Тихонравов, Ю. В. 18 страница

Уголовная ответственность - это, в первую очередь, отношение лица к уголовно-правовым запретам, которое реализуется в форме определенного поведения. Причем, уголовную ответственность нельзя представить иначе, как единство трех частей - уголовно-правовое требование и отношение лица к этому требованию, которое выражается в форме определенного поведения. До тех пор, пока лицо не проявило своего отношения к запрету вовне, нельзя говорить о правовой ответственности. Только единство трех элементов, каждый из которых имеет по отношению к двум другим равноценное значение, может позволить нам говорить о правовой ответственности. Учитывая то, что уголовная ответственность является одним из видов социальной ответственности, а потому у этого феномена существует две формы реализации, очевидно, уголовная ответственность - это правовой институт, имеющий своим содержанием отношение уголовно-ответственного субъекта, выражаемое в форме нормопос-лушиого поведения, к требованиям, закрепленным в уголовном законе, и предусматривающий реальное принуди-

тельное воздействие со стороны общества и государства на субъекта, нарушившего эти требования.

Посмотрим на данную проблему с общетеоретических позиций, беря за основу информационно-психологический (мотивационный) аспект действия права. В его рамках ответственность призвана сдерживать удовлетворение собственных интересов обязанного лица и одновременно негативно стимулировать (их дополнительный эффект) действия в интересах управомоченного. Отсюда не вызывает никакого сомнения тот факт, что юридическая ответственность играет стимулирующую роль. Поэтому мы не можем согласиться с теми авторами, кто эту роль отрицает. К тому же "каждое лицо, - как справедливо подчеркивает В.А.Тархов, - стимулируется к определенному поведению прежде всего и главным образом тогда, когда еще не совершено правонарушение, и потому нет речи и о том, виновно оно или невиновно"174.

С другой же стороны, необходимо уточнить, а что же именно призвана стимулировать данная ответственность. Высказывается мнение о том, что невиновная ответственность владельца источника повышенной опасности установлена в вышеназванной статье ГК (Основ) в целях стимулирования "повышенной бдительности", "особой осторожности" лиц и организаций, осуществляющих эту деятельностью175, активного участия в дальнейшем развитии техники безопасности, для того чтобы свести на нет всякую возможность несчастных случаев и т.п.176

Думается, что на мотивационном уровне такие цели для стимулирования ответственности не ставятся. Здесь главная цель - обеспечить интерес в охране и защите, интерес управомоченного лица, не причинив ему вреда источником повышенной опасности. Все подчинено этому. Если же говорить о воспитательном (педагогическом) аспекте действия данного правового средства, то следует согласиться с Н.С.Малеиным, что "принцип причинения не может пре-

174 Тархов В.А. Указ, соч.- С.92.

175 См.: Гражданское право. Т.1.- М.- 1994.- С.337.

176 См.: Антиномов Б.С. Указ соч.- С.43; Флейшиц Е.А. Обязательства ииз причинения вреда и из неосновательного обогащения.- М.- 1961.- С.137,

тендовать на какую-либо воспитательную роль"177. Поэтому важно оговорить, в каком аспекте рассматривается проблема стимулирования, и не отождествлять различные формы правого воздействия.

Однако правоограничивающий инструмент может быть "понят", но не "принят" как самое сильное сдерживающее средство, поскольку оно не превратилось во внутреннее ограничение на уровне собственных интересов, В этом случае субъект может отдать предпочтение другим внешним ограничениям и не обязательно, кстати, правомерным, выступающим уже в качестве препятствий.

