А. В. ШИШОВ 16 страница

Общее протяжение крепостных укреплений по внешнему обводу составляло около 6,5 километров. Западный фас — 1,5 километра, северо-восточный — более 2,5 и южный— 2 километра.

Крепость имела мощные стены, представлявшие собой высокий земляной вал с глубоким рвом перед ним и семь бастионов, защищавшие город со стороны суши. Бастионы тоже были земляные, только два из них турки успели облицевать камнем. Высота вала составляла от 6 до 8 метров. Он отличался большой крутизной очертания.

Ров перед валом имел разные глубины — от 6 до 10 метров, а вместе с валом — до 12 метров и более. Высота бастионов, которые предстояло брать приступом, достигала 20–24 метров. Большая часть рва была заполнена водой глубиной около 2 метров. Ширина рва определялась в 12 метров, что позволяло осажденному гарнизону сосредоточивать внутри — и конницу, и пехоту для вылазок и контратак.

С Севера Измаил защищен был крепостной цитаделью. Здесь, на вершине треугольника крепостных обводов, располагался Бендерский бастион, одетый камнем. К западу от цитадели находилось озеро Броска, болотистая местность от которого подходила ко рву.

Со стороны Дуная крепость бастионов не имела. Первоначально турки не укрепили приречную сторону Измаила, надеясь на мощь своей речной военной флотилии и крутизну обрывистого берега. По всей видимости, так задумывалось и фортификаторами, создававшими «орду-калеси».

Однако после боя на речных водах 20 ноября, когда русскими была почти полностью уничтожена вражеская Дунайская флотилия, прикрывавшая Измаил со стороны реки, султанское командование стало спешно укреплять южный фас оборонительной линии, поскольку она в случае осады становилась уязвимой.

Турки возвели на дунайском берегу в черте города 10 батарей, державших под прицелом речную гладь и обстреливавших позиции противника на противоположном острове Чатал. Батарейные позиции одновременно служили укрытиями и для стрелков. Орудия, поставленные на береговом срезе, имели большой калибр.

Наряду с цитаделью османы хорошо укрепили юго-западный угол крепостного обвода, где берег опускался к реке отлого. Здесь крепостной вал оканчивался примерно в 100 метрах от уреза воды каменной башней Табией (называемой иногда бастионом или редутом) с трехъярусной пушечной обороной. Промежуток между башней и берегом был прикрыт неглубоким рвом и палисадом из заостренных бревен. Орудия с Табии хорошо фланкировали этот участок крепостного обвода.

Внутри города имелось множество крепких каменных построек — частных домов, мечетей, торговых строений, удобных для обороны. Штурм Измаила показал, что турки заранее привели их в оборонительное состояние на случай уличных боев в городской черте.

Оборона «орду-калеси» значительно усиливалась естественными препятствиями: рекой Дунай с юга, озерами Кучурлуй и Алапух с запада и озером Катабух с востока. Эти преграды ограничивали маневр русских войск, удлиняли их осадные коммуникации. Местность под Измаилом в большей части была заболочена, к тому же во время осады шли частые дожди и стояла холодная погода.

Турки постарались укрепить и полосу перед рвом. Здесь в немалом количестве они устроили «волчьи ямы» и всевозможные ловушки для штурмующих.

Крепость имела укрепленные, хорошо защищенные ворота. Их было четыре: с запада — Бросские (Царьградские) и Хотинские, с востока — Килийские и с севера — Бендерские. Подступы и дороги к ним простреливались фланкирующим артиллерийским огнем (это позволяла конфигурация крепостного вала), поскольку являлись самым уязвимым местом в системе обороны Измаила.

Измаильский гарнизон насчитывал 35 тысяч султанских войск. Почти половину — 17 тысяч — составляли янычары, отборная регулярная пехота владык Порты. Остальную часть составляли сипахи — легкая турецкая конница, конные крымские татары, артиллерийская прислуга, вооруженные горожане-ополченцы.

В Измаильскую крепость бежали отряды из разгромленных гарнизонов Килии, Тульчи и Исакчи. Это были воины, не потерявшие желания сражаться с «неверными». Те же, кто не хотел дальше воевать становились дезертирами, наводнившими прифронтовую полосу государства осман.

