НЕПОКОРЁННЫЙ ОРЕНБУРГ 6 страница

- Господин майор! Согласно предписанию командира полка, конная артиллерия переправляется после всех!

Батареец, не обращая внимания на предупреждение, шёл прямо на поручика, тесня его кобылу.

- Прочь с дороги, служивый, зашибу! – Возмутился пушкарь, - первым пойду я! Вы тут своими возами с сеном мне всю дорогу размолотите!

- Без распоряжения полковника Михайлова, - упорствовал Юматов,- я не могу вас пропустить!

- Зови Михайлова, разберёмся, - упорствовал артиллерист.

- Командир полка на той стороне реки и явится с минуты на минуту.

На завязавшуюся перепалку примчался командир первого эскадрона Крылов и стал рядом с Юматовым:

- Это Солдатов, новый командир пушкарей с Оренбурга, - шепнул Андрей Юматову, - говорят скандальный мужик, но бомбардир отменный.

- Да будь он хоть султан турецкий – у меня приказ, - возмутился поручик,- здесь ему не Оренбург!

Несмотря на возражения, майор не отступал и продолжал теснить распорядителя. Его могучий битюг уже прижался к кобыле Юматова и даже положил голову на её круп.

- Ваше высокоблагородие, гляньте, - обратился, смеясь, Крылов к майору, - тут любовь завязывается. У вас парнюган-то некладенный? Ну, богатырь, прям Илья Муромец, а какой красавец. Что грива, что хвост - глаз не оторвёшь, сокол мохноногий. Как раз женишок для нашей сизой голубки.

Премудрый поручик Крылов нечаянно или намеренно попал в самую точку. Командир пушкарей, строптивый обер-офицер и сам не знал, кого он больше любит: свою вальяжную жену или этого могучего красавца - тяжеловоза.

В ответ на хвальбу Андрея, он широко заулыбался, показав ровный ряд крепких зубов, а лицо приняло такое выражение, будто хотелось громко чихнуть, но он не чихнул, а только вытер нос батистовым платком и в раз посерьёзнел:

- Ну, что ж, мы согласны, готовьте приданое, господа драгуны!

В это время вдали, на льду, показалась группа всадников, и вскоре к голове колонны подскочил командир полка со свитой офицеров. Выслушав рапорт поручика Юматова о полной готовности полка, отдал приказ о движении к переправе.

Раздосадованный командир полковой артиллерии стал требовать у комполка пройти первыми, но получил убедительный ответ:

- Лёд достаточно крепкий, трижды проверен казаками, вот только при выезде на берег надо остеречься. Там береговой припой подтаял, но ломать порядок не будем. Колонну будут замыкать ваши пушкари.

Умные кони, чувствуя под собой глубокую бездну, осторожно ступали на лёд, стригли ушами, недовольно всхрапывали, но понукаемые возницами, послушно двигались вперёд. Перед тем, как обозу выбраться на берег, казаки тщательно промерили толщину припоя, нашли наиболее удачное место, а на оттаявшие проплешины дороги накидали лопатами кучи снега, чтобы сани не тормозились.

Вскоре первые возы и эскадроны ступили на твердую землю, Крылов первым выскочил на берег, поднялся на крутизну и залюбовался увиденным.

С высокого правого берега хорошо виделась выползающая из прозрачного, берёзового лесочка пёстрая лента обоза, уходящяя за горизонт и, когда голова колоны скрылась из вида, уже на правой стороне на лёд, наконец, накатилась громоздкая конная артиллерия. Майор, спешившись, шагал рядом со своим вторым любимцем, самым убойным орудием его батареи, грозным «Единорогом», который тянула шестёрка самых крупных коней тяжеловозов.

Способный к математике, Андрей всегда жалел, что воинская судьба не связала его с артиллерией, но он и без того знал все тонкости бомбардиров и канониров: системы орудий, зарядов, секреты меткой наводки, чем вызвал впоследствии уважение опытного пушкаря, самого Милюкова, вице-губернатора Оренбурга.

