Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





АГЕНДА МАТЕРИ 1951-1973 14 страница



Пару слов, чтобы сказать, что я помню о вас. Я даже видел вас множество раз во сне. Вы получили моё последнее письмо, посланное в ноябре или октябре, когда вы должны были устроиться работать продавцом? Что произошло? Чем занимаетесь? Вы в порядке?

Три последних месяца были наиболее ужасными в моей жизни. Но божественной милостью я из этого выбираюсь, и был пройден важнейший этап. Я покинул Ашрам в начале декабря и снова отправился в путь. Это привело меня в Рамешварам, где я наконец встретил того, чьим предназначением было помочь мне, мой непосредственный «учитель». Он окончательно изгнал некоторые упрямые фантомы прошлого, обитавшие во мне, и посадил во мне новое семя. Всё хорошо. Вскоре я возвращусь в Ашрам, куда вы сможете мне написать, если пожелаете. Нужно доверять Милости, Подруга. Она всегда здесь, если мы хотя бы немного искренни и честны.

А ваша поэзия?

В одном из моих снов мне показалось, что у вас не всё в порядке, и я хотел вам написать, но я сам находился в такой дыре...

Обнимаю вас со всей своей старой дружеской привязанностью,

Сатпрем  

 

U

 

Рамешварам, 5 февраля 59

Суджате

 

Дорогая вредина,

Итак, black sheep [паршивая овца] возвращается, прогуляв все уроки*. Она вернётся 11-го, накануне пуджи Сарасвати и будет иметь удовольствие дёрнуть вас за волосы при первом же случае. Дхумрапа также будет рад увидеться с вами и поговорить. Надеюсь, что Бернар со своими тайфунами не возвратится, а Сатпрем не затеряется в какой-нибудь Брахмалоке[53]. Вот, вся семья в сборе, с некоторыми изменениями в пропорциях. До скорого свидания и со всей моей дружбой,

Дхумрапа  

 

Увы, да, писатели печальны — но вы мне заплатите за это, Мадемуазель Нагар*.

 

U

 

Пондичерри, 19 февраля 59

Бернару д'Онсие

 

Дорогой старина,

Не могу больше заставлять тебя ждать, но это не пренебрежение с моей стороны. Уже целую неделю я в Понди и перегружен работой, поскольку к моим и без того нелёгким делам добавляется 6 часов ежедневной «практики[54]». (Я встаю раньше 4 ч. утра).

Я не смог написать из Рамешварама. Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти. Я едва не потерял разум и шкуру. Сейчас мне пока ещё трудно растолковать это тебе, поскольку Свами сыграл в этом свою роль, совсем не положительную. Ты будешь разочарован. Чтобы понять, нужно возвратиться далеко назад, в Гималаи, и объяснить тебе некоторые «причуды» Свами, которые мало-помалу обнаружились. В нём с самого начала присутствовало нечто «тёмное», чего я не мог принять (я хочу сказать, что моё глубинное внутреннее существо бунтовало против некоторых вещей, определённой жажды Могущества, определённого способа говорить «я», набирать учеников, выставлять напоказ мою белую кожу и утверждать свой авторитет путями, не являющимися ни путём Любви, ни путём Правды. Всё это слишком тонко, чтобы быть написанным в спешке — возможно, ты поймёшь, — и тем более, что эти вещи слишком перемешаны: у Свами есть и хорошие стороны (наша человеческая природа не является цельным куском). Короче, тягостное чувство от Свами росло, было нечто, что в некотором роде «плутовало», а ты знаешь, что в этих областях это очень серьёзно. И ещё серьёзнее было то, что я не обвинял его, но обвинял себя — в гордыне, в том, в этом. Вещи приняли настолько отчаянный оборот (всё это происходило внутри, без слов), что я перестал есть. Я говорил себе: зачем продолжать? Забавно, я даже не ощущал голода, настолько я был на пределе.

