С ПОХОРОННЫМ 11 страница

- Да уж, разит от вас, как от настоящих фунитов...

- … на ногах такие мозоли, что вместе с ними опухли ботинки, - не обратил Ферапонт внимания на его реплику. - И трясёт нас от страха так, что мы не можем унять дрожи...

- А я-то думал, что это вы в бег свой так вжились! - усмехнулся Сергей. - Выстукиваете на месте чечётку, не можете её унять...

- Если бы... - горько отмахнулся Ферапонт.

- Нам бы попить, - жалобно промычал Охрип.

- Сейчас... А где же те беглецы, что перед вами бежали?

Дервиши, на время перестав галопировать на месте, переглянулись.

- Мы видели перед собой шквал пыли и слышали грохот урагана и нечеловеческих криков... - затаив дыхание, ответил Ферапонт.

- Но всё поглотила тьма, - разведя руками, добавил Храп.

- Просто дикость! - пролепетал Охрип.

- И как вы тут живёте? - все вместе спросили они.

- А! - отмахнулся носком Сергей.

- Что?! - не поняли дервиши.

Механик снова отмахнулся носком, не зная, что ответить им на вопрос о жизни.

- Похоже, его носок пахнет гораздо приятней, чем разит от нас после такого бега... Видите, он даже слова не может вымолвить! - подавленно пробормотал Ферапонт.

- Да, - опять махнул носком Сергей, разгоняя клубы пара. - Вы правы: просто дикость...

- Нам стыдно, простите...

- Не извиняйтесь, привыкните.

- Поскорее бы, а то страшно!.. - опять заголопировали на месте дервиши.

- Наберитесь терпения...

- Надолго?

- Это как получиться... Каждому зёрнышку, чтобы дать росток, требуется в своё время напитаться живительной влаги...

- Всё! Водопоя не будет! - обречённо просипел Охрип, превратно поняв его изречение.

Но вопреки этому предположению водопой всё-таки состоялся, и оказался он совершенно в противоположной стороне от горной речки. Махая носком, Сергей погнал их через сосновый бор и дубовый лесок на пасеку Мустафы. Здесь, также под его взмахи они подбежали к колодцу и, зачерпнув из него ведром студёной воды, долго пили, отфыркиваясь и отбрыкиваясь друг от друга. А вот у Шайтана даже на это сил не хватило. Он залез в свою конуру, что стояла на окраине пасеки среди ульев, лапой задвинул за собой дверную затворку, которая в часы дневного отдыха защищала его от снующих всюду пчёл, и захрапел, издавая звуки танцующих шабаш шайтанов. На его храп отозвался Барон, храпевший в такой же конуре, только на противоположном конце пасеки. Дервишей, - так как сил после водопоя у них совсем не осталось доплестись до Гостиного двора, - Мустафа расположил в летней резиденции для приезжих пчеловодов, своим видом похожим на шалаш, сделанного из фанеры и покрытого соломой. По мнению «фунитов», - как теперь уверенно окрестили их Сергей с Мустафой, прочувствовав во всех тонкостях их запах загнанных кляч, - в их резиденции было вполне недурно: спальные места, стулья, стол и главное — обильное угощение — всё было на месте. Наевшись досыта и ложась спать, они не только помолились Аллаху, но и всем остальным богам Мира, чтобы прошедший день канул в Преисподнюю вместе со всеми понтами, которые им обещал Ферапонт и с которыми им довелось столкнуться...

Глава 12.