Особенно Крылову нравилась конная артиллерия, изобретённая Петром Первым, она на целых полвека опередила пруссака Фридриха. Русские драгуны и казаки быстро освоили царскую затею, довели её до совершенства и своими внезапными быстрыми атаками наносили противнику немалый урон.

Полковник Михайлов недаром сгонял на правый берег, там по распоряжению Военной коллегии уже был подготовлен колёсный транспорт для одного из полков. Оренбуржцы пришли первыми и комполка, довольно потирая озябшие руки, приказал готовиться к перевалке грузов на телеги.

6. Бдения в крепости на «Козьем холме».

А в небольшой крепостице, названной тюркским именем Самара, ждали приезда физической экспедиции именитого академика Петра Симона Палласа. Его отряд ещё осенью прошлого года впервые подробно изучил левобережье Волги, в районе малых рек Сок, Кондурча, Черемшан, а зимовал он в Симбирске. Непоседливый немец со своей командой уже в начале марта, ещё по крепкому волжскому льду пустился к Самаре, вдогон Оренбургскому драгунскому полку.

О Самаре Паллас написал впоследствии, что расположена «между реками Волгой и Самарой на низком увале правильная земляная крепость с дефилеями (прикрытие от обстрелов с высоты). А жители сего города имеют пропитание от скотоводства и от великого торга, свежею и солёною рыбою и икрою. Чего ради ездят караванами через степь к Яику и свои товары продают другим из северных и западных стран туда приходящим купцам. Зимою в Самару съезжаются касимовские татары, которые наперёд при Яике выменивают у киргизцев и калмыков мерлушки (ягнячьи шкурки), овчины, отдают их на выделывание, шьют из них тулупы, возят в Москву и другие городы. А степь ниже Самары холмистая, с чернозёмом, на котором растёт трава с человека ростом, хороша для пшеницы и ржи».

Полковник Михайлов, опытный служака, довольный тем, что опередил два других полка, идущих в Астрахань, надеялся через три дня быть уже в Сызрани, но, как говорится, что город, то и норов. Когда драгуны пришли за телегами, их почему-то отправили на заброшенный двор, куда свозили всякое ломьё и негодье, другого - не сулили. Пришлось настырному начальнику штаба полка Наумову требовать аудиенции у самого коменданта крепости да пригрозить последствиями за невыполнение распоряжения Военной коллегии в военное время.

В раз нашлись и добрые телеги, и ошинкованные колёса, и даже новая сбруя. Свои казачки помогли отобрать годное, но пришлось кое-где и ступицы менять, и спицы, да и некоторые колёса заново оковывать, но повозок не хватало. Срочный выезд растянулся на целую неделю. Долго не могли найти подходящих колёс для тяжеленного «Единорога», выручили свои кузнецы-умельцы: полковой и казачьей сотни - из нескольких колёс сковали два.

Не надеясь на скорый исход дела, премьер-майор Наумов отрядил всех офицеров контролировать подготовку телег, старшим назначив расторопного поручика Крылова. Андрей, зная, чем грозит длительная задержка полка его командиру, быстро расставил офицеров и унтеров почти над каждым мастеровым и потребовал строгого контроля. Распределив обязанности и вволю набегавшись, прошёл в возвышенную часть двора, откуда видны были все работники, и присел под навес отдохнуть.

А работа закипела: стучали молотки, повизгивали пилы, тюкали топоры, а в дальнем углу двора, у дощатого сарая, в сизом мареве ухали кузнечные меха, раздувая уголь в горне, и слышался двойной удар о наковальню: звонкий, указующий - кузнеца и глухой, лязгающий – подручного. Там же, недалеко от кузни, в почерневших от времени станках, подковывали коней. Пахло горелым железом, терпким конским навозом и свежей сосновой стружкой, изредка доносилось ржание лошадей.

В глубине навеса, в самой его тени, за вкопанным в землю круглым одноногим столиком, сидел высокий господин в цивильной одежде. Когда Крылов повернул к нему голову, он приподнял поярковую шляпу с короткими полями и кивнул головой.