Тогда, как всегда, на самом дне дыры хлынул свет. Появился гуру, истинный, которого я должен был встретить. Я знал его, в Рамешвараме во время первой поездки нечто уже произошло между нами, но он скрывался, и я на самом деле не понимал. К тому же, я должен был подчиняться Свами. Всё, что я смог понять, что этот человек должен быть гуру моего Свами, но это не совсем ясно, поскольку он не был Саньясином (внешне об выглядел отцом семейства и был Верховным Жрецом в храме Рамешварама). Короче, я сидел на своей циновке, кормя москитов и задаваясь вопросом, не сбежать ли мне из городка, чтобы тихо и спокойно отдать концы, дабы не создавать проблем для Свами своим громоздким телом, когда вдруг явился этот человек. Он просто сказал: «Я получил Послание. В течение пяти дней тебя будут омывать в Агни-Тиртха[55], и к полнолунию я дам тебе посвящение». На этот раз настоящее. И в результате я проглотил половину своей порции бананов и вернулся к жизни. Вот так.

Что касается Свами, он просто позеленел (или, точнее, стал трупно-серого цвета, как это бывает иногда у индийцев), поскольку я от него ускользал. Он показал свою истинную природу — ищущего, скорее, власти, чем Света, скорее, учеников и денег, чем правды. Но мне совестно говорить об этих вещах, поскольку всё здесь сложно и перемешано, и в Свами присутствовал элемент истины, но я почти уверен, что он проиграет своё сражение и перейдёт на тёмную сторону. Ты понимаешь? В конце концов, никто не может знать наверняка. Его гуру внимательно следил и прервал его полномочия до получения нового послания.

Внешне мои отношения со Свами остались вежливыми и почтительными, но теперь он знает, что всё кончено. Я больше не хочу с ним видеться. Он должен прийти в Пондичерри с моим Гуру 15 марта, и надеюсь, что это будет последняя наша встреча. После Пондичерри он, должно быть, снова уйдёт на север. Я не решаюсь предложить ему зайти к тебе, или, вернее, предложить ему не заходить к тебе (потому что он тобой заинтересовался и хочет с тобой встретиться, но я совсем не уверен в чистоте его намерений; этот человек может быть опасен, и если он больше не получает сил от своего гуру, у него остались те силы, которые он получил от него вначале, они немалые, и если он повернёт не туда... неизвестно, как он ими воспользуется). (...)

Эх, старина Бернар, я даже не знаю, люди так коварны, так многосложны, и я постоянно боюсь оказаться несправедливым. Я колеблюсь только по причине наличия у него сил, я очень не хотел бы впутывать тебя во всё это. Скажи мне, должен ли я воспрепятствовать ему заявиться к тебе или нет.

В конце концов, весь этот ад стоил того, чтобы его пережить, поскольку в результате я нашёл. По сути, всё было предусмотрено, организовано во всех деталях божественной Милостью. Как же мы слепы! И сколь мало в нас веры в колоссальную Мудрость, ведущую нас.

Какой человек, Бернар! Какой человек! какой в нём свет и какая мягкость. Но всё это скрыто, хорошо скрыто. Это великий тантрический Мастер. Нет смысла говорить об этом. Теперь я спасён, наконец-то встал на путь.

Мать поправилась и я работаю для Неё. Она выше и за пределами всех гуру, и мои отношения с Пандитом Н.Дж. (мой гуру) никак не мешают моим отношениям с Ней. Так как меня ведёт и защищает Бог.

В спешке обнимаю вас с Маник

Сатпрем  

 

P.S. В конечном счёте, по моему мнению, думаю, для Свами я «слишком хорош».

Извини, если мои письма слишком редки, но я буквально перегружен. Я думаю о тебе. Ты — мой друг.

