ЧАСТЬ ВТОРАЯ 10 страница

— Тебе за это воздастся.

Глава 18

Ли Лань уже на рассвете встала у ворот своей больницы. Хоть Сун Фаньпин и написал ей, что сможет оказаться в Шанхае только к полудню, двухмесячная разлука заставляла ее мысли бурлить и клокотать, как волны. Она проснулась еще затемно, села в постели и стала ждать рассвета. Какая-то больная вертелась на койке от боли после операции и, увидев, что Ли Лань сидит недвижно, как привидение, от страха завопила, так что чуть швы не разошлись. Когда она удостоверилась, что перед ней Ли Лань, начала стонать от боли. Ли Лань забеспокоилась и принялась тихо извиняться. Потом она взяла в руки вещмешок и вышла из палаты к воротам. Предрассветная улица была пуста, и одинокая Ли Лань стояла там со своим одиноким мешком — две безгласные темные тени. Она напугала больничного сторожа до потери памяти. Старикашка, страдавший простатитом, проснулся от того, что ему чуть моча не ударила в голову, и, придерживая портки, побежал на улицу. Увидев смутный силуэт, он задрожал от страха и напустил себе в штаны. Сторож крикнул:

— Ты кто?

Ли Лань сказала ему, кто она такая и из какой палаты, и добавила, что сегодня выписывается, а здесь ждет мужа, который должен ее встретить. Сторож был по-прежнему не в себе от происшедшего, поэтому он ткнул пальцем во второй силуэт и спросил:

— А это кто?

Подняв мешок, Ли Лань ответила:

— Это вещмешок.

Тут старик облегченно вздохнул. Он обошел свою сторожку кругом и, встав у стены, выгнал из себя оставшееся. Изо рта его доносилось бормотание:

— Чуть не помер со страху, даже портки, твою мать, обмочил…

Ли Лань стыдливо взяла свой вещмешок и вышла из ворот больницы. Она дошла вниз по улице до угла и остановилась у телеграфного столба слушать, как бежит по нему ток, и глядеть на темные ворота невдалеке. На сердце у нее внезапно стало спокойно. Когда с утра она сидела на больничной койке, то ей казалось, что ждет она рассвета. Теперь же, встав на улице, она поняла, что ждет Сун Фаньпина. В ее воображении уже рисовалась его высокая фигура, идущая навстречу.

Ли Лань стояла, не шевелясь, и ее неподвижный тощий силуэт наводил на людей страх. Какой-то мужчина шел по улице. Только подойдя метров на десять, он заметил ее, испугался и осторожно перешел на другую сторону — от греха подальше. Всю дорогу он оборачивался и мерил Ли Лань взглядом. Другой наткнулся на нее, завернув за угол, и задрожал с испуга. Потом он обошел Ли Лань, изображая хладнокровие, но плечи его все еще вздрагивали, и она не выдержала и рассмеялась тихонько. Этот смех женщины-привидения совсем выбил беднягу из колеи: он побежал сломя голову прочь.

Только когда рассвет озарил улицы, Ли Лань перестала играть в привидение. Она по-прежнему стояла на углу, но начала понемногу вновь превращаться в человека. Едва улицы принялись оживать и наполняться людским гомоном, она взяла вещмешок и вернулась к воротам. В этот момент началось ее настоящее ожидание.

Всю первую половину дня Ли Лань стояла, заливаясь краской от переполнявших ее чувств. На улицах вокруг реяли красные флаги и звучали лозунги, поток демонстрантов не иссякал ни на минуту. От этого летняя жара становилась еще более удушающей. Больничный сторож узнал Ли Лань, что еще до рассвета напугала его своим чудным видом так, что он обмочил с перепугу штаны. Он увидел, с каким волнением она провожает глазами каждого человека в толпе демонстрантов, каждого, кто проходил мимо. Возбуждение Ли Лань вливалось в общее возбуждение, царившее на улицах, словно ручей в реку. Ее глаза с воодушевлением искали в возбужденной толпе Сун Фаньпина. Сторож заметил, что стоит она уже долго, и подумал, отчего это никто не приходит за ней. Тогда он подошел с вопросом:

— Когда твой муж придет-то?

