А. В. ШИШОВ 18 страница

Командующему приступом генерал-аншефу Суворову вовремя донесли о том, что колонна Василия Орлова попала в тяжелую ситуацию. Действительно, подкрепи Айдос Мехмет-паша контратакующих из Бендерских ворот янычар еще несколькими тысячами воинов, и тогда положение 4-й колонны могло бы оказаться просто критическим.

Суворов, узнав, что продвижение колонны Орловцев замедлилось, приказал направить им подкрепление — Воронежский гусарский полк генерал-поручика П. С. Потемкина, стоявший в общем резерве за 3-й колонной. Отсюда же было взято и два эскадрона Северского карабинерного полка.

Однако и этих сил оказалось мало. Тогда Суворов взял из войск генерал-поручика Самойлова все его конные резрвы, — и один Донской казачий полк — из общего резерва. Прибытие такой мощной поддержки помогло 4-й колонне закрепить за собой бастион и, вступив в огневой контакт с 3-й колонной, начать очищение от турок северного фаса крепостной ограды,.

5-я колонна бригадира Матвея Платова атаковала по лощине. Донские казаки бесстрашно под картечью, ядрами и пулями дошли до крепостного рва и столнулись с совершенно неожиданным препятствием: ров в этом месте оказался специально запруженным водой протекавшего здесь ручья.

Бригадир Платов бесстрашно с саблей в руке бросился в ледяную воду, которая была ему почти по грудь. Примеру бригадира последовали казаки и донцы. Оказавшись у основания крепостного вала, приставив лестницы, они начали взбираться по ним, меча сои пики в турок, стрелявших сверху из ружей и пистолетов.

Платовские казаки взобрались на вал куртины, захватили с бою стоявшие здесь пушки и вместе с бугскими егерями и гренадерами-херсонцами генерал-майора Голенищева-Кутузова стали очищать от турок крепостную ограду. Находившийся в казачьей колонне генерал-майор Безбородко получил тяжелое ранение в руку и вышел из строя. После этого бригадиры Василий Орлов и Матвей Платов действовали уже вполне самостоятельно.

Платовские казаки продолжали наступать по лощине, пробиваясь к дунайскому берегу. Навстречу «продирались» сквозь вражеские ряды десантники из отряда генерал-майора Арсеньева.

В 6 часов 30 минут, то есть спустя всего 45 минут с начала приступа и схваток на валу, вся крепостная ограда «орду-калеси» оказалась в руках русских войск, понесших большие потери в людях. Первая боевая задача согласно суворовской диспозиции была выполнена.

Штурмовые колонны в предутренних схватках за куртину, бастионы и крепостные ворота оказались расстроенными. Потребовалось некоторое время, чтобы привести в должный порядок перемешавшиеся батальоны и сотни, заменить офицеров, выбывших из строя в большом количестве.

Наступало утро 11 декабря. Солнечные лучи осветили иное поле Измаильской битвы — городские кварталы, где скучились еще значительные остатки крепостного гарнизона, отступившего от крепостных стен и отрезанного от дунайского берега. Предстоял самый жаркий бой внутри крепости.

По суворовскому приказу через открытые настеж городские ворота в Измаил вошли кавалерийские резервы. Часть конников уже сражалась в пешем строю. Так, карабинеры Северского полка «спешась и отобрав ружья и патронницы от убитых, вступили тотчас в сражение». Помимо конницы в город вошло 20 орудийных расчетов полковой артиллерии.

Огонь этих пушек помог штурмующим одержать полную победу. У турок же на исходе сражения артиллерийской поддержки почти не оказалось.

Остатки измаильского гарнизона использовали наступившую передышку, чтобы подготовиться к обороне в городской черте. Хотя сопротивление османов в последующих уличных боях было крайне ожесточенным (о чем лучше всего свидетельствовало малое количество плененных), но оно не носило в целом организованного характера.

По всей видимости комендант крепости Айдос Мехмет-паша частично потерял бразды управления своим еще немалым войском. Однако у осажденных нашлось немало пашей и прочих «чиновников» (то есть офицеров), которые брали командование на себя.