 

U

 

Пондичерри, 23 февраля 59

Клари

 

Подруга, я хорошо чувствовал, что что-то не в порядке. Несколько раз у меня были плохие сны про вас, а это большая редкость; я хотел вам написать, но... Короче, не собираетесь же вы начать всё заново или отдать концы, Мадам, было бы слишком глупо подчиняться силам разрушения, когда у нас ещё столько важных дел. Именно так, когда человек рождается с какой-то миссией, тёмные силы упорствуют особенно сильно. Не стоит подчиняться этому, нужно прежде всего иметь веру, что у вас есть дела поважнее. Это самое главное. Есть ли у вас эта вера?

Не знаю почему, Подруга, но у меня вызвала противодействие весьма невинная фраза из вашего письма, когда вы пишете: «Я не хочу забывать активный мир действий... Я была счастлива контактировать с существами, погружёнными в материальную жизнь...» Чувствуется за этим множество притаившихся вещей — вещей ложных. Простите меня за грубость, Подруга, но за этой очень невинной фразой кроется тёмное сопротивление, как низкий повод к тому, чтобы не заниматься главным.

Мне кажется, вы подходите к вещам не с того конца. Ведь существуют же более реальные способы не терять контакта. Не убивая 8 часов в день в дешёвом магазинчике или растворившись в толпе рабочих, сможете вы поддерживать контакт. Контакт поддерживается совсем на другом уровне. Вы же хотите действовать на уровне витаминных инъекций и утрированного и завязшего сознания, того сознания, которое как раз и нужно расширять, ибо это единственное средство установить истинный контакт со всеми существами, всеми проблемами, всеми реальностями. Я повторю, мне кажется, вы подходите к вещам не с того конца. И не надо говорить мне, как упрямое дитя: «Это те средства, которыми я располагаю, это мой конец» — потому что это неправда. Мне кажется, вы чего-то боитесь.

Естественно, я хорошо понимаю, что вы были вынуждены пойти на эту работу по необходимости, и я знаю, что вы храбрая, но есть нечто лучшее, что вы можете продемонстрировать самой себе, и я критикую как раз эту самую мысль, которую вы положили в основу.

И я не знаю, почему печалюсь ещё и о том человеке с детьми, о котором вы мне рассказывали, том человеке, который «был очень добр с вами, когда вы возвратились из Лондона, похудевшая и весьма несчастная». Я не знаю. Я чувствую. Внезапно я вас увидел. Ваше письмо смертельно несчастное, оно будто разбито напополам. Ну же, Клари, где ты? И здесь ты подходишь не с того конца. Я хотел бы взять тебя за руки и тянуть, тянуть. Но все знают, какая ты упрямая башка (я, наконец, признаю, что венгры в этом отношении не хуже бретонцев, ну или почти). Стихи твои тоже очень печальны, очень «казнящие». Ну же, ты способна на лучшее, разве нет?? Так что же в тебе не желает понимать? Я ощущаю вокруг тебя серую судьбу И., С., они прекрасны и они мне очень нравятся, но почему тебе нравится эта серость? У меня впечатление, что ты упустила хорошую возможность, что ты позволила себе погрязнуть. Но знаешь ли ты, что жизнь имеет лучезарный смысл, и что надобно отыскать истинное поле для борьбы? Ибо есть за что сражаться, но не на этом убогом уровне. Нужно принимать вещи на более высоком уровне, сами по себе. О, я не знаю, что тебе сказать. Я люблю тебя и я страдаю ради тебя, драгоценная глупышка*.

Кроме этого, представьте себе, Издательство Seuil готово публиковать. Одновременно они попросили у меня книгу о Шри Ауробиндо в свою коллекцию большого тиража «Духовные Учителя», и они хотят продолжение Золотоискателя. Вообразите также, что Р.С., передавая мою рукопись в печать Издательства Seuil, сказал: «Именно эту книгу Рембо написал бы в Абиссинии»!! Бедный Рембо, возможно, ты вовсе не польщён! Так что нужно, чтобы я пересмотрел и изрядно откорректировал этого Золотоискателя, чтобы не публиковать бесполезных вещей, затянутостей, повторений — первая книга важна, она должна «донести». (…)

Вот, моё письмо совсем злое, в то время как тебе нужны прежде всего нежность и поддержка, бедная Подруга, но я не хочу давить на тебя нежной жалостью, я хотел бы тянуть тебя вверх, это наилучшее, что могла бы дать тебе моя дружба.

