Тихонравов, Ю. В. 21 страница

них создаются культовые коллегии с вербовавшимися из их среды министрами и магистратами богов римского пантеона. Отсюда сформулированное впоследствии Варроном положение о приоритете гражданских установлений над религиозными, общин над почитаемыми ими культами.

Все это, наряду с выборностью и общедоступностью жреческих должностей, сделало высшим религиозным авторитетом саму гражданскую общину, а четкость социальной структуры (полноправные граждане, с одной стороны, полностью бесправные, удерживаемые только силой рабы - с другой) делала бесполезной божественную санкцию. Граждане обязаны были чтить богов, составлявших как бы часть их общины (отсюда распространенная впоследствии мысль о мире как великом городе людей и богов), но могли о них думать, говорить и писать что угодно, вплоть до полного их отрицания. Такие мотивы встречаются уже у поэта III-II вв. до н.э. Энния, они всесторонне развиты в трактатах Цицерона "О природе богов" и "О дивинации", в которых сам бывший авгуром Цицерон высмеивает все способы выяснить волю богов и решительно сомневается в их существовании, хотя в трактате "О законах", написанном с точки зрения политика, а не философа, считает веру в богов и все религиозные установления предков обязательными. Нормы поведения определялись в большей степени не господствующей религией, хотя римляне и обожествляли различные добродетели, необходимые гражданам для служения государству, а благом гражданской общины, награждавшей достойных заслуженным почетом, каравшей и клеймившей презрением забывших свой долг.

В Древнем Риме признавалось влияние "как божественных, так и человеческих дел на власть законов", и отсюда выводилось естественное право, "которому природа научила все живое", и право народов19.

В период поздней Римской империи христианство стало государственной религией. Религиозная принадлежность оказывала прямое влияние на правоспособность и дееспособность лица: нехристианам, язычникам запрещалось вступать в некоторые правоотношения.

См.: Дигесты Юстиниана.- М.-1984.- С.19.

Яркий пример переплетения права и религии заключается не только в сакрализации многих правовых правил в различных обществах, но и в появлении на рубеже XI-XII веков такого феномена, как каноническое право. Более того, в XIII веке в Европе вообще была предпринята кодификация канонического права - был создан Corpus Juris Canonica. Семей-но-брачные отношения", наследование, так называемая "десятина" (отчуждение в пользу церкви 1/10 от наследственной массы), иные правила имели религиозно-мирские формы в том смысле, что некоторые декреты вселенских соборов, декретами пап регулировали вполне светские отношения, а иные - получали даже государственную поддержку.

Христианская правовая традиция продолжала реализовывать языческую по своей сути идею справедливости. Именно эту основу европейского права Фома Аквинский, высоко ценивший античное духовное наследие, называл естественным правом. Хотя следует отметить, что на Западе средневековая идея справедливости восходила не только к античной, но и к варварской религиозности.

Дигесты римского императора Юстиниана начинаются с известного определения, которое Ульпиан приписывает другому римскому юристу - Цельсу: "Право есть наука о добром и справедливом"20. Оно кажется нам более относимым к юриспруденции как теоретизированному знанию права, чем к самому праву, но нужно учитывать, что в Древнем Риме право и юриспруденция не были столь отдалены друг от друга, как в современном мире. Древние источники феодального права именовались правдами: Салическая правда франков (конец V - начало VI в. н.э.), Бургундская и Вестготская правды (VI - VII вв. н.э.), Польская правда (XIII в.). Даже один из жесточайших "кодексов" феодализма "Каролина" (1532 г.) назван его творцом, императором Карлом V, наставлением о том, "каким образом надлежит осуществлять судопроизводство по уголовным делам в наибольшем соответствии с правом и справедливостью".

В XVIII веке учение о справедливости приобрело новое религиозное основание - деизм. Деизм (от латинского deus -Бог) - это учение, отвергающее идею повседневного вмешательства Бога в жизнь людей и природы. Деизм рассматри-

20 Там же.- С.23.

вал Бога лишь как творца мира, сообщившего миру его законы, которые со времени творения действуют самостоятельно. Родоначальником деизма считается британский мыслитель Эдуард Герберт Чербери (1581-1648), который в своем произведении "Трактат об истине", вышедшем в свет в 1624 г., изложил содержание "новой религии".

