НЕПОКОРЁННЫЙ ОРЕНБУРГ 7 страница

- Да, умная Катерина понимала своё шаткое положение, - вмешался Андрей,- селила своих соотечественников там, где более беспокойно, немцы ведь могут и сдачи дать.

- Ну, да, а льготы им дала просто сказочные. Беспроцентная ссуда на десять лет, расходы на переезд, жильё, торговля без пошлин, освобождение от налогов до тридцати лет, свобода выбора религии – в общем, живи – не хочу. А вскоре супротив крепости, на левом берегу, чумаки-солевозцы слободу основали. Из озера Эльтон завозили. Скудно было с солью на Руси.

Вскоре дорога раздвоилась, и вожатый ускакал разбираться с направлением, а к Андрею подскочил Юматов. Крылова поразило его расстроенное лицо, и он спросил:

- Господин поручик, что за беда у добра молодца?

- Да беды нет, Андрюш, так вспомнилось.

- Ну, не тяни, выложи душу, полегчает.

- Любовь моя первая здесь, в Саратове живёт.

- Так в гости загляни.

- В гости нельзя, не моя она.

- А что случилось-то?

- Дружок у меня был, полный тёзка Михаила Романова.

- Ништо царских кровей?

- Да какой там, но красив, как Бог. А мы с Аннушкой дружили, в одном городишке обитались. Ну и матери наши подругами были. Вроде дело к свадьбе шло. А тут меня на службу забрали, она к дядьке в Саратов. А я на побывку пришёл да встретил этого дружка. Ну, сдуру и дал ему адрес, мол, поклон передай. Ну, он и «передал». Через полгода на свадьбу пригласил.

- Так чего ж ты горюешь? Знать не люб ты ей был. Это и к лучшему. Всё само и разрешилось.

- Да не в том дело, Андрюха. Я сам направил к Анне этого пройдоху, перед ним ни одна девчонка не могла устоять. Скольким он доверчивым душам жизней покорёжил и ей сломает. А виноватый то я.

- Ну и дурак же ты, братец, прости Христа ради, сорвалось. Она что, совсем без головы? Это её решение. Выбрала того, кто ей люб. Ну, почему ты лишаешь её права выбора?

- Да всё никак забыть её не могу. Поди, уж десять лет пролетело, а всё маюсь.

- Не горюй, найдётся и на твою шею достойный хомут. Ведь жениться – не напасть, как бы женатому не пропасть. Вот вернёмся из похода, такую тебе принцессу подберём, куда там Аннушке. Узнает, позавидует, да поздно. Не тужи по бабе, Бог увидит, девку даст.

А вскоре показалась и сама крепость. С высокой Сокольей горы открылись широкие прямые улицы, высоченные белоснежные храмы богатого города, торговые ряды, внушительные стены. Обоз расположился табором у просторной рощи.

Командир полка, удовлетворённый тем, что наконец-то вошли в график, двигались быстро, без особых происшествий и угадали к Светлому Христову Воскресенью, распорядился дать три дня отдыха.

Начальник штаба отрядил всех каптенармусов в город за куличами, за яйцами да за угощением. Всем служивым велено было привести в порядок мундиры, да приготовиться ко всенощной службе в храмах. Полковой священник лично обошёл все эскадроны и дал свои наставления.

Казачья сотня Акутина отправилась на Волгу сполоснуться. За ними увязались и многие драгуны, хотя на биваке бил роскошный родник.

12. Родные письма.

Курьерская служба наконец-то доставила почту. Крылов получил сразу два письма. Одно было ещё мартовское, а второе уже апрельское. Андрей с трепетом распечатал серый пакет, зачем-то понюхал толстый ворсистый лист бумаги, погладил его и с удивлением увидел на самом верху страницы неровные палочки и растянутые кружочки. Ими была исписана целая страница – усердные старания сына. Ниже крупными печатными буквами письмо Марии.

