Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





общение с реаль­ным партнеров (с подлинным субъектом) 3 страница



1 Wilson E. О. Sociobiology. The New Synthesis. Cam­bridge (Mass.) — L., 1976.

2 Allee W. С The Social Life of Animals. London — Toronto, 1938; Portman A. Das Tier als soziales Wesen. Zurich, 1953; Tinbergen N. Social Behaviour of Animals. London, 1953.

взаимном восприятии двух особей» и при этом подчеркивает, что «представление о двух осо­бях в противовес изолированной особи является основополагающим». Таким образом, получает­ся, что проблема «Другого», отношения «Я» и «Ты» — не специфически человеческая, что она зарождается уже в животном мире (это и дает основание позитивистски мыслящим этологам говорить о «социальных отношениях» в мире животных').

Правда, иногда они все же испытывают не­которую неловкость и ставят термин «социаль­ное» в кавычки, объясняя, что «биологи только тогда говорят о социальной жизни, когда со­стояние и проявления некоей группы животных покоятся на взаимной зависимости и взаимо­связи индивидов»; что «собственно социальная жизнь возможна только у высших животных»; что у них она в «основе своей социальна» 2. Пы­таясь найти теоретическое обоснование для пе­ренесения понятия «общество» на биологиче­ский уровень коллективной жизни, американ­ский этолог Э. Уилсон определяет общество как «группу индивидов, принадлежащих к одному виду и кооперативно организованных». В каче­стве примера «подлинного элементарного обще­ства» он приводит птичью стаю или стаю вол­ков, «так же как и группу родителей и потом­ков, если они взаимно общаются». Выходит, что общество есть не более чем результат обще­ния совместно действующих индивидов, точнее, результат процессов коммуникации. Желая

1 См.: Шовен Р. Поведение животных. М., 1972, с. 124-129, 153-164, 147.

2 Portmann A. Das Tier als soziales Wesen, S. 5, 32, 66, 72, 74, 363.

«разрубить гордиев узел философской дискус­сии, ведущейся вокруг атого понятия», Э. Уил-сон определяет «биологическую коммуникацию как действие части некоего организма (или клетки), направленное на изменение возможных действий другого организма (или клетки), име­ющее адаптивное значение для одного из них или для обоих». При этом под адаптивностью он понимает то, что сигнал, или ответ, или и тот и другой в известной степени генетически за­программированы естественным образом. «Ком­муникация,— пишет Уилсон,— никогда не яв­ляется сигналом самим по себе или ответом, она есть именно связь между тем п другим. Даже если одно животное посылает сигнал, а другое отвечает, еще не возникает коммуникации, по­ка возможность ответа не изменяется по срав­нению с тем, каким он был бы без получения сигнала».

Правда, Э. Уилсон не может не признать, что «великая разделительная черта лежит в эволю­ции коммуникации между человеком и всеми другими десятью миллионами видов организ­мов». Ярче всего это проявляется в наличии у человека языка в сравнении с сигнальными си­стемами животных \ Однако эти замечания не спасают дела — специфика социокультурных отношений неизбежно стирается, когда вырабо­танные для их обозначения категории перено­сятся на низший уровень бытия.

Так оказалось, что биологизация общения привела к стиранию коренного различия между общением и коммуникацией, то есть между

