|
|||
От: Гейб ФостерОт: Гейб Фостер Мистер Торп похвалил меня сегодня за то, что у меня такой изворотливый помощник. Я думаю, что «изворотливый «, возможно, было эвфемизмом для безалаберной дезорганизации. Каким-то образом нам удалось покинуть клуб, ежесекундно останавливаясь, чтобы поцеловаться и потереться друг о друга. Мой член настолько твёрд, что я как будто чувствую его пульсирование в своей крови, и на короткую секунду осознанности ощущаю беспокойство, потому что никогда в своей жизни я не нуждался в ком-то так отчаянно. Затем он хватает меня, тащит в боковой переулок и прижимает к стене, наваливаясь сверху. Я чувствую, как резко дерёт кирпичная кладка по обнаженной коже на моей спине, там, где он задрал мою рубашку, а затем он снова целует меня, и я просто проваливаюсь. Он проводит своими большими теплыми руками по коже моей груди, гортанно постанывая, когда опускается ниже и ласкает мышцы моего пресса. Я задыхаюсь, когда он возвращается вверх и сильно сжимает мои соски, и изданный мной звук, кажется, действует на него как катализатор для огня. Он делает резкий вздох и хватает меня за задницу, приподнимая, чтобы я мог обхватить его ногами. Я целых шесть футов ростом (около 183 см. — прим.перев), но он поднимает меня, словно я вешу как пушок цветущего чертополоха, а затем опускает, пока моя промежность не соприкасается с его твёрдым членом. Мы оба страстно стонем и начинаем тереться друг о друга, из-за жара и давления мои глаза закатываются к затылку. Какие-то мужчины проходят мимо входа в проулок, и я слышу выкрикиваемые ими комментарии, в которых, хоть они и произнесены на голландском языке, звучит одобрение. Однако это возвращает нам достаточное количество сознания, чтобы понять, что мы собираемся трахаться на улице. Гейб тяжело вздыхает и перехватывает мои ноги, осторожно опуская на землю. Я собираюсь отодвинуться, но он ошеломляет меня, хватая и прижимая к себе в крепком объятии, прижимая лицо к моей шее, и я вздрагиваю, когда чувствую на коже его тяжелое дыхание. — Не здесь, — бормочет он, и я киваю, осмеливаясь обнять его, и ожидая, что сейчас он застынет и отодвинется, как пойманный в ловушку дикий зверь, но, к моему удивлению, он придвигается ближе, приникая к моим объятиям с хриплым стоном. Я с трудом сглатываю комок в горле и пробегаю пальцами сквозь его волосы. Он фыркает от смеха, который раскатывается по моему телу, как гром, и я не могу не тереться о твердый член, упирающийся мне в живот. — Господи, — шепчет он, — Это как грёбаный огонь. — он вздыхает, и слегка отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Его глаза, полуприкрытые отяжелевшими веками, полные губы, волосы, растрёпанные там, где я провёл по ним пальцами... — Давай вернемся в отель, — говорит он низким, грубым голосом. Я пристально смотрю на него секунду, которая, кажется, тянется вечность, и он беспокойно ерзает, пока я не протягиваю руку. — Давай. На его лице отражается что-то похожее на глубокое облегчение, но исчезает через секунду, когда он хватает меня за руку и тащит за собой на улицу, где машет приближающемся такси. Он открывает мне дверь и я проскальзываю внутрь, наслаждаясь уютным теплом после холода снаружи. В такси пахнет специями и сухой жарой, и когда Гейб садится рядом со мной и закрывает дверь, кажется, что мы находимся в темном святилище. Он говорит водителю название отеля, и ввинчивает свое большое тело рядом со мной, а его рука скользит по моему бедру, и крепко сжимает его. Тем не менее, в мой пустой мозг вернулось немного здравомыслия, и я поворачиваюсь и смотрю на Гейба. Уличные фонари освещают его лицо, на котором на секунду появляется кривая нежная ухмылка. Я качаю головой. — Да. — наступает короткое молчание, будто он напряжённо думает, а затем вздыхает и придвигается ещё ближе. Подняв руку и запустив её в мои волосы, которые как будто очаровывают его, он произносит, — Я