А. В. ШИШОВ 5 страница

Бригадир Суворов организовал настойчивое преследование отряда братьев Пулавских. Конфедераты у Влодавы столкнулись с преследовавшим их отрядом полковника Рена (три эскадрона карабинеров, 50 казаков и одна пушка) и в жарком бою были окончательно разгромлены. В схватке Казимир Пулавский сумел избежать смерти или плена, но его брат Франц-Ксаверий был смертельно ранен пистолетным выстрелом в упор ротмистра графа Кастелли. Отряд шляхетской конницы рассеялся по окрестным лесам и хуторам.

Окрестности города Бреста были полностью очищены от барских конфедератов, то есть от их отрядов. Суворов рапортом от 12 сентября доносил корпусному командиру о завершении доверенной ему операции:

«По разбитию пулавцев под Ореховым вся провинция чиста».

Ко времени появления бригады Суворова в Варшаве, в Польше находилось еще мало русских экспедиционных войск. Боевыми действиями их во многом руководил чрезвычайный посол России при короле Станиславе Понятовском князь Михаил Никитич Волконский, еще недавно командовавший корпусом в звании генерал-поручика. Он и приказал Веймарну отправить Суворова в город Люблин, ставший притягательным местом для барских конфедератов.

Суворов назначается начальником Люблинского «участка», едва ли не самой «горячей» местности в тех военных событиях. Прибыв без задержек в пути во главе своего сводного отряда в назначенный ему город, он 17 сентября 1769 года донес по команде:

«Сего числа с деташементом команды моей вступил я в Люблин благополучно».

Военные действия против мятежников в то время не велись большими силами, о чем лучше всего свидетельствуют действия самого бригадира А. В. Суворова. Для конвоирования пленных, например, в Варшаву он посылает конвой из шести человек, чтобы сопроводить раненых — унтер-офицера с четырьмя драгунами, чтобы доставить обоз с провиантом и «суздальскими кафтанами» — поручика Сахарова с четырьмя его подчиненными, по требованию корпусного начальника создает отдельную воинскую команду из восьми гренадер, 6 егерей и 6 мушкетер.

Хорошо понимая, что с такими силами сложно будет противостоять конфедератам, если те окажутся у Люблина, бригадир Суворов просит у начальства прислать ему «шквадрончик карабинер» и «пушечку».

Чтобы держать Люблин под контролем и обороняться против ожидавшихся налетов отрядов Барской конфедерации, А. В. Суворов создал сеть постов на границах Люблинского воеводства — в городках и местечках Пулавы, Красник, Сандомир, Опатов, Бяла, Седлец, Коцк, Желехов, Грубешов и Красностав, Так, в Коцке был поставлен пост из 20 драгун и 12 донских казаков.

Конфедераты-шляхтичи вели партизанскую войну, не располагая сочувственным отношением к себе большей части местного населения. Это накладывало отпечаток на их действия. Грабежу подвергались не только простые селяне, но и владельцы поместий. С попавшими в плен русским поступали крайне жестоко.

Так, к своему рапорту от 16 октября 1769 года, бригадир Суворов прилагает донесение подчиненного ему поручика Владимирского драгунского полку Веденяпина, который сообщает, что на участке вверенного ему поста конфедераты взяли в плен русских унтер-офицера и рядового, которые были повешены, и об ограблении ими помещика Липского.

На примере Люблинского воеводства бригадир учился действовать в местности, которая географически смотрелась многосложной. Край был предгорный, с холмистой местностью, с большим числом речушек и ручьев, лесов и болот, небольших селений и городов, больше похожих на деревни, крепких каменных замков и монастырей, удобных для обороны небольшими силами.

Пришлось познакомиться и с хитрыми уловками местных панов, ставшиъ на сторону Барской конфедерации. В ночале ноября Суворов с небольшим отрядом подступил к замку Уезд, в котором его хозяин шляхтич Мощинский удерживал несколько русских пленных. Сил у бригадира было мало и он не смог окружить замок со всех сторон. Владелец уездовского замка спустил осаждавшим «на нашу команду со стены сельдей и вина», любезно начал переговоры, а сам со своими людьми ночью бежал через подземный ход в соседний лес. Пленные были освобождены, взяты две пушки и прочие трофеи, в том числе «несколько лошадей и скота».

