НЕПОКОРЁННЫЙ ОРЕНБУРГ 11 страница

1. И снова родной Оренбург.

Большой Петербургский тракт, по которому драгунский полк возвращался в Оренбург, уже подсох на докучливом кайсацком суховее. Колёса и копыта коней уже не вязли в глинистой мякоти, как это было в дождливой самарской губернии и колонна, для встречных экипажей казавшаяся бесконечной, катилась довольно скоро. Умные кони как будто предчувствовали скорый долгий отдых и, пофыркивая, бежали крупной рысью.

- А почему бы им не предчувствовать? - Размышлял Андрей Крылов, предвкушая встречу с родными, - почему мы наделяем эмоциями только двуногих, лишая четвероногих разума, настроения и даже силы воли. У них и головы крупнее наших, и мозгов больше, чем у нас. При постоянном общении с наездником, они и настроение, и даже привычки своего хозяина выучивают, даже и дурные. Без страха в смертельную атаку идут, увлекая и своего, порой несмелого седока, и пули первыми принимают, защищая его, и гибнут без стона. Конь человеку, что крылья. Всё возит и воду, и мужика, и воеводу. Что это я в рифму ударился? – Усмехнулся Андрей, - от друга Алёшки Юматова, что ли набрался, скоро, видно и по-немецки буду, как он, шпарить. Мне-то оно ни к чему, вот моему Ванятке пригодилось бы.

Миновали посадские торговые окраины Бузулука, прикрытые купами деревьев с распускающейся листвой, проскочили Сорочинскую и Новосергиевскую крепости, позади осталась и удивительная - Переволоцкая, вблизи которой, рядом бежали две речки текущие в противоположные стороны. Своеобразный торговый путь из Европы в Азию и обратно. Стоило только переволочь лодки с товарами. Потому и держали преприимчивые переволожцы наёмных верблюдов, самых сильных животных в этом крае. Они бы и слонов для переволока здесь держали, - шутили путники, - да боятся, что слоны уши отморозят.

Когда солнце, краснея и увеличиваясь в размерах, зависло над чертой горизонта, полк подошёл к Бердской слободе. До Оренбурга оставалось всего семь куцых вёрст. По обеим сторонам ухоженного тракта потянулись свежеокрашенные верстовые столбы и полосатые шлагбаумы, молчаливые признаки большого города.

Командир полка остановил колонну на окраине слободы, объявил большой привал и общее построение. Было приказано привести в порядок всю амуницию, почистить коней и самих себя привести в божеский вид. Обрадованные драгуны и казаки наперегонки кинулись к ещё не вошедшей в берега Сакмаре и, несмотря на прохладную майскую воду, вымылись сами, вычистили до блеска коней, надраили амуницию и приготовились к завтрашнему параду.

Утром драгунский полк во всём своём блеске, будто и не было тягостного четырехмесячного пути, вошёл с развёрнутыми знамёнами в Сакмарские ворота родного Оренбурга.

Строгие шеренги, по четыре конника в ряд, прошли до плац-парадной площади и спешились. Вдруг, откуда-то из переулка, нарушая воинскую церемонию, выскочила группка бойких мальчишек и кинулась к драгунам. Впереди нёсся, увлекая всех, довольно крупный мальчуган. Не веря своим глазам, Андрей узнал в нём своего Ивана. Подхватив его на руки, расцеловал и посадил на коня.

- Маманя пироги стряпает, - еле отдышавшись, доложил он отцу. Оглядевшись с высоты, Ваня заметил на конях и старшего сына полковника Михайлова, и сыновей других офицеров, а на жеребце его крёстного, Семёна, восседали сразу двое: Кирилл и Иван. Все они высились над окружающими рядами улыбчивых служивых и с восторгом поглядывали на толпу, заполнившую площадь.

Вскоре перед полком выстроился взвод гарнизонных барабанщиков. Под торжественный перезвон колоколов вышел губернатор со своей свитой в парадной одежде. Как всегда внезапно грянул барабанный рокот, спугнувший сотни голубей, встревоживший коней и придавший важность и торжественность всему событию. Но вот стихли барабаны, погасло эхо, командир полка доложил о прибытии. Губернатор поблагодарил за службу, пожелал успехов, и служивые разошлись по казармам.