Сражение внутри Измаильской крепости сразу же распалось на ряд очагов вокруг кварталов каменных строений, приспособленных заранее, а кое-где наспех к обороне. Именно в этих схватках стороны понесли самые чувставительные потери.

Единственной серьезной попыткой янычар изменить ход борьбы за Измаил стала контратака в сторону реки, с тем чтобы сбросить десантников с обрывистого берега в Дунай. Причем удар наносился значительными силами спешенной крымской конницы в несколько тысяч человек под предводительством султана Каплан-Гирея, прославленного победителя в сражении с австрийцами под дунайской крепостью Журжа. Однако это намерение завершилось полным истреблением контратакующих.

Русские штурмовые колонны, приведя себя в более или менее должный порядок, по сходящимся направлениям повели наступление на центральную часть Измаила.

Немалый по площади крепостной город горел во многих местах. Пожары уже никто не тушил. Метались обезумевшие горожане. Но самое страшное зрелище представляли сорвавшиеся с привязей тысячные табуны обезумевших коней сипахов и крымчаков, которые носились по пылающим улицам, сметая все на своем пути. Не одна сотня людей погибла под лошадиными копытами. Только когда табуны вырвались через распахнутые настеж крепостные ворота в поле, улицы стали «безопасны» для сражающихся сторон.

Разрозненные группы султанских воинов, порой не в одну тысячу человек, отчаянно защищались, не желая сдаваться в плен «неверным». Это было вполне объяснимо — каждому попавшему в плен к русским грозила смертная казнь, о чем громогласно было объявлено в высочайшем фирмане владыки Блистательной Порты. Поэтому каждый шаг вперед давался русским большой ценой — ценой все новых и новых человеческих жизней.

С 7 до 11 часов без передышки в городе шел самый кровопролитный рукопашный бой. Русская пехота, донские и черноморские казаки и спешенная кавалерия короткими штыковыми ударами упорно продвигались вперед, тесня перед собой толпы осман. Турки защищали каждый каменный дом, где можно было только засесть и как-то удерживаться. С каждым часом вокруг разрозненных остатков гарнизона «орду-калеси» стягивалось «железное» кольцо рукопашного боя.

К полудню сражение окончательно распалось на несколько отдельных немногочисленных очагов. Еще долгое время продолжались схватки за отдельные крупные каменные строения. Некоторые из них пришлось брать с помощью штурмовых лестниц — как крепостные бастионы.

Последними опорными пунктами измаильского гарнизона стали большая городская мечеть, два каменных хана (караван-сарая) и «казематная каменная батарея». Это были настоящие крепостицы внутри крепости.

Полководец Суворов к полудню ввел в Измаильскую крепость свои последние резервы, которые сразу же ввязались в дело. В уличных столкновениях штурмующие, без различия рода войск и чинов, действовали «примерно» храбро и инициативно. Орудийные расчеты поддерживали своих «ближней» картечью, стреляя в неприятеля с расстояния всего в несколько десятков шагов. Контрвыпады турок отражались беглым огнем в упор и штыковыми ударами.

Командиры колонн и батальонов, «урузумев» тактику боя внутри города, приказывали своим бойцам обтекать вражеские опорные пункты и пробиваться все дальше и дальше. Идти на соединение с теми, кто таким же способом пробивался к ним навстречу. Турки, засевшие в каменных домах, оказывались отрезанными друг от друга и в последующем уничтожались.

Только под вечер 11 декабря остатки оборонявшихся стали сдаваться в плен, видя полную бессмысленность своего дальнейшего сопротивления. Среди них оказалось огромное количество раненых, особенно тяжелораненых.

Измаильский сераскир Айдос Мехмет-паша в окружении свиты с тысячью янычар засел в одном их больших каменных строений вблизи Хотинских ворот. Его окружили гренадеры-фанагорийцы во главе с полковником Золотухиным, который через пленного янычара потребовал от турок немедленной сдачи. Те, после минутного совещания решили сдаться на милость победителей.

Когда уже около половины осман, последних защитников Айдос Мехмет-паши, сложили оружие, произошел следущий инцидент. Один из фанатиков-янычар неожиданным выстрелом из пистолета убил русского офицера, принимавшего капитуляцию.