просто не мог больше ни минуты не прикасаться к тебе, Дилан. Ты сводишь меня с ума. — Это я знаю — язвительно отвечаю я, — Ты говоришь это так часто, что это практически записано в моей должностной инструкции. — Это другое. Больше, — усмехается он и бросает на меня косой взгляд. — Всегда было больше. Я очень давно хотел тебя. — Как давно? — спрашиваю я, резко вдыхая. Он поворачивается, и в этих умных глазах отображается страсть и что-то ещё. — Что? — У меня встал во время твоего интервью. пожимает он плечами. — Тебя было так много. Такой полный жизни, смелый и забавный... Честно говоря, я колебался, прежде чем нанять тебя. — Почему? — Потому что ты был и остаешься для меня очень отвлекающим. — Так зачем же ты ждал всё это время? — Потому что ты мой помощник, — звучит резкий ответ. — Я думал, что если в результате закончится тем, что я трахну тебя, ты уйдёшь, как и все остальные. — я откладываю комментарий о всех остальных для внимательного изучения попозже, пока он продолжает говорить. — Потом я узнал тебя ближе и стал каждый день с нетерпением ждать встречи с тобой, так как ты заставлял меня смеяться и бросал мне вызов каждую секунду, — он поднимает руку и ласкает моё лицо. — Никто другой никогда не делал такого, и я стал это ценить. Это стало для меня настолько драгоценным, что я никогда не хотел испортить все сексом, а потом потерять. Я резко вдыхаю. Так вот в чем дело. Он тяжело вздыхает и бросает на меня извиняющийся взгляд. Во мне вспыхивает боль. Он фыркает от смеха. — Но у тебя есть время для множества мужчин, — резко отвечаю я. — Я не буду участвовать в этом с тобой. Мне не особенно нравятся тройники, и уж тем более с кем-то, кого я ненавижу так же сильно, как я ненавижу Флетчера. — Так ты уже участвовал? — застывает он. — Конечно! — язвительно отвечаю я. — Я знаю, что ты упорно видишь во мне Энн из «Зелёных крыш» (офигенная серия книг (и сериал по ним) от Люси Мод Монтгомери — прим. перев.), но я двадцатисемилетний гей. И я много чего делал. — Я не хочу знать о них. — резко говорит он, а затем замирает, словно сам удивился сказанному, после чего поворачивается ко мне. — Я знаю, что какое-то время был с Флетчером, но мы никогда не были вместе в обычном понимании этого слова, и теперь все кончено. Я больше не с Флетчером. Он вышел из моей жизни после Вербье. — ЧТО? — кричу я, заставляя таксиста подпрыгнуть и слегка ругнуться. — Извините, сэр, — вскрикиваю я, замечая, как Гейб беззвучно смеется. Я поворачиваюсь к нему. — Почему? И почему я не знал? Он пожимает плечами. — Да просто не было надобности сообщать что-то тебе. Все произошло очень быстро. Мы не на шутку сцепились из-за Вербье. — я собираюсь спросить, из-за чего произошла ссора, но он качает головой, и я затихаю, пока он продолжает говорить. — С меня достаточно. Там не было ничего, кроме секса, и, в конце это был уже даже не хороший секс. — Так что ты просто отшил его нахрен год спустя? Он резко смотрит на меня. — Не говори так, будто я ублюдок. Мы ничего не значили друг для друга, кроме секса и удобства. Зачем оставаться, когда это уже никуда не годится, а другой человек буквально надоедает тебе до тошноты? В любом случае, его это не взволновало. Он никогда не любил меня, а я не любил его. Если не считать нескольких театральных сцен и брошенных тарелок, его вещи были упакованы, и он исчез час спустя. Я рассматриваю его. — Но ты не будешь это делать? — протягивает он, и я пожимаю плечами. — Блин нет. Я ненавижу этого мудачилу. Если ты хотел провести год с кем-то, кто считает, что интеллектуальная беседа — это сцены из «Холлиокс» (брит.сериал — прим.