Бои суворовских «команд» с отрядами местной католической шляхты следуют один за другим: у деревни Наводице и местечка Козенице, под Опатовом и Красником... Конфедераты всюду подвергаются разгрому и обращаются в бегство. Но проходит какое-то время и беглецы, рассеянные было по лесам, вновь собираются в отряды.

В бою при деревне Наводице Сандомирского уезда Суворов командовал сводным отрядом в 400 человек при двух пушках. Польская кавалерия, численностью примерно в тысячу всадников, стояла на поле боя по-эскадронно, в шахматном порядке, в густом лесу под прикрытием батареи из 6 орудий. Командовал конфедератами пан Мощинский. Атаку поляков начали в конном строю карабинеру, но она была отбита. Тогда Суворов послал в бой пехоту, которая дав ружейный залп, пошла в штыки.

При виде этого неприятель дрогнул. В это время в тыл польской кавалерии зашли карабинеры, казаки-донцы и конные егеря. Поляки начали отступать по крайне неудобной для конницы местности, трижды останавливаясь для отражения преследователей. Однако пушечный огонь конфедератов, в отличие от двух полевых орудий русских, отличался крайней неэффективностью.

В ходе боя при Наводицы барские конфедераты не бежали, хотя и потеряли только убитыми более 300 человек. Но в плен попало только сдесяток по причине малочисленности русских — некому было ловить отступавших. Пан Мощинский получил удар саблей по голове, но смог избежать плена. Победителям достался весь вражеский обоз и отрядное знамя. Из шести пушек полякам удалось увезти только одну.

Суворовцы, все время атаковавшие и очень успешно польских кавалеристов потеряли всего двух человек убитыми и около десяти ранеными. Их командир в донесении высоко отозвался в том деле о конфедератах, назвав их за храбрость «хорошими людьми».

В российской столице Военная коллегия не могла не отметить успешное командование и многие победы бригадира Суворова. 1 января 1770 года он получает давно заслуженный им чин генерал-майора.

Русское командование пробовало наладить сбор разведывательных данных о противнике через местное население. Но Суворов вскоре убедился, что поставляемой, разумеется, за деньги, агентурной информацией на польской земле лучше не пользоваться. Об этом свидетельствует его письмо командиру корпуса И. И. фон Веймарну, датированное 14 октября 1770 года, отправленное в Варшаву из Люблина:

«Милостивый государь мой Иван Иванович!

На письмо вашего высокопревосходительства от 23 сентября, полученного мною только вчера, донесть честь имею, что ни езуитов, ниже иных монахов в вестовщики не принимал, о чем однако тайно на посты нынешней моей команды подтвердил. Но и иных того рода не весьма жалую, казнясь зря и на других, кои может быть препровождаемы в карете из замку в замок, разверстывают (распивают. — А. Ш.) их кофей, тавлеи в движениях, по рассказам нескольких евреев, кои едва щет в своих щабашах знают. Прошлого года рассказал мне господин Древиц про 600 гораллов (карпатских горцев. — А. Ш.), пришедших нарочно под Ченстохов с их топориками записыватца в пулавскую пехоту.

Сверх того они дороговаты, чего ради и на постах нынешней моей команды их також не весьма любят, и командиры должны сами больше видеть вдалеке, без зрительной трубки (подзорной трубы. — А. Ш.). Хотя же они и несказанно и беспрестанно нужны, но необходимость их употребления доказываетца нашею бескорыстностью, в третьих моих щетах, и хотя бы я терпел порицание, другим видом описуемое, токмо в том сноснее мне оное, нежели имя лжеца корыстолюбивого.

Совершенно весь сей вздор ло ответа на письмо вашего высокопревосходительства не принадлежит, но как время моего отъезда в Главную армию приближаетца, то пользуясь я сим случаем, как просить ваше высокопревосходительство, чтоб более в том не изъяснятца, так, по моему добродетельному простосердечию упоминание то, також надлежащее до моей чести, мне простить...

Препоручаю себе в милость вашу и остаюсь с должным почтением, милостивый государь мой! вашего высокопревосходительства покорнейший слуга.

Александр Суворов».

Это суворовское письмо корпусному начальнику интересно по двум обстоятельствам. Во-первых, Александр Васильевич прозорливо для своего времени указывает, что даже на такой «малой» войне с барскими конфедератами–мятежниками лучше уповать не на платную агентурную разведку, а на войсковую. То есть разведывать неприятельские силы армейскими разведывательными командами.