Разгневанные таким вероломством, фанагорийские гренадеры без какого-либо на то приказа «самочинно» ударили в штыки и буквально в считанные минуты истребили всех, кто еще находился в каменном строении. Общей участи не избежал и измаильский сераскир. В лице Айдос Мехмет-паши султан Блистательной Порты потерял в ходе «Второй екатерининской турецкой войны» одного из самых прославленных полководцев.

Битва за Измаил завершилась под вечер. Турки, засевшие было в большой городской мечети, запросили пощады. Сдались в плен и последние защитники Табии — 250 человек янычар во главе с трехбунчужным Мухафиз-пашой. Сдались на милость победителей и те османы, которые засели в каменных ханах. Там десантники с гребной флотилии приняли оружие почти от 4000 тысяч человек.

На том и закончилось сопротивление гарнизона «орду-калеси», самой большой надежды Стамбула в финальной части русско-турецкой войны 1787–1791 гг.

Центр Измаильской крепости русские войска заняли в 14.00. Через два часа — в 16.00 капитулировали последние тысячи защитников дунайской «армейской крепости». Тем самым завершилось сражение за Измаил, прославившее русское оружие и полководца Александра Васильевича Суворова-Рымникского.

Лишь одному безвестному для истории турецкому воину счастливо удалось спастись бегством из крепости. Он сумел переплыть через Дунай, держась за бревно, не будучи вовремя замеченным с русских судов, и принес султанскому командованию и страшную весть о падении «орду-калеси». Второй такой на границах Порты не существовало.

Придворный, но тем не менее известный и по сей день поэт Державин посвятил штурму Измаила памятные строки:

Везувий пламя изрыгает,

Столп огненный во тьме стоит,

Багрово зарево зияет,

Дым черный клубом вверх летит;

Краснеет понт (Черное море. — А. Ш.), ревет гром ярый.

Ударам вслед звучат удары;

Дрожит земля, дождь искр течет,

Клокочут реки рдяной лавы:

О Росс! — таков твой образ славы,

Что зрел под Измаилом свет.

В тот же день, 11 декабря, генерал-аншеф Суворов кратко рапортовал из взятой вражеской крепости главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Потемкину-Таврическому об одержанной победе. В рапорте говорилось:

«Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил, падшей пред высочайшим троном ее императорского величества кровопролитным штурмом! Нижайше поздравляю вашу светлость!

Генерал граф Александр Суворов-Рымникский».

В потемкинской штаб-квартире, расположенной тогда в Бендерской крепости на реке Днестр, с нескрываемым восторгом читалось не одно суворовское послание из стен поверженного Измаила:

«Стены Измаильские и народ пали перед стопами ее императорского величества. — Штурм был продолжителен и много кровопролитен. Измаил взят, слава богу! Победа наша! Вашу светлость имею честь поздравить».

«...Простите, что сам не пишу; глаза от дыму болят...

Сегодня у нас будет благодарный молебен у нашего нового Спиридония. Его будет петь Полоцкий поп, бывший со крестом, пред сим храбрым полком».

Чтобы отслужить молебен в честь одержанной победы и в память о погибших православных воинах, пришлось превратить большую городскую мечеть в церковь, которую называли именем святого Спиридония. Измаильская крепость была взята в день памяти этого святого Русской православной церкви.

В наши дни в этом здании недалеко от дунайского берега находится измаильский музей Александра Васильевича Суворова и диорама штурма крепости Измаил. На центральной городской площади стоит памятник генералиссимусу Суворову.

Докладывая в последующем подробном рапорте о ходе штурма Измаила главнокомандующему победитель Суворов, граф Рымникский писал:

«...Таким образом совершена победа. Крепость Измаильская, столь укрепленная, столь обширная, и которая казалась неприятелю непобедимою, взята страшным для него оружием российских штыков; упорство неприятеля, полагавшего надменно надежду свою на число войск, низринуто».

У Великого английского поэта лорда Д. Байрона в своей знаменитой поэме «Дон Жуан» о взятии русскими турецкой крепости Измаил есть такие строки:

...Руины представляя лишь собою,

Пал Измаил, он пал, как дуб могучий,

Взлелеянный веками великан,

Что вырвал с корнем грозный ураган.