Отдав коня своему ординарцу, Андрей, ведомый за руку Иваном, поспешил к своей Марии Алексеевне. Оторвавшись от приготовления стола, услышав скрип отворяемой двери, Мария ойкнула и прижалась всем телом к мужу и слёзы вмиг брызнули из глаз.

- Ну, чего ж ты плачешь, Марьюшка,- в раз охрипшим голосом прошептал Андрей,- я же дома, живой, не раненый.

- Я так за тебя боялась, молилась каждый день.

- Ну, вот и уберегла, отвела беду.

- Долго-то как, еле дождались.

- Могло быть и дольше. Той войне и краю не видно. Да одна война за собой, другую потянула. Вот нас и вернули,- и, понизив голос,- добавил, - видно мы здесь нужнее, из фронтовых войск, да в карательные.

- Что ты сказал? – Сразу же откликнулась Мария. - Где, хоть ты был, расскажи, что испытал, голодал, поди?

- Да что рассказывать. Война это грязь, кровь, убитые, раненые. Мухи зелёные, крысы, но я туда чуть-чуть не угодил. Видно, ты отмолила, но кое-что повидал. Народ на Кавказе особенный, носатый, чернявый по - своему замордованный, горами стеснённый. Ровного места там нет, вверх, вниз. Наши-то кайсаки степные, на воле живут и друг с другом свободно калякают, а там что ни аул, то и наречие другое. А баушка где?

- Да приехали за ней токо что, увезли. Там невестка хозяина гостиного двора разродиться не может.

- А что во всём городе лекаря не нашли?

- Нашли, да там сложный случай, никто не берётся.

- Ну, Дмитревна, ну повитуха - чистый профессор. Вишь, Иван, какая у тебя бабаня, учись.

- Не, я укашором не буду.

- Ух, какие ты слова-то знаешь, - удивился Андрей, - ну, если не акушером, то кем ты будешь?

- Капитаном, как ты, али Азопом.

- Кем, кем? - Удивился Андрей, - Эзопом?

- Откуда ты такое имя знаешь?

- Да, маманя сундук твой открывала, читала эту книжку и плакала и я читал. А в толстых книжках непонятно пишут.

- Вань, ну ты прям все секреты сразу и выболтал, - застеснялась Мария.

- Это не секрет, - вступился Андрей за сына, - это ж здорово, что вы книжки читать начали. А я печалился, думал, чем они там занимаются.

- Да мы всё по гостям. То Мария Александровна нас пригласит. У неё трое детей, уж так сказки любят слушать баушки Христиньи, а Ванюшка у них толмач. Како слово им не понять, он им переводит. Они ж баричи, простых слов не ведают. Дак, он и бабане подсказыват, она порой замгнётся, память уже не та, а он все её сказки наизусть знат.

От меня схоронится и уже читать тщится, что-то мекает про себя. Однажды взял книжку с картинками, что Пётр Иваныч подарил, да как начал шпарить. Я-то изумилась поначалу, думала, что уж и меня обскакал, а он на картинки смотрит и рассказыват, будто читат. Ох, и плут.

- Ладно, коль рвётся читать, молодец, в два счёта научим, - расплылся отец в довольной улыбке, ероша волосы сына.

- Мы летом от жары на Яике спасались. Наберём еды и с Михайловыми на весь день купаться. А то у Акутиных паслись. Иван Кириллыч рыбы навезёт с Яицкой, да икры, Ванюшку за уши не отташишь. Я у них там и вязать научилась, пуху купила, да себе полушалок связала, а тебе и Ване по широкому шарфику на грудь.

- Пух-то, в копеечку влетел? – поинтересовался Андрей.

- Да я тут шитьём опять занялась, местным казачкам кофточки шью, так они меня и пухом снабдили, бараниной расплачиваются, а то и мучкой.