Разумеется, борьба мотивов не сводится только к конфликту между правомерными и противозаконными средствами за сферы влияния. На правовое поведение накладывают свой отпечаток и многие иные неюридические факторы: нравственные, социально-экономические, политические и т.д. "В какой-то степени мы, конечно, животные и реагируем на морковку и на хлыст. Но мы, - заметил Л.Фридман, - еще и моральные, и социальные существа. Моральные и социальные факторы - внутренние мотивы и сигналы, которые мы получаем от других людей, - очень важно учесть, объясняя, как мы воспринимаем правовые акты. Фактически они могут оказаться более важными, чем поощрение и наказание"178. Примеров тому достаточно много дает история. Христианские мученики, исповедующие своего Бога, несмотря на пытки и казни, революционеры, продолжающие свою борьбу, несмотря на те же кары, всякий человек, исполняющий свой долг в ущерб своим интересам и так или иначе караемый за это исполнение своего долга (так как за неисполнение его он мог бы быть награжден), - все это примеры победы "морально-должного" поведения над поведением, требуемым давлением правовых санкций (кары и награды)"9

Специфическим психологическим средством для разрешения борьбы мотивов выступает воля, которая зачастую определяется как реакция на данный конфликт мотивов, как активность, обусловленная "потребностью преодоления

177 Малеин Н.С. Указ, соч.- С.158. "и Фридман Л. Указ, соч.- С.180.

Горокии Н.А. Указ, соч.- С.128-129.

препятствий - потребностью, относительно самостоятельной и дополнительной к мотиву, первично инициировавшему поведение"180.

Учитывая тот факт, что право способно регулировать лишь волевую деятельность человека, воля занимает особое место в механизме действия правовых стимулов и правовых ограничений. Ведь волевой процесс выступает как осознание исходных позиций деятельности (потребностей, интересов), ее мотивов, психической подготовки (борьба мотивов, принятие решения), а также самого осуществления деятельности. Воля подключена ко всему процессу психической регуляции и проявляется в том, что из нескольких возможных вариантов, образцов поведения индивид выбирает тот, который в результате познания и оценки объективной действительности, кажется ему наиболее предпочтительным. Такой выбор концентрирует в себе все предшествующие звенья психической регуляции и выражает мотивы и цели, предопределившие решение об определенном поведении и само это поведение (методы, способы достижения поставленной цели).

Воля, в конечном счете, тоже двухмодально разрешает ситуацию. Еще Р.Декарт подчеркивал, что воля может как обеспечивать побуждение к избранным действиям, так и выступать против страстей и затормозить движения, к которым страсть располагает тело182. По мнению Т.Рибо, воля выражается не только в побуждении действий, но и в их сдерживании183. То есть воля может как содействовать правости-мулирующему процессу, так и противоречить ему. Точно такое же отношение и к правовым ограничениям.

Если на "входе" механизма своего действия правовые стимулы и правовые ограничения "встречаются" с потребностями и интересами, то на "выходе" они трансформируются в правовые установки, в них концентрируются все указанные выше компоненты психологической регуляции.

180 Симонов П.В. О филогенетических предпосылках воли // Вопросы психологии.- 1971,- N4; Симонов П.В. Мотивированный мозг,- М.- 1987.

181 См.: Лукашева Е.А. Социально-психологический механизм...- СЛ64-165.

182 Декарт Р. Избранные произведения.- М.- J950.- С.619.

183 РибоТ. Воля в ее нормальном и болезненном состояниях.- Спб.-1894,

Сами по себе потребности, интересы, мотивы не порождают конкретного поступка, "они проходят через систему позитивно-ценностных представлений (установок) субъекта, которые определяют направленность поведения, цели, пути и средства их достижения"'Правовая установка представляет собой определенный гармонический настрой всех структурных элементов правового сознания личности в момент, предшествующий действию или проявлению социально-правовой активности; природа правовой установки, уровень ее фиксированности, степень вероятности перехода в активность находятся в зависимости от соотношения ее компонентов: эмоций, чувств, мотивов, отношений, привычек, целей - словом, от всего того, что называется внутренней пружиной действия, внутренним напряжением, потенциалом, раскрывающимся в действии. Самое существенное, что характеризует правовую установку, это готовности действовать в соответствии с правовыми требованиями185.

