Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





А. В. ШИШОВ 15 страница



Столкновение отличалось крайней ожесточенностью. Русский полководец в победном донесении назвал наиболее отличившимся в этой схватке вахмистра Михаила Канатова из Рязанского карабинерного полка. Со своим взводом «отоон рвал целый байрак (подразделение под командованием прапорщика-байрактера, числом больше русского взвода. — А. Ш.) в 40 человек, весь изрубил, сам взял первое знамя».

Тем временем легкая конница суворовского корпуса обрушилась на вражеский лагерь у селения Тырго-Кукули, который оказался почти опустевшим, и, проскочив через него, вышла к месту боя первой линии пехотных каре. Турки внезапно для себя оказались под двойным ударом, причем с тыла их атаковала конница.

Донские казачьи полки полковника Григория Грекова и подполковника Ивана Грекова, арнаутские сотни майора Ивана Соболевского «скололи и поразили множество неверных».

Турки, яростно бившиеся, обратились в бегство и рассеялись в расположенном за селом Тырго-Кукули лесу Каята, большей частью стараясь скрыться от преследователей на противоположном берегу протекавшей здесь речки Рыбник. Часть разгромленных отрядов двухбунчужного паши Хаджи-Сойтари бежала южнее по бухарестской дороге.

Немедленное преследование разбитого войска паши Хаджи-Сойтари позволяло окончательно разгромить его, но Суворов отказался от такого заманчивого тактического хода, чтобы не нарушить собственную диспозицию на сражение. Поэтому Александр Васильевич «велел ей (бежавшей части турецкого авангарда. — А. Ш.) дать золотой мост, дирекция моя была важнее всего».

К тому времени Кобург тоже столкнулся с неприятелем. Он переправился через реку Рымна ниже суворовской колонны. Австрийская пехота построилась десятью каре также в две боевые линии, которые оказались почти перпендикулярны построению суворовских войск. И здесь кавалерия оказалась в третьей линии. Перед фронтом австрийцев находился вражеский лагерь у Крынгу-Мейлор.

Сражение на реке Рымник продолжалось. Боевой порядок союзников принял вид исходящего прямого угла, одна сторона которого была обращена на юг, другая — на восток. Однако там, где правый австрийский фланг не смыкался с левым крылом русских, образовался хорошо различимый большой интервал.

Это было явным нарушением начертанной перед баталией диспозиции. После сражения Суворов заметит, что такая случайность в построении боевого порядка союзников не сыграла с ними злую шутку, а даже была на руку. То, что на главные силы султанской армии атакующие шли «разорванным» фронтом, вынудило великого визиря Юсуф-пашу рассредоточить свое внимание на двух направлениях. Это, естественно, облегчало задачи атакующих.

Султанский полководец после разгрома войск первого походного лагеря имел уже достаточно полное представление о противнике, в первую очередь — о количестве пехоты и кавалерии. Для начала Юсуф-паша решил разгромить австрийские войска, которые по своей численности виделись ему опаснее, чем русские. Из лагеря у Крынгу-Мейлор выступило 20-тысячное турецкое войско, которое атаковало боевую позицию принца Саксен-Кобургского, стремясь в первую очередь сбить оба его крыла и охватить с флангов.

Австрийцы мужественно встретили врага и завязали с ним более чем двухчасовой бой. Имперский полководец проявил разумную распорядительность и выдвинул из второй линии пехотное каре, подкрепив его двумя гусарскими дивизионами. Одновременно отдельный отряд Карачая прикрыл тылы правого фланга на случай обходного маневра неприятельской конницы.

Когда нападающие турки увязли в ближнем бою, принц Кобург провел успешный контратакующий удар и отбросил их назад. Одновременно неприятель, попытавшись охватить противоположное крыло австрийского боевого построения, потерпя неудачу.

Суворов, отличавшийся справедливостью в оценках заслуг на поле брани, в победном донесении не мог не отметить «примерность» действий своих союзников: «Очевидна нам была храбрость сих цесарских войск и непрестанная рубка их кавалерии в неприятеля».

Великий визирь Юсуф-паша, сяитая успешным начало удара на австрийцев, одновременно приказал атаковать и продолжавших наступать русских. у селения Мартинешти. Поручает он это старому знакомому полководца Суворова фокшанскому Осман-паше, горевшему желанием изгладить из памяти султана свое недавнее разгромное поражение.