В соответствии с вероучением деизма Богу, безраздельно владеющему бесконечностью миров и пребывающему в абсолютном совершенстве, совершенно безразлично, что делает человек на Земле. В масштабах мира усилия человека почти незаметны и уж во всяком случае не имеют того значения, ради которого Бог должен был бы обратить на них внимание и осуществить за них воздаяние согласно договору. Сам же факт договора можно расценивать как одно из всемирных естественных установлений, подобных закону тяготения и т.п., которые предназначены для функционирования миропорядка без божественного вмешательства. Поэтому Бог вообще может не обращать внимания на людей. Соблюдать же божественно-человеческий договор, являющийся естественным законом мироздания,- в интересах самого человека независимо от наличия или отсутствия божественного воздаяния за такое соблюдение. Поэтому человек должен стремиться соблюдать договор с Богом независимо от воздаяния и отношения самого Бога к этому договору.

Между тем, тот факт, что соблюдение договора с Богом (т.е. исполнение моральных норм), теперь всецело возложено на человека, заставляет последнего ревниво следить за тем, чтобы каждый прилагал необходимые усилия к сохранению естественного нравственного и социального порядка, в результате чего договор с Богом становится общественным договором и требует жесткой охраны силами государства, что было обосновано французским просветителем Ж.Ж.Руссо (1712-1778) и что попытались осуществить якобинцы в период Великой французской революции во главе с Робеспьером, учредившим государственный "культ Верховного Существа".

В связи с выдвинутой деистами концепцией общественного договора в эпоху Просвещения широко распространяется так называемое общественно-конвенциональное понимание справедливости. По Гельвецию, человек в первобытном состоянии не мог иметь представления о справедливости:

несправедливость - "это нарушение некоторого соглашения или закона... Значит, до закона не существует несправедливости"21. Договорная трактовка справедливости означала сведение ее к правовому феномену, имеющему государственно-законодательное происхождение: "Справедливость предполагает установленные законы"22; люди могут следовать справедливости только из надежды на вознаграждение. И лишь в случае несовершенства законов вступают в силу нравственные критерии справедливости, в этом случае она становится "...достойной награды добродетелью..."23. Правовой точки зрения в понимании справедливости придерживался и Гегель, считавший, что конституция, в которой "...разумная воля... доходит до сознания и понимания самой себя...", и есть "...существующая справедливость как действительность свободы и развития ее разумных определений"24.

Многие мыслители (в частности, В.И.Ленин) заметили, что все развитие европейской цивилизации в течение XIX столетия прошло под знаком Великой французской революции, религиозной основой которой был деизм. Именно деизму современное право во многом обязано своим представлением об универсальной справедливости.

Так, в современной Конституции Испании (1978 г.) желание "установить справедливость" названо в числе главных стремлений народа, утверждающего Конституцию. Конституция Индии 1949 г. среди целей народа на первое место также ставит обеспечение социальной, экономической и политической справедливости. Подобные утверждения можно найти в конституциях и законах многих современных государств. Не являлось исключением и социалистическое право, которое, однако, черпало свои ценности уже из другой религиозной идеи - коммунистической.

Таким образом, стремление воплотить в законах и других юридических источниках права справедливость свойственно позитивному праву, созданному многими государствами прошлого и современности. И, невзирая на все различия в понимании справедливости царем Хаммурапи и законода-

Гельвеции К.А. О человеке.- М.- 1938.- С.154.

Там же.-С. 155.

Там же.

Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т.З-- М.- 1956.- С.317.

телями наших дней, отождествление права со справедливостью никогда не было ни абсолютной истиной, ни абсолютной ложью. Позитивное право должно было восприниматься как нечто справедливое, как некий официальный эталон справедливости, признанный в данном обществе. Само понятие справедливости всегда предполагало защиту интересов всех членов данного общества. Таким оно выступало при первобытнообщинном строе, таким прошло через тысячелетия истории цивилизации, таким остается и сегодня. Это наиболее устойчивая категория, выражающая общечеловеческие интересы, "правду" и "право" для каждого из людей.

Однако справедливость понималась в истории человечества по-разному. Ее корни уходили в более глубокие основы существования общества. Поэтому с изменением представлений об этих основах менялось и представление о сущности права.

Тот факт, что позитивное право декларировало свою справедливость в столь различных ситуациях и независимо от своего реального содержания, и дало повод юридическому позитивизму, с одной стороны, отождествлять с правом любой произвол властей, а с другой, считать справедливость не более чем выгодной властям профанацией (см. утверждение древнегреческих софистов о том, что справедливость есть то, что выгодно властям).

