А. В. ШИШОВ 19 страница

Поразмыслив так, правительница решила удалить Суворова (инициатива, вне всякого сомнения исходила от Потемкина из Санкт-Петербурга на время торжеств. Повод для того был найден вполне пристойный — важное государственное поручение.

За три дня до торжеств, подготовка к которым на берегах Невы уже заканчивалась, 25 апреля, Суворов неожиданно получил на свое имя рескрипт:

«Граф Александр Васильевич!

Я желаю, чтобы вы съездили в Финляндию до самой Шведской границы для спознания положений мест для обороны оной.

Пребывая вам доброжелательная

Екатерина».

Именно в эти дни полководца отсылали в близкую Финляндию для осмотра укреплений и крепостей на русско-шведской границе. О серьезности такого высочайшего приказания можно было бы говорить в случае ожидания войны со Стокгольмом. Но очередная русско-шведская война только недавно закончилась и побежденная сторона в лице воинственного короля Густава III о взятии реванша пока не помышляла.

Суворов, вне всякого сомнения, уже видел себя главным героем измаильских торжеств в столице. Но полученный рескрипт за подписью императрицы требовал от него немедленного отъезда из Санкт-Петербурга, что он, как исполнительный служака, и сделал без промедлений.

Александр Васильевич понимал, откуда дул ветер. Мужу своей племянницы Дмитрию Ивановичу Хвостову он откровенно и с горечью писал:

«Я... для Потемкина прах. Разве быть в так называемой «его» армии помощником Репнина? Какое же было бы мне полномочие? Вогнавши меня во вторую ролю, шаг один до последней. Я милости носил, но был в ссылке и в прописании — не говорю об общем отделении...

Твердый дуб падает не от ветра или сам, но от секиры».

К немалому удивлению участников праздника, главного виновника измаильских торжеств среди них не оказалось. Эту роль взял на себя и искусно исполнил светлейший князь Потемкин-Таврический. Но это был последний военный триумф некоронованного правителя российского юга — выдающейся личности в истории Российского государства.

Измаильские торжества поражали современников и особенно прибывших многочисленных иностранцев своей пышностью. За великую победу русской армии все лавры были отданы фавориту императрицы. Истинного героя штурма Измаила не оказалось даже в «тени» временщика. Генерал-фельдмаршала буквально осыпали царскими милостями. В его честь соорудили триумфальную арку. В Царском Селе в самой торжественной обстановке открыли прижизненный обелиск. От имени матушки-государыни ему преподнесли фельдмаршальский мундир, «осыпанный алмазами»...

Обласканный временщик не стал долго задерживаться при дворе и отбыл в Молдавию, в свою армейскую штаб-квартиру. Там заболел злокачественной лихорадкой и его могучий организм не смог устоять против болезни. Было принято решение отправить светлейшего князя в город Николаев на лечение. Врачи посчитали воздух Северной Таврии целебным для тяжелобольного.

Однако отъехав от Ясс всего километров сорок, Потемкин почувствовал себя совсем плохо. Приказав карете остановиться, он прилег на разостланный у дороги плащ и умер. Случилось это 5 октября 1791 года.

Из судьбы Суворова ушел человек, так много сделавший для него оказавшийся в последние годы так болезненно неравнодушным к его ратной славе великого полководца...

Суворов с привычным ему рвением и добросовестностью занялся осмотром русско-шведской границы в Финляндии. Проходила тогда она по Карельскому перешейку — по реке Кюммене и озеру Сайма. В конце того века почти вся территория Финляндии еще продолжала оставаться владением Шведского королевства. В составе России находились только Кюмменегорская и часть Саволакской провинций. Это были места, в которых уже не раз полыхало пламя войны между двумя соседними государствами. Последняя случилась в 1788 — 1790 гг.

Граница была достаточно хорошо укреплена как с той, так и с другой стороны. На российской территории пограничная укрепленная линия состояла из целого ряда крепостей: приморского Выборга, Фридрихсгама, Давидова, Вильмандстранда, Нейшлота и Кексгольма (ныне города Приозерска).

Первой крепостью, которую проинспектировал генерал-аншеф Суворов-Рымникский, была Кексгольмская на берегу Ладожского озера. В докладной записке написал заключение: «...Крепость к обороне исправна».