Ряды осажденного гарнизона пополнились многочисленными экипажами с потопленных кораблей турецкой Дунайской флотилии, имевших на своих бортах несколько сот орудий малого калибра. Поскольку большинство судов было затоплено русской артиллерией под самым берегом, осажденные, по всей вероятности, смогли достать из-под воды немало корабельных пушек, усилив ими прибрежные батареи.

Всего на вооружении крепости находилось 265 разнокалиберных орудий. По другим сведениям на вооружении Измаила было около 200 орудий. Вероятно, в последнее число не вошли пушки, поднятые с затонувших речных судов. Из этого количества орудий 85 пушек и 15 мортир занимали приречные позиции.

«Армейская крепость» имела огромные запасы различных боевых зарядов и продовольствия. Главный фортификатор француз де Лафит-Клове при сооружении «орду-калеси» в своих инженерных планах расчитывал на длительное пребывание за оградой Измаила многотысячного войска. Подвоз запасов в крепость по Дунаю прекратился только с началом ее блокады.

Кроме того, затворенными в Измаиле оказались многие тысячи коней турецкой и крымской конницы. Горожане согнали за городские стены немало скота с окрестностей, что заметно увеличило запасы провианта для осажденного гарнизона.

Комендантом Измаильской крепости был один из лучших султанских полководцев, опытный трехбунчужный сераскир Айдос Мехмет-паша (Мегмет Айдозла). Турецкое командование не без оснований рассчитывало на его стойкость и упорство, что и подтвердили последующие события. При сераскире находилось еще несколько генералов (пашей) и брат крымского хана Каплан-Гирей, командовавший татарской конницей.

Стойкость защитников дунайской твердыни Оттоманской Порты во многом объяснялась высочайшим приказом султана Селима III. Сдавшимся в плен грозила смертная кара, что в последнее время, в условиях войны, часто приводилось в исполнение. Кроме того, сераскир мог рассчитывать и на религиозный фанатизм в рядах подчиненного ему войска.

Русская армия начала осаду Измаила с октября 1790 года. Первыми подступили к вражеской крепости корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа Михайловича де Рибаса, действовавшего смело и наступательно. Вначале он решил завладеть островом Чатал, расположенным напротив крепости. Для его захвата был составлен следующий план.

Десантные войска под командованием генерал-майора Николая Дмитриевича Арсеньева должны были высадиться на острове и сразу же приступить к возведению сильной батареи. Она предназначалась для действий против вражеской речной флотилии, укрывавшейся под стенами крепости, и обстрела измаильских приречных батарей.

Такой план захвата острова Чатал таил в себе большую опасность для судов русской речной флотилии. Юго-западный бастион Табия трехъярусным огнем своих орудий продольно простреливал течение Дуная вверх от крепости. Поэтому генерал-майор де Рибас приказал экипажам не входить в зону обстрела, а десантникам побыстрее устраивать батарейную позицию на острове, чтобы ответным огнем «ослабить» Табию.

Османы попытались перехитрить русских. Часть гарнизонной конницы двинулась по берегу реки Репида, а к ее устью подошло 5 турецких парусников-лансонов. Турки попытались выманить суда противника под огонь крепостных батарей.

Однако их уловка не удалась. Высадившиеся на левый дунайский берег 200 гренадеров и 300 черноморских казаков с двумя пушками вынудили вражескую конницу уйти восвояси. Орудийный же огонь с лансонов не принес никакого вреда.

Командир флотилии послал против турецких лансонов отряд судов под командованием подполковника де Рибаса-младшего, служившего в Днепровском приморском гренадерском полку. В ходе схватки на реке один вражеский лансон был взорван. Остальные поспешно отошли под защиту крепости. Их преследовали до самого Измаила, покуда с Табии не начался яростный артиллерийский огонь.