Андрей острым взглядом военного человека сразу заметил несоответствие в его одежде: дорогая шляпа, довольно приличный тёмно-коричневый кафтан с золочёными пуговицами, тяжёлая трость с инкрустациями и крепкие, с высокими голенищами смазные сапоги, обычные для простолюдина. Чистое, без морщин, уже отмеченное весенним загаром славянское лицо с крепким подбородком, высокий лоб с глубокими залысинами, умный, прозорливый взгляд бывалого человека.

Поручик, чувствуя неловкость, что первым не заметил этого видного господина, слегка поднявшись, представился:

- Поручик Оренбургского драгунского полка Андрей Крылов.

- Адъюнкт Петербургской Академии наук Иван Лепёхин, - ответил господин, коснувшись шляпы.

Андрей, не веря своим ушам, от неожиданности привстал:

- Дозвольте спросить, так вы тот самый знаменитый географ Иван Иванович Лепёхин?- Удивился Крылов, подойдя ближе.

- Да никакой я не знаменитый, - смутился собеседник,- с чего вы взяли?

- Пётр Иваныч Рычков много о вас рассказывал.

- Ну да, встречались мы с ним в Петербурге, беседовали. Всего самоуком достиг, и ведь какая умница. Не оскудела ещё русская земля талантами, жаль вот Михайло Василич безвременно ушёл, он к Петру Иванычу тоже благоволил, Колумбом его называл.

- Ну, а здесь-то как вы оказались, Иван Иваныч?

- Да, вот Петра Семёныча Палласа жду с экспедицией из Симбирска, вот-вот должен подойти. Только посуху он, немчура окаянная, не пойдёт. Дольше, да и грязь непролазная. Наверняка по льду гонится, оно ж в два раза ближе, если не провалишься, - заулыбался Лепёхин.

- Так ведь промоины, полыньи, лёд вот-вот тронется,- заохал Крылов.

- А ему всё нипочём. Он с осени всё по минутам расписал, а трещины в его план не входят, - хохотнул географ, - одним словом – орднунг, порядок! Ему, лупоглазому, надо бы по его бесшабашности, русским родиться.

- Так, может, поэтому его Россия и притянула?

- Может и это, но вряд ли. Россия – это огромная неоткрытая земля. Гигантский пирог, напичканный неведомыми доселе богатствами, вот и рвутся сюда люди необыкновенные, лучшие умы Европы, чтобы себя испытать, у них-то простора такого не сыскать. Вы только послушайте сколько их. Дядя и племянник Гмелины, а ещё Георги, Фальк, Миллер, Гильденштедт, Паллас и это только немцы.

- А что русских учёных совсем нет?- помрачнел Крылов.

- Ну как же нет?- Ехидно улыбнулся адъюнкт. – Вы, видите, я – русский, да Рычков Пётр Иваныч, да сын его Николай, да Крашенинников, а Ломоносов и, много ещё наберётся. Но, что ни говори, - понизил он голос,- императрица - немка, своя, им и привилегий поболее, а нам уж, что останется. Она землячков своих и в Поволжье зазывает, такие льготы им сулит, что и дворянам нашим не снились. Да, дай ты нашим крестьянам те же условия, что она пришлым баурам даёт, они ж горы своротят.

- Ага, Иван Иваныч, а помещик без крепостных ножки протянет, - заулыбался Крылов.

- Ну, да, я ж не помещик, мне не понять.

- Да и я дворянин без надела, - напомнил поручик.

- Вот- вот, Андрей…, мы с вами независимые сторонние наблюдатели, стоим на охране интересов державы, но ведь кроме армии и науки есть ещё и народ, а ему каково живётся? Я, вот думаю, наука наукой, а что-то тревожно на Руси становится, опять смутой запахло, вам не кажется?

- А смута, Иван Иваныч, она, как гроза, где-нибудь да полыхает.