Но чтобы действительно считать ее готовой на случай новой войны со Швецией, в Кексгольм требовалось дополнительно завести 5500 пудов пороха (имелось всего 1500), «Артиллерийских служителей, годных к службе», насчитывалось всего десять человек, «прочие дряхлы» оказались. Из штатных 120 крепостных орудий в наличии было всего 90, а из них на «годных» лафетах стояло только 60 пушек и мортир.

Как выяснилось, половина из 60 тысяч пудов заготовленного для лошадей сена сгнило в скирдах. Такая же участь постигла и почти половину завезенного в крепостной магазин провианта: «прочей в бунтах и наружные кули погнили».

Иными словами, «исправность» готовой к обороне Кексгольмской крепости была относительной. К тому же крепостной вал у Осиновой рощи из-за дождевых вод осел и сполз в ров, который до сих пор не укрепили каменной кладкой.

В еще худшем состоянии были соседняя Нейшлотская крепость. Свинца для ружейных пуль в ней совсем не оказалось. Около половины запасенной муки сгнило в сырых подвалах. Лодки озерной флотилии нуждались в починке. Для того чтобы привести пограничную крепость в «годность», требовались немалые затраты, до 100 тысяч рублей на трехлетний срок.

Финляндская погода сказывалась на суворовском здоровье. Он писал статс-секретарю императрицы, своему давнему знакомому и доброжелателю Петру Ивановичу Турчанинову: «...Здесь снег, грязь, озера со льдом, проезд тяжел и не везде; против желания поспешить неможно».

Вильмандстрандская крепость произвела на Суворова заметно лучшее впечатление. Но и здесь он определил, что для ее полной готовности понадобиться месячный труд тысячи рабочих. Военная флотилия на озере Сайма, по его мнению, не требовала «важной починки», но нуждалась в укрытиях от сырости и непогоды в сараях.

Во время поездки вдоль линии государственной границы Александр Васильевич привычно интересовался тем, как ведет себя противная сторона. Не обошлось здесь и без лазутчиков, отправленных в соседнее с Россией Шведское королевство. Благодаря этому генерал-аншеф мог донести в Санкт-Петербург следующую информацию из числа разведывательной: «Шведы укрепляют узкой Саймский пролив при Варкаусе, от Нишлота в версте по дороге в Копис».

Суворов поручает вильмандстранскому исправнику уничтожить, то есть попросту срыть все местные шведские укрепления в поле, которые «смотрели» не в ту сторону. Среди них оказался и большой редут при Суенсами. В то же время инспектор приказал исправить все свои полевые укрепления — редуты, расположенные между крепостями. Дожди, ветер и таяние снегов ежегодно наносили им вред.

Крепость Фридрихсгам генерал-аншеф определил как главное звено укрепленной пограничной линии. Поэтому он предагал обеспечить ее всем необходимым, починить солдатские казармы и продать «поврежденное» сено. Соседнюю Кюмменегорскую гавань Александр Васильевич, как непревзойденный тактик своего времени, назвал «главным предметом для наступательного раннего действия».

Представляя донесения в столицу, Суворов, среди прочего, сообщал, что им проделаны расчеты по прикрытию государственной границы в Финляндии. Он считал, что здешние укрепления можно оборонять небольшими, но «достаточными» силами: 28 батальонами пехоты, 6 эскадронами кавалерии и несколькими казачьими полками. Но при неизменном условии — «полноте артиллерии» и крепостных запасов.

Императрица явно не торопилась отзывать измаильского победителя из Финляндии и в июле 1791 года повелела ему через Адмиралтейскую коллегию строительство укрепленного военного порта в проливе Роченсальм. Там предполагалось разместить большую часть Балтийского гребного (шхерного) флота. Спустя девять дней после подписания высочайшего указа генерал-аншеф Суворов-Рымникский доносил в Санкт-Петербург: «...Порт Роченсальмский с принадлежащими к оному планами и войска, в нем находящиеся, от адмирала принца Нассау-Зигена принял».

Александр Васильевич с привычной энергией взялся за дело. Первое, с чем он столкнулся при возведении Роченсальмской военной гавани, была нехватка всевозможных строительных материалов. Пришлось на месте налаживать обжиг извести, изготовление кирпича, порубку строительного леса, улучшать дороги в округе, строить грузовые суда.