Разгром султанской армии под командованием Айдос Мехмет-паши, упорно оборонявшейся на берегах Дуная, оказался страшен для противной стороны и впечатляющ для победителей. Из 35-тысячного гарнизона в сражении пало убитыми 26 тысяч человек, остальные 9 тысяч сдались в плен. Часть из них, равно как и тяжело раненных русских воинов, скончалась в последующие дни. Полковые врачеватели оказались здесь бессильны.

Говоря о численности измаильского гарнизона во время штурма крепости, генерал-аншеф Суворов указывал на то, что число защитников Измаила, получивших казенное довольствие, «простиралось» до 42 000 человек. По всей видимости, такие данные основывались на разведывательных данных, опросе пленных «чиновников» (офицеров), захваченных документов канцелярии султанского коменданта «орду-калеси».

По мнению русского полководца, численность неприятельских войск, оборонявших крепость, была несколько меньшей: «...но по точному исчислению полагать должно — тридцать пять тысяч».

В числе убитых оказались 4 турецких паши и 6 крымско-татарских султанов.

Трофеи русских войск в Измаильской крепости оказались огромны — 265 орудий (не считая артиллерии на судах потопленной турецкой Дунайской флотилии), 42 судна — 8 лансонов, 12 паромов и 22, более малых судна, 345 знамен и 7 бунчуков.

Помимо этого победителям достались личное оружие 35-тысячной неприятельской армии, большие запасы продовольствия (по суворовской оценке его могло хватить еще на месяц осадной жизни), пороховые склады крепости, другие материальные ценности. Трофейные боевые припасы насчитывали в 20 тысяч ядер разного калибра и до 30 тысяч пудов «нерасстрелянного» пороха.

Объявив ранее, что неприятелю не будет дано никакой пощады, генерал-аншеф Суворов, в полном соответствии с духом войн своей эпохи, дозволил победившим войскам в течение трех дней брать в завоеванной вражеской крепости все, что только возможно. «Дорогие уборы, изделия из золота, серебра, жемчуга и драгоценных каменьев, все досталось солдатам, на сумму до 10 миллионов пиастров».

Автор «Побед Суворова» — известный историк старой России А. Н. Петров говорит в одной из своих работ, что «маркитантам, за добрую чарку вина, солдаты давали по ковшу жемчуга».

Когда офицеры предложили графу Рымникскому взять хотя бы коня из захваченных тысячных табунов, ответил: «Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду...»

Пленных турок партиями перевезли под конвоем в город Николаев на Буге, где их до конца войны использовали для проведения различных работ. Измаильских «начальных людей» отправили в Бендеры. Гражданское население Измаила было отпущено в пределы оттоманских владений за Дунай.

Потери русских войск при штурме Измаильской крепости оказались значительно меньше турецких. Точных сведений о них нет. Различные исследователи называют разные цифры. Так, известный дореволюционный историк А. Ф. Петрушевский приводит цифры потерь победителей, с которыми не согласны большинство последующих отечественных исследователей: убито — 4 тысячи человек и ранено — 6 тысяч.

Историк А. Н. Петров, посвятивший свои наиболее значительные работы «екатерининским турецким войнам», дает, на основе исследованных им документов, следующие цифры: 1815 погибших при штурме крепости и 2400 получивших боевые ранения. Данные советского военного историка И. И. Ростунова почти такие же: 1815 человек убито и 2445 ранено.

Потери русских войск, согласно победной реляции главнокомандующего действующей армией генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, составили 1879 человек убитыми (64 офицера, 1815 нижних чинов) и 2703 человека раненых (253 офицера и генерала, 2450 нижних чинов). В это число погибших, по всей видимости, были включены умершие от тфжелых ранений сразу же после взятия крепости.

Однако в потемкинской реляции в Санкт-Петербург вызывает сильное сомнение соотношение между убитыми и ранеными. Число нижних чинов, получивших боевые ранения при штурме Измаильской крепости, явно занижено. Понятны и причины этого: перевязочные пункты не справлялись с огромным количеством раненых солдат и казаков, а многие легкораненые, перевязанные товарищами, остались в строю и потому не были включены в цифру, указанную в победной реляции.