- Ну, ты у меня искусница, нигде не пропадёшь. Недаром же говорят: не всякому жена Марья, а кому Бог подаст.

- Так и баушка тут в чести. Лекарей в городе не хватает, а про неё узнали и нарасхват.

В сенках скрипнула дверь и на пороге, с большим свёртком в руках показалась, лёгкая на помине, Христинья Дмитриевна. Обнимаясь с Андреем, приговаривала:

- А я знала, что ты уже дома. Видела ваш полк, со знамёнами шёл, и тебя заметила, даже прослезилась, сыночков своих вспомнила. А меня, как барыню, на возке мимо прокатили.

- Ну что там с роженицей, Христинья Дмитревна, - спросила Мария, - всё ли ладно?

- Да, помаялась изрядно, плохо дело было. Младенец-то ножками вперёд шёл, ну такое мне не впервой, с Божьей помощью всё и обошлось. А уж отец-то как рад был, в пляс пустился, чуть меня не задушил. У него всё девчонки, а тут казак, да крупный. Одарили вот, говядинка да балык копчёный, да сала кусок. Деньги совали, да я отказалась. Ну, ещё настойки вишнёвой положили. Вот, как раз к приезду Андрея Прохорыча и сподобилось.

Стол Мария накрыла заранее и теперь достала из печи горячие пироги да шаньги*. В центр стола бабушка поставила вино, а Андрей, немного замявшись, достал из походной сумки несколько крупных сушеных рыбин и виновато улыбнувшись, молвил:

- Вот токо и всего. Икру вёз, да дорогой съели, побоялся, что пропадёт.

- Да, нешто нам икра нужна,- сквозь слёзы запричитала Мария, - вернулся живой и, слава Богу.

Баушка с Иваном вскоре уснули, а Мария с Андреем, ворковали далеко за полночь.

2. Ваня – бомбардир.

Андрей легко, не напрягаясь, плыл по Яику «сажёнками», широко размахивая руками. Тёплая вода приятно щекотала тело. На берегу стоял почему-то губернатор Бекетов и улыбался. Вдруг навстречу выплыла огромная белая рыба.

– Так это, наверно, белуга и есть, - подумал Крылов, - я её никогда не видел. – А рыба была удивительна. Крупное веретенообразное тело, стройный ряд костяных бляшек по бокам и хребту, изящный острый нос и какая-то несуразная шапочка на голове, похожая на корону. Рыба, остановившись носом к носу, долго разглядывала его выпученными глазами, а потом, растворив широкую полулунную, кровавую пасть, вдруг исчезла из вида, а в носу почему-то защекотало. Андрей громко чихнул и проснулся.

В тусклом сумрачье, сеющимся из окна он увидел Ваню. В длинной белой сорочке он стоял рядом и гусиным пёрышком щекотал его ноздри.

- Ваньк, ты чё не спишь-то, - удивился Андрей.

- Так утро уже, вон даже мухи проснулись, - хитро улыбнулся Иван в ответ.- Папань, давай на твоей лошадке по городу покатаемся, я тебе «адинорога» покажу.

- Пушку, что ль?- Удивился Андрей познаниям сына, окончательно проснувшись.

- Ну, да, там и другие есть, поехали.

Осторожно, чтобы не разбудить Марию и бабушку, Андрей быстро оделся, ополоснул лицо и сел за стол.

- Ты оденься сначала, - прошептал старший Крылов, - да хоть по шаньге надо съесть.

- Вы куда - эт нацелились в такую рань? – вдруг раздался голос Марии.

- На Кудыкин остров журавлей щипать, - сразу же отозвался Ваня.

- Кто рано встаёт, тому Бог пирожки даёт, - добавил Андрей.

- Бог- то Бог, да сам не будь плох, - парировала мать.

- Да, Бог – не Микишка, - послышался с полатей голос и бабушки Христи, - где ударит, там и шишка.

- А Ванька ваш на всё готов, - вдруг экспромтом прозвенел дискант семилетки, - ему бы пару пирожков.

