|
|||
общение с реальным партнеров (с подлинным субъектом) 3 страница1 Wilson E. О. Sociobiology. The New Synthesis. Cambridge (Mass.) — L., 1976. 2 Allee W. С The Social Life of Animals. London — Toronto, 1938; Portman A. Das Tier als soziales Wesen. Zurich, 1953; Tinbergen N. Social Behaviour of Animals. London, 1953. взаимном восприятии двух особей» и при этом подчеркивает, что «представление о двух особях в противовес изолированной особи является основополагающим». Таким образом, получается, что проблема «Другого», отношения «Я» и «Ты» — не специфически человеческая, что она зарождается уже в животном мире (это и дает основание позитивистски мыслящим этологам говорить о «социальных отношениях» в мире животных'). Правда, иногда они все же испытывают некоторую неловкость и ставят термин «социальное» в кавычки, объясняя, что «биологи только тогда говорят о социальной жизни, когда состояние и проявления некоей группы животных покоятся на взаимной зависимости и взаимосвязи индивидов»; что «собственно социальная жизнь возможна только у высших животных»; что у них она в «основе своей социальна» 2. Пытаясь найти теоретическое обоснование для перенесения понятия «общество» на биологический уровень коллективной жизни, американский этолог Э. Уилсон определяет общество как «группу индивидов, принадлежащих к одному виду и кооперативно организованных». В качестве примера «подлинного элементарного общества» он приводит птичью стаю или стаю волков, «так же как и группу родителей и потомков, если они взаимно общаются». Выходит, что общество есть не более чем результат общения совместно действующих индивидов, точнее, результат процессов коммуникации. Желая 1 См.: Шовен Р. Поведение животных. М., 1972, с. 124-129, 153-164, 147. 2 Portmann A. Das Tier als soziales Wesen, S. 5, 32, 66, 72, 74, 363. «разрубить гордиев узел философской дискуссии, ведущейся вокруг атого понятия», Э. Уил-сон определяет «биологическую коммуникацию как действие части некоего организма (или клетки), направленное на изменение возможных действий другого организма (или клетки), имеющее адаптивное значение для одного из них или для обоих». При этом под адаптивностью он понимает то, что сигнал, или ответ, или и тот и другой в известной степени генетически запрограммированы естественным образом. «Коммуникация,— пишет Уилсон,— никогда не является сигналом самим по себе или ответом, она есть именно связь между тем п другим. Даже если одно животное посылает сигнал, а другое отвечает, еще не возникает коммуникации, пока возможность ответа не изменяется по сравнению с тем, каким он был бы без получения сигнала». Правда, Э. Уилсон не может не признать, что «великая разделительная черта лежит в эволюции коммуникации между человеком и всеми другими десятью миллионами видов организмов». Ярче всего это проявляется в наличии у человека языка в сравнении с сигнальными системами животных \ Однако эти замечания не спасают дела — специфика социокультурных отношений неизбежно стирается, когда выработанные для их обозначения категории переносятся на низший уровень бытия. Так оказалось, что биологизация общения привела к стиранию коренного различия между общением и коммуникацией, то есть между 1 Wilson E. О. Sociobiology. The New Synthesis, p. 7, 176-177. взаимодействием субъектов и информационной связью индивидов, передачей сообщений от некоего «отправителя» к некоему же «получателю». Подобная «коммуникативная редукция», отвечавшая исходным позициям сциентист-ски-техницистского, позитивистски-буржуазного мышления, получила мощную поддержку со стороны новой научной дисциплины — теории коммуникации, а отсюда проникла и в буржуазную социологию. Весьма показательна в данном отношении получившая широкое признание в научном и техническом мире книга К. Черри «О человеческой коммуникации» (в русском переводе вышла под названием «Человек и информация». М., 1972). Изложение своего понимания коммуникации автор начинает таким определением: «Коммуникация является по сути своей общественным делом. Люди развернули множество различных коммуникативных систем, которые сделали возможной их общественную жизнь — общественную жизнь не в смысле жизни группами для охоты или войн, но в смысле, неизвестном животным. Наиболее значительной пз этих коммуникативных систем является, конечно, человеческая речь и язык», играющий огромную роль в разных сферах социальной жизни, позволяя людям понимать друг друга и объединяться. «Слово «коммуникация»,— продолжает свои рассуждения автор,— означает буквально «участие», и именно в той мере, в какой вы и я в данный момент находимся в состоянии коммуникации, мы соучаствуем. Мы образуем не