Число раненых (в соответствии с соотношением убитых и раненых в войнах той эпохи) следует увеличить в 1,5–2 раза. Тогда получится, что суммарные потери русских войск должны доходить до 6–6,5 тысячи человек, то есть более 20 процентов от общего количества войск, участвовавших в штурме Измаила.

Ощутимые потери понес офицерский состав войск, штурмовавших крепость. Из 650 офицеров оказалось 400 человек, то есть почти две трети осадного корпуса, убитыми или ранеными. Такое объясняется тем, что командиры шли впереди колонн, батальонов, рот, эскадронов и казачьих сотен, лично руководя рукопашными боями в городе.

Сохранились письменные свидетельства о кровопролитности измаильского штурма. Одно из них принадлежит М. И. Голенищеву-Кутузову (впоследствии «Спаситель России» в 1812 году), писаышем жене:

«Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся... Кого в лагере не спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце у меня обливается кровью, и залился слезами... К тому же столько хлопот, что за ранеными посмотреть не могу; надобно в порядок привесть город, в котором однех турецких тел больше 15 тысяч... Корпуса собрать не могу, живых офицеров почти не осталось».

Уже под вечер победного 11 декабря в городе, в уцелевших от пожаров и бомбардировки домах раскинулся огромный военный госпиталь. Однако две трети тяжелораненых ушли из жизни вследствии антисанитарных условий и неопытности немногих оказавшихся в осадном лагере врачей. Два опытных армейских хирурга — Массо и Лиссиман в это время находились в городе Бендеры, поскольку у светлейшего князя разболелась нога. Они возвратились в Измаил только через 2 дня после штурма.

Победителям потребовалось, страшно сказать, целых 6 дней, чтобы очистить захваченную вражескую крепость от мертвецов. Тела убитых русских воинов свозились для погребения с воинскими почестями за город. Тела турок во избежание «заразы» было велено бросить в дунайские воды.

В ходе штурма Измаильской «орду-калеси», одной из самых блистательных побед русского оружия, воины-победители показали поистине массовый героизм. Легендарный подвиг суворовских «чудо-богатырей», сокрушивших дунайскую твердыню Турции, стал символом русской воинской славы.

История, к сожалению, донесла до нас немного имен героев, особенно из числа нижних чинов, рядовых воинов. Но все же благодаря суворовскому рапорту генерал-фельдмаршалу Потемкину мы знаем наиболее достойные. Среди них — полковник Николай Волконский и корнет Иван Бутович, секунд-майор Павел Якубовский и хорунжий Григорий Собов, сотник Нестор Рекунов и поручик Петр Алексеев, сержанты Егор Чистопалов и Трофим Васильев...

В победном донесении о своих измаильских сподвижниках генерал-аншеф Суворов писал:

«Принося вашей светлости с одержанием столь знаменитой победы поздравление и благодарность за поручение мне толь знаменитого подвига, почитаю себе прямым долгом засвидетельствовать твердость и мужество начальников и беспредельное усердие и храбрость всех чинов и ходатайствовать вашего благоволения и покровительства о воздаянии сотрудникам и товарищам моим».

Участники измаильского штурма были щедро награждены медалями, золотыми офицерскими крестами, орденами и чинами. Екатерина Великая в истории своего продолжительного самодержавного правления еще никогда не делала столь широкого, но бесспорно заслуженного «наградного жеста».

Отличившиеся при взятии неприятельской крепости нижние чины сухопутных войск и Дунайской гребной флотилии получили серебряные медали. Они были овальной формы, схожие с «Очаковской медалью». Надпись на них гласила: «За отменную храбрость при взятии Измаила декабря 11 1790».

Многие офицеры и все генералы стали обладателями боевых российских орденов, в том числе наиболее почетного Военного императорского ордена Святого великомученика и победоносца Георгия, то есть стали Георгиевскими кавалерами. Среди обладателей ордена Святого Георгия IV класса — бригадир В. А. Зубов и поручик А. И. Остерман-Толстой, III класса — бригадир И. И. Марков и генерал-майор М. И. Голенищев-Кутузов.

Полководческого Георгиевского ордена II класса удостоился генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин. В его представлении к Военному ордену говорилось: «Во уважении на усердие к службе, ревностныя труды и отличную храбрость, оказанную им при взятии приступом города и крепости Измаила, с истреблением бывшей там турецкой армии, командуя правым крылом».