Ли Лань обернулась:

— В полдень.

Услышав ее ответ, сторож, мучимый сомнениями, пошел на проходную посмотреть на настенные часы. Еще не было и десяти. Он подумал, что в мире чего только не бывает: женщины в такую рань выходят ждать мужиков, которые появятся только к обеду. Потом он смерил Ли Лань взглядом с еще большим интересом и стал спрашивать себя, как долго не касалась этой женщины мужская рука. В конце концов он не выдержал и пошел к Ли Лань с вопросом, сколько она не видела своего мужа. Ли Лань ответила, что уже больше двух месяцев. Сторож заржал и подумал, что ежели она за два месяца так извелась, то, видать, эта низенькая сухонькая женщина на самом деле внутри та еще оторва.

К тому моменту Ли Лань стояла на улице уже шесть часов. Во рту у нее не было и росинки, но она по-прежнему светилась от счастья. По мере приближения полудня ее волнение и возбуждение близились к пределу. Ее взгляд буравил проходивших мимо мужчин, как гвозди. Пару раз, увидев кого-то, похожего на Сун Фаньпина, она поднималась на цыпочки и принималась махать рукой, заливаясь горячими слезами. Хоть эти приступы радости и проходили в одно мгновенье, она продолжала оставаться все такой же возбужденной.

Наступил полдень, а Сун Фаньпин так и не появился. Вместо него появилась его сестра. Обливаясь потом, она выпрыгнула из автобуса и побежала к воротам больницы. Увидев Ли Лань, женщина закричала от радости:

— А, ты еще здесь!..

Отирая лоб, сестра Сун Фаньпина принялась стрекотать про то, как она всю дорогу боялась не успеть. Она даже хотела развернуться и поехать на автовокзал, хорошо, что все обошлось. Говоря это, она протянула Ли Лань пакет «Большого белого кролика» — для детей. Ли Лань взяла пакет и спрятала в вещмешок. Она молча кивала и улыбалась сестре Сун Фаньпина, продолжая бросать невольные взгляды на прохожих. Сестра Сун Фаньпина принялась вместе с ней разглядывать проходивших мимо мужчин, не понимая, куда запропастился ее брат. Показав на часы, она сказала Ли Лань:

— Уже должен был бы прийти. Почти час дня.

Вдвоем они простояли у ворот больницы полчаса, пока сестра Сун Фаньпина не сказала, что больше не может ждать и ей пора возвращаться на работу. Перед тем как уйти, она стала успокаивать Ли Лань, говоря, что Сун Фаньпин наверняка застрял в пробке. Еще она сказала, что человеку и тому трудно протиснуться сквозь толпу, что уж тут говорить о машине. Договорив, женщина поспешила прочь, чтоб вскоре вернуться обратно со словами:

— Если не успеете на вечерний автобус, приезжайте ко мне переночевать.

Ли Лань осталась стоять у ворот. Она поверила тому, что сказала сестра Сун Фаньпина — что муж стоит в пробке, и ее глаза продолжили нервно ощупывать лившихся непрерывным потоком мужчин. Время шло, Ли Лань начинала чувствовать себя все более усталой. От голода и жажды у нее совсем не осталось сил стоять, и она опустилась на ступеньки проходной, прислонясь к дверному косяку. Ее голова была по-прежнему высоко поднята, а глаза по-прежнему вглядывались в даль. Старик из проходной посмотрел на свои настенные часы: было уже больше двух. Тогда он сказал Ли Лань:

— Ты с рассвета здесь торчишь, а сейчас уже за два перевалило. Что-то я не видел, чтоб ты что-нибудь ела или пила. Все стоишь и стоишь, разве ж так можно?

Ли Лань улыбнулась ему:

— Мне пока нормально.

Старикашка продолжил:

— Сходила б поесть купить, тут направо в двадцати метрах есть пирожковая.

Ли Лань замотала головой:

— Если я уйду, а он придет, как быть?

Привратник ответил:

— Я постою заместо тебя. Скажи, как он выглядит?

Ли Лань задумалась, а потом снова качнула головой:

— Лучше я здесь подожду.

