Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





общение с реаль­ным партнеров (с подлинным субъектом) 5 страница



1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 93.

2 Там же, 1. 1, с. 68.

Q/.

дественно при этом, что именно свобода при­дает деятельности человека нравственное изме­рение, позволяя оценивать его, в отличие от доведения животных, этически. Ибо нравствен­ная оценка поступка возможна и необходима только тогда, когда у действующего лица су­ществует свобода выбора как цели, так и спо­собов и средств ее реализации. Но нравствен­ная позиция есть лишь одно из проявлений ценностного отношения субъекта, которое во всех своих формах — и политической, и рели­гиозной, и нравственной, и эстетической, и ху­дожественной — обусловливает его избиратель­ную активность именно как субъектную, а не инстинктивную, биологическую, автомати­ческую.

Избирательность, селективность, взятая сама по себе, является общей способностью биологи­ческих систем и моделируется в некоторых тех­нических системах. Поскольку же отличие из­бирательной активности субъекта от поведения буриданова осла состоит в том, что субъект осу­ществляет свой выбор свободно, его поведение полностью никогда не предсказуемо. Не делая из этого факта тех крайних выводов, которые подчас делает экзистенциалистская философия и выросшее на той же духовной почве искусст­во, мы не можем все-таки не признать, что эта непредсказуемость выбора внутренне присуща развитой субъективности и что отсутствие или утрата этой способности придают поведению черты механистичности, запрограммированно­сти, реактивности, то есть низводят человека с позиции субъекта на позицию объекта. «Свобода есть... сущность процесса становления человека Человеком, сотворения им самого себя, своей со-

циальной жизни и культуры» '. «...Свобода соста­вляет основу самодеятельного характера жизнен­ного процесса, т. е. неотъемлемый атрибут субъ­ективности» 2. А отсюда проистекают существен­ные особенности субъекта, следующим образом охарактеризованные В. П. Ивановым: «Фе­номен субъективности выпадает из естествен­ного «вещного» ряда: он лишен собственных материальных свойств, пространственности, де­лимости и т. д. и вместе с тем может делать своим проводником любые вещные свойства на любом пространственном протяжении. Он вез­десущ и вместе с тем неуловим для измерения внешними масштабами — качественными, ко­личественными и пр. Но пожалуй, самое глав­ное в том, что для субъективности в принципе невозможно указать совокупность порождаю­щих ее внешних причин, условий и обстоя­тельств, ибо ее природа и специфическое отличие состоит именно в отношении ко всему внешнему, в «самопричинении» и «самообуслов­ленности». Она суверенна, поскольку начинает с себя». Но это никак не означает, подчерки­вает В. П. Иванов, будто субъективность сво­дится «к свойствам и проявлениям психики, со­знания»,— по К. Марксу, речь должна ид­ти «о субъективности практики, деятельно­сти, которые составляют реальный базис созна­ния» 3.

Выявление всех описанных нами атрибутов субъекта свидетельствует о том, что его актив-

1 Чавчавадзе Н. 3. Культура и ценности.— В кн.: Культура в свете философии. Тбилиси, 1979, с. 50.

2 Иванов В. П. Человеческая деятельность — по­знание — искусство. Киев, 1977, с. 204.

3 См. там же, с. 41—42.

йость никак не ограничивается пределами по­знавательной деятельности; более того, эта по­следняя должна быть рассмотрена как соотно­сительная с деятельностью ценностно-ориента-ционной и как вторичная по отношению к практической деятельности субъекта. Это озна­чает, что субъектно-объектные отношения не укладываются в рамки гносеологического ана­лиза, но характеризуют целостно рассматривае­мую человеческую деятельность.