Эти же слова вошли и в высочайший указ о его награждении. Но, ради справедливости, следует заметить, что в ходе измаильского штурма Суворову трудно было в чем упрекнуть этого подчиненного ему генерала.

Екатерина II действительно была великой правительницей, пекшейся о победах и самочувствии русской армии. Вскоре по ее указу офицеров — участников прогремевшего по всей Европе измаильского штурма, но по каким-то причинам не представленных к награждению боевыми орденами и Золотым оружием, отметили специальными Золотыми крестами.

Эти боевые награды именовались «Знаком золотым для ношения в петлице мундира на ленте с черными и желтыми полосами на левой стороне груди». Измаильский золотой крест напоминал по своей форме Очаковский золотой крест. Императрица в высочайшем на сей счет рескрипте светлейшему от 25 марта 1791 года писала: «…Мы представляем Вам... объявить с одарительным листом каждому, означающим службу его, убавляя срок, к получению военного ордена св. Георгия положенный... и с дачею каждому же золотого знака по образцу, нами утвержденному».

Подвиг русского воинства и полководца А. В. Суворова при сокрушении дунайской твердыни Османской империи 11 декабря 1790 года стал переломным моментом в идущей русско-турецкой войне, ее логической кульминацией на суше. Но война еще продолжалась и штурмом Измаила завершалась кампания предпоследнего года войны.

Взятие Измаильской крепости стало большим праздником для россиян. Победителей славили в храмах, о них много писалось. Поэт Ермил Иванович Костров, выходец из крестьян, посвятил Александру Васильевичу два стихотворных произведения — «Эпистолу на взятие Измаила» и «Оду». Вот строки из нее:

Герой, твоих побед я громом изумлен.

Чудясь, безмолвствовал в забвении приятном...

...Что сих побед вина? Герой наш мало спит;

Исполнен к Отечеству любви и к Богу веры,

Он скор, неутомим, предчувствует, предзрит,

Спокойно зиждет все, сообразует меры,

Любым подвластным, их попечитель нужд,

Труды являет им, как некия забавы.

Корысти подлой чужд –

Ревнитель Россам славы!

Взяв Измаил, русская армия стала окончательно располагаться на зимних квартирах, равно как и ее неприятель. К походу на Балканы она была еще не готова, хотя путь для нее благодаря суворовскому военному гению оказался открытым.

Генерал-аншеф А. В. Суворов с подчиненными ему войсками выступил к городу Галацу, где и встал на зимние квартиры. Полководец вновь приступил к командованию передовым корпусом русской армии. Вскоре по повелению императрицы он убыл в Санкт-Петербург.

Комендантом Измаильской крепости Суворов оставил одного из героев победного штурма генерал-майора М. И. Голенищева-Кутузова. В гарнизон крепости назначались 4 батальона егерей, 2 мушкетерских полка и две тысячи донских казаков. Помимо несения гарнизонной службы им предписывался уход за многочисленными больными и ранеными, которые до выздоровления оставались в Измаиле.

Завершать «Вторую екатерининскую турецкую войну» довелось генерал-аншефу Николаю Васильевичу Репнину, поскольку ни Потемкина-Таврического, ни Суворова в полевой действующей армии уже не было.

Получилось так в истории той большой русско-турецкой войны, что не полководец Александр Васильевич Суворов поставил в ней последнюю, победную точку.

Подчеркивая эту мысль, отечественный военный историк М. И. Богданович в своей работе «Походы Румянцева, Потемкина и Суворова в Турцию» справедливо отмечал, что в то время признанный полководец Суворов в силу известных причин: «...Имел ограниченный круг деятельности: везде ему приходилось действовать с малыми средствами — с недостаточными силами, но гений вождя заменял тысячи воинов. Фокшаны — Рымник — Измаил никогда не изгладятся из памяти русских».

Штурм Измаила стал торжеством русского военного искусства, суворовской «Науки побеждать». Сам полководец сказал, что на такой приступ можно «пускаться только раз в жизни». Измаильский бой вошел в отечественную военную историю солдатской песней, которая пелась более столетия, до начала двадцатого века. В песне говорилось о вороне:

Я летал, летал, полетывал,

По белу свету погуливал...