1 Wilson E. О. Sociobiology. The New Synthesis, p. 7, 176-177.

взаимодействием субъектов и информационной связью индивидов, передачей сообщений от не­коего «отправителя» к некоему же «получате­лю». Подобная «коммуникативная редукция», отвечавшая исходным позициям сциентист-ски-техницистского, позитивистски-буржуазного мышления, получила мощную поддержку со стороны новой научной дисциплины — теории коммуникации, а отсюда проникла и в буржуаз­ную социологию. Весьма показательна в данном отношении получившая широкое признание в научном и техническом мире книга К. Черри «О человеческой коммуникации» (в русском пе­реводе вышла под названием «Человек и ин­формация». М., 1972). Изложение своего пони­мания коммуникации автор начинает таким оп­ределением: «Коммуникация является по сути своей общественным делом. Люди развернули множество различных коммуникативных систем, которые сделали возможной их общественную жизнь — общественную жизнь не в смысле жиз­ни группами для охоты или войн, но в смысле, неизвестном животным. Наиболее значительной пз этих коммуникативных систем является, ко­нечно, человеческая речь и язык», играющий огромную роль в разных сферах социальной жизни, позволяя людям понимать друг друга и объединяться. «Слово «коммуникация»,— про­должает свои рассуждения автор,— означает буквально «участие», и именно в той мере, в какой вы и я в данный момент находимся в со­стоянии коммуникации, мы соучаствуем. Мы образуем не столько союз, сколько единство. В той мере, в какой мы друг с другом соглаша­емся, мы говорим, что мы одного мнения или же что мы понимаем один другого. Это и есть

единство». Поэтому, по мнению Черри, группу людей, общество, культуру правомерно опреде­лить как «людей в состоянии коммуникации».

Речь и письменный язык — главные, но не единственные коммуникативные системы. «Со­циальное общение» использует мимику и жесты, манеры и разнообразные формы поведения, а в современном мире все большее значение полу­чают технические средства коммуникации — телефон и телеграф, радио и печать. «Коммуни­кация делает осуществимой общественную жизнь, поэтому «коммуникация» означает «ор­ганизация».

Считая также возможным принять определе­ние коммуникации, данное неким психологом: «Коммуникация — это различающийся ответ ор­ганизма на определенный стимул», Черри, одна­ко, делает к данному определению две оговор­ки: во-первых, коммуникация — это не сам от­вет, а отношение между передаваемым стимулом и вызываемыми ответами; во-вторых, следует уточнить природу данных стимулов, чтобы от­личить человеческий язык от коммуникатив­ных средств, свойственных животным'.

Таким образом, характеризуя коммуникацию в самом общем виде и не отличая ее от общения, К. Черри сводят ее теоретический анализ к проблеме знаковых систем, с помощью которых она осуществляется. Оно и понятно — содержа-

1 Cherry С. On Human Communication. A Review, a Survey and a Criticism. Cambridge (Mass.) — L., 1966, p. 3—5, 7. Вряд ли следует удивляться тому, что столь широкое понимание коммуникации заставило перевод­чика книги К. Черри на русский язык использовать для перевода термина «коммуникация» три разных слова — «коммуникация», «общение» и «связь».

тельно коммуникация никак не может быть оп­ределена, она предполагает передачу любой информации, любых сообщений, и проблема со­стоит поэтому только в способах кодирования и трансляции. Так теория коммуникации раство­ряется в семиотике. Не случайно К. Черри об­ращается к идеям Ч. Пирса и Ч. Морриса, вспо­минает о трех аспектах знаковых систем — синтактике, семантике и прагматике и затем посвящает весь последующий текст анализу этого круга вопросов. Нетрудно заметить, на­сколько далеко это, например, от ясперсова по­нимания «экзистенциальной коммуникации» как «жизни с другими», то есть человеческого общения.

Столь же показательным может быть сопо­ставление буберовской трактовки общения как «диалогической жизни» с концепцией коммуни­кации, разработанной американским социологом Т. Парсопсом. В социальной структуре Парсонс выделил специальный компонент — «коммуни­кативный комплекс», разъясняя, что термин «коммуникация» он употребляет «в более ши­роком смысле, чем обычно» — речь идет именно об общении между личностями, об их взаимо­действии. Оно не является пространственно-фи­зическим отношением, хотя необходимо исполь­зует физические средства — «прямой физиче­ский контакт в виде рукопожатия или поцелуя» или же «световые, звуковые, электрические вол­ны или передаваемые из рук в руки физические вещи». Общение выступает как передача ин­формации познавательного порядка, не имею­щая целью воздействовать на поведение лично­сти, подобно передаче мнений или внушению. «Содержание коммуникации, «посланий», всегда

«символично» и в известном смысле «культур­но», даже деньги как средство общения стано­вятся его «символическим механизмом», особою рода «языком» '. Таким образом, в теории «со­циального действия» общение сводится к пере­даче разного рода информации, служащей не духовному единению людей, а управлению че­ловека человеком, то есть опять-таки растворя­ется в коммуникации 2.

