АГЕНДА МАТЕРИ 1951-1973 12 страница

Мне доставило большое удовольствие узнать, что вы живёте среди your natural kindred [ваших естественных родственников], Месье Хануман [бог обезьян]. Так что, конечно, вы можете показывать мне язык. Но я, будучи уже ментальным существом — хотя пока ещё не выше, и т. д. — нахожусь если не полностью над подобными желаниями, то по крайней мере способна владеть ими. Так что я вам улыбаюсь.

Лёжа животом на земле — очень удобное положение для того, чтобы писать. А с подушкой под рукой — просто идеально.

Ваша река заставляет меня вспомнить колодец во дворе нашего дома в Шантиникетане [Ашрам Тагора возле Калькутты]. Он также служил для всех нужд. И саньяса — не такой уж аскетизм, а представьте — принимать ванну на открытом воздухе рано утром почти нагишом в зимнем Бихаре (не Пондичерри, слышите?) Я сама черпала оттуда воду очень маленьким ведром, поскольку мне было чуть более семи лет.

Вот, я только что совершила великое усилие, чтобы выразить по-французски то, что пришло мне в голову. Так что не сердитесь на вредину, которая снова вас беспокоит.

Намасте Садхуджи [приветствие монаху].

С дружеским приветом, Дхумрапа

Суджата

(Это письмо Сатпрема своей матери

было переписано ею и послано его брату Франсуа.

Сохранилась только эта копия).

Катарагама, 22 марта 58

Дорогая матушка, рад был получить твоё письмо. Не надо беспокоиться за меня: я счастлив, что редко бывало в моей жизни; счастлив, вероятно, потому, что жизнь моя сведена к наиболее простому выражение, как у ребёнка. Меня ничто не обременяет, и то, что остаётся от меня, иногда настолько прозрачно, что я ощущаю Бога в своих глубинах, как брата, как друга. Я начинаю понимать, что имеют ввиду индийцы, когда говорят: «Ты есть Это». Мы все по сути своей Бог, обнаруживающий себя в себе; и весь этот мир — неисчислимая игра Бога, скрывающего себя для радости обнаружения самого себя в каждом существе.

«Всё есть Это». Я снова нахожу те давние радости, которые испытывал на борту моей маленькой Багиры, и теперь, пройдя через ад, я знаю, что рай тоже существует на этой земле, что всё рядом, всё здесь, достаточно открыть глаза, пребывая в покое, как это было некоторыми вечерами в Кэр Лизе, когда сидишь у окна, глядя на залив, такой прекрасный. О, матушка, наша жизнь слишком переполнена книгами, всяческими догмами, но всё настолько просто. Всё здесь.

В данный момент я живу в храме Шиваитов, он окружён джунглями, а по крыше скачут обезьяны. Не бойся, я не стал поклонником Шивы, тут нет необходимости исповедания какой-то веры; известно, что Бог пребывает во всех человеческих Богах, и единственное, что важно — это любить Бога. А как чудесна здешняя природа! Птицы, тысячи всевозможных птиц всех цветов и всех голосов. Джунгли полны голубей, вяхирей и очень нахальных обезьян с полностью чёрными мордами и белыми бородами. Я разведал маленькую тропу в затопленных джунглях и вечером, когда небо становится апельсиновым и всё вокруг жужжит, поёт, квакает, хожу слушать птиц; большие цапли устраиваются на тропе, занимаясь своими семейными делами, тут же хрупкие кулики, как будто сошедшие с китайских картин, и повсюду, повсюду воркование голубей, перемежающееся зубовным скрежетом воинственных обезьян.

Тогда начинают открываться лотосы и другие дикие цветы, наполняя ночь своим ароматом.

На днях я покидаю Катарагаму вместе с моим Саньясином. Мы собираемся снова подняться на север, в Джаффну, путешествуя от храма к храму, останавливаясь там, где нас примут. Я буду на севере к 20 апреля, и если хочешь, можешь писать мне по нижеприведённому адресу. А затем мы отправимся в Индию, ходить по дорогам.

«Саньясин» — что-то вроде странствующего нищего, совершающего Йогу. Соответственно, я продолжаю свою Йогу в иной форме, и возвращусь в Ашрам, когда этот новый опыт принесёт плоды. О, я никогда не устану экспериментировать с этим миром, необычайным и захватывающим.

............

Всё хорошо, всё всегда было хорошо, просто мы узнаём об этом лишь спустя время.