столько союз, сколько единство. В той мере, в какой мы друг с другом соглашаемся, мы говорим, что мы одного мнения или же что мы понимаем один другого. Это и есть единство». Поэтому, по мнению Черри, группу людей, общество, культуру правомерно определить как «людей в состоянии коммуникации». Речь и письменный язык — главные, но не единственные коммуникативные системы. «Социальное общение» использует мимику и жесты, манеры и разнообразные формы поведения, а в современном мире все большее значение получают технические средства коммуникации — телефон и телеграф, радио и печать. «Коммуникация делает осуществимой общественную жизнь, поэтому «коммуникация» означает «организация». Считая также возможным принять определение коммуникации, данное неким психологом: «Коммуникация — это различающийся ответ организма на определенный стимул», Черри, однако, делает к данному определению две оговорки: во-первых, коммуникация — это не сам ответ, а отношение между передаваемым стимулом и вызываемыми ответами; во-вторых, следует уточнить природу данных стимулов, чтобы отличить человеческий язык от коммуникативных средств, свойственных животным'. Таким образом, характеризуя коммуникацию в самом общем виде и не отличая ее от общения, К. Черри сводят ее теоретический анализ к проблеме знаковых систем, с помощью которых она осуществляется. Оно и понятно — содержа- 1 Cherry С. On Human Communication. A Review, a Survey and a Criticism. Cambridge (Mass.) — L., 1966, p. 3—5, 7. Вряд ли следует удивляться тому, что столь широкое понимание коммуникации заставило переводчика книги К. Черри на русский язык использовать для перевода термина «коммуникация» три разных слова — «коммуникация», «общение» и «связь». тельно коммуникация никак не может быть определена, она предполагает передачу любой информации, любых сообщений, и проблема состоит поэтому только в способах кодирования и трансляции. Так теория коммуникации растворяется в семиотике. Не случайно К. Черри обращается к идеям Ч. Пирса и Ч. Морриса, вспоминает о трех аспектах знаковых систем — синтактике, семантике и прагматике и затем посвящает весь последующий текст анализу этого круга вопросов. Нетрудно заметить, насколько далеко это, например, от ясперсова понимания «экзистенциальной коммуникации» как «жизни с другими», то есть человеческого общения. Столь же показательным может быть сопоставление буберовской трактовки общения как «диалогической жизни» с концепцией коммуникации, разработанной американским социологом Т. Парсопсом. В социальной структуре Парсонс выделил специальный компонент — «коммуникативный комплекс», разъясняя, что термин «коммуникация» он употребляет «в более широком смысле, чем обычно» — речь идет именно об общении между личностями, об их взаимодействии. Оно не является пространственно-физическим отношением, хотя необходимо использует физические средства — «прямой физический контакт в виде рукопожатия или поцелуя» или же «световые, звуковые, электрические волны или передаваемые из рук в руки физические вещи». Общение выступает как передача информации познавательного порядка, не имеющая целью воздействовать на поведение личности, подобно передаче мнений или внушению. «Содержание коммуникации, «посланий», всегда «символично» и в известном смысле «культурно», даже деньги как средство общения становятся его «символическим механизмом», особою рода «языком» '. Таким образом, в теории «социального действия» общение сводится к передаче разного рода информации, служащей не духовному единению людей, а управлению человека человеком, то есть опять-таки растворяется в коммуникации 2. Так в буржуазной культуре XX в. радикально разошлись пути философской теории общения и конкретно-научных его интерпретаций, что ограничивало эвристические возможности и философии, и конкретных наук. Эта ситуация вновь обнаружила зависимость теоретического осмысления общения от его реального — истинно трагического — положения в буржуазном обществе. 1 Parsons T Structure and Process in Modem Societies. N. Y., 1965, p. 265—269, 274. 