С тобой,  

Сатпрем  

 

U

 

Пондичерри, 9 апреля 59

Бернару д'Онсие

 

Старина,

Я не забыл. Пишу в спешке, дабы сообщить несколько новостей. В твоём последнем письме ты говорил о моих «ссорах» со Свами. Это более серьёзно, чем ссоры, скажем так, это было серьёзно. Он пытался духовно меня разрушить, затем убить. Это была бы слишком длинная, и главное, слишком тонкая история — но весьма интересная для третьей стороны. Короче, всё обернулось совсем плохо, когда он увидел, что больше не может положиться на меня (его план состоял в том, чтобы использовать меня для вербовки богатых учеников из Ашрама). К счастью, я начинаю понемногу «пробуждаться», и у меня были символические «сны», предупреждающие об оккультных махинациях против меня. В последнем из этих «снов» он приговаривал меня к смертной казни и отдавал палачам, и на следующий день у меня была ужасная невралгия в спине, которая длилась две недели. Излишне говорить, что я тотчас же известил своего гуру и Мать. Я хорошо защищён, и ему это аукнулось, в том смысле, что он отрезан от Традиции и разрушен духовно. Но я вправду пережил странные дни — ты и представить себе не можешь, через какой ад я прошёл в Рамешвараме, когда в-одиночку боролся с ним, при этом, сверх того, сомневаясь в самом себе. Однажды я опишу тебе в деталях оккультное развитие этой истории, это очень интересно.

Конечно, я не одобрил бы многое из того, что ты обрёл. Но я не хочу обсуждать эти вещи в личностном плане. Я просто описываю события, а ты можешь делать с этим всё, что захочешь: мне кажется, что весьма неосторожно стремиться использовать столь нечистые элементы, это значит строить на фальшивом фундаменте. Ты можешь сказать, что это временный инструмент, но я знаю уже немного больше об оккультных вещах, и я знаю, что невозможно безнаказанно использовать ложь, эта штука — как гангрена.

............

Закончу по этой теме. Ты можешь делать всё, что захочешь. Главным образом, я беспокоюсь о тебе, поскольку мою жизнь этот индивид покинул, хоть и не без труда. На этом всё. Пиши и прости меня за долгое молчание. Но сердцем я с вами.

Сердечно  

Сатпрем  

 

P.S. Свами покинул Пондичерри около десяти дней назад, чтобы снова отправиться на юг. Я не сказал ему о тебе. Так что у него осталось твоё приглашение, и возможно, он этим воспользуется. Наши отношения учтивы, он мне улыбается, в то время как я получаю от него удар в спину.

 

U

 

Пондичерри, 9 апреля 59

Клари

 

Подруга, я медлил с письмом, но я ужасно занят. Кажется, Золотоискатель получается довольно компромиссным, поскольку у меня нет времени на то, что нужно сделать. Вы можете прочесть два прилагаемых письма от Издателя. (...) Мне нужно было бы действовать незамедлительно, но жизнь, которой я живу сейчас, не позволяет мне быть поглощённым внешними вещами. Таким образом, я почти разрываюсь между необходимостью моей нынешней дисциплины, которая хочет, чтобы я отложил всё до установления нового порядка, и старой ориентацией моей жизни, в которой «писательство» кажется чем-то главным. Тогда я говорю «тем хуже» и проявляю акт веры — поскольку я думаю, что однажды, когда придёт момент, я смогу говорить об истинных, действенных и подвижных вещах. На данный момент я вложил в ножны свою потребность писать. Между тем, я собираюсь сделать несколько исправлений в Золотоискателе, и в особенности сделать всё возможное и невозможное, чтобы написать «Шри Ауробиндо», ибо это важнее, чем мои собственные разглагольствования.