Очень нежно обнимаю тебя

твой сын

Б.

Сатпрем на Цейлоне в апреле 1958

Катарагама, 24 марта 58

Клари

Подруга, отрадно знать, что вы существуете. Я так признателен за вашу дружбу. Я был зол и эгоистичен, но теперь я буду служить вам и любить вас. В течение четырёх лет вам пришлось наблюдать зрелище моей борьбы, но сопротивлялся главным образом мой эгоизм, путь был труден только из-за моей глупости. Изменение моего существования, как я надеялся и даже сверх того, изрядно меня встряхнуло; было потрясено всё моё существо, все его части, и нечто открылось, на этот раз действительно открылось. Я счастлив, почти как ребёнок, но ребёнок, который знает — который начинает узнавать. И это счастье совсем не личное, это радость обнаружения тайной гармонии вещей и ощущения истинного места каждой вещи — наконец, начинается мой истинный путь. Это пока ещё не решающий опыт, не великий поворот, но первая стена упала, всё стало хорошо, всё превратилось в милость. Подруга, так хотелось бы взять вас и моего брата за руки и позволить вам тоже коснуться этого света, он повсюду, как радость, которая сверкает, как тихая, сдержанная улыбка, и эта громадная любовь позади вещей. О, мы все есть Это, и у жизни нет иного смысла. Всё есть Это, и когда мы начинаем видеть немного отчётливее, это превращается в чудесное блаженство, волшебство, которое преображает всё. У жизни нет иного смысла, и наши страдания вознаграждаются тысячекратно.

Меня приютили в храме Шиваитов, со всех сторон окружённом джунглями — джунглями, полными вяхирей и голубей, воркующих повсюду, и тысячами других птиц. Обезьяны грохочут на крыше храма, и я пишу вам, сидя на земле на корточках возле алтаря, возведённого в честь Деваяни — здесь я сплю. Не волнуйтесь, я не стал особым поклонником Шивы, однако великий Шива, танцующий на наших руинах, вынуждает нас к более совершенному творению. Они полагают, что индийцы идолопоклонники, но я живу с ними, как самый скромный из них, и я вижу, что идолы — не всегда то, что об этом думают. Подруга, всё является необходимым. Нет ни одной вещи, ни одного существа, которое не было бы необходимым для общей гармонии; каждый из нас имеет нечто, что нужно выразить, и каждый незаменим — да, обнаружить то, чем мы являемся в действительности, позади того, чем мы являемся по нашему разумению или воображению, это тайна совершенного выражения, это истинная жизнь. Очень мало кто знает, что высшая субъективность является на самом деле высшей объективностью, и что вещи развиваются изнутри наружу: реализоваться внутри — такова тайна внешней реализации. И ни на одну секунду я не теряю из вида эту внешнюю реализацию: я ищу действия в жизни — я жду своего часа, но он придёт, это неизбежно, нужно лишь расти в сознании.

............

Было милостью уехать из Пондичерри с новостью, что издательство Gallimard отклонило моего Золотоискателя. Этот последний удар помог мне порвать со всем. Несколько дней я жил в своего рода небытии, вырванный из себя самого, а затем всё улыбнулось мне. Им не нужен мой Золотоискатель, но я напишу нечто бесконечно лучшее, чем Золотоискатель — где-то в уголке моего сердца почти сформировалась другая книга[39]. И если они примут её, я потребую, чтобы сначала был издан Золотоискатель со всеми его недостатками, такой, какой есть, потому что это необходимо. И если они отклонят мою вторую книгу, я тем не менее буду продолжать, поскольку таков мой закон, и однажды они смогут понять.

Когда-то давно я просил вас послать мне ваши стихи для обсуждения, вы ничего не выслали, это очень плохо, Мадам. Я был бы очень рад получить от вас всё, что вы написали, уж не стесняетесь ли вы меня? Я знаю вам цену, Подруга, я знаю, потому что у вас есть искренность, и этого качества будет всё больше и больше в вашей поэзии. Расскажите о себе, я хотел бы знать, хотел бы понимать вас лучше, чем на протяжении последних лет, лучше любить вас, наконец, лучше служить вам.

Обнимаю вас, Подруга, моя самая близкая сестра.