перев.), то пусть это будет на твоей совести. Он хохочет и прижимает меня так, что с любым другим мужчиной это можно было бы назвать объятием. Однако, как только мое тело касается его, то смех прекращается, и он содрогается от дыхания, которое я повторяю. Как будто он ничего не может с собой поделать, он опускает голову и захватывает мои губы в глубоком поцелуе, переплетая наши языки, прежде чем нежно пососать мой. Я еле слышно стону и извиваюсь, чтобы придвинуться ближе, чувствуя, словно между моим языком и членом проходит прямая линия. Он со стоном отрывает губы, и я издаю нечленораздельный протест, который перерастает в ворчание, когда его рот опускается ниже, к моей шее, сторону которой он начинает лизать и целовать. Как будто у него есть какое-то ощущение чувств моего тела, потому что он задерживается там, посасывая и целуя мягкую кожу шеи, прежде чем нежно прикусить сухожилие. Этот мягкий укус посылает горячую вспышку по моему телу, и я выгибаюсь вверх, издавая сдавленный звук вожделения, а мои трусы становятся влажными от предэякулята. Щелчок индикатора и замедление движения такси отделяют нас друг от друга, нас, и он отодвигается, чтобы сесть подальше от меня. Его грудь быстро поднимается и опускается, и дыхание звучит громко в тёмной тишине. — Ты уверен? — хрипло спрашивает он. — Я не предлагаю ничего больше, чем это, Дилан. Я втягиваю воздух в легкие и прижимаю руку к пульсирующему члену, пытаясь ослабить давление. Он рычит себе под нос при этих моих действиях. — Блядь, — бормочет он, резко вдыхая, прежде чем бросить водителю деньги и открыть дверь. — Двигай внутрь. Мы идём ко мне. — бормочет он снова, после чего, — Хватит разговоров. Я не помню, как я шёл через вестибюль или ехал в лифте. Все застлано тёмно-красной дымкой, которая немного рассеивается на моменте, где я вставляю его ключ-карту в дверь, и затем снова всё затуманивается, когда он хватает меня сзади, обнимает за плечи и упирается своим твёрдым членом в задницу. Я охаю, прислоняюсь к двери, хватаю его за бедра и тяну, безмолвно прося о большем давлении. На секунду он прижимается ко мне, и из его груди вырывается стон. Затем протягивает руку и открывает дверь. — Внутрь, — говорит он хриплым и низким голосом. — Мне нужно полное уединение для того, что я собираюсь с тобой сделать. — Обещания, обещания, — издаю я смешок. — Клятва из чистого золота, — резко говорит он и толкает меня сквозь дверь. Я разворачиваюсь к нему, прижимаясь спиной к стене. У меня есть лишь секунда, чтобы увидеть лицо с тяжелыми веками и полными губами, покрасневшими от наших поцелуев, а затем он в два шага оказывается на мне. Он хватает меня сзади за шею, раскрывает мои губы своими, и его язык так глубоко, и это похоже на то, как будто меня захватывает вихрь. Его мягкие и полные губы прижимаются к моим, и мы целуемся, кажется, целую вечность, пока мои губы не начинают болеть, а щеки — саднить от его щетины. Это чертовски здорово. Наконец, он отталкивает меня назад и отступает, хватая воздух большими глотками. Я издаю нечленораздельный звук протеста, и он качает головой. Я в секундном замешательстве. Не так обычно происходят мои сексуальные контакты. Обычно мы оба разгорячённые и возбужденные. Одежда скидывается и начинается жесткий трах. Должно быть, мое замешательство отчасти заметно, потому что улыбка кривит его губы, угасая до тлеющего взгляда, когда он опускается, и садится в кресло у кровати. — Сними рубашку, — говорит он низким голосом, а затем поднимает руку, когда я начинаю лихорадочно снимать футболку. — Медленно. Я смотрю на него, и мой мозг немного приходит в рабочее состояние. Он хочет шоу. Я улыбаюсь. Ну что ж, он его получит. Я начинаю приподнимать футболку на дюйм за раз, стараясь слегка отодвинуть ткань в сторону, чтобы он увидел проблеск кожи. Его дыхание ускоряется, когда в поле зрения появляется моя грудь, а мои соски напрягаются в прохладном воздухе гостиничного номера. Затем, почти бессознательно, он опускает руку к паху, чтобы надавить на свой твёрдый, подскочивший член. — Сними всё это, — резко бормочет он, не отрывая взгляда от мышц моего живота. Он глядит вверх и выглядит ошеломлённым, когда