Оба замолчали. Привратник торчал у окошка проходной, и к нему все время подходили люди с вопросами. Ли Лань все так же сидела на ступеньках, всматриваясь в каждого, кто проходил мимо. В конце концов старикашка поднялся и подошел к ней:

— Схожу куплю тебе поесть.

Ли Лань остолбенела. Тогда привратник повторил свои слова, вытянув вперед руку. Ли Лань поняла, чего он хочет, и тут же достала из кармана деньги и продталоны. Старик спросил:

— Чего будешь? Пирожков? С мясом или с соей? Может, миску пельмешек взять?

Ли Лань отдала ему деньги и талоны со словами:

— Купи две пустые булки.

Старикашка отозвался:

— Гляди, какая экономная.

Выйдя за ворота, он повернулся и произнес:

— И никого вовнутрь не пускай, там госимущество.

Ли Лань кивнула:

— Буду знать.

Почти в три часа дня Ли Лань наконец-то поела. Она отрывала кусочки булки руками и клала их в рот, медленно разжевывая и так же медленно проглатывая. Во рту у нее пересохло, она ела с трудом, словно глотала горькое лёкарство. Увидев это, старикашка отдал ей свою кружку с чаем. Ли Лань приняла из его рук полную заварки чашку и принялась тихонько посасывать из нее чай. Так она сумела проглотить одну булку. Вторую она есть не стала, а, завернув ее в бумажный кулек, спрятала в вещмешок. Поев, она почувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы. Ли Лань поднялась на ноги и сказала старику с проходной:

— Его автобус должен был в одиннадцать утра приехать в Шанхай. Даже если б он шел пешком, и то, верно, был бы уже здесь.

Старикашка отозвался:

— Да если б полз, то уже приполз бы.

Тут Ли Лань подумала, что Сун Фаньпин, может быть, поехал на вечернем рейсе, скорее всего, его задержали какие-нибудь важные дела. Она решила, что ей нужно отправиться на автовокзал, потому что вечерний автобус должен был приехать в пять. Ли Лань подробнейшим образом описала старику привратниц внешность Сун Фаньпина и велела передать мужу, что она отправилась на вокзал. Старик сказал ей не беспокоиться. Он заверил Ли Лань, что как только в поле зрения окажется высокий мужчина, он тут же выяснит, не Сун Фаньпин ли это.

Взяв вещмешок, Ли Лань вышла за ворота больницы. Дойдя до автобусной остановки, она постояла там какое-то время и снова, прихватив вещмешок, побрела к окну проходной. Увидев ее, привратник спросил:

— Ты чего это вернулась?

Ли Лань ответила:

— Забыла сказать кое-что.

— Что же?

Ли Лань посмотрела на старика и со всей серьезностью проговорила:

— Спасибо тебе, ты хороший человек.

Маленькая Ли Лань с большим вещмешком втиснулась в автобус, покачиваясь в переполненной машине из стороны в сторону и едва не теряя сознание от человеческой вони. Всего она протискивалась наружу и вновь поднималась в автобус три раза, прежде чем доехать наконец до автовокзала. К тому моменту было уже почти пять часов. Она встала у входа, подсвеченная красноватыми лучами заходящего солнца, и принялась смотреть на то, как один за другим прибывали автобусы, а из них группами выходили пассажиры. Она снова раскраснелась и размечталась, совсем как утром. Ли Лань знала, что как только увидит мужчину, выше на голову, чем все остальные, он наверняка окажется Сун Фаньпином. Поэтому взгляд ее сияющих глаз скользил над головами пассажиров. Она все еще верила, что Сун Фаньпин рано или поздно появится у выхода. У нее и в мыслях не было, что могло случиться несчастье.

Как раз в это время Бритый Ли с Сун Ганом ждали ее на нашем лючжэньском автовокзале. Когда там закрыли двери, закрыли их и в Шанхае; а когда дети, уплетая пирожки Тетки Су, побрели домой, Ли Лань все еще стояла у выхода. Потихоньку небо начало темнеть, но она так и не увидела высокой фигуры Сун Фаньпина. Едва на вокзале захлопнули большие железные двери, в голове у нее стало пусто. Она продолжала стоять, словно лишившись чувств.