Во-вторых, генерал-майор Суворов в который уже раз напоминает со всей вежливой настойчивостью начальству о том, что желал бы видеть себя в «Главной армии». То есть на войне с турками, которая разворачивалась рядом с польскими границами.

Однако «высокое» начальство в лице генерал-поручика И. И. фон Веймарна продолжало придерживаться прусских способов войны, обязательной составной частью которых была агентурная разведка за плату (в зависимости от ценности доставленных сведений о неприятеле). Это приводило к постоянным стычкам Суворова с корпусным начальником, который требовал от подчиненного ему бригадира не своевольничать.

Такая настойчивость Веймарна привела к тому, что генерал-майор А. В. Суворов пишет такую свою малоизвестную на сей день работу, как «Рассуждение о ведении войны с конфедератами». Она стала плодом изучения полуторагодичного боевого опыта русских войск в Польши и было представлено на «суд» Веймарну. Мысли «Рассуждения» лучше всего говорят, что Суворов ратовал за маневренную вой с польскими мятежниками и стремился как можно скорее покончить с «возмущением» барских конфедератов:

«Таковым-то трудностям подтверждены действия на оборонительный образ. Действующие же супртивники на образ наступательный, особливо как нынешние наши, с их легкостью, бунтовщики, во все стороны вольные дороги иметь могут.

... Ежели где лишее войско, то я прошу вашего высокопревосходительства у меня первого убивать сколько соизволите. Оборонительное же есть по постам сохраняющим землю...

Сих скорых походов наших за ними и от того усталь сравнить можно. Но помня то, что заходить на них разве по нечаянности, но не образ отрезав перед, как то бывает у регулярных и в тяжело движущихся армиях; но всегда быть у них в тыле, по пятам:

1-е. Они, яко бегущие, ходят без отдышки.

2-е. Довольно изнурясь, для куражу упиваютца в корчмах, за лошадью не смотрят и не проспавшись бегут опять, наконец таких не далее как марша три, четыре, их на корень посадит.

3-е. Среди того, чем более уходят, содержат они многолюдные выше меры пикеты и хотя дремучие, однако лошадь между тем не наедаетца и сам не вовсе спит. Тому уже наши не подвержены, токмо бы подлинно сами не дремали; особливо не довольствовались бы словом прогнали, ибо то двояко, бунтовщики назад и вперед ходят скоро, а побили, как бы мало то ни было (верный щет), но для страху довольно

... Марши их — обыкновенной, перва стража, корпус, отвод; скрыдлы вправо и лево, то-есть боковые патрули и откуда им больше опасности... Потом есть у них для разведываниев офицер с товарищем... Таких же мелочей разослано кругом их тракта партиев до полдюжины для высылки фуража, особливо для денежных поборов. Второй их марш, когда их побьют... Отдых его будет для того, чтобы узнать дорогу... За ними отделить (в погоню. — А. Ш.) особливого разумного партизана, который их в лицо знает...

... Постовой командир между протчим обманывать (о численности неприятеля. — А. Ш.) не должен. Его лживая слава, но паче потом напрасные труды. Он же, зная правду про себя, кончит кофьем, шайка разростает...

Ежели деташементные командиры не лгут, то отчего ошибаютца шпионы? например, прошлая партия, что к Краснику гуляла, у них три тысячи. Досуг ли тому висельнику хорошенько счесть, да и выспросить. Эбшелвиц (комендант города Кракова, подполковник. — А. Ш.) же считае ее около тысячи одной, почему он сие знает?

1-е. Он по именам начальников знает давно, как они например подлинно сильны и как рекрутовать против их утрат от времени до времени могут.

2-е. Проезжих везде пропасть, бывают люди разумные, как по вольности польской, паче ничего тайного нет.

3-е. Самые усердные нам обыватели, обремененные их грабежами, разоренные шляхтичи, сидящие спокойно дома; да и болтуны, но и жид в корчме лучше пьяного шпиона, которой для денег и веревки возвещает что угодно. У бунтовщиков шпионы только на том основании, что просто доносят где мы обращаемся. Их столько много, что когда их изловят, я их выспрося, отпускаю домой...