Расхождение позитивного права с религиозными идеалами, как уже отмечалось, связано с неуклонным угасанием одержимости господствующей религиозной идеей. Благодаря этому исконный смысл правовых установлений теряется; теперь люди видят смысл в одном способе поведения, а закон, основываясь на силовом принуждении, предписывает им совсем другое. Соответственно, право приспосабливается к более насущным проблемам и к существующему образу жизни, благодаря чему происходит возвращение религиозно-правовым нормам чисто религиозного характера. Обособление правовых и религиозных норм предполагает различение "преступления" и "греха". Такое разграничение, в частности, выработалось в римском праве25.

Вместе с тем, процесс секуляризации права не является необратимым. Возвращение права в лоно религии может

См.: Вундт В. О развитии этических воззрений.- М.-1886.- С.20.

быть связано не только с импульсом новой религии, но и с попытками возродить старую религиозность. Такие попытки связаны, как правило, с усилением влияния символических процедур и суеверия в праве. Символизм и суеверие являются двумя сторонами вырождения религиозной идеи, замут-нения ее чистоты потоком реальности, угасания одержимости этой идеей. Пытаясь реанимировать одержимость исконной религией, фанатики концентрируются на случайных деталях, ассоциирующихся с древней чистотой идеи. Ритуал перестает быть прямым требованием идеи, но становится символом, смутно выражающим полузабытую загадочную суть, либо чистым суеверием, которому следуют исключительно ради суеты, то есть ради беспорядочных требований реальности. Ритуал теперь выражает пленение идеи реальностью, идеала случайностью. Чистые ритуальные требования иррациональны, их смысл уже почти утерян, его надо восстанавливать посредством специальных сложных исследований. Поскольку мало кто уже может увидеть смысл в следовании ритуалу, внутренних побуждений к этому нет, и поэтому необходимы чисто внешние стимулы. Вместе с тем, власть имущие часто усматривают смысл удержания подвластных в рамках ритуала, чтобы реанимировать или хотя бы сохранить на наличном уровне верность исходной единящей и мобилизующей идее. Поэтому ритуальные (культовые) требования очень часто становятся весьма существенной частью права. Вообще трудно найти систему права, в которой отсутствуют те или иные нормы церемониала, обрядности и т.п. Однако в ряде случаев эти нормы отделяются от норм государственного права и поддерживаются лишь реальной властью соответствующих религиозных общин.

Так в Европе развитие канонического права пошло в двух направлениях: светское начало все более становилось прерогативой государства, а церковное право сосредоточивалось на регулирование тонких внутрицерковных отношений. Закрепление светского характера государства во многих конституциях, отделение церкви от государства, школы от церкви, иные положения - все в большей степени превращают общественные церковно-государственные отношения в объект регулирования светским правом, хотя, например, в Германии каноническое право и ныне является частью национальной правовой системы. Сложившееся в Константиновскую эпо-

ху, то есть в эпоху признания христианства государственной религией большинством европейских стран, "представляет собой лишь исторический феномен, который имеет свое начало, не совпадающее с рождением Церкви, свой теперь уже очевидный конец"26. Это касается и России, где со времен Петра Великого до 1917 г. (так называемый синодальный период) источниками права признавались Устав Духовных Консисторий, Книга Правил Св.Синода, Кормчая Книга и

Иные тенденции, например, предложение некоторых религиозных деятелей в России превратить православие в единую государственную идеологию и на этой основе строить государственно-правовую систему, а в ряде других мусульманских стран - усилить начала шариата, в том числе ввести своеобразные наказания, идущие из глубины веков и обычаев (удары палкой, отсечение руки у вора и т.п.), заслуживают, разумеется, обсуждения, но все же лежат в стороне от процесса, который в XX веке может быть обозначен как секуляризация права.

С разделением религиозных и правовых норм возникают коллизии религии и права. Верующий человек может оценивать право с точки зрения норм своей религии, а законопослушный гражданин может оценивать нормы той или иной религии с точки зрения господствующего права. И не всегда эти оценки позитивны. Между религией правом в светском государстве складываются сложные взаимоотношения.

