А. В. ШИШОВ 20 страница

К началу 1794 года стало ясно, что Порта новой войны против России не начнет. Стамбул к ней не был готов и к тому же он испытывал немалые внутренние трудности, о которых доносил главнокомандующему из Турции А. С. Хвостов.

Южные государственные границы в ближайшие годы находились в «охраняемой» безопасности. Чего нельзя было сказать о границах польских.

После первого раздела Польши, состоявшегося в 1772 году, последовал новый — 1793 года. Но перед ним Польша пережила несколько лет бурной политической жизни и военных действий на своей территории. Принятая в 1791 году «четырехлетним» сеймом Конституция страны сильно ограничила права ранее всесильных магнатов. Те подняли против варшавского правительства мятеж, образовав Тарговицкую конфедерацию. На их сторону перешел и король Станислав Понятовский.

События в Польше и принятие ее сеймом конституции Екатерина II восприняла как «якобинское дело» рук французской революции. По просьбе конфедератов Россия в марте 1792 года ввела в Польшу Украинскую армию, которой командовал генерал-аншеф Михаил Васильевич Каховский. К России присоединилось Прусское королевство.

Больших военных столкновений на польской земле не случилось, если не считать «дел» под Зеленцами и Дубенками. Варшавская армия вскоре прекратила сопротивление. Произошел второй раздел Польши. Россия получила Белоруссию и Правобережную Украину. Пруссия — часть Великой Польши, Торунь и Гданьск.

Было решено сократить численность польской армии с 55 до 15 тысяч. Эти войска поступили на русскую службу и стали самой неблагонадежной частью российской императорской армии. В Санкт-Петербурге приняли решения избавиться от них. Поддержание порядка в Польше и Литве возлагалось на 18-тысячный русский корпус.

Не случайно и главнокомандующий на юге генерал-аншеф Суворов принял посильное участие в расформировании бывших польских регулярных войск и раскассировании тех, кто продолжал службу в России. В указе императрицы графу Рымникскому, среди прочего, говорилось: «...Войска из польской службы в нашу перешедшие, обращают на себя наше особливое внимание. Худая их верность сказалась уже побегом многих из них и явными признаками колеблемости».

Суворову поручалось расформирование и разоружение польских войск, которые находились в приграничной Брацлавской губернии. Эта операция больше напоминала «превентивные» военные действия.

В Польше началась подготовка национального восстания, которое возглавили генералы и состоятельные люди: бывший президент сейма Малаховский, королевский племянник Иосиф Понятовский, Домбровский, Игнатий Потоцкий. Они и возглавили новое варшавское правительство.

Военное руководство поручалось шляхтичу, военному инженеру по образованию Тадеушу Костюшко, который уже воевал с русскими в 1772 году в рядах барских конфедератов, в 1792 годы — в рядах Тарговицкой конфедерации и успел отличиться на американской земле в рядах армии Джорджа Вашингтона, получив от него генеральское звание.

Восстание началось весной 1794 года. Его главной опорой, как и прежде, стала польская шляхта. Размещенный в Варшаве русский гарнизон был захвачен врасплох и истреблен, причем погибло до 4 тысяч человек. Лишенные общего руководства, русские солдаты и офицеры гибли на узких улицах города, в костелах которого не прекращали набатный звон.

Современник писал о том, что «опьяненный кровью поляк не знал пределов своему неистовству». В подтверждение этому он приводил факт о том, что 3-й батальон Киевского пехотного полка (человек 500) был перерезан в православной церкви, когда безоружные солдаты «готовились к принятию святых таинств».

Новое польское правительство в самый короткий срок создало армию численностью около 90 тысяч человек, не считая местных, преимущественно крестьянских, ополчений. Варшавская армия почти ничем не уступала прочим регулярным, была хорошо вооружена, отличалась обученностью, высоким патриотическим духом. Кадровые офицеры имели большой опыт службы, среди них оказалось немало иностранцев.

Россия, Австрия и Пруссия послали на подавление «польского бунта» свои войска. Однако 35-тысячная прусская королевская армия под личным командованием монарха Фридриха-Вильгельма II действовала в основном в районе Варшавы, Кракова и приграничья. Вена направила корпус генерала Гарнонкурта к городу Люблину Вся остальная польская территория «уступалась» русской армии.