С наступлением ночи на остров Чатал свезли пушки и снаряды, которые укрыли в камышах. День 19 ноября ушел на приготовления к устройству батарей на острове. Тем временем дерибасовская флотилия приблизилась к крепости на пушечный выстрел и своими кораблями перекрыла Дунай. Черноморские казачьи мореходные лодки-дубы и 12 лансонов выдвинулись вперед и начали обстрел крепости из орудий. Завязалась артиллерийская дуэль.

Под гром орудийной канонады к 5 часам утра 20 ноября десантники возвели на Чатале 3 батарейные позиции. Через 2 часа артиллеристы генерал-майора Арсеньева начали обстрел внутренней части крепости и вражеских кораблей у измаильского берега. Суда русской гребной флотилии, стоявшие выше и ниже «орду-калеси», поддержали чатальские батареи.

Генерал-майор Рибас попытался применить против вражеских судов, скучившихся под Измаилом, брандеры. Однако сильный орудийный огонь из крепости не позволил это сделать, хотя часть турецких экипажей при виде приближающихся горящих судов в страхе бежала на берег.

Стремление уничтожить османскую флотилию оказалось сильнее огня крепостных батарей. Отряд капитана 1-го ранга Ф. А. Ахматова отважно выдвинулся против каменной громадины Табии, под прикрытием которой стояло много неприятельских одно- и двухмачтовых лансонов и большой 18-пушечный речной корабль. Началась жаркая артиллерийская перестрелка, в которую включились и батареи с острова Чатал.

К отряду капитана Ахматова присоединились баркасы и более малые суда под командованием лейтенантов Поскочина и Кузнецова. Последние подошли к вражеским судам на ружейный выстрел, сожгли 7 лансонов и взорвали 18-пушечный речной корабль.

Одновременно с этим приблизились стоявшие ниже Измаила 12 лансонов и черноморские казачьи дубы полковника Антона Андреевича Головатого и под сильным орудийным и ружейным огнем из крепости, открыли по ней огонь из пушек и мортир. В результате удалось уничтожить 4 лансона и 17 транспортных турецких судов.

Успех окрылил русских моряков и черноморских казаков. С судов в город были высажены десантники. Неожиданным ударом им удалось захватить башню Табию, откуда они отбили ружейным огнем и штыками 2 атаки турок. Однако, чтобы не терять людей зазря, генерал-майор Рибас приказал десантникам отойти на свои суда. За утро 20 ноября турки понесли большие потери в людях.

Разгневанный измаильский сераскир Айдос Мехмет-паша решил в тот же день нанести ответный удар, высадив на острове Чатал многочисленный десант, но русским удалось сбросить его в реку, уничтожив при этом немало турецких судов.

Всего в бою 20 ноября у противника было сожжено или потоплено один большой трехмачтовый корабль, 12 лансонов, 32 транспортных судна и более 40 гребных паромов. Русские же в этот день лишились только 3 лансонов, один из которых, потерявший якорь и снасти, речным течением был прибит к неприятельскому берегу. Экипаж его спасся на шлюпке, успев снять с мачты Андреевский флаг, и вернулся к своим.

После этого славного дела россиян стороны на дунайской воде больше ничего не предпринимали. Русские десантники укрепились на острове Чатал и к 29 ноября возвели на нем последнюю, восьмую осадную батарею. Чатальские батареи с перерывами обстреливали город и остатки вражеского флота. Его как боевой единицы благодаря энергичным действиям гребной флотилии под командованием служившего России испанца генерал-майора Рибаса уже не существовало.

К концу ноября русские сухопутные войска встали полукругом осадным лагерем под стенами Измаила, в четырех верстах от крепости. Они находились почти в полном бездействии, если не считать сшибок конных дозоров. На то имелось ряд причин.

Наступала осенняя непогода. В голой степи холод чувствовался уже не только по ночам, но и днем. Топлива, кроме камыша, в округе почти не было. Продовольствие приходилось воловьими повозками завозить издалека. Начались болезни, что неизбежно привело к большой смертности в полевых войсках.

Под Измаил прибыли полки совсем не подготовленные к осаде мощной крепости. Тяжелых пушек не было вовсе. Полевая артиллерия имела лишь по одному комплекту боеприпасов. К тому же почти половину осадных войск составляли казаки, в большинстве своем потерявшие лошадей и вооруженные укороченными пиками, которые в рукопашном бою легко перерубались ударами ятаганов.