На строительных работах было задействовано 5735 нижних чинов из близлежащих воинских частей. Отличившиеся представлялись к самым различным наградам. В Санкт-Петербург шли суворовские сметы на всевозможные работы: «на кирпич, булыжник, известь, песок, черепицу, материалы лесные и железные, транспорт, порох, инструменты, за работу людям, непредвиденные расходы».

Строительные (крепостные) работы обошлись в сумму 24 906 рублей 53 копейки. Генерал-аншеф не без гордости (и не без язвительности) докладывал столичному начальству, что ему удалось сэкономить из этой суммы 93 рубля 47 копеек. Он знал, что государыня всегда привечала верноподданных любого ранга, рачительно относившихся к сбережению российской казны.

Среди прочих суворовских строительных проектов было сооружение трех небольших судоходных каналов для свободного прохода судов Саймской военной флотилии от Вильманстранда до Нейшлота без захода в шведские территориальные воды на озере Сайма. Императрице понравился представленный проект и она выделила на каналостроительную программу графа Суворова-Рымникского 6 тысяч рублей.

Он строил, то есть рыл каналы руками «работных солдат», быстро и даже устроил четвертый канал у Кукотайполе. Вместо бревен берега новых водных артерий Российской империи одевались «булыжным камнем на мху».

Александр Васильевич не без гордости писал в столицу об успешном ходе строительных работ в крепостях и Роченсальмской гавани: «...Роченсальм, украшение Балта, пригожее Свеназунда возрастает, как и пограничные укрепления, но сии драгоценны временем, деньгами и людьми».

16 сентября 1791 года генерал-аншеф рапортом донес императрице об окончании постройки укреплений в Роченсальме:

«Всемилостивейшая государыня!

Роченсальмской гавани на сей год положенные укрепления совершены, для водружение флага в высочайшей воле вашего императорского величества. Також устроены пограничные полевые укрепления...

С наиглубочайшим благоговением, всемилостивейшая государыня, вашего императорского величества всеподданейший

граф Александр Суворов-Рымникский».

Екатерина, прочитав суворовский рапорт, не без удовлетворения поставила на его полях высочайшую резолюцию: «Флаг поставить до будущей осени по окончании всей работы».

С наступлением холодов Суворов стал размещать подчиненные ему войска на зимние квартиры. Он распорядился отправить из Роченсальмской гавани в морскую крепость Кронштадт все парусники, оставив на зимовку лишь гребную флотилию под командованием капитана 1-го ранга А. Л. Симанского, который оставался за принца Нассау-Зигена, убывшего на время из России в Европу.

Зв продолжительное время своего пребывания в Финляндии Суворов наведывался в близкую столицу лишь изредка по самым неотложным делам, например, для внесения исправлений в географическую карту приграничной области И каждый раз он навещал «Суворочку», ставшую графиней Натальей Александровной Суворовой-Зубовой-Рымникской..

В январе 1792 года генерал-аншеф Суворов-Рымникский получает новую должность —становится главнокомандующим Финляндской дивизией, Роченсальмским портом и Саймской флотилией.

Иными словами, ему вверялось прикрытие столичного Санкт-Петербурга со стороны Финляндии на случай новых осложнений со Швецией. Указом императрицы Суворову подчинялись Финляндская дивизия, которая состояла из 7 пехотных полков (Выборгский, Рязанский, Невский, Великолуцкий, Белозерский, Тобольский, Софийский), Лифляндский егерский корпус, хорошо знакомый ему по измаильскому делу, один Донской казачий полк полковника Поздеева, Саймская озерная флотилия (один катер и 21 канонерская лодка) и, разумеется, приграничные крепости и полевые укрепления с их гарнизонами. В прямом подчинении находились генерал-поручик и пять генерал-майоров.

Одним из первых приказов генерал-аншефа Суворова «по Финляндскому корпусу» был приказ о мерах по сохранению здоровья нижних чинов. Он гласил:

«Как фортов Ликолло и Утти начальники без моего ведома безобразно отсылали в Фридрихсгамский госпиталь нижних чинов, небережливо приводя оных в слабость, убегая должности своей несоблюдением их здоровья... За нерадение в точном блюдении солдатского здоровья начальник строго наказан будет...