Поляки довольно успешно отразили попытку пруссаков вместе с русским корпусом генерала И. Е. Ферзена осадить Варшаву. Австрийским войскам пришлось покинуть Люблин и отступить к Красноставу.

В действиях российских войск под общим командованием князя Н. В. Репнина несмотря на численность до 50 тысяч серьезных успехов не наблюдалось. Президент Военной коллегии генерал-фельдмаршал князь Николай Иванович Салтыков писал: «Война ничего не значащая становится хитрою и предерзкою. Повсюду мы бьем и гоняем (поляков. — А. Ш.), а из этого ничего не выходит».

Встревоженная польскими делами Екатерина II призывает на действительную службу престарелого, но прославленного полководца П. А. Румянцева-Задунайского, героя Рябой Могилы, Ларги и Кагула, в свое время «проигравшего» схватку за высшее командование в русской армии на российском юге временщику Потемкину. Генерал-фельдмаршалу поручается командование войсками на Волыни или, иначе говоря, прикрытие южной части русско-польской границы. Таким обоазом, граф Рымникский оказывается у него в подчинении.

Новый комаедующий в августе принимает решение направить в Польшу под начальством генерал-майоров И. И. Маркова и Ф. Ф. Буксгевдена еще два корпуса, немногочисленных по своему составу — в каждом по 3 пехотных батальона, 5 кавалерийских эскадронов, 250 казаков и 4 орудия полевой артилерии.

Однако полководец понимал, что экспедиционным корпусам требовался единый командир — волевой, решительный, энергичный, знающий Польшу по «прежним делам». И лучшей кандидатуры, по его мнению, чем Измаильский победитель, не было. Румянцев-Задунайский, не испросив разрешения у столичной Военной коллегии, пишет письмо генерал-аншефу Суворову с предложением отправиться на польскую войну:

«И по всей ревности к лучшему.., я должен всевещно желать, чтобы ваше сиятельство предводительство сих обоих корпусов только на сие время на себя приняли, видя, что ваше имя одно, в предварительное обвещение о вашем походе, подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи».

Не принять такого предложения Суворов просто не мог. 14 августа он уже выступил в поход из Немирова во главе Херсонского гренадерского полка, двух батальонов белорусских егерей, Черниговского карабинерного полка и 250 донских казаков.

Получив от генерал-фельдмаршала Румянцева-Задунайского такое обнадеживающее сообщение, Екатерина Великая могла при дворе во всеуслышанье сказать: «Я послала две армии в Польшу — одну действительную, другую Суворова».

С корпусом генерал-майора Ф. Ф. Буксгевдена суворовский отряд 28 августа соединился в городе Ковеле. Оставшимися в Брацлавской губернии войсками поручалось командовать генерал-поручику И. П. Дудину. Ему предписывалось сохранить внутреннее спокойствие в губернии и «не меньше того взирать и на Днестр», то есть побеспокоиться и о турецкой границе.

Перед тем как вступить на польские земли, суворовцы запаслись провиантом почти на месяц — в полках два дня пекли хлеб и изготовляли из него солдатские сухари.

31 августа к общей колоне присоединился корпус генерал-майора И. И. Моркова. Его силы и буксгевденские войска Суворов на время объединил в один армейский корпус, поставив во главе хорошо знакомого ему по штурму Измаила генерал-поручика П. С. Потемкина.

Начиная свою знаменитую Польскую кампанию, Суворов, всегда верный своим непреложным правилам, издал приказ по подчиненным войскам об их боевой подготовке. В него вошли многие положения суздальского «Полкового» учреждения и приказов о подготовке и проведении штурма Измила, а также и опыт прежней Польской кампании против конфедератов, то есть все то, что было проверено и временем, и на поле брани:

«Неприятель всегда западет в лесное место, выгонять его и там поражать пушечными выстрелами и егерями, тако ж с казаками и кавалериею, поелику лес редок будет...

По операции передовой случится могут ежевременные сражения и стычки, то крайне беречь заряды и патроны, дабы в них, наконец не случилось вредного недостатка.

Во всяком случае сражаться холодным ружьем (вести штыковой рукопашный бой. — А. Ш.)...

