ЧАСТЬ ВТОРАЯ 15 страница

— Сун Ган! Сун Ган!..

Услышав этот крик, Сун Ган, маша руками, побежал навстречу и так же завопил:

— Бритый Ли! Бритый Ли!..

Глава 26

Вернувшись с могилы Сун Фаньпина, Ли Лань легла на кровать и задумалась. Ей показалось, что все, что нужно, она уже сделала, так что на следующий день она спокойно отправилась в больницу. Как Ли Лань сама и предполагала, после этого ей становилось только все хуже. Обратной дороги уже не было. Через два месяца она больше не могла мочиться без помощи катетера, ее не отпускал жар. Она впадала в долгое забытье и приходила в сознание все реже и реже.

Когда матери стало хуже, Ли перестал ходить в школу. Он целыми днями сидел у ее койки. Часто глубокой ночью, приходя в себя, Ли Лань видела, как сын спит, растянувшись на краешке кровати. Тогда она принималась плакать, напрягая силы, звать его по имени и умолять, чтобы шел домой.

Почувствовав, что ей осталось недолго, Ли Лань стала безмерно тосковать по своему второму сыну. Она велела Бритому Ли приложить ухо к своим губам и слабым, точно писк комара, голосом вновь и вновь просила его позвать из деревни Сун Гана.

Дорога до деревни была долгая, пешком она заняла бы полдня. Ли, думая, что мать в больнице нуждается в его заботе, не пошел туда сам, а добрел до мостика у южных ворот, остановился и просидел там два часа, пока не заметил идущего из поселка крестьянина. Он спросил у него, из какой тот деревни. Так Бритый Ли спрашивал человек десять, но ни один из крестьян не был из деревни Сун Гана.

В конце концов на мосту появился старик с поросенком. К тому моменту Ли уже не питал никаких надежд и думал, что ему придется, как марафонцу, самому бежать в деревню. Но старик оказался как раз оттуда, откуда нужно. Бритый Ли завопил, умоляя его передать весточку Сун Гану, чтобы тот скорей приходил в поселок:

— Очень срочное дело. Пусть разыщет Бритого Ли.

Сун Ган пришел рано утром и постучал в дверь комнаты брата. Тот всю ночь, не смыкая глаз, провел в больнице и, когда Сун Ган забарабанил в дверь, только что уснул. В смутном полусне он растворил дверь. Переросший его уже на голову Сун Ган нервно спросил:

— Что случилось?

Ли, растирая руками глаза, ответил:

— Мама долго не протянет. Она хочет видеть тебя. Иди скорей, я посплю немного и приду.

Сун Ган развернулся и побежал в больницу, а Ли закрыл дверь и стал дрыхнуть дальше. Он хотел поспать совсем чуть-чуть, но от многодневной усталости прохрапел аж до обеда. Когда он встал и пришел в больничный покой, то застал там удивительную сцену: Ли Лань самым неожиданным образом села и говорила громче, чем за день до того, а Сун Ган сидел на табуретке рядом и рассказывал про свои деревенские дела. Бритый Ли подумал, что от вида Сун Гана мать словно бы стала вполовину здоровее. Он не знал, что то было временное улучшение. Перед концом жизни Ли Лань внезапно собралась с силами. Увидев Ли, она улыбнулась и заботливо сказала:

— Как ты отощал.

Ли Лань призналась, что стосковалась по дому, и сказала врачу, что сегодня она чувствует себя намного лучше; теперь, когда оба сына с ней, ей хотелось бы наведаться домой. Врач, который знал, что ей осталось недолго, решил, что сходить домой можно, и кивнул в знак согласия, только предупредил братьев, что им нужно обернуться за два часа.

Сун Ган, который был выше Бритого Ли на целую голову, на спине вынес Ли Лань из больницы. Они пошли вдоль по улицам, и глаза Ли Лань, словно глаза ребенка, удивленно глядели на прохожих и дома. Какие-то попадавшиеся по дороге знакомые спрашивали ее, чувствует ли она себя лучше. Ли Лань казалась ужасно счастливой и отвечала, что ей немного полегче. Когда они прошли стадион с лампами, она вновь вспомнила Сун Фаньпина и, сжимая руками плечи Сун Гана, радостно сказала:

— Сун Ган, ты становишься все больше похож на папу.

Вернувшись домой, Ли Лань с любовью оглядела стол, табуретки и шкафы, с любовью окинула взглядом стены и окна, с любовью посмотрела на паутину под потолком и пылинки на поверхности стола.