Избавившись от ковра, мадам Акджан вздохнула свободно, считая, что опасность миновала. Не удосужившись выглянуть из окна вагона, чтобы убедиться, куда он упал, она тут же уяснила для себя ситуацию: дальше она ехать не может. Детей с ней нет, а без ковра с мумией её обожаемого супруга ей и вовсе возвращаться на родину бессмысленно. «Что ж, - помахивая милицейской палкой, подумала она, - раз поезд заминирован, пережду, пока обнюхиваются его вагоны, а потом выгружу из купе вещи, с госпожой Ари отыщем ковёр с Ханджой и... на хутор Алтын-Бабай! Шайтан-палка при мне! - потрясла она ей. - Вовремя мне её подарили... И ей я быстро верну отбившихся от мамы детей!..» Она переоделась в вызывающее короткое платье с глубоким декольте, обнажавшим почти наполовину её пышную грудь, и вышла из купе в коридор. У Теплова, стоявшего прямо напротив купейной двери, в глазах вспыхнуло её отражение, и он замер с вытянутым лицом. Подмигнув ему, мадам Акджан завращала дубинкой вокруг указательного пальца и задефилировала по коридору, задвигав бёдрами от одной стенки к другой. Из грудной клетки Теплова вырвался храп застоялого жеребца. От ржания его остановила только обескураженная реплика лейтенанта СОБРа.

- Ни шиша не понял... А где же ковёр? - растерянно спросил он, заглядывая в купе.

Теплов перестал выпускать пар из ноздрей и, пропустив мимо себя госпожу Ари, следовавшую за мадам Акджан, тоже заглянул в купе. Ковра и в самом деле не было. Он растерянно глянул на открытое окно и пробормотал.

- И впрямь ни шиша!..

- Хе-хе! - скривил насмешливую гримасу лейтенант. - А их ушлая контрразведка, похоже, работает лучше вас!.. В раз разнюхали вашего суперагента и избавились от него... - и грозно погрозил кулаком! - Ну сейчас я допрошу эту контру!... - и прежде, чем Теплов успел сообразить, что произошло, он заорал на весь вагон. - Мамзель!.. - и кинулся вдогонку за мадам Акджан.

Настиг её лейтенант уже в тамбуре, когда она собиралась спуститься по лестнице из вагона. Схватив её за подмышки и всколыхнув её пышную грудь, он втащил обратно мадам Акджан, при этом протестно получив от неё несколько раз дубинкой по голове. В его голове воцарился птичий гомон, сквозь который повелительный голос каркал, чтобы он её арестовал и допросил.

- Вы арестованы, мамзель...

- Идиот! - только и успел выдавить из себя Теплов, поняв, что произошло: мадам Акджан, как правильно он уяснил для себя, просто испугалась розыскных собак и выбросила ковёр на улицу; разумеется, никто из них этого не ожидал и всего-то теперь надо было дождаться, когда после имитации обыска вагонов она пойдёт его искать, но тут, как назло, вмешался этот инициативный служака.

Мадам Акджан одёрнула платье, поправив его таким образом, чтобы грудь была развёрнута по обе щеки лейтенанта, стоявшего почти вплотную к ней, и поинтересовалась у госпожи Ари, чего от неё хочет этот вислозадый, форменный нахал с растопыренными до неприличия ногами.

- Если я его правильно поняла, - неуверенно высказалась переводчица, - он хочет вас арестовать...

- Что это ему в голову взбрело?! - угрожающе потрясла она дубинкой перед его зажмурившейся физиономией. - На каком основании?!.. А это, что такое?.. - показала она дубиной на его растопыренные ноги. - Что за намёки?

Госпожа Ари растерянно пожала плечами, а Теплов, наблюдавший за ходом их беседы и по своему поняв жестикуляцию мадам Акджан, потрясшей дубиной сначала перед лицом лейтенанта, а потом указав ей ему между ног, равнодушно махнул рукой.

- Всё верно: сначала по балде, а потом, как придётся...

Госпожа Ари перевела его реплику мадам Акджан, и та со всей силы опустила дубину на лоб лейтенанта. Каркнув, он присел, став ещё ниже, упершись кулаками в пол, как ощетинившийся самец гориллы.

- Уф! - резко выдохнула мадам Акджан, глядя на его закатившиеся у переносицы зрачки, и нервно клацающие челюсти.

- А уж какое я удовольствие получил, никакими звуками не выразишь! - зевнул Теплов, замечая, что лейтенант не на шутку ощерился, угрожающе выбивая зубами дробь. - Ну-у, я вижу по его вздыбленному кратко шерстному загривку, что на допрос он настроен, как борец сумо на таран... Что делать-то будем? - обратился он к рядом стоявшим его подчинённым бойцам.