...Наша кавалерия атакует быстро и рубит неприятельскую саблями. Где при ней казаки, то они охватывают неприятеля с флангов и тылу.

... Буде же неприятельская толпа неважно сильна, очень хорошо, коли кавалерия ее окружит линиею атак...

Всякий час(тный) начальник толико расторопен и в полном присутствии духа, что при начале боя не ожидает никакого повеления от вышнего начальства, ниже его имеет право его чем доложитца и только о происшествиях извещает.

Главное правило: неприятельская кавалерия сбита, пехота его пропала.

В поражениях сдающимся в полон давать пощаду...

Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить; война не на них, а на вооруженного неприятеля.

Сюрприз — нечаянное нападение — под утро, до рассвета, ночь, а у искусного начальника бывает днем...

Во время атаки все командные слова подтверждать громогласно...

Приказы отдавать и донесения чинить кратко, ясно, без малейшего двусмыслия...

О числе неприятеля доносить, сколько можно наивернее, как о его движениях, с постижением его намерениев и предприятиев...

Учить солдат... Легко в учении — тяжело в походе, тяжело в ученьи — легко в походе... Эволюции должны быть храбры, скоры, без замешательства, предприимчивы и исполнительны... Шаг назад — смерть, всякая стрельба кончается штыками...

На неприятеля начинать атаку с слабой его стороны.

Большое замешательство неприятеля, когда его казаки с тылу завернут.

По военной пословице, сбитого неприятеля гони плетьми, но при жестокой погоне нимало не давать времени ему оправляться и паки выстроиться, тогда был бы опять равной бой».

Первое столкновение суворовцев с поляками произошло 3 сентября у местечка Дивин. Шедший в авангарде казачий отряд бригадира Ивана Ивановича Исаева разгромил там «мятежническую партию» — заставу в 200 человек. Он же на следующий день нанес поражение передовому конному отряду варшавских войск под командованием генерал-майора Ружича. Этот бой произошел у города Кобрина. Поляки потеряли больше половины войска и бежали, лишившись к тому же еще и свыше 300 лошадей.

5 сентября Суворов со своими войсками вступил в Кобрин. Здесь удалось выяснить, что крупные силы неприятеля с артиллерией отошли к городу Бресту, явно избегая столкновения в поле. Приказав пополнить трофейным провиантом корпусной обоз (было приказано обмолотить рожь, убранную в скирдах), полководец последовал к Бресту.

Противником его оказался один из самых боевых генералов варшавского правительства — Сераковский (Шираковский). Его корпус насчитывал 16 тысяч человек при 28 орудиях. Встреча состоялась 6 сентября у Крупчинского монастыря.

Сераковский выставил против подходивших русских, приближавшихся походной колонной, часть своей кавалерии. Однако форсировавшие первыми речку Мухавец донские казаки сбили противника и преследовали поляков через деревню Перки до их походного стана. Бой у Крупчинского монастыря начался в 10 часов утра залпами польских орудий. Исход дела решила русская пехота, которая, переправившись через топкий ручей, недоступный коннице, пошла в штыковую атаку.

К 18 часам генерал Сераковский приказал своим войскам прекратить и отступить, стараясь оторваться от суворовцев. Однако русский полководец настойчиво преследовал неприятельский корпус и сумел настичь его у города Брест-Литовска 8 сентября. Сераковский на сей раз потерпел полный разгром и его войско, как организованная сила перестало существовать.

Свою победную реляцию на имя генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского о состоявшемся победном сражении генерал-аншеф А. В. Суворов начал такими словами:

«Сентября 8-го числа, в час пополуночи, поднялись мы без сигналов из-под деревни Трещин, перешли вброд два раза речку Мухавец и в 5-м часу речку Буг скорым шагом, построили наши линии. Неприятель быстротою наших движениев был удивлен».

Александр Васильевич на поле брани под Брест-Литовска остался верен одному из своих излюбленных правил ведения боя: удивить противника — значит его победить.

Однако Сераковский мало походил на турок-осман и барских конфедератов, поскольку его копус состоял из кадровых, профессиональных военных. Он сумел быстро погасить возникшую было сумятицу из-за внезапного появления русских, построил свою пехоту в три колонны, поставив артиллерию между ними. Поляки начали сражение пушечной пальбой, стремясь ядрами и картечью расстроить ряды атакующей пехоты противника.