Но все же главной причиной бездействия осадных войск было отсутствие единого командования в русском стане по вине главнокомандующего действующей армией генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического.

Ни генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин (двоюродный брат светлейшего), ни генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович, ни генерал-майор Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов не зависели в служебном положении друг от друга, равно как и командовавший гребной флотилией генерал-майор де Рибас.

Один из участников измаильского дела граф Г. И. Чернышев в письме от 29 ноября на имя генерал-майора князя С. Ф. Голицына, сообщал:

Несчастье наше в том, что все три генерала, Потемкин (имеется в виду генерал-поручик П. С. Потемкин. — А. Ш.), Кутузов и Рибас, не только не зависят друг от друга, но действуют вовсе не дружно и не хотят даже помогать друг другу».

В конце концов военный совет из-за этих не нашедших согласия генералов решил снять осаду вражеской крепости и первые полки стали покидать осадный лагерь. С занятием зимних квартир в связи с наступившей непогодой приходилось спешить, поскольку путь по степному бездорожью предстоял дальний.

И только тогда, встревоженный наконец происходящим понял, что надо предпринимать кардинальные меры.

Генерал-фельдмаршал осознавал, что «грандиозный подвиг овладения Измаилом» не по плечу ни кому из находившихся в осадном лагере генералов. После недолгих раздумий он понял, что такую сверхзадачу может выполнить только однину-единственный человек. Потемкин наверняка знал, что непобедимый доселе ни турками, ни поляками и пруссаками, ни крымчаками Суворов не отступит от «орду-калеси». Что сделает все возможное и невозможное для победы.

И главнокоманующий ордером № 1336 от 25 ноября 1790 года, написанным в Бендерах, назначает генерал-аншефа и кавалера графа Суворова-Рымникского командующим всеми войсками под Измаильской крепостью. Ему предоставляется право или отступить от дунайской твердыни Турции, или овладеть ею.

Потемкинский ордер о новом суворовском назначении гласил:

«Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда, и сторона города к воде открыта.

Остается предполагать, с помощью божиею, на овладение города. Для сего, ваше сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду, взяв на судах своих сколько можете поместить пехоты, оставя при генерал-поручике князе Голицыне для удержания неприятеля достаточное число и всю конницу, которой под Измаилом и без того много. Прибыв на место, осмотрите чрез инженеров положение и слабые места. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею. Если бы начать тем, чтобы взойдя тут где ни есть ложироваться и уже оттоль вести штурмование, дабы и в случае, чего боже сохрани, отражения было куда обратиться.

Сын принца де-Линя — инженер, употребите его по способности. Боже подай вам свою помощь! Уведомляйте меня почасту.

Генерал-майору и кавалеру де-Рибасу я приказал к вам относиться.

Князь Потемкин-Таврический».

К ордеру было приложено личное послание графу Суворову-Рымникскому:

«Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!

По моему ордеру к тебе присутствие там личное твое соединит все части. Много тамо разночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на помогу и по предприимчивости, и усердию; будешь доволен и Кутузовым. Огляди все и распоряди, и помоляся богу, предпринимайте. Есть слабые места, лишь бы дружно шли».

Генерал-аншеф наделялся весьма широкими полномочиями. Ему давалось полное право, оценив на месте обстановку, самостоятельно принять решение о дальнейших действиях русских войск, сосредоточенных под Измаилом. В новом ордере, посланном генерал-аншефу через 4 дня, главнокомандующий писал: «...Предоставляю Вашему сиятельству поступать по лучшему Вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением онаго».

Одновременно под предлогом иметь на Кубани способного военачальника Потемкин отозвал из-под Измаила генерал-аншефа И. В. Гудовича, председательствовавшего на военном совете 26 ноября.

К слову сказать, такое «хирургическое» решение генерал-фельдмаршала дало большие результаты. Именно полководец И. В. Гудович штурмом взял самую сильную турецкую крепость на черноморском кавказском побережье — Анапу, к которой до этого русские войска уже подступали дважды.