Сатпрем

Катарагама, 16 апреля 58

Маник и Бернару д'Онсие

Дорогой старина, дорогая Маник, несмотря на моё молчание, в мыслях я часто с вами. Обитаю в шиваитском храме и живу в самом простом мире, в чистой индусской традиции. Я изучил множество вещей, а самое главное, во мне самом распуталось, наконец, множество вещей. Всё в порядке, это очень хорошо. Предпочитаю не вдаваться в детали, ибо это может сузить и деформировать то, что сейчас проясняется. Впрочем, когда используешь наши слова, невозможно ещё больше сузить вещи. Определённо, мне нужно перейти на поэзию — если она захочет прийти — поскольку это единственный способ сказать хоть немного истинного.

Мой компаньон Саньясин — чистый Кшатрий[40] из Бенгалии. Он бесстрашен, осмеливается на всё, что угодно, но в свете. Всё его существо дышит благородством. Тебе бы он очень понравился. Возможно ли, что однажды ты увидишь, как в твою дверь стучат двое нищих?! Я не знаю, так как этот опыт уже принёс большую часть своих плодов, и скоро придёт время, когда моё место снова будет в Ашраме, а не на дорогах. Я нахожусь полностью в глубинной работе и не хотел бы, чтобы её заслонила колоритность бродячего нищего — возможно, есть что-то более серьёзное? После множества задержек в наших планах мы оставляем Катарагаму и отправляемся в северную часть Цейлона, в Джаффну, куда ты можешь мне написать, затем возвратимся в Индию: нашим первым этапом будет храм в Рамешвараме[41]. Потом...

С нетерпением ожидаю от тебя вестей о том, как ты выпутался и горит ли ещё в тебе твоя вера в чудо.

............

С любовью

Б.

Катарагама 17 апреля [1958]

Суджате

Здравствуйте, Королева морских коньков, я хотел убедиться, что вы по-прежнему в физическом теле, но будьте осторожны, с вашими подводными снами вы можете ненароком возродиться в шкуре морской рыбы — и если я возрожусь чайкой, то сделаю из вас прелестный обед.

И почему это письмо в левой руке? Потому что правая рука не должна знать то, что делает левая? В конце концов, счастье, что у вас нет третьей руки, игнорирующей обе другие, или что вы не пишете по-китайски пальцами ноги, своенравная Мадемуазель. Я, как всегда, пишу вам, из уважения лёжа на животе и правой рукой, помня, что вы вредина — но я скучаю по этой вредине, вы видите, как извращён человеческий ментал! В отсутствие парикмахера мои волосы отросли, и я скоро буду похож на Жанну д'Арк, или на Ганпатрама (без живота), или даже на Шанти! Вот увидите! Короче, я почти святой.

Диди, я решил изучать бенгали — ибо, как вы знаете, это язык богов и сверхлюдей, во всяком случае, избранной расы — следовательно, нужно, чтобы по моему возвращению вы дали мне уроки. Я на вас рассчитываю, о, сверхженщина.

Моё возвращение... Да, я нуждаюсь в Матери, но есть во мне маленький, озорной и очень независимый бродяга, который тупо и упрямо продолжает любить большую дорогу. И что??

Чем вы заняты?

С дружеским приветом

Дхумрапа

Пондичерри, 26 апреля 58

Суджата Сатпрему

Месье Жанна д'Арк,

Чуть меньше почтения меня бы больше удовлетворило. Так как я подозреваю, что когда вы ложитесь на живот, вы находите это настолько удобным, что засыпаете и, как Рип ван Винкль, просыпаетесь только через месяц. Тогда чего удивляться, что у вас длинные волосы? И борода? Не сомневаюсь, что вы выглядите весьма почтенным, о, Свами Сатпремананда.

Вы ошибаетесь. Именно санскрит известен как «девбхаса» (язык богов). Но у вас есть основания говорить, что бенгали — язык избранной расы (поскольку я говорю на нём!) Позвольте исправить вас и по другому пункту, Дхумрапа: в супраментальном мире нет ни мужчин, ни женщин, все существа — супраментальные[42]. Я уверена, что вы изучите бенгали лучше, чем я изучила французский.