Русская пехота в двух атакующих линиях, с полевыми пушками в них, атаковала так упорно, что полякам приходилось все время отходить и менять позиции. Но держались они очень стойко и, слишком поздно подумав о спасительном бегстве, в своем большинстве пали.

После боя Александр Васильевич дал самую высокую оценку противнику: «Сей мятежнический корпус состоял из лутчих их войск, знатной части старых коронной гвардии и иных полков, исправно выэкзерцированных».

Вновь отличились донские казаки бригадира Ивана Исаева. Наткнувшись на пехотную засаду с пушками на одном из неприятельских флангов, они изрубили у деревни Киршин поляков и завладели их пушками.

Когда уже разбитый неприятель начал отступать, генерал-аншеф ввел в бой всю свою кавалерию и казаков. Они врубились во вражеские ряды и довершили полный их разгром.

Корпусному командиру Сераковскому и генералу Понятовскому с группой человек в семьдесят удалось спастись. Бросив лошадей, они, имея надежного проводника из местных жителей, укрылись в «топком месте». Третий генерал — Красинский — был убит.

Победители взяли в плен 365 участников сражения. Вместе с пойманными дезертирами пленников оказалось больше тысячи. После строгого внушения их отпустили по домам. Вся польская артиллерия — 28 орудий вместе с зарядными ящиками, была захвачена русскими.

В суворовской реляции генерал-фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому указывались наиболее отличившиеся в разгроме неприятельского корпуса офицеры, которых «искала» боевая награда. Назывались имена подполковника Петра Ивашева, премьер-майоров Сергея Воейкова и Александра Головина, секунд-майоров Афанасия Тихановского, Алексея Мельгунова, Вавилы Бурнашова, Кирилла Попкова, Семена Целова и Ивана Чарныша...

Баталия выдалась на редкость тяжелой и продолжалась 9 часов. Русский полководец писал о противнике в лице корпуса регулярных войск под командованием генерала Сераковского: «В первый раз по всеподданнейшей моей ее императорскому величеству более 50-ти лет службе, сподобился я видеть сокрушение знатного, у неприятеля лучшего, исправного, обученного и отчаянно бьющегося корпуса — в поле! на затруднительном местоположении».

Четыре суворовские победы, одержанные одна за другой, — при Дивине, Кобрине, Крупчинском монастыре и Брест-Литовске произвели удручающее впечатление на Варшаву. Там поняли, что на польской земле появился губительный неприятель.

После этого боевые действия на время утихли: поляки избегали новых столкновений, помня об участи корпуса генерала Сераковского, русские собирались с силами. Суворов задержался в Бресте, не имея сил наступать на неприятельскую столицу.

В Санкт-Петербурге, где в Военной коллегии анализировался ход борьбы в Польше, быстро поняли, что ставку надо делать именно на победоносного измаильского героя. В окружении императрицы уже давно усвоили простую истину — там, где Суворов, победа будет всегда. И не просто победа, а убедительная и блистательная.

Военная коллегия приказала самостоятельным в действиях военачальникам на территории Польши — князю Репнину, генералам Дерфельдену и Ферзену «подкреплять и всевещно содействовать» генерал-аншефу Суворову-Рымникскому. Ему добавляется войск и теперь его силы исчисляются от 10 до 12 тысяч человек.

Совершенно неожиданно ситуация на театре военных действий изменилась. Казачий отряд генерал-майора Войска Донского Федора Петровича Денисова нанес на правом берегу Вислы, у местечка Мацеевичи и замка Мушковского, сильное поражение противнику. Польский корпус численностью в 9 тысяч человек в 7-часовом бою получил «совершенную гибель». Вся значимость Мацеевичской победы состояла в том, что в плен к донским казакам попал сам главнокомандующий польской армией Тадеуш Костюшко, получивший тяжелое ранение. Вместе с ним в плену оказались генералы Каминский и Сераковский, так счастливо спасшийся под Брест Литовском. Победителям досталась и вся вражеская артиллерия — 22 орудия Плененных Костюшко и генералов Суворов распорядился.