Ее взгляд впитывал все, как губка воду. Она опустилась на табуретку, а Сун Ган встал сзади, чтоб поддержать ее. Ли Лань попросила Ли принести ей тряпку и принялась тщательно протирать стол, приговаривая:

— Как хорошо вернуться домой.

Потом она почувствовала ужасную усталость. Сыновья помогли ей опуститься на кровать. Ли Лань закрыла глаза и словно бы погрузилась в сон. Через какое-то время она раскрыла глаза, велела детям сесть в рядок перед кроватью, как школьникам, и слабым голосом произнесла:

— Я умираю…

Сун Ган завыл. Бритый Ли тоже, опустив голову, принялся размазывать слезы. Ли Лань сказала сыновьям:

— Не плачьте, не плачьте, сыночки…

Сун Ган послушно кивнул и перестал плакать. Ли тоже вскинул голову. А мать продолжила:

— Я уже заказала гроб. Похороните меня рядом с папой. Я говорила, что приду к нему, когда вы вырастете. Так простите меня, не дождаться мне…

Сун Ган заплакал навзрыд, и от этого Бритый Ли снова опустил голову, растирая слезы. Ли Лань повторила:

— Не плачьте, не плачьте.

Сун Ган обтер слезы и сдержал свой плач, но голова Бритого Ли по-прежнему осталась опущенной на грудь. Ли Лань улыбнулась:

— У меня тело сейчас чистое, как помру, не надо снова обмывать. Одежда главное, чтоб была чистая, только свитер не надевайте. На свитере много узелков, запутаюсь в них на том свете. Лучше наденьте хлопковую кофту…

Устав говорить, Ли Лань опять закрыла глаза и поспала немного. Минут через десять ее глаза вновь распахнулись:

— Я только что слышала, как ваш папа звал меня.

Ли Лань сладко улыбнулась, велела Сун Гану вытащить из-под кровати деревянный ящик и достать из него вещи. Когда братья раскрыли ящик, то нашли в нем сверток с землей, залитой кровью Сун Фаньпина, носовой платок, в который были завернуты те самые древние палочки, и три семейных фотографии. Мать сказала, что две из них — для Ли и Сун Гана и что они должны непременно беречь снимки как зеницу ока. Потом, когда они женятся и обзаведутся семьями, каждому достанется по фотографии. Оставшийся снимок она собиралась взять на тот свет показать Сун Фаньпину. Ли Лань сказала:

— Он не успел поглядеть на него.

Палочки она тоже хотела забрать с собой и пропитанную кровью землю тоже. Ли Лань произнесла:

— Когда я улягусь в гроб, посыпьте меня этой землей…

Сказав это, она велела сыновьям помочь ей приподняться и запустить руку в землю. За семь лет, что прошли с тех пор, окровавленная земля стала совсем черной. Ее рука шарила внутри, а губы шептали:

— Внутри так тепло. — Ли Лань сладко улыбнулась со словами: — Скоро я свижусь уже с вашим папой. Я так рада. Семь лет, семь лет я ждала его, мне так много нужно ему рассказать о Сун Гане и о Бритом Ли — за несколько дней всего не расскажешь. — Взглянув на сыновей, она вдруг заплакала: — Как же вы будете-то? Одному пятнадцать, другому шестнадцать… Сыночки, вы должны хорошенько позаботиться о себе, вы же братья, вам надо смотреть друг за другом…

Сказав это, она закрыла глаза и будто бы уснула ненадолго. Когда глаза ее вновь раскрылись, она послала Ли на улицу купить несколько пирожков. Отослав его, Ли Лань схватила Сун Гана за руку и произнесла свое последнее наставление:

— Сун Ган, Бритый Ли — твой младший брат, ты должен всю жизнь заботиться о нем… Сун Ган, о тебе я не беспокоюсь, я о нем беспокоюсь. Если он будет вести себя как следует, то добьется больших успехов, а если пойдет по кривой дорожке, то, боюсь, посадят его… Сун Ган, ты должен вместо меня присматривать за ним, чтоб он не пошел по кривой дорожке. Сун Ган, ты должен обещать мне: что бы он ни натворил, ты все равно будешь заботиться о нем…

Сун Ган, растирая слезы, сказал:

— Мама, успокойся, я буду всю жизнь заботиться о нем. Останется у меня последняя миска риса — я непременно накормлю ей Бритого Ли, останется последняя рубаха — непременно отдам ее тоже.

Ли Лань, заливаясь слезами, покачала головой:

— Последнюю миску нужно разделить между вами, братьями. Последнюю рубаху — носить вам по очереди.