- Может быть подбодрим их, чтобы они ещё раз его по башке треснули? - предложил один из них, показывая на мадам Акджан.

- Смысл?

- Без смысла... На всякий случай... А то он, того гляди, их покусает!

- Думаете?!..

- Да... В этом смысле, - подтвердили бойцы СОБРа. - Он когда разозлится, его даже служебные собаки боятся... Вон, видите, как Трезор насторожился! - указали они на вытянувшего морду пса с торчащими ушами и поджатым хвостом.

- А как же допрос?

- Может быть забудет после очередной оплеухи...

- Хм, - дёрнул головой Теплов. - Не лишено смысла... - и устремив взгляд на мадам Акджан и её переводчицу, жестом показал на дубинку. - Ну, мамзели, ваше спасение зависит только от этой шайтан-палки... Вижу, что наш подарочек пришёлся вам по душе... Дубасьте ей вот этого любителя арестов, как собственного мужа, расширяющего без вашего спроса гарем, до тех пор, пока его не прохватит амнезия!

- Шайтан-палка бум-бум! - указав на лейтенанта, перевела госпожа Ари тираду Теплова.

И мадам Акджан, не раздумывая, треснула его в очередной раз по голове. Вагон огласился протяжным и высоким собачьим воем; причём выл не лейтенант, а пёс Трезор от жалости к своему командиру, в то время, как тот ничего не видя перед собой, кроме разноцветных огней салюта, радостно улыбаясь им, шарил в воздухе руками, пытаясь поймать весёлые огоньки, шустро разлетающиеся в разные стороны.

- О-о, дело пошло! - с удовлетворением заключил Теплов. - Ну вы тут без меня проконтролируйте экзекуцию, а я пока пойду, прошвырнусь вдоль вагонов, посмотрю, куда эта барабанщица выкинула ковёр... - обратился он к бойцам СОБРа и направился к выходу из вагона в противоположную сторону от того места, где развернулась барабанная работа мадам Акджан.

На улице погода радовала ясностью звёздного неба, яркой луной, и безветренной прохладой. Люди, ожидавшие в стороне от поезда его окончательного «досмотра», спокойно беседовали; кто-то шутил, кто-то смеялся, кто-то играл с детьми или рассказывал им интересные истории, а кто-то просто коротал время в компании «шкалика» и бутербродов из «Бородинского» с селёдкой. Вдохнув свежего воздуха и разносившийся по окрестностям коньячно-Бородинский аромат, - при этом чуть не подавившись слюной, - Теплов обошёл состав поезда и, выйдя на противоположную сторону, стал внимательно осматривать откосы железнодорожной насыпи. В отличии от станции Алтын-Бабай, - если её вообще можно было назвать станцией, - здесь, в тупике, всюду вдоль железнодорожного полотна стояли фонарные столбы, хорошо освещавшие местность, так что никаких затруднений с видимостью Теплов не испытывал. Он прошёл по насыпи вдоль всего состава пассажирского поезда, но выброшенного из купейного вагона ковра так и не нашёл.

Немало удивившись этому обстоятельству, он прошёл в обратный путь — ковёр исчез так, словно его вообще не было. Теплов взял с собой несколько бойцов СОБРа и обшарил с ними каждый закоулок, бугорок и выемку железнодорожной насыпи, но все их усилия оказались тщетными. Ковёр бесследно исчез вместе с впихнутым в него старцем. У Теплова сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия.

- Контра! - с надрывом выдохнул он, вспоминая слова лейтенанта.

- Кто?! - поинтересовался один из собровцев.

- Мамзель!.. А я отпрыск утопленницы Му-Му и Судака, одним словом, муд...

- Не надо о себе жестоко...

- Спасибо!..

- На вас и так без слёз не глянешь, сразу ясно кто вы!..

- Вот именно!.. Подарил ей его дубинку, лишив тем самым его профессионального достоинства, и она сейчас делает его как хочет!.. И, с моей же подачи...

