А. В. ШИШОВ 9 страница

Представительной внешностью генерал Александр Суворов не отличался, а ничего другого понять молодая жена была не в силах. Дочь ветреного екатерининского века не чуждалась, как впоследствии утверждал сам Суворов, «противного полу» и в девках, тем более что ко времени женитьбы ей шел уже 24-й год.

Василий Иванович, устраивая брак своего единственного сына с княжной Прозоровской, не посчитался с тем, что невеста была небогата — отец ее промотал немалое прежде княжеское состояние. Поэтому княжна Варвара Ивановна получила в приданое не «деревеньки» и дома в Москве или столице, а всего лишь 5—6 тысяч рублей.

Поскольку Прозоровский-отец не смог дать дочери даже небольшое приданое, это за него сделали его родственники — состоятельные князья Голицыны. К слову сказать, многочисленная аристократическая родня невесты была настроена против этого «неравного» брака. «Выразителями таких чувств» стали князь Н. В. Репнин и граф П. И. Панин.

Между тем Василий Иванович Суворов имел уже около 2 тысяч крепостных «мужска полу», не считая наличных денежных сумм и прочей собственности, выраженной в недвижимости, то есть он был довольно состоятельным российским помещиком.

Кроме того, за сыном было неплохое «приданое» — блистательные победы на поле брани: Орехово, Ландскрона, Столовичи, Туртукай и еще раз Туртукай, Гирсово. И перспектива роста в чинах и наградах, благоволение к нему императрицы. К этому можно добавить еще и то, что аристократическая знать и дворянство, высоко чтившие военную службу, не могли не оценить заслуг боевого генерала и Георгиевского кавалера.

Суворов женился с той же стремительностью, которая характеризовала все его поступки. 18 декабря 1773 года состоялась помолвка, 22-го — обручение, а 16 января 1774 года — венчание. До половины февраля Александр Васильевич проживал в Москве с женой в отцовском доме на Большой Никитской, а затем возвратился на войну, на берега Дуная.

Лето 1775 года принесло ему одновременно тяжелое горе и большую радость. 15 июля скончался Василий Иванович, отец, которого Суворов любил и всегда почитал, а 1 августа родилась дочь Наталья.

Александр Васильевич до последних дней называл ее с любовью своей «Суворочкой». Когда девочке было всего два года, он с умилением писал о ней:

«Дочка вся в меня, и в холод бегает босиком по грязи».

Из Финляндии он писал дочери такие слова: «Смерть моя для отечества, жизнь моя для Наташи».

Теперь Александр Васильевич становился старшим старинного дворянского рода Суворовых. В своей автобиографии он писал:

«Употребляемой мною до сего герб принял я от покойного отца моего, какой он употреблял т. е.: щит разделен в длину надвое, в белом поле — грудные латы, а в красном поле — шпага и стрела, накрест сложенные, с дворянскою короною, а над оною — обращенная направо рука с плечом в латах, держащая саблю».

Суворов-младший унаследовал от родителя, помимо значительных денежных сумм, вполне благоустроенные имения в Пензенском, Владимирском, Костромском, Новгородском наместничествах, а также в Московской губернии. Всего от отца к нему перешло 3400 крепостных людей «обоего полу».

Покойный отец отдавал управлению хозяйством и имениями много труда и времени. Его же сын не мог себе такого позволить. Однако он потратил немало сил на то, чтобы на будущее обеспечить правильное ведение помещичьего хозяйства своими управляющими. По склонности к бережливости Суворов-младший напоминал своего отца, то есть он стремился к собиранию, а не к расточительству.

Богатое наследство и кое-какие личные сбережения дали ему возможность сразу же после смерти родителя увеличить собственные поместья прикупкой соседних земель. И в последующие годы А. В. Суворов не упускал случая покупать землю, в течение 9–10 лет приобретя до 1500 душ крепостных крестьян.

По отношению к ним Суворов был типичным представителем екатерининской эпохи — «золотого века для дворянства». Крепостные крестьяне являлись для него статьей личного дохода.

Особенностью помещика-крепостника А. В. Суворова являлось то, что его имениями со всей уставной строгостью военного человека управляли не гражданские люди, а прапорщики действительной службы или отставные, младшие и даже старшие адъютанты.