Это был последний день в жизни Ли Лань. Она проспала в своей кровати до сумерек. Проснувшись, мать услышала, как Бритый Ли шепотом разговаривает с Сун Ганом. Свет вечернего солнца вливался в окно, и в комнате все было ярко-алым. Шепот детей показался ей близким и сердечным, и она легонько улыбнулась. Потом Ли Лань тихо сказала, что пора возвращаться в больницу.

Когда Сун Ган выносил ее из дома, а Ли запирал двери, она снова сказала:

— Как хорошо вернуться домой.

В больнице братья все время дежурили у постели Ли Лань, и в тот день настроение у нее было намного лучше. Она засыпала, потом опять просыпалась и всякий раз видела, как дети сидели с ней рядом, тихонько переговариваясь. Просыпаясь, она напоминала им, что пора идти домой спать.

Только в час ночи братья вышли из больницы и побрели вдвоем по пустынным улицам. Бритый Ли узнал тогда, что Сун Ган любит читать, и рассказал ему, что все вещи, отнятые во время обысков в начале культурной революции, свалены в кучу в одном большом доме в Краснознаменном переулке. Там были и книги, и картины, и игрушки, и самые непредсказуемые и невероятные вещи. Ли сказал брату, что Чжао и Лю много раз отправлялись туда тырить, и всегда притаскивали немало хороших книг. Он добавил:

— Почему Чжао стал Стихоплетом Чжао, а Лю — Писакой Лю? Потому что они сперли все эти книги, прочли их и в конце концов сами научились писать.

Бритый Ли с Сун Ганом бесшумно подошли к тому дому, намереваясь разбить стекло и влезть через окно, но в оконной раме давно не было никакого стекла. Только когда они пролезли в окно, то узнали, что все вещи внутри давным-давно растащили, остался только большой пустой шкаф. Они обшарили все уголки комнат, все места в том шкафу и нашли только пару красных туфель на высоком каблуке. Сначала они решили, что это что-нибудь ценное, вылезли в окно, спрятали туфли под одеждой и побежали, сломя голову. Добежав до безлюдного места, где торчал фонарь, они извлекли свое сокровище. В свете фонаря Ли с Сун Ганом долго-долго изучали находку. Оба они отродясь не видели туфель на высоком каблуке, и тем более красных. Братья спрашивали друг у друга:

— Это еще что за фигня?

Им то казалось, что это обувь, то чудилось, что обувью это быть не может. Потом они предположили, что это игрушечные кораблики. В конце концов братья уверились в том, что это точно игрушки, и даже если то были не игрушечные кораблики, им следовало ими быть. Ли и Сун Ган с радостью притащили туфли домой и, сев на кровати, еще раз их изучили, вновь удостоверившись, что перед ними игрушки, причем невиданные игрушки. Кончилось тем, что они спрятали их под кровать.

На следующий день, когда братья проснулись, солнце уже припекло им задницы, и они быстренько поскакали в больницу. Койка Ли Лань опустела. Пока они стояли, не зная, как быть, и глядели по сторонам не в силах понять, что случилось, в покой вошла медсестра и сказала, что Ли Лань умерла и уже лежит в покойницкой.

Сун Ган тут же заревел в голос и, плача, побежал по коридору больницы. Бритый Ли сначала не расплакался, а в растерянности последовал за Сун Ганом. Когда они вошли в покойницкую и он увидел, как мать, вытянувшись, лежит на бетоне, то тут же разрыдался, и плач его был еще громче, чем у Сун Гана.

Мертвая Ли Лань лежала с широко раскрытыми глазами. Перед смертью она хотела посмотреть на своих сыновей и не закрывала глаз, пока свет в них не угас, но так и не увидела детей, из-за которых ей приходилось столько терзаться.

Сун Ган упал на колени перед возвышением и затрясся в рыданиях. Ли стоял рядом и выл, качаясь, как дерево на ветру. Они плакали и в два голоса звали мать. В этот самый момент Бритый Ли по-настоящему ощутил, что остался сиротой на белом свете, что у него был теперь один только Сун Ган, а у Сун Гана — только он сам.

Потом Сун Ган взвалил на себя тело Ли Лань, а Ли пошел за ним следом. Так они втроем вернулись домой. Пока они шли по улицам, Сун Ган вовсю заливался слезами и его брат тоже не уставал смахивать слезы. Они больше не кричали, а плакали молча. Когда братья проходили мимо стадиона с лампами, Сун Ган снова заревел во весь голос и, плача, сказал брату:

— Вчера, когда мы здесь проходили, мама еще со мной разговаривала…

Сун Ган так плакал, что не мог идти дальше. Ли сквозь слезы стал умолять его дать ему понести Ли Лань. Сун Ган покачал головой со словами:

— Ты младший брат. Я должен заботиться о тебе.