- Да, вы редкий... му-му отпрыск! - согласились с ним бойцы СОБРа.

- Арестовать её и...

- Её уже и так арестовали...

- Как?!

- Переусердствовала она достоинством нашего командира, отбив ему им мозги... У него случилась не только амнезия, но и полный атавизм: прыгает перед всеми, как обезьяна и рожи корчит... В общем, в разведку теперь с ним не пойдешь!

- Контра! - в сердцах воскликнул Теплов; достав из кармана кителя носовой платок, он вытер им выступившие на глазах слёзы, высморкался и, не попрощавшись с собровцами, направился к служебной машине.

В спину ему светила луна, подмигивали звёзды и смотрели несколько бойцов СОБРа, в глазах которых застыло выражение ясно говорившее об их недоумении, как такой отпрыск с нетрадиционным происхождением попал в органы...

* * *

Ишим-ага, очухавшись и придя в себя так и не понял, что с ним произошло. Он чувствовал тряску, как будто его несли и с удивлением подумал, что неужели так поезд трясёт по рельсам. Потом, вспомнив сильный удар и потерю памяти, подумал, что может быть он упал полки или, ещё того хуже, поезд перевернулся, и его выкинуло из вагона, а теперь его в ковре несут спасатели... Голова гудела от сильного удара и даже немного подташнивало от нехватки воздуха. Он уже хотел было подать голос, но услышал разговор двух мужчин.

- В Италии, кажется, так делают... - раздался первый голос с вибрирующими женскими нотками, словно чего-то боялся. - Там на какой-то из праздников, не помню какой, кажется на Новый год, имеется традиция...

- И у нас имеется традиция Новый год встречать, - возразил грубый бас. - Что ж мы здесь по ихнему совсем одурели что ли?!

- Нет, Апанас, ты не понял... Там на Новый год имеется традиция всякое барахло выкидывать...

«Какое ещё барахло?!» - с возмущением чуть не воскликнул Ишим-ага, но вовремя спохватился, подумав, что, возможно, это какая-нибудь провокация со стороны мадам Акджан.

- А-а!.. Слава Богу оно нам досталось!..

- Может быть и проводники вагонов такой традицией обзавелись, а, Апанас?!

- А мы сейчас это проверим... Бросим это барахло у нас в кондейке и за другим вернёмся...

- Отличная мысль!

«Действительно, отличная мысль! - в унисон женоподобному голосу подумал Ишим-ага. - Бросят они меня, барахло, и пока будут ходить за другим барахлом, я успею проверить провокация это или такое же недоразумение, как с дервишами...» И он приготовился ждать, когда наступит тот удобный случай, который позволит ему окончательно выяснить, в какой ситуации он очутился. Развязка наступила довольно-таки скоро. Спустя десять минут каблуки ног его носильщиков застучали по деревянному настилу из чего он сделал вывод, что они вошли в какое-то помещение, а потом его швырнули на пол. Ударившись всем телом, плашмя, как брошенный блин, Ишим-ага, стиснув зубы, невольно хрюкнул. В тоже мгновение его носильщики притихли, и в помещении наступила тишина.

- Ты ничего не слышал, Апанас? - проблеял женоподобный голосок.

- Ага, значит и мне не почудилось, Тарас!

- Как будто ковёр живой...

- Может развернём, глянем?

Ишим-ага напрягся так, что у него свело судорогой живот. Его носильщики быстро развернули ковёр, и ему в веки ударил свет.

- Жмурик, Апанас! - услышал он визг женоподобного голоса.

- Гаси свет, Тарас!

Через секунду раздался щелчок выключателя, и веки Ишим-аги ощутили темноту. Приоткрыв чуть-чуть один глаз, он увидел двух мужчин в одежде железнодорожных путейщиков: по росту одинаковых, но один тощий, а другой толстый. Тощий задёргивал шторки на окне, озираясь на толстого, который в потёмках пытался его получше рассмотреть.

- Не хилое барахло! - в конце концов заключил он после тщательного осмотра. - Ничего себе проводники обзавелись традицией...