Этой победе Суворов оказался несказанно рад. Теперь у него обезопасился левый фланг и он получал хороший шанс нанести прямой удар по Варшаве, чтобы «не дать опомница неприятелю». под надежным конвоем отправить в Киев. С этой целью он приказывает корпусам генералов В. Х. Дерфельдена и И. Е. Ферзена идти к польской столице для ее «стеснения». Это требование подкреплялось именем императрицы.

Генерал-поручик Дерфельден подчинился суворовскому распояжению. А вот притянуть к Варшаве корпус Ферзена, стоявший в городе Белостоке, оказалось непросто. Он был в подчинении генерал-аншефа Репнина, который и тот под предлогом того, что «лишается прикрытия со стороны Варшавы», попытался задержать отправку корпусных войск к берегам Вислы.

Суворову все же удалось убедить князя и настоять на своем, хоть тот все же отправил президенту Военной коллегии генерал-фельдмаршалу Н. И. Салтыкову жалобу на самовольное решение такого же, как и он, генерал-аншефа. В лице Салтыкова он нашел поддержку: «Сообщество ваше с Суворовым я всегда понимаю, сколько оно неприятно для вас может быть... Предписание его Дерфельдену указывает, что он ни в чем общему порядку не следует, и он приучил всех о себе так думать, ему то и терпят».

Однако со стороны Суворова никакого самоуправства в Польше не было. Генерал-фельдмаршал Румянцев-Задунайский предписал Александру Васильевичу право «в случае надобности требовать подкрепления и содействия от Ферзена и Репнина». И он таким правом за время Польской кампании пользовался с неизменным успехом не раз.

Из Бреста Суворов-Рымникский выступил 7 октября. В Станиславе к нему присоединился ферзеновский корпус. К тому времени варшавское правительство стало стягивать на защиту столицы по возможности все полевые войска. Одна из таких колонн у городка Кобылка неожиданно столкнулась с суворовскими войсками.

Бой начался в ночи и случился по дороге в густом лесу, который не позволял противникам развернуться. Поляки оказали стойкое сопротивление, и генерал-аншефу Суворову, чтобы переломить ход упорного боя, пришлось лично возглавить кавалерийскую атаку. Однако продраться сквозь лесную чащу и густой кустарник конники не смогли, и тогда генерал-аншеф приказал им спешиться и ударить на врага в палаши.

Поляков оказалось свыше 5 тысяч, в том числе одна тысяча конных, Во время столкновения они успели получил поддержку из варшавского пригорода Праги от генерала Станислава Мокрановского.

Успех боя во многом решил удар донских казаков и переяславских конных стрелков, ведомых бригадиром Иваном Исаевым, которые в половина шестого утра сумели пробраться через лесное болото полякам в тыл и атаковать их. Суворов в своем рапорте писал:

«Атака началась в тесном месте и продолжалась в густых лесах 5 часов; неприятель весь погиб и взят в полон».

Императрица не приминула отметить очередные суворовские победы. За Крупчинский монастырь и Брест полководец получил в награду три отбитые у неприятеля пушки и «алмазный бант к шпаге». В послужном списке генералиссимуса эта награда звучит несколько иначе — «алмазный бант к шляпе».

Победители развернули у Кобылки походный лагерь и стали ожидать подхода корпуса генерал-поручика Дерфельдена. Тот прибыл 19 октября и теперь Суворов-Рымникский имел под своим командованием все войска, на которые он мог рассчитывать.

Сил набралось немало — 30 тысяч человек, в том числе 12 тысяч регулярной кавалерии и казачьей конницы. Обнадеживало то, что большинство воинов уже побывало не в одном бою с поляками. Хотя Варшава манила к себе и прусского короля Фридриха-Вильгельма II, и австрийцев, но союзники предпочитали не высказываться на этот счет.

Главную цель для удара выбирать не приходилось. Ею являлась хорошо укрепленная Прага — правобережное предместье Варшавы. Подступы к нему прикрывались со стороны поля ретраншементом из двух параллельных земляных брустверов в 14 футов высотой и двух глубоких рвов перед ними. Перед полевым укреплением шли засеки и тройной ряд «волчьих ям». В удобных местах расположились орудийные позиции. Ретраншемент своими крыльями упирался в берег Вислы. Наиболее высокой его точкой была Песчаная гора северо-восточнее Праги.