Так в буржуазной культуре XX в. радикаль­но разошлись пути философской теории обще­ния и конкретно-научных его интерпретаций, что ограничивало эвристические возможности и философии, и конкретных наук. Эта ситуация вновь обнаружила зависимость теоретического осмысления общения от его реального — истин­но трагического — положения в буржуазном об­ществе.

1 Parsons T Structure and Process in Modem Socie­ties. N. Y., 1965, p. 265—269, 274.

2 Правда, в 70-е годы в зарубежной науке наме­тился известный перелом, выразившийся в попытках различить коммуникацию и общение. См, например McQuail Communication London — N. Y, 1978, p 49-55

Глава II    <    ' t

ПРОБЛЕМА ОБЩЕНИЯ

В МАРКСИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ

(ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС)

1. Классики                ■",

марксизма-ленинизма о социальной природе общения >

Взгляды К. Маркса п Ф. Энгельса на сущ­ность человеческого общения складывались в процессе критического преодоления воззрений Л. Фейербаха. Уже в «Экономическо-философ-ских рукописях 1844 года» К. Маркс утверж­дал, что исходным для понимания реальных связей между людьми должно быть не призна­ние природного влечения «Я» к «Ты», а сверх­природная общественная — потребность, воз­никавшая из совместной трудовой деятельности людей, в которой один член производственного коллектива оказывался необходимым другому; поэтому «только в обществе природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком, бытием его для другого и бытием другого для него»; «общественная деятельность и общественное пользование» утверждают себя «в действительном общении с другими людьми», отчего один человек становится для другого «величайшим богатством», в котором каждый член общества «ощущает потребность». Особен­но отчетливо это проявляется в отношении муж-

чины к женщине: хотя оно «есть естественней-шее отпошение человека к человеку», однако конкретное содержание этого исторически ме­няющегося отношения показывает, «в какой ме­ре потребность человека стала человеческой по­требностью, т. е. в какой мере другой человек в качестве человека стал для него потребно­стью, в какой мере сам он, в своем индивиду-альнейшем бытии, является вместе с тем обще­ственным существом». В конечном счете отно­шение человека к самому себе «становится для него предметным, действительным лишь через посредство его отношения к другому человеку» '. Много лет спустя, в «Капитале», этот вывод бу­дет повторен в несколько иной формулировке: «Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «Я есмь я», то чело­век сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает отно­ситься к самому себе как к человеку» 2.

В середине 40-х годов Ф. Энгельс в близких выражениях формулировал свое несогласие с Л. Фейербахом: «...вообще люди с самого нача­ла, с тех пор как они существуют, нуждались друг в друге и только благодаря этому могли развивать свои потребности и способности и т. д., что они вступили в общение,— все это Фейербах выражает таким образом, что «от­дельный человек сам по себе не обладает в себе сущностью человека», что «сущность человека заключается только в общности, в единстве че-

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 118, 125. 115—116,96.

2 Там же, т. 23, с. 62.

ловека с человеком...» i и т. д. Но этого недоста­точно для понимания сущности человеческих взаимоотношений, ибо они — не природная дан­ность, а продукт и форма практической деятель­ности людей. Поэтому-то позднее Ф. Энгельс объяснял: «...чтобы перейти от фейербаховского абстрактного человека к действительным, жи­вым людям, необходимо было изучать этих лю­дей в их исторических действиях» 2.