- Да, не хилая традиция! - поддержал его тощий, подошедший к нему и тоже внимательно разглядевший Ишим-агу.

- Тощий какой-то жмурик... На тебя похож, Тарас.

- На старика Хоттабыча...

Толстый пригнулся и довольно хмыкнул.

- Хм... Ага! Точно!.. Ха-ха!..

- Тише, ты!

- А как он здесь оказался?

- На ковре самолёте летел и в поезд врезался. - съязвил тощий. - Ты что, дурак?!

- Нет.

- А если нет, то давай закатываем его обратно в ковёр...

- … и на старое место? - домыслил его неоконченную реплику Толстый.

- О-о! - взвился до тонкого писка голос тощего. - Какое старое место, Апанас?.. Ты видел сколько там народу вывалило из вагонов с другой стороны поезда?..

- Так может они на всемирный праздник солнцестояния приехали... На русалочью неделю, что в Алтын-Бабае Откликного хребта празднуется!

- Это тупик, а не станция, тупые твои извилины! - взвился ещё тоньше голос тощего. - Какой ещё праздник солнцестояния?! Какая русалочья неделя?! Людей высадили из поезда, потому что в вагонах проводится обыск!.. Разыскивают вот этого зажмурившегося Хаттабыча, от которого преступники избавились, выкинув из вагона!.. А если мы его понесём обратно, то как раз попадём в руки тех, кто обыскивает поезд, и нас схватят, как соучастников преступления! Это просто счастливый случай, что нас никто не заметил!

- Вот это да-с!.. Тарас!.. А что же делать?

Тарас потёр подбородок, почесал лоб, поскрёб затылок и затем задумчиво вздохнул.

- Русалочья неделя, говоришь...

- Да-с!

- Заворачивай его, Апанас.

- Куда-с?

- Топить пойдём... На ковре самолёте полетал, теперь пусть поплавает...

- Слишком бородатая для русалки, - возразил Апанас.

- Состарилась, - отмахнулся Тарас.

Они быстро завернули Ишим-агу в ковёр, и подхватили его на плечи.

- А где топить-то будем, Тарас?

- На помойке, Апанас!

- Ха-ха!.. Правильно!.. Недалеко и болотце там вполне с приличной трясиной... Уже не один там сковырнулся!.. Не выплывет!

- Хе-хе! - подвзвизгнул ему Тарас.

У Ишим-ага от страха спазмами сковало горло так, что голосовые связки онемели. Он не то, что выкрикнуть, он даже дышать не мог. Когда же, наконец, он сумел справиться с приступом внезапно сковавшего его испуга, его носильщики, по-видимому, уже подошли к тому месту, которое они назвали помойным болотцем с вполне приличной трясиной, и, положив его на землю, обратились друг к другу.

- Может быть для пущей надёжности к его ногам булыжник привяжем, а , Тарас?

- Да-с, Апанас, булдыган да побольше! К каждой ноге... для блезиру!

И этого вполне хватило для Ишим-аги, чтобы его терпение сорвалось, и выстрелом разорвало оковы страха.

- А-а!.. - заорал он с такой силой, что оглох от собственного вопля.

- А-а!.. - дружно вместе с ним заорали его могильщики, уронив от страха себе на ногу булыжники.

На их глазах ковёр вскочил с земли, из него появились две растопыренные ступни, - причём на большом пальце одной из ног болталась бирка, что очень удивило их, так как преступники не только успели убить свою жертву, но и даже повесить ей на ногу бирку с инициалами и датой смерти, - и ковёр ринулся на них.

- Апанас!!! - завизжал тощий.

- Тарас!!!.. - заорал толстый.

- Атас!!! - заорали они все вместе и бросились наутёк.

Ишим-ага бежал, разумеется, ничего не видя перед собой, продолжая орать от страха, как одержимый. А между тем ковёр нёсся на его несостоявшихся могильщиков, которые, как настоящие путейщики, каблуками обуви отбивали о землю ритм скорого поезда. Вскоре их пути разошлись...