Именно при таком — собственно философ­ском — понимании субъекта и объекта открыва­ется результирующее свойство субъекта, завер­шающее его характеристику,—его уникальность. Ибо такая система — точнее, такая живая си­стема,— целенаправленная активность которой поднимается на уровень сознательной, свобод­ной, ценностно-избирательной деятельности, тем самым отличает себя от всех других одно­родных систем. В пределах действия физи­ческих, химических и даже биологических за­конов нет условий для последовательной ин­дивидуализации систем — даже генетическая комбинаторика, разыгрывающаяся на весьма широком пространстве возможных сочетаний наследуемых признаков, ограничена исходны­ми наборами хромосом и в пределах пормы (не считая патологических деформаций) дает срав­нительно узкий спектр индивидуальных вариа­ций видовой структуры. Потому степень инди­видуального своеобразия каждого пса или каждой обезьяны, гораздо более высокая по сравнению с таковой в мире берез и ромашек и тем более в мире кристаллов и молекул, оказыва­ется несравненно более низкой, чем степень индивидуальной неповторимости человеческой

4 Каган М. С.                     Q7

личности. Точно такой же вывод нужно сде­лать, сравнивая те или иные человеческие общ­ности — родоплеменные, этнические, классовые, профессиональные — с популяциями животных. Уникальны, неповторимы, единственны каж­дый класс, каждая нация, каждая народность, каждая семья, каждая личность, поскольку в них развиты субъектные качества. И напро­тив, конформизм, стирающий своеобразие лич­ности, бюрократическая унификация общества лишают субъективности и отдельного человека, и различные группы людей, превращают каж­дого в «колесико», «винтик», «гаечку» единого механизма, то есть десубъективируют его, де­лая легко взаимозаменяемым социальным объ­ектом.

Тут пролегает одна из важнейших демарка­ционных линий, отделяющих субъекта от объ­екта. Последний — что бы п кто бы ни высту­пал в его роли — либо вообще не является уникальным, либо утрачивает уникальность в данной ситуации, если и обладает ею в прин­ципе. В самом деле, важнейшая особенность всех форм практически-преобразовательной деятельности — возможность повторения, мно­гократного репродуцирования одного и того же производственного процесса, созидательного ак­та, организационного действия; фундаменталь­ный принцип познавательной деятельности — нахождение закономерного, общего, повторяю­щегося, инвариантного, типического. Все, что становится объектом данной деятельности, те­ряет свою неповторимость, приравниваясь к другим объектам. Это приравнивание можег происходить на физическом или математичес­ком уровне, биологическом или социологичес-

, но оно есть необходимый аспект опериро­вания предметами — иначе их нельзя ни по­знавать, ни преобразовывать. Что же касается субъекта, то в силу своей уникальности, непо­вторимости он требует индивидуального к ce­de подхода. Так необходим индивидуальный подход в процессе воспитания личности. Хотя этот принцип хорошо известен в педагогике, его значение счел необходимым особо подчерк­нуть М. С. Горбачев в докладе XXVII съезду КПСС '. Это и понятно — ведь воспитание име­ет дело с формированием качеств человека как субъекта.

Сколь ни существенны все указанные разли­чия между субъектом и объектом, они все же не абсолютны. К. Маркс писал: «В производ­стве объективируется личность; в потреблении субъективируется вещь...»2 Эти превращения возможны потому, что субъект и объект — не обозначение того, что само по себе всегда и везде является либо объектом, либо субъектом, но категории функциональные, диспозицион-ные, обозначающие роли различных предметов в тех или иных ситуациях деятельности. Так, человек может выступать в одном случае в ро­ли субъекта, а в другом в роли объекта (вспом­ним слова Л. Фейербаха: «...далеко не безраз­лично, являюсь ли я субъектом или только объ­ектом, существом для себя самого или только существом для другого существа...»3); это от­носится и к любой социальной группе — семье,

1 См.: Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского Союза, с. 87.

2 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 25.

3 Фейербах Л. Избр. филос произв. В 2 т т   1 с 171.

классу, нации и даже к моему собственному «Я», ибо в ситуации самопознания, самооцен­ки, самовнушения «Я» раздваиваюсь на «Я-субъект» и «Я-объект». Психологам хорошо знакомо это явление, а в истории литературы были выработаны специальные средства психо­логического анализа личности — описание ее восприятия самой себя как бы со стороны.