я не двигаюсь. Я убеждаюсь, что он наблюдает, когда опускаю футболку и медленно улыбаюсь. — Гейб, я полностью осознаю, что ты, вероятно, одержал верх во всех своих сексуальных контактах с самого первого раза. Однако с какого перепугу тебе пришло в голову, что я хоть в чем-то уступчив и послушен? Туман желания в его глазах становится теплее и превращается во что-то, что я не могу распознать, и Гейб откидывается назад. Я притворно вздрагиваю. Он разражается громким хохотом. — Это просто означает, что у тебя никогда не было хорошего секса. Любой хороший секс сопровождается неуместным смехом. Он в замешательстве качает головой. Я театрально вздрагиваю. — Дилан, — предупреждает он, и я качаю головой; настроение меняется так же быстро, как и всегда с нами, от смеха к серьезности и обратно. — Снимай рубашку, Гейб. Он проводит языком по надутой нижней губе, смачивая ее так, что она соблазнительно блестит. Я пристально смотрю на него и понимаю, что теперь он распутно улыбается — должно быть, я на минуту потерялся в изгибе его рта. Я качаю головой. — Прекрати пытаться сбить меня с толку своими «трахни меня» губами. — я смотрю на него. — Сегодняшним вечером я их рано или поздно трахну. Дрожь пробегает по его телу, когда он протягивает руку вверх и медленно расстегивает рубашку пуговица за пуговицей, пока не появляются просторы его покрытой волосами груди. Я видел эту грудь так много раз, но каким-то образом осознание того, что она будет прижиматься ко мне, делает ее бесконечно сексуальнее, чем когда-либо прежде. Он снимает рубашку и с вызовом бросает ее передо мной. — Моя очередь, — протягивает он. — Снимай рубашку до конца, а потом снимай эти джинсы. Удерживая его взгляд, я бросаю футболку на пол, сбрасываю туфли и медленно расстегиваю джинсы, резкий скрежет молнии громко раздается в тихой комнате. Он двигается, когда я опускаю их, и я задыхаюсь, когда он расстегивает свои джинсы и тянется внутрь, вытаскивая член. Он блестит в тусклом свете комнаты, и я издаю стон. Он длинный и толстый, с выступающей веной, идущей по нижней стороне. Головка мокрая и красная. — Не останавливайся, — резко говорит он, и я поспешно сбрасываю джинсы, всё мое деликатничанье давно исчезло. Без его просьбы я снимаю носки, потому что носки просто не сексуальны. Затем я колеблюсь, а мои пальцы играют с краем моих облегающих боксеров. Он резко вдыхает и кивает, прежде чем крепко сжать свой член и начать дрочить. Его глаза расширены и выглядят почти черными, и я удерживаю его взгляд, медленно стягивая трусы. Они слегка цепляются за твердую длину моего члена, и я вздрагиваю от царапающего ощущения. Он издает стон, когда я опускаю их. Я стону, и моя рука опускается к моему собственному члену. Он твёрд, как кирпич, и прикасаться к нему — болезненное удовольствие. Застонав и надеясь, что я правильно догадываюсь, что сейчас будет, я наклоняюсь вперёд и прижимаюсь к нему задницей. И затем мои мысли улетают, когда я чувствую, как все нервные окончания в моей заднице оживают, когда он рисует влажную полосу вдоль моей промежности. Добравшись до неё, он останавливается, и нежно заигрывает языком с моей чувствительной зоной. Я поспешно хватаюсь за бедра, чтобы не упасть, и вздрагиваю. — Да, — бормочет он таким хриплым голосом, что я едва могу разобрать слова. — Ты так охренительно хорош на вкус. — затем я чувствую, как горячая мышца его языка нежно скользит по моей дырочке, туда-сюда. Удовольствие почти чересчур сильное, на грани невыносимого, и я хрюкаю и всхлипываю, бесстыдно прижимаясь задницей к его лицу, пока он не стонет и не сдается. Заострив язык, он постепенно открывает отверстие, и я чувствую влажную скользкость внутри себя. Я вскрикиваю, оседлав волну удовольствия так же, как оседлал его язык. Комната полна грязных звуков мокрого сосания, судорожного дыхания и стонов, и я вздрагиваю от острого ощущения его щетины, царапающей