Такова неизвестная предыдущей философии конкретная социально-историческая точка зре­ния, с которой следовало рассмотреть и проис­хождение специфически человеческих взаимо­отношений людей, и эволюцию этих отношений под влиянием экономической и религиозной форм отчуждения, а затем и перспективу его грядущего преодоления в коммунистическом обществе. Ибо отчужденный труд делает для человека «чуждым и враждебным» не только предмет, акт и продукты производства, но и его отношение к другим людям. «Непосредствен­ным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятель­ности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека»3. В силу то­го что одному человеку начинает принадлежать труд другого, продукты этого труда, сам он как носитель труда, общение между ними подрыва­ется, извращается, перестает быть связью рав­ных друг другу субъектов. Это происходит и в экономической области, и в религиозной — и тут и там, как показывает К. Маркс, сравнивая обе формы отчуждения, неравенство «партнеров» —<

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 342—343.

2 Там же, т. 21, с. 299.

3 Там же, т. 42, с. 94.  М. С,

трудящегося и владельца его труда, верующего и бога-господина — разрушительно сказывается на возможности их общения. Лишь уничтоже­ние частной собственности, социального нера­венства, снятие всех форм отчуждения, то есть коммунизм, создают условия для разрешения всех накопившихся в истории противоречий: н «между человеком и природой», и между «че­ловеком и человеком» '. Так основоположники марксизма подошли к необходимости «вписать» общение в разрабатывавшуюся ими новую фи­лософскую концепцию, так наметили они новый путь — выведение общения из человеческой практики, коллективного труда, общественного производства.

Дальнейшее движение по этому пути мы об­наруживаем в «Немецкой идеологии». Отметим, прежде всего, что если в рукописях 1844 г. К. Маркс, как и Л. Фейербах, описывал обще­ние с помощью терминов Gesellschaft или Ge-memschaft, то в «Немецкой идеологии» появля­ется новый и специальный термин Verkehr, ко­торый позволил «развести» обозначения обще­ния как деятельности и общества или общности как ее продуктов2. С помощью этого нового термина возможно стало обозначить новое по­нимание человеческих взаимоотношений, его принципиальное отличие от их понимания в не­мецкой классической философии, в частности в

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 116.

2 По свидетельству Этимологического словаря, тер­мин Verkehr изредка встречается в немецкой фило­софской литературе конца XVIII — начала XX в.— у И. Канта, И. Г. Гердера, И. В. Гёте {Grimm. Worter-buch. Bd XV, Abb. I, S. 625—626), но категориально-терминологического значения до К. Маркса он не по­лучил.

I

фейербаховской. В «Немецкой идеологии» и бы­ло показано, что как материальное производст­во, так и воспроизводство человеческого рода «предполагает общение [Verkehr] индивидов между собой. Форма этого общения, в свою оче­редь, обусловливается производством»'. Этот тезис раскрывался затем более обстоятельно: поскольку индивиды связаны совместной дея­тельностью, постольку «им необходимо было вступать во взаимоотношения друг с другом. Но так как они вступали в общение между со­бой не как чистые Я, а как индивиды, находя­щиеся на определенной ступени развития сво­их производительных сил и потребностей, и так как это общение, в свою очередь, определяло производство и потребности, то именно личное, индивидуальное отношение индивидов друг к другу... создало — и повседневно воссоздает — существующие отношения. Они вступали в об­щение друг с другом в качестве того, чем они были, они исходили «из себя», какими они были независимо от своего «жизнепонимания». Это «жизнепонимание»... всегда определялось, ко­нечно, лишь их действительной жизнью. Отсю­да, понятно, следует, что развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвен­ном общении» и что последующие поколения «наследуют накопленные предшествовавшими поколениями производительные силы и формы общения, что определяет их собственные взаи­моотношения» 2. Первое и фундаментальное отличие такого

1 Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. В 9 т., т. 2, с. 15.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 439—440.