Влияние права на религию в известной мере специфично. Так, Конституция Российской Федерации (ст. 14), федеральный закон "О свободе совести" гарантируют свободу совести и вероисповеданий, равноправие конфессий, возможность для верующих замены военной службы альтернативной гражданской службой. В то же время, сегодня становится очевидным, что право не должно быть безучастно к "причудливым" формам пользования свободой совести и, в частности, к оккультным религиям и тоталитарным сектам, подавляющим личность и путем зомбирования превращающим ее в слепого исполнителя воли "гуру", "мастера", "учителя" и стоящих за ними темных сил. Право в этой си-

Цыпин В.А. Церковное право.- М.-1994.- С.12.

туации должно быть настороже, иначе неизбежен синдром "Аум Синрикё".

XX век возродил религиозные движения, содержащие в себе основания для своеобразного понимания справедливости. Речь, прежде всего, идет о различных формах оккультизма.

Оккультизм - общее название учений, признающих существование скрытых сил в человеке и космосе, недоступных для общего человеческого опыта, но доступных для людей, прошедших через особое посвящение и специальную тренировку. Оккультизм - это преимущественно западная традиция, которая с большой охотой, однако, пользуется достижениями восточной религиозно-философской мысли, К оккультизму относится целая группа учений, практически каждое из которых, с древности до XX века, формировалось либо непосредственно на Западе, либо представителями Западной культуры (например, учение Рериха). Название этой группы учений происходит от латинского occultus - тайный.

Суть всех разнообразных строго оккультных теорий сводится к следующему: в мире властвует принцип справедливого воздаяния, осуществляемый таинственными силами. Тот факт, что в нашей жизни справедливость осуществляется далеко не всегда и достойный человек, часто, не получает по заслугам, находит в оккультизме следующее оправдание: воздаяние осуществляется за самые незначительные и даже незаметные для человека черты, согласно таинственной взаимосвязи всех вещей в мире, поэтому всегда найдется что-либо, что человеком не учитывается, но может быть вменено ему в вину и является причиной его бедствий. Знать же и учитывать все тайные моменты, определяющие человеческую судьбу, могут только избранные, так называемые "посвященные". Именно они могут растолковать человеку движущие силы, тайные "пружины" его жизни и направить его на "правильный путь".

Оккультизм представляет собой достаточно широкое общественное движение, распространенное в разных странах. В недрах этого движения сформировались определенные взгляды относительно государственного устройства. Оккультная теория государства предполагает придание этой идеологии официального статуса. Все граждане оккультист-скрго государства должны будут неуклонно соблюдать пред-

писанные им ритуалы, регламентирующие абсолютно все стороны их жизни. Если кто-либо откажется подчиняться такой регламентации, ему будет угрожать смерть, поскольку, согласно концепции таинственного воздаяния, все люди связаны и за свойства и поступки одних могут отвечать другие, например их родные, близкие и даже соотечественники. Таким образом, каждый человек будет отвечать за благосостояние всей нации. А поскольку всеобщего благосостояния в ближайшее время не ожидается, у оккультистского правления будет прекрасный повод свалить вину, например, на всех рыжих, так как рыжий цвет несовместим с "благой кармой" и все, кто мирится с ним, наказываются богами и т.п. Таким образом, оккультное право - право, регламентирующее не только поведение, но вообще всякую активность человека, в том числе ту, которая не может быть наблюдаема; следовательно, по степени охвата различных сторон человеческой жизни оккультное право есть предел тоталитарного права, а это не может не настораживать народы тех стран, которые так или иначе познакомились с проявлениями тоталитаризма.

Одним из средств социального контроля над антиобщественными проявлениями религиозности может послужить религиоведческая экспертиза, направленная анализ следствий, вытекающих из того или иного вероучения, на предмет возможных мотивов преступления.

Вероисповедание, даже .если оно продемонстрировало свою опасность для общества, нельзя запретить, так как для осуществления этого запрета надо было бы ввести контроль над мыслью и цензуру информации. Это недемократично, сложно, дорого и чревато далеко идущими и, трудно предсказуемыми побочными следствиями. Можно лишь запрещать те религиозные организации, в которых утверждаются вероучения, содержащие в себе в свернутом виде преступные мотивы. Опыт такого запрещения в либерально-демократических странах существует в отношении тех организаций, которые были не только религиозными (а их религиозный характер можно теперь доказать), но и политическими, - прежде всего нацистских, а также отдельных оккультных сект. Если ранее религиозную организацию можно было закрыть только на основании прямого обнаружения состава преступной деятельности, то благодаря специальной

экспертизе их можно идентифицировать как преступные по характеру заявленного или даже скрываемого фактического вероучения. Недостаточно объявить себя нацистом, чтобы оказаться вне закона, но любая деятельность нацистской организации незаконна. Так же следует поступать с религиозными организациями, программные (вероучительные) установки которых столь же опасны для общества, хотя еще и не реализовались на практике. Поэтому нельзя арестовывать сектанта за его принадлежность к секте, но следует запретить деятельность секты, закрыть ее информационные органы, вывести ее из легальных отношений и организовать надзор за лидерами и активистами как за неблагонадежными.