Из отрывочных фраз Андрей понял, что они по нему очень скучают, ждут его возвращения, что полковница, не смотря на заботы, печётся и о них, как о своих детях, а Ванюшка там свой человек. Учится писать буквы и начинает читать. Еды хватает, только вот по воду ходить далековато. В комнатушке тепло, даже окно не замерзает. Баушка Христинья собирается летом в Илецкий городок съездить. Иван Кириллович часто гостинцы приносит: то мясо, то рыбу, а то и шаньги от своей бабушки Аграфены. Поклон тебе от них. В другом, майском письме, Андрей увидел буквы писанные Ваней и сначала усомнился, но приглядевшись, уверился, что Мария так написать не смогла бы. Буквицы, ещё корявенькие, как покосившиеся хатёнки, разбежавшиеся вкривь и вкось, но радостный отец уже мог прочесть «БАТЯ АНДРЭЙ».

Мария писала, что подружилась с форштадскими казачками, часто бывает в семье Акутиных и Ефросинья принимает её, как родную сестру, а Ванюшка везде, как свой, порой бывает даже за него неудобно. Только после прочтения писем, Андрей понял, какая несносная тягость давила на его плечи последнее время и теперь она свалилась – стало легко и просторно на душе.

13. Неосуществлённая мечта императора.

Вечером, накануне отъезда, командир драгунского полка собрал всех офицеров на срочное совещание, следом было объявлено общее построение и поголовная перекличка личного состава. Выявилась неприятная картина - более десятка драгун в полк не явились. Была срочно создана команда унтер-офицеров с приданными офицерами местной комендатуры. Они прочесали все злачные места города, трактиры, хитрые забегаловки – было найдено около десятка загулявших служивых, но четверо драгун из первогодков исчезли бесследно и были объявлены дезертирами. Командир полка, закаявшись совмещать праздники с днями отдыха, показал свой характер – провинившиеся командиры эскадронов и взводов были строго наказаны. К счастью в эскадроне Крылова нарушений не было. Его подразделение, как всегда, при выходе из большого города, было направляющим. Колонна прошла более половины пути, до Астрахани оставалось не более восьмисот вёрст. Освободившись от канительных саратовских дел, повздорив с полковником Михайловым из-за слишком строгого наказания офицеров и драгун, начальник штаба полка, Степан Львович Наумов, проскочил в авангард обоза, чтобы унять расходившиеся нервы и заодно познакомиться с новым вожатым до Царицына. Им оказался мешковатый на вид обыватель, в затрапезном, выцветшем коричневом казакине, на поверку оказавшийся довольно интересным, знающим человеком.

Наумову не пришлось бывать в этих местах, и он с удивлением узнал об особом внимании царских особ к Дмитриевску, небольшой крепости на правом берегу Волги. Здесь побывал и Пётр Первый со своей то ли шведкой, то ли литовкой, Мартой Скавронской, перекрещённой в Екатерину Первую – во время неудачного Азовского похода. Позже навестила городок и немка София - Екатерина Вторая, с познавательными целями. Петра же интересовали только практические задачи. Он обратил внимание на редкое явление природы – узкий перешеек меж притоком Волги Камышинкой и притоком Дона Иловлей. Изобретательный царь решил прорыть меж них канал и соединить Волгу с Доном и Чёрным морем. Для этого надо было прокопать протоку в три версты и соорудить четыре плотины. Эта задумка великого реформатора так и не осуществилась, оставив на века поселение «Петров вал». Помешали тому частые бунты крестьян и примкнувших к ним стрельцов, не желающих брить бороды да носить куцые немецкие мундиры. А ранее ещё Ермак сумел перетащить свои струги в этом месте с Дона в Волгу и отправился на покорение Сибири. Этим же путём вышел разбойничать на Волгу и Стенька Разин.

Наумов, увлечённый глубокими познаниями вожатого, намеревался остаться здесь, в авангарде до конца перехода, но вскоре его вызвали в штаб для разрешения нового, довольно щекотливого дела.

14. Академик Гмелин – младший.

В Дмитриевске к драгунскому полку временно был прикомандирован для попутного следования доктор врачебных наук Императорской Академии Самуил Готлиб Гмелин. Наумов, подумав, прикрепил его к эскадрону Крылова, помня достойное общение поручика с Лепёхиным и Палласом.

Андрей с большим интересом отнёсся к учёному немцу, его удивило, что такой важный господин легко управлял конём и возжелал путешествовать верхом, оставив свои вещи в коляске. Доктор довольно сносно говорил по-русски, но на всякий случай рядом всегда был щепетильный поручик Юматов, щеголявший безупречным произношением.