Александру Васильевичу, наблюдавшему развитие событий верхом на донском скакуне то с одного пригорка, то с другого, не стоило большого труда разгадать замысел Осман-паши. Имея отборные силы оттоманской конницы он стремился, сокрушив фланг русского корпуса, выйти ему в тыл. Замысел такого удара обещал успех.

Однако Суворов вовремя изменил расположение пехотных каре в своем боевом порядке, чтобы противостоять удару войск Осман-паши. Этот эпизод полководец описал так:

«...От Мартинешти из главного турецкого лагеря при речке Рыбнике от 5 до 6 тысяч человек быстро поскакали на Смоленское каре при полковнике Владычине. Я послал полковника Шрейдера, чтоб Ростовской каре полковник Шерстнев, той же 2-й линии, принял вправо, сближась косою чертою для крестных огней. При сильном наступлении неприятель от пальбы и штыков знатно погибал».

Перемещение двух пехотных каре на поле битвы поставило вражескую конницу, которая неслась на охват, в губительный перекрестный огонь. Османы стали разворачивать коней и в полной сумятице отходить назад, к походному лагерю. Видя это, Суворов приказал полковнику Юрию Игнатьевичу Поливанову со своим Черниговским карабинерным полком совместно с австрийским гусарским дивизионом барона Гревена ударить по начавшему отступать неприятелю. Карабинеры и гусары трижды атаковали его.

Русский полководец вознамерился было усилить удары своей кавалерии, но воздержался. В этом боевом эпизоде Стародубовский карабинерный полк так и остался в резерве.

Османская конница раз за разом наскакивала на русские каре, стремясь разрушить строй и ворваться внутрь. Над полем битвы неслись отчаянные крики:

— Экбер-алла! Я-алла!

Осман-паша упорствовал. Видя, что его коннице сквозь ружейную пальбу и картечь не пробиться к русской пехоте, он несколько раз спешивал часть своих конных янычар и арабов, стремясь их атакой «добраться» до каре, поскольку кони отказывались идти на сплошную массу людей, ощетинившуюся блестевшими на солнце багинетами и пугающую животных криками ярости и ослепительными вспышками выстрелов многих сотен ружей, не говоря уже о пушечном громе.

Когда Осман-паша окончательно понял, что все возможности для охвата русского фланга исчерпаны, он приказал своей коннице отступить к лесу. Русские каре, вновь подравняв первую и вторую боевые линии, двинулись вслед отступавшим ко второму неприятельскому лагерю. Главное было нигде не задерживаться.

Около полудня турецкие войска повсеметно откатились от австрийских и русских боевых порядков к лесу Крынгу-Мейлор. Пешие османы спешно рыли там землю, устраивая длинную линию окопов — ретраншемент. В них засело до 15 тысяч пеших янычар — лучшей части султанского воинства. Великий визирь к тому времени достоверно знал, что его армия понесла немалые потери, а один из самых доблестных военачальников султана — Осман-паша погиб в бою с русскими.

Когда турецкая конница отошла к главному походному лагерю великого визиря, Суворов стал приводить войска в прежний порядок. Уставшим людям он на полчаса дал отдых «в поле у колодезях».

Одновременно в лес Каята, оказавшегося теперь в тылу у русских, были посланы два егерских батальона под начальством подполковника Льва Рарога, чтобы очистить лес от турок, разгромленных у селения Тырго-Кукули. Посколько в лесу их оказалось немало, егерям придали несколько полевых пушек.

Теперь позиционное положение союзников изменилось — и австрийцы, и русские оказались обращенными фронтом к лесу Крынгу-Мейлор, на опушке которого полтора десятка тысяч янычар спешно заканчивали возведение полевого укрепления. Русские и австрийские военачальники выравнивали по отношению друг к другу фронт общей атаки. Отряд Карачая, сведенный в два каре, прикрыл собой разрыв между линиями союзников.

Юсуф-паша первым возобновил Рымникское сражение. Почти 40 тысячное войско атаковало австрийский корпус, стараясь прежде всего смять его левое крыло. Турки атаковали русских, но гораздо меньшими силами, ограничившись против них перестрелкой и конными наскоками.