Для своих управляющих Александр Васильевич составил интересный документ в виде записки под названием «Причины упадка крестьянского хозяйства». В нем говорилось:

«Лень рождается от изобилия... В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки нерадение об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, так что и прочие земли хуже унавоживаются и от того главный неурожай хлеба.

...Я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко, вначале старосту, а потом всех наказывать буду.

...У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михаила Иванова дожить до одной коровы!. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтоб впредь на то же еще никому не надеяться.

...Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».

Чтобы обеспечить правильное поступление оброков (все суворовские имения были оброчными), надо было обеспечить благосостояние своих крестьян. И за этим Суворов следил очень внимательно, как рачительный хозяин. Он даже возлагал обязанность помогать неимущим и пострадавшим от каких-либо бедствий на остальных односельчан, то есть на «мир». Частенько случалось, что он назначал бедствующим крестьянским семьям незначительные пособия от себя.

Помещик А. В. Суворов перевел весь оброк со своих крепостных крестьян в денежную форму. Оброк был необременителен: «мужики» платили 3–4 рубля в год с души и пользовались за это всеми сельскохозяйственными угодьями — полями, пастбищами, покосами, «рыбными ловлями» на речках.

Чтобы иметь представление о реальной значимости «суворовского оброка», следует сказать о ценах, существовавших в 1786 году в Новгородской губернии: одна четверть ржаной муки стоила 3 рубля, одна четверть овса — 2 рубля, пуд белой муки — 70 копеек, фунт чая — 4 рубля, ведро простого вина — 3 рубля, аршин холста — 5,5 копейки. Годовое жалованье работницы составляло обычно пять рублей.

Помещика очень заботило то, чтобы в его имениях не происходило обнищания крестьянских хозяйств. Он требовал со своих крепостных и управляющих: «В неурожае крестьянину пособлять всем миром заимообразно (то есть без выгоды для ссуждающего. — А. Ш.), чиня раскладку на все прочие семьи, совестно, при священнике, и с поспешностью».

Из экономических соображений Суворов уделял особое внимание бракам крепостных. В своих деревнях он не допускал безбрачия. При недостатке невест они доставлялись из других его вотчин, где невесты значились в «излишке» или даже покупались у соседних помещиков. Суворов писал одному из своих управляющих по такому делу: «Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень осторожно».

В суворовских имениях многодетным семьям выдавались небольшие награды. В своих «хозяйских» приказах Александр Васильевич всегда указывал и на необходимость заботливого ухода за детьми для уменьшения детской смертности.

Как-то он написал: «Крестьянин богат не деньгами, а детьми, от детей ему и деньги».

Известна и другая сторона суворовской хозяйственной деятельности. Чтобы не уменьшать численность оброчных, он предписал не поставлять рекрутов на «государеву» службу их своих деревень, а покупать их со стороны, у других помещиков. Цена за каждого рекрута разделялась по личному имуществу на весь «мир» деревни. В помощь «миру» Суворов выделял от себя по 75 рублей за каждого рекрута «со стороны».

Генерал Суворов в силу своей воинской деятельности постоянно находился вдали от семьи (или возя ее за собой с места на место), навещая ее обычно зимой, когда заканчивалась военная кампания и войска воюющих сторон традиционно расходились по зимним квартирам. В июне 1777 года он отпросился у начальства в отпуск в город Полтаву, где в то время проживала его жена с дочерью. После окончания отпуска Суворовы переехали в Опошню, где и прожили до зимы.

Пребывание в Опошне было связано для Суворова с крупными семейными неприятностями. Но и супруге его Варваре Ивановне приходилось нелегко: она то жила в Опошне, то следовала за своим вечно беспокойным мужем на новое, недолгое место жительства. Бесконечные переезды не прошли для нее бесследно: в 1776 и 1777 гг. у нее произошли преждевременные роды, она потеряла двоих детей.