- Ну, да! Россия – это страна постоянных гроз.

7. Венера и драгуны.

- А куда это торопится, рискуя жизнью, ваш шеф Паллас? – Переменил скользкую тему Андрей, - Волга вот-вот вскроется, а он по льду шпарит. Что ему жить надоело?

- Э, брат, тут такое событие назревает, все астрономы мира взбулгачились. Есть такая планета Венера, знаете?

- Да, слышал.

- Так вот с 23 на 24 мая она будет проходить по диску Солнца.

- И что прям видно будет? - удивился Андрей.

- Ну, у кого зоркие глаза, через закопчённое стёклышко чёрную точечку можно лицезреть, а то по телескопу. Вот Петя и рвёт сюда. Опоздать боится.

- Интересно. А для чего это надо? - застеснялся Крылов своего невежества.

- Там много задач. К примеру, можно узнать точное расстояние от Земли до Солнца. А через сверхточные приборы можно узнать и о Венере многое. Подтвердить, есть ли у неё атмосфера? Ломоносов ранее это уже доказал, ну и многое другое.

- А почему вы академика Петей зовёте? – удивился Крылов.

-Хм, так он на год младше меня, - засмеялся Лепёхин,- двадцать восемь лет.

- И уже академик?- удивился Андрей.

- С иноземцами это бывает, надо же оклад оправдывать и, чтоб не переметнулись. Андрей, давай с тобой на «ты». Я - сын солдата. Ты – тоже, вижу, не сын генерала.

- Договорились,- смущённо улыбаясь, пожал Крылов руку будущему

академику.

- Вы же в Астрахань путь держите?

-Дак чё скрывать, на войну идём, козе понятно.

Тут наш немец просчитался, в его планы война не входила. Вы ж все телеги

заберёте и нам не оставите?

- Не переживай, Иваныч. Пока я тут главный, разберёмся. Сколь вашей

экспедиции подвод надо?

- Ну, десятка полтора, не больше.

- Всего-то? Мы тут на три полка готовим.

***

К концу недели, акурат к Алексею Тёплому, весь транспорт был готов к

передвижению колёсным ходом.

В тот же день, когда по Волге уже гремели пушечные выстрелы

лопающегося льда, прибыла, наконец, и экспедиция Петра Палласа. Чудом,

по льду Волги, почти без приключений, если не считать утопленных саней с

провизией, у самого выезда на берег. Коней казаки сумели спасти, обрезав

гужи и постромки. Крылов, как и обещал, Ивану Лепёхину, ставшему

другом, сумел выкроить пятнадцать телег, для экспедиции немца, так как

все мастера и кузнецы были в подчинении поручика.

Лепёхин представил Крылова академику Палласу, пытаясь объяснить

ученому, мол, кому он обязан столь исправным транспортом. Тот

отрешённо, не глядя в глаза, пожал руку поручику, похлопал его по плечу но,

кажется, так ничего и не понял или не хотел понимать.

Как объяснил потом, смеясь, Лепёхин Крылову, для Палласа важнее всего на свете была его экспедиция, его дело, его планы, а всё остальное: войны, мятежи, наводнения, засухи, даже эпидемия холеры – это проблемы государства, его не касающиеся.

- Послушай, Иваныч,- помедлил поручик, собираясь с мыслями,- не в

службу, а дружбу, не смогли бы вы со своим Палласом рассказать нашим

драгунам о Венере? Это ж такое событие! А они ж народ живой, им всё

интересно. Всю жизнь будут помнить.

- Хорошо, я скажу Петру, он, пожалуй, согласится, даже рад будет. Мы

вместе к вам придём. Долг платежом красен, - заулыбался Лепёхин.

Не теряя ни минуты, Андрей отправился со своей затеей к начальнику

штаба полка. Наумов уже наслышанный об этом событии века, внимательно

выслушал Крылова, подёргал правую мочку уха, верный признак

затруднительного положения и молвил:

- С Михайловым не поспоришь – крепкий орешек, тем боле, что смотр полка

назначен на утро, но выход есть. Главное, чтобы об этом заранее не прознал

полковой священник, отец Никодим. Сейчас быстро надень парадную

форму, возьми своего толмача Юматова, вместе идём с визитом к

академикам.