Назначение героя Кинбурна, Фокшан и Рымника командующим войсками под Измаильскую крепостью с большим удовлетворением встретили в действующей армии. Полководца, прославившего себя не в одной войне, знали как большого мастера смелых и решительных действий в любой обстановке и при любом численном превосходстве неприятеля. С прибытием его в бездействовавший осадный лагерь связывали скорую и полную победу.

В упоминавшемся выше письме Чернышева прямо говорится об этом: «Все того мнения, что как только Суворов прибудет, город возьмут нечаянным нападением, сразу, приступом».

Потемкинский ордер о новом назначении генерал-аншеф Суворов получил в городе Галаце, где он командовал передовым армейским корпусом. Сдав командование генерал-поручикам князю Голицыну и фон Дерфельдену, полководец в сопровождении конвоя из 40 донских казаков немедленно, 30 ноября, «отправился... к стороне Измаила».

Перед этим он приказывает своему любимому гренадерскому Фанагорийскому полку под командованием полковника Василия Ивановича Золотухина направиться к осажденной османской крепости. Фанагорийцы готовы были идти за Суворовым в огонь и в воду: он об этом знал и верил в них.

Отправляясь под Измаил, полководец знал, что легкой победы там не предвидится. К дунайской «орду-калеси» русские уже подступали дважды и дважды терпели поражение: 11 сентября 1789 года войска генерал-аншефа Н. В. Репнина, а в ноябре 1790 года турецкий гарнизон отразил приступ, которым руководил генерал-поручик П. С. Потемкин.

Чтобы ускорить прибытие на место, Александр Васильевич отделяется от сопровождавшего его конвоя, кони которого подустали в военных трудах, и в сопровождении только одного казака, везшего самые необходимые для командующего вещи, уместившиеся в одном узелке, спешит к Дунаю.

По дороге генерал-аншеф встретил уже отходившие полки осадного войска и приказал им немедленно вернуться обратно. Ранним утром 2 декабря, проделав почти стоверстный путь по зимней степи, Суворов-Рымникский со своим спутником-казаком прибыл в наполовину опустевший осадный лагерь.

Нетрудно представить, какой подъем вызвало в войсках появление легендарного военачальника. У всех на устах звучало теперь одно: «Штурм! Будет, братцы, штурм, раз, прилетел сам Суворов...

Сразу же новый командующий осадного корпуса отправил генерал-фельдмаршалу Потемкину рапорт:

«К Измаилу я сего числа прибыл.

Ордер вашей светлости от 29-го за № 175 о мероположении, что до Измаила, я имел честь получить и о последующем вашей светлости представлю.

Генерал граф Александр Суворов-Рымникский».

Прибыв на место, Александр Васильевич застал в осаде неприятельской крепости до 20 тысяч войск, большей частью донских казаков. Численность турецкого гарнизона на первые числа декабря превосходила осаждавших почти вдвое.

Светлейший князь посторался оказать Суворову должное содействие. К Измаилу возвращались не только ушедшие к зимним квартирам полки. Из Галацкого отряда, которым прежде командовал генерал-аншеф, ему передавали всю конницу и часть пехоты. Ее перевозили под осажденную крепость на речных судах.

Полководец со своейственной ему энергией и обстоятельностью сразу же произвел смотр осадных войск. Одновременно побывал на рекогносцировке измаильских укреплений, которую завершил 3 декабря. И в тот же день отправил Потемкину рапорт о подготовке к осаде и штурму Измаила:

«...По силе повелениев вашей светлости, первоначально войски сближились под Измаил на прежние места, так безвременно отступить без особого повеления вашей светлости почитается постыдно...

Крепость без слабых мест. Сего числа приступлено к заготовлению осадных материалов, коих не было, для батарей, и будем стараться их совершить к следующему штурму дней чрез пять, в предосторожность возрастающей стужи и мерзлой земли. Шанцевый инструмент по мере умножен. Письмо вашей светлости к сераскиру отправлю я за сутки до действия. Полевая артиллерия имеет снарядов только один комплект. Обещать нельзя, божий гнев и милость зивисит от его провидения. Генералитет и войски к службе ревностию пылают. Фанагорийский полк будет сюда».