Есть описание того, как укреплялась польская столица до подхода к ней суворовских войск:

«Варшаву давно уже начали укреплять. Главным образом работали русские пленные, которых заставили копать с 6 часов утра до зари вечерней, но и всех обывателей также посылали на работы, и кто уклонялся от работы, на того налагали пеню. Даже знатные дамы и девицы выезжали в каретах, чтобы собственноручно бросить несколько лопат земли...

Прекрасные ручки, которых пальчики, убранные дорогими камнями, дотрагивались только до опахала из слоновой кости или до флакончика с духами, теперь взяли заступ и бежали весело на работу. Одевались дамы в серые полотняные юбки с черным шерстяным передником и в кафтанчики; не дозволялось носить ни шелка, ни золота; каждая несла с собой холщовый мешок с провизией. Во время работ гремела музыка, пили вино, пели хором патриотические песни».

Численность пражского гарнизона составляла 30 тысяч человек при 104 орудиях разных калибров (43 батареи). В случае надобности защитники городского предместья могли получить быструю помощь из самой Варшавы, с которой Прагу связывал удобный наплавной мост, устроенный на речных судах.

Суворовская диспозиция к штурму Праги от 23 октября 1794 года гласила:

«Его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов приказал:

1) Взять штурмом прагский ретраншамент. И для того:

2) На месте полк устроится в колонну поротно. Охотники со своими начальниками станут впереди команды; с ними рабочие. Они понесут плетни для закрытья волчьих ям пред вражеским укреплением, фашинник для закидки рва и лестницы, чтобы лезть из рва чрез вал. Людям с шанцевым инструментом быть под началом особого офицера и стать на правом фланге колонны. У рабочих ружья через плечо на погонном ремне. С нами егеря, белорусцы и лифляндцы; оне у них направо.

3) Когда пойдем, воинам идти в тишине, не говорить ни слова, не стрелять.

4) Подошед к укреплению, кинуться вперед быстро, по приказу кричать: «Ура».

5) Подошли ко рву, — ни секунды не медля, бросай в него фашинник, опускаяся в него и ставь к валу лестницы; охотники, стреляй врага по головам. Шибко, скоро, пара за парой лезь! Коротка лестница? штык в вал, — лезь по нем, другой, третий. Товарищ товарища обороняй! Ставши на вал, опрокидывай штыком неприятеля — и мгновенно стройся за валом.

6) Стрельбой не заниматься; без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по-русски! Держаться своих в средину; от начальников не отставать! Везде фронт.

7) В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать.

8) Кого из вас убьют, — царство небесное, живым — слава! слава! слава!»

В тот же день генерал-аншеф Суворов-Рымникский дал дополнительные указания:

«...Строго упоминаю: операцию вести быстро, ударь холодным ружьем, догонять, бить военною рукою. Принуждать к сдаче и дотоле не отдыхать, доколе все мятежники взяты не будут».

Суворовские войска выступили в поход на Варшаву из Кобылок 22 октября. С полковой музыкой и барабанным боем русские полки подошли к пражскому ретраншаменту на расстояние, немного превышающее дальность прямого пушечного выстрела и расположились походным станом в заранее отведенных для них местах.

Томаш Вавржецкий, польский генерал, который после пленения Тадеуша Костюшко стал командующим армией варшавского правительства, оказался человеком бездарным и безвольным. Он не сумел действительно возглавить оборону столицу, защитники которой были полны энтузиазма и готовности «умереть за Польшу».

В одну ночь суворовцы соорудили три большие батарейные позиции, на которых разместили 86 орудий — полевых и полковых. Для поляков это стало неприятной неожиданностью и они на рассвете открыли из-за ретраншемента сильный артиллерийский огонь. Защитникам Праги отвечали «изрядка канонадой». Однако до настоящей орудийной дуэли дело пока не доходило.

Вечером 23 октября в ротах, эскадронах и сотнях, на батареях зачитали суворовскую диспозицию и нижним чинам разъяснили порядок хода штурма. Диспозиция была схожа с измаильской. Атака велась семью колоннами, 4 из них штурмовали северную часть укреплений Праги, 3 шли на приступ в других местах и несколько раньше — то есть тремя колоннами наносился отвлекающий штурмовой удар.