Операция прошла блестяще. Сам Паллас был несказанно обрадован

«научными интересами» господ офицеров, наговорил им кучу любезностей и

сразу же отправился с ответным визитом к командиру полка, взяв с собою

Лепёхина.

Самолюбивый, строгий полковник был настолько удивлён и польщён

неожиданным знакомством с именитыми учёными, что даже перенёс время

смотра на вечер. А на другой день драгуны Оренбургского полка, тараща от

удивления глаза, впервые в жизни выслушали несколько лекций двух

выдающихся профессоров России об устройстве мира, о географии,

естествознании, астрономии и о неведомой им планете Венера. Там, где

учёный немец Паллас затруднялся и не мог ясно выразить мысль, в беседу

вступал поручик Юматов, поразивший академика блестящим берлинским

произношением.

Драгуны мало что поняли из мудрёных фраз учёных, но до самой Астрахани

дразнили друг друга то перигелием, то апогеем, но более всего им почему-то

полюбилось слово астролябия.

Батюшка Никодим в это время с помощью казаков бережно укладывал в

возы запасы кагора, собираясь в дальнюю дорогу.

8. Сызрань.

Наконец, огромная армада, теперь уже на колёсах, двинулась к югу. Два неразлучных друга: Мишарин и Пичкиряев, шелуша шкуркой сушёной рыбы, покачиваясь в сёдлах, рассуждали:

- А волжская рыбка хороша, пожалуй, не хуже нашей, яицкой, - молвил Пичкиряев.

- Ну, откель ты, мордвин забубенный, - откликнулся Мишарин, - толк в рыбе понимаешь? У вас там и рек-то путных нет. Сивинь да Пырма.

- Ну, не скажи, а Мокша, а Инсар?

- И там косяки пескарей? Да слаще яицкой рыбы в Расеи нет. Потому как река целебными горными потоками питается, понял?

- А Волга?- возразил Пичкиряев.

- Что Волга? – Возмутился Мишарин, - в неё будто двести рек впадает, а что толку? Все с российского чернозёма, да с болотистого верховья.

- А Кама? Она ж с Каменного Пояса течёт.

- А ты пил ту воду? Она темная, дёгтем отдаёт, оттого и Кама. В неё и Чусовая, и Белая впадает, а почему Белая? Да потому, что о меловую гору трётся. И всё это матушка – Волга принимает. В ней столько намешано. А в Яике вода, как горная слеза. Рыба же от воды вкус имеет.

- Послушай, Фролыч, ну откель ты всё знаешь?

- Э, брат, тебе не повезло, а я самого Петра Иваныча Рычкова в молодости сопровождал в его разъездах по губернии. Голова. Равный ему, во всей Расее вряд ли кто сыщется.

- Ну, а Суворов?

- Так он военный, полководец, а этот про всё знает. Вот такой человек!

***

Крылов вёл свой эскадрон первым. Казаки со своим сотником, освобождённые на время от разведки, расслаблялись в конце обоза. Теперь после каждого крупного города полку придавался специально выделенный вожатый, который сопровождал драгун до следующего губернского города. Так при выезде из Самары заместитель коменданта представил командованию полка первого вожатого. То был секунд-майор в отставке, высокий сухощавый седой офицер, в потёртом, видавшем виды зелёном плаще.

- Иван Данилович Панфилов, - отрекомендовался он поручику Крылову, зычным, далеко слышным баритоном.

Андрей, имея обыкновение быстро сходиться с новыми людьми, сразу же с ним и сдружился. Растягивая губы в простоватой улыбке, ненароком поинтересовался:

- Ваше высокоблагородие, вы случайно пением не увлекаетесь?

- Увлекаюсь и не случайно, - заокал майор, - пою в местной любительской опере и служу регентом при кафедральном соборе.