В такой ситуации, грозившей австрийцам бедой, генерал-аншеф Суворов предпринял смелый и рискованный ход. Александр Васильевич так описал его в победном донесении: «Я поднялся с войском и, отбивая канонадой держал марш параллельной вдоль черты принца Кобурга».

Неприятель не ожидал такого поистине таранного удара, отхлынул с фланга и открыл перед русскими свои батарейные позиции у деревни Бокза. Суворов попытался было захватить вражескую артиллерию, но турки дважды удачно увозили пушки. К тому же они проиграли и контрбатарейную борьбу. После этого великий визирь приказал своим войскам отступить и отойти к лесу Крынгу-Мейлор.

Однако давление на австрийцев продолжалось, причем особенно трудно пришлось отряду Карачая. Неприятель явно стремился разъединить общую линию союзников в ее центре. Осознав опасность такой ситуации, Суворов отправил на помощь двум карачаевским каре два ближайших своих — одно гренадерское, другое составленное из мушкетеров Смоленского полка. Одновременно и принц Саксен-Кобургский переместил в центр из второй линии одно пехотное каре, подкрепив его еще и гусарским дивизионом.

При виде такой угрозы турки перестали атаковать отряд Карачая и вскоре прекратили давление на фронт союзников. Воспользовавшись этим, те получили возможность образовать общий, сплошной фронт. Последними отступила вражеская конница, которая настойчиво стремилась «заскакать» за левый фланг австрийцев.

Теперь предстояло брать приступом неприятельский ретраншемент у леса Крынгу-Мейлор. Он находился в верстах трех от месте только что завершившегося боя и был уже хорошо различим. Александр Васильевич всегда был приверженцем следующего правила: «удивить противника — значит победить его». Поэтому он решил штурмовать окопы не пехотой, а кавалерией. Войны еще не знали подобных примеров.

Военная наука того времени считала это невозможным. Поэтому такой тактический ход русского полководца стал для султанских скраскиров полнейшей неожиданностью.

Суворов перестроил свои войска, поставив в первую линию все шесть пехотных каре, а во вторую — кавалерию. Задумка его на штурм ретраншемента выглядела следующим образом. Первой шла в атаку, как обычно, пехота, но перед самым лесом через интервалы между каре вырывалась вперед конница, которая устремлялась на линию окопов.

К принцу Саксен-Кобургскому был послан полковник В. И. Золотухин. Он передал союзнику суворовскую просьбу начать свою атаку одновременно с русскими: «Его кареями бить сильно вперед».

Общей атаке предшествовала сильная артиллерийская подготовка. Сотни бомб и ядер, «дальняя» картечь обрушились на линию окопов и лесную опушку. Турки было начали ответную пальбу, но вскоре их пушки замолчали. Было хорошо видно, как тысячи вражеских конников стали искать укрытие в лесной чаще. Суворов приказал начать общую атаку.

Пока продолжалась канонада, каре союзников быстрым шагом начали наступление. Они спешили подступить к ретраншементу раньше, чем янычары придут в себя. Суворов так описывал это зрелище:

«Сия пространная сплошная линия, мещущая непрерывно с ее крыл из кареев крестные, смертоносные перуны, приближившись к их пунктам сажен до 400, пустилась быстро в атаку».

Именно с такого достаточно близкого расстояния от ретраншемента кавалерия эскадронами пронеслась между интервалами пехотных каре и устремилась на линию окопов. Турки были ошарашены одним видом тысяч всадников, которые неслись прямо на ретраншемент. Чего-чего, но такого от русских они никак не ожидали.

В те минуты поразительным для атакующих воинов стало то, что вражеские саперы все еще продолжали углублять окопы и возвышать перед ними земляной бруствер.

Суворов при виде такого потрясающего эффекта, когда янычары стали выскакивать из окопов и бежать в лес, а русские кавалеристы на полном скаку летели через вражеское укрепление и устремлялись дальше, не мог скрыть своего торжества. Он писал:

«Не можно довольно описать сего приятного зрелища, как наша кавалерия перескочила их возвышенной ретраншемент и первый полк Стародубовский, при его храбром полковнике Миклашевском, врубясь одержал начальные четыре орудия и нещетно неверных даже в самом лесу рубили всюду. Мало пленных, пощады не давали, и хотя их несколько сот, но большая часть смертельно раненых».