Правила

1-е). Разуваться, раздеваться.

2-е). Одежду, обувь просушивать; оные довольно были б просторны и вычищены.

3-е). Потному не садиться за кашу; особливо не ложиться отдыхать, а прежде разгуляться и просохнуть.

4-е). Отдыхать на сухом месте.

5-е). Рубах и портяного довольно.

6-е). Во всем крайняя чистота.

7-е). Кто не поспел за кашу, тому хлеб.

8-е). Как скоро варево поспело, ту же минуту в пищу; ленивого гнать.

9-е). Ленивого лежачку палкой, особливо его урядника.

10-е). Слабого лежачку — хлыстом.

11-е). На лихорадку, понос и горячку — голод, на цингу — табак. Кто чистит желудок рвотным, слабительным, проносным, тому день — голод.

12-е). Солдатское слабительное — ревень и корень коневьего щавелю.

13-е). Непрестанное движение на досуге, марш, скорый заряд, повороты, атака.

14-е). Кто не блюдет своего здоровья, тому палки, морским — линек, с начальников строже.

15-е). На голову от росы колпак, на холодную ночь плащ.

16-е). Для чистоты ж баня, купанье, умыванье, ногти стричь, волосы чесать.

17-е). Крайняя чистота ружья, мундира, муниции; стрелять в мишень.

18-е). Для здоровья основательные наблюдения три: питье, пища, воздух.

19-е). Предосторожности по климату: капуста, хрен, табак, летние травы; ягоды же в свое время, спелые, в умеренности, кому здоровы.

20-е). Медицинские чины, от высшего до нижнего, имеют право каждый мне доносить на небрегущих солдатское здоровье разного звания начальников, кои его наставлениям послушны не будут, и в таком случае тот за нерадение подвергнется моему взысканию».

Климат Финляндии приводил к постоянным заболеваниям солдат местных гарнизонов, чему в немалой степени способствовало бытовое неустройство, неудовлетворительное питание служилых людей. К тому же какая-то часть людей сама стремилась «лечь» в госпитали и лазареты, чтобы на время избежать поистине каторжного труда с восхода до захода солнца на крепостном строительстве.

Генерал-аншеф, вне всякого сомнения, знал об этом. По опыту службы на российском юге он считал «вредным» пребывание нижних чинов на излечении, поскольку смертность от различных болезней в армейской среде была велика. Александр Васильевич считал, что командиры своей заботой должны были спасать подчиненных от попадания в лазареты.

Командуя войсками на финляндской границе, Суворов не без удивления узнал, что в тамошних госпиталях одновременно находится тысяча военных. В самом скором времени он нанес инспекторский визит в один из них, стал ходить по палатам в сопровождении госпитального начальства. Зайдя в первую, спросил у лежащих в палате солдат:

— Чем больны, чудо-богатыри?

Молчат солдаты, робеют перед генералом. Да и сказать, чем больны, стыдно.

— Чем больны? — спрашивает Суворов еще строже.

— Животами мучаемся, — наконец осмеле кто-то.

— Позвать сюда провиантмейстера, — приказал генерал-аншеф.

— Чем солдат кормишь? — последовал первый вопрос прибежавшему в палату провиантмейстеру.

— Кашей, ваше сиятельство, мясом.

— А еще чем?

— Капустой квашеной.

Суворов приказал принести ему квашеной капусты, которая шла на госпитальные нужды.

Принесли. Он на нее посмотрел, понюхал и к провиантмейстеру:

— Сам, небось, не ешь тухлятину!

— Под арест! На гауптвахту! На десять суток!...

В тот же день финляндский главнокомандующий арестовал каптенармуса, командира крепостной батареи, у которого из нижних чинов больше всего больных оказалось, за нерадивость. И издал соответствующий приказ по войскам.

Через некоторое время генерал-аншеф вновь посетил госпиталь — палаты оказались почти пустые. Вместо прежней тысячи с трудом сорок больных набралось.

Обустройство финляндской границы, строительные и санитарные заботы со временем стали тяготить полководца, способности которого могли быть востребованы в другом месте. Однако официальный Санкт-Петербург продолжал хранить молчание.