Ничего не видящий Ишим-ага наскочил на дерево, и для него снова всё стихло. Сознание в очередной раз его покинуло. Очнулся он опять от тряски на чьи-то плечах. Память восстановила события последних минут, и в голову сразу врезалась мысль, что за ним вернулись те, кто хотел его утопить в болоте. По телу пробежала дрожь. Вспомнив о булыжниках, Ишим-ага ощутил, что его ноги свободны, и вновь захотел подать голос, как его опять шмякнули о землю так, что слова снова застряли в горле.

- Неплохой подарочек, - услышал он на этот раз пропитый и прокуренный хриплый голос.

- Да, ничего себе сюрпризик! - раздался второй такой же голос.

- Настоящее сокровище! - радостно подхватил третий ещё более грубый хрип.

«Откуда они знают о сокровищах и кто они? - вонзилась занозой мысль в голову Ишим-аги; он понял, что попал в руки других людей, и его тут же осенила догадка. - А вдруг это как раз те, кого мы ищем?!» И тело вновь сковал холод страха. Через силу его превозмогая, он жалобно выдавил из себя:

- Ребятки, отпустите меня, я вам всё расскажу о сокровищах.

Наступила сиюминутная тишина, потом один из голосов произнёс с явно подавленной интонацией.

- Говорящий.

- А какой же я по вашему должен быть? - отозвался Ишим-ага. - Слава Богу живой!

Опять наступила тишина.

- Живой, - опять произнёс подавленный голос. - А мы хотели на него присесть... Иезуиты!

- Извини, голубчик! - виновато прохрипел второй голос.

- Извини, - раздался третий хрип — попутали чутарик! Думали, ты обычный дохлый коврик, каких на помойке до хрена...

- Да вы что?! - сразу спало напряжение у Ишим-ага, как только он услышал слова извинения. - Это я так, прикинулся просто...

- Видим! - опять заговорил первый голос более бодрой интонацией; Ишим-ага почувствовал, что его подняли с земли и поставили на ноги. - Вот сейчас мы по настоящему видим, что ты не дохлый, а вполне живой и здоровый, импозантный красавец! Просто загляденье!

- Спасибо!

Звякнуло стекло, как будто кто-то тряхнул авоськой с бутылками.

- А сколько мы сегодня приняли? - снова заговорил первый.

- Фр-р-р! - словно лошадь отдулся губами второй, по-видимому, пожав плечами.

- По фурику на глаз, - тряхнул авоськой третий, звякнув бутылками.

- Прогресс! Вчера по пол-фурика и всю ночь бегали по помойке за мерзкими зелёными вурдалаками...

- А днём отсиживались в блиндаже, чтобы не попасться на глаза их разъярённым родственникам, огромным монстрам... этим... как его...ну... с большими лапами?..

- Бахилам!

- Разве это родственники вурдалаков?

- Один чёрт!

- А сегодня по фурику — и на те... Ковёр с сокровищами!.. Кстати, я всегда знал, что помойка — это только видимость... Я всегда вам говорил, где мы на самом деле живём...

- Ага! - подтвердили ему два повеселевших голоса.

- Наливай! Добавим сейчас по граммульке на каждый глазной хрусталик , глядишь, к ковру с сокровищами красавица пис-санная прибавиться!.. - через икоту заверил первый оптимистично.

Забулькала жидкость, звякнули стаканы и послышались крупные глотки выпиваемой жидкости.

- Чупсик! - коротко объявил первый и шесть ноздрей, одновременно, со свистом занюхали карамелькой; затем послышалось довольное кряхтение, чмоканье и посапывание с подсвистом — чупсик пошёл гулять по кругу.

- А вот интересно, о каких сокровищах нам хотел поведать этот импозантный коврец-молодец?! - звякнул авоськой, с причмоком, третий.

- Может быть он не коврец, а дерюжка-самобранка? - предположил уже вдрызг пьяный второй.

- Тс-с! - приложил палец к губам первый. - Не обижай коврик,.. Он такой славный и голос у него добрый, а ты его дерьмужкой...