2. Полимодалъностъ субъекта

Представляется очевидным, что основные от­личительные черты субъекта могут быть свой­ственны не только индивиду, но п различным группам людей, когда они образуют некие це­лостные коллективы. Так возникает, по терми­нологии А. А. Леонтьева, «совокупный субъ­ект» 1. Уже отсюда следует, что субъект поли­модален. Каковы же главные его модальности?

1) Субъектом может быть отдельный чело- век в той мере, в какой он обладает отмечен­ными выше качествами, то есть является лич­ностью и поступает как личность.

2) Субъектом может быть группа людей, объединенная не случайно и механически (ти­па толпы), а органически, системно и именно поэтому приобретающая некие системные ка­чества (качества целого, не сводимые к сумме качеств элементов данной системы). Такими системными качествами целостной группы ста­новятся еднное, коллективное сознание и само­сознание (скажем, родоплеменное, классовое, национальное, партийное), единая коллектив-

1 См.: Леонтьев А. А. Деятельность и общение.— Вопросы философии, 1979, № 1, с. 128.

пая воля к действию и свободный выбор целей, способов и средств действия; это и делает подобную группу (микрогруппу типа семьи, бригады или макрогруппу — нацию, класс) субъ­ектом. В. И. Ленин, говоря о необходимости для класса «единой воли», подчеркивал: «Еди­ная воля пе может быть фразой, символом. Мы требуем, чтобы это было на практике» '.

3) Субъектом может быть определенный со­циум2, если он обладает высокой степенью внутренней организованности и цельности, ко­торые порождают у него воплощающееся в культуре единое сознание и самосознание, еди-нонаправленную активность и свободно изби­раемый им принцип социальных действий.

4) Наконец, субъектом является общество, взятое в целом, или человечество3, когда оно выступает как единое целое, осознающее себя таковым и обращающее свою активность отча­сти на покоряемую и познаваемую природу, от­части на самосовершенствование. Понятно, что на протяжении всей предшествовавшей своей истории, которую К. Маркс точно называл «предысторией», человечество могло выступать

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 307.

2 Мы присоединяемся к В. А. Штоффу, который, в отличие от обычной точки зрения, выделяющей три модальности субъекта — индивид, социальная группа а общество в делом (см., например: Арефьева Г. С. Социальная активность, с. 62, 69), счел необходимым выделить и четвертую его модальность — конкретный исторический тип общества (см.: Штофф В. А. Чело­век как субъект познания.— В кн.: Методологические проблемы изучения человека. Л., 1979, с. 69—70).

3 См. у К. Маркса: «субъект, человечество, и объ­ект, природа...»  (Соч., т. 46, ч. I, с. 21) и здесь же — «субъект — общество» (с. 38).

в роли субъекта лишь в очень небольшой мер(. Однако мера эта прогрессивно возрастала, а \( наше время развитие социалистических идеи и все более явственная перспектива коммуни­стического будущего человечества, с одной сто­роны, с другой стороны, угроза его самоуничто­жения в ходе возможной термоядерной войнц а с третьей — сознание возможных грядущих контактов с инопланетными цивилизациями значительно активизируют процесс осознания человечеством своего единства. И все же лишь победа коммунизма может превратить челове­чество в подлинного субъекта Ч

Но если существуют «совокупные субъекты,) во всех их масштабных вариантах — от семьи и бригады до человечества, то правомерно ц выделение симметричного по отношению к нпч «частичного субъекта», то есть продукта рас­щепления сознания личности па двух или не­скольких субъектов, представляющих разные , позиции данного человека. Если выше говори­лось о возможности раздвоения сознания инди­вида на «Я-субъект» и «Я-объект», то теперь можно отметить еще одну возможность, назы­ваемую психиатрами «раздвоением личности», а подчас «растроением» и т. д. Так, азербайджан­ский живописец Т. Нариманбеков нзобразп себя в картине «Бакинский автопортрет» отра­женным в трех зеркалах, в каждом пз которых запечатлелись разные его качества, эстонским

1 О человечестве как «едином субъекте всемирно-исторического развития» см.: Давидович В., Лболи-на Р. Кто ты, человечество? Теоретический портрет. М., 1975; Урсул А. Д. Человечество, земля, веелеплая Философские проблемы космонавтики. М., 1977, с. 197-198.