Иное дело есть хвастовство в больших армиях, однако что выиграл тем и король прусской? А мы тому смеялись. Книгомарателей же разумные люди не весьма почитают, но справедливых авторов, кои добираютца до правды.

... Ландскорон и Ченстохов им (барским конфедератам. — А. Ш.) для границы потребны... Оборотить то им в тюрьму, они в кучках: разделка скорее. Грабящие их отечество под предлогом веры, защищаемой от неверных, хранящиеся под жертвенниками матери божией, долго ли тамо укрытца могут от праведного гнева господня? Да служит сие в ответ всем фанатическим протекторам бунтовников! А диссиденты сего не отопрутца.

(Крайность. — по-немецки)! Однако такту сей последней поповщины и подобны, мне из реченных многие и нелестно веривали; да и харя притворства иногда с самих попов (ксензов. — А. Ш.) спадала.

Александр Суворов».

Ведя войну против отрядов барских конфедератов, занимавшихся «партизанщиной» генерал-майор А. В. Суворов принимает любые меры и прежде всего гуманного характера, чтобы ослабить противника. Он требует от подчиненных ему постовых командиров «ласково» относится к конфедератским перебежчикам. «Бывших в возмутительстве шляхтичей» предписывается отпускать после расспросов по домам. Но с обязательным письменным поручительством за них лиц духовного звания.

В целях сокрытия собственной численности и предстоящих намерениях, Суворов запрещает своим офицерам с их командами останавливаться для отдыха на панских дворах. Генерал-майор, среди прочего, требует:

«... Вообще от шляхтичей, так и от протчих, никаких приманок не принимать и зато в благосклонности, ни в самом слове и бунтовщикам похлебства не чинить, под взысканием на господах постовых командирах».

Суворов требует пресечь и такой путь утечки служебной информации в неприятельский стан, как написанное о ней в частных письмах. Он требует установить в русских войсках цензуру писем военнослужащих, указывая на следующую причину:

«... Понеже возмутители часто схватывают почталионов и тем в наши таинства проникают, то от сего времени весьма запрещаю: господам офицерам и протчим в их письмах ни (о) малейших обстоятельствах нынешних мятежей не упоминать».

Борьбы со шпионажем барских конфедератов порой заставляла Суворова порой требовать крайних к ним мер. В письме подполковнику Моисею фон Лангу он требует наказать вражеского шпиона, который оказался пойманным с поличным во время боя при селе Соли:

«... Отправленного же шпиона содержать в Люблине впредь до резолюции от генерал-порутчика (Веймарна. — А. Ш.), или лучше, избегая затруднения, прикажите при публикации (объявлении о вине. — А. Ш.) в Люблине городскому кату (палачу) ошельмовать, положить клеймы, отрезать уши; буде же таких клеймов нет, то довольно что и уши отрезать и выгнать из города метлами. А лутче всего прикажите его только высечь как-нибудь кнутом, ибо сие почеловечнее».

Став командиром бригады и начальником русских войск в Люблинском воеводстве, одном из центров движения барских конфедератов, А. В. Суворов не забывает «воспитывать» вверенные ему войска. Еще будучи командиром Суздальского пехотного полка он никогда не забывал отметить похвальным словом отличившихся в чем-то нижних чинов и офицеров. Александр Васильевич на собственном примере знал, насколько окрыляет воина командирская благодарность и справедливая оценка его доблести на поле боя.

Характерен в этом отношении суворовский приказ об отличившихся в бою с мятежниками при местечке Климонтове 6 июня 1770 года. В приказе описывался подвиг офицеров — участников того жестокого боя с превосходящими силами конфедератов:

«... Санкт-Петербургскаго карабинерного полку ротмистр Делаво сего июня 6-го числа, переправясь реку Вислу с командою на мятежников, бывших в 400 конях, делал сильный удар грудью, причем господа — подпоручик Шипулин и прапорщик Сергеев с казаками храбро на них ударили, а потом уже бросясь все и гнали две мили, после чего вторичное имели сражение на Климантовском поле, где и побили мятежников 40 человек и ротмистра Ставского, трех хорунжих и взяли в полон 3 хоронгвы и двух гусар.