Все захохотали, а бабушка добавила, - вот какой пострел, у него на вороту слово не виснет.

Поставив на стол блюдо пирожков, - Мария предупредила,- долго не гуляйте,- я к обеду большой пирог с рыбой состряпаю да сладких пирогов испеку, да киселя, да морсу наготовлю, вот и отпразднуем возвращение нашего Андрея Прохоровича. Уж вы, господа военные, не опаздывайте.

Ваня оделся быстро и ждал отца у порога, дожёвывая пирожок.

- Ты чего это без сабли, - обронил Андрей, затягивая ремень на мундире.

- Дак, я маленький чё ли? – Возмутился мальчуган, - с игрушечной шашкой буду тютькаться. Я её Гриньке Михайлову отдал, пусть позабавляется.

Андрей в изумлении глянул на смеющуюся Марию, но промолчал, качая головой.

***

Оседлав своего верного Мальчика, Андрей вывел его из конюшни, передал поводья Ване и пошёл отметиться у дневального.

Конь то ли, в самом деле, помнил малыша, то ли имел пристрастие к детям, наклонив голову в наборной командирской уздечке, долго его рассматривал большими умными глазами, а потом коснулся тёплыми губами лица мальчика. Ваня замер от ласкового внимания преданного животного и стоял, не шелохнувшись со слезами на глазах. Андрей, защёлкнув ворота конюшни, обернулся к сыну и заметил мокроту на щеках: - Ты что плачешь? Жеребца испугался?

- Нет, не испугался, - сразу набычился мальчуган, - он меня поцеловал.

- Значит, он тебя помнит, другом своим считает. У коней хорошая память, они ж как люди, только на четырёх ногах. Всё понимают, что мы говорим, только сказать не могут. Он столько раз меня от гибели спасал, что и не счесть, - тихо, уже для себя, добавил Андрей.

- Ну, куда поедем? - Разбирая поводья, спросил поручик.

Малыш сразу оживился и взял у отца поводья:

- Сначала к Орским воротам, а потом к Сакмарским, потом к Чернореченским и, напоследок, к Яицким.

- И ты всё это знаешь? – в который раз изумился Андрей.

- А чё тут не знать? – удивился мальчуган, - мы с Кирькой Акутиным, да с Сашкой Михайловым сто раз у этих ворот бывали. И с дядями бомбардирами подружились. Они нас сухариками потчевали и разрешали пушки потрогать. Они там всякие: одни маленькие, на колёсиках, фунтовые, а есть большие, «Единороги», но почему-то без рогов, ох и тяжёлые.

- А при вас они стреляли?

- Не, один раз и только из маленькой пушки, пристрелку делали. А нас отогнали подальше.

- А мамки знали, что вы далеко от дома уходили?

- Не, мы им не говорили.

Шагом, не торопясь, отец с сыном проехали по кольцу всей крепости мимо всех четырёх ворот. По мнению Андрея, пушек в крепости было достаточно, но крепостной вал во многих местах был порушен, а ров особенно у Орских ворот, был завален мусором. Его свободно переходили козы, телята и даже курицы.

3. Беды яицких казаков.

На другой день, в субботу, вся семья Крыловых с бабушкой Христиньей, откочевала в Казачью слободу, к Акутиным. К возвращению драгунского полка в Оренбург прибыл из Яицкого городка и глава рода Иван Кириллович со своей верной половиной Аграфеной Евстигнеевной.

После духовитой бани со свежими берёзовыми вениками уселись за обильный стол. Посыпались шутки, рассказы, воспоминания.

- Это ж сколько мы не виделись, господа офицеры, - наливая рюмки, подал голос старший Акутин, - почитай, два с половиной года, аль поменее? Как там, на войне-то турецкой? Горячо, аль терпимо?

Семён с Андреем закусывали молча, поглядывая друг на друга, ожидая, кто первый подаст голос.

- Что молчим, вояки, мать чисна, али и рассказать нечего? – Начал закипать Акутин-старший .