3*

понимания общения от фейербаховского, да и всех других представлений, уже знакомых нам по истории домарксистской и немарксистской философии XIX—XX вв., состоит в том, что об­щение толкуется К. Марксом и Ф. Энгельсом не как чисто духовная связь людей и не как биологический контакт, а прежде всего как ма­териальное, практическое, производственное взаимодействие. «Именно из материального про­изводства непосредственной жизни» следовало вывести «действительный процесс производст­ва и понять связанную с данным способом про­изводства и порожденную им форму общения — т. е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории...» ' Пото­му возможным оказывается само понятие «ма­териальное общение» 2, обозначающее практиче­ски-производственную связь людей, которая в конечном счете порождает потребность и спо­собность духовного общения. Сфера человече­ского общения оказывается, таким образом, пре­дельно широкой: она охватывает все области взаимодействия людей в их реальной жизни: авторы «Немецкой идеологии» говорят о «пря­мом и косвенном» общении индивидов3, о «внут­реннем и внешнем» общении наций4.

Отсюда становится понятным различие меж­ду категориями «общение» и «производствен­ные отношения»: оно состоит, с одной стороны, в том, что сфера общения гораздо шире, чем

1 Маркс К., Энгельс Ф. Шбр соч. В 9 т., т. 2, с. Ъ1, см. также с. 65.

2 См. там же, с. 19, 20.

3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 440.

4 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.В 9 т., т. 2, с. 15.

сфера производственных отношений (первая включает и духовное взаимодействие людей во всех его формах, от политических до интимных, бытовых), с другой стороны, общение соотно­сится у К. Маркса и Ф. Энгельса всегда с «про­изводством», а «производственные отноше­ния» — с «производительными силами». Перед нами, следовательно, две разные категориальные плоскости анализа социального бытия: «произ­водство» выражает отношения между челове­ком и природой, а «общение» — отношения ме­жду людьми в их совместном труде. Что же ка­сается соотношения категорий «производитель­ные силы» и «производственные отношения», то они характеризуют экономический аспект материальной практики и складываются в про­цессе «материального общения» людей в про­изводстве. Поэтому в предисловии к «Капиталу» К. Маркс подчеркивал, что он исследовал «ка­питалистический способ производства и соответ­ствующие ему отношения производства и обще­ния (Productions — und Verkehrsverhaltnisse)» '.

1 Marx K., Engels F. Werke, Bd 23, S. 12. Правда, в русском переводе вместо «отношений общения» упот­реблен термин «обмен» (см.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6), хотя здесь же словом «обмен» посто­янно — и совершенно точно — переводится термин Austausch. Точно так же в переводе второго тома «Капитала», где говорится о «функциях общения или способах общения», о «формах общения» (Marx К., Engels F. Werke, Bd 24, S. 119), в русском переводе опять-таки используется термин «обмен», а не «обще­ние» (см.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 132), хо­тя обмен, по Марксу,— это «отношение товаров друг к другу», и люди выступают в этом процессе «в сущ­ности лишь как сознательные носители процесса об­мена» (там же, т. 13, с. 28), тогда как общение есть взаимоотношение людей как людей, кап субъектов

Марксово понимание фундаментальной роли общения в социальной жизни в полной мере разделялось п В. И. Лениным, который писал, что, «вступая в общение, люди во всех сколько-нибудь сложных общественных формациях... не сознают того, какие общественные отношения при этом складываются...» '. Вместе с тем Ле­нин, вслед за Марксом и Энгельсом, говорил не только об общении ршдивидов, но и об «обще­нии между городом и деревней» 2. В целом ряде работ и выступлений после Октябрьской рево­люции Ленин подчеркивал, что строительство социализма связано с культивированием новых форм общения между людьми, называя их «но­вой общественной связью». Так, в статье «Вели­кий почин» среди разных задач, которые пред­стояло решить, «чтобы создать и упрочить со­циализм», он выдвинул задачу создания «новой общественной связи» между людьми, которая в сфере труда порождала бы «общественную дис­циплину», основанную не па принуждении, а на сознательности работников3. Понятие «но­вая общественная связь» В. И. Ленин употреб­лял и в других работах4.