живописец ГО. Арак представил в автопорт­рете четыре своих лика, а поэт А. Вознесенский Записал в одном из своих стихотворений:

Я — семья

во мне как в спектре живут семь «я»...

С. Л. Рубинштейн заметил однажды, что развитую, духовно богатую личность можно на­звать «республикой субъектов»'. Явление это было давно замечено и многократно описыва­лось в истории художественной литературы, драматургии, киноискусства — в изображении «двойников» многими художниками, начиная с Э. Гофмана и Н. В. Гоголя. В дальнейшем мы рассмотрим его более внимательно, а пока подчеркнем лишь, что наличие «частичного субъекта» лишний раз свидетельствует о функ­циональном, диспозиционном значении самого яонятия субъектности.

Таким образом, о каком бы модусе субъекта ни шла речь, он всегда обретается индивидом, социальной группой, общественной системой, а не присущ им изначально. По отношению к индивиду превращение в субъекта есть не что иное, как процесс воспитания, становления личностных качеств, приобщения человека к другим людям и его обособления от других, его социализации и самоутверждения. Но ана­логичным образом это происходит и примени­тельно к социальным группам — и семья, и производственная бригада, и театральная труп­па становятся (илн не становятся, пли пере­стают быть) субъектами в ходе своего форми-

1 См.: Рубинштейн С Л. Проблемыобщей психоло­гии, с. 337.

рования, самоорганизации, деятельностно!0 функционирования. Аналогичен процесс этот по отношению к макрогруппам — сословиям классам, нациям. Так, К. Маркс, Ф. Энгельс ц В. И. Ленин показали, что первоначально рц, бочий класс, складываясь объективно, по толп месту, которое он занимает в материальном производстве и по порождаемым им специфц. ческим материальным потребностям и способу деятельности, остается на первом этапе своей истории «классом в себе», так как он не осоз­нает свои глубинные общеклассовые интересы не обретает классового самосознания. Процесс формирования самосознания рабочего класса К. Маркс определил как его превращение пз класса в себе в класс для себя1, а В. И. Ленин называл это внесением марксистской идеологии в стихийно развивавшееся экономическое дви­жение пролетариата2. Потому-то становится возможным и необходимым создание политиче­ской партии пролетариата — носительницы его классового сознания и самосознания, руководи­тельницы его действий, которая и представляет рабочий класс как специфического социального субъекта и сама выступает как совокупный по­литический субъект.

И в истории буржуазии можпо увидеть ана­логичную закономерность. Первоначально она не имела классового сознания и самосознания п, растворенная в третьем сословии, стремилась не столько к классовому самоопределению, то есть к обретению качеств социального субъек­та, сколько к усвоению норм дворянской жиз-

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 183.

2 См.: Ленин В. И Поли. собр. соч., т. 6, с. 79.

 (вспомним, как высмеял это Ж. Б. Мольер «Мещанине во дворянстве»). Лишь со време- поставленная объективным ходом вещей необходимостью противопоставить ари­стократии свою программу действий и реализо­вать эту программу в революционном столкно­вении с господствующим классом, буржуазия становится «классом для себя», то есть раскры­вается как субъект направленной социальной активности.

По-видимому, данный закон действует и в истории наций. Способность нации к определен­ному целенаправленному поведению, основан­ная на выработанном у нее национальном са­мосознании, есть проявление сравнительно высокого уровня ее развития (вспомним, как про­изошло это с русским народом в эпоху Отече­ственной войны 1812 г., как повторялся такой процесс в национально-освободительных дви­жениях XIX—XX вв. в Восточной Европе, в Африке, Азии, Латинской Америке).