- Да что ты, старый, пристал к ребятам, - возмутилась Аграфена Евстигнеевна, - дай ты им хоть поисть вволю. Они, ить, изголодались на этой туретчине, похудели как, вон, одни носы торчат.

- Ты, мать, в мущинские дела не встревай! – Построжал Иван Кириллыч, - у тебя эвон цельное отделение, - кивнул он на примолкших женщин, - ими и командуй.

Семён с детства, зная непримиримый нрав своих родителей – коса и камень - (они и часа не могли прожить без ссоры, и ни минуты друг без друга) видя, что страсти накаляются и могут испортить праздничное настроение, пряча в усах улыбку, заговорил:

- Видите ли, господин войсковой старшина, - хвастать-то особо нечем. Два раза постреляли, крымчаков отогнали, да одно дело доброе сделали, а то всё в резерве, да рыбу для похода заготавливали.

- Дак эт, как жа? – С недоумением протянул войсковой старшина, опуская руки, - для ча в эндаку далищу гоняли? Рыбы и в Яике полно.

- Вы же знаете Иван Кириллыч? Сема поизгаляться любить, - вступил в разговор Андрей, - дорога была очень трудная. Сначала по зиме, потом по лету да переправа через Волгу, а лёд вот-вот тронется. Ну, добрались к сроку. Выехали в мороз, прибыли в пекло. Военная коллегия из трёх прибывших полков, стала легион формировать, раздёргали. Казанцев да уфимцев почти полностью взяли. Там драгуны не нам чета, сынки знатных родителей.

- Так и Андрюху взяли, - вмешался Семён, - ему сразу капитана кинули, а потом пришла из коллегии бумага и взад пятки. Там, в легионе, только за один мундир с цацками два коня можно купить. И всё за свой счёт, без штанов останешься, если деревенек с крестьянами тю-тю. Обидели моего братана ни за что, опять поручика ему вернули. Будто он в чём-то виноват. – Приобнял за плечи друга Семён.

- Так это ж непорядок! - Возмутился Кириллыч, - надо Захару Григоричу Чернышову писать, мать чисна, або самой Катерине Лексевне.

- Ага, напиши. Они прям счас сюда и прискачут с ответом. Дождёсся к морковкину заговенью, - хохотнул Семён. – Над этим делом уже Степан Львович кумекает. Наш начальник штаба, мужик тёртый, да и жизнью своей Андрюхе обязан, от аркана его спас, из петли вынул.

- Ну, что ты всё обо мне, - завозражал Крылов, - расскажи лучше, Сёма, как ты в гостях у Бекетова белугу поймал на шесть пудов, да всю свою сотню одной рыбой накормил, как Иисус Христос.

- Ну-ка, ну-ка, расскажи,- сразу заинтересовался заядлый рыбак старший Акутин.

- Да, бать, знаешь не это главное, - загорячился Семён, - тут другое. Оказывается, есть ещё на Руси правильные люди и среди вельмож. Вот, к примеру, губернатор Астрахани, Никита Афанасьич Бекетов. Генерал-поручик, близкий друг самой Ели-за-в-еты Петровны, - поднял он к верху указательный палец, - а какой человек! Крепости в нужных местах понастроил, шёлк производит, как в Поднебесной, виноград выращивает, ценную рыбу разводит, и люди живут там не бедно. Нищебродов мы не встречали. Нас, простых вояк, без всякой спеси принял в своём имении. Напоил, накормил ещё и в дорогу снарядил.

- Ты, Сёма, сильно-то не заливай, - перебил сотника Андрей, - стал бы он нас потчевать, кабы, не наш начштаба Наумов, его однополчанин. Да и мы, не такие уж простачки, коли всю Кавказскую армию от беды спасли.

- Мать чистна! - Всколыхнулся Иван Кириллович, - да что же вы скрываете, анчутки окаянные! А ну, рассказывайте.

- Дак, чё скрывать? – качнул головой Семён, - Андрюха, я, ещё три офицера, да пяток казаков предовратили взрыв склада с оружием.