Таким образом, существо нового философско­го представления об общении, которое разраба­тывали классики марксизма, заключалось в том, что оно не сводилось ими к межличност­ной, бытовой, интимной связи ипдивпдов, к био-

совместной деятельности. Поэтому понятие «обмен» есть категория политической экономии, в отличие от понятия «общение» — философской категории.

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 343,

2 См. там же, т. 45, с. 367.

3 См. там же, т. 39, с. 17.

4 См., например, там же, т. 41, с. 107.

сексуальным и психологическим контактам лю-бяЩих друг друга людей. В марксистской фило­софии общение было выведено на широкие про­сторы человеческой деятельности, взятой во всей полноте и богатстве ее конкретных форм, и осмыслено как общественное по своей сути явление, изменяющееся вместе с развитием об­щества и именно из него черпающее свое содер­жание п свои функции.

2. Разработка теории общения л в советской науке

В советскую науку проблема общения вошла в 20-е годы, но первоначально на достаточно уз­ком научном пространстве — в лингвистике, ли­тературоведении и эстетике. В 1923 г. Л. П. Яку-бинский опубликовал статью «О диалогической речи», в которой доказывал, что язык следует изучать в контексте общения людей, ибо харак­тер речи находится в прямой зависимости от «условий общения», от «формы общения» и от «целей общения». Отсюда — различение двух основных речевых форм: диалогической и моно­логической, причем автор статьи подчеркивал их неравноправность. Опираясь на заключение Л. В. Щербы, что «подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге», он отмечал «ес­тественность диалога» и «искусственность мо­нолога», обосновывая это тем, что «всякое взаи­модействие людей есть именно взаимо-дейст-вие», которое «стремится избежать односторон­ности, хочет быть двусторонним, «диалогичным» и бежит монолога» '.

1 Якубинский Л. П. О диалогической речи.— В кн.: Русская речь. Пг., 1923, с. 99, 131—133.

Одновременно М. М. Бахтин в работе «Проб­лема речевых жанров» так определил существо своего подхода к языку: если прежде языкове­дами «на первый план выдвигалась функция независимого от общения становления мысли», либо «экспрессивная функция» языка, то теперь следует рассматривать язык прежде всего как средство общения людей, его участников — как «речевых субъектов», а структуру речи — как их диалог, состоящий из ориентированных друг на друга высказываний *. В исследовании твор­чества Ф. М. Достоевского М. М. Бахтин оп­ределил как диалогическую структуру рома­нов великого русского писателя, поскольку «го­лоса» его героев, резко индивидуализирован­ные, сохраняют каждый свою относительную правоту2.

Развитие в 60-е годы социальной психологии как научной дисциплины, находящейся на сты­ке социологии, психологии и философии, дало импульс рассмотрению общения под новым уг­лом зрения. В вышедшей в 1965 г. книге Б. Д. Парыгина «Социальная психология как наука» проблема общения была выделена как один из предметов изучения данной науки. Под общением здесь понималось психическое взаи­модействие людей во всех его формах, включая и информационно-коммуникативное, и рецеп­тивное, и суггестивное. Вместе с тем, исходя, видимо, из того, что существует и материаль­ное, практическое общение людей, Б. Д. Пары-гин назвал рассматривавшийся им вид обще-

1 См.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчест­ва. М., 1979, с. 245 и др.

2 См.: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевско­го. М., 1972.

ния «социально-психологическим» '. В следую­щей своей монографии автор придал общению как предмету социально-психологического ис­следования еще большее значение, признав его одним из главных объектов анализа. При этом общение по-прежнему истолковывалось как чи­сто психологическое явление, как «сложный и многогранный процесс, который может высту­пать в одно и то же время и как процесс взаи­модействия индивидов, и как информационный процесс, и как отношение людей друг к другу, и как процесс их взаимовлияния друг на друга, и как процесс их сопереживания и взаимного понимания друг друга» 2.