Суворов не сидит на месте. Он постоянно совершенствуют свои познания и навыки в ратном деле, занимается фортификационными и особенно морскими науками.

Как главнокомандующий в Финляндии, он имел в подчинении озерную Саймскую гребную флотилию и отряды шхерных гребных судов, базировавшихся в удобном для них Роченсальме. Суворовские «морские силы» насчитывали со всеми большими и малыми судами (простыми десантными лодками) 125 судов с 850 малокалиберными орудиями.

Генерал-аншеф стал брать уроки по морским наукам, проводил на озере Сайма и в прибрежных водах Выборгского залива различные учения. Более того, полководец блестяще выдержал экзамен на звание флотского офицера и получил чин мичмана. Злые языки в столице говорили, что таким поступком Суворов намеревался «уколоть» государыню, которая поручила ему столь малое дело.

Александр Васильевич внимательно следил за событиями на границах Российской империи по переписке, газетным публикациям, личным беседам. События в Польше подтолкнули его в июне 1742 года подать «нижайшее» прошение императрице с просьбой о назначении его в русскую действующую армию, которая стояла на польской территории и вела там боевые действия против повстанцев: «Высочайшую милость всеподданнейше приемлю смелость испросить, чтоб быть мне употреблену с каким отделением войск в Польше, как тамо действия происходят и хотя бы оные приняли скорый конец».

Однако полководцу, так прославившему себя в действиях против Барской конфедерации, в просьбе было отказано. Ответ государыни гласил: «Польские дела не требуют графа Суворова. Поляки уже просят перемирие».

К концу своей деятельности в Финляндии Суворов создал сильную систему пограничных укреплений, позволявшую вести против Швеции войну как оборонительную, так и наступательну. В надежности прикрытия с суши столичного Санкт-Петербурга теперь сомневаться не приходилось.

Инженерные сооружения на главном, выборгском, направлении поражали своей продуманностью и совершенством. Суворов показал себя подлинным отечественным «классиком» фортификационного искусства. Были обустроены все пять передовых укреплений на границе — Керна, Озерный, Утти, Ликкола и Кюммененград. За ними стояли центральные опорные пункты на границе — Вильманстранд и резервный Давидов. В тылу находились такие армейские базы, как Выборг и Фридрихсгам. Были устроены стационарные и подвижные тыловые магазины.

В своих тактических разработках полководец предусмотрел возможные варианты действий против шведских войск в Финляндии — от «благоразумной обороны» до активных наступательных операций. В том и другом случае можно было положиться на две сильные крепости, стоявшие на берегах Ладоги и озера Сайма — Нейшлот и Кексгольм.

Осенью 1792 года у Екатерины созрело мнение отправить беспокойного графа Рымникского на юг России, где начинали в который уже раз собираться грозовые тучи, идущие с берегов Босфора, да и не только оттуда. В ноябре месяце она предписывает ему предоставить отчет по следующим пунктам:

1) мнение о приведении в оборонительное состояние Финляндии на случай оборонительной и наступательной войны;

2) планы всех построенных в Финляндии укреплений;

3) планы начатых, но не законченных крепостных починок, пристроек и каналов с указанием сроков окончания построек и необходимых для этого сумм.

Императрица осталась довольна подробнейшим отчетом своего главнокомандующего в Финляндии. Она помимо суворовских рапортов доподлинно знала, как крепка стала защита столицы от покушений на нее со стороны Карельского полуострова. Думается, что в Санкт-Петербурге государственные мужи могли по достоинству оценить и такую мысль генерал-аншефа А. В. Суворова относительно возможной войны со Шведским королевством: «Незнатные набеги презирать; ежели вредны земле, на то репресалии. Самим таковых иррупциев не чинить, они опасны. Лучше усыплять, нежели тревожить и делать большой удар. Малая война обоюдна ровна и не полезна, изнуряет войско».

К сказанному надо заметить следующее. Когда началась русско-шведская война 1808–1809 гг., русское командование в основу своих действий положило рекомендации екатерининского полководца. А фортификационные сооружения, устроенные им на границе, оказались неодолимым препятствием для замыслов противной стороны.

