ПРИМЕЧАНИЯ 5 страница

Линь Хун верила в то, что Сун Ган втайне любит ее и избегает только из-за Бритого Ли. От мыслей о проклятом Ли она мгновенно приходила в страшное негодование. Его злодейский облик наводил ужас на всех лючжэньских парней, не смевших и думать о том, чтоб приударить за Линь Хун. В ее глазах все они были слабаками. Вот Сун Ган был совсем не такой. Она много раз представляла себе, как он по собственной инициативе робко приходит ухаживать за ней домой и смущенно начинает нести всякую чушь. Линь Хун думала: вот в этом весь Сун Ган, такой он бестолковый. Когда мечта рассеивалась, она качала головой и вздыхала. Она знала, что Сун Ган никогда не отважится по собственной воле появиться у нее на пороге. Тогда Линь Хун решила, что вновь пришло время действовать, и написала Сун Гану записку длиной в семь строчек и восемьдесят три иероглифа (плюс тринадцать знаков препинания). Пятьдесят один иероглиф был потрачен на отборную ругань в адрес Бритого Ли. В оставшихся строках она назначала Сун Гану встречу — в восемь вечера, под мостом, тем самым, где махал когда-то красным флагом Сун Фаньпин. Линь Хун сложила из записки бабочку, завернула ее в новый носовой платок и стала ждать Сун Гана после работы на улице. В последней строчке записки она просила Сун Гана вернуть ей платочек на свидании. Она верила, что из-за этого он непременно появится.

Стояла поздняя осень, в воздухе витала морось. Линь Хун ждала под зонтом у платана, и капли с листьев звонко ударялись о ткань над ее головой. Ее глаза вглядывались в туманно-серые улицы, по которым двигались зонты и бежало несколько молодых людей без зонтов. Линь Хун заметила Сун Гана, летевшего по противоположной стороне с плащом в руках. Растянув его от дождя над головой, он бежал вперед, и плащ развевался, как полотнище флага. Линь Хун быстро перешла на другую сторону и преградила ему путь. Сун Ган, как тормозящая машина, покатился по улице и чуть было не налетел на ее зонт. Линь Хун отвела зонт в сторону и увидела его удивленное лицо. Втиснув ему в руку платок, она развернулась и пошла прочь. Отойдя метров на десять с небольшим, она обернулась и посмотрела на ошарашенного Сун Гана. Тот стоял, сжимая обеими руками платочек и не понимая, что произошло. Плащ упал на землю, кто-то из прохожих уже успел наступить на него. Линь Хун повернулась обратно и, улыбаясь, пошла домой. Что было дальше, она не знала.

В тот дождливый день Сун Ган сделался сам не свой. Он не помнил, как вернулся домой и как — с бешено колотящимся сердцем — развернул платок. Внутри он увидел бумажную бабочку и дрожащими руками стал ее раскручивать. Завернуто было очень мудрено, и он битый час возился с бабочкой, боясь, как бы не испортить. Наконец, заполучив записку, он, тяжело дыша, прочел ее несколько раз подряд. Звук шагов у двери то и дело заставлял его запихивать бумажку в карман от страха, что это вернулся Бритый Ли. Когда соседи, шедшие с работы, открывали другие двери, он облегченно вздыхал, снова доставал свое сокровище и, дрожа от страха, читал его дальше. Потом он поднял голову и в волнении поглядел на окно, перечеркнутое уже струями дождя. Пламя, начавшее было гаснуть в его душе, из-за этой записки разгорелось с новой силой.

Сун Гану очень хотелось отправиться на свидание с Линь Хун. Он несколько раз подходил к двери и, открыв ее, вспоминал о Бритом Ли. Он не мог заставить себя переступить порог и, поглядев какое-то время на окутывавший все мелкий дождь, снова закрывал дверь. В конце концов та самая последняя строчка записки помогла ему найти себе оправдание, и Сун Ган решительно вышел из дому.