Достоинства такого понимания общения обо­рачивались и его слабостью — утратой специфи­ки общения как своеобразного вида человече­ских взаимоотношений и одновременно утратой представления о его целостности, поскольку оно оказывалось простой суммой разных форм пси­хических контактов индивидов. Несомненно, од­нако, что исследование социальной психологией общения людей (в необходимом и доступном ей аспекте) имело большое значение для углубле­ния общего научного осмысления проблем чело­века, жизни, культуры. При всех различиях в конкретном толковании общения в рамках со­циально-психологической теории, а также выяв­ления его места в предмете этой науки, обще­ние признавалось всеми ее представителями не­обходимым объектом исследования, и оно

1 См.: Парыгин Б. Д. Социальная психология как наука. Л., 1965.

2 Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971, с. 178.

приносило много ценных и практически важ­ных результатов 1.

И все же Б. Ф. Ломов имел основания утверж­дать, что «неверно рассматривать проблему об­щения только как исключительно принадлежа­щую социальной психологии», ибо в пределах комплекса психологических наук эта проблема интересует и психологию труда, и психологию управления, и инженерную психологию, и ме­дицинскую, и педагогическую, «в которой проб­лема общения является одной из центральных», и психолингвистику, и, наконец, общую тео­рию психологии2.

Действительно, психология общения охваты­вает и круг вопросов, никак не вмещающихся в социально-психологическую проблематику; эти вопросы весьма активно исследовались на про-

1 Основные работы, фиксирующие эти результаты: Поршне в В. Ф. Социальная психология и история. М., 1966; Социальная психология. М., 1975; Методологиче­ские проблемы социальной психологии. М., 1975; Па-ниотто В. И. Структура межличностных отношений. Киев, 1975; Коломинский Я. Л. Психология взаимоот­ношений в малых группах. Минск, 1976; Социальная психология. История. Теория. Эмпирические исследо­вания. Л., 1979; Психологическая теория коллектива. М., 1979; Головаха Е. М. Структура групповой деятель­ности. Социально-психологический анализ. Киев, 1979; Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1980; Уле-дов А. К. Актуальные проблемы социальной психоло­гии. М., 1981; Донцов А. И. Психология коллектива. М., 1984.

2 См.: Ломов Б. Ф. Общение как проблема общей психологии.— В кн.: Методологические проблемы со­циальной психологии. М., 1975, с. 124—125. Впослед­ствии Б. Ф. Ломов пе раз возвращался к этой пробле­ме — см. его статьи: О путях развития психологии.— Вопросы психологии, 1978, № 6, с. 40; Категории об­щения и деятельности в психологии.— Вопросы фило­софии, 1979, № 8, с. 46-47.

тяжении двух-трех последних десятилетий со­ветскими психологами'. Достаточно отметить, что Б. Г. Ананьев признал общение одним из трех основных видов человеческой деятельности, наряду с трудом и познанием. Примечательно, что сама триада ведущих видов деятельности была выделена в советской психологии еще в 30-е годы Л. С. Выготским, но в ней значилось не общение, а конкретная его форма — игра как ведущий вид деятельности ребенка. Б. Г. Анань­ев существенно расширил представление об этом «третьем» виде деятельности, определив его как общение людей 2. Другой советский пси­холог, А. Н. Леонтьев, считал общение и труд двумя основными видами человеческой деятель­ности 3.

Для изучения общения большое значение име­ло также сопряжение психологии со смежными науками: с одной стороны, с лингвистикой, се­миотикой и теорией информации4, с другой —

1 См.: Ананьев Б. Г. Человек как предмет позна­ния. Л., 1969; Добрович А. Общение: наука и искусст­во. М., 1978; Проблемы общения в психологии. М., 1981; Психологические исследования общения. М., 1985.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.