В протчем том еще господа Нашебургского полку капитан Ганибал, Суздальского прапорщик Энтиков с егерями, Подлатчиков, то самое отлично чинили и храбро поступали, как все неустрашимое воинство себя оказали и доказали ревностную свою ее императорскому величеству службу, чем я их храбрым и неустрашимым мужеством, иным под предводительством доброго и храброго начальника делом и знающего воинского искусства, весьма доволен и сказываю им благодарность, чего и впредь не безнадежен.

А. Суворов».

Июнь 1770 года был памятен для Александра Суворова не только этой победой. Начальствуя над Люблинским боевым районом, он строго взыскивал с подчиненных за обиды, нанесенные мирному населению. На поручика Владимирского драгунского полка Семена Веденяпина, которому Суворов поручил Сокальский пост, поступало много жалоб от местных жителей. Однако учинить следствие оказалось невозможно по следующей причине.

Поручик Веденяпин с отрядом в 70 человек пр одной пушке был окружен отрядом пана Новицкого, численностью до 300 человек, и разбит. Часть русского поста погибла при прорыве, другая вместе с начальником попала в плен к конфедератам.

Поражение было из разряда обидных и генерал-майор Суворов принял неудачу своего подчиненного близко к сердцу. Он отдал на все посты приказ с изложением причин поражения драгунского поручика Семена Веденяпина, не сумевшего организовать разведку и руководство боем при внезапном нападении поляков.

Изучив характер действий отрядов конфедератов, Суворов все чаще стал напоминать подчиненным ему командирам требования генерал-фельдмаршала «его графского сиятельства Петра Александровича» румянцева-Задунайского:

«Я того мнения всегда был и буду, что нападающий до самого конца дела все думает выиграть, а обороняющийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно деланного на него стремлению».

Суворов во время польской кампании часто самолично руководил действиями небольших сводных отрядов против барских конфедератов. Одним из таких дел был бой около деревни Раковец, когда русскому кавалерийскому отряду в 150 человек под командованием генерал-майора Суворова удалось настигнуть неприятельский отряд в 500 всадников. Конфедераты были авангардом сил Казимира Пулавского, который намеревался совершить рейд из Люблинщины в Литву.

Бригадир не стал ждать подхода пехоты, которая находилась еще за три версты от Ракевец, и послал в атаку драгун во главе с капитаном Китаевым. Конфедераты занимали сильную позицию на высоте у мельницы и оказали упорное сопротивление русским. Тогда Суворов послал на помощь Китаеву конных карабинеров и кирасир, бывших в его сводном отряде. Только тогда поляки обратились в бегство и их преследовали одну милю. Только жара и усталость коней заставила Суворова прекратить погоню и дать бойцам заслуженный отдых.

Сам Александр Васильевич в погоне за конным вражеским отрядом и последующим Раковецком бою участвовал с поврежденной ногой и как он писал: «однако ездил и езжу верхом».

Барские конфедераты постепенно отходили от образа партизанских действий и теперь стали собираться большими силами с возимой артиллерией. Особую опасность представлял для Люблинского воеводства, за спокойствие в котором отвечал бригадир А. В. Суворов, отряд Иосифа Миончинского. Сосредоточившись в городе Сандомире, суворовцы начали преследовать противника и им пришлось переправиться на правый берег реки Вислы.

Однако лихую погоню за войском пана Миончинского пришлось прекратить, поскольку с Суворовым произошел несчастный случай — «от упадения на переправе расшиб я себе больно грудь, отчего, хотя несколько крепился, однако тяжко занемог». Поскольку командир «на лошади сидеть не мог и к живственным операциям более не годился», русский отряд прекратил погоню и возвратился в места своего квартирования.

К тому времени Суворов стал для конфедератов опаснейшим, неутомимым противником, то известие о его «выходе» из борьбы обрадовала Иосифа Миончинского. Собрав под своим знаменем значительные силы — около 1700 человек, в том числе 1400 шляхетской конницы и 300 пехоты, при шести пушках, он подступил к городу Сандомиру.

Сандомирский гарнизон состоял из около 200 человек во главе с капитаном Суздальского пехотного полка Вильгельмом Петровичем Дитмарном. Тот решительно отклонил предложение неприятеля сдаться ему без боя. После этого последовал штурм Сандомира, продолжавшийся более двадцати часов.