Как раз в это время Бритый Ли должен был возвращаться домой после работы, но его по счастливому совпадению задержали какие-то дела. Это дало Сун Гану шанс. Читая записку, он трясся от страха, что домой вернется Бритый Ли, а потому, едва выйдя за порог, бросился бежать сломя голову. Он знал, что если встретит брата и тот окликнет его, то вся смелость в мгновение ока испарится. Когда Сун Ган спустился по ступенькам к реке и встал под мостом, было шесть вечера. До прихода Линь Хун оставалось еще два часа.

Дрожа всем телом, Сун Ган ждал под мостом, по которому проходила куча народу. Они шумели над головой, словно кто-то топтался на крыше дома. В подступающих сумерках Сун Ган смотрел на реку, покрытую от дождя мелкой рябью, словно бы она тоже дрожала. Он был полон переживаний: то приходил в возбуждение, то отчаивался, то ждал встречи, то мучился от безнадежности. Протомившись час с небольшим, он постепенно успокоился. Кругом стало совсем темно. Перед его глазами нарисовался предсмертный облик Ли Лань, и Сун Ган вновь, отказавшись от счастья, поклялся, что не может обидеть Бритого Ли. Он сказал себе, что пришел вовсе не на свидание с Линь Хун, а просто чтоб вернуть ей платочек. Он вытащил его и поднес в темноте к глазам, словно на прощание. Потом Сун Ган решительно запихнул платок обратно в карман и сделал глубокий выдох. Ему стало намного легче.

Линь Хун пришла в полдевятого. Сжимая зонтик, она спустилась по ступенькам и бросила взгляд под мост. Увидев высокую безмолвную фигуру, она удостоверилась, что это Сун Ган, а не коротышка Ли, и расплылась в улыбке. Потом она со спокойной душой сошла под мост.

Подойдя к Сун Гану, она опустила зонт и отряхнула его. Подняв голову, Линь Хун посмотрела на Сун Гана, но не смогла разглядеть выражение его лица. Она услышала его неровное дыхание и почувствовала, как он поднял правую руку. Наклонив голову, Линь Хун увидела в ней свой платок. У нее екнуло сердце. Она не стала тут же брать платок, потому что поняла: как только примет его, свидание закончится. Линь Хун отвернулась и поглядела на реку, на которой поблескивали отсветы уличных фонарей. Прислушиваясь к частым вдохам Сун Гана, она невольно улыбнулась и произнесла:

— Ну, скажи что-нибудь. Я сюда пришла не твое пыхтение слушать.

Сун Ган дернул правой рукой и дрожащим голосом ответил:

— Вот твой платочек.

— Так ты просто платок мне отдать пришел? — зло спросила Линь Хун.

Он кивнул и дрожащим голосом ответил:

— Да.

Линь Хун покачала головой и горько усмехнулась в темноте. Вскинув голову, она с болью сказала:

— Сун Ган, я тебе не нравлюсь?

Сун Ган все не смел поднять на нее глаз.

— Бритый Ли — мой брат… — с горечью выдавил он из себя и отвернулся.

— Не надо об этом Ли, — перебила его Линь Хун и решительно продолжила, — даже если у нас с тобой ничего не получится, я все равно с ним не буду.

Услышав это, Сун Ган понурил голову и не знал, что сказать. Глядя на его виноватую физиономию, Линь Хун пожалела Сун Гана. Покусывая губу, она с нежностью проговорила:

— Сун Ган, это последний раз. Подумай хорошенько, больше такого никогда не повторится… Я стану чьей-нибудь подружкой, — со страданием в голосе добавила она.

Сказав это, Линь Хун с надеждой поглядела сквозь тьму на Сун Гана.

— Бритый Ли — мой брат… — снова прошептал он в ответ.

Линь Хун чуть не умерла от горя. Она опять отвернулась и посмотрела на реку, чувствуя, как Сун Ган протягивает ей платок. Она молчала, Сун Ган тоже. Через какое-то время она печально спросила:

— Ты умеешь плавать?

Он растерянно кивнул в знак согласия.

— А я вот не умею, — прошептала она себе под нос. — Если я прыгну в реку, я утону?

Сун Ган никак не мог взять в толк, отчего она так говорит, и безмолвно глядел на Линь Хун. Она протянула руку и погладила его лицо. Сун Ган отпрянул, словно его ударило током. Тогда Линь Хун показала на реку и твердо, словно произнося клятву, спросила:

— Последний раз спрашиваю: я тебе нравлюсь? — Сун Ган открыл рот, но из него не донеслось ни звука. — Если скажешь, что нет, я тут же прыгну, — по-прежнему тыча пальцем в воду, сказала Линь Хун.