Колоннами командовали наиболее способные на штурмовые дела военачальники — генерал-майоры Ласси, участник штурма Измаильской крепости, Исленьев, Буксгевден, Тормасов, Рахманов, Денисов и полковник Лобанов-Ростовский. Колонны по числу людей имели примерно равные силы.

Впереди каждой штурмовой колонны шли стрелки-егеря, саперы и рабочие команды с фашинами, плетнями для закрытия «волчьих ям», штурмовыми лестницами и шанцевым инструментом. За ними — пехотинцы, которым предстояло штурмовать ретраншемент. Каждая колонна имела свой частный резерв. Офицерам предписывалось находиться на правом фланге идущих на приступ ротных колонн.

В 3 часа пополуночи 24 октября, соблюдая полную тишину, русские войска стали выдвигаться на исходные позиции. Перед самым рассветом, в 5 часов утра в небо взвилась сигнальная ракета. Штурм Праги продолжался всего 2 часа. Первым ворвался в польское укрепление Тульский пехотный полк, успех которого развили два эскадрона Киевского конно-егерского полка.

Труднее всего пришлось четвертой колонне, в первых рядах которой шли белорусские и лифляндские егеря, мушкетеры Азовского полка. Когда они преодолели два рва и два вала ретраншамента, перед ними оказалась крепкая каменная стенка с частоколом впереди, из-за которой польские стрелки вели беглый ружейный огонь. Однако штурмующих сдержать не удалось и они, обойдя стенку с флангов, захватили здесь 5 вражеских батарей.

Суворов в победном рапорте так описал атакующий удар егерских и мушкетерских батальонов четвертой колонны:

«...Не дав нигде неприятелю образумиться, поражая всюду на штыках, где только неприятель чаял упорно защищаться, но мужеством свойственным войскам, и разъяренными воинами все упорствовавшие были на месте положены».

После подавления последних очагов сопротивления в черте ретраншемента, русская пехота пошла на приступ самого варшавского предместья, завязав там в 9 часов утра уличные бои. Суворов рапортовал в реляции о штурме Праги:

«... Жаркая ревность всех чинов, в сем случае оказанная неизъяснима; храбрые войски, коими я имею честь командовать, превосходят всякое одобрение. Редко я видел в толь блистательной победе, дело сие подобно измаильскому».

Польские войска деморализованными толпами стали отходить к мосту через Вислу. Когда защитники Праги устремились по нему на противоположный берег, оттуда их обстреляли. Началась паника, усугубленная тем, что часть наплавного моста у Праги загорелась. Сообщение между берегами прервалось. Таким образом польская столица оказалась спасенной от ужасов уличных боев.

Приказ о приведении в негодность моста через Вислу отдал Суворов, преследуя при этом две цели. Во-первых, отрезался единственный путь к оступлению разгромленного гарнизона Праги. Во-вторых, он не мог допустить погрома самой Варшавы или какой-то ее части «расходившимися» победителями. Это был акт высокой гуманности в войнах XVIII столетия, оставшийся неоцененным в будущем.

24 ноября Александр Васильевич Суворов отправил главнокомандующему Румянцеву-Задунайскому лаконичное: «Сиятельнейший граф, ура! Прага наша».

Умело организованный и стремительно проведенный штурм укреплений варшавского пригорода не стоил русским большой крови, судя по донесению Суворова: «Наш урон в убитых ниже 300, раненых до 500».

Польскую столицу охватили ужас и смятение. Оборонять ее уже было почти некому. Падение Праги решало судьбу Варшавы. Городской магистрат без лишних словопрений отправил к русскому полководцу представительную депутацию для ведения переговоров о капитуляции.

Депутаты варшавского магистрата передали графу Суворову-Рымникскому личное письмо короля Станислава II Августа Понятовского, ставленника Екатерины II и последнего в истории польского монарха. В нем говоилось:

«Господин генерал и главнокомандующий войсками императрицы всероссийской!

Магистрат города Варшавы просил моего посредства между ним и вами, дабы узнать намерения ваши в рассуждении сей столицы. Я должен уведомить вас, что все жители готовы защищаться до последней капли крови, если вы не обнадежите их в рассуждении их жизни и имущества.

Я ожидаю вашего ответа и молю бога, чтобы он принял вас в святое свое покровительство».

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