Вы спрашиваете о моих «проектах». Вы там осведомлены насчёт «дорогого Учителя». Досадно, когда чувствуешь, что можешь что-то сказать, что должен что-то сказать, и при этом молчишь. В конце концов, на пути бывают «испытания», «тесты» искренности, и я остаюсь в убеждении, что однажды, потом, я смогу примирить внешнюю и внутреннюю сторону жизни, где всё найдёт своё интегральное выражение. Сейчас самое главное — расти в сознании и работать только в этом направлении.

Но я пишу вам в-основном для того, чтобы узнать ваши новости. Что насчёт этого места в ЮНЕСКО? Есть ли материальные трудности? (...) Касательно того, чтобы вам снимать жильё вместе с вашей подругой С., я вам уже давно говорил, что мне это не нравится, поскольку это жизнь в серых тонах — словом, вы меня поняли (это не мешает мне уважать С.), но я также знаю наверняка, что жильё в Париже безумно дорогое.

Я хотел написать вам сразу же, главным образом, из-за фразы в вашем письме, где вы говорите о бурной активности С., которую вы не можете игнорировать. Я представляю себе. Но прежде всего, нужно избавиться от так называемой нечистой совести. Эти взбалмошные западные болваны; когда они подтёрли носы бедным, раздали бесплатные супы для народа, нанесли визит дворнику с тромбофлебитом и посетили дюжину сиротских приютов, не считая трико для солдат в Алжире, реабилитации матерей-одиночек XV века и лиги защиты тибетцев — они воображают, что совершили нечто. Они создали много шума, но главное в том, что они работали для собственного удовлетворения. Не нужно поддаваться на подобный шантаж. Конечно, на определённом уровне внутреннего развития послужить бедным — это прекрасно, это может немного помочь (если сделано искренне) расширить сознание. Но истинное действие происходит не на этом плане. И я знаю*, что один человек, сидящий в своей комнате и сконцентрированный в абсолютном молчании, который одолел свои собственные тени, делает больше для судьбы мира, чем все объединённые парламенты. Это то, чего не знают на Западе, столь невежественном, столь омрачённом! дело в том, что за верёвочки дёргают совсем не с той стороны, с которой они полагают. Возможно, это звучит плоско, но сколько лет необходимо для того, чтобы подготовить в своём сознании одно-единственное полезное действие? Мы всегда ставим телегу впереди лошади, и начинаем с того, что пытаемся изменить внешнюю видимость и других людей, и даже весь мир, ни много ни мало! прежде чем обрести способность изменить самих себя, да что там говорить, даже прежде чем хотя бы осознать самого себя — и осознать не в литературном смысле, я вас умоляю, но имеется ввиду истинное сознание, которое заставляет вас кувыркаться в грязных пещерах, которое лупит вас по носу снова и снова, которое выдергивает вас из тревог и ужасов, сознание иногда очень лёгкое, как чайка, сознание, которое парит и которое сокрушает тюрьму, куда заключено тело. Так что, Подруга, спрячьте обратно в карман вашу нечистую совесть, оставайтесь в полном покое в вашей комнате, если сможете, и создавайте вашу Башню из слоновой кости, если это то, что в данный момент поможет вам в истинном осознании себя. Пусть С. суетится и ворчит, что мусор не вынесен и что именно она «делает всю работу». Я уверен, что она обожает делать всю работу — это позволяет ей чувствовать себя с чистой совестью.

Но истина, моя бедная Подруга, это не игрушки.

Я с вами, не падайте духом,

Сатпрем  

 

U

 

Пондичерри, 26 мая 59

Бернару д'Онсие

 

Мой дорогой старина,

............