- Дерюжкой...

- Тс-с!

- Я в смысле может он прикидывается...

- Куда?

Воздух прорезал взмах руки.

- Туда!.. Может он вовсе не коврец-молодец, а половик-дробовик?

- Тот, что с бахилами за нами гонялся?

- А дерюжка где? - встрял в разговор первых двух третий.

- Какая? - одновременно спросили первый и второй.

- Самобранка.

Раздалось отфыркивание и перетаптывание, словно кто-то держался друг за друга боясь упасть.

- Вторую неделю чупсик сосу, - заявил едва заплетающимся языком второй. - Все мозги через него себе вылизал... Жрать хочу так, что ничего кроме этого не помню...

- А сокровища? - не унимался третий.

- Ах да, сокровища! - вспомнил первый. - Так может вот у него и спросить?.. Развернётся, а там — раз — и сокровища!..

- И пожрать побольше... - еле внятно просопел второй.

- Эй, как тебя там?.. - раздался грузный удар, словно упал мешок; потом возня и опять перетаптывание: первый, кланяясь ковру, упал, теперь второй и третий поддерживали его под руки. - Чудец-коровец...

- Пожрать на первое, - перебил его второй, - сокровища на второе!..

Опять грохот: рухнули все трое.

- Разверните меня! - жалобно отозвался Ишим-ага.

И снова началась возня. Ползая на четвереньках, почти вусмерть пьяные друзья, стали разворачивать ковёр. Ишим-ага чувствовал, как вокруг него с каждой минутой становится просторнее. Наконец, ковёр рухнул к его ногам, а он, измождённый донельзя, уселся на него, по турецки скрестив ноги. Покрутив головой по сторонам, он увидел, что находится в каком-то шалаше, построенном из картона и мебельных досок разобранных гарнитуров. Штора, служившая дверью, была откинута и вдали, в лунном свете, хорошо высвечивались огромные кучи мусора. Перед ним на четвереньках стояли три бездомных бродяги, и, как засыпающие в стойле кони, шатались, ошарашенно глядя на него; похоже было, что они даже чуточку протрезвели.

- Ну, что я говорил? - торжествующе заявил первый. - По граммульке на хрусталик — и на те вам, пожалуйста...

- Ты кто, крас-савица пис-саная? - спросил третий, звякнув авоськой, икнув и поперхнувшись карамелькой.

- Фея! - бесстрастно глядя на них, усмехнувшись, ответил Ишим-ага.

Второй, самый упитый и едва державшийся на подгибающихся в локтях конечностях, подковылял к нему поближе и почти вплотную заглянул в лицо. Постояв так с минуту, спросил:

- Как зовут?

- Глюкерия... Глюк, то бишь... - вздохнул Ишим-ага, не меняя каменного выражения.

Второй сморщился, фыркнул, и сочувственно покачал головой.

- Ну и видок у тебя... Бр — р!.. Давно в запое? - и, обернувшись на своих собратьев, сплюнул. - Она страшней бахил!.. Мне даже жрать расхотелось... На пососи витаминку - мурло разгладится, станешь таким же красавцем, как и я! - сунул он обслюнявленную карамельку в бороду Ишим-аги; прилипнув, она повисла; затем он плюнул на правую ладонь, горделиво пригладил ей замусоленный чуб, свисавший ниже носа, и потащился на прежнее место.

- Где я? - устало спросил Ишим-ага, отодрав от бороды карамельку и швырнув её в дверной проём на помойку.

- Вот те на!.. Фея, а не знаешь... - не оборачиваясь, ковыляя, ответил второй. - Естественно, где: на поле чудес!.. Вон он тебе недавно на это намекал... - показал он на первого, говорившего, что помойка - это только видимость.

- А вы кто?

- Я Федот, - свесив губу, обернулся на него второй. - Этот Ашот, а вон тот Анекдот!..