Всю ночь Ли Лань провела у ворот автовокзала. Сперва она думала, не поехать ли к сестре Сун Фаньпина, но у нее не было адреса — та забыла ей дать. Ведь ни сама Ли Лань, ни сестра ее мужа и представить не могли, что Сун Фаньпин не приедет в Шанхай. Верно, она решила, что раз брат знает адрес, то все в порядке. Поэтому Ли Лань, словно бездомная попрошайка, опустилась на землю. Летние комары с писком кусали ее, но Ли Лань ничего не чувствовала. Она спала мертвым сном и еле сумела проснуться.

Уже за полночь к ней присоединилась городская сумасшедшая. Сперва она села рядом и, хихикая, внимательно осмотрела Ли Лань. Женщина проснулась от чудного смеха и, увидев в свете фонарей человека с растрепанной головой и грязным лицом, вскрикнула от испуга. Сумасшедшая издала гораздо более долгий и пронзительный крик, вскочила, словно Ли Лань ее напугала, а потом уселась обратно как ни в чем не бывало, продолжая смотреть на Ли Лань со смехом.

Ли Лань была по-прежнему напугана. Сумасшедшая принялась мурлыкать песенку. Она пела и одновременно бормотала что-то, стрекоча, как пулемет. Ли Лань перестала бояться. Хотя она не могла разобрать, о чем там болтала сумасшедшая, но монотонный звук ее голоса очень успокаивал. Ли Лань улыбнулась и снова заснула.

Прошло сколько-то времени, и Ли Лань услышала сквозь сон хлопки, словно кто-то бил в ладоши. Она раскрыла сонные глаза и увидела, как сумасшедшая машет руками, отгоняя комаров и стараясь их прихлопнуть. Хлопнув с десяток раз, а то и больше, она осторожно положила комаров в рот и проглотила их с хихиканьем. Увидев это, Ли Лань вспомнила про булку, лежащую в вещмешке. Она села, достала булку и, разломив, протянула бродяжке.

Рука Ли Лань дотянулась едва ли не до ее век, а та, ничего не видя, все продолжала бить комаров, отправлять их в рот, жевать и смеяться. У Ли Лань устала рука, и она опустила ладонь. Тут сумасшедшая внезапно выхватила свою половинку булки. Заполучив булку, она тут же встала на ноги и, ухая, пошла к вокзальной лестнице, словно ища что-то. Сделав пару шагов на юг, она повернулась и прошла столько же на север, а потом, не выпуская булку из рук, двинулась на восток. Когда сумасшедшая отошла довольно далеко, Ли Лань наконец расслышала, что она твердила:

— Братец, братец…

Ли Лань осталась сидеть одна в мутном свете фонарей. Она медленно ела булку, а на душе у нее было совсем пусто. Когда она дожевала, фонари вдруг погасли. Ли Лань подняла голову и увидела первые лучи рассвета. И из глаз у нее внезапно брызнули слезы.

Ли Лань села на утренний рейс. Когда автобус покидал вокзал, она обернулась, ища глазами на далеких улицах силуэт Сун Фаньпина. Только когда машина выехала из города и за окном потянулись поля, Ли Лань закрыла глаза. Прислонясь к окну, она уснула мертвецким сном под тряску дороги. Все три часа, проведенные в пути, она то засыпала, то вновь просыпалась, и перед глазами ее все время вставали конверты с письмами: почему марки на них всегда были наклеены по-разному? Подозрения одолевали вновь и вновь, и чем дальше, тем сильнее. Ли Лань была уверена, что Сун Фаньпин сдержал бы слово: если он сказал, что приедет за ней в Шанхай, то должен был бы непременно приехать. Если он не приехал, наверняка что-то случилось. От этих мыслей Ли Лань била дрожь. Чем ближе подъезжал автобус к Лючжэни, тем сильнее становились ее предчувствия. Она уже ясно поняла, что с Сун Фаньпином произошло несчастье. Дрожа всем телом, Ли Лань обхватила лицо руками, не смея и подумать, чего боится. Ей казалось, что она вот-вот не выдержит. Слезы лились градом из ее глаз.