Если говорить серьёзно о серьёзных вещах, или серьёзных шагах, в субботу или воскресенье я уезжаю в Рамешварам на 24 часа, поскольку у меня есть послание Матери для моего гуру. (...)

Потом я возвращусь в Понди ждать отъезда, что меня совсем не восхищает, но что делать, я слишком беден, чтобы уйти в другое место. Может быть, я попробую снова пересмотреть своего Золотоискателя, как они меня просят, ибо несмотря ни на что, мне хотелось бы оставить что-нибудь после себя. Но я не знаю, почему у меня вызывает отвращение исправлять все эти старые вещи, особенно в атмосфере Пондичерри-Ашрама. И потом, всё это в сущности не имеет большого значения.

Я остановил свой выбор на Новой Каледонии. Там или в другом месте... Ларусс говорит, что там есть леса, никель и хром. Тогда, за неимением редко встречающего золота, я, возможно, буду искать никель, а лес вызывает у меня братские чувства.

Я не буду говорить о причинах моего отъезда, всё это слишком печально. Я устал, но как ни парадоксально, готов начать всё сначала, как добрый негр, до конца времён. Моё сердце ужасно пусто, но также, парадоксально, наполнено стойкой надеждой. Короче говоря, я продолжаю пользоваться машиной, потому что она создана для этого. Уверен, что я напишу ещё одну книгу*, потому что нечто очень тяжёлое лежит у меня на сердце.

Потом займусь тем, на что способен, и подставлю паруса ветрам Бога или Дьявола, в-общем, того, кто меня примет.

............

Вот так, дорогой мой старина. Ты хороший друг. Это я и хотел тебе сказать, а также обнять вас с Маник,

Сатпрем  

 

U

 

Рамешварам, 11 июня 59

Бернару д'Онсие

 

Старина,

Я вспоминаю одну фразу моего Золотоискателя, одну маленькую фразу, которая пришла ко мне «просто так», и которую я убрал, потому что, определённо, она была слишком странной. И вот теперь эта маленькая фраза наполнилась сияющим смыслом, будто освобождённая. Иов шёл в одиночестве под дождём и говорил сам с собой, и в конце своего монолога он сказал: «Мне дадут белые одеяния, это будет праздник, в который плачут от радости...» Я должен много о чём тебе рассказать, ведь твоя дружба была со мной все эти годы.

Я не поехал в Новую Каледонию (хотя 16 июля в Кочине должен был сесть на борт «Годавари», следующей в Нумеа), потому что в последнюю минуту, когда я пребывал в ужасном отчаянии, мой гуру дал мне ряд откровений о моих прошлых жизнях, которые всё перевернули, всё объяснили. О, наконец-то я пристану к спокойной гавани.

С того времени, как ты увидел меня блуждающим в разгар кризиса, ты, должно быть, подозревал, что есть нечто ненормальное в моём существовании. Действительно, было страшное проклятие, меня преследовал ужасный титан. Вся деятельность этого персонажа состояла в том, чтобы толкать меня от всего отказываться, поворачиваться спиной к любой представлявшейся мне возможности счастья или продвижения, и направлять меня на путь, где однажды я должен буду покончить с собой, оставшись в одиночестве в своём углу. Я достаточно пережил это проклятие, чтобы понять, о чём идёт речь. Было и другое проклятие, я ощущал его как нечто вроде запрета на все возможности любви, которые мне предоставлялись. Всякий раз, когда я встречал любовь, что-то вынуждало меня убегать (ты знаешь, как я убежал из Бразилии, из Франции и как я готов был убежать из Индии, потому что нашёл, наконец, удивительную Любовь в Ашраме).