Установка - это завершающая стадия психической регуляции, которая по своему содержанию "богаче", чем предыдущие. Она не может формироваться помимо их, так как строится на уже созданном фундаменте психологических компонентов; развивает их, доводит саморегуляцию до черты, за которой наступает уже действие, социально-правовая активность.

Мера и характер социально-правовой активности - это уже конечная "продукция" механизма правового стимулирования и правового ограничения, логическое продолжение установки и всего процесса психологической регуляции.

Проблема социально-правовой активности привлекла к себе значительное внимание ученых-юристов186. Мнения их по поводу определения данного феномена разделились. Одни видят в правовой активности любое проявление права в общественной жизни, как позитивные, так и негативные

Кудрявцев В.Н. Закон, поступок, ответственность,- С. 176.

См.: Щербакова Н.В. Проблемы правовой установки личности.- Ярославль.- 1993.- С.7, И.

1 6 См., например: Казимирчук В.П. Социально-правовая активность личности // Социализм и личность.- М.- 1979; Шафиров В.М. Правовая активность советских граждан.- Красноярск.- 1982; Гойман В.И. Указ. соч. и др.

(противоправные) действия187. Другие оценивают се как только позитивную, правомерную, социально полезную деятельность субъекта в правовой сфере188.

Проблема поощрения и наказания в контексте смысла права плавно перетекает в проблему преступления и наказания. Ведь право создается для того, чтобы люди следовали определенным нормам независимо от их собственных стремлений. В связи с этим эффективность права во всех формах его действия зависит от того, насколько оно способно направлять человеческую активность в заданное русло. Если правовая система неспособна выполнить такую задачу, право теряет смысл. Это само по себе является огромной проблемой права, однако в более широком контексте возникает и проблема нравственности: есть ли смысл в предусмотренных правом наказаниях, если все равно право не может выполнить свою задачу. Эту проблему можно выразить известной фразой, брошенной индийской женщиной одному из многочисленных покорителей Индии: если ты не можешь нас защитить, то зачем же ты нас завоевываешь?

Проблема преступления и наказания является предметом пенологии (от лат. роепа - наказание) - науки, находящейся на стыке юриспруденции, философии, социологии и психологии. Сам термин "пенология" введен американским юристом Ф. Л ибером в 1838 г. Вопросы о целях, средствах, основаниях и результатах карательной деятельности, составляющие содержание пенологии, обсуждались и в глубокой древности, но их систематическая разработка начинается в эпоху Просвещения (Монтескье, 1748; Ч.Беккариа, 1764; Бентам, 1775; Дж.Говард, 1777) и получает наиболее яркое выражение в книге Беккариа "О преступлениях и наказаниях", направленной против жесткости и произвола средневековой юстиции, щедрой на колесование, четвертование, сожжение и

другие жестокие наказания .

187 См., например: Орзих М.Ф. Личность и право.-М.-1975; Орзих М.Ф. Право и личность.- Киев; Одесса.- 1978.

188 См.: Матузов Н.И. Правовая система и личность.- Саратов.- 1987.-С.239-241; Щербакова Н.В. Правовая установка и социальная активность личности.- М.- 1986.- С.50; Сальников В.П. Социалистическая правовая культура. Методологические проблемы.- Саратов.- 1989.

189 См.: Монтескье Ш.Л. де. Избранные произведения.- М.- 1955; Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях.- М.- 1939.

Согласно Беккариа, цель наказания заключается только в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь нанести вред обществу и удержать других от совершения того же, а препятствия, сдерживающие людей от совершения преступлений, должны быть тем сильнее, чем важнее нарушаемое благо и чем сильнее побуждения к совершению преступлений. Следовательно, должна быть соразмерность между преступлениями и наказаниями, которые при этом производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей и были бы наименее мучительными для тела преступника.