- Ну, вот, мать чисна, а то ры-бу ловили, - передразнил сына отец, - как было-то?

- Пусть Андрей расскажет, без рассусоливания моего.

- В общем, - начал Крылов, - группа янычар-смертников была заслана в Астрахань для взрыва главного арсенала армии, а рядом огромные склады и питание, и обмундирование, короче - всё снаряжение для Кавказского фронта, ну, мы и не позволили им это сделать.

- Вот это молодцы! Мать чисна! Настоящие ерои! Налью всем по полной! За ваше геройство!

- Ну, вы тут поговорите, - вмешалась Ефросинья, а мы пойдём, пошушукаемся.

Семён, видя, что женщины вышли в пристройку сразу переменил тему разговора.

- Батя, чё там у вас в Яицком городке деется? Слухи до нас недобрые доходили.

Иван Кириллович вытер усы, разгладил свою роскошную бороду, задумчиво почесал в затылке. Ему явно не хотелось начинать неприятный разговор, но вопрос был задан прямо, и надо было отвечать.

- Эта адская грыжа, мать чисна, терзает Яицкое войско уже не первый год. Оно, ить, всё на свете деется только благодатью Божьей да глупостью человечьей. Вожди-Атаманы правят толпой, а народом правит только Бог, - глянув на икону, перекрестился двоеперстием войсковой старшина. - Когда-то мы были надёжным щитом России, набеги кочевых инородцев пресекали. Сдерживали и кайсаков, и ногаев, и калмыков, и прочих степняков. У нас и обряды свои были и вольности. Ить, недаром гутарят: «дай верблюду соли, а казаку воли», а теперь, мать чисна, и до нас добрались. Военная коллегия аркан накинула. Вводит регуляторство, штат войска, таперь нас, как баранов пересчитывают, отменяют выборы атаманов, старшин, даже и на рыбалку лапу наложили. Василий Татищев, известно, великого ума человек - кладезь мудрости. Государственный муж, для государства и постарался, да, пожалуй, перестарался. Своими умными реформами казачье своеволие под самый корень подсёк, прадедовские обычаи законами заменил. Мол, «чины у них будут в почёте, а подлость в страхе» и внес раскол в войско.

И поделились мы на старшинскую, послушную сторону и войсковую, несогласную. Посыпались приказы: на Терскую линию переселять, в легион, бороды брить. И пошёл разлад. Старшинская сторона приказыват, - войсковая, - «Не жалам!»

А тут новые напасти, мать чисна: вместо развесного пороха да свинца - патроны бумажные стали присылать. Они б поперву оружие прислали под энти патроны. Чем думают? Неизвестно.

- Разумеется, пошли челобитные с жалобами, - добавил Андрей.

- Во, во, - продолжил старый Акутин, - Рейнсдорпу надоело отписываться от коллегии и он решил этот узел одним махом разрубить.

- Как Александр Македонский, - хитро прижмурился Андрей.

- Вроде этого. Я тоже про него почитываю,- понял шутку Кириллович, - послал аж четырёх следователей, генералов – чинодралов, а между нами говоря, палачей. Ну, они и расследовали. Виновными признали аж две тысячи казаков. Нашли возмутителей - сорок три человека. И порешили, вы не поверите, для устрашения пропустить, их через тысячу человек, сделать из казаков живое мясо. А это даже через одну сотню – голимая смерть в муках, хуже расстрела. А остатних провинившихся казаков - нарядить на Терек, без очереди, до трёх раз. Ну, суть да дело, повезли этих бедолаг под конвоем в Оренбург на палочную экзекуцию, а наши казаки нагнали, половину отбили да попрятали по хуторам.

А тут и от вас оказия пришла. Мол, калмыки в Китай утекли, нас в погоню, казаки ни в какую. Губернатор в ярости. Теперь вот ждём, что они дальше вытворят. А у них один укорот. Перепорят да в Сибирь на поселение. Хорошо, если головы не полетят. Вот так и живём в подвешенном состоянии, как овцы на бойне.