Что касается меня, я чувствую себя слегка подавленной. Настал купальный сезон, а я вне игры (угораздило, как обычно, подхватить простуду, поэтому мне не позволили принять участие). Обидно! не так ли? Но я имела удовольствие попрактиковаться. Знаете, на днях во время плавания кто-то сказал мне: «you look like a nymph, Sujatadi...» [ты выглядишь как нимфа] (я никогда не видела ни одной нимфы, а так как я не могу видеть себя со стороны, то остаюсь, как прежде, в невежестве). Это приятнее, чем «морская рыба». И потом, когда чайка снова проголодается, что тогда? Но возможно, я стану Лакшми, дочерью Океана, что скажете? Однако, рассмотрев все варианты, я предпочитаю оставаться той, кто я есть: ребёнком Матери. Кто знает? Скорее всего, вы также не будете чайкой, но «great winged wanderer paraclete[43]», который найдёт свою большую дорогу в Матери, как мы находим в Ней всё, что мы любим.

Моя дружба и

добрые мысли с вами.

Суджата

Рамешварам, 8 мая 58

Бернару д'Онсие

Старина

............

В ближайшие дни я покидаю Рамешварам и отправляюсь в Мадурай[44], затем, скорее всего, Понди.

Ах, старина, ты не представляешь, насколько я освобождён!

С сердечным приветом

Сатпрем

P.S. Во время церемонии посвящения я получил третье имя: Сат-прем-Ананда.

Понди, 5 июня 58

Бернару д'Онсие

Старина,

Несколько строчек в спешке, чтобы сообщить тебе, что завтра утром я вновь собираюсь в путь со своим Саньясином. Мы отправляемся к истокам Ганга, в Кедарнатх, через Калькутту и Бенарес. Затем, снова спустившись с Гималаев, мы должны будем остановиться в Бенгалии, где я получу тантрическое посвящение. В Рамешвараме я получил ведантистское посвящение. Моя жизнь очень изменилась, и эти вещи невозможно описать. Я больше не живу, как раньше, я не ощущаю, как раньше; это неслыханный переворот.

Письмо, которое ты написал в Джаффну, должно быть, потерялось из-за происходящих там забастовок.

У меня нет адреса, который я мог бы тебе дать, и вероятно, что в течение нового периода, довольно продолжительного, я буду молчать, но как только представится возможность, я пошлю тебе пару слов. Нет, конечно, я тебя не забываю. Хотелось бы с тобой увидеться, но когда??

............

Я думаю о тебе, о вашем саде и сердечно я с вами,

Сатпрем

Сатпрем-саньясин

Вриндаван, 7 августа 58

Суджате

Диди,

Несмотря на молчание, я часто думаю о вас, даже увидел во сне очень ясно. Мы только что прошли пешком более трёхсот километров по Гималаям и из царства Шивы спустились в луга Кришны. Маленький городок весь гудит от «бхаджанов[45]» с утра до вечера и часть ночи — говорят, что здесь четыре тысячи пятьсот храмов, фактически, каждый дом — храм, и на всех улицах, на всех устах одно и то же имя: Радхашьям! очень красивая атмосфера. Я отметил также очень хорошую атмосферу в Набадвипе возле Калькутты, где родился Чайтанья — царство Шивы кажется очень холодным и пустым в сравнении с этой заразительной «Бхакти[46]». Я также побывал в Дакшинесваре[47], где очень мощно ощутил потрясающую силу Матери. В ближайшие дни мы отправимся из Вриндавана в Бенарес, затем проследуем в Гайю (Вишнупада) и возвратимся в Калькутту. Надеюсь быть в Понди к 10-15 сентября. Спешу увидеться с Матерью и немного опечален по причине отсутствия вестей. Всё ли с ней хорошо?? Не будете ли вы так любезны сообщить мне новости? (на адрес Калькутты) — и ваши, конечно? Я чувствую потребность вернуться к Матери, ужасную потребность, а также нужду в покое и молчании (но мне доставит удовольствие немного поболтать с вами, если вы не полностью поглощены вашей проклятой гимнастикой!)

До свидания, дорогая вредина,

Сердечно с вами

Дхумрапа

P.S. Пожалуйста, передайте привет Павитре, и скажите ему, что меня беспокоит накапливающаяся работа, но по возвращении я сделаю всё в ускоренном темпе — с нетерпением жду момента, когда смогу работать для Матери. Ах, Диди, Мать — единственная Реальность, единственная Реальность, всё остальное — ложь.

(Второе письмо Сатпрема к его матери, переписанное его братом Франсуа. Все остальные письма Сатпрема к его матери исчезли.)