Обращаясь к истории отдельных социумов, мы убеждаемся в том, что формирование у них субъектных качеств есть признак высокого уровня развития данного общественного орга­низма и потому оно далеко не всегда имеет место. Возможно, что правилом является воз­никновение у некоего социума субъектных качеств в тех случаях, когда он вступает в конфликт с другим социумом и в этом проти­востоянии начинает осознавать себя, свои цели, интересы, идеалы, вырабатывая на этой основе программу собственных действий. Так, еще в первобытном обществе та или иная родопле-ЭДнная группа осознавала себя как «мы» имен-so постольку, поскольку возникало ее противо-

стояние другой группе — «они» '; так, в хо-Великой Отечественной войны 1941 — 1945 I? советский народ с особой остротой и силой осо знал свою сверхнациональную и сверхклассо вую социальную целостность, выступив в смер тельной борьбе с мировым фашизмом как ак­тивнейший, целеустремленный, свободпо из­бравший свой исторический путь социальный субъект. В других же случаях определенный социум может объективно существовать, не осо­знавая себя и не проявляя себя в качестве об-щественно-исторического субъекта,— так, на­пример, как вели длительное дремотное суще­ствование различные традиционные общества в эпоху феодализма или же островные цивили­зации, отгороженные вплоть до XIX—XX вв. от всего мира и ие осознавшие себя по той про­стой причине, что пм было не с кем себя срав­нивать, дабы ощутить свое отличие от другой культуры, другого образа жизни, другого обще­ственного сознания.

Понимание полимодальности субъекта важ­но, в частности, потому, что оно объясняет из­менение конкретного значения понятия «субъ­ективное» в соотношении с сопоставляемым с ним «объективным»: в одном случае «субъек­тивное» означает «выражающее позицию ин­дивида», а «объективное» соответственно — «независимое от индивида»; в другом случае «субъективное» — это «представляющее инте­ресы класса» (например, партийность), и оно объективно по отношению к индивидуально-субъективному; в третьем случае «субъектпв-

1 См.: Поршнев Б. Ф. Социальная психология и ис­тория. М., 1979.

flOe» означает «общечеловеческое» или «вообще человеческое», «человечески-духовное», «соци­альное» в соотнесении с объективно-природным (вспомним цитированный выше первый тезис j{, Маркса из «Тезисов о Фейербахе»), и по­добная субъективность является объективно­стью по отношению к двум первым субъектив-ностям. Непонимание этой относительности и масштабной изменчивости значения данных по­нятий нередко приводит к тому, что метафизи­чески мыслящим (или просто недостаточно культурным) философам кажется «субъекти­визмом» одно только признание определенных прав субъективного, его в известных отноше­ниях определяющей роли — так было в поле­мике о возможности существования марксист­ской аксиологии, в эстетической дискуссии «прпроднпков» и «общественников».

Теперь правомерпо поставить вопрос, а обла­дает лп объект свойством полимодальности?

Оказывается, что объект не имеет модифика­ций, подобных тем, какие мы обнаружили у субъекта, поскольку что бы и кто бы ни стано­вился объектом, оп (или оно) утрачивает свою неповторимость и приравнивается ко всем дру­гим объектам. Конечно, существуют немалые различия между природными и социальными системами как объектами научного познания, между изучением закономерностей физических и психических, между исследованием ма тема­тических н нравственных отношений — отсюда качественные различия между группами наук и отдельными отраслями знания. И все же «на­ука наук» математика может абстрагироваться от всех качественных особенностей предметов ре? тьного мира, приравнивая что угодно к че-

му угодно, если только с этими предметам]! нужно совершать операции исчисления или структурирования. По этой же причине воз можны интегративные процессы во взаимодей­ствии естественных и общественных, гумани­тарных и технических наук. И точно так же практика сводит к некоему единству разнока чествепные объекты, которые она вовлекает в свою сферу — скажем, разнородные материалы при изготовлении автомобиля или при протези­ровании отсутствующих у человека органов. Вот почему различия между темп пли иными разновидностями, типами, классами объектов, сами по себе, разумеется, чрезвычайно важные, не сказываются на их философском рассмотре­нии в роли объектов.