В Крыму, в нездоровом для нее климате, она восемь месяцев не вставала с постели из-за лихорадки. А Суворов, занятый своими служебными делами, полгода не видел жену. Летом 1777 года у Варвары Ивановны завязался роман с секунд-майором Санкт-Петербургского драгунского полка Николаем Суворовым. Внук И. И. Суворова, сводного брата Василия Ивановича, в свое время служил в Суздальском пехотном полку под начальством А. В. Суворова и выказал недюженную личную храбрость при осаде Краковского замка в ходе войны с барскими конфедератами.

Александр Васильевич был потрясен, узнав об отношениях между женой и внучатым племянником, пользовавшимся его полным доверием. После краткого и бурного объяснения супруги разъехались. Однако в то время развестись было крайне не просто. В сентябре 1779 года Александр Васильевич подал в Славянскую духовную консисторию прошение о разводе. Он винил неверную жену в том, что она: «...презрев закон христианский и страх Божий, предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим... о каковых ее поступках доказать и уличить могу».

Одновременно с попыткой начать бракоразводный процесс Суворов стремится «устроить» будущее любимой, подрастающей дочери Натальи — «Суворочки». Однако отобрать маленькую Наташу у Варвары Ивановны оказалось задачей не из простых. Это было сделано только по высочайшему на то повелению императрицы. Он забирает 6-летнюю дочку у матери и определяет ее в столичный Смольный институт благородных девиц на положении «вольной пенсионерки». По решительному настоянию мужа Варвара Ивановна была разлучена с дочерью навсегда.

Старый знакомый и сослуживец Александра Васильевича — капитан Суздальского пехотного полка П. Г. Корицкий доставил «Суворочку» из Москвы в столичный Смольный институт. Там девочка поступила на попечение начальницы Смольного Софьи Ивановны де Лафон. Переписка дочери с матерью была запрещена.

Частые письма Александра Васильевича к своей горячо любимой «Суворочке» вызывали при санкт-петербургском дворе общее умиление и интерес. Отцовские письма к дочери собственноручно читала и не раз цитировала в беседах сама императрица благоволившая к личности полководца.

«Любезная Наташа, — писал он в 1787 году. — Ты порадовала меня письмом от 9 ноября, больше порадуешь, как на тебя наденут белое платье; и того больше, как будем жить вместе. Будь благочестива, благонравна, почитай свою матушку Софью Ивановну, или она тебе выдерит уши да посадит за сухарик с водицею...

У нас были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы, а как вправду потанцевали, в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка да подо мной лошади мордочку отстрелили. Насилу часов через восемь отпустили с театра в камеру (имеется в виду Кинбурнское сражение. — А. Ш.)...

Как же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, в воде стерляди, осетры; пропасть!»

В другом письме, от 1788 года, Александр Васильевич пишет дочери:

«Милая моя Суворочка!

Письмо твое от 31 генваря получил: ты меня так утешила, что я по обычаю моему от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учит такому красному слогу, что я завидую...

Куда бы я, матушка, посмотрел теперь на тебя в белом платье! Как ты растешь! Как увидимся, не забудь мне рассказать какую-нибудь приятную историю о твоих великих мужах в древности...

Ай да, Суворочка. Здравствуй, душа моя, в белом платье; носи на здоровье, рости велика».

«Суворочка» писала отцу ответные письма более кратко и сдержанно. По всей видимости сказывалось воспитание в Смольном институте благородных девиц:

«Милостивый Государь Батюшка! Я слава богу здорова. Целую ваши ручки и остаюсь навсегда ваша послушнейшая дочь, гр. Н. Суворова-Рымникская».

Славянская духовная консистория разрешения на развод супругов Суворовых не дала. Они вновь «соединились». Александр Васильевич через несколько месяцев размышлений забрал свое прошение, видимо, согласившись на примирение с женой. Бракоразводное дело получило широкую огласку при дворе. И сама императрица вмешалась в ссору Суворова с женой. Участие в этом принял и светлейший князь Г. А. Потемкин-Таврический. Примирение состоялось при их встрече в Москве в 1780 году. Затем в апреле 1780 года произошло публичное церковное примирение. Эта церемония, организованная по инициативе мужа, скорее раздражала, чем растрогала его супругу.