Вриндаван, 8 августа 58

Дорогая матушка, только что я прошёл многие километры пешком по Гималаям со своим посохом и котомкой, от одного караван-сарая до другого, с бритым черепом и одетый в оранжевую одежду нищего; я проследовал за Гангом до самых ледников, пересёк канал за каналом, наблюдая пейзажи иного мира, полного диких роз и странных цветов. Поднимался по диким скалам, затерянным в обманчивом тумане, пронизанном лучами, которые видел только я, наблюдал множество странных мистических проявлений, все виды паломников, которые жаждут только Бога, и чьи взгляды сверкают невыразимой радостью, я спал в монастырях под тысячелетними идолами, спал с караванами нищих, и ощущал Бога повсюду, как друга, как улыбку, как брата света, такого близкого. Купался в ледяных водах и в каждом храме совершал ритуалы на индусских алтарях. О, мы одновременно принадлежим нескольким мирам, и я постепенно соткал нить, ведущую к тайным регионам, туда, где всё есть Любовь, тихая радость и безошибочное сознание. Я больше не бунтарь, не мученик, которого ты знала, и мне кажется, теперь я могу всех любить, всех понимать, всё принять, потому что лики Бога неисчислимы, потому что всё есть Бог, играющий для того, чтобы обнаруживать самого себя в каждой форме, в каждом существе. Насколько дурна наша любовь, насколько прозрачным и лучистым всё становится, когда мы приближаемся к центру самих себя, ах, матушка, не нужно ничего изгонять из жизни, лишь всё принять, всё вместить!

Вместе с муссоном я снова спустился на равнины, маленький городок, наполненный плачущими криками павлинов и неутомимой болтовнёй попугайчиков на берегу реки Ямуна, где ребёнком играл Кришна, извилистые улицы посреди развалин империи моголов, религиозные песнопения, звуки цимбал и тамбуринов, грохочущих басом и воспевающих славу Кришне. Все обряды состоят в том, чтобы петь и танцевать: Бог это радость. Через несколько дней я снова собираюсь отчалить — в Бенарес, святой город, до которого мы планируем добраться к 15 августа. Я очень часто встречаюсь с тобой в своих снах, и мы вместе путешествуем в другие миры — тонкая связь между нами очень крепка, ты это чувствуешь? Я представляю, как ты сидишь у окна в Кэр Лизе, и я ощущаю себя рядом с тобой, очень близко, ты это чувствуешь? Расскажи мне новости о себе, и о всех остальных. Каким стал мой брат?? счастлив ли он? И какая теперь Франция де Голля? Я ничего не знаю о внешнем мире. Ты можешь писать мне в Калькутту, куда я должен добраться к концу августа.

............

Передай отцу мои тёплые пожелания. Обнимаю тебя, матушка, очень нежно.

Б.

Вриндаван, 10 августа 58

Клари

Дорогая подруга, ваше письмо от 18 июня настигло меня только сейчас, совершив круг по всей Индии, от одного почтового отделения до другого. Как я сожалею, что не смог поддержать вас хотя бы словом в течение этого нелёгкого периода — но я часто думал о вас, возможно, вы это чувствовали, и я думаю, что в некотором смысле могу вас защитить, это зависит от вас: каждый раз, когда вы думаете обо мне, я оказываюсь рядом, в остальное время я — нигде.

Вот вы снова одна, я очень хорошо чувствую, насколько это болезненно[48]. (...) Напишите подробно, как устраивается ваша жизнь с практической стороны, я хотел бы знать, хотел бы лучше внимать вам. Но я всегда ощущал в вас нечто абсолютное, и временами удивлялся, как вы умудряетесь поместить этот абсолют в какого-то человека, эти вещи столь обманчивы, столь ненадёжны. Что именно так глубоко «задело» вас?? «Верить в себя» — это и означает достичь непоколебимого, неуязвимого центра, единой, цельной скалы. И не думайте, что этот внутренний центр будет центром равнодушия и холодности, некого Олимпийского одиночества — напротив, это нечто очень тёплое, но спокойное, мирное, как вода, и как раз в этом спокойствии могут проявиться истинные вещи. Подруга, моя песнь монотонна, но разве вы не чувствуете, что мы должны прийти к другому сознанию, истинному сознанию, к другой жизни, истинной жизни, а иначе этот человеческий маскарад почти не стоит пережитых страданий, мы умираем от ограниченности, и главное — мы не способны любить, это самое ужасное — отсутствие истинной любви в обычной, повседневной жизни людей.