От этих слов Сун Ган пришел в ужас.

— Говори же! — крикнула она.

И Сун Ган проныл умоляющим голосом:

— Бритый Ли — мой брат.

Линь Хун охватило отчаяние. Она никак не могла подумать, что он продолжит гнуть свое.

— Ненавижу тебя! — скрежеща зубами, прокричала Линь Хун в темноту.

После этих слов она, не колеблясь, прыгнула в воду, расплескав свет на темной глади реки. Сун Ган увидел, как ее тело ушло вниз, и брызги ударили ему в лицо. Сначала Линь Хун пропала из виду, а потом снова выбилась на поверхность. Сун Ган спрыгнул в ледяную реку и почувствовал, как придавил ненароком бившуюся под ним Линь Хун. Ее руки цепко схватились за одежду у него на груди. Сун Ган замолотил ногами по воде и стал с силой выталкивать Линь Хун на воздух. Она плевалась водой, брызгая ему на лицо. Обхватив ее руками, Сун Ган поплыл на ногах к берегу. Он чувствовал, как руки Линь Хун обвивались вокруг его шеи.

Вытащив ее на ступеньки, Сун Ган опустился перед ней на колени и тихонько позвал по имени. Глаза девушки раскрылись, и он внезапно понял, что обнимает ее. Сун Ган испуганно отдернул руки и встал на ноги. Линь Хун лежала поперек ступенек и кашляла, выплевывая воду. Потом она села и сжалась в комок, обхватив колени. Мокрая Линь Хун тряслась под холодным ветром и ждала, пока Сун Ган подойдет обнять ее так же крепко, как только что. Но он преспокойно стоял рядом, роняя капли и дрожа от холода. Она расстроенно встала и медленно поднялась по ступенькам, качаясь из стороны в сторону. Сун Ган даже и не подумал поддержать ее. Обняв себя за плечи и дрожа, она поднялась наверх, чувствуя, что Сун Ган тащится следом. Не оборачиваясь, Линь Хун вышла на улицу. Она все не оборачивала головы, и слезы, смешиваясь с дождем, катились по ее лицу. В пелене дождя она шла прочь.

А Сун Ган, выйдя на улицу, остановился. Когда он глядел на Линь Хун, которая, обняв себя за плечи и свесив голову, брела по мокрой пустой улице, погруженной в дремотное спокойствие, а вокруг, как снежинки, кружилась в свете фонарей дождевая морось, у него разрывалось от боли сердце. Дождавшись, пока силуэт девушки пропадет из виду, он вытер левой ладонью капли набежавших слез и дождя и зашагал в противоположном направлении.

Когда Сун Ган открыл дверь и вошел в дом, Бритый Ли уже успел нырнуть под одеяло. Он зажег лампочку, высунул черепок наружу и заорал:

— Ты куда делся, а? Я тебя тут ждал…

Отвернув одеяло, он сел и посмотрел на Сун Гана, который сидел на лавке, роняя с одежды капли. Ли совсем не обратил внимания на его расстроенный взгляд и продолжил гнуть свое:

— Даже ужин не приготовил! Я, директор артели, пахал весь день, как лошадь, пришел домой — а там шаром покати. Ждал тут, ждал, пришлось в конце концов идти на улицу за пирожками.

Накричавшись, Ли спросил брата:

— Ты сам-то ел?

Сун Ган глядел на Ли в полной растерянности, словно не узнавал его.

— Мать твою, ты ел или нет? — проревел Ли.

Сун Ган вздрогнул всем телом. Он наконец-то расслышал, что твердил брат, и, покачав головой, тихо произнес:

— Нет.

— Я так и знал, — Ли с довольным видом достал из-под одеяла миску, в которой лежала пара пирожков, и отдал ее Сун Гану. — Ешь скорей, еще горячие.

Сун Ган вздохнул, взял миску и поставил ее на стол, продолжая так же растерянно смотреть на брата. Ли ткнул пальцем в пирожки на столе и завопил:

— Ешь!