В первой половине февраля 1780 года они уехали из Москвы к новому месту службы в город Астрахань. Ненадолго во взаимоотношениях супругов воцарился мир и спокойствие. Но уже в марте Варвара Ивановна призналась мужу в том, что некий «ризомаратель» напал на нее и, угрожая двумя заряженными пистолетами, овладел ею. Суворов поверил ей и обратился к своему покровителю Петру Ивановичу Турчанинову, требуя наказать виновника, оставшегося для потомков неизвестным лицом: «...Насильный похититель моей чести приемет за его нечестие достойное воздаяние, — но до того мое положение хуже каторжного вдовца».

Смысл суворовского обращения к Турчанинову был таков: пока соблазнитель моей жены не наказан, его положение хуже преступника, осужденного на каторгу, который, в данном случае, невольно является вдовцом, из-за расторжения брака.

Окончательный разрыв между супругами произошел в 1783 году. Новые подозрения в супружеской неверности Варвары Ивановны вынудили ее мужа обратиться в Священный Синод с челобитной. На этот раз он обвинял жену в связи с секунд-майором Иваном Сырохневым, служившим в Белозерском пехотном полку.

Неприятие «бывшей» супруги было у него настолько велико, что когда до него дошли слухи «о повороте жены к мужу, он тотчас отправил своего управляющего Матвеича (Степана Матвеича Кузнецова) к московскому архиепископу: «Скажи, что третичного брака уже быть не может и что я теперь велен объявить ему это на духу. Он сказал бы: «Того впредь не будет». Ты: «Ожегшись на молоке, станешь на воду дуть». Он: «Могут жить в одном доме розно». Ты: «Злой ее нрав всем известен, а он не придворный человек».

Теперь уже никто из лиц влиятельных и сиятельных не стал вмешиваться в супружескую драму. Суворов расстался с Варварой Ивановной навсегда, назначив ей годовое денежное содержание в 1200 рублей, а затем, «смягчившись», увеличил до трех тысяч. О бедной жизни бывшей генеральши Суворовой говорить не приходилось.

К слову сказать, она пережила своего мужа на шесть лет, скончавшись в 1806 году. Слава Александра Васильевича все же «падала» и на нее. Император Александр I в день своей коронации пожаловал бывшую жену ушедшего из жизни полководца в статс-дамы и «кавалерские дамы ордена св. Екатерины первой степени».

Бракоразводное дело супругов Суворовых в своем время вызвало немало толков и пересудов. Исследователь биографии великого полководца В. А. Алексеев писал на сей счет:

«Судьба судила этой женщине быть женой гениального полководца, и она не может пройти наземеченной. Она, как Екатерина при Петре, светила не собственным светом, но заимствованным от великого человека, которого не была спутницей. Своего жребия она не поняла и не умела им воспользоваться, в значительной степени по своей вине, а таких людей нельзя оправдывать, их можно только прощать».

В своем завещании (в феврале 1798 года была составлена новая духовная) генералиссимус ей не оставил ничего. Все родовые и за заслуги пожалованные деревни, дом в Москве, все бриллианты (в орденах. — А. Ш.) и драгоценные подарки монарших особ он завещал сыну Аркадию. Все деревни и ценности, им лично приобретенные, — дочери «Суворочке».

Варвара Ивановна поселилась в Москве, где вела светский образ жизни, имея там много родственников. 4 августа она родила сына Аркадия, которого Александр Васильевич впоследствии признал как своего родного сына и даже брал в свои последние походы.

Аркадий находился с матерью до одиннадцати лет он унаследовал от нее красивую внешность, жажду потех и наслаждений. По повелению императрицы мальчик был назначен камер-юнкером к великому князю Константину Павловичу и таким образом он попал в круг «золотой молодежи», что наложило отпечаток на его дальнейшем поведении в обществе.

Отец по своей воле женил юного сына, самолично выбрав для него невесту. Это была дочь эрцгерцогини Курляндской. Так он попытался отучить его от кутежей и волокитства.

Когда генерал-фельдмаршал Суворов отправился в Итальянский поход, император Павел I отправил его сына в действующую на Апнинах русскую армию. Пятнадцатилетний Суворов-младший отбыл на свою первую войну в чине генерал-адъютанта.