Не подумайте, что я раз и навсегда укрепился в радости без следов тени. Кажется, что победы никогда не бывают окончательными и что всякий раз оказываешься перед необходимостью завоевания более обширных областей, победы всегда приходится делать заново. Но я изо всех сил цепляюсь за некоторые ошеломляющие опыты, сверкающие подобно маяку в те периоды, когда я в темноте, и эти опыты — неопровержимые обещания того, что другая жизнь возможна, другая истинная жизнь.

Я пишу вам сидя на земле на корточках в старом гараже, полном москитов, в котором я на неделю нашёл убежище от муссона. Хожу от храма к храму, выпрашивая пищу. Это город Кришны на берегу реки Ямуны, и здесь около четырёх с половиной тысяч храмов! Это для того, чтобы сказать вам, что я не умру от голода! Эта жизнь нищего с бритым черепом, одетого в оранжевое платье Саньясина с палкой и котомкой, была полна опытов. Думаю, что теперь я могу пройти через что угодно, я закалён, бронирован, как старый ихтиозавр. Мне довелось спать повсюду, на вокзальных перронам, в странных монастырях под зловещими идолами, я проводил обряды у самых труднодоступных алтарей, и я неутомимо таскал за собой свою жажду — именно эту жажду нужно поддерживать, Подруга. Нищие будут накормлены. Через несколько дней я сажусь на поезд до Бенареса (индийские поезда — это наиболее утомительно, когда приходится бесконечно сидеть скрючившись друг на друге в грязи и душной жаре). Ах, подруга, от всей моей души, со всей силой жизни, которая есть во мне, я верю, я ВЕРЮ.

Сейчас у меня не возникает и мысли о том, чтобы писать, как будто я поднялся на одну ступеньку и вышел за пределы этого. Я полон чего-то иного, которое меня сжигает. Писательство почти не имеет смысла (теперь для меня), разве только для того, чтобы помочь другим, но похоже, этим другим не по вкусу то, что я пишу, и поэтому я закрываю лавочку до того, как войдёт в силу новый закон. А вы?? Gallimard вернуло вам моего Золотоискателя? Очень не хотелось бы, чтобы он завалялся где-нибудь.

Есть ли новости от Франсуа? Я столько думаю о нём. Он не упомянул о своей помолвке, и с тех пор от него ни слова.

К концу августа мы предполагаем дойти до Калькутты, если Бог позволит. Вы можете написать мне туда, на моё индийское имя. Потом я собираюсь возвратиться в Пондичерри, по крайней мере к сентябрю, чтобы восстановить силы и привести себя в порядок.

Пишите скорее, Подруга, мне не терпится узнать, как вы там. Я вас не оставляю. Я с вами со всей своей нежностью.

Сатпрем.

Ашрам Шри Ауробиндо

Пондичерри, 12 августа 1958

Суджата Сатпрему

Дхумрапа,

Вчера нежданно-негаданно прилетело ваше письмо от 7-го числа. Сегодня утром я прочитала его Дорогой Матери. Как только я сказала ей, что получила письмо от Сатпрема, она сказала: «Что он пишет? он мне не написал». И она выслушала всё от начала до конца очень внимательно — после Балкона[49], перед обедом. Потом она спросила, написала ли я вам. Я сказала «да, но после Даршана[50]». Она сказала, что лучше было бы написать незамедлительно и что она добавила бы несколько слов, чтобы вам их передать.

Так как вы просили узнать новости: «всё ли с ней хорошо?», я спросила у неё, что я должна ответить. Она меня сначала пожурила. И затем сказала написать вам, что «всё хорошо». Так что я вам пишу, что всё очень хорошо. И когда она вручала мне своё письмо, то попросила передать вам, что я прочла ваше письмо Матери и что вот её ответ.

Время. Я убегаю, а то пропущу курьера.

Итак, до скорой встречи.

Суджата

P.S. На самом деле, я не прочитала Матери всё письмо полностью. Я ведь не настолько злая, чтобы делать это. То, что вы поместили в конце по поводу этой «проклятой» гимнастики — indeed! [воистину правда!]

Пондичерри, 18 августа 58

Суджата Сатпрему

Шри Свами Сатпреманандаджи,

Намасте [приветствую].

Конечно, я больше не буду приходить к вам для бесед. Не из-за гимнастики, а просто потому, что мне страшно приближаться к вам. Думаю, что вы стали великим саньясином, а у великих саньясинов есть одна скверная привычка. Они по малейшему поводу обращают людей в пепел. А я пока ещё не хочу существовать в космосе в качестве пыли, мне больше нравится та форма, в которой я нахожусь сейчас (я начинаю становиться такой же большой как Мридуди*, боюсь, вы меня не узнаете).