чувствительную область. Внезапно я чувствую, как знакомая молния пробегает вниз по моему позвоночнику, и быстро отстраняюсь, хватаясь за основание своего члена, чтобы не дать себе кончить. Он издает нечленораздельный звук протеста, который превращается в удивление, когда я разворачиваюсь и падаю на колени. Схватив его член, я на секунду задерживаюсь, чтобы оценить вид теплого органа, который заметно пульсирует и мокр от предэякулята, после чего опускаю голову и одним быстрым движением захватываю его до основания. Он выкрикивает непонятные, сбивчивые слова, а я начинаю горячие тянущие и сосущие движения, пробуя резкий солёный привкус. Я чувствую, как его руки опускаются на меня, трепеща, как птенцы, и, кажется, не знают, как далеко можно меня подтолкнуть. Я никогда не был так благодарен за полное отсутствие рвотного рефлекса и часы, потраченные на тренировку с бананом, когда я был подростком. Я протягиваю руку и хватаю его ладони, опуская их вниз, чтобы положить себе на голову в молчаливом ободрении. Он запускает пальцы в мои волосы и громко протяжно стонет, когда я отрываюсь от него, чтобы лизнуть и пососать выступающую вену на его члене, скользя по всей длине и смачивая его, прежде чем на него подуть. Он вскрикивает и извивается ближе ко мне в немом приказе, поэтому я засасываю его обратно. Его руки двигаются, одна вцепляется мне в волосы и еле заметно надавливает, а другая скользит по моему горлу и нежно надавливает, чтобы почувствовать там его член. — Господи, как же хорошо, — стонет он, когда я провожу языком по чувствительной головке. Он не обрезан, и крайняя плоть натянулась, показывая мне сочную, пухлую головку. Я знаю, что она более чувствительна, чем моя, так как защищена, как обычно и должно быть, кожей. Я вставляю кончик языка в щёлку на ней, и получаю вознаграждение в виде внезапного выброса солёной жидкости, прежде чем он вскрикивает и стаскивает меня со своего члена. Я откидываюсь, тяжело дыша и сжимая свой член, и гляжу на него. Он выглядит в высшей степени развратно, такой весь откинувшийся на спинку кресла, как король, с влажным блестящим членом, и со мной, стоящим на коленях у его ног. Закрытые глаза, бегущие по щекам красные пятна, резкие вдохи и выдохи... Он открывает глаза и я резко вдыхаю. Я вздрагиваю и спешу повиноваться, подтаскивая подушку себе под живот, и приподнимая задницу. Зарываясь разгоряченным лицом в холодные простыни, я прислушиваюсь к звуку открывающегося ящика, после чего следует звук рвущегося пакетика и щелчок латекса, и потом звук открывания крышки. Я утыкаюсь лицом в холодные простыни, когда чувствую, как влажные, скользкие пальцы касаются моей задницы и вскрикиваю, когда он вводит один длинный палец, кружит и проникает внутрь меня, прежде чем слегка согнуть его. Я чувствую жжение и жар разливается по моему телу, пока мне не кажется, что вся кровь собралась в моем члене. Я трусь о мягкий хлопок. Он что-то простанывает, и вводит второй палец, и от жжения у меня искрится кровь. Он работает со мной кажется целую вечность, медленно добавляя третий палец и делая ножницеобразные движения, пока я уже больше не могу терпеть. Он на секунду опускает голову, и я чувствую грубый шелк его щетины на моей вспотевшей спине. Он трет лицо, как будто окутывая себя моими жидкостями, и я всхлипываю, издавая громкий и отчаянный звук. Я чувствую жаркую длину его члена, горячего и влажного в резиновом покрытии, и на секунду беспокоюсь, потому что он большой. Затем головка его члена входит в меня, и все мысли прекращаются. Неуклонно пробиваясь сквозь мышцы входа, он проталкивается внутрь, и я крепко сжимаю простыню в кулаках, почти разрывая ткань. Я чувствую сильное давление и жжение, которые настолько приятны, что удовольствие становится почти невыносимым. Я издаю нечленораздельные звуки, и он на минуту замирает, а его тело дрожит рядом со мной, как гончая. — Ты в