3. Формы существования субъекта и объекта

Итак, понятия «субъект» и «объект» явля­ются парными и соотносительными категория­ми, каждая из которых имеет смысл лишь в формулируемом или предполагаемом единстьс с другой', обозначая «его иное», и единство

1 Вот почему, как это убедительно показала Г. С. Арефьева, неверно отождествление понянш «объект» и «объективная реальность» (см.: Арефое еа Г. С. Социальная активность, с. 46 и др.). Очень точно разъяснил существо заключенной здесь про блемы С. Л. Рубинштейн, когда, опровергая исходные принципы субъективного идеализма, писал: «Неверно не то, чго в качестве объекта нечто существует толь ко для субъекта; неверно, что бытие существует только в качестве объекта для субъекта. Бытие суще­ствует и независимо от субъекта, но в качестве объек­та оно соотносительно с субъектом» (Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957, с. 57).

этих противоположностей теоретически фикси­рует структуру деятельности как сверхбиоло­гической человеческой активности в многооб­разии ее конкретных видов, типов, форм. Од­нако этим тезисом, не раз формулировавшимся в нашей философской литературе, никак нель­зя ограничиться.

Хотя до сих пор философский анализ субъ-ектно-объектных отношений не выходил за пре­делы «чистого» противопоставления субъекта и объекта по принципу бинарных оппозиций, си­туация представляется нам гораздо более слож­ной, поскольку в системе «субъект — объект» кроме двух основных ее элементов (субъекта и объекта) есть еще ряд компонентов, производ­ных от этих двух. В самом деле, ведь и объект и субъект могут существовать не только реаль­но, но и мнимо, как чисто воображаемые пси­хические конструкты. Если я мыслю о некоем объекте, его образ, возникающий в моем вооб­ражении, является таким же объектом, как тот, что он отражает, однако объект этот не материальный, подлинный, реальный, а отра­женный, идеальный, существующий лишь в сознании, то есть квазиобъект К Подчеркнем, что речь идет тут не о понятиях как продуктах абстрагирующей деятельности мышления и не о чувствах, переживаниях как эмоциональных

1 Понятие «квазнобъект» уже использовалось в нашей философской литературе, но у М. К. Маыар-дашвпли, например, оно имело несколько иной смысл (см. его статью «Форма превращенная».— Философ­ская энциклопедия, т. 5, с. 388). Определение знака я языка как «квазиобъоктов», близкое к нашему пони­манию этого термина, дает А. А. Леонтьев (см.: Фило­софские проблемы психологии общения. Фрунзе, 1976, с 8—9).

процессах, а именно о представлениях, образах воображения, которые обладают свойственной всем реальным объектам формой конкретности, только конкретность эта отраженная, представ­ляемая, воссоздаваемая воображением, а не действительная, материальная конкретность реально существующего предмета. Иначе гово­ря, квазиобъекты суть модели реальных объек­тов, создание которых есть специфическая функ­ция воображения, отличающая его от мышле­ния и всех иных психических механизмов.

Но в таком случае правомерно предположить, что существует и квазисубъект, то есть такая форма идеального, такой продукт воображения, который является моделью субъекта.. Ибо мо­гущество воображения таково, что оно способ­но воссоздавать не только объекты, но и субъ­ектов во всех их специфических субъектных признаках. Первой формой такого моделирова­ния является один из замечательнейших и уди­вительнейших психологических феноменов — создание психикой личности образа ее «второго Я»; другой тип квазисубъекта — воссоздавае­мый памятью образ иного субъекта (скажем, умершего отца, уехавшего друга и т. п.), кото­рый функционирует в моем воображении имен­но как субъект, а не как объект, оказываясь, например, способным вступать со мной в мыс­ленный диалог; третий тип квазисубъекта — художественный образ, который может суще­ствовать и в объективированной форме произ­ведения искусства'.

