх большой палец и, тыча себя в нос, произнес:

— Я и есть Бритый Ли.

Пацаны шумно втянули сопли и посмотрели на Ли с восторгом. Он махнул рукой, чтоб они поскорей привели себя в порядок, и спросил:

— Так вы и про Линь Хун знаете?

Пацаны закивали:

— Линь Хун с трикотажной фабрики.

Ли рассмеялся и сообщил, что хочет возложить на них почетную обязанность: чтоб они побежали к фабричным воротам и ждали там, как кошка ночью ждет мыша, пока не выйдет Линь Хун, а когда она появится, пусть они прокричат… Тут Ли завопил детским голосом:

— Бритый Ли хочет начать с тобой отношения!

Лопаясь от смеха, пацанва заголосила:

— Бритый Ли хочет начать с тобой отношения!

— Отлично, вот так и кричите, — в знак одобрения Бритый Ли похлопал их по головам. — Еще добавьте: ты готова?

Пацаны завопили:

— Ты готова?

Бритый Ли был ужасно доволен и похвалил своих гонцов за то, что они быстро учатся. Потом он пересчитал их — оказалось пятеро. Тогда Ли достал из кармана пять монеток и купил в лавке напротив десять леденцов, половину он роздал мальчишкам, а оставшиеся убрал к себе в карман. Им он сказал, что сперва выдаст каждому по леденцу, а еще по одному они получат после того, как выполнят свою задачу, уже в инвалидной артели. Вслед за тем Бритый Ли вскинул руку в направлении трикотажной фабрики, словно офицер, направляющий солдат в атаку.

— Вперед! — прокричал он.

Пацаны мгновенно содрали с леденцов обертки и тут же спрятали их за щеки. Счастливо посасывая конфетки, они и не думали никуда идти. Ли снова замахал руками, но малявки стояли как вкопанные.

— Мать вашу, быстро пошли! — проорал Ли.

Пацаны переглянулись и спросили:

— А что такое начать отношения?

— Отношения? — Ли крепко задумался. — Отношения — это женитьба, это когда ночью спят вместе.

Мальчишки захохотали, а Бритый Ли снова вскинул свою куцую лапу в направлении фабрики. Посланцы выстроились в ряд и завопили:

— Бритый Ли хочет начать с тобой отношения! Жениться! Спать вместе! Ты готова?

— Мать вашу, быстро пошли сюда. Нельзя кричать про женитьбу, про «спать» тем более, кричите только про отношения.

В тот вечер гонцы Бритого Ли, вопя изо всех сил, отправились на фабрику. Наши лючжэньские, глядя, как дерут глотки любовные посланцы, только диву давались. Никому и во сне не могло привидеться, чтоб Ли учудил такое: отправил сопливых пацанов в штанишках с разрезом* добиваться благосклонности Линь Хун. Качая головами и улыбаясь, народ твердил, что у Бритого Ли, наверно, совсем мозги расплавились, раз он решил выкинуть такой дурацкий фортель. Поговаривали, что это все оттого, что он сутками сидит в компании инвалидов — вот и повредился в уме.

Стихоплет Чжао был полностью с этим согласен. Он говорил, что давным-давно узнал Бритого Ли, понял, какая у него подноготная. Раньше-то он звезд с неба не хватал, но и дураком вроде не был. А с тех пор как Бритый Ли оказался в инвалидной артели, особенно после того, как заделался ее начальником, стал дуреть день ото дня.

— Это-то и называется: кто возле киновари, тот красный, кто возле туши, тот черный, — подпустил Стихоплет старинную поговорку.

Пацаны бежали и вопили что есть мочи. Сперва они пронеслись по одной улице с воплями про отношения, потом пробежали по другой с криками о женитьбе и, наконец, на третьей дошло до «спать вместе». Тут они вдруг вспомнили, что Бритый Ли не велел кричать про это, и вернулись снова к женитьбе. Потом кто-то сказал, что про женитьбу тоже не велено было упоминать. Как ни пыжились они, все никак не могли вспомнить, что должно было идти до женитьбы. Мальчишки остановились посередь улицы и стали глядеть по сторонам, вытирая кулаками сопли и размазывая их по уже блестящим от соплей задницам. Они так и не вспомнили про отношения.