2 Правда, в 70-е годы в зарубежной науке наметился известный перелом, выразившийся в попытках различить коммуникацию и общение. См, например McQuail Communication London — N. Y, 1978, p 49-55 Глава II < ' t ПРОБЛЕМА ОБЩЕНИЯ В МАРКСИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ (ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС) 1. Классики ■", марксизма-ленинизма о социальной природе общения > Взгляды К. Маркса п Ф. Энгельса на сущность человеческого общения складывались в процессе критического преодоления воззрений Л. Фейербаха. Уже в «Экономическо-философ-ских рукописях 1844 года» К. Маркс утверждал, что исходным для понимания реальных связей между людьми должно быть не признание природного влечения «Я» к «Ты», а сверхприродная — общественная — потребность, возникавшая из совместной трудовой деятельности людей, в которой один член производственного коллектива оказывался необходимым другому; поэтому «только в обществе природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком, бытием его для другого и бытием другого для него»; «общественная деятельность и общественное пользование» утверждают себя «в действительном общении с другими людьми», отчего один человек становится для другого «величайшим богатством», в котором каждый член общества «ощущает потребность». Особенно отчетливо это проявляется в отношении муж- чины к женщине: хотя оно «есть естественней-шее отпошение человека к человеку», однако конкретное содержание этого исторически меняющегося отношения показывает, «в какой мере потребность человека стала человеческой потребностью, т. е. в какой мере другой человек в качестве человека стал для него потребностью, в какой мере сам он, в своем индивиду-альнейшем бытии, является вместе с тем общественным существом». В конечном счете отношение человека к самому себе «становится для него предметным, действительным лишь через посредство его отношения к другому человеку» '. Много лет спустя, в «Капитале», этот вывод будет повторен в несколько иной формулировке: «Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «Я есмь я», то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку» 2. В середине 40-х годов Ф. Энгельс в близких выражениях формулировал свое несогласие с Л. Фейербахом: «...вообще люди с самого начала, с тех пор как они существуют, нуждались друг в друге и только благодаря этому могли развивать свои потребности и способности и т. д., что они вступили в общение,— все это Фейербах выражает таким образом, что «отдельный человек сам по себе не обладает в себе сущностью человека», что «сущность человека заключается только в общности, в единстве че- 1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 118, 125. 115—116,96. 2 Там же, т. 23, с. 62. ловека с человеком...» i и т. д. Но этого недостаточно для понимания сущности человеческих взаимоотношений, ибо они — не природная данность, а продукт и форма практической деятельности людей. Поэтому-то позднее Ф. Энгельс объяснял: «...чтобы перейти от фейербаховского абстрактного человека к действительным, живым людям, необходимо было изучать этих людей в их исторических действиях» 2. Такова неизвестная предыдущей философии конкретная социально-историческая точка зрения, с которой следовало рассмотреть и происхождение специфически человеческих взаимоотношений людей, и эволюцию этих отношений под влиянием экономической и религиозной форм отчуждения, а затем и перспективу его грядущего преодоления в коммунистическом обществе. Ибо отчужденный труд делает для человека «чуждым и враждебным» не только предмет, акт и продукты производства, но и его отношение к другим людям. «Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека»3. В силу того что одному человеку начинает принадлежать труд другого, продукты этого труда, сам он как носитель труда, общение между ними подрывается, извращается, перестает быть связью равных друг другу субъектов. Это происходит и в экономической области, и в религиозной — и тут и там, как показывает К. Маркс, сравнивая обе формы отчуждения, неравенство «партнеров» —< 1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 342—343. 2 Там же, т. 21, с. 299. 3 Там же, т. 42, с. 94. М. С, трудящегося и владельца его труда, верующего и бога-господина — разрушительно сказывается на возможности их общения. Лишь уничтожение частной собственности, социального неравенства, снятие всех форм отчуждения, то есть коммунизм, создают условия для разрешения всех накопившихся в истории противоречий: н «между человеком и природой», и между «человеком и человеком» '. Так основоположники марксизма подошли к необходимости «вписать» общение в разрабатывавшуюся ими новую философскую концепцию, так наметили они новый путь — выведение общения из человеческой практики, коллективного труда, общественного производства. Дальнейшее движение по этому пути мы обнаруживаем в «Немецкой идеологии». Отметим, прежде всего, что если в рукописях 1844 г. К. Маркс, как и Л. Фейербах, описывал общение с помощью терминов Gesellschaft или Ge-memschaft, то в «Немецкой идеологии» появляется новый и специальный термин Verkehr, который позволил «развести» обозначения общения как деятельности и общества или общности как ее продуктов2. С помощью этого нового термина возможно стало обозначить новое понимание человеческих взаимоотношений, его принципиальное отличие от их понимания в немецкой классической философии, в частности в 1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 116. 