- О, тогда мы споёмся, - обрадовался Крылов, - дорога-то длинная.

- Всенепременно, поручик, ежли не разверзнутся хляби небесные.

Доверившись Андрею, майор рассказал, что он потомственный конэсэр, всю жизнь при кавалерии, занимался отбором коней для армии. Сначала с отцом и дедом, а потом и самостоятельно.

- Сами-то откель будете? - поинтересовался Андрей.

- Сызранский я, местный. Где родился, там и пригодился. Оно, ить, без корня и полынь не растёт, - разошёлся словоохотливый проводник, - крепостишка-то наша невелика. И пяти тыщ народу не наберётся, а стоит на весёлом гористом месте да ещё меж двух речек: Крымсой да Сызранкой. А возвёл её симбирский воевода, князь Григорий Афанасьич Козловский, в фортификации настоящий дока. Сколь ни пытались кочевники её штурмовать, сколь ни лезли, так ничего у них и не вышло. Всех в Волгу поскидали.

- Ведь умеют и наши неприступные крепости возводить!- Восхитился Андрей.

- Там ещё до Козловского вольница казачья промышляла. Беглые людишки караванами купецкими интересовались. Потом царский указ Софьи по благоволению Василия Голицына последовал, крепость Сызран на том месте устроить. Ну, а поскольку промысла там особого для народа не нашлось, в торговлю ударились. Хлебом, скотом торгуем. Матушка Екатерина даже герб нам сообразный утвердила: «Бык на золотом поле». Теперь-от даже и Самара в наш уезд входит, хотя и старше нас на целое столетие.

***

После гористой Сызрани дорога пошла ровнее и прямо, по-над самым обрывом Волги. Пахнуло присутствием тёплого юга. Снег здесь почти всюду стаял и только небольшие проплешины с теневой стороны встречных буераков, изредка рябили глаза. Дороги просохли, и громоздкая армейская колонна шла без задержки.

Драгуны сразу же сменили одежду и в одних мундирах гарцевали по двое в ряду. Заботливые казаки ночами обкашивали лужки, потчуя своих любимцев свежей кошениной, с укоризной поглядывая на драгун:

- У их кони-то казённые, чаво жалеть. Мы-то своих покупам да сыздетства пестуем, холим, оттого и конь наш заместо брата родного.

Возки и упряжь, лично проверенные офицерами под началом командира первого эскадрона Крылова ещё в Самаре, выдерживала испытания и на крутых подъёмах и в глубоких вымоинах. За обозом еле поспевала громоздкая артиллерия, особенно тяжеленные «Единороги». За долгих четыре месяца пути драгуны настолько сроднились с пушкарями, что в трудные моменты спешивались без приказа и помогали измученным канонирам.

9. Хвалынск.

Однажды на рассвете подул необычный южный ветер, пропитанный нежным пьянящим ароматом. Ему дивились не только служивые. Кони вытягивали шеи, задирали головы и блаженно фыркали.

- Ну, вот скоро и Хвалынск,- разрешил загадку вожатый, - яблочным духом запахло. Жаль рановато вы прибыли, припоздниться б чуток, глядишь и яблочков наших отменных отведали. То ли сорта такие, то ли земля здесь необычная, но во всей России таких яблок не сыскать.

- Так откуда они взялись?- Заинтересовался дотошный Крылов,- не с Эдема же? Не с райского же места?

- Дак, ещё ни Самары, ни Сызрани не было, а уж тут староверы сады яблоневые обихаживали, с молитвою и сорта выводили. Старательный народ, таким бы всем на Руси быть, гли и горя бы не знали.

- Неужто, они лучше заморских фруктов? - Не унимался поручик.

- Ну, да, арабы как прознали про энти яблоки, свои апельсины, мандарины, персики позабросили, стали тысячами пудов хвалынские хрукты скупать и по Хвалынскому морю в свои края сплавлять. Тогда наши купцы серебро лопатой гребли. И до сих пор вкуснее хвалынского яблока на всей Волге не сыщешь.