Аркадий Александрович Суворов, участник не одной войны, в рядах русской армии дослужился до чина генерал-лейтенанта, имея еще и придворный чин генерал-адъютанта свиты его императорского величества. Полководческая слава отца «сопутствовала» ему до самого конца жизни. От рождения он носил отцовский титул князя Италийского, графа Рымникского. Как свидетельствуют современники, он обладал несомненным военным талантом. В 1809 году, всего в 24 года, он уже командовал дивизией. Встретившийся с ним в тот год П. Х. Граббе такими чертами рисует Аркадия Суворова:

«Князь Суворов был высокого роста, белокурый, примечательной силы и один из прекраснейших мужчин своего времени. С природным ясным умом, приятным голосом и метким словом, с душою, не знавшею страха ни в каком положении, с именем бессмертным в войсках и в народе, он был идолом офицера и солдата. Воспитание его было пренебрежено совершенно. Он, кажется ничему не учился и ничего не читал. Страсть к игре и охоте занимала почти всю жизнь и вконец расстроила его состояние. Но таковы были его душевная доброта и вся высокая его природа, что невозможно было его не уважать, и еще менее не полюбить его».

Генерал-лейтенант Аркадий Суворов, участник русско-турецкой войны 1806–1812 гг., трагически погиб в апреле 1811 года, попытавшись, вопреки предупреждениям об опасности, переправиться через разлившуюся реку Рымник в дорожном экипаже, запряженном четверкой лошадей. Под бурным напором воды коляска перевернулась и успевшего выбраться из нее генерала подмяли под себя лошади. Все бывшие в перевернувшемся экипаже, за исключением генеральского слуги-турчонка, смогли спастись.

Врач, освидетельствовавший погибшего, установил, что у него вновь переломилась не успевшая хорошо срастись рука и «от бездействия оной... и от боли не мог себя спасти».

Командующий действующей армией генерал от инфантерии Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов писал по поводу его трагической гибели следующие слова: «Был добрый человек и здесь всеми любим».

На гибель юного генерала Суворова в водах реки Рымник, которая дала великую полководческую славу генералиссимусу Суворову, были написаны стихи, имевшие в свое время известность:

Где Славой Русский Марс — Суворов увенчался

И где она клялась ему предтечей быть

Там сын его безвременно скончался,

Горевши рвением отечеству служить.

Как же сложилась судьба «Суворочки» сложилась? В 1791 году она закончила Смольный институт. Екатерина Великая в уважение полководческих заслуг отца, назначила ее фрейлиной и повелела жить во дворце. Но Александр Васильевич, хорошо знавший нравы при дворе самодержицы, поселил дочь у тетки. Он не уставал передавать ей в письмах отцовские наставления и предостережения.

Графиня Наталья Суворова-Рымникская относилась к числу «завидных» невест тех лет. Однако придирчивый отец отверг многих именитых женихов, просивших у него руки дочери: графа Салтыкова (сына полководца Н. И. Салтыкова), князя Трубецкого, князя Щербатова, графа Эльмпта.

Свое согласие он дал только графу Николаю Александровичу Зубову, брату последнего екатерининского фаворита Платона Зубова. Венчание состоялось в 1794 году. В приданое Наташе отец выделил 1500 душ крепостных крестьян и часть высочайше пожалованных ему бриллиантовых вещей, то есть половину своего немалого состояния.

Наталье Александровне досталась судьба не из легких. В 1805 году она овдовела; скончалась в 1844 году.

С ее именем в военной истории связан такой эпизод. В 1812 году она решила переехать вместе с детьми из своего имения в столицу и путь ее, несмотря на все предостережения и страхи, лежал через занятую французами Москву, которую покинули почти все жители. Однако это не остановило Наталю Александровну в желании добраться до Санкт-Петербурга кратчайшим, прямым путем.

Коляска графини была задержана на французской сторожевой заставе и она была доставлена на допрос к одному из наполеоновских генералов. Узнав, что перед ними дочь генералиссимуса Суворова, французы тотчас пропустили ее через Москву, отдав «Суворочке» при этом полагающиеся ее сану воинские почести.