Когда автобус въехал во двор лючжэньского автовокзала, Ли Лань последней вышла из машины, сжимая в руках серый вещмешок с надписью «Шанхай». Она шла следом за толпой, и ей чудилось, что ноги наливаются свинцовой тяжестью. Каждый шаг заставлял ее чувствовать приближение дурной вести. Когда многострадальная Ли Лань вышла из здания вокзала, к ней с плачем бросилось двое помоечного вида мальчишек. В этот миг она поняла, что угадала. В глазах у нее потемнело, и вещмешок выскользнул из рук на землю. Эти двое грязных пацанов были Бритый Ли с Сун Ганом. Заливаясь слезами, они сказали Ли Лань:

— Папа умер.

Глава 19

Ли Лань застыла, не шевелясь. Ли и Сун Ган выли, повторяя ей раз за разом, что папа умер. Тело Ли Лань стояло отдельно от нее, забытое. Под ослепительным солнечным светом полудня в глазах у нее было темно. Она словно вдруг ослепла и оглохла, ничего не видя и не слыша. Простояв, как мертвая, минут десять, Ли Лань пришла в себя: ее глаза понемногу просветлели, она смогла различить крики детей, разглядеть наш автовокзал, проходящих мимо мужиков и баб и своих сыновей. Дети, обливаясь слезами и соплями, тянули ее за одежду и выли:

— Папа умер.

Ли Лань легонько кивнула и тихо произнесла:

— Я знала.

Она, склонив голову, посмотрела на упавший вещмешок, нагнулась поднять его и тут же внезапно упала на колени, увлекая за собой державшихся за нее мальчишек. Ли Лань помогла детям подняться и вцепилась руками в мешок, помогая себе встать. Когда она опять попыталась поднять свою ношу, то снова обмякла и повалилась на землю. Все ее тело содрогалось. Бритый Ли с Сун Ганом в ужасе смотрели на Ли Лань. Они теребили ее руками, повторяя:

— Мама, мама…

Опершись на плечи сыновей, Ли Лань встала на ноги. Она тяжко вздохнула, а потом оторвала от земли вещмешок и с трудом двинулась вперед. От слепящего полуденного солнца у нее перед глазами шли круги. Ли Лань шла, пошатываясь из стороны в сторону. Когда она добрела до площадки перед вокзалом, та была еще вся залита кровью Сун Фаньпина. В темно-красной пыли валялся еще добрый десяток затоптанных мух. Сун Ган, вытянув руку, показал на следы крови и сказал Ли Лань:

— Папа здесь умер.

Дети уже не плакали, но едва Сун Ган произнес свои слова, как завыл в голос, а его брат не удержался и тоже заплакал. Мешок снова выпал из рук Ли Лань на землю. Она, склонив голову, посмотрела на следы крови, уже начавшие темнеть. Потом она подняла голову и огляделась по сторонам; взгляд ее заплаканных глаз скользнул по детям и побежал дальше, не в силах остановиться. Потом Ли Лань опустилась на колени, раскрыла вещмешок, достала оттуда какую-то вещь и расстелила ее на земле. Она принялась осторожно отбрасывать мух и двумя руками собирать темно-красную землю на разостланную одежду, а потом тщательно выбирать из нее крупинки чистой земли и швырять их вон. Стоя на коленях, Ли Лань собрала всю запачканную кровью землю, но ее руки продолжали шарить в пыли, словно в поисках золота. Она продолжала искать следы крови Сун Фаньпина.

Ли Лань стояла на коленях довольно долго. Вокруг нее столпилось много народу — они смотрели и обсуждали ее и так, и сяк.

Кто-то был с ней знаком, кто-то нет, кто-то даже припомнил Сун Фаньпина и стал рассказывать, как его, живехонького, уморили до смерти. То, что говорили люди, Бритому Ли с Сун Ганом было неизвестно. Люди рассказывали, как палки опускались на голову Сун Фаньпина, как ноги пинали его грудь и, наконец, как обломанные деревяшки втыкались в его тело… Каждую новую фразу Ли с Сун Ганом встречали пронзительным плачем. Ли Лань тоже слышала эти слова. Она вздрагивала при каждом слове, один раз даже вскинула голову и посмотрела на говорившего, а потом снова потупилась, продолжая выискивать на земле кровь Сун Фаньпина. В конце концов из закусочной показалась Тетка Су и громко обругала народ:

— Нечего языками трепать! Посовестились бы при жене и детках болтать. Нелюди какие-то!