А торопливая южная весна была здесь в самом разгаре. Буйно цвели дикие сады, травы, прибрежные кустарники, опьяняя нежным ароматом благодарных служивых. Майское солнце заставило сбросить тёплые одежды, расслабить всех путешествующих и как-то не верилось, что полк идёт на войну, туда, где стреляют не холостыми зарядами, где свищут ядра, пули и льётся кровь.

Академик Гмелин, несмотря на высокий титул, оказался приветливым, разговорчивым собеседником и сразу расположил к себе охочего до знаний Крылова. Первым делом Самуил попросил не путать его с Иоганом Гмелиным, его дядей, тоже путешественником, тоже учёным, исследователем Камчатки, почившим десять лет тому назад. Академик Самуил был младше Андрея на семь лет и вызывал у поручика несказанное благоговение. Адъюнкт Иван Лепёхин, с которым Крылов подружился в Самаре, был младше его всего на два года и обходился с ним как со старшим братом, а тут иноземец да ещё юноша и уже академик. Поручик помнил, что в его годы он был ещё только сержантом.

Из рассказа учёного, путающего русские слова с немецкими, через пятое на десятое, Андрей понял, что тот два года назад был приглашён самой императрицей в Петербургскую академию наук для изучения прикаспийских окраин России. Теперь он едет в Астрахань, где уже бывал. Там его ждут пятнадцать специалистов, при семнадцати подводах, а ещё слуги, охрана. С ними он едет морем в Дербент. Посуху - в Баку, Шемаху, Сальяны и далее по Кавказу.

Ботаник всем понравился, даже въедливым, недоверчивым казакам. Высокий, стройный, молодец, с золотистой, кольцами, шевелюрой. Если бы не ломкая полурусская речь, его можно было бы принять за ухватистого рязанского парня, весьма подвижного, шебутного и смешливого. Он ни минуты не сидел без дела, даже сидя в седле, он что-то писал, рисовал и постоянно задавал вопросы. Если некому было отвечать (новый вожатый постоянно отлучался) рассказывал сам. Оба поручика, Крылов и Юматов, с удивлением узнали от него, что в зимнее время в донских степях появляются дикие лошади, которые обитают где-то меж Азовом и Астраханью и поймать их никому не удаётся. Андрей без перевода понял, что речь идёт о конях, знал «пферд»-лошадь, но, когда немец стал рассказывать о производстве шёлка не в Китае, а под Царицыном, пришлось просить помощи у Юматова. Тот чётко, внятно перевёл, что в пятнадцати верстах от Царицына, на Ахтубе, мол, есть два селения и живут там безродные люди, не помнящие родства. Отношения их меж собой и, особенно с начальством, настолько свирепы, что те меняются как перчатки, чтобы не быть убитыми. А выращивают эти несчастные люди тутовые деревья для кормления шёлковых червей. Но деревья уже старые, почти без листьев, о новых посадках якобы никто не помышляет, оттого и шёлковых нитей собирают всего несколько пудов.

- Это что ж,- удивился Крылов,- шелкопрядов можно и в Оренбурге выращивать?

Гмелин, как настоящий биолог, тут же рассказал, что шелкопрядных червей можно и на холодном севере разводить, даже в вашем Архангельске, были бы нужные условия.

Юный академик, обрадованный тем, что нашел благодарных слушателей, с упоением рассказал о развалинах древней столицы царя великой Татарии, Ахмета, что лежат по самому кряжу яицкой степи, при впадении Ахтубы в Волгу. Сии остатки старинного града русские называют Царёвыми Падями или царскими лугами, а за ними, по всему займищу, рассеяны следы усадеб, дворов, остатки стен больших и малых строений, дворцов. Местные жители берут оттуда кирпичи и находят там монеты, золотые и серебряные кольца, серьги. И эти развалины рассеяны по всей Яицкой степи, до самого Яика. Что, мол, ещё дед царя Ивана Васильевича Грозного, Великий князь, тоже Иван Васильевич, в 1462 году разорил сей вредный город, а ногайцы его позже с землёй сравняли.

15. Легенда о Сладком озере.