Больших высот в жизни достиг внук «русского Марса» Александр Аркадьевич Суворов. Ему не помешало даже то обстоятельство, что он, будучи корнетом лейб-гвардии Конного полка, оказался в 1825 году близок к заговорщикам-декабристам. Император Николай I повелел признать внука великого полководца невиновным в «преступной деятельности» и не привлекать к ответственности. Впоследствии А. А. Суворов стал генерал-адъютантом, получил звание генерала от инфантерии. В конце своей жизни он занимал большую государственную должность — генерал-губернатора Прибалтийского края.

Глава четвертая

Дела крымские, кубанские и астраханские

Долго командовать 6-й Московской дивизией генерал-поручику А. В. Суворову не пришлось. В Санкт-Петербурге резонно посчитали, что держать в Москве боевого генерала «нет надобности». В ноябре 1776 года он получает из Военной коллегии указ с новым предписанием: отправиться в Крым и вступить в командование полками Московской дивизии, отправленными туда ранее на пополнение корпуса князя Александра Александровича Прозоровского, родственника со стороны Варвары Ивановны.

Донеся одновременно П. А. Румянцеву-Задунайскому и Г. А. Потемкину о своем убытии к новому месту службы, Суворов из Коломны через Полтаву прибыл в Перекоп, где в то время находилась штаб-квартира прозоровского Крымского корпуса.

Однако здесь его ждала неожиданность: «по причине болезни» командующего армейским корпусом было дано приказание передать временное командование генерал-поручику Суворову.

Причина этого, как выяснилось, крылась в следующем. В начале 1777 года ожидался приезд в Крым хана Шагин-Гирея, что в сложившейся к тому времени обстановке на полуострове могло привести к вооруженному столкновению русских войск с крымскими татарами, сохранившими свое оружие после поражения Османской Порты в войне с Россией в 1768–1774 гг.

Прозоровский, будучи достаточно опытным царедворцем, опасался этого. Поэтому он под предлогом «случившейся» болезни переложил ответственность за руководство русскими войсками в Крыму и сношения с крымским ханом на своего помощника А. В. Суворова.

Прозоровский оставил в Перекопе прибывшему из Москвы генерал-поручику следующие корпусные войска: шесть пехотных полков — 1-й и 2-й Московские, Смоленский, Ряжский, Орловский и Днепровский, шесть гренадерских батальонов, 19 орудий полевой артиллерии и понтонную команду из 120 человек «с мастеровыми».

Временная передача должности корпусного командира состоялась на основании документа, оставленного князем Прозоровским: «Вашему превосходительству (А. В. Суворову. — А. Ш.) известно, что я нахожусь болен.., то не могу я никак и при войсках теперь быть, а для того при собрании иногда войск и вверяю вашему превосходительству команду. (Но при этом общее руководство оставалось за Прозоровским. — А. Ш.)

Об искусстве ж и храбрости вашей всякому уже известно, в чем и я удостоверен, только извольте поступать по выше предписанному: прогнав неприятеля, далеко за ним не преследовать, ибо на то будет от меня особое учреждение, смотря по обстоятельству дел. Но только как ваше превосходительство не имели никогда дела с татарами, то я за должность почитаю сделать вам описание о роде их войны».

Однако появление Шагин-Гирея в Крыму не привело ни к каким вооруженным конфликтам. Князь Прозоровский «выздоровел» и вернулся к выполнению своих прямых служебных обязанностей.

Теперь надо было исполнять план утверждения на крымском ханском престоле (ханство уже не являлось вассалом султана Турции) Шагин-Гирея, имевшего немало противников. С этой целью перед войсками Крымского корпуса была поставлена задача из ряда ответственных и дипломатических: провести военную экспедицию, чтобы «помочь» новому «его светлости» хану воцариться в Бахчисарайском дворце.

Обязанности начальника передового отряда Прозоровский возложил на генерал-поручика Суворова. Ему было доведено требование императрицы о том, чтобы русские войска всеми способами уклонялись от вооруженных столкновений с крымцами из числа врагов Шагин-Гирея, которые могли привести к «возбуждению» новой войны с Турцией.