Победа виделась полной. 15 тысяч пеших янычар спасали свою жизнь бегством в лесную чащу. Но их по пятам преследовали «расходившиеся» кавалеристы. За ними в лес ворвались пехотные каре. Разрозненные группы турок оказались бессильными сопротивляться огню стрелков-егерей и гренадер, бесстрашно бросавшихся в рукопашные схватки. В том бою отличились и австрийцы из отряда Карачая, тоже ворвавшиеся в лес.

Вскоре «басурманы» были выбиты из леса и бросились в паническое бегство вдоль дороги, ведущей к селению Мартинешти на берегу реки Рымник. Там располагался третий походный лагерь султанской армии, стояли свежие войска и, а главное, находилась переправа через реку.

Юсуф-паша всячески пытался восстановить порядок в рядах своей армии, грозя ослушникам всеми земными и небесными карами, но все было бесполезно. Полководцу Блистательной Порты перестали подчиняться даже паши, расставшиеся с мыслью продолжать оказывать сопротивление атакующим.

О своем сопернике в лице главнокомандующего османской армии Александр Васильевич в победной реляции писал следующее:

«Во время баталии Верховный визирь особою своею под лесом Крынгу-Мейлор обретался. Когда оттуда изгнали его войско, поехал он на рыбницкий лагерь и, останавливаясь неоднократно, при молитве возвышал алкоран и увещевал им бегущих сражение обновить, но они его слушать не хотели, отвечая, что стоять не могут. При прибытии его в лагерь учинил он на своих выстрелов пушечных до 10 без успеха и после того поспешно отъехал по Браиловской дороге».

Действительно, Юсуф-паша таким «последним» способом пытался остановить бегующую армию. Но даже пушечные выстрелы в упор по отступающим остановили их — никто не хотел поворачиваться лицом к преследователям и сражаться с русскими и австрийцами, ставшими уже победителями. И, что вполне вероятно, немало султанских артиллеристов за такое дело пало от рук своих же.

От леса Крынгу-Мейлор до селения Мартинешти расстояние было в шесть верст. Преследование разгромленных осман союзники вели до самого Рымника и немало турок потонуло в водах этой реки. Тем, кому повезло, укрылись в последнем походном лагере у селения Одая.

Когда преследователи доскакали до рымникских берегов, они увидели реку, «загруженною тысячьми аммуничных и иных повозок и утопшими сотнями трупов и скотины».

Суворов и принц Кобург ввиду крайней усталости и людей, и коней приказали войскам прекратить преследование разгромленной вражеской армии.

Утром следующего дня, 12 сентября, донские казаки и австрийские гусары были посланы на противоположный берег Рымника. Когда легкие войска союзников подступили к последнему, четвертому, вражескому лагерю, он оказался пуст. Турки, находившиеся в нем, бросив многое из обозного имущества, отступили к реке Бузео.

На берегах этой реки и разыгрался последний акт рымникской трагедии армии Блистательной Порты. Великий визирь переправившись с авангардом через реку, приказал что называется сжечь за собой мосты, и бросив свою все еще огромную армию на произвол судьбы.

Отступающие войска, выйдя на берега Бузео, не увидели моста, по которому еще совсем недавно переходили к Мартинешти. Охваченные страхом перед преследователями (которых в действительности не было) воины султана стали форсировать реку вплавь или сбивая из любого подручного материала плоты и плотики. Конникам переправиться было гораздо проще.

Когда турецкая армия оказалась на противоположном берегу, их великий визирь был уже на полпути к своей штаб-квартире в городе Браилове. В поисках крова и провианта остатки его войск стали рассеиваться по дунайскому левобережью. Брошенные обозы оказались разграбленными валахскими поселянами.

Опомнившись от понесенного разгрома, Юсуф-паша попытался было собрать воедино все, что осталось от его армии. Но к Браилову и Мачину пришли только 15 тысяч деморализованных воинов, которые потом направились в крепость Шумлу.

Так полководцем Суворовым была одержана одна из самых славных побед русского оружия — Рымникская.