- Так вот почему нас так срочно отозвали с Кавказа, - протянул Крылов, - тут такая каша заваривается, что не дай Бог.

4. Хорошо, когда батяня дома. (Крыловские чтения)

Оренбургскому драгунскому полку до особого распоряжения велено было находиться в казармах. Андрей Крылов, наслаждаясь кратковременным и, как он считал, предгрозовым покоем, теперь всё время проводил с семьёй. Все, вместе с акутинскими и михайловскими ребятишками ходили на Яик купаться. Андрей старательно, со знанием дела, обучал ребят плаванью, устраивал перегонялки. Лучшим пловцом признан был Саша Михайлов, но вскоре неутомимый Ваня Крылов стал его обгонять. Он научился плавать и саженками, и на спине, и на боку, но особенно ему нравилось прыгать в воду с плеч отца. Он легко взбирался на его плечи, просил Андрея встать во весь рост и со всего маху бросался в самую глубь реки, выныривал саженях в десяти, а то и дальше.

Отец вначале возмущался его рискованными упражнениями, а потом, убедившись в его умении плавать, успокоился. Только беспокойная мать-Мария с тревогой следила за безбоязненным поведением сына, и каждый раз невольно охала, видя его очередной прыжок.

Андрей, после более, чем двухгодичной разлуки с сыном, заметил в нём много такого, чего не мог и предвидеть. Необычайную подвижность и отчаянную смелость. Особенно это было заметно в сравнении с детьми полковника, раскормленными, увалистыми битюками, которые постоянно что-нибудь жевали или лениво развалясь, жарились на солнцепёке.

Вечерами, после ужина, Андрей открывал свой сундучок с мелодичным треньканьем, раскладывал на столе книги и спрашивал, кто будет читать первым. Иван торжественно объявлял:

- Сначала папаня, потом маманя, опосля всех, по слогам Ваня, а слушать будет бабаня.

К удивлению взрослых, такие чтения, ставшие регулярными, с приездом отца, довольно скоро преобразили младшего Крылова. Он стал не только бегло читать, без запинок, опережая Марию, но и, к удивлению всех, ещё и на разные голоса. Если то была басня или сказка с говорящими персонажами, то не просто читал, а ещё и обезъянничал, изображал довольно точно и характеры персонажей.

- Тебя бабаня так читать научила? - Удивился Андрей.

- Что ты, что ты, - завозражала Христинья Дмитриевна с полатей, - я читать с сызмала не обучена. Да и учить - то меня некому было.

- Бабаня, учиться никогда не поздно, - серьёзно заявил Иван, - давай я тебя читать научу.

Андрей и Мария в раз заулыбались от нешуточного предложения сына.

- Да куда уж мне, милай Ванечка, учиться, - запричитала бабуня,- старость, ить, не младость, и пришибить-то некому.

Когда все улеглись спать, Мария спросила тихо, словно, извиняясь:

- А чё ж тебе чин капитана сняли?

- Да очурбанились они малость, не переживай, Марусь, будешь ты капитаншей. Мне один цыган нагадал.

5. Отчаянные хлопоты губернатора

В воскресенье на обязательной церковной службе в день Преображения Господня, в Троицком храме к Андрею подошёл Юматов и шепнул в ухо:

- Новость слышал. Из полков будут формировать лёгкие полевые команды.

- Откуда узнал?

- Да тут два новоиспеченных офицерика из Сухопутного корпуса прибыли, поделились.

- А что это за подразделение такое? Лёгкая, да ещё и полевая, мы и так не горные стрелки.

- В понедельник губернатор собирает всех офицеров, там и узнаем.

- Отгулялись, - криво усмехнулся поручик.