- Ведь сколько на Руси диковин, а мы вот живём рядом и не знаем, - сокрушался Крылов.

- Но в этих местах ещё и познатнее чудеса деются, - глядя на возбуждённого поручика, прижмурился Панфилов.

- Знает ли ваше благородие, кто в Кремле Чудов монастырь построил?

- Да как-то не довелось узнать, - смутился Андрей.

- А было это ещё в четырнадцатом веке, точнее в 1357 году. Русь тогда под Ордой была, под игом их поганым. И вот у тамошнего хана Джанибека мать, Тайдулла вдруг ослепла. А хан её так любил, ну пуще жизни. Горевал он, горевал и прознал, что Алексий, митрополит Киевский и всея Руси, чудеса творит, и от болезней исцеляет. Послал хан за митрополитом и условие поставил: вернёшь зрение – проси, что хочешь, а нет – голова с плеч.

А митрополит не простой был человек – мудрец, да ещё и целитель, всякие травы знал. Молитвами ли какими, заговорами ли, снадобьем ли невиданным, потчевал её, а только родительница ханская Тайдулла вскоре прозрела.

Обрадованный Джанибек понял, что такого человека обманывать негоже, аллах накажет и исполнил просьбу Алексия, позволил заложить деревянную церковь в Кремле во имя Чуда Архангела Михаила на месте своей конюшни. Со временем Алексий и монастырь там основал и назвал его Чудовым. Там потом уж крестили царских детей да и самих и Ивана Грозного, и Алексея Михалыча, да и Петра Первого.

- Ну, а при чем здесь Хвалынск? – Удивился Крылов.

-Да при том, что монахи Чудова монастыря, грамоту жалованную получили на владение землёй под будущий город Хвалынск. Вот благодаря им и разросся город, и стал вотчиной Чудова монастыря.

-Где монастырь, а где Хвалынск? Что-то не вяжется, далековато – хмыкнул поручик.

- А город сей возник неспроста. Легенда живет и на сей счёт. Будто отправляясь к хану на верную гибель, митрополит заночевал на этом, тогда ещё пустом месте.

Утром глянул на речные просторы, залюбовался красотой, помолился Богу и дал обет, что если вернётся от Джанибека живым, то возведёт здесь город. И вот желание его исполнилось. Он и ханшу излечил, и домой живым вернулся, и город воздвиг.

- А верно ли, что и Пётр Великий здесь тоже побывал? – спросилАндрей.

- Так, ежли по правому берегу итить, то город наш не минуешь. Вот и Пётр с войском, когда в Персию шёл, тут же ночевал. Так горожане учудили, подарили ему козла с золотыми рогами. Пётр долго смеялся, а потом обозвал жителей хвальбунами. С того вроде и город назвали, хотя вряд ли. Корабли из Хвалынского моря сюда добирались, вот от того и название пошло, так я думаю.

10. Из пастухов да в графы.

За Хвалынском, до самого Широкого Буерака, все шестьдесят вёрст, дорога пошла по самому краю берега. Боясь случайного поворота к обрыву хотя бы одной подводы, что вызвало бы эффект домино всего обоза, командир полка незамедлительно выставил почти все эскадроны цепочкой вдоль берега, приказав всем драгунам спешиться.

- Обгоняя по обочине растянувшуюся колонну, Семён Акутин заметил Крылова, ведущего за собой жеребца:

- Андрюха!- возопил он радостно, невзирая на окружающих, - там почта пришла, курьеры нас догнали. Письма тебе и мне. После Саратова обещали раздать, - и, махнув на прощанье рукой, умчался в голову колонны.

У Андрея в раз потеплело в груди, радостно всколыхнулось сердце, впервые за многодневную тягомотину похода, повеяло чем-то родным, близким. Перед глазами Андрея невольно замаячили лица Марии, Вани, бабушки Христи.