Потом Тетка Су сказала Ли Лань:

— Иди с детьми домой.

Ли Лань кивнула, подняла одежду, полную темно-красной земли, накрепко завязала ее узлом и убрала в вещмешок. Время к тому моменту уже перевалило за полдень. Взяв тяжеленный мешок, Ли Лань пошла впереди, а сыновья поплелись за ней следом. Они видели, как вздрагивали при ходьбе ее плечи.

Ли Лань за всю дорогу не проронила ни слезинки, не заголосила. Она, шатаясь, брела домой, пару раз останавливаясь передохнуть, потому что вещмешок был тяжелым. Отдыхая, она бросала на детей взгляды, но ничего не говорила. Дети тоже больше не плакали и не говорили. По дороге Ли Лань встретилось несколько знакомых, окликнувших ее по имени, но она только легонько покивала им в ответ.

Так Ли Лань бесшумно вернулась к себе домой. Распахнув дверь и увидав на кровати мертвого мужа, на котором не было ни одного живого места, она тут же опрокинулась на землю, но быстро вскочила на ноги. Ли Лань по-прежнему не плакала, а только, стоя перед кроватью, качала головой. Потом она легонько коснулась лица Сун Фаньпина и, испугавшись, что сделала ему больно, в ужасе отдернула руку. Ее кисть повисла на мгновение, а затем принялась причесывать спутанные волосы Сун Фаньпина. На кровать выпало несколько мертвых мух. Вслед за этим ее правая рука принялась обирать мух с тела Сун Фаньпина и складывать их в раскрытую левую. Весь вечер Ли Лань провела у постели мужа, снимая с него мух. Кто-то из соседей заглядывал то и дело в окно, двое даже вошли в дом поговорить с ней. Ли Лань кивала и мотала головой, не произнося при этом ни звука. Когда все ушли, она заперла двери и окна. Ближе к ночи Ли Лань наконец решила, что на теле Сун Фаньпина нет больше насекомых. Тогда она села на краешке кровати и стала тупо смотреть на закат за окнами.

А Бритый Ли с Сун Ганом целый день ничего не ели. Они встали перед Ли Лань и заревели в голос. Прошло много времени, прежде чем она услышала их. Повернувшись, Ли Лань тихо сказала детям:

— Не плачьте. Не надо, чтоб другие слышали, что мы плачем.

Дети тут же зажали руками рты. Бритый Ли с опаской произнес:

— Мы есть хотим.

Словно очнувшись ото сна, Ли Лань поднялась на ноги, отдала детям деньги и продталоны и велела пойти самим купить на улице что-нибудь съестное. Когда они выходили из дома, то заметили, как она отупело сидит на краешке кровати. Они купили три пирожка и, уплетая каждый по одному, вернулись домой. Мать по-прежнему сидела на кровати. Они протянули ей третий пирожок, и Ли Лань, будто сквозь сон, спросила:

— Что это?

Дети ответили:

— Пирожок.

Ли Лань кивнула, словно осознав что-то, взяла пирожок, откусила от него кусочек и начала медленно жевать его и медленно проглатывать. Дети смотрели, как она ест. Доев, Ли Лань сказала:

— Идите спать.

Той ночью дети чувствовали сквозь сон, как кто-то ходит по комнате, и слышали плеск выливающейся воды. Это Ли Лань ходила к колодцу по воду и тщательно обтирала тело Сун Фаньпина. Она одела его во все чистое. Дети никак не могли взять в толк, как сумела худенькая Ли Лань переодеть здоровенного Сун Фаньпина и когда она сама пошла спать. На второй день утром, когда мать вышла из дому, братья обнаружили, что Сун Фаньпин разряжен, как жених. Даже простынь под ним и та была сменена. Его отмытое лицо было все в фиолетовых потеках.