Утром, на совещании в губернской канцелярии, вице-губернатор Старово-Милюков зачитал Указ Военной коллегии:

- С 31 августа сего года, в Астраханской, Оренбургской и Сибирских губерниях учреждаются лёгкие полевые команды из расформированных Закамской и Сибирской ландмилиций и ряда гарнизонных полков. Числом 25, размещённые вдоль укреплённых линий означенных губерний для защиты границ Российской империи от набегов кочевников…

Офицеры были удивлены и довольно мощным предполагаемым составом команд. В их штат входило более пяти сотен человек: две мушкетёрские роты, а также драгунская, егерская и артиллерийская команда с пятью лёгкими конными пушками. 11 обер-офицеров и 24 унтера. Команде придавались лекари, писари и нестроевые чины: слесари, кузнецы, плотники и коновалы.

- Главная беда в том, - сказал после доклада генерал - поручик Рейнсдорп, - что на войну с Турцией отозваны почти все опытные офицеры, и линейные команды приходится укомплектовывать не нюхавшими пороха, выпускниками Сухопутного кадетского корпуса, отставными в годах офицерами, да иноземцами, среди которых немало польских пленных конфедератов.

После совещания, провожая Семёна к коновязи, Андрей спросил друга:

- А не кажется ли тебе, брат, что нас готовят вовсе не для защиты границы?

- Само собой, Андрюш, догадливый ты стал.

- Ну, да задним умом крепок.

- Помнишь, отец сказывал, что весь Яицкий городок на ушах стоит?

- Помню. Теперь город ушей готовится дать ему взашей. Сейчас команды сформируют и ударят, и мы из защитничков русского народа станем его карателями. Кто-то кашу заварил, а мы - расхлёбывай.

- Да, свой хомут да на нашу шею, - отозвался Семён, садясь на коня, - видно, придётся в чужом огороде капусту садить.

***

Несмотря на официальную немоту, события в Оренбургской губернии развивались стремительно, нагромождая одно событие на другое, требуя разумных решений, а они были скороспелыми и нередко противоречащими здравому смыслу.

Думы о непокорливом Яицком городке, как ржавая кайсацкая стрела, торчали в крутолобой голове Ивана Андреевича Рейнсдорпа и не находили выхода. Прибыв из онемеченной, легко управляемой крошечной Балтии, где царствовал ОРДНУНГ – порядок, обеспеченный строгим наказанием, бывший комендант Кенингсберга, он не мог примениться к своеволию «мухамеданских» народов, живущих за пределами его окраинной губернии. Не мог он приноровиться и к предводителям иноверческих полков, калмыков, башкирцев, мещеряков, татар, тептярей, созданных им, из-за катастрофической нехватки русского населения.

Губернатор с горечью замечал, что их командиры, мурзы, атаманы, баи, вызванные на совещания, дружно кивали головами, выражая полное подчинение, с показной радостью расплывались угодливой улыбкой, но делали всё по – своему. Их полки и сотни были почти неуправляемы, и генерал с нескрываемой горечью подозревал их даже и в возможной измене.

Его грандиозные проекты экономического процветания губернии, одобренные сенатом, теперь затормозились не только отвлечением на вспыхнувшую войну с турками, но и возникшими внутренними неурядицами.

Рейнсдорп с удовлетворением признавал, что многое им уже сделано. Разрабатывается месторождение илецкой соли, строятся горные заводы, купцов стало, как гороху, разрабатываются земли для пашни. Да и в городе наводится порядок. Отстраиваются казармы, купеческие и мещанские дома, чинятся меновой и гостиный дворы. Правда, о караван-сарае для азиатских купцов, пока нет и речи, да и укрепления крепости в безобразном состоянии, но строители-каторжники уже затребованы, с их прибытием и это разрешится, - надеялся Иван Андреевич.

В первых числах сентября в Оренбурге, наконец, приступили к формированию лёгких полевых команд. Командиром шестой полевой команды был назначен премьер-майор Наумов. Он успел заполучить и трёх опытных офицеров. Крылова назначил своим заместителем, Юматова начальником штаба, Полстовалова командиром эскадрона драгун.

Начальником седьмой полевой команды был назначен Иван Данилович Симонов по происхождению из «гвардии унтер-офицерских детей», в отличие от майора Наумова, в боевых действиях не участвовал, служил в различных гарнизонах Оренбургской губернии и каким-то образом получил чин подполковника.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