Обострение отношений между Россией и Турцией подтолкнуло императрицу ускорить новое назначение Суворова. Не случайно временный поверенный в Константинополе Александр Семенович Хвостов доверительно писал своему бывшему сослуживцу графу Рымникскому: «...Один слух о бытие вашем на границах сделал и облегчил мне в делах и великое у Порты впечатление; одно имя ваше есть сильное отражение всем внушениям, кои со стороны зломыслящих на преклонение Порты к враждованию нам делаются».

Такое было вполне понятно. В Стамбуле и в высшем командовании султанской армии прекрасно знали имя русского полководца, творца Кинбурнской, Фокшанской, Рымникской и Измаильской побед. Поэтому появление Суворова на юге России и вступление его там в должность главнокомандующего немалыми военными силами ничего хорошего для них в случае возникновения конфликта не предвещало.

Екатерина II подобной информацией, вне всякого сомнения, обладала. Будучи человеком великого государственного ума и редкого дипломатического таланта, 10 ноября она подписывает рескрипт о поручении «графу Александру Васильевичу» командования войсками на российском юге и укреплении южной границы:

«Предпоручив в начальство ваше войски, расположенные в Екатеринославской губернии, Тавриде и во вновь приобретенной области (территория между реками Южный Буг и Днестр, полученные Россией по Ясскому мирному договору 1791 года. — А. Ш.), возлагаем на вас и все предположенные для безопасности тамошних границ... в разных местах укреплении немедленно привесть ко исполнении...

Мы совершенно полагаемся на усердие, деятельность и искусство ваше, что все предположенное нами к обеспечению тамошних пределов наилутчим образом и к особливой нашей благоугодности вами исполнено и устроено будет.

Пребывая вам всегда благосклонны

Екатерина».

К высочайшему рескрипту о новом назначении был приложен другой — секретный. Императрица сочла необходимым ввести Александра Васильевича в истинное положение дел на юге России. Она, среди прочего, давала ему право на изменение дислокации русских войск в Северном Причерноморье. И требовала: «...Наблюдая однако ж, чтоб тем не подать соседям нашим повода заключать, что в границах наших ощущается опасность и тревога».

Глава четвертая

Вновь Причерноморье. Польский поход

Окрыленный новым назначением А. В. Суворов, сдав дела в Финляндии, прибыл в город Херсон. Там он расположил штаб-квартиру главнокомандующего сухопутными войсками Екатеринославской губернии, Крыма и вновь присоединенной области, то есть Очаковщины.

В суворовском подчинении оказались значительные силы русской полевой армии: 65 тысяч человек при 33 тысячах лошадей. Полководец получил под свое командование 15 пехотных полков, Бугский и Таврический егерские корпуса, два отдельных батальона, 5 кавалерийских и 13 казачьих полков, артиллерийские, инженерные и понтонные команды, крепостные гарнизоны. Имелись и воинские части, составленные из иностранных подданных: греческий полк, когорта пеших и полк конных волонтеров, арнаутская команда.

Императрица предписала начальнику Черноморского адмиралтейского правления вице-адмиралу Николая Семеновичу Мордвинову находиться в самом тесном контакте с Суворовым и готовить Черноморский флот к возможной войне с Турцией.

Поверенному в делах России при султанском дворе А. С. Хвостову и генеральному консулу в Яссах И. И. Северину предписывалось через дипломатическую переписку регулярно извещать графа Рымникского «о происшествиях тамошних». Таким образом главнокомандующий русской армией на юге должен был обладать всей полнотой информации в межгосударственных отношениях (и трениях, военных приготовлениях) между Стамбулом и Санкт-Птербургом.

Россия не была заинтересована в новой войне с Оттоманской Портой. В письме от 7 января 1793 года Екатерина II предупреждала генерал-аншефа о необходимости поспешать с мерами предосторожности: «...дабы естьли Порта, паче чаяния, заведена будет возмутителями французиками в неприязненные против нас действия, везде встретила сильнейший отпор и уничтожение всяких покушений».

Новый главнокомандующий потратил немало времени на инспектирование подчиненных ему войск и остался в целом доволен их состоянием и обеспеченностью всем необходимым. Об этом он донес рапортом в столицу на имя государыни.