Я видел диво, диво дивное,

Диво дивное, диво чудное:

Как наш батюшка Суворов-граф

С малой силой соколов своих

Разбивал полки тьмучисленные,

Полонил пашей и визирей,

Брал Измаил, крепость сильную,

Крепость сильную, заветную.

Много пало там солдатушек

За святую Русь-отечество

И за веру христианскую.

Глава третья

На финляндской границе

Ни для кого из суворовского и потемкинского окружения не было большим секретом, что великий победитель ожидал за Измаил звания генерал-фельдмаршала. Ожидал по простой причине — все высшие орденские награды Российской империи уже украшали его генеральский мундир.

Когда Александр Васильевич прибыл в армейскую квартиру в город Бендеры, он был радушно встречен, светлейшим князем. Тот даже вышел на лестницу и в привычном для всесильного временщика добродушно-грубоватом, слегка покровительственном тоне спросил:

«— Чем я могу наградить ваши заслуги, мой любезный граф Александр Васильевич?

— Ничем, ваше сиятельство — отвечал Суворов. — Я не купец и не торговаться сюда приехал. Кроме бога и матушки-государыни никто меня наградить не может».

Такой «дерзкий» ответ независимого генерал-аншефа не мог не привести второе лицо Российской империи, в шок. Суворов явно ошибся в ожидании разговора со светлейшим на равных. «Пустое обстоятельство» — то есть размолвка между начальником и подчиненным испортило «наградное дело».

И Потемкин, и Суворов расстались в тот день, который мог стать праздничным для обоих, в крайне натянутых отношениях. Но самой судьбой было предопределено, что встреча в Бендерской крепости двух великих людей оказалась последней.

Последствия такой размолвки не заставили себя долго ждать. Победителя Измаильской твердыни под благим предлогом удаляют с юга, где война близилась к концу, и отзывают в столицу. Однако большие почести и награды Суворова не ожидали. Потемкинские эстафеты опередили его, придя раньше на невские берега.

За Измаил он получил высочайшую благодарность и звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, полковником которого являлась сама императрица. С одной стороны, казалось, что полководцу оказывалась высокая честь быть в списках элитного полка русской гвардии «вторым» после государыни. Но, с другой — Суворов был уже одиннадцатым человеком при дворе, носившим это почетное звание.

Кроме того Екатерина II пожаловала еще одну награду. Полководец Суворов-Рымникский был удостоен золотой персональной медали за штурм Измаила. Об этом государыню просил сам светлейший князь. На лицевой медали Суворов был изображен в львиной шкуре, что дало знаменитому тогда поэту Гавриилу Романовичу Державину написать известное четверостишие:

Се Русский Геркулес:

Где сколько ни сражался,

Всегда непобедим остался,

И жизнь его полна чудес!

Известно из суворовской переписки, что Александр Васильевич надеялся получить за взятие дунайской твердыни и придворный чин генерал-адъютанта. Это давало бы ему право чаще бывать при монаршем дворе и видеть там свою любимую «Суворочку», которая после выпуска из Смольного института в марте 1791 года была пожалована во фрейлины императрицы. Однако Екатерина не захотела иметь «чудаковатого» Суворова среди своих генерал-адъютантов.

В Санкт-Петербурге измаильский победитель оказался не у дел. Да и сама дворцовая обстановка явно была ему не по душе. Он давно отвык от видимой праздности церемоний по любому, даже малейшему поводу. Сохранилась его записка, относящаяся к тем дням его пребывания в столице:

«Здесь по утру мне тошно, в вечеру голова болит! Перемена климата и жизни. Здесь язык и обращения мне незнакомы — могу в них ошибиться.

Поэтому расположение мое не одинаково: скука или удовольствие.

По кратковременности мне неколи, поздно, охоты нет учиться, чему доселе не научился.

Это все к поступкам, не к службе!»

Думается, что государыня прекрасно понимала, что на столичных торжествах по случаю взятия Измаильской крепости, назначенных на 28 апреля, генерал-аншефу А. В. Суворову и ее фавориту, светлейшему князю лучше не встречаться. Один был истинным победителем, второй — главнокомандующим армии-победительницы.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