Даршан прошёл хорошо, несмотря на большую толпу. Во время всего Даршана едва можно было пошевелиться.

Программа была настолько насыщенная, что Мать немного устала. Но не слишком.

Вы, наверное, знаете, что она собирается переводить «Thoughts & Aphorisms» [Мысли и Афоризмы Шри Ауробиндо]. Она хочет заняться этим с классом, занимающимся по пятницам, как только Дхаммапада будет готова. Она сказала, что если бы нашёлся тот, кто читает и понимает эту книгу, она дала бы ему сертификат интеллектуала.

Спортивные состязания почти закончились. Остались только эстафеты и перетягивание каната.

Мы все будем очень рады снова увидеть вас.

Мои молитвы всегда с вами.

С дружеским приветом

Суджата

P.S. Извините за все эти вычёркивания, меня отвлекали по меньшей мере раз сто.

Пондичерри, 1 сентября 58

Клари

(Сатпрем вернулся)

Подруга, мне нравится тон вашего последнего письма: есть нечто расслабленное и мирное — по крайней мере, мне кажется, именно это я почувствовал за вашими словами.

Конечно, нужно следовать за скрытым потоком и в определённой степени не слишком форсировать вещи: эта внутренняя работа не имеет ничего общего с вашим пониманием головой, и наша голова слишком мала, чтобы вести нас в эти глубинные регионы — поэтому следуйте за вашим поэтическим потоком настолько искренне, насколько возможно, это и есть ваша Йога, я вам уже об этом говорил. Но однако, не будьте слишком «упёртой», ибо наступает момент, когда становится воистину слишком поздно — вы ведь знаете об этой пресловутой мудрости бессильных!!

Я спешно возвратился в Понди по ряду причин. Слишком рана говорить вам о бесчисленных опытах, которые я пережил, впрочем, полагаю, эти вещи ценны только для меня одного.

............

Причина, по которой я «закрываю лавочку», совсем не та, о которой вы подумали. Это совсем не потому, что им не по вкусу написанное мной, но потому, что меня сжигает нечто другое. Да, сжигает. И на данный момент писательство кажется мне абсолютно вторичной деятельностью. Возможно, впоследствии это ко мне возвратится, но оно уже не будет как раньше — я поднялся на ступеньку выше, и если и буду писать, то лишь подчинившись высочайшему требованию, снизошедшему в мою маленькую башку. Так обстоят дела на данный момент.

Выше нос, подруга, обнимаю вас со всей сердечностью. Не падайте духом. И пожалуйста, вышлите мне свои стихи.

Сатпрем

Пондичерри, 10 сентября 58

Бернару д'Онсие

Старина, я, наконец, возвратился в Понди после долгого путешествия. Это было суровое испытание на всех планах. Нужно столько всего рассказать, но я предпочту пока воздержаться: возможно, позже я опишу это в книге, когда всё усвоится.

С моим Свами-инструктором я прошёл по всем, или почти всем, традиционным алтарям Севера. Географически это Харидвар, Ришикеш, Кедарнатх, Бадринатх, Вриндаван, Бенарес, Гайя и различные места в Бенгалии. Я действительно проник в сердце Индии, побывал у наиболее неприступных алтарей в Гималаях и ощутил множество вещей, но ты понимаешь, что об этом невозможно рассказать в простом письме. Теперь я знаю на опыте, что индийская традиция очень мощная (всё-таки это наиболее древняя традиция мира!) и бесконечно живая, настоящая. Определённо, Индия — моя страна: начиная с Рамешварама я возобновил связующую нить с весьма древним существованием, и весьма реальным — поскольку это истинное существование — и мне кажется, что тот, кого звали неким Бернаром, это чужак, или скорее, далёкий брат; то, чем я был раньше, в настолько малой степени являлось мной, и было настолько плохим; а теперь я живу здесь уже давно, имея очень древние корни, и понемногу начинаю узнавать то, что я хочу выразить. Бог мой, какой путь!! Всё успокоилось... Кажется, что я даже изменился физически, настолько глубокий внутренний переворот произошёл — не совсем «переворот», скорее, «раскрытие».

⇐ Предыдущая 30 31 32 33 343536 37 38 39 Следующая ⇒