Русские стойко отразили все попытки поляков ворваться в городские ворота. Особенно много потерь понесла пехота конфедератов, которой пришлось столкнуться со штыковым ударом суздальцев. В рапорте Дитмарна бригадному командиру об отражении вражеского штурма, среди прочего, отмечалось:

«... При сем имею вашему превосходительству рекомендовать находящихся в команде моей господ офицеров порутчика Лихарева, подпорутчика Арцыбашева и прапорщика Климова, которые... так хорошо должность свою исправляли, как храбрым и разумным надлежит офицерам... При том же деле также и Суздальского пехотного полку сержанта Бухвостова: будучи послан с гренадерами так храбро и отважно поступал, как доброму солдату надлежит».

Суворов высоко оценил действия коменданта сандомирского гарнизона, его офицеров и рядовых солдат. Пану Иосифу Миончинскому со своим войском пришлось отступить от Сандомира. Новая неудача постигла его, когда он попытался овладеть древним польским городом Краковым.

Действия крупных неприятельских сил обеспокоили Суворова. Собрав поисковый отряд, он двинулся к Кракову, но до самого города не дошел, поскольку узнал, что в местечке Ландскрона собрались значительные силы конфедератов. Главные их силы стояли в местном, хорошо укрепленном замке. Его обороной командовал французский подполковник Левен, находившийся на службе у Барской конфедерации.

Суворовский отряд состоял всего из 650 человек пехоты и кавалерии при 4 орудиях. Понимая, что этих сил откровенно мало, генерал-майор забрал с собой большую часть краковского гарнизона — 100 пехотинцев и 50 казаков. Местечко Ландскрону русский отряд занял без боя, поскольку конфедераты укрылись в замке, стоявшем на вершине холма, изготовившись к его защите.

Суворов провел рекогносцировку и посчитал, что замок очень мал. По его мнению, «Ландскрон — не замок, а палаты, внутри которого корета, шестью коньми запряженная, оборотиться не может». Не насторожило его и то, что в замковом укреплении засели превосходящие силы конфедератов, а ближние подступы к замку хорошо защищали полевые заграждения в виде полисада и рогаток.

Было решено штурмовать не весь замок, а только его наиболее уязвимую часть — ворота. Приступ начался 9 февраля 1771 года. Первыми в атаку пошли «с великою храбростию» пехотинцы-суздальцы. Им удалось ворваться в ландскронский замок и завязать там бой. Однако в этот час штурмующие лишились почти всех своих офицеров, среди которых оказался и племянник Суворова — поручик Николай Суворов. Такая участь постигла и резерв, введенный в бой.

Штурм пришлось прекратить и атакующие отошли на исходные позиции. Атака замка Ландскроны обошлась нападавшим в 19 человек убитыми, 7 ранеными и 2 пропавшими без вести, то есть попавшими в плен. В своем письме полковнику Вятского карабинерного полка князю Ивану Андреевичу Шаховскому Александр Васильевич так описал причины неудачного штурма замка Ландскорона:

«О моих операциях вашему сиятельству кратко сообщить могу, что в поход наш чрез Тарнов до Велички разные мяиежничьи партии нам попадались, из коих, кроме убитых, с несколькими офицерами пленных человек пятьдесят отослано в Краков.

Тако атаковали мы и Ландскорон, конницу их разогнали, перелезли, разломали и разрубили их множественные шлагбаумы и рогатки и взяли местечко, разорили их магазеин и отбиша две пушки, отрезавши две, — у них только одна оставалась, — били в воротах на крутейшей горке лежащих Ландскоронских палат.

Как лутчие офицеры переранены были, овцы остались без пастырей, и мы дравшись часов шесть, оставили выигранное дело, довольствуясь потом действовать на образ блокады. Прошу вашего сиятельства прозрачно приметить для предосторожности:

1-е. Офицеров били как уток по их щегольской, роскошной, принятой от побежденных одежде (польской трофейной одежде. — А. Ш.), которую по правде может носить только партизан.

2-е. Особливо наша, на образ кроат летающая из угла в угол, пехота совсем экзерцирование эволюции для атак и маневры забыла».

Суворов намеревался после неудачного штурма осадить замок с вражеским гарнизоном и подготовиться к новому приступу. Однако вскоре он получил донесение, что крупный отряд конфедератов движется к Ченстохову. Тогда бригадир принял решение снять осаду с Ландскронского замка и отступить от него.