Сун Ган снова вздохнул и покачал головой:

— Не хочется.

— С мясом же! — отозвался Ли.

Тут Ли наконец обратил внимание, что под лавкой Сун Гана собралась огромная лужа и вода с него бежит ручьем во все стороны. Несколько струек затекли уже под кровать, а капли все падали с одежды. Тогда только Ли заметил, что намок Сун Ган совсем не под дождем и выглядит так, словно его выудили из речки.

— Ты с чего это как мокрая псина? — удивленно спросил он.

Потом он увидел в правой руке брата насквозь промокший платочек. Махнув в его сторону, Ли поинтересовался:

— А это что такое?

Сун Ган опустил глаза и заметил в руке платок. Он и сам был удивлен этим донельзя. Он помнил, как, сжимая в руке платок, бросился в реку за Линь Хун, но никак не мог подумать, что платок по-прежнему у него в кулаке. Бритый Ли сполз с кровати и, почувствовав что-то неладное, с подозрением спросил:

— Чье это?

Сун Ган положил платок на стол, отер с лица воду и мрачно произнес:

— Я был на свидании с Линь Хун.

— Мать твою.

Ругнувшись, Ли услышал, как Сун Ган три раза чихнул. Не продолжая ругани, он велел ему немедленно раздеваться и залезать под одеяло. Сказав это, Ли и сам чихнул и тут же нырнул обратно в кровать. Сун Ган кивнул, встал с лавки, стянул мокрые брюки и, уже собираясь улечься, вспомнил что-то. Он снова вскочил и вытащил из кармана записку Линь Хун, превратившуюся в бесформенный комок. Сун Ган протянул ее брату. Ли с недоверием взял ее в руки и сказал:

— Что это?

Сун Ган прокашлял в ответ:

— Записка от Линь Хун.

Услышав это, Ли наполовину высунулся из-под одеяла и осторожно развернул бумажный комочек. Чернила растеклись по нему мутными узорами, как на старом пейзаже. Ли выпрыгнул из кровати, встал у стола и приложил бумагу к слепящей глаза лампочке. Даже когда записка высохла от ее тепла, Ли все равно не мог разглядеть, что там было написано. Ему не оставалось ничего другого, как спросить брата:

— Что она написала?

Сун Ган уже лежа в кровати с закрытыми глазами ответил:

— Выключи свет.

Ли выключил лампочку и лег в свою постель. Когда братья очутились в кроватях, Сун Ган, чихая и кашляя, сбивчиво рассказал Бритому Ли все, что случилось в тот вечер. Ли слушал его молча. Едва Сун Ган закончил, как он тихо позвал его по имени.

Сун Ган отозвался, и Ли с опаской продолжил:

— Ты не провожал ее до дома?

В ответ прозвучал сиплый, словно простуженный, голос Сун Гана:

— Нет.

Ли безмолвно улыбнулся в темноте и снова тихонько позвал брата по имени. Тот опять отозвался, и Ли с чувством произнес:

— Ты такой хороший брат.

Сун Ган никак не отреагировал. Тогда Ли еще раз позвал его — Сун Ган подал голос. Ли хотел продолжить разговор, но брат устало сказал:

— Я спать хочу.

Ту дождливую ночь Сун Ган провел в непрекращающемся кашле. Порой ему казалось, что он уснул, а иногда, что по-прежнему бодрствует. Сон был тяжелым, словно его носило по волнам. Просыпаясь, Сун Ган начинал задыхаться, как будто поперек горла у него торчал большой камень. Только когда утреннее солнце полилось через окна и заставило его распахнуть глаза, Сун Ган наконец-то почувствовал, что на него опустился настоящий сон. Он увидел ясное утро после грозы: со стрех еще падали капли, на оконном стекле по-прежнему светились бисеринки дождя, но солнце уже озарило все комнаты. Воробьи чирикали на дереве, соседи звонко болтали за окном, и Сун Ган с наслаждением выдохнул. Он наконец-то одолел эту трудную и давящую ночь. Прекрасное утро наполняло его легкостью. Сун Ган сел на кровати и увидел, что брят еще спит без задних ног. Он закричал, как было заведено:

— Бритый Ли, Бритый Ли, пора вставать!