После двухдневного роздыха в Дмитриевске, драгунский полк по прямой дороге вышел к Царицыну. Преодолеть двести вёрст - против полуторатысячного перехода, уже не пугали, хотя вместо твердо каменистого полотна пошло хряское, истолчённое каменье, постепенно перешедшее в сыпучее пескованье, которое вконец измотало и коней, и сопровождавшее воинство. Частые, без мостов, речушки, ещё не пересохшие к лету, глубокие, заросшие дерезой, как щетиной, балки, заливчики; невесть откуда взявшиеся крутые горушки - заставляли служивых впрягаться и вместе с лошадьми, на своих плечах, вытягивать тяжело нагруженные телеги, из ям, трясин, буераков, делать частые остановки. На карте всё было ровно и гладко. Все надеялись, что вскоре станет лучше, но после Песковатки пошли такие глубокие пески, что колёса вязли по самую ступицу, а кони до колен. Движение замедлилось. Чтобы помочь выбившимся из сил обозным лошадям, приходилось припрягать к ним и строевых коней. Непривычные к тяглу строевики дико ржали, вставали на дыбы и кусали своих соседей. До Царицына оставалось всего-то полста вёрст, но утомленные лошади порой не могли стронуться с места, приходилось делать частые передышки.

На одной из таких остановок никогда не унывающий Самуэль Гмелин, рассказал легенду о Сладком озере. Утомлённые казаки и драгуны уселись передохнуть вокруг юного профессора и, принакрывшись плащами от палящего светила, застыли, как изваяния. Рядом, на телеге, примостился и поручик Юматов, в помощь рассказчику, когда тот затруднялся с переводом.

Ещё до хана Мамая,- начал Гмелин,- у озера, что на пути с Ахтубы в степь, жил благочестивый человек - Абдулла. Бог не дал ему порадоваться на своих сыновей – все умерли в детстве. Осталась одна дочь по имени Айша.

Старый Абдулла кормился тем, что сообщал караванщикам сведения о дорогах, колодцах, опасностях, подсказывал караванщикам наилучшие варианты пути – купцы за это оделяли его подарками, тем они и жили.

Однажды к озеру прискакал молодой хан, поохотится на лебедей, красивый и статный юноша. Увидя Айшу, спросил: - почему на вашем озере так мало лебедей?

- А ты приезжай через год их много будет, - ответила красавица.

И стала девушка с той поры выпрашивать у проезжих купцов сахар, разбрасывать его по берегу озера и поджидать хана. Лебеди, падкие на лакомство, слетались стаями к озеру и, когда хан, спустя год, приехал на охоту, то удивился несметному обилию дичи. Молодой охотник, как бы в благодарность за содеянное чудо, взял в свой стан влюблённую в него Айшу и упрятал её в душный гарем среди своих наложниц и рабынь, а старому Абдулле приказал стеречь лебедей.

Опозоренная Айша, живя в тошной неволе, плакала и тосковала, поняв, наконец, как жестоко обманулась в своих девичьих грёзах, желая стать любимой женой коварного хана. Не выдержав мук разбитого сердца, она убежала к родному озеру, к родному отцу и, найдя его мёртвым, бросилась с горя в озеро. Хан, узнав о гибели девушки, горько жалел: - много жён у меня было,- восклицал он, - но любила меня только одна Айша.

А озеро это до сих пор существует и вода в нём действительно сладковатая. Быть может от обилия солодкого корня, растущего по его берегам,- не преминул показать свои знания юный академик.

16. Многострадальный Царицын.

За Песковаткой, уже у посёлка Ерзовки, примостившегося у самого берега, в голову колонны подъехал Наумов. Ему не терпелось разузнать у сведущего вожатого про Царицын. Тепло поздоровавшись, как со старым знакомым, угостив его из фляжки крепкой кизляркой, премьер-майор осведомился:

- Ты, Демид Омельяныч, просвети меня насчёт Царицына. Я в этих местах не бывал, а наслышан премного.

Довольный угощением и офицерским вниманием, вожатый, попыхивая трубкой, зачастил:

- На Волжском понизовье, Царицын-то постарее Саратова на год, а от Самары на три года моложе. А супротив Астрахани старее на две сотни с гаком. Назван, бают, по речке Царице, хотя, может, называют её и Сары-су, вода вроде в той речке желтая.