Оттоманская Порта давно не знала столь сокрушительного разгрома султанской армии в ее главных силах. Суворов писал, что «смерть пожрала из (турецкой. — А. Ш.) армии 10 000 человека». Сам великий визирь в донесении в Стамбул о понесенном поражении показал суммарную потерю в воинах в 20 тысяч человек.

Трофеями союзников стали 80 орудий, 100 знамен, огромное походное имущество неприятеля. тысячи обозных лошадей, верблюдов, волов, мулов с самыми различными повозками.

Среди прочего в походных лагерях армии султана Селима III победители нашли множество цепей. Великий визирь приказал заготовить их заранее, чтобы заковывать пленных, которых он предполагал брать тысячами.

Известно, что при дележе трофейных пушек между союзниками возникли трения — кому больше взять. На что русский полководец распорядился так: «Отдайте австрийцам. Мы себе у неприятеля другие достанем, а им где взять?»

Потери русских в сражении составили всего 46 человек убитыми и 133 ранеными. «Римско-императорские» союзные войска урон понесли немногим больше.

После Рымника последовали награждения победителей, ушедших с поля брани на свои прежние квартиры. Потемкин-Таврический из «Белграда на Днестре» отправил «всемилостивейшей государыне-императице» победную реляцию такого содержания:

«Об одержанной союзными и императорскими войсками над верховным визирем при речке Рымник... победе присланное ко мне от генерала Суворова обстоятельное донесение с планом баталии имею счастие всеподданнейше представить вашему императорскому величеству... Его искусством и храбростию приобретена победа, и я преемлю смелость повергнуть его чрез сие с храбрым воинством к освященным вашего императорского величества стопам».

Императрица не заставила своего прославленного полководца ждать заслуженной награды. Высочайший рескрипт на сей счет она с благодарностью подписала уже 18 октября 1789 года — всего через неделю после одержанной Суворовым блистательной победы.

Александр Васильевич награждался за Рымник высшей полководческой наградой Российской империи — военным императорским орденом Святого великомученика и победоносца Георгия высшего, I класса и его знаками: большим крестом для ношения на шее, шитой звездой и орденской лентой.

Суворову екатерининским указом от 15 октября присваивался титул графа с именованием Рымникский.

По этому поводу граф Петр Васильевич Завадовский, известный вельможа Екатерины II писал: «Суворов проименован Рымникским, в сравнение Задунайскому. Ты знаешь, как сия река своим течением равняется Дунаю».

Суворов и его союзник принц Саксен-Кобурский получили от великой правительницы Российской империи драгоценные шпаги с одинаковой надписью: «Победителю Верховного визиря».

Австрийский император Иосиф II, во второй раз растроганный победой союзного оружия, возвел русского полководца в графское (рейхсграфское) достоинство Священной Римской империи. Не привыкший к такой оценке своих подвигов на поле брани, Александр Васильевич был просто поражен. Близким он писал: «У меня горячка в мозгу, да кто и выдержит! Чуть, право, от радости не умер!»

В высочайшем Георгиевском наградном рескрипте, переданном рымникскому победителю через Потемкина-Таврического, говорилось:

«Божиею милостию мы, Екатерина вторая императрица и самодержица всероссийская и прочая.

Нашему генералу графу Суворову-Рымникскому.

Особливое усердие, которым долговременная служба ваша была сопровождаема, радение и точность в исполнении предположений главного начальства, неутомимость в трудах, предприимчивость, превосходное искусство и отличное мужество во всяком случае, наипаче же при атаке многочисленных турецких сил, верховным визирем предводимых, в 11-й день сентября на реке Рымнике оказанное, где вы с войсками нашими и с корпусом союзника нашего, его величества императора римского под командою принца Саксен-Кобургского находящимся, совершенную над неприятелем одержали победу, приобретают вам особливое наше монаршее благоволение.

В изъяснение оного, мы, на основании установления о военном ордене нашего святого великомученика и победоносца Георгия, пожаловали вас кавалером того ордена большого креста первого класса, которого знаки при сем доставляя, повелеваем вам возложить на себя.

Удостоверены мы совершенно, что таковое отличие будет вам поощрением к вящшему продолжению ревностной службы вашей, нам благоугодной.

   Екатерина».