Перед полководцем встал трудный выбор — или продолжать начавшееся сниятие осады, османской твердыни, или в самые короткие сроки предпринять штурм.

В первом случае действия русских войск неизбежно обрекались на неудачу. Позднее время года с холодами и дождями, большой недостаток продовольствия, сложности с его доставкой, начавшиеся болезни, почти полное отсутствие топлива — все это сводило на нет успех длительных осадных действий.

Отсутствие осадной артиллерии и проблемность ее доставки под Измаил делали невозможной «правильную» осаду сильной крепости. Пробить бреши полевыми орудиями в мощных земляных укреплениях, не говоря уже об одетых в камень бастионах, полевыми орудиями было просто невозможно. Даже если бы это и удалось, то осажденные без большого труда могли бы заделывать по ночам повреждения.

Для овладения крепостью оставался единственный способ — эскалада, то есть штурм укреплений с помощью штурмовых лестниц. К такому решению Суворов пришел после проведенной им рекогносцировки крепости и бесед с военачальниками. К тому же он со всем вниманием отнесся к разведывательной информации о численности турецкого гарнизона. В любом случае предвиделись большие потери в людях, даже при удачном исходе штурма.

То, что в суворовском рапорте главнокомандующему срок на подготовку к генеральному штурму определялся в пять дней, объснялось рядом причин. За это время, по расчетам генерал-аншефа, должны были прибыть подкрепления из Галацкого отряда, подойти Фанагорийский гренадерский полк, подвезти артиллерийские припасы, в которых очень нуждалась полевая артиллерия. От этого зависела эффективность бомбардировки крепости и прежде всего результаты контрбатарейной борьбы с измаильскими бастионами.

Тщательнейшая подготовка к предстоящему штурму «орду-калеси» началась с 3 декабря. Велась она в очень быстром темпе, поскольку Суворов понимал, что любая затяжка во времени играла только на руку осажденному вражескому гарнизону. Велась подготовка по такому плану:

обстоятельная рекогносцировка крепостной ограды с суши и Дуная, подступов к крепости при участии военачальников, командиров штурмовых колонн и их помощников;

заготовка штурмовых средств: фашин, штурмовых лестниц, шанцевого инструмента;

оборудование по всем инженерным правилам огневых позиций артиллерии, предназначенной для обстрела крепости перед приступом;

подготовка войск к штурмовым действиям в специальном учебном городке (вне видимости с крепостных стен), который состоял из участков рва и вала, копировавших измаильские укрепления;

моральная подготовка войск к кровопролитному штурму. В этом направлении Александр Васильевич случае граф Рымникский использовал свое личное влияние на офицеров и нижних чинов в полной мере.

Трудностей в подготовительных работах оказалось больше, чем ожидали. Даже в дальних окрестностях Измаила не нашлось строевого леса для инженерных работ. Осадные батареи приходилось воздвигать под неприятельским обстрелом. С высоты измаильских бастионов хорошо просматривались окрестности, и поэтому немалую часть работ приходилось вести по ночам.

Интенсивная подготовка войск шла круглосуточно, под личным присмотром генерал-аншефа. Рота за ротой, казачьи сотня за сотней учились преодолевать ров и взбираться на вал. Были изготовлены чучела, изображавшие янычар. Солдаты, преодолев ров и вал, кололи их багинетами, выполняли упражнения по владению личным оружием в рукопашном бою.

Одновременно проводилось обучение и специально сформированных саперных команд. Пионерам, то есть саперам, предстояло идти на приступ впереди штурмовых колонн и от слаженности их действий зависело многое.

Помимо уже имевшихся осадных батарей на острове Чатал, возвели еще две, более мощные. Обе батареи разместили на берегах Дуная одну — в районе Бросских ворот, вторую — у Килийских. Каждая батарея состояла из десяти орудий 12-фунтового калибра. Их позиции находились на расстоянии 100 и 200 сажен от крепостной ограды. Турки пушечной пальбой попытались помешать возведению новых батарей, но безуспешно.