Я не могу описать тебе все детали, поведанные мне моим гуру, но исток этой ужасной кармы и нити, связывающие меня с этой гадкой персоной, простираются на целых три предыдущих существования. Во всех трёх существованиях я кончал жизнь самоубийством, первое — сожжением, второе — повешением, третье — смерть на дне пропасти. В первом из этих трёх существований я был женат на «очень красивой, очень хорошей» женщине (разумеется, это было в Индии; мой гуру сказал мне, что мог бы даже назвать город, где я жил, и моё тогдашнее имя). Но неизвестно по какой причине я оставил свой дом и стал бродить повсюду в поисках «чего-то». Затем я попал под влияние «монаха» (Саньясина), но монаха «безнравственного» (согласно словам моего гуру), желающего сделать из меня своего ученика (возможно, я был богат и занимал высокую должность). Но я остался бродить между двумя мирами, ни с монахом, ни у себя дома. В этом состоянии меня нашла жена, которая пришла умолять меня вернуться к ней, поскольку у одинокой брошенной женщины несчастная жизнь, особенно в Индии. Я послал её подальше. Тогда она бросилась в огонь, а я, ошеломлённый внезапным откровением того, кем она была на самом деле, последовал за ней и тоже бросился в огонь. Тогда и была установлена связь с этим гадким персонажем, и эта мрачно-похоронная история повторилась в двух следующих жизнях.

Во втором из этих трёх существований я оказался женат на той же женщине, я ушёл, тот же монах увёл меня с истинного пути, она пришла вернуть меня, но я не смог принять ни монаха, ни жену. Она повесилась, и я, ошеломлённый, совершил то же самое.

Во время последнего существования аморальный монах добился успеха и сделал из меня Саньясина, и когда моя жена пришла вернуть меня, я сказал ей: «Слишком поздно, теперь я Саньясин». Она бросилась в пропасть и я последовал за нею, потому что оказавшись перед этим ужасным фактом, я получил откровение того, кем она была, а также того, что эта драма переживалась нами уже не раз.

Возможно, ты помнишь, что я показывал тебе во время последней нашей встречи у тебя дома ту магнитофонную запись Матери, где она рассказывает о своём видении моей предыдущей жизни: я был в одеянии саньясина на пороге храма в состоянии безысходности с ужасно жёстким лицом, словно поражённый глубоким мятежом перед чем-то несправедливым[56].

И в этом четвёртом и последнем существовании едва не повторилась та же история, аморальный монах снова постучал в мою дверь, а всю мою остальную проклятую жизнь, начиная с концлагерей, ты знаешь.

Мой гуру рассказал мне множество вещей относительно моей будущей судьбы, но я не имею права говорить тебе о них. Вот что он сказал относительно внешних событий: «I have received ORDER to deliver you. Very soon you will leave the garb. I shall give you a white cloth with my own hand. You are going to be married with Sujata (это имя той, кого я люблю и кто прожила эти проклятые жизни вместе со мной) and both of you, you will go on on the tantric line[57].»

Вот так. Всё это до сих пор кажется мне сном, потому что я не представляю, как всё это возможно на практике. Но мой гуру видит и знает. Я доверяю. Мне вряд ли представляется, что я, наконец, стану счастлив, и задаюсь вопросом, нет ли ещё какого-нибудь болезненного удара, скрытого за этим обещанием счастья. Мне это кажется настолько неожиданным. Понимаешь, Бернар, в моей жизни было столько несчастий.

Словом, изо всех своих сил я цепляюсь за этот отблеск надежды. Я работаю с моим гуру, и в августе всё решится в Пондичерри, куда он должен отправиться, чтобы увидеть Суджату.

О Суджате я ничего не могу сказать, кроме того, что это — великая душа. Она уже двадцать один год пребывает в Ашраме, куда её привёл отец в возрасте двенадцати лет. Она родом из Бенгалии. Мы знаем друг друга уже пять лет и никогда не осмеливались думать, что будем любить друг друга, и потребовался мой последний кризис и мой отъезд для того, чтобы всё это проявилось, как в ней, так и во мне.

............