Мертвый Сун Фаньпин лежал с краю. На подушке у стенки осталось несколько длинных волос Ли Лань, а еще несколько волосков пристало к шее Сун Фаньпина. Наверняка Ли Лань провела ночь у него на груди, в последний раз разделив с ним сон. Запятнанная кровью одежда и простынь замачивались в тазике под кроватью. В воде плавало несколько мух, выпавших из швов одежды.

Ночью слезы Ли Лань катились градом. Она мыла Сун Фаньпина и дрожала, видя следы побоев на теле. Чуть не срывалась на крик, но всякий раз давила его. Проглотив вопль отчаяния, погружалась в забытье, но, собрав волю, приходила в себя. Она искусала себе губы до крови. Никто не знал, как она провела ту ночь, как сдерживала себя, как пыталась не сойти с ума. Потом, когда опустилась на кровать, закрыла глаза и улеглась на груди у Сун Фаньпина, погрузилась не в сон, а в утомительное, как ночная темень, забытье. Только лучи восходящего солнца сумели вновь разбудить ее. И она вернулась к жизни из омута страдания.

Ли Лань вышла из дому с красными глазами и пошла прямиком к гробовщику. Она взяла с собой все деньги, что были дома, чтобы купить своему мужу самый лучший гроб. Но денег не хватило, и ей пришлось взять самый простой дощатый гроб, не покрытый лаком. Он был самым коротким из четырех выставленных на продажу. Ближе к полудню Ли Лань вернулась. Следом за ней топало четверо мужиков, на плечах которых покоился дощатый гроб. Мужики занесли его в дом и поставили у постели детей. Братья с ужасом смотрели на гроб, а вспотевшие с ног до головы мужики отирали пот полотенцами и обмахивались соломенными шляпами. Они оглядывались и говорили:

— А покойник? Покойничек-то где?

Ли Лань беззвучно открыла дверь во внутренние комнаты и безмолвно посмотрела на них. Старшой заглянул вовнутрь, увидел лежащего на кровати Сун Фаньпина и махнул рукой. Четверо вошли в комнату. Они тихо посовещались перед кроватью, потом ухватили Сун Фаньпина за руки и ноги, старшой крикнул «Поднимаем!», и Сун Фаньпин взмыл в воздух. От напряжения лица у всех четверых стали краснее свиной печенки. Толкаясь, они вытащили Сун Фаньпина наружу и, толкаясь еще сильнее, вложили в гроб. Тело Сун Фаньпина вошло вовнутрь, а ноги остались торчать снаружи. Четверо, часто дыша, стояли перед гробом. Кто-то спросил Ли Лань, сколько весил Сун Фаньпин при жизни.

Ли Лань стояла, прислонясь к дверному косяку. Она тихо ответила им, что ее муж весил больше девяноста килограммов.

Все они застыли, словно внезапно осознав что-то, и старшой сказал:

— Неудивительно, что так просело. Люди, как помрут, еще тяжелей становятся. Тут всего небось все сто восемьдесят кило… Мать твою, чуть поясницу не надорвал!

Потом эти четверо из лавки гробовщика стали на разные лады обсуждать его слова, старательно заталкивая ноги Сун Фаньпина внутрь гроба. Тело Сун Фаньпина было слишком длинным, и гроб был ему короток. Мужики, обливаясь потом, промучились целый час, так что голова Сун Фаньпина от ударов о стенки съехала набок, а ноги все не залезали. Тогда кто-то сказал, что нужно положить Сун Фаньпина боком, чтобы руки трупа обхватили его ноги, только так он сможет влезть целиком.

Ли Лань была против. Ей казалось, что мертвые должны лежать в гробу лицом вверх, потому что им хочется смотреть на живых. Она сказала:

— Не надо класть боком. Если так положить, то на том свете он нас не увидит.

Старшой ответил:

— Лицом вверх тоже не увидит. Сверху ж крышка гроба и землей присыпано… И потом, в утробе все ноги руками держат. Помер, так эдак лечь даже сподручнее, при следующем перерождении вылезать проще будет.