Дальнейшее развитие пенологии происходит под знаком укрепления законности, основанной на морали и разуме. Ж.Бриссо де Варвиль (1781), Л.Лепетелье де Сан-Фаржо (1791), А.Фейербах (1799), К.Цехарие (1801) доказывают, что наказание должно предусматривать и назначаться за строго определенные преступления в' строгом соответствии с причиняемым преступлением вредом и виной совершившего его лица и служить щитом, прикрывающим гражданина от произвола государства. Такое наказание рассчитано на рационального индивида, у которого предполагается свобода воли. На первый план, соответственно, выдвигается задача удержания неустойчивых лиц от совершения преступления - так называемое общее предупреждение (Г.Филанджери, 1788; Дж.Романьози, 1791; А.Фейербах, 1799).

В эти же годы движение американских квакеров реформирует тюрьму, стремясь превратить ее в исправительное учреждение: в 1786 г. возникает филадельфийская (пенсильванская) система одиночного заключения, где преступник наедине с собой и Богом должен осознать свою вину и раскаяться; затем оборнская и другие системы.

Спустя примерно сто лет рост преступности, особенно рецидивной, перемещает акценты в пенологии: наказание теперь должно соответствовать не преступлению, а преступнику, поведение которого, считается детерминированным природными дефектами и неблагоприятными условиями его жизни. Идея преступной воли (К.Грольман, 1799) получает вторую жизнь в понятиях опасности преступника (Р.Гарофало, 1885) и опасного состояния (А.Принс, 1898). Наказание, содержащее моральное Осуждение, уступает место санкциям (Э.Ферри, 1881) и мерам социальной защиты

(А.Принс, 1905), означающим торжество целесообразности над справедливостью: преступник подобен больному, на него надо воздействовать, как лечат, до выздоровления, то есть исправления190. Соответственно пенология интересуется не столько общим, сколько специальным предупреждением, осуществляемым посредством некарательного воздействия на преступника.

Довольно быстро некарательное воздействие обнаруживает свою несостоятельность. Изучение скрытой преступности показало, что между преступниками и непреступниками нет личностных различий (И.Антилла, 1971), а изучение рецидива показало, что его уровень не снижается под воздействием различных сроков тюремного заключения, повышения образования, профессиональной подготовки, психологического, психиатрического, медицинского или любого иного известного нам некарательного воздействия (Р.Мартинсон, 1974). Этот печальный результат, подчеркиваемый правовой необеспеченностью приговоренных к некарательному воздействию "в их же интересах", вызвал переоценку исправления-лечения: мы можем использовать наше умение исправлять, чтобы помочь заключенному приспособиться к жизни в обществе, но мы не должны искать оправдания расширению своей власти над ними по тем основаниям, что это может повысить вероятность его исправления (Н.Моррис, 1974).

Воздаяние по заслугам рассматривается как единственно обоснованная реакция на преступление с учетом его тяжести, а также смягчающих вину обстоятельств (Э.Хирш, 1976). Соответственно, специальное предупреждение уступает свою ведущую роль общему (И.Анденес, 1974).

Параллельно этим исследованиям, ориентированным на борьбу с преступностью изучалась связь преступления и наказания с обществом.

ДюркгеЙм социологически обосновал нормальность преступления как социального факта. Выступая против ставшей традиционной в социологической литературе оценки преступления как явления ненормального, нездорового, патологического, он обращает внимание на тот очевидный и неос-

190 См.: Ферри Э. Уголовная социология,- Спб.- 1910; Принс А. Защита общества и преобразование уголовного права.- М.- 1912 и др.

См.: Анденес И. Наказание и предупреждение преступлений.- М.- 1979.

поримый факт, что преступление характерно не просто для большинства обществ того или иного вида, но для всех обществ всех типов без всяких исключений. Обществ, свободных от преступлений, не было, нет и, надо думать, не будет. Разумеется, в зависимости от места и времени преступления меняли свою форму, характер, тип, направленность, масштабы, но само преступление как социальный феномен не исчезало никогда. Более того, по мере развития цивилизации преступность имеет очевидную тенденцию не к сокращению, а, наоборот, к увеличению. Американский юрист Холл признает, что в "Соединенных Штатах - этой стране наиболее высоко развитой, самой прогрессивной, самой образованной, наиболее нравственной, существует и самый высокий масштаб преступности..."|92.