Рассказав обо всех этих откровениях, мой гуру расспросил о моей семье. И сказал мне: «You must go and see your mother. You will go to France by plane in August and come back beginning of September. [«Ты должен навестить свою мать. В августе ты отправишься на самолёте во Францию и вернёшься в начале сентября.»] Я позволил себе заметить, что я беден, а поездка такого рода туда-обратно на самолёте стоит около 3000 рупий. Он ответил: «The gods are favourable. I shall give you myself the money.» [«Боги благосклонны. Я сам дам тебе деньги.»] Всё это было весьма ошеломляюще для меня, знающего, что мой гуру беден как Иов и что он имеет 45 рупий в месяц на то, чтобы кормить всю свою семью. Но поскольку он так сказал, я верю. Это человек, который имеет большое могущество и который знает. Итак, я готовлюсь к тому, чтобы в августе улететь во Францию (не знаю, каким образом!) Гуру получил обо мне и другие откровения, на этот раз личные, но если бы только моя жизнь смогла, наконец, быть счастливой с Суджатой, я был бы полностью удовлетворён. Всё это кажется мне фантастическим, и я не могу поверить, что всё это счастье для меня. В любом случае, дорогой старина, ты был добрым товарищем в моих несчастьях, ты и Маник, и я никогда этого не забуду.

Сердечно обнимаю вас обоих,

Сатпрем  

 

Начиная с 1965 возникнет начало новой эры, в человеческих существах будет развиваться новое сознание. Будут происходить великие вещи. Это всё, что я могу сказать.

 

U

 

Пондичерри, четверг 2 июля

Бернару д'Онсие

 

Мой дорогой старина,

............

Итак, я получил 3600 рупий от моего гуру!! стоимость билета туда-обратно. Мне забронировано место на самолёте, вылетающем из Бомбея 18-го (Air India International). Хотя это совсем непросто, я делаю всё возможное, чтобы проследовать через Хайдарабад. Возвращение в Индию 20 сентября. Значит, два месяца там.

Что касается меня — по-прежнему чернота и абсолютная вера в моего гуру. Только он может распутать подобную ситуацию. (...) Он просто сказал мне, что в течение десяти месяцев всё придёт в порядок, это май следующего года. Ну и жизнь!

............

Ах, Бернар, если Бог захочет, чтобы всё это распуталось, однажды я напишу волнующую книгу; книгу, которая давит на меня, словно расплавленный свинец, и несёт в себе все страдания моих проклятых жизней. Бог захотел, чтобы всё завершилось гимном радости и чтобы потом не было больше ничего, кроме чистой поэзии, идущей из первоисточника.

Вот такие дела на данный момент. Будет настоящей радостью снова увидеть вас обоих, и возможно на сей раз я буду не таким затравленным.

Сердечно с вами  

Сатпрем  

 

U

 

Пондичерри, 5 июля 59

Клари

 

Итак, подруга, что это было — торговля белыми людьми, безумства пастушек, а может быть даже высокая мода для стильных женщин?? Впрочем, вы должны рассказать мне о ваших приключениях изустно, поскольку я прилетаю во Францию на два месяца. Да, я прибываю на самолёте 19-го утром и улетаю 20 сентября. Хорошо, что шесть лет назад я вас не застал, мне доставит радость немного подискутировать с вами. Именно Мать порекомендовала мне эту поездку туда-обратно, а также мой гуру из Рамешварама, где я провёл последний месяц. Причина в том, что пришла пора для меня приехать к моей матери и обнять её, ибо мы рискуем больше не увидеться, если я буду слишком медлить.

............

К тому же, мне нужен отдых; этот последний год ознаменовался самыми разнообразными испытаниями, состарившими меня лет на десять — возможно, я расскажу вам обо всех кошмарах, если вообще возможно объяснить подобные вещи. Я подошёл к великому повороту в моей жизни. Мой брат в Алжире, и его я тоже хотел бы снова увидеть, но не знаю, возможно ли это.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.