Тут как раз подошел Стихоплет Чжао. Он услышал, как пацаны шумят на дороге, вспомнил, что Бритый Ли обещал набить ему морду и гаденько усмехнулся. Стихоплет помахал пацанве рукой и, когда мальчишки подбежали к нему, прошептал:

— Сношения.

Мальчишки переглянулись. Слово было вроде то самое, а вроде бы и нет. Стихоплет решительно сказал:

— Да точно сношения.

Пацаны закивали и радостно поскакали в сторону фабрики. Они остановились перед закрытыми железными воротами и, глядя на сидящего на проходной старикашку, заорали:

— Бритый Ли хочет начать с тобой сношения!

Старикашка от любопытства развесил уши и на третьем вопле расслышал наконец, что они орали. От этих слов он рассвирепел: схватив метлу, выскочил наружу, а пятеро сорванцов разбежались от страха в разные стороны. Размахивая своим оружием, привратник орал благим матом:

— Твою мать!..

Пацаны, дрожа, как осиновый лист, снова сбились в кучку и обиженно отвечали:

— Это Бритый Ли велел нам…

— Бритый Ли, туды его, — старикашка стукнул метлой оземь. — Как он посмел еще говорить про какие-то сношения со мной? Да я отметелю ему зад так, что он себя не вспомнит.

Головы мальчишек закачались, как погремушки.

— Не с тобой, с Линь Хун… — кричали они.

— Ни с кем нельзя, — сурово отрезал старик. — С собственной матерью и то нельзя.

Пацаны больше не осмеливались подойти к воротам. Вместо этого они спрятались невдалеке, под деревом, и продолжали смотреть на старикашку-привратника. Как только он выходил наружу, мальчишки тут же бросались врассыпную; едва старикашка возвращался к себе, как они снова осторожно вылезали из укрытия и пялились на него. Следуя наставлениям Бритого Ли, они караулили, как кошки, пока не прозвучал звонок со смены. Тогда они увидели Линь Хун, выходящую с фабрики в окружении других работниц. Двое пацанов знали, как она выглядит, и помахали ей рукой. Трое оставшихся, как постовые, неотрывно смотрели на привратника. Тогда двое стали тихонько подзывать ее:

— Линь Хун, Линь Хун…

Болтавшая с подругами Линь Хун услышала их загадочные крики. Она остановилась и с любопытством посмотрела на прятавшихся под деревом мальчишек. Другие работницы тоже остановились и рассмеялись: слава Линь Хун дошла до того, что даже совсем сопливые пацаны и те знали ее в лицо. Тут пятеро сорванцов завопили:

— Бритый Ли хочет начать с тобой сношения!

А один добавил:

— Тот самый, кто подсматривал за тобой в сортире.

Линь Хун побледнела. Работницы замерли на секунду, а потом, зажимая рты, принялись смеяться что было мочи.

— Бритый Ли хочет начать с тобой сношения! — продолжали голосить посланцы.

Линь Хун чуть не расплакалась со злости. Закусив губу, она пошла прочь, а остальные девушки побрели следом, давясь от смеха. Пацаны вспомнили, что кое-что забыли и понеслись вдогонку, как маленькие зверушки, вопя вслед удалявшемуся силуэту:

— Ты готова?

Так они наконец исполнили возложенную на них почетную обязанность. Раскрасневшись от радости, пятеро побрели прочь в толпе работниц. Девушки гладили их по головам и лицам, словно души в них не чаяли, а сами потихоньку вызнавали, как было дело. Мальчишки болтали без умолку, а работницы покатывались со смеху.