Вся совокупность фактов подводит Дюркгейма к выводу, что нет "явления с более несомненными симптомами нормальности, поскольку оно тесно связано с условиями всякой коллективной жизни193. Иными словами, преступность есть имманентная, органическая часть жизнедеятельности социального организма, она встроена в него, является необходимым спутником этой жизнедеятельности. И если даже считать ее болезнью, то это болезнь врожденная и неизлечимая. Но с преступлением неразрывно связано и наказание, являющееся прямым воплощением и выражением всякой санкции, неважно, исходит ли она от положительного права или от каких-то нравственных норм. Как уже говорилось, разница между ними количественная и формальная, но не сущностная, ибо принуждение и связанная с ним санкция есть характерная черта любого социального факта как, по сути своей, факта этического. Нравственность же и принуждение, как это было показано выше, неотделимы, что бы при этом ни утверждали моральные философы и проповедники (епитимья, кстати, одна из старейших форм религиозной санкции, даже если она налагается на себя самим индивидом, а не исходит от церковного органа). Ведь существенные условия всякой совместной жизни лежат отнюдь не только и не столько в разуме и понимании истины (что дается лишь немногим),

192 Readings in Jurisprudence and Legal Philosophy / Selected by Cohen M.R. and Cohen F.S.- Boston-Toronto.- 1951.- P.308.

193 ". ДюркгеймЭ. Метод социологии.-М.-1991.- С.463.

главным образом они основываются на духе дисциплины и порядка, чувстве долга и ответственности, поддерживаемыми издревле разветвленной системой разнообразных санкций, начиная от наказания детей за их проступки в семье и школе и кончая санкциями законов и норм нравственности. Подчинение существующим в обществе порядкам, обычаям, нравственным нормам, профессиональной этике и законам для большинства людей вследствие соответствующего воспитания входит в привычку и потому не оценивается как что-то особое, как нравственный или социальный "подвиг", и чаще всего просто не замечается, как не замечается работа здоровых органов тела. То и другое делается заметным и ведет к соответствующим последствиям только при отклонениях от нормы, ее нарушениях. В том и другом случае вступает в действие принуждение в виде социальной санкции в первом случае и медицинской во втором.

Социальная санкция имеет форму наказания за совершенный проступок или преступление. Нас в данном случае интересует наказание за нарушение норм положительного права, то есть наказание, налагаемое в государствах судебным порядком путем вынесения приговора.

Дюркгейм сформулировал законы эволюции наказания -количественный и качественный: интенсивность наказания тем выше, чем менее развито общество и чем ближе к абсолютному характер государственной власти; по мере развития и либерализации общества лишение свободы становится нормальным средством социального контроля (1901). Исследование С.Спитцера, охватившее 48 обществ, не подтвердило существование этих законов (1975). Тенденцию гуманизации наказания, хотя и с сильными флуктуациями, усматривал П.Сорокин: от неограниченной мести к талиону (возмездие по принципу "око за око, зуб за зуб"), от обязательного талиона к факультативному, от обязательной мести к допускаемой, от разрешаемой мести к системе композиций и прощения; аналогичным образом прослеживается смягчение мотивов наказания - от устрашения и возмездия к исправлению и лечению (1914). Однако проведенное Сорокиным совместно с Тимашевым изучение почти тысячелетней истории уголовного права Франции, Германии, Австрии, Италии и России привело их к выводу, что тенденции гуманизации наказания не существует - есть лишь флуктуации суровости в довольно

узких пределах (1962). Подтверждением тому частично могут служить результаты сравнительного исследования Л.Ленке, охватившего 19 стран, включая США, Великобританию, Францию, ФРГ, Канаду, Швецию, Японию. Оказалось, что существует положительная корреляция между коэффициентом заключенных и коэффициентом рабочих дней, потерянных вследствие забастовок (1980).