Город не простой, на особину, возведён на высоком правом берегу Волги. Земляным валом с раскатами с трёх сторон обведён, а с четвёртой стороны – река. Защищён вроде крепко, но строения все деревянные, окромя трёх каменных церквей. Случись пожар, как синь порох жахнет. Купчишки своё богачество на рыбном промысле пополняют. А беднота, простолюдье, от посева арбузов и дынь питаются, кои и астраханских по вкусу превосходят. Во множестве тёрн, вишню, яблоки, и виноград не худо разводят.

В этот год довелось мне приводить в город три экспедиции, прям какое-то нашествие ученых мужей. И как по заказу, все три Иваны: наш Иван Лепёхин, Иоган Фальк, Иоган Гильденштедт. Все что-то ищут, исследуют, а в нашей земле чего только нет. Точнее сказать, того нет, чего на земле нет. Когда Иван Грозный эту Казань, как чирей, сковырнул, стала Русь расширяться и на восток, и на юг. По Волге путь открылся, а уже через два года и Астрахань взяли. Царь наметил тогда три крупных города-крепости возвести с промежутком в триста-четыреста вёрст, чтоб коней не заморить и, чтоб главную дорогу России на юг закрепить, от кочевников оборониться, но не успел. А ещё в здравом уме был, в шахматы играл и сковырнулся. А намётки его уже сын Фёдор до ума довёл под опекой расторопного Годунова. Сначала Самару заложил в 1586 году, а спустя три года и Царицын.

- Сие мне известно, - откликнулся деликатный Наумов, - журнальчики-то я почитываю, мне бы самые корни узнать.

- Ну, так бы сразу и сказали, - посерьёзнел вожатый. - Поначалу-то заложили острог на левом берегу, супротив переволоки. Там Дон с Волгой сближаются до тридцати вёрст, пеший может за день одолеть. А лихим людишкам пришёлся не по нутру, подожгли, дотла сгорел. Построили крепостцу попросторнее, уже на правом, ещё более опасном берегу, её «крымской» нарекли, потому как крымские татары покоя не давали. Но ту крепостицу сделали уже познатнее. Рвом обнесли, вал, стены высоченные, не перескочить, да четыре сотни стрельцов с пушками посадили. Эти крепкие ребята крымчаков и отвадили, не дали им безнаказанно грабить проходящие суда. Разбоя не допускали. История-то Царицына с Саратовом во многом схожа.

Долгонько так продержались, даже и в смутное время, и ногайцев бивали, и крымчаков, и пришлых калмыков. Стрельцы и суда оберегали, что с лесом, зерном, солью, да железом шли. Вот народившиеся крепости их и защищали, ну и те, что помельче. Но без должного ухода стены и башни ветшали, не хватало стрельцов, пушкарей, зарядов. Отец Петра Первого, Алексей Михайлович, прислал как-то самую малость, полсотни стрельцов из Свияжска, ему тогда было не до Царицына.

- Ну да, Царство Сибирью прирастало, с Малороссией воссоединились,- встрял Наумов,- а ещё поляки со шведами житья не давали, тут ещё патриарх Никон с расколом церкви влез, соловецкие монахи поднялись, а следом Стенька Разин народ взбулгачил, от разбоя отошёл.

- Да, как сказать,- настороженно скосил глаза на майора вожатый, - народ-то зазря колготиться не станет. Зажали смердов ни тпру, ни ну, да и Юрьев день отменили. Одна была лазейка у крестьян, а и ту отобрали, народ-то и поднялся. Помогли Разину Царицыном овладеть, а там и Астрахань пала.

- Да, полыхнуло пожаром на пол-России, - добавил майор.

- А Царицыну досталось ещё и от донских казачков, кои за Кондратием Булавиным шли, а уж потом, году в семнадцатом, при новом царе, его крымские да кубанские татары зорили.

После этого сам Пётр прибыл на место и самолично проект крепости учинил, на все руки был мастер, руки мозолистые, а ведь тоже император. Цитадель ту на века сотворил. Четырёхугольная, с мощными бастионами, с глубоким рвом, шестисаженным валом. А на прощанье подарил городу свой картуз и трость, в знак запрета от перевода жителей в крепость Азов, что бояре надумали учинить.