порядке? — хрипит он, и я отчаянно киваю. Повинуясь своей интуиции, он неуклонно продвигается вперед, дюйм за дюймом, пока не достигает предела и замирает. — Подожди, резко говорит он, и я замираю, давая своему телу растянуться вокруг него. В тишине я осознаю, как его мокрые от пота волосы на груди царапают мою спину, жар и тяжесть его яиц, когда они прижимаются ко мне, и жесткость его лобковых волос, которые трутся о моё отверстие. Затем он двигается, и давление и тупая боль превращаются в сверкающий поток удовольствия, похожий на фейерверк внизу моего тела. — Блять! — ору я, и он стонет. — Я должен... — он, задыхаясь, замолкает, пока его бёдра отодвигаются назад, и он почти выходит из меня. Он хрипло мурлыкает что-то себе под нос, и затем взмахивает бедрами, жестко возвращая свой член обратно в меня. — Да, — всхлипываю я. — Трахни меня. Сделай это жёстко. — и это все, что ему нужно для поощрения, когда он начинает быстрые и глубокие движения, как поршень, и его член становится горячим клеймом внутри меня, потирая и поглаживая, сводя меня с ума. Комната наполняется хлюпаньем смазки и звуками влажных шлепков, когда наши тела встречаются. Затем я чувствую, как его руки тянут меня вверх, так что я поднимаюсь, прижимаясь к нему, как пьяный. Длина его члена подобна раскаленной докрасна трубе в моем теле. Он начинает сильно прижиматься ко мне, наклоняя свой таз вперед и назад, так что его член трется о мою простату, посылая вспышки, пробегающие по моему телу. Я вскрикиваю, и он стонет. Мы словно сцеплены сейчас, его большое тело выгнулось над моим, жестко трахая меня, а его мускулистая рука прижимает меня к его груди. Одной рукой он крепко хватает меня, впиваясь пальцами в кожу у меня под ребрами, и в то же время другой нежно проводит по моему лицу, прежде чем прижать ладонь ко рту. — Намочи её, — приказывает он, глубоким как океан голосом. Я стону и небрежно облизываю его ладонь, слюна стекает по ней и покрывает мое лицо. Резкий, отчаянный звук исходит от него, и он убирает руку, скользя ею вниз по моей груди, лаская на ходу гладкие мышцы и ущипнув мои соски. — Блядь, — воплю я, когда рука опускается, и я смотрю вниз, чтобы увидеть, как его длинные пальцы обхватывают покачивающуюся, жесткую длину моего члена. Он жестко дрочит, используя мою слюну в качестве смазки, и продолжая вонзаться в меня, пока задыхается и стонет. Затем внезапно огонь пробегает по моему позвоночнику, и я чувствую знакомое, безумное давление в моем члене и яйцах. — Я сейчас кончу, — кричу я, не обращая внимания на других постояльцев отеля. — Блядь, я сейчас кончу! — Да, — выдыхает он, и начинает двигать рукой быстрее. — Кончи для меня, Дилан. Обкончай всю мою грёбаную руку. Мои яйца поджались и напряглись, и я весь краснею и холодею, когда самый невероятный оргазм, который я когда-либо испытывал, охватывает меня. Я смотрю вниз, умудряясь держать глаза достаточно открытыми, чтобы видеть, как толстые белые струи спермы вырываются из щели в моем члене, заливая его руку и вбиваясь в простыни. — Боже, я чувствую запах твоей спермы, — выдыхает он. Затем его толчки становятся беспорядочными, и он крепко прижимает меня к себе, яростно входя в меня, пока все его тело не содрогается, и я чувствую внутри себя тепло. Его тело замедляется, пока все, что остается, — это вялые толчки, когда он переживает последние отзвуки своего оргазма и волны послеоргазменной дрожи, обрушивающиеся на нас. Тишина длится, кажется, целую вечность, а затем его хватка становится крепче. Я чувствую, как он прижимается долгим поцелуем к моей спине, и мурлычет, слизывая каплю пота. Я морщусь, а он что-то бормочет, целуя меня в шею и ухо. Мы оба замираем недвижимо и смотрим друг на друга. Его раскрасневшееся лицо всё ещё расслаблено от удовольствия, и я думаю, что сейчас он самый расслабленный за всё время, что я когда-либо его видел. Я провожу взглядом вниз по