Пытаясь объяснить изменения в содержании наказания, Г.Руше и О.Киркхаймер нашли, что эти изменения тесно связаны с экономикой. Наказание рабством невозможно вне экономики, основанной на рабстве; тюремный труд невозможен без мануфактуры. Переход к феодализму знаменуется использованием казней и телесных наказаний, так как рабства уже нет, но еще нельзя штрафовать. Переход к индустриальному обществу, нуждающемуся в свободном труде', сводит экономическую роль труда заключенных к минимуму; фискальные интересы получают простор, и формируется современное наказание - штраф (1939). Что же касается суровости наказания, то она определяется не его содержанием, а его восприятием (Б.Врублевский, 1926). В пенологии, как и в экономике, ценности представляют собой переменные эмпирического характера. Реформы уголовного права пытаются привести наказание в соответствие с господствующими ценностями данного общества, включая ценность охраняемых благ и тех благ, которых лишает осужденного наказание (Н.Кристи, 1968)w.

В чем состоит социальная суть самого наказания и в чем его функция? Этот вопрос оказывается не таким уж простым, как это может показаться на первый взгляд. По крайней мере, над ним ломали голову многие выдающиеся философы, социологи и правоведы, так и не выработав единого на этот счет мнения или единого подхода к оценке данного явления. В прежние времена социальная значимость наказания и его польза для общества не вызывали сомнения, а его мера определялась принципами, близкими к законам талиона "око за око, зуб за зуб". Отношение более ранних обществ к наказанию с исчерпывающей полнотой выражено в законах Мацу, в которых говорится: "Именно боязнь наказания позволяет всем движущимся, и недвижущимся созданиям наслаждать-

См.: Кристи Н. Пределы наказания.- М.- 1985.

ся тем, что им принадлежит, и она же мешает им уйти от своих обязанностей. Наказание управляет человеческим родом, наказание его охраняет; наказание бодрствует, когда все спит; наказание есть справедливость, говорят мудрецы. Все классы развратились бы, все преграды были бы опрокинуты, мир представлял бы хаос, если бы наказание не исполняло свои обязанности".

Американский юрист М.Коэн полагает, что если мы смотрим на преступника как на лицо, создающее угрозу обществу и его нормальной жизни, то не только наше право, но и наш долг защитить если и не себя, то, по меньшей мере, тех, кто от нас зависит. Против права общества защищать себя и принимать меры для предотвращения преступлений путем изоляции преступника мало кто возражает. Оспаривается эффективность наказания на основании убеждения, что наказание на деле не оказывает сдерживающего влияния ни на самого преступника, ни на других. Не помогает и ссылка на риск и опасность совершения преступлений, поскольку всегда есть надежда на удачу и, кроме того, в обществе существуют гораздо более опасные увлечения и профессии, нежели преступления, и, тем не менее, люди не удерживаются от повторных рискованных действий196. К этому надо добавить, что преступный мир окружен своим ореолом романтики и таинственности, особого мужества и ловкости; тут и надежды на быстрое и легкое обогащение и беззаботную жизнь все это к тому же всячески афишируется и рекламируется через литературу, телевидение и другие средства массовой информации.

Получается парадоксальная ситуация: общество стремится оградить и защитить себя от преступлений средствами, неэффективность которых оно сознает уже наперед. Коэн, тем не менее, успокаивает себя и читателей банальным, в общем-то, выводом, что преступлений было бы значительно больше, если бы наказания были отменены вовсе, присовокупляя известное со времен Беккариа положение, что более эффективно предотвращает преступление не

195 Законы Ману, VII, 14-24.

196 См.: Cohen M.R. Moral Aspects of the Criminal Law // Readings in Jurisprudence and Legal Philosophy / Selected by Cohen M.R. and Cohen F.S.Boston-Toronto. - 1951.-P.339-340.

только и не столько суровость наказания, сколько его неотвратимость197,- положение, в общем и целом, тоже далеко не бесспорное.