Заботясь о награждении наиболее отличившихся в сражении офицеров, Суворов представил главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Потемкину-Таврическому обстоятельный список лиц, рекомендуемых к орденам. В привычно кратком послании светлейшему князю граф Александр Суворов-Рымникский писал: «...Милостивый государь, где меньше войска, там больше храбрых».

В список Суворов внес имена многих ближайших сподвижников: генерал-поручика Дерфельдена, генерал-майора князя Шаховского, бригадиров Левашова, Вестфалена и Бурнашова, полковников Миклашевского, Поливанова, Владычина, Шерстнева, Бардакова, Золотухина, подполковников Хастатова, Рарога, князя Александра Щербатова, Воейкова, Ивана и Григория Грековых...

Самым младшим в списке оказался штык-юнкер Сычевский, который «в цельной пальбе и смелом движении оружиев себя отличал».

Среди представленных к орденским наградам России оказались и союзники — «цесарские начальники, бывшие при избиениях купно с российскими войсками»: генерал-майор Карачай, подполковники Кимеер, барон Гревенер и Фишер, майор Матяшевский.

Союзники-австрийцы самыми высокими словами отзывались о доблести русских воинов, суворовских «чудо-богатырях». Один из них, участник Рымникского сражения, писал:

«... Почти невероятно, что о них рассказывают, нет меры их повиновению, верности, решимости и храбрости... Они стоят как стена и все должно пасть перед ними».

Первым следствием гнева турецкого султана после получения известия о Рымникском разгроме стали казни начальствующих лиц. Но некоторым из них удавалось спасать свои жизни. Об одном из таких «счастливчиков» Суворов докладывал главнокомандующему в первых числах нового 1790 года:

«Бендерский Гаджи-Мемиш-Турнаджи-паша из Браилова бежал под покровительство российского оружия, услыша, что ему между протчими определено отрубить голову».

Рымникская победа не послужила «ключом» к подписанию мирного договора между Стамбулом и Санкт-Петербургом. Россия продолжала сражаться на два фронта — против Оттоманской Порты и Шведского королевства. Обострились отношения с Пруссией, король которой заключил союз с султаном и стал отмобилизовывать свою армию. От предложенного Россией мира в самом начале 1790 года Турция отказалась и военные действия на суше и на море возобновились.

Заколебалась союзная Священная Римская империя. После смерти Иосифа II на венский престол взошел его брат Леопольд, бывший до того правителем итальянской Тосканы. Но пока Австрия из войны не выходила, явно рассчитывая получить территориальные приращения в случае ожидавшегося скорого победного ее завершения.

Отдельный суворовский корпус продолжал оставаться у Бырлада, хотя вся соединенная Южная армия встала на зимние квартиры. Графу Рымникскому главное командование предписывало по-прежнему оставаться связующим звеном с австрийской армией.

К тому времени австрийцы осадили турецкую крепость на Дунае Журжу. Однако осажденные совершили удачную вылазку и заставили противника отступить от города. Вскоре после этих событий принцу Саксен-Кобургскому стало известно, что турки намерены, выйдя из Журжи, захватить столицу Валахии — Бухарест. Суворов получил письмо с предложением в третий раз соединиться с союзниками для совместных действий.

К тому времени суворовский корпус покинул Бырлад и перешел на левый берег реки Серет, поскольку получил задачу отсюда обеспечивать действия русских войск против вражеских крепостей в низовьях Дуная — Измаила и Килии. Главнокомандующий Потемкин-Таврический приказал генерал-аншефу идти на выручку австрийцам.

Когда суворовский корпус подошел к Бухаресту, стало известно, что Вена начала успешные мирные переговоры со Стамбулом и стороны прекратили между собой боевые действия. В такой ситуации светлейший князь распорядился, чтобы корпус без промедления возвращаться на исходные позиции. Григорий Александрович писал из Бендер императрице о причине такого решения: «...Генерала графа Суворова я отрядил в подкрепление австрийцев к Букарешту, но теперь необходимо его оттуда взять должно, ибо что копилось противу союзников, обратится уже на него одного, и он, будучи отрезан браиловским и силистрийским неприятелем, не в состоянии возвратиться без большой потери».

Действительно, русский корпус мог оказаться в западне, будь султанское командование более решительным и способным идти на оправданный риск. Суворовцы, совершив быстрый обратный переход, заняли позицию у Фурчени.