2 По свидетельству Этимологического словаря, термин Verkehr изредка встречается в немецкой философской литературе конца XVIII — начала XX в.— у И. Канта, И. Г. Гердера, И. В. Гёте {Grimm. Worter-buch. Bd XV, Abb. I, S. 625—626), но категориально-терминологического значения до К. Маркса он не получил. I фейербаховской. В «Немецкой идеологии» и было показано, что как материальное производство, так и воспроизводство человеческого рода «предполагает общение [Verkehr] индивидов между собой. Форма этого общения, в свою очередь, обусловливается производством»'. Этот тезис раскрывался затем более обстоятельно: поскольку индивиды связаны совместной деятельностью, постольку «им необходимо было вступать во взаимоотношения друг с другом. Но так как они вступали в общение между собой не как чистые Я, а как индивиды, находящиеся на определенной ступени развития своих производительных сил и потребностей, и так как это общение, в свою очередь, определяло производство и потребности, то именно личное, индивидуальное отношение индивидов друг к другу... создало — и повседневно воссоздает — существующие отношения. Они вступали в общение друг с другом в качестве того, чем они были, они исходили «из себя», какими они были независимо от своего «жизнепонимания». Это «жизнепонимание»... всегда определялось, конечно, лишь их действительной жизнью. Отсюда, понятно, следует, что развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении» и что последующие поколения «наследуют накопленные предшествовавшими поколениями производительные силы и формы общения, что определяет их собственные взаимоотношения» 2. Первое и фундаментальное отличие такого 1 Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. В 9 т., т. 2, с. 15. 2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 439—440. 3* понимания общения от фейербаховского, да и всех других представлений, уже знакомых нам по истории домарксистской и немарксистской философии XIX—XX вв., состоит в том, что общение толкуется К. Марксом и Ф. Энгельсом не как чисто духовная связь людей и не как биологический контакт, а прежде всего как материальное, практическое, производственное взаимодействие. «Именно из материального производства непосредственной жизни» следовало вывести «действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения — т. е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории...» ' Потому возможным оказывается само понятие «материальное общение» 2, обозначающее практически-производственную связь людей, которая в конечном счете порождает потребность и способность духовного общения. Сфера человеческого общения оказывается, таким образом, предельно широкой: она охватывает все области взаимодействия людей в их реальной жизни: авторы «Немецкой идеологии» говорят о «прямом и косвенном» общении индивидов3, о «внутреннем и внешнем» общении наций4. Отсюда становится понятным различие между категориями «общение» и «производственные отношения»: оно состоит, с одной стороны, в том, что сфера общения гораздо шире, чем 1 Маркс К., Энгельс Ф. Шбр соч. В 9 т., т. 2, с. Ъ1, см. также с. 65. 2 См. там же, с. 19, 20. 3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 440. 4 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.В 9 т., т. 2, с. 15. сфера производственных отношений (первая включает и духовное взаимодействие людей во всех его формах, от политических до интимных, бытовых), с другой стороны, общение соотносится у К. Маркса и Ф. Энгельса всегда с «производством», а «производственные отношения» — с «производительными силами». Перед нами, следовательно, две разные категориальные плоскости анализа социального бытия: «производство» выражает отношения между человеком и природой, а «общение» — отношения между людьми в их совместном труде. Что же касается соотношения категорий «производительные силы» и «производственные отношения», то они характеризуют экономический аспект материальной практики и складываются в процессе «материального общения» людей в производстве. Поэтому в предисловии к «Капиталу» К. Маркс подчеркивал, что он исследовал «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и общения (Productions — und Verkehrsverhaltnisse)» '. 1 Marx K., Engels F. Werke, Bd 23, S. 12. Правда, в русском переводе вместо «отношений общения» употреблен термин «обмен» (см.