Главное в судебно-религиоведческой экспертизе - определить характер вероучения. Основная проблема при этом - сокрытие верующими, привлекающими внимание властей, своей веры. Прямой путь анализа вероучений - анализ веро-учительных документов и опрос самих верующих в соответствии со специальной методикой. За невозможностью идти этими путями можно использовать косвенные - анализ структуры общины, характера ее истории, культовой практики, социального состава, общественной деятельности.

Привлечение религиоведческой экспертизы может быть необходимо в следующих случаях:

в уголовных делах для установления мотива преступления;

в гражданских делах для установления право- и дееспособности;

в экономической политике для определения надежности партнеров;

в государственной политике для определения отношения к той или иной конфессии.

Религиоведческая экспертиза позволяет проводить профилактику преступности на религиозной почве. Сегодня почти во всех странах мира (включая Россию) эта проблема весьма актуальна. Кроме того, она может существенно помогать в расследовании преступлений, поскольку позволяет раскрыть мотив преступления и весьма существенные характеристики личности преступника, свидетеля, потерпевшего и т.п.

Общественная опасность той или иной группы зависит прежде всего от его вероучения, а затем уже от характера ее организации. Так, наибольшую вероятность общественной

опасности несут апокалиптические учения, согласно которым мы живем в последние дни мира, и все вот-вот рухнет, поэтому пришла пора действовать, оккультные учения, уделяющие огромное внимание деталям, мистические учения, согласно которым граница между реальным и потусторонним миром условна и зыбка. Практически все дуалистические учения (как языческие, так и теистические), то есть учения, признающие реальность активной силы мирового зла, предполагают риск экзистенциальной перверсии в виде поклонения злу и стремления деятельно встать на его сторону. Потенциально опасны также нигилистические исповедания, отрицающие необходимость следовать каким бы то ни было правилам, индивидуалистические и империалистические, призывающие не считаться ни с чем, кроме собственных интересов или интересов своей группы. Потенциально опасными можно признать также вероучения, зовущие к гиперактивности. Следует также выделить жизнеотрицающие учения, то есть все учения, в которых выражается негативная оценка телесной и природной жизни. Такая позиция чревата изуверской практикой истязания живых существ и самоистязания, а также экофобией и экофобской деятельностью.

Что касается структуры, то здесь следует отметить такие моменты, как использование приемов конспирации, военная дисциплина и мелочная регламентация жизни верующих. Знакомство с конспирацией может быть использовано для сокрытия истинного вероучения (для властей и профан-ной публики представляется другое, более "гладкое" и "мягкое" учение), а также для создания подпольных структур, занимающихся деятельностью, которая может привлечь нежелательное внимание общественности и власти. Жесткая дисциплина, которая часто бывает сопряжена со слепым подчинением и поклонением лидерам общины, а также с полной самоотдачей верующего (человек отдает в распоряжение лидеров общины не только свое имущество, но и всего себя), также является настораживающим фактором. Дисциплина военной (и даже большей) строгости нужна прежде всего для проведения военных операций; для группы людей, преследующих чисто духовные цели, она, казалось бы, вовсе не нужна. Следовательно, такого рода организации могут преследовать цели, которые достигаются военным путем, или готовятся в случае необходимости

(предусмотренной вероучением) приступить к военным операциям. Мелочность регламентации жизни верующих может свидетельствовать о стремлении лидеров общины контролировать каждый шаг общинников; в политическом плане такая мелочность чревата тоталитаризмом в случае повышения влияния секты или прихода ее представителей к власти.