Вскоре от принца Саксен-Кобургского из города Бухареста Александру Васильевичу пришло еще одно письмо. Соратник Суворова по Фокшанам и Рымнику, расставаясь, выражал ему самые искренние чувства дружбы и признательности за науку:

«Ваше превосходительство!

Я должен покинуть Вас для принятия начальства в Венгрии, но мысль быть далеко от Вас огорчает меня больше, чем то могу выразить, мой достойный и драгоценный друг.

Я вполне оценил возвышенность души Вашей. Дружба наша совершилась в виду самых важных событий. И везде, во всех случаях жизни я имел возможность удивляться Вам как герою и любить Вас как достойнешего из людей.

Судите сами, мой несравненный наставник, как трудно мне расстаться с человеком, который имеет такие неотъемлемые права на мою привязанность. Вы один можете смягчить мою жестокую судьбу, сохранив ко мне то расположение, которым Вы удостаивали меня до сих пор. И я свидетельствую Вам с величайшей искренностью, что постоянные изъявления вашей дружбы ко мне необходимы для моего счастия.

Мне недостает довольно сил, чтобы лично проститься с Вами. Это для меня слишком было бы прискорбно. Я призываю на помощь Ваше собственное чувство и потому ограничиваюсь выражением самой сильной дружбы моей к Вам и прошу Вас только о продолжении Вашей, которая до сих пор доставляла наслаждение моей жизни.

Прошу взамен, мой достойный друг, положиться на мою беспредельную в отношении к Вам благодарность. Вы всегда будете для меня самым дорогим другом, которого Провидение ниспослало мне, и никто не имеет столько прав на глубокое уважение, с которым пребуду

Вашего Превосходительства

покорный слуга

   Принц Кобург».

В сентябре 1790 года Россия осталась в войне без союзника, заключившего с Портой выгодный мир. Но, с другой стороны, закончилась война со Швецией, а Севастопольская эскадра под водительством флотоводца Федора Федоровича Ушакова одержала убедительные победы над султанским флотом в сражениях у Керченского пролива и острова Тендры.

На суше боевые действия переместились к дунайскому устью, где в октябре и первой половине ноября русские войска успешно овладели турецкими крепостями Килия, Тульча и Исакча. Но оставался еще неприступно стоящий Измаил — крупнейшая крепость Оттоманской Порты на ее границах.

 

 

Глава вторая

 

Измаил, штурму которого равных нет.

 

Кампания 1790 года ознаменовалась новой блестящей победой русского оружия — штурмом и взятием османской твердыни на Дунае — неприступного Измаила. Султан Селим III и его полководцы связывали с крепостью большие надежды, не без основания надеясь на то, что она станет камнем преткновения для дальнейшего наступления русской армии и тем самым изменит неблагоприятный для Блистательной Порты ход войны. Овладение Измаилом открывало победителям путь в европейскую часть Турции — в Болгарию и на Балканы. В перспективе становился возможным удар по ее столице — Стамбулу, который в христианском мире по-прежнему назывался Константинополем.

В переводе название крепости означало: «Да услышит тебя аллах». То была не просто громадная, обширная крепость, стоявшая на левом (северном) берегу Килийского рукава Дуная. По турецкой военной терминологии она называлась «орду-калеси», то есть «армейская крепость» — крепость сбора войск. Измаил был способен вместить в себя целую армию и использовался во «Второй екатерининской турецкой войне» соответственно своему названию и предназначению.

«Орду-калеси» с 1774 года претерпела значительные перестройки. Модернизация армейской крепости проводилась под руководством опытных французских и немецких фортификаторов в соответствии с требованиями нового времени, и считалась современниками неприступной. Русская армия еще не имела боевого опыта штурма подобных укреплений.

Османская твердыня напоминалиа собой треугольник, примкнувший южной стороной к дунайскому Килийскому рукаву. Вершина крепости лежала на севере, западная и северо-восточная стороны укреплений почти под прямым углом упирались в полноводную реку.

Измаил стоял на склонах прибрежных высот, нисходящих к Дунаю. Широкая лощина делила городские кварталы на две части. Западная, большая часть, называлась Старой крепостью, восточная — Новой крепостью. Берег реки в черте города был обрывист, делая здесь плавный изгиб.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.