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6), хотя здесь же словом «обмен» постоянно — и совершенно точно — переводится термин Austausch. Точно так же в переводе второго тома «Капитала», где говорится о «функциях общения или способах общения», о «формах общения» (Marx К., Engels F. Werke, Bd 24, S. 119), в русском переводе опять-таки используется термин «обмен», а не «общение» (см.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 132), хотя обмен, по Марксу,— это «отношение товаров друг к другу», и люди выступают в этом процессе «в сущности лишь как сознательные носители процесса обмена» (там же, т. 13, с. 28), тогда как общение есть взаимоотношение людей как людей, кап субъектов Марксово понимание фундаментальной роли общения в социальной жизни в полной мере разделялось п В. И. Лениным, который писал, что, «вступая в общение, люди во всех сколько-нибудь сложных общественных формациях... не сознают того, какие общественные отношения при этом складываются...» '. Вместе с тем Ленин, вслед за Марксом и Энгельсом, говорил не только об общении ршдивидов, но и об «общении между городом и деревней» 2. В целом ряде работ и выступлений после Октябрьской революции Ленин подчеркивал, что строительство социализма связано с культивированием новых форм общения между людьми, называя их «новой общественной связью». Так, в статье «Великий почин» среди разных задач, которые предстояло решить, «чтобы создать и упрочить социализм», он выдвинул задачу создания «новой общественной связи» между людьми, которая в сфере труда порождала бы «общественную дисциплину», основанную не па принуждении, а на сознательности работников3. Понятие «новая общественная связь» В. И. Ленин употреблял и в других работах4. Таким образом, существо нового философского представления об общении, которое разрабатывали классики марксизма, заключалось в том, что оно не сводилось ими к межличностной, бытовой, интимной связи ипдивпдов, к био- совместной деятельности. Поэтому понятие «обмен» есть категория политической экономии, в отличие от понятия «общение» — философской категории. 1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 343, 2 См. там же, т. 45, с. 367. 3 См. там же, т. 39, с. 17. 4 См., например, там же, т. 41, с. 107. сексуальным и психологическим контактам лю-бяЩих друг друга людей. В марксистской философии общение было выведено на широкие просторы человеческой деятельности, взятой во всей полноте и богатстве ее конкретных форм, и осмыслено как общественное по своей сути явление, изменяющееся вместе с развитием общества и именно из него черпающее свое содержание п свои функции. 2. Разработка теории общения л в советской науке В советскую науку проблема общения вошла в 20-е годы, но первоначально на достаточно узком научном пространстве — в лингвистике, литературоведении и эстетике. В 1923 г. Л. П. Яку-бинский опубликовал статью «О диалогической речи», в которой доказывал, что язык следует изучать в контексте общения людей, ибо характер речи находится в прямой зависимости от «условий общения», от «формы общения» и от «целей общения». Отсюда — различение двух основных речевых форм: диалогической и монологической, причем автор статьи подчеркивал их неравноправность. Опираясь на заключение Л. В. Щербы, что «подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге», он отмечал «естественность диалога» и «искусственность монолога», обосновывая это тем, что «всякое взаимодействие людей есть именно взаимо-дейст-вие», которое «стремится избежать односторонности, хочет быть двусторонним, «диалогичным» и бежит монолога» '. 1 Якубинский Л. П. О диалогической речи.— В кн.: Русская речь. Пг., 1923, с. 99, 131—133. Одновременно М. М. Бахтин в работе «Проблема речевых жанров» так определил существо своего подхода к языку: если прежде языковедами «на первый план выдвигалась функция независимого от общения становления мысли», либо «экспрессивная функция» языка, то теперь следует рассматривать язык прежде всего как средство общения людей, его участников — как «речевых субъектов», а структуру речи — как их диалог, состоящий из ориентированных друг на друга высказываний *. В исследовании творчества Ф. М. Достоевского М. М. Бахтин определил как диалогическую структуру романов великого русского писателя, поскольку «голоса» его героев, резко индивидуализированные, сохраняют каждый свою относительную правоту2. Развитие в 60-е годы социальной психологии как научной дисциплины, находящейся на стыке социологии, психологии и философии, дало импульс рассмотрению общения под новым углом зрения. В вышедшей в 1965 г. книге Б. Д. Парыгина «Социальная психология как наука» проблема общения была выделена как один из предметов изучения данной науки. Под общением здесь понималось психическое взаимодействие людей во всех его формах, включая и информационно-коммуникативное, и рецептивное, и суггестивное. Вместе с тем, исходя, видимо, из того, что существует и материальное, практическое общение людей, Б. Д. Пары-гин назвал рассматривавшийся им вид обще- 1 См.