Ли Лань все равно качала головой. Она хотела сказать еще что-то, но четверо уже наклонились и с уханьем повернули в гробу тело Сун Фаньпина набок. Тут они обнаружили, что гроб был слишком узким, а тело Сун Фаньпина слишком широким и толстым. Его ноги снова оказались чересчур длинны, и, даже обнимая, как плод в утробе, свои колени, он все равно не влезал целиком. Мужики от усталости мотали головами, и пот тек с их лиц прямо на грудь. Они закатали майки и стали обтираться ими, ругая Ли Лань последними словами:

— Это, мать твою, разве гроб? Тазик для ног гребаный и то больше…

Ли Лань страдальчески опустила голову. Мужики присели немного отдохнуть и посовещаться. Потом старшой сказал Ли Лань:

— Есть только один выход. Перебить ему колени и подогнуть голени. Тогда втиснется.

Ли Лань побелела, как полотно. В ужасе она стала мотать головой и, дрожа, произнесла:

— Не надо, не надо так…

— Ну тады никак.

Сказав это, мужики поднялись, собрали коромысла и веревки, покачали головами и развели руками. Потом они добавили, что эту работу никак не сделаешь. Когда они вышли из комнаты, Ли Лань вышла за ними следом и жалостливо спросила:

— Как-то еще можно сделать?

Они обернулись ответить:

— He-а, ты ж видела.

Четверо из лавки гробовщика со своими коромыслами и веревками поплелись из переулка, а Ли Лань жалко побрела за ними, так же жалко повторяя:

— Как-то еще можно сделать?

Они твердо отвечали:

— Нет.

Четверо вышли из переулка и увидели, что Ли Лань по-прежнему тащится за ними. Старшой остановился и сказал ей:

— Ну подумай, кто ж так хоронит, чтоб у мертвого ноги из гроба вылезали. Как бы там ни было, все лучше, чем если ноги наружу торчать будут.

Ли Лань горестно потупилась и с болью сказала:

— Пусть будет по-вашему.

Четверо вернулись, а за ними вернулась домой и несчастная Ли Лань. Она молча покачала головой, подошла к гробу и посмотрела на Сун Фаньпина. Нагнулась, запустила в гроб руки и осторожно закатала мужу штанины. Когда она сделала это, то снова увидела раны на ногах Сун Фаньпина и, дрожа всем телом, подвернула брюки выше колен. Подняв голову, Ли Лань заметила сыновей. В ужасе она прикрыла им глаза и, потупившись, вывела из комнаты. Она закрыла дверь, села на кровать и зажмурила глаза. Бритый Ли с Сун Ганом сидели по обе стороны от нее, и она сжимала руками их плечи.

Старшой крикнул из комнаты:

— Ну, мы бьем!

Тело Ли Лань содрогнулось, словно через него пропустили ток. Вслед за ней вздрогнули и дети. Снаружи к тому моменту столпилось уже много народу: соседей, прохожих и тех, кого они позвали попялиться. Люди черной толпой теснились у дверей, кого-то даже впихнули вовнутрь. Они гудели снаружи, пока четверо из лавки гробовщика разбивали Сун Фаньпину колени. Ли Лань с детьми не знали, как они это делали. Они услышали, как кто-то сказал, что надо бить кирпичом, но кирпич в итоге раскололся на куски; кто-то сказал, что надо бить оборотной стороной ножа, потом еще чем-то. Голоса снаружи галдели слишком сильно, им было не расслышать, что говорят на улице. Слышны были только вопли и вскрики, да еще звук ударов, бесконечный тяжелый гул, временами неожиданно сменявшийся звонкими щелчками. Это был звук, который испускали, раскалываясь, кости.

Бритый Ли с Сун Ганом безостановочно дрожали. Ли Лань, стиснув их плечи, сама ходила ходуном. Ее тело вибрировало, как мотор.

В конце концов те четверо раздробили крепкому Сун Фаньпину колени. Старшой велел подобрать куски кирпича, нападавшие в гроб. Через какое-то время он велел опустить на место штанины и засунуть внутрь перебитые голени. Потом этот человек постучал в дверь к Ли Лань и произнес:

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