По пути русский отряд остановился у Велички, оттуда он был отозван в Краков. По имевшимся сведениям, на этот город собирался напасть объединенный отряд барских конфедератов под командованием панов Саввы и Казимира Пулавского. Однако те, узнав о марш-броске суворовцев к Кракову, изменили свое решение и двинулись к Рахову.

Перед этим поляки попытались было овладеть Красником, который защищала команда капитана Алексея Панкратьева численностью всего в сто человек. Русские отбивали вражеские атаки на протяжении девяти часов. Конфедераты, узнав о приближении отряда Суворова, отступили от Красника и ушли за реку Вислу.

Ситуация в Люблинском воеводстве оставалась сложной. Конфедераты продолжали чинить всякие насилия над диссидентами — некатоликами. Суворов рапортовал, что больше всего бед местным диссидентам причинил некто шляхтич Кристофор Каминский, обитавший в крепком родовом замке:

«... Во всю бытность его в конфедерации грабил и совсем разорял диссидентские (украинские. — А. Ш.) деревни. Но и в то время когда сидел в доме разорял также не только деревни, но их церкви, не оставляя ни окон, ни лавок, тож сбирая со оных самовластно деньги, провиант и фураж и сам оным пользовался и до разных команд конфедерацких отсылал».

Подобных примеров в Люблинском воеводстве оказалось много. Отряды Барской конфедерации, отступая, по пути грабили местное население и русские воинские команды в большинстве таких случаев не успевали защитить селян, как диссидентов, так и католиков. Суворов в одном из боевых донесений генерал-поручику И. И. фон Веймарну из-под Ченстохова сообщал следующее:

(Конфедераты) «многих шляхтичей и протчих пересекли, переграбили и поступали по-разбойничьему».

Деятельность генерал-майора А. В. Суворова в Люблинском воеводстве отличалась успешностью. Он сумел прикрыть столицу Польского королевства Варшаву, Литву и Волынь от проникновения туда отрядов Барской конфедерации. Более того, на большей части воеводства произошло желаемое «успокоение».

Одной из причин успешности в действиях русских экспедиционных войск стало то, что в них стал неукоснительно выполняться приказ А. В. Суворова об обучении солдат и о тактике действий против барских конфедератов. В приказе, в частности, говорилось:

«Господам штаб-офицерам, комендантам на постах и протчим офицерам в праздное время обучать на постах их команды и деташементы в тонкость, сколько основанием разных экзерцициев, столько паче большим конным и пехотным и несколько линиев и частей маневрам, эволюции и атакам с жестоким и поспешным нападением, толкуя и приучая к ним по различию их состоящим.

В различии положения мест равных, низких и высоких, перерезанных, лесистых, болотных — доходит до истинного преимущества как в силе ударения холодным оружием коннице и пехоте, особо и совокупно, так и по положениям мест каждого звания реченного войска, полагая за единственное правило, что хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, токмо тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаниев при внушениях и затверждениях каждому должности его».

Военная коллегия в далеком Санкт-Петербурге высоко оценила деятельность военачальника в мятежной Польше — «отменную храбрость, разторопность и хорошую резолюцию... Суворова». Отмечалось и то, что он старался не забывать в своих рапортах о боевых подвигах подчиненных ему офицеров.

Первый орден, который украсил суворовский генеральский мундир, был орден Святой Анны. Он был послан в Польшу с сопроводительным письмом графа Николая Ивановича Панина, в котором говорилось:

«... Я уверен, что монаршья сия отличность, которою я вас сердечно поздравляю, конечно, поощрит вас к приобретению вящей славы усердным продолжением полезной для отечества службы вашей».

Война в Польше против Барской конфедерации в 1771 году стала принимать иной характер. В том году королевская Франция стала оказывать католикам-конфедератам значительную помощь. В Польше появился бригадир французской армии Шарль-Франсуа Дюмурье (Мурье), будущий генерал и министр иностранных дел Парижа. Он привез с собой значительную сумму денег и французских военнослужащих-волонтеров, в своем большинстве офицеров.

С прибытием опытного военачальника-организатора Дюмурье изменился и сам ход Польской войны. Теперь руководство Барской конфедерации обосновалось в городе Бяла на австрийской границе. Парижские деньги помогли конфедератам увеличить численность своих «регулярных» войск с 2–3 тысяч до 4–5 тысяч. Действовать они стали с большей активностью и размахом.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