Религиоведческая экспертиза не должна давать рекомендаций властям по поводу того, как поступать с той или иной религиозной организацией (хотя это можно делать по отношению к финансовым и иным негосударственным организациям, решающим, иметь дело с той или конфессией, или нет), но она призвана оценивать криминогенную ситуацию, вызываемую организованным исповеданием того или иного вероучения. Например, само по себе исповедание чистого апокалиптического учения, то есть учения о скором конце света, еще не есть условие роста преступности. Однако если в нем появляются мотивы типа: "скоро все рухнет, Поэтому исполняй все свои желания, пока не поздно"; или - "в этой стране надо свергнуть власть дьявола и установить апокалиптическое царство праведников" и т.п., то уже надо смотреть, как организована община данного вероисповедания (используются ли в ней приемы конспирации, дисциплина военного характера и т.д.) и какие люди в нее приходят (бывшие военные или работники спецслужб, неудавшиеся политики, авантюристы, уголовники, психически неуравновешенные люди и др.). Здесь уже налицо высокая степень криминогенное™, связанная именно с исповеданием данной конкретной веры, поэтому власти, по крайней мере, должны быть в курсе дела. Кроме того, религиоведческая экспертиза может оказывать существенную помощь следствию в установлении мотива преступления, если оно совершено на религиозной почве или если подозреваемый принадлежит к какой-либо религиозной группе.

Конечно, каждый волен исповедовать любой способ распоряжения своей жизнью, но реально распоряжаться ею он свободен лишь в пределах аналогичной свободы других людей. Не все вероисповедания разделяют это положение. Такие вероисповедания сами ставят себя вне свободы совести, и поэтому они должны быть ограничены в своих проявлениях. Общество обязано держать их под контролем и прямо запрещать широкую пропаганду и организованное испове-

дание тех религиозных учений, которые даже косвенно толкают своих последователей на преступления. Не следует запрещать человеку верить во что-то, но нельзя допускать, чтобы вера, которая может привести к преступлениям, сплотила вокруг себя организованную силу, направленную против общества.

Универсальной формой превращения религии в право является чистое принуждение, или власть. И хотя власть является непременным условием существования всякого права, если последнее происходит из религии, власть является единственным таким условием. Именно этот неоспоримый факт, особенно когда реальное содержание права отходит от исконных религиозных идеалов, служит основанием для отождествления права и власти.

Существует целый ряд теорий, к которым относится и позитивизм, согласно которым право есть фактически то же, что власть. В самом деле, если отождествлять всякое позитивное право с правом вообще, то право есть власть. В некоторых случаях приводится софистическое доказательство такого отождествления: с одной стороны, "право есть приказ суверена", а с другой - всякая власть реализует себя в форме определенных требований (устных или письменных), подкрепляемых реальной силой (в этом смысле можно, например, говорить о так называемом "телефонном праве"). Таким образом, всякая власть есть право, а всякое право есть власть. Чтобы вообще не смешивать эти понятия, иногда вводятся оттеночные различия: власть есть возможность влиять на поведение других, а право есть осуществление этой возможности; иными словами, право есть не что иное, как осуществленная (опредмеченная) власть. И на этом основании говорят, что всякая власть носит правовой характер и что не может быть неправовой власти.

Обычно эта формула связывается с теорией известного английского правоведа XIX столетия Дж.Остина, хотя она в различных вариациях встречается у Цицерона, Гоббса, Бен-тама, Йеринга, Кельзена и многих других. Остин определяет закон как "норму, установленную в качестве руководства для одного разумного существа со стороны другого разумного существа, имеющего над ним власть"1. Законы, по Остину, делятся на законы в истинном значении слова

Readings in Jurisprudence and Legal Philosophy / Selected by Cohen M.R. and Cohen F.S.- Boston-Toronto.-

п. позитивное

(положительные законы) и законы в не истинном значении. Последние суть те, которые не установлены политической властью, а являются правилами, установленными простым мнением. К ним относятся "законы чести", "законы моды" и т.д., включая нормы, относящиеся к международному праву. Эти нормы Остин называет, в отличие от положительного права, "положительной нравственностью". Каждый положительный закон или норма есть приказ. "Наука юриспруденции, отмечает он, имеет дело с положительными закона-ми или с законами в строгом смысле этого слова, которые должны рассматриваться безотносительно к тому, хороши они или плохи"2. Почти дословно эта же идея воспроизводится и у Кельзена, утверждавшего, что закон в сути своей есть "внешний принудительный приказ"3. Хёбель, отталкиваясь от антропологического понимания закона, также утверждает, что законы или "нормы это то, что люди регулярно делают, и то, что они будут продолжать делать и в будущем. Юридические нормы отличает регулярность, властная императивность и вдобавок определенный элемент официальности. Норма, если она юридическая, есть требование, императив, подкрепленный в случае необходимости принудительной силой"4. При этом Хёбель делает особый акцент на абсолютной императивности закона.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