Голова Бритого Ли быстро высунулась из-под одеяла, а Сун Ган зашелся заливистым смехом. Ли, растирая глаза, все никак не мог понять, отчего смеется Сун Ган, а тот сказал ему, что уж больно он был похож на черепаху. Сказав это, Сун Ган принялся показывать в лицах, как было дело: он набросил на себя одеяло и, свернувшись под ним калачиком, глухим голосом спросил: похоже на черепаху? Потом он внезапно высунул голову, вытянул шею и замер так. Бритый Ли, продолжая тереть глаза, захохотал и подтвердил:

— Похоже, натуральная черепаха.

А потом Бритый Ли вспомнил, что случилось прошлой ночью, и удивлено посмотрел на Сун Гана. Тот как ни в чем не бывало спрыгнул с кровати, нашел в шкафу смену чистой одежды, выдавил на щетку пасты, взял в руки тазик и кружку и, накинув на плечо полотенце, вышел во двор умываться. Ли слышал, как он стал болтать у колодца с соседями: сквозь их слова до него долетал смех брата. Мучаясь сомнениями, Ли почесал репу:

— Мать твою.

Сун Ган провел тот день спокойно. Порой он вспоминал о том, что случилось: как спрыгнул в реку и как мокрая Линь Хун шла потом по мокрой улице. В такие моменты у него щемило сердце, но через секунду он вновь приходил в себя и бросал думать об этом. После бурной ночи ему стало по-настоящему спокойно, а вчерашнее расставание с Линь Хун на веки вечные казалось завершением придуманной истории. Теперь эта история, не дававшая ему нормально дышать, наконец-то закончилась. Пришла пора для новой. На сердце у Сун Гана стало чисто, как на небе после дождя.

В тот день Ли вернулся с работы с сеткой большущих красных яблок. Сун Ган уже приготовил ужин, и Ли с ухмылкой положил их на стул — он ел и смотрел, ухмыляясь, на брата. Эта дурацкая ухмылка беспокоила Сун Гана, гадавшего, что за непотребную затею задумал опять Бритый Ли. После еды Ли наконец раскололся: оказалось, что он побывал на трикотажной фабрике с расследованием и выяснил, что Линь Хун на работу не пришла, лежит дома с температурой. Постучав по столу пальцами, Ли произнес:

— Скорей иди к ней.

Сун Ган удивился и с недоверием посмотрел на довольного Ли. Потом он поглядел на яблоки и решил, что Ли собирается заставить его навестить Линь Хун с фруктами.

— Я не могу пойти. И уж тем более с яблоками, — качая головой, сказал Сун Ган.

— Да кто тебя заставляет их нести? Яблоки я сам отнесу, — вмазав по столу, Ли вскочил на ноги и сунул брату в руку сухой, аккуратно сложенный платочек. — Это вот ты отнесешь.

Сун Ган продолжал смотреть на брата с недоверием, гадая, что за кот спрятан у него в мешке. Ли с сияющим видом расписывал ему свой план: сперва Сун Ган должен был отправиться с платочком домой к Линь Хун, а Ли стал бы ждать его с яблоками снаружи. Сун Гану нужно было встать молча у кровати, а когда спящая Линь Хун раскроет глаза и увидит его, тут же холодно сказать: «И думать забудь», а потом бросить на кровать платочек и выйти из комнаты, не задержавшись ни на секунду. Когда Сун Ган выйдет наружу, настанет очередь Бритого Ли появиться на пороге с яблоками в руках и успокоить отчаявшуюся девушку. Досказав свою задумку, Ли обтер руками рот и с гордостью сказал брату:

— Так она сможет совсем выкинуть тебя из головы и начнет проникаться ко мне чувством.

Выслушав план, Сун Ган свесил голову. Ли, упиваясь собственной хитростью, радостно спросил:

— Правда ведь коварный замысел?

Видя, что брат молча сидит, понурив голову, Ли махнул рукой:

— Ну ладно, пора идти.

Сун Ган с горечью покачал головой. Ему не хотелось идти.

— Я не смогу сказать это, — выдавил он.