его телу, будучи теперь, когда дымка желания немного померкла, в состоянии рассмотреть его как следует. Он действительно великолепен. Вдруг я осознаю, что и он смотрит на меня так же пристально, как и я на него, и на секунду мне хочется прикрыться, потому что я выгляжу не так, как он. Я мускулистый, но худощавый, у меня ней той массы, что у него. Мои пальцы дёргаются, и он, наверное, улавливает мои чувства, так как поднимает глаза и качает головой. — Ты прекрасен, — почти благоговейно бормочет он. — Я знал, что ты будешь красивым, но моё воображение недооценило тебя. — Так значит, ты пытался представить меня? — спрашиваю я охрипшим от случившегося голосом. Он бросает на меня быстрый взгляд, нерешительно улыбаясь. — Я думаю, ты неправильно понял совет представлять свою публику голой, чтобы нейтрализовать её энергетический посыл, — язвительно говорю я, и он пристально смотрит на меня, прежде чем что-то таинственное заполняет его лицо, и он пожимает плечами. — Может. А может и нет. — он протягивает руку. — Помойся со мной, Дилан. Ванная комната огромна, с массивным потолочным окном над ванной на ножках, но он тянет меня в душевую, такую большую, что в ней могли бы легко поместиться трое мужчин. Мои мысли мрачно переключаются на его привычку заниматься сексом втроём, но рассеиваются, как только я чувствую на себе его руки. Он выдавливает себе на ладонь гель, и знакомый пряный апельсиновый аромат поднимается между нами, пьянящий и теплый, когда он намыливает меня. Не думаю, что обо мне когда-либо так заботились. Ни один из моих предыдущих любовников никогда не тратил время на изучение моего тела так, как он. Как будто он запечатлевает его в памяти. Пар клубится вокруг нас, придавая ему таинственный и волшебный облик. Я прислоняюсь к его твердому, теплому телу, чувствуя, как время замедляется, когда его руки медленно двигаются по мне, изучая контуры моего тела. Он не оставляет нетронутым ни одного места, и если раньше я бы остановил любовника, чьи влажные мыльные пальцы оказались бы между моих половинок, чтобы смыть смазку, то теперь я просто неподвижно лежу на нём. Повернувшись, я целую его мокрые плечи, наслаждаясь уколами волос на его груди, и он тихонько хихикает, не прекращая своих тёплых, влажных ласк. Поначалу это знание приходит ко мне медленно и без первоначального страха, просто как часть этого сказочного душа. Я влюблён в него. В течение долгой секунды я проверяю это осознание, и да, всё действительно так. Оно подходит и заполняет все части меня, идеально растягиваясь, пока я не чувствую его в своих костях. Я люблю этого сварливого, вспыльчивого, но иногда нежного мужчину. Как бы я мог не любить? Теперь я понимаю, что вся ярость, которая порой меня наполняет из-за него — это оборотная сторона этого чувства, другая сторона медали. Затем страх пронзает меня, как боль, которая приходит после пореза, потому что меня наверняка ждет мир боли, если я позволю этому чувству расцвести. Насколько я глуп, чтобы влюбляться в кого-то, кто никогда не хотел и никогда не захочет любви? Я непроизвольно напрягаюсь, и это, кажется, выводит Гейба из транса. Он смотрит на меня, и с его тела стекает вода, как в рекламе лосьона после бритья. Мне приходится заставить себя улыбнуться. Секунду он пристально смотрит на меня, но я наверное убедил его, потому что он расслабляется и выключает душ, после чего вытаскивает меня из кабинки. Я даю ему вытереть меня большим разогретым полотенцем, и мои мысли путаются и не держатся кучи, пока он не отступает от меня. Небрежно вытеревшись, он перекидывает полотенце через рейлинги и вытаскивает меня из ванной. Отпустив мою руку, он идёт к кровати, со стоном приподнимая простыни. Я колеблюсь. Он говорит мне уходить? Это начало Гейбового послепродажного обслуживания? Я чувствую холодный комок в животе и, с трудом сглотнув, иду к своим джинсам, валяющимся брошенной кучей на