Авангардный суворовский отряд представлял собой внушительную силу. В него вошли Орловский и Ряжский пехотные полки, два гренадерских батальона, Ахтырский гусарский и Чугуевский казачий полки, сотня донских казаков и четыре полевых орудия. И еще немалый запас провианта, который затем намечалось подвозить на фурах в воловьих упряжках.

Суворовский отряд выступил из Перекопа в начале марта 1777 года и двинулся в сторону Арбата, не приближаясь к Крымским горам. Вперед высылались разведывательные партии, чтобы заблаговременно знать о «противных» действиях враждебно настроенных к новому хану татарских мурз — сторонников султана Давлет-Гирея, брата Шагин-Гирея, которого Стамбул хотел возвести на крымский престол.

Однако ничего не предвещало о возможности скорого начала «неприязненных» действий со стороны крымцев. Суворов докладывал корпусному начальнику:

«...В проходе сих партей (отрядной разведки. — А. Ш.) чрез селении обыватели были к войскам благосклонны и ласковы, а между протчими жители деревни Мунай, на речке Карасе, встретили партию нашу с хлебом. Протчие же разъезды только примечательного доносят, что все спокойно и слава богу дела текут благоспешно».

Однако вскоре стало известно, что султан Давлет-Гирей (ставленник Турции на ханском престоле) и его мурзы со значительными силами конницы стоят вокруг Карасу-Базара и частично на реке Индале. Суворов решил воздействовать на них хорошо продуманным «психологическим» ходом при учете того, что военных действий никто никому не объявлял, хотя в воздухе «запахло порохом».

Генерал-поручик высылает к местам сбора конницы Давлет-Гирея два небольших кавалерийских отряда под командованием майоров Георгия Богданова и Людвига Гервата.

Эффект от появления русских конников у Карасу-Базара и на берегах речки Индале превзошел все ожидания: крымчаки рассеялись вместе со своими мурзами. Осталась только группа в 50—60 всадников, которая отошла к ханской столице Бахчисараю, не принимая каких-либо враждебных действий.

В автобиографии Александр Васильевич Суворов своим делам крымским одну неполную строку:

«Высочайшим императорским соизволением в 1776 году был определен я к полкам Московской дивизии, в Крым, где около Карасу-Базара собравшиеся противные Шагин-Гирей-хану партии, я рассеял одними движениями, и, по прибытии его из Тамани (на Кубани находились кочевья Ногайской орды, восточной части Крымского ханства. — А. Ш.), объявил его в сем достоинстве».

Давлет-Гирей, который по воле Стамбула был совсем недолго ханом Крыма, бежал в приморскую Кафу (современный город Феодосия), в крепости которой находился турецкий гарнизон. Большинство татарских мурз перешло на сторону хана Шагин-Гирея. Он находился под охраной русского отряда генерал-майора Антона Богдановича де Бальмена, которому поручалось беречь его «ханское сиятельство» от покушений собственных верноподданных в лице крымских мурз, имевших собственных конных воинов.

Объявив на берегах реки Булзык Шагин-Гирею о «его ханском достоинстве», генерал-поручик Суворов решил занять приморский город-крепость Кафу. Операция по бескровному изгнанию из нее сильного турецкого десанта прошла бескровно. Как только перед Кафой появились первые две роты Ряжского пехотного полка, ведомые майором Михаилом Ушаковым, турки без единого выстрела оставили древнюю крепость и погрузились на суда, стоявшие у берега.

Кафский турецкий гарнизон отправился морем в Стамбул. Вместе с османами из Крыма бежал несостоявшийся по султанской воле хан Давлет-Гирей. Теперь на полуострове для Шагин-Гирея не было соперника в возможной схватке за бахчисарайский престол.

После этого требовалось соблюсти формальности воцарения нового крымского правителя. Хан Шагин-Гирей в окружении вооруженного экскорта прибыл в Бахчисарай и занял опустевший после бегства родного брата дворец, воспетый поэтом А. С. Пушкиным. Собравшийся диван (верховный совет при хане) дружно постановил лишить Давлет-Гирея высшей власти и передать ее Шагин-Гирею. Тот в целях личной безопасности попросил князя А. А. Прозоровского оставить часть русских войск в Крыму. Речь шла в первую очередь о суворовском отряде.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