Двое подростков, рыдая, проходили с мертвым телом по улицам нашей Лючжэни, и тело все время соскальзывало со спины Сун Гана, а Бритый Ли поправлял его сзади. Сун Ган то и дело останавливался, выгибал спину, как лук, и просил Ли подтолкнуть тело наверх. Потом он уже шел просто согнувшись и водрузив Ли Лань на спину, а Ли семенил сбоку, поддерживая тело руками. Братья обходились с телом Ли Лань заботливо и осторожно, словно бы она не умерла, а только уснула, и они боялись сделать ей больно. Многие видели эту сцену и переживали в душе. Тетка Су со своей дочкой тоже увидела это и, всплакнув, сказала дочери:

— Ли Лань была хороший человек. Так жалко. Осталось двое сыновей, а ее уже нет.

Через два дня двое подростков показались на улице с тачкой Кузнеца. В тачке лежал гроб, который выбрала себе Ли Лань. Сама она уже была в гробу, где вместе с ней покоилась семейная фотография, три пары древних палочек и земля, окропленная кровью Сун Фаньпина. Сун Ган тянул тачку спереди, а Ли толкал ее сзади. Они боялись, что гроб может соскользнуть, поэтому пригибались как можно ниже, чтобы дно тачки оставалось параллельным земле. Тело Сун Гана было похоже на вытянутый смычок, и тело Бритого Ли тоже. Оба они уже не плакали, а молча шагали. Тачка, подскакивая на мощеной дороге, скрипела.

Семь лет назад другая тачка с гробом так же проезжала по улицам, тогда в гробу лежал Сун Фаньпин, а тянул тачку старик помещик, пока Ли Лань с детьми толкали ее. Плач поднимался и опадал у них в груди, как волны, но они не смели заплакать в голос. Двое детей превратились теперь в двух подростков, Ли Лань упокоилась в гробу, и ничто не мешало им с рыданиями проводить ее в последний путь, вот только слез у них уже не было.

Они вышли из южных ворот и побрели по немощеной дороге. Семь лет назад в этом самом месте Ли Лань сказала им: «Плачьте» — и они вчетвером разрыдались так, что вспугнули своим горем воробьев на деревьях. Теперь была такая же тачка, такой же дощатый гроб и поля были такими же безбрежными, а небо — таким же далеким, вот только из четырех человек осталось двое, и эти двое не плакали навзрыд. Согнувшись пополам, они тащили и толкали с двух сторон тачку, нагибаясь ниже самого гроба, так что издалека казалось, будто у тачки взялись незнамо откуда еще один перед и один зад.

Мальчики отвезли мать в деревню, где родился и вырос Сун Фаньпин. Тот прождал ее семь лет в своей могиле за деревней, и теперь наконец его жена пришла. Старый помещик стоял у могилы сына, опираясь на палку. На вид он казался еле живым, и если б не эта палка, то давно повалился бы на землю. Он был так беден, что не мог позволить себе даже посоха. Эту палку остругал для него Сун Ган. Бедные родственники, как и семь лет назад, были одеты в тряпье и так же стояли, опершись на железные лопаты.

Когда гроб Ли Лань опустили в могилу, старый помещик залился слезами. Он закачался и потерял равновесие, Сун Ган поддержал его и усадил на землю. Прислонившись к дереву, старик стал смотреть, как засыпают землей могилу, и твердил сквозь слезы:

— У сына моего была счастливая доля. Такую хорошую женщину взял в жены! У сына моего была счастливая доля, такую женщину взял в жены! У сына моего была счастливая…

Когда могильный холм Ли Лань сравнялся с холмом Сун Фаньпина, старик, рыдая, стал говорить, какой славной была его невестка, как она каждый год приходила на могилу в день поминовения, а на Новый год — в гости с поздравлениями, как она навещала его по нескольку раз за год… Пока он плакал и твердил свое, Сун Ган попросил Бритого Ли помочь деду подняться, а потом отнести его домой на закорках. Ли понес на себе старого помещика, а нищие родственники с лопатами потянулись за ним следом. Сун Ган увидел, как они дошли до деревни, вокруг стало тихо, и тогда он опустился на колени у могилы Ли Лань со словами поруки:

— Мама, будь покойна: останется у меня последняя миска риса — я накормлю ей Бритого Ли; останется последняя рубаха — отдам ее тоже.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