1 Соглашаясь с М. Дюфреном, чго поняше «квази­субъект» может бьпь успешно применено к искусству (Dufrenne M. Phenomenologie de l'experience estheti-que. Т. 1. L'objet ebthetique. Paris, 1953, p. 249), мы

В обширной литературе, посвященной проб­леме художественной образности, выявлены многие специфические черты, отличающие ху­дожественный образ от понятия, отмечен его конкретно-чувственный характер, эмоциональ­ная выразительность, эстетически значимая фор­ма, но далеко не столь четко определено отличие художественных образов от образов нехудожественных, которые также создаются воображением и также являются воспроизве­дениями, моделями реальных предметов и яв­лений действительности. Отсюда — нередкое отождествление образов художественных и не­художественных, выражающееся, например, в отнесении к художественному творчеству, к ис­кусству всей изобразительной деятельности че­ловека — рисования или живописания как та­кового, фотографии или кинематографии как таковой, независимо от того, какую информа­цию несет данный рисунок или данный сни­мок. Отсюда же нередко встречающееся непра­вильное толкование (даже эстетиками-профес­сионалами, а не только дилетантами, любящими порассуждать на эстетические темы!) опре-

должны возразить французскому философу по двум пунктам: во-первых, квазисубъектом является не ху­дожественное произведение, а художественный образ, ибо произведение искусства имеет общественное, ма­териальное бытие, то есть является объектом, а не субъектом, точное, объективированным субъектом. Сам М. Дюфреп называет произведение «эстетическим объектом» и оказывав! ся поэтому вынужденным при-равня!Ь эти два попятия: «эстетический объект есть квазисубъект» (ibid, p. 255—256), что нелогично; во-вторых, квазпсубъектом следует считать не только художественный образ, но и, как было нами отмече­но, всякий образ субъекта, создаваемый воображе­нием.

Ш

деления «мышление в образах», данного Геге­лем и В. Г. Белинским художественному твор­честву, как «мышления в чувственной форме», в «картинах», представляющих жизнь «в фор­мах самой жизни». Между тем главная и опре­деляющая черта художественной образности, обусловливающая все остальные ее особенно­сти, состоит именно в том, что она является моделью субъекта. В каком бы конкретном ви­де мы ни взяли художественный образ — как образ лирического героя в поэзии А. С. Пушки­на или В. В. Маяковского; как образ персона­жа произведения — Раскольникова, репинского «Протодиакона», мочаловского Гамлета, чап­линского Чарли; как образ личности в симфо­ниях П. И. Чайковского или Д. Д. Шостакови­ча,— он функционирует в произведении не как объект среди объектов, а как своего рода субъ­ект, то есть «существо», наделенное активно­стью, сознанием и самосознанием, свободой во­ли и уникальностью. Более того, даже тогда, когда искусство изображает природные явле­ния или вещи, образы эти тоже становятся квазисубъектами, а не квазиобъектами — этим-то левитановский пейзаж, толстовский Холсто-мер или вангоговский натюрморт принципиально отличаются от документально-географичес­кой зарисовки ландшафта, живописной иллю­страции в учебнике по животноводству или му­ляжных моделей фруктов и вещей, сделанных для витрины магазина '.

1 Проблема эта рассмотрена нами обстоятельно в статье: Изобразительное искусство в сфере человече­ского общения.— Советское искусствознание 82, вып. 1. М., 1983 (перепечатано в сб.: Критерии и суж­дения в искусствознании. М., 1986).

ф. М. Достоевский, писал М. М. Бахтин, «по­добно гетевскому Прометею, создает не без­гласных рабов (как Зевс), а свободных людей, способных стать рядом со своим творцом, не соглашаться с ним и даже восставать на не­го» '. К этому суждению мы решились бы сде­лать лишь одну поправку — отнести его не только к творчеству Достоевского, но и ко всей художественной литературе, более того, ко все­му искусству. «Утвердить чужое «я» не как объект, а как другой субъект»2 — эта формула определяет природу художественного образа как такового, а не одного лишь мира образов Достоевского. И потому «диалогична» струк­тура не только его романов, но всякой художе­ственной реальности — именно как художест­венной. Впрочем, в других случаях М. М. Бах­тин именно так и ставил вопрос: например, говоря о свойственном роману как жанру «разноязычии», которое ведет к «той или иной степени диалогизованности»3, или определяя отношение художника к своим героям как «вненаходимость», которая приводит к диа­логу автора и героя4. Но подробнее об этом ниже.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.