Глянув на того, кого Федот назвал Анекдотом, Ишим-ага чуть не заполучил грыжу от охватившего его колик смеха. Только сейчас, приглядевшись повнимательней, он увидел человеческое лицо не в рисунке художника-карикатуриста, а в реальности, нарисованное природой: почти заячьи уши, повисшие к низу; здоровенные енотовидные глаза на вытянутом торпедообразном лице и счастливейшая улыбка до ушей, которую можно увидеть только у абсолютно довольных своей жизнью людей.

- Делириум тременс! - изумлённо выдохнул Ишим-ага, и не в состоянии больше сдерживать конвульсий смеха, разразился хохотом. - Белка!.. Чёрт бы её побрал!.. Белая горячка!.. Зараза!.. - и тоже, встав на четыре кости, поковылял к выходу из шалаша.

Провожая его взглядом, первый и второй с укором покосились на третьего:

- И что загадочного в тебе не поймём: семерых уже ухайдакал! Восьмой... Восьмая от нас уползает... Кажется, сейчас тоже умрёт!..

У Ишим-аги подогнулись локти, и он распластался на помойке, задыхаясь от смеха.

- Всё, гикнула Глюкерия! - раздалось из шалаша. - Эх, такую фею погубил!..

- Гы-гы-гы! - донеслось от пьяного Анекдота.

По телу Ишим-аги прошлась очередная судорожная волна смеха, и его голосовые связки залились тонким, протяжным писком.

- Окончательно ты его добил, мучительно умирает... Какое жуткое зрелище!

- А как же сокровища? - опять напомнил Анекдот.

- Да какие ещё сокровища могут быть с тобой?.. Ты же медуза Горгона... Все, кто сюда приходил, глянув на тебя, умерли!

- А как же вы?

- У нас иммунитет на тебя!.. Мы ведь с Ашотом... эти... Буратино и Чипполино! - наступила пауза, Федот глянул на задыхающегося от смеха Ишим-агу и завершил. - Фею ты ухайдакал, значит, ты наша Горгона-Мальвина!.. И все мы — на поле чудес, так что нам ничего не грозит...

- Гы-гы-гы! - опять донеслось от Анекдота, и уже весь шалаш заходил ходуном от смеха.

Один за другим из него выползли на карачках его обитатели и подползли к Ишим-аге, боявшемуся даже взглянуть на них — колики смеха его уже доконали. В руках Федота - он уселся перед старцем - был полный стакан и карамелька «Чупа-чупс». Протянув стакан Ишим-аге, он сердобольно посмотрел на его судорожные конвульсии.

- На, старая, элексирчика нашего, шатун-воды... Дерябнешь граммульку, глядишь, мучения отпустят, умирать перестанешь и красавицей обернёшься... Пис-санной!.. Вот, как я!.. А то жутко на тебя смотреть, в кого ты, Глюкерия, от запоя превратилась...

Ишим-ага, расчувствовавшись от доброты бродяги, и, чтобы хоть чуточку унять конвульсии смеха, с благодарностью принял от него стакан и залпом выпил его содержимое. Термоядерный самогон прожёг Ишим-агу до самого копчика, в нос ударила сивушная газовая атака, а во рту оказалась карамелька. В глазах запрыгали изображения, искажаясь и расплываясь, и в голову вкрадчиво стал вползать эйфорийный змей. Глядя на помойку его глазами, Ишим-ага и впрямь узрел, что она вполне может сойти за поле чудес, если, тем более, брать во внимание её гостеприимство. Мимо с криком пробежали два человека, в одежде железнодорожных путейщиков. За ними, показавшись из-за горизонта, бежала ещё толпа каких-то разодетых людей.

- Кто это? - поинтересовался Ишим-ага у Федота.

- Бахилы наступают! - зарычал Федот. - Гляди-ка, прикид поменяли... При параде сегодня.... Чего орёте?! Я вам сейчас сам психическую атаку проведу! - поднял он с земли длиннющую палку и, заорав во всё горло, ринулся на бегущих; за ним следом с дубиной кинулся Ашот, и в спину обоим полетел гыгыкающий смех Анекдота, сидевшего возле шалаша и выпученными глазами смотрящего на происходящее...

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