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979, с. 245 и др. 2 См.: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. ния «социально-психологическим» '. В следующей своей монографии автор придал общению как предмету социально-психологического исследования еще большее значение, признав его одним из главных объектов анализа. При этом общение по-прежнему истолковывалось как чисто психологическое явление, как «сложный и многогранный процесс, который может выступать в одно и то же время и как процесс взаимодействия индивидов, и как информационный процесс, и как отношение людей друг к другу, и как процесс их взаимовлияния друг на друга, и как процесс их сопереживания и взаимного понимания друг друга» 2. Достоинства такого понимания общения оборачивались и его слабостью — утратой специфики общения как своеобразного вида человеческих взаимоотношений и одновременно утратой представления о его целостности, поскольку оно оказывалось простой суммой разных форм психических контактов индивидов. Несомненно, однако, что исследование социальной психологией общения людей (в необходимом и доступном ей аспекте) имело большое значение для углубления общего научного осмысления проблем человека, жизни, культуры. При всех различиях в конкретном толковании общения в рамках социально-психологической теории, а также выявления его места в предмете этой науки, общение признавалось всеми ее представителями необходимым объектом исследования, и оно 1 См.: Парыгин Б. Д. Социальная психология как наука. Л., 1965. 2 Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971, с. 178. приносило много ценных и практически важных результатов 1. И все же Б. Ф. Ломов имел основания утверждать, что «неверно рассматривать проблему общения только как исключительно принадлежащую социальной психологии», ибо в пределах комплекса психологических наук эта проблема интересует и психологию труда, и психологию управления, и инженерную психологию, и медицинскую, и педагогическую, «в которой проблема общения является одной из центральных», и психолингвистику, и, наконец, общую теорию психологии2. Действительно, психология общения охватывает и круг вопросов, никак не вмещающихся в социально-психологическую проблематику; эти вопросы весьма активно исследовались на про- 1 Основные работы, фиксирующие эти результаты: Поршне в В. Ф. Социальная психология и история. М., 1966; Социальная психология. М., 1975; Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975; Па-ниотто В. И. Структура межличностных отношений. Киев, 1975; Коломинский Я. Л. Психология взаимоотношений в малых группах. Минск, 1976; Социальная психология. История. Теория. Эмпирические исследования. Л., 1979; Психологическая теория коллектива. М., 1979; Головаха Е. М. Структура групповой деятельности. Социально-психологический анализ. Киев, 1979; Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1980; Уле-дов А. К. Актуальные проблемы социальной психологии. М., 1981; Донцов А. И. Психология коллектива. М., 1984. 2 См.: Ломов Б. Ф. Общение как проблема общей психологии.— В кн.: Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975, с. 124—125. Впоследствии Б. Ф. Ломов пе раз возвращался к этой проблеме — см. его статьи: О путях развития психологии.— Вопросы психологии, 1978, № 6, с. 40; Категории общения и деятельности в психологии.— Вопросы философии, 1979, № 8, с. 46-47. тяжении двух-трех последних десятилетий советскими психологами'. Достаточно отметить, что Б. Г. Ананьев признал общение одним из трех основных видов человеческой деятельности, наряду с трудом и познанием. Примечательно, что сама триада ведущих видов деятельности была выделена в советской психологии еще в 30-е годы Л. С. Выготским, но в ней значилось не общение, а конкретная его форма — игра как ведущий вид деятельности ребенка. Б. Г. Ананьев существенно расширил представление об этом «третьем» виде деятельности, определив его как общение людей 2. Другой советский психолог, А. Н. Леонтьев, считал общение и труд двумя основными видами человеческой деятельности 3. Для изучения общения большое значение имело также сопряжение психологии со смежными науками: с одной стороны, с лингвистикой, семиотикой и теорией информации4, с другой — 1 См.: Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., 1969; Добрович А. Общение: наука и искусство. М., 1978; Проблемы общения в психологии. М., 1981; Психологические исследования общения. М., 1985.
|
|||
|