Ли расстроился, вытянул левую руку и стал правой рукой загибать на ней по очереди все пальцы со словами:

— Ну, подумай, те пять приемов, что ты придумал для меня: все эти «обходиться без обиняков», «не ходить вокруг да около», «подтянуть подкрепление», «действовать в глубоком тылу» ну и, наконец, «терпенье и труд все перетрут» — ничего они не стоят. Ни один из них не сгодился, какой из тебя стратег, горе-советчик? Вот я сам и придумал настоящий коварный план… — Сказав это, Ли показал себе самому большой палец и ткнул в сторону двери: — Иди скорей.

Сун Ган по-прежнему качал головой и кусал губы.

— Я правда не смогу сказать это.

— Мать твою, — выругался Ли. Потом он с нежностью позвал Сун Гана по имени и добавил: — Мы же братья, помоги мне всего разок. Богом клянусь, это последний раз, больше тебя просить о помощи не буду.

Говоря это, Ли стянул Сун Гана со стула и вытолкал его за дверь. Он втиснул брату в руку платок, сам схватил яблоки, и братья зашагали к дому Линь Хун. Упали сумерки, на улице все еще было влажно. Бритый Ли, размахивая ношей в правой руке, бодро шел вперед, а Сун Ган, сжимая левой рукой платочек, безразлично тащился следом. Всю дорогу Ли, не затыкаясь, пытался взбодрить Сун Гана, кормя его пустыми обещаниями. Он божился, что после того как у них с Линь Хун все наладится, он первым делом найдет брату девицу еще краше Линь Хун. Если в Лючжэни не найдется, то он станет искать в других поселках; если и там не будет — он отправится в город; ежели в городе дело не выгорит — поедет по провинции; не сумеет найти в провинции — станет искать по всему Китаю; а уж если в Китае не найдет, то придется ехать на поиски по всему миру. Расхохотавшись, Ли добавил:

— Может, найду тебе заграничную блондинку с голубыми глазами. Будешь ты жить в заморском доме, есть заморскую еду, спать на заграничной постели, обнимать заграничную девицу за талию, целовать ее заграничные губы и родишь себе пару близнецов совместного производства — мальчишку и девчонку…

Пока Ли с небывалым воодушевлением расписывал Сун Гану его заграничное житье-бытье, тот понурой деревенщиной тащился по нашим улицам. Все, что говорил Ли, пролетело мимо его ушей. Он, как автомат, топал следом за братом, а когда тот останавливался и начинал болтать с прохожими, тоже останавливался, вскидывал голову и безучастно смотрел на заходящее солнце. Когда Ли, закончив трепать языком, шел дальше, он снова принимался, свесив голову, брести за ним по улице. Народ, заметив в руках у Ли яблоки, громко спрашивал:

— Родню проведать пошел?

— Не только, — с довольным видом отзывался Ли.

Когда братья дотопали до дворика, где жила Линь Хун, Ли остановился и похлопал Сун Гана по плечу со словами:

— Вперед! А я здесь подожду от тебя вестей о победе. — Сказав это, он с чувством выложил свой последний козырь: — Помни, мы с тобой братья.

Сун Ган поглядел на улыбающуюся, розовую от солнца рожу Бритого Ли и горько усмехнулся. Покачав головой, он вошел во дворик. Когда Сун Ган внезапно вырос на пороге дома, родители Линь Хун были заняты ужином. Они слегка удивленно смерили его взглядом. Разумеется, все были в курсе вчерашнего. Сун Ган подумал, что ему следовало бы что-то сказать, но в голове у него было пусто, и он ничего не мог вспомнить. Без этих слов ноги Сун Гана отказывались перешагнуть через порог. В эту решительную секунду мать Линь Хун поднялась и сказала:

— Проходи.

Сун Ган наконец-то шагнул в комнату. Выйдя на середину, он не знал, что делать дальше, и стоял там как вкопанный. Мать Линь Хун, улыбаясь, приоткрыла дверь в спальню дочери и тихо проговорила:

— Она могла уснуть.