По рассказам словоохотливого вожатого, Крылов знал, что впереди их ожидает особо рисковое место. Озабоченный новой опасностью, поджидающей полк, Андрей сразу же и поинтересовался:

- Иван Данилыч, а что это за водомоина нас по пути ожидает?

-А ето уже близко, у старообрядческого сельца Широкий Буерак. Местечко такое, известно не только глубокой росташью, по местному вертепижиной, но и своевольными поселенцами. Место глухое, для жилья неудобопригодное. Кучегуры*, шиханы*, да буераки*. Вот туда и сбегались, спокон веку вольные сходцы да беглые крестьяне из разных губерний. Ни от кого не зависели, никому не принадлежали. Ну, а раз ничьё - значит государево, - ухмыльнулся Панфилов,- ну, Елизавета Петровна и одарила царской милостью Кирилла, брата своего фаворита, графа Алексея Разумовского, этой деревенькой.

- Ну, про этого Алёшу Разумовского мы наслышаны, - не удержавшись, громко захохотал Крылов, аж жеребец его вздрогнул.- Знаете, как он из пастухов в графья попал?

- Из пастухов? – удивился провожатый, - не, таково чуда не слыхивал.

- Однажды некий полковник, с двора Её Величества, ездил по Малороссии, набирая певчих для Придворного хора, зашёл в храм, а там парубок такие рулады выдаёт, заслушаешься и собой пригож, красавец писаный, ну и привёз его в Петербург. Цесаревна Елизавета как увидала его, так и влюбилась по уши. Сначала он управлял её имениями, стал камер-юнкером. После переворота он уже генерал-поручик и по совместительству «ночной император». Вскоре все Разумовские стали графами, а он ещё и генерал-фельдмаршалом.

- Из пастухов?- Возмутился вожатый.

- Да, из коровьих пастухов, но он был сыном запорожского казака. А казаки на многое способны. Вреда большого России не творил, ну и зла тоже, знал своё место. А вот брательник его младший, Кирилл, тоже «граф», для России много сделал. В восемнадцать лет, после учёбы за границей, стал президентом Петербургской Академии наук. Ломоносова от нападок немчуры отстоял, квартиру ему выбил, русский язык ввёл в академии. Нашего оренбургского учёного Петра Иваныча Рычкова в член-корреспонденты произвёл. А Большой Буерак для него капля в жизни.

- Ну, не скажи, поручик. Местные сходцы с ним крепко тягались, свои условия ставили. Хотя он тут не раз и не был, всё приказчики его старались, да и те отступились. Тут народ - кремень, одно слово – староверы.

11. Саратов – «Жёлтая гора».

Впереди замаячила Малыковка.

- Ну, вот скоро и Саратов, моя миссия будет окончена, получите нового вожатого, а я вам на прощанье поведаю такое, чего другой-то может и не знать.

- И чем же это вы собираетесь угостить нас на прощанье? – Поинтересовался Крылов.

- Так только историей, к чему сызмала пристрастие имею. Уж видно так уготовано судьбой,- продолжил вожатый,- но Саратов, как и ваш Оренбург, закладывался три раза. Первый раз эту крепость заложил на левом берегу опытный градоделец князь-воевода Григорий Засекин по воле царя Фёдора Иоановича в 1590 году, но через 25 лет её сожгли, мешала ушкуйникам* грабежом заниматься. Второй раз, уже по указу царя Михаила Фёдорыча Романова, воздвигли её на мысу, меж речкой Саратовкой и Воложкой. Но и там место неудобное, кубанские татары житья не давали, постоянно творили разорения. И только в 1674 году, уже в конце царствования Алексея Михалыча, отца Петра Великого, на правом каменистом берегу, близ Соколовой горы, заложена была настоящая крепость. Татары называли её Сары-Тау, Жёлтая гора, оттого и Саратов. Правда, ей тоже сразу не повезло. Спустя четыре года захватил её Стенька Разин и подверг трёхдневному грабежу. Ну, а потом туда стали сходцев из разных губерний селить да немцев привечать из разорённой Европы.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