полу. Вытряхнув их, я уже одной ногой оказываюсь в них, когда он оживает. — Подожди, что ты делаешь? — спрашивает он, сбрасывая одеяла и подходя ко мне. — Я так понял, что ты готов отправляться спать. — И ты решил просто свалить, — отвечает он, и в его глазах мелькает гнев. — Нет, — колеблюсь я. — Ну, если честно, я подумал, что ты захочешь, чтобы я ушёл. Он качает головой, на его лице появляется выражение отчаяния, и затем он дергает себя за волосы, что обычно происходит только тогда, когда он встревожен. — И поспим вместе? — он одаривает меня своим «какого хера» взглядом, и я не могу не улыбнуться. — Гейб, я просто пытаюсь установить границы. Я знаю тебя пару лет, и ты никогда не производил впечатления человека, которому которому нравятся постельные обнимашки. Он выглядит возмущенным. Я вздрагиваю от того, что меня так небрежно вбрасывают в одну кучу с его случайными перепихонами, и мое сердце немного замирает, потому что я люблю обниматься. Я люблю прикасаться к своему партнеру и лежать, прижавшись и завернувшись друг в друга. Это еще один маленький предупреждающий знак, указывающий путь к краю обрыва, но когда я смотрю на него и вижу намек на нервозность, то вздыхаю, потому что знаю себя. Я уже весело прыгаю к этому грёбаному обрыву и скоро с него свалюсь. — Окей, — говорю я, пожимая плечами. — Я ненадолго останусь. Он изо всех сил старается, но на его лице появляется намек на удовольствие, и он тут же уводит меня в кровать, как будто думает, что я сбегу в любую секунду. Я с благодарностью устраиваюсь на прохладных простынях и наблюдаю, как он размашисто обходит кровать и заскальзывает в нее. Он поворачивается на бок и пристально смотрит на меня, словно оценивая мое тело и лицо. — На что ты смотришь? — шепчу я, и наистраннейшее выражение появляется на его лице. Я думал, что видел за эти года все его выражения, но это что-то новенькое. Он немного застенчивое и почти испуганное. — Я смотрю на тебя, — шепчет он в ответ. — Ты такой великолепный, и видеть, как ты закутан в простыни моей кровати... — он протягивает руку и нежно проводит по моей нижней губе. — Так охренительно горячо. Именно то, о чем я мечтал. Я не могу сдержать рывок, который делает мое тело при его словах. К сожалению, это, кажется, вырывает его из этого нежного настроения, потому что он убирает руку и сильно трет лицо. — Сожаления? — осторожно спрашиваю я, и он вздыхает. — Из-за того, что мы только что сделали? Нет, я не могу сожалеть об этом. — я слегка расслабляюсь, но тут же напрягаюсь при его следующих словах. — Ты охерительно горячий трахальщик, Дилан. Я всегда знал, что ты таким и будешь. От его снисходительного тона меня охватывает ярость. — Правда? — грубо говорю я, выпрямляясь. — рад, что доставил тебе удовольствие. Может, тебе стоит оставить чаевые на прикроватной тумбочке. — Что? — в его голосе звучит паника, когда я пытаюсь встать с кровати, и он хватает меня за руку, чтобы удержать. — Ты куда? — Я не сраная проститутка, Гейб. Может именно так ты и общаешься со своими шалавами, называя их горячими трахальщиками, но не обращайся со мной, как с прошмандовкой. Ты можешь не считать меня достойным называться твоим парнем, но в своих собственных глазах я стою нахрен бОльшего. Так что, спасибо за трах, но я возвращаюсь в свою комнату. — Нет, пожалуйста, Дилан, — его хватка сильна, и вопреки моему здравому смыслу, я позволяю ему оттеснять меня обратно, аж пока он не нависает надо мной. — Прости, — в отчаянии говорит он, когда я пристально смотрю на него. — Извини меня. Ты прав. — Обычно так и есть, — фыркаю я, и невероятно, но он улыбается, что чертовски несправедливо, так это производит сногсшибательный эффект на таком расстоянии.. — На самом деле, так оно и есть, — тихо говорит он. — Я доверяю твоему суждению. Видя, что я немного успокоился, он подвигается ко мне. Я неохотно киваю, и он истово продолжает.
|
|||
|