Потом сорванцы побежали в инвалидную артель. Там все тоже закончили работу, и дверь была заперта. Пацаны узнали, где живет Бритый Ли, и с шумом прибежали к его дому. На крики вышли Ли с Сун Ганом. Пять раскрытых ладоней одновременно потянулись к Бритому Ли. Он понял, что они пришли за вознаграждением, вытащил из кармана леденцы и роздал ребятне. Мальчишки мгновенно содрали с конфет обертки и засунули сладости в рот. Ли с надеждой спросил их:

— Она заулыбалась? — Он изобразил стыдливую улыбку: — Вот так, да?

Пацаны покачали головами:

— Она заплакала.

— Как это ее взволновало, — озадаченно сказал брату Ли. Потом он снова с надеждой произнес: — Она наверняка раскраснелась?

— Нет, она была белая как мел, — опять замотали головами мальчишки.

Ли разочарованно посмотрел на брата:

— Неправильно как-то. Она должна была покраснеть.

— Нет-нет, побелела, — сказали дети.

Ли с сомнением посмотрел на ребятню:

— Вы точно правильно кричали?

— Точно, — заверили его пацаны. — Мы кричали «Бритый Ли хочет начать с тобой сношения!», даже «Ты готова?» тоже прокричали.

Бритый Ли взревел, как дикий зверь:

— Кто вас просил кричать про сношения? Мать вашу, кто?..

Пацаны задрожали и, заикаясь, принялись рассказывать. Они не знали Стихоплета Чжао — так и не смогли объяснить, кто же это был. Слово за слово мальчишки начали отступать и наконец побежали бегом. Бритый Ли весь пошел пятнами от злости, хуже, чем Линь Хун. Размахивая кулаками, он гремел:

— Мудло такое! Враг народа! Вот уж я его отделаю, вот уж я покажу ему диктатуру пролетариата…

Ли разошелся так, что дышал тяжело, будто в груди у него шумели кузнечные мехи. Сун Ган похлопал его по плечу и сказал, что злиться бесполезно, лучше бы пойти скорей извиниться. На следующий день после работы Бритый Ли с Сун Ганом вместе пришли к воротам фабрики. Когда звонок прозвенел отбой и работницы начали вытекать во двор, Ли занервничал. Он сказал брату, что пришел ответственный момент, и велел ему, чтоб тот наблюдал со стороны и в случае чего потянул Ли за одежду.

Линь Хун издалека заметила стоящего у ворот. Она услышала, как вскрикнули рядом девушки, и, мрачная, как туча, подошла к воротам. Тут она увидела Сун Гана и невольно задержала на нем взгляд. Так Линь Хун впервые обратила внимание на его стройную, высокую фигуру и мужественное лицо.

Заметив выходящую Линь Хун, Бритый Ли со скорбью в голосе закричал:

— Линь Хун, вышло недоразумение! Вчера эти маленькие ублюдки все неправильно прокричали! Я не говорил им кричать «сношения», я велел кричать «отношения». Я хочу добиться твоей любви!

Выходившие с фабрики работницы, видя это, покатывались со смеху одна за другой. Линь Хун онемела от злости. Она с холодным видом прошествовала мимо Бритого Ли. Он побежал за ней, барабаня себя в грудь.

— Мамой клянусь, ничего дурного! — вопил он под аккомпанемент ударов. Он не обращал никакого внимания на девичий смех и продолжал оправдываться: — Это мудло малолетнее все напутало, какой-то враг народа их науськал… — Тут Ли воспылал благородным гневом и принялся молотить себя уже не в грудь, а по голове со словами: — Этот враг народа подгадил наши революционно-пролетарские отношения. Он специально велел этим уродцам вопить «сношения». Будь покойна, Линь Хун, куда бы эта дрянь ни спряталась, я все равно его найду и уделаю — покажу ему диктатуру пролетариата…

Потом он с глубоким чувством добавил:

— Линь Хун, не забывай о классовой борьбе!

Тут уже Линь Хун стало невмоготу. Она обернулась и посмотрела на вопящего Ли.

— Чтоб ты сдох! — скрежеща зубами, произнесла она, пожалуй, самую большую грубость в своей жизни.