Сун Ган неловко кивнул и вошел в залитую закатным светом комнату. Он увидел, что Линь Хун мирно спит в кровати, как котенок. Он сделал пару беспокойных шагов вперед и подошел к постели. Легкие выпуклости одеяла обозначали мягкие контуры ее тела, прекрасное лицо было прикрыто волосами. Сун Ган почувствовал, как кровь приливает у него к лицу, а сердце начинает биться все быстрее и быстрее. Словно ощутив, что над кроватью нависла чья-то тень, Линь Хун слегка приоткрыла глаза. Сначала она испугалась, но, разглядев, что перед ней стоит Сун Ган, радостно заулыбалась от удивления. Она закрыла глаза и рассмеялась сквозь зубы. Вновь распахнув глаза, Линь Хун подняла правую руку и потянулась к Сун Гану.

Туг Сун Ган вспомнил, что он должен сделать, глубоко вдохнул и сухо произнес:

— И думать забудь.

Линь Хун вздрогнула всем телом, словно пробитая пулей. Она, выкатив глаза, смотрела на Сун Гана, и тот разглядел в этом взгляде ужас. Потом ее глаза страдальчески захлопнулись, и из уголков потекли слезы. Не в силах сдержать дрожь Сун Ган легким движением опустил платочек на одеяло. Потом он развернулся и бросился бежать вон из комнаты, словно спасаясь бегством. На пути к выходу он вроде бы расслышал, как родители Линь Хун говорили ему что-то, но, поколебавшись секунду, стремительно перешагнул порог.

Ждавший у входа Ли увидел, как мертвенно-бледный Сун Ган выбежал наружу, будто вырвавшись из лап смерти. Ли с радостью бросился ему на встречу.

— Победа? — спросил он.

Сун Ган с горечью кивнул и разрыдался. Потом он быстро зашагал прочь, словно собирался больше никогда не вернуться. Поглядев ему вслед, Ли сказал сам себе:

— И чего плакать-то?

Потом Бритый Ли погладил свою блестящую лысину, как кто другой причесал бы патлы, взвесил в руке яблоки и уверенной походкой вошел в дом.

Родители Линь Хун еще не успели понять, что произошло, как Ли уже вошел в дом, с улыбкой пропел свое «дядюшка, тетушка», юркнул в комнату Линь Хун и, так же широко улыбаясь, захлопнул дверь. Прежде чем дверь захлопнулась, Ли загадочно подмигнул семейству Линь. Родители остались переглядываться в полном замешательстве.

Улыбающийся Ли подошел к кровати и произнес:

— Линь Хун, говорят, ты приболела. А я тут яблочки купил, принес тебя проведать.

Линь Хун еще не отошла от обрушившегося на нее удара и молча смотрела на Бритого Ли, ничего не понимая. Видя, что Линь Хун при виде него не заорала тут же, чтоб он катился куда подальше, Бритый Ли обрадовался, но и виду не подал. Он присел на кровать, вытащил по одному свои яблоки и разложил их перед подушкой.

— Это самые большие и самые красные яблоки, какие только бывали в нашей Лючжэни. Я три лавки обегал, пока нашел, — расхваливал он себя.

Линь Хун продолжала смотреть на Бритого Ли, и он решил, что победа уже в кармане. Ли схватил ее правую руку, наглаживая и стараясь прислонить к своему лицу. Тут Линь Хун внезапно пришла в себя, отдернула руку и издала совершенно жуткий вопль.

Услышав крик дочери, родители тут же влетели в комнату. Они увидели, что она, сжавшись в комок у края кровати, тычет в Ли пальцем и голосит, как резаная:

— Вон! Пшел вон!

Бритый Ли не успел ничего объяснить, как снова был вынужден обратиться в бегство. На сей раз родители Линь Хун не пускали в ход ни веника, ни метелки. Они голыми руками вытолкали Ли сначала за дверь, а потом и на улицу. Они опять обругали его при всем честном народе, помянув и жабу, и навозного жука, да еще добавили к этому больше десяти разных обидных слов навроде проходимца, бездельника и гадины.

На середине слова родители Линь Хун вдруг вспомнили о дочери и быстро побежали в дом. Ли сердито возвышался посреди улицы, стараясь припомнить все матюги, какие знал, но ничто не шло ему на ум. Народ, похохатывая, пялился на Бритого Ли. Расспрашивали, что ж такое потрясающее стряслось.