Александр Васильевич каждый день объезжал полки осадного корпуса. Он беседовал с солдатами и офицерами, казаками донскими и черноморцами, артиллерийскими расчетами. Суворов напоминал «чудо-богатырям» о прежних победах, ратном долге перед Отечеством и матушкой-государыней, вселял в бойцов веру в успех предстоящего штурма словами: «Боже дарует нам свою помощь».

Наконец подошли подкрепления из Галацкого отряда: 150 человек «охотников» из Апшеронского пехотного полка, конные донские казаки и арнауты. Особенно Суворов был рад прибытию бойцов полковника Золотухина: он самолично отправился в степь приветствовать подходивших ротами гренадеров-фанагорийцев.

Подготовка к генеральному штурму закончилась. Сама погода в эти дни благоприятствовала русским — дни стояли ясные и, на удивление, теплые. Вверенные Суворову войска достигли 31 тысячи человек. Но все же измаильский гарнизон превосходил их в численности.

По своему составу русские войска делились следующим образом. Пехота насчитывала в своих рядах 28,5 тысячи человек. Конницы, то есть кавалеристов и казаков, имевших лошадей, набиралось лишь 2,5 тысячи.

Всего под Измаилом полководец А. В. Суворов имел 33 батальона регулярной пехоты (14,5 тысяч человек), 8 тысяч спешенных донских казаков, 4 тысячи черноморских (бывших запорожцев) казаков с гребной флотилии, 2 тысячи арнаутов — молдаван и валахов, 11 кавалерийских эскадронов и 4 Донских казачьих полка.

Слабость пехоты, которой предстояло идти на штурм крепости виделась в том, что почти половину ее составляли казаки, потерявшие на войне коней. Их укороченные пики и сабли не молги заменить в рукопашном бою ружей с багинетами, которых они не имели. К тому же боевая выучка конников по своей специфике отличалась от подготовки пехотинцев.

О количестве артиллерии у осадного корпуса имеются разночтения из-за отсутствия достоверных источников и трудностей подсчета пушек на судах Дерибасовской гребной флотилии. Различные исследователи называют такие цифры: орудийных стволов полевой и полковой артиллерии — свыше 500, 500 и 405 единиц, количество корабельной около 400 до 567 пушек.

В любом случае русская артиллерия численно превосходила крепостную артиллерию Измаила почти в 2 раза. Но при этом надо учитывать, что у осаждавших почти не было орудий, пригодных для осадных батарей (брешь-батарей). И еще — в подавляющем большинстве орудия судов речной флотилии были малого калибра, годные для стрельбы с небольших дистанций.

Ограниченность артиллерийских боевых зарядов не позволяла провести должную подготовку штурма. А. В. Суворов решил сконцентрировать огонь орудий непосредственно перед атакой на крепость, чтобы повысить его эффективность. Самые благоприятные условия для этого складывались со стороны Дуная и острова Чатал. К тому же здесь у турков было меньшее количество батарей.

Следуя традициям больших и малых войн той эпохи, Александр Васильевич решил сперва прибегнуть к переговорам о добровольной сдаче Измаильской крепости. 7 декабря туда был послан парламентер с двумя письмами главнокомандующего Потемкина-Таврического и самого Суворова. Оба послания, адресованные «Превосходительному господину Сераскиру Мегамету Паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным султанам и прочим пашам и всем чиновникам», были в ультимативной форме:

«Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие вашему превосходительству и почтенным султанам и требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей, о чем и ожидаю от сего через двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто, как вы и все чиновники пред богом ответ дать должны».

Султанским военачальникам предлагалось сдать крепость в обмен на предоставление им возможности с личным оружием и горожанам с их имуществом перебраться на противоположный берег Дуная. В противном случае их ожидает известная участь защитников Очаковской крепости. Срок на размышление давался одни сутки.

Генерал-аншеф Суворов-Рымникский в дополнении к посланиям был как всегда лаконичен и суров:

«Сераскиру, старшинам и всему обществу.

Я с войском сюда прибыл; 24 часа на размышление для здачи и воля, первые мои выстрелы уже неволя, штурм — смерть. Чего оставляю вам на рассмотрение».

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