Итак, большинство рассуждений по вопросу цели и функций наказания вращается в неком подобии порочного круга: цель наказания состоит в том, чтобы по возможности оградить общество от преступлений, чтобы удерживать преступления в каких-то рамках (каких? никто сказать не может) и, говоря словами того же Беккариа, "помешать преступнику в нанесении дальнейшего ущерба обществу и предотвратить совершение подобного же преступления другими лицами". Поэтому, считает он, "должен быть выбран такой род наказания, который произвел бы наиболее сильное и наиболее длительное воздействие на сознание других и в то же время причинил бы минимальное физическое страдание для преступника"198 - задача, в общем-то, непосильная, по крайней мере, до сей поры ее никому не удалось решить.

Положения Беккариа долгое время оставались руководящими для большинства юристов, многие разделяют их и поныне, поскольку они вполне соответствуют здравому смыслу и нынешней либеральной тенденции. Но беда в том, что, как показал долгий опыт всех народов, никакие наказания не мешают преступнику наносить дальнейший вред обществу и не предотвращают подобные же преступления со стороны других. Преступления множатся, делаются более изощренными по мере развития средств борьбы с ними, тюрьмы растут и полнятся, и, естественно, вновь и вновь встает вопрос о цели, функциях, назначении и эффективности наказаний.

"Лишь там, где национальное правосознание достигло непреоборимой силы, право гарантировано от всякого покушения на него, и на такой гарантии основана в последней инстанции полная прочность, обеспеченность права. Такой гарантии не представляет конституция: сколь искусно ни составляй ее, нельзя даже представить себе такую конституцию, которая бы фактически лишала государственную власть права попирать закон. Такой гарантией не могут служить и клятвы: опыт показывает, как часто они нарушаются. Не по-

См.: Readings in Jurisprudence...- P.340. Мнение на этот счет маркиза Беккариа - известного австрийского политического деятеля и юриста XVIII в.- см.: Readings in Jurisprudence...- P.348-350.

Ibid.- P.348-350.

могает и ореол святости и неприкосновенности, которым наука окружает закон это неприкосновенность академическая, не импонирующая произволу. Ему импонирует единственная реальная сила, стоящая за закон, народ, смотрящий на право, как на условие своего существования, и на оскорбление этого права, как на смертельную обиду, наносимую ему самому...

Таким образом, прочность, обеспеченность права зависит исключительно от энергии народного правосознания. Сила и значение законов всегда стоят на одном уровне с моральной силой правосознания. Вялое правосознание обусловливает собой непрочность права; здоровое, сильное национальное правосознание служит указанием прочности права; прочность, обеспеченность права есть дело рук самого народа, она есть благо, которое не дается историей даром, не подарено ею ни одному народу, а приобретается путем трудной борьбы...".

Как бы ни была изменчива сфера преступлений, ее масштабы и виды, понятие преступления повсюду в принципе одно и то же: со стороны преступника - представление о посягательстве на "жизненные условия общества" (Йеринг), со стороны же общества представление о том, что оно должно и имеет право защитить себя от такого рода посягательств посредством наказания. "Преступление, подчеркивает Йеринг, есть констатированное законодательством вредоносное посягательство на жизненные условия общества". Масштабом же, по которому определяется именно такой, общественный характер преступления служит не конкретная опасность отдельного случая, а абстрактная опасность целой категории деяний"200. Важность данного положения состоит в том, что оно переключает акцент значимости преступления и наказания за него с индивидуального уровня, с уровня преступника, его личности, уровня, которого придерживаются многие концепции преступления и наказания, - на уровень общественный. Оно подчеркивает как общественную опасность преступления, так и общественный характер наказания и его общественную значимость. Иными словами, подлинный смысл наказания не столько в том, чтобы наказать данного конкретного преступника, и не в том, чтобы отвра-

Йеринг Р. Цель в праве.- Спб.- 1881.- С.277.

Там же.- С.357. 9 Зак. 56

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