— Ничего не стряслось, — Ли отряхнул руки как ни в чем не бывало и скромно добавил: — Так, любовь вызвала небольшие разногласия.

Сказав это, он собрался было уходить, но тут выскочили родители Линь Хун с яблоками в руках. Они окрикнули Бритого Ли и стали швырять в него яблоки, словно гранаты во врага. Ли уклонялся и так и сяк. Когда яблоки закончились, Ли покачал головой с видом безвинно обиженного, опустился на корточки и стал подбирать побитые фрукты.

— Это мои яблоки, — сказал он толпе.

Потом, сжимая в охапке яблоки, он невозмутимо зашагал прочь. Народ видел, как он потер одно об одежду, смачно куснул и пробурчал: «Вкусно ведь». Чавкая яблоком, Ли шел по дороге и читал нараспев строчку из председателя Мао:

— Ныне идем мы с первого шага, с первого шага, с первого шага…

Глава 8

А Сун Ган, как вышел, рыдая, из дома Линь Хун, так и зашагал в печали по лючжэньским улицам под последними лучами заката. Он совсем отчаялся. Перед его страдальческим взглядом то и дело вставали испуганные глаза Линь Хун и ее безмолвные слезы. Ему было так больно, словно кто-то резал его ножом по сердцу. Сун Ган топал по сумеречному поселку, скрежеща зубами, и наполнялся ненавистью к самому себе. Проходя по мосту, он думал одним рывком ухнуть с него в реку; шагая мимо телеграфных столбов, хотел раздробить себе о них голову. Мимо проскрипел с тачкой какой-то мужик. На тачке были сложены одна на другую две корзины, а сверху свисала пеньковая веревка. Сун Ган подошел к тачке, схватил веревку и быстро пошел прочь. Мужик бросил тачку, схватил Сун Гана за рукав и заорал:

— Эй! Эй! Ты че творишь?

Сун Ган остановился, злобно посмотрел на мужика и сказал:

— Убить себя хочу, понял?!

Мужик испугался, а Сун Ган набросил веревку себе на шею, потянул ее рукой наверх, высунул язык и злорадно захохотал.

— Повеситься хочу, понял?! — озверело крикнул он.

Хозяин тачки аж подпрыгнул от испуга. Он, выпучив глаза, смотрел вслед удаляющемуся Сун Гану. Когда мужик снова повез свою тачку, из рта у него сплошным потоком лилась ругань. Он думал, какая, мать твою, у него несчастная доля: еще и стемнеть не успело, как он уже наткнулся на психа, от которого чуть удар не схлопотал, да еще и веревку потерял. Матерясь без остановки, он проехал самую длинную улицу во всей Лючжэни и добрался до дома Линь Хун. Там, подобрав свои яблоки, вышагивал ему навстречу чавкающий Ли. Мужик жалобным голосом сказал ему:

— Мать твою, а! Совсем невезуха — встретил себе на беду психа ненормального…

— Ты и сам псих натуральный, — недовольно ответил Ли.

А Сун Ган, повесив веревку на шею, уже не снял ее, а продолжал разгуливать с ней на шее, словно с пеньковым шарфом. Он почти летел по улицам, будто делал финишный рывок навстречу смерти. Было слышно, как одежда поет на ветру. От скорости ему казалось, что он то и дело ступает по воздуху, не успевая касаться земли. Его тело качалось из стороны в сторону, как лодка на волнах. Сун Ган, как молния, пронесся по длиной улице, завернул в переулок и очутился у дверей своего дома.

Там он нащупал ключ, открыл дверь и вошел в темную комнату. Только подумав какое-то время, он сообразил, что нужно включить свет. Когда свет зажегся, он поднял голову и посмотрел на поперечную балку. «Здесь», — сказал он себе. Сун Ган поставил прямо под балкой лавку, влез на нее и тут обнаружил, что в руках нет веревки. Он растерянно посмотрел по сторонам, гадая, куда запропастилась веревка — не потерялась ли по дороге? Он спрыгнул с лавки и пошел к выходу. Тут под порывом ветра что-то смешно зашуршало на шее, и Сун Ган улыбнулся: оказывается, веревка все время была там.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