От этих слов все воодушевление Бритого Ли как рукой сняло. Только когда все работницы прошли мимо и смолк их злорадный смех, он пришел в себя. Ли хотел было броситься вдогонку, но тут Сун Ган крепко схватил его сзади и сказал, что не надо. Только тогда Ли сердито остановился и с любовью посмотрел вслед удаляющейся Линь Хун.

Потом братья пошли домой. Бритый Ли вовсе не чувствовал себя побежденным, а по-прежнему вышагивал, надувшись, как индюк. Сун Ган же наоборот, как потерпевший любовную неудачу, свесив голову, брел рядом.

— Мне кажется, Линь Хун на тебя не запала, — удрученно сказал он.

— Ерунда, — самоуверенно произнес Ли и добавил: — Не может такого быть.

Сун Ган покачал головой:

— Если б она на тебя запала, то она бы так не ругалась.

— Да что б ты понимал! — взялся поучать брата Бритый Ли. — Женщины так и ведут себя: чем больше она тебя любит, тем сильнее делает вид, что ты ей противен. Когда ей захочется заполучить тебя, она станет прикидываться, что ты ей не нужен.

Сун Ган решил, что это похоже на правду. Он удивленно посмотрел на Бритого Ли:

— Откуда ты это все знаешь?

— Опыт, все опыт, — самодовольно отвечал Ли. — Ты подумай, я ведь часто бываю на собраниях с директорами заводов, они там все доки, умники. Они все так говорят.

Сун Ган восхищенно закивал и сказал, что раз Ли водится с другими людьми, то и кругозор у него совсем другой. Тут Ли вскрикнул:

— О! Есть такая поговорка, как раз про это. — Колотя себя по лбу, он расстроено бормотал: — Твою мать, что ж я все никак вспомнить не могу?

Всю дорогу Ли пытался вспомнить поговорку. Он матюгался семь раз, но на ум так ничего и не пришло. Сун Ган тоже ломал над этим голову, но все зря. Войдя в дом, он тут же побежал искать словарик, которым пользовался в школе. Усевшись на кровать, Сун Ган долго-долго листал его.

— А не «чтоб схватить, нужно сперва отпустить»? — выбрал он одну на пробу.

— Точно! — радостно завопил Ли. — Именно это я и хотел сказать.

В тот вечер Бритый Ли с братом работали в поте лица всю ночь, обсуждая, как же избавиться от этого «чтоб схватить, нужно сперва отпустить». Когда дошло до стратегии, Сун Ган показал себя во всей красе. Когда-то он прочел половину растрепанной книжки «Искусство войны»*. Теперь же Сун Ган, закрыв глаза, попытался вспомнить прочитанное, а раскрыв глаза, проанализировать сведения о противнике. Потом, отдав должное замыслу Линь Хун, он сказал:

— Эта ее стратегия — классная штука. Если выступить, можно атаковать, а если отступить, можно защищаться.

Затем Сун Ган вновь ушел с головой в словарь. Когда он выудил оттуда еще пять выражений, то радостно вытянул вперед пять пальцев и сказал:

— Нужно использовать пять тактических приемов. Тогда можно победить.

— Какие же? — весело спросил Ли.

Сун Ган загнул один за другим пять пальцев:

— Обходиться без обиняков; не ходить вокруг да около; подтянуть подкрепление; действовать в глубоком тылу; ну и, наконец, терпенье и труд все перетрут.

Сун Ган объяснил брату, что два первых приема они уже использовали. Когда за день до того мальчишки были отправлены добиваться любви Линь Хун — это и означало «обойтись без обиняков». Когда сам Ли вступил в бой — он перестал ходить вокруг да около. Так почему же третий прием называется «подтянуть подкрепление»? Потому что не стоит больше ходить одному. Ли должен призвать на помощь всех своих подчиненных, чтобы Линь Хун оценила внушительность его артели. Четвертый прием, по словам Сун Гана, был крайне важен, от него зависела победа.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