На российском юге Александру Васильевичу очень пригодились усовершенствованные им в Финляндии познания в фортификационной науке. Приходилось заниматься починкой не только старых крепостей, пришедших в ветхость, как крымские Керчь и Еникале, но и сооружением новых на реке Днестр. Предстояло усилить и оборонительные сооружения Севастополя.

Генерал-аншеф почти сразу же столкнулся с финансовыми трудностями: он заключал контракты на различные поставки, связанные с крепостным строительством, а столичное казначейство высылало деньги для оплаты векселей крайне нерегулярно.

В итоге ему пришлось возместить подрядчикам за их понесенные расходы 100 тысяч рублей. Таких денег граф Рымникский, понятно, не имел и испрашиваемую сумму ему пришлось занимать у некоего Красноглазова. Но чтобы расплатиться с ним, Александр Васильевич решил продать «новгородские деревни», одновременно занимая у своего племянника Д. И. Хвостова 20 тысяч рублей золотом.

Узнавшая об этом Екатерина сочла, что дело зашло слишком далеко и повелела директору Заемного банка отпустить Суворову необходимую сумму на уплату его долгов. Однако на крепостное обустройство Севастополя, обновление Кинбурна и многих других южных крепостей средств не нашлось. Государственное казначаейство сочло это излишними тратами и такое мнение было одобрено государыней.

Крепостное строительство и прежде всего его проектирование велось Александром Васильевичем совместно с известным французским фортификатором инженер-майором Францем де Воланом. Их творчество порой не обходилось без курьезных конфликтов. Однажды во время бурного «выяснения отношений» с русским генералом самолюбивый француз выпрыгнул в окно. Суворов последовал за ним и таким образом смог примириться с де Воланом.

Екатерина II могла быть довольна своим полководцем, перед которым открылось широкое поле деятельности. Она не забывала оказывать ему высокие монаршии милости. По случаю второй годовщины окончания последней войны с Турцией Суворову была пожалована похвальная грамота: «...С прописанием всех храбрых подвигов... и воздвигнутых вами оборонительных зданий и укреплений в течении долговременного и навсегда знаменитого Вашего служения алмазный эполет и перстень».

Царские бриллиантовые подарки оценивались в 60 тысяч рублей. Помимо всего прочего самодержица предоставила полководцу на свой выбор наградить одного «достойного» военного человека за прошлые заслуги орденом Святого Георгия III класса. Александр Васильевич наградил им подполковника И. О. Куриса, своего секретаря и правителя личной канцелярии.

Суворов, создавая на Днестре по его левому берегу новую пограничную укрепленную линию, старался не отягощать российскую казну излишними расходами. По его предложению новые крепости предстояло вооружить орудиями, имевшимися на местах и перевезенными из упраздненных крепостей по Днепровской линии и с берегов Азовского моря. Всего орудий набиралось 381 единица.

К их качеству главнокомандующий предъявил, неожиданно для многих, самые высокие требования. Пушки и мортиры были в большинстве чугунными, а Суворов полагал, что в днестровских крепостях должны стоять исключительно «медные» (то есть бронзовые), самые современные орудия. Именно такие соответствовали новым требованиям вооружения полевой армии и позволяли успешно проводить осадные операции.

Своей властью генерал-аншеф решил всю чугунную артиллерию поставить на вооружение крымских крепостей и укреплений на Тамани. Днестровская оборонная линия получила новейшие орудия.

Благодаря суворовской настойчивости южные крепости России в самый короткий срок восполнили свои боевые запасы. Они были обеспечены боевыми комплектами в достатке, храня 480 тысяч ядер разного калибра, 36 тысяч бомб, 44 100 гранат, 55 500 зарядов картечи, каркасов и брандскугелей и 106 тысяч пудов пороха.

В Херсоне полководец подготовил известный свой план «окончания вечной войны с турками». Его составной частью было расположение войск в приднестровских крепостях: при Ботне (Тирасполе), при Аджидере (Овидиополе) и в Гаджибее (Одессе). В соответствии с этим планом часть регулярных войск оставалась на зимних квартирах на Днестровской «оборонной линии». Со временем суворовские крепости на этой реке превратились в крупные населенные пункты.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