- Да крутенёк был Пётр Алексеич, но провидцем был отменным. Место там ключевое, на все четыре стороны дороги, недаром же хазары то место облюбовали, а потом и Золотая орда утвердилась.

- А как вы думаете, ваше высокоблагородие, - спросил вожатый, прищурив глаз, - на кой ляд нашей императрице чужеземцев в Россию заманивать?

Степан Львович внимательно глянул на хитрого малороссиянина. Вопрос был явно провокационный, подходящий для тайного сыска. Осторожный майор допускал, что разговорчивый вожатый вполне мог быть фискалом и задал встречный вопрос:

- А что вы сами думаете, Демид Омельяныч?

- Да мы люди тёмные, газет не читаем,- уклонился он от ответа.

Наумов понял, что словоохотливый собеседник и сам не доверял малознакомому человеку, прощупывает его и вдруг интуитивно решил, что ему можно довериться.

- Причины две, уважаемый Омельяныч. Как ни крути, а приглашает она своих единоземцев, единокровных, помогает им выжить. Пруссия разорена войной, простонародье в отчаянности гибнет, а работяги они добрые. А селит их там, где более всего неспокойно, бунты за бунтами. Вот она и разбавляет население, а гансы, народишко организованный, может и отлуп дать. Да и край тёплый, не вьюжная Сибирь.

- Спасибочко, Степан Львович, наши думы совпали, только вот грызёт меня думка. Ну почему не дать и русскому крестьянину такие привилегии? Он бы и зажил по-другому.

- Смелый вы человек Демид Омельяныч, - молвил с грустью майор,- а кто же будет бар кормить?

17. Янкала - Чёрный Яр

После Царицына вдруг засвистел окаянный шелоник*, ветряной разбойник. Он взметал мелкозернистый белый песок, засорял глаза, набивался в уши, нос, за шиворот, бесил коней, да и сухой июньский жар парализовал волю не только людей, но и животных. Приходилось двигаться с полуночи, когда уже остывала раскалённая обжигающая земля, благо небо было светлым, и дорога хорошо просматривалась.

Днём, в самый жар, распрягали коней, отводили в тенёчек, охлаждали, потом их купали, чистили, купались сами. Благо - рядом Волга.

***

На третьи сутки похода от Царицына, показалось большое селение Янкала, что с калмыцкого - Чёрный Яр. Новый вожатый, среднего роста, весьма подвижный казачий вахмистр, Григорий Филиппович, рассказывал, сидя боком на поджарой кобыле:

- В этом году, однако, уездным городом объявили, теперь мы не хухры-мухры, а после Астрахани первые. Хороший посёлок только на месте не стоит. У нас одна беда, берег постоянно подмывается, а в половодье обваливается целыми саженями, дома рушатся, приходится жителям на запад отступать. В Европу торопимся, однако, - усмехается он в пышные усы.

- И что ж, никакого удержу нет?- озадачился Крылов, едущий рядом.

- Так, ить, чёрнозём! Оттого и Чёрный Яр. Пока скальную породу не встретит, так и будет берег рушить, до самого Дона, ежели Сарпинские озёра не остановят.

- А место здесь вольное, - восхитился Андрей, - и Царицыну подпорка.

- Так, ить, и заложили крепость разумно, ещё при первом Романове, Михаиле, в 1627 году. Целили для охраны волжских караванов от нападений калмыков, да и от понизовой вольницы. От крепости и посад стал разрастаться, земля-то там – палку воткни – дерево вырастет. Да подвернулась укрепа под разбойную руку Разина. За непокорность атаману, черноярского воеводу Беклемишева высекли, ограбили в чистую да руку ему чеканом* посекли. Опосля, снова отстроились, место-то намоленное, да и народец тамошний крепкоуздый, неповодливый, крепко поднялись. А ваккурат сотню лет тому назад «прославился» тамошний воевода Гаврила Исупов. Вызволял людей из татарской неволи да обращал их в своих крепостных, ещё и избивал за неповиновение. Ну, сколь верёвочки не виться, дошло до царя Алексея Михалыча, и изувер своё сполна получил.

Часть четвёртая.

КАВКАЗСКАЯ ЛИНИЯ.

«Кавказ - ключ от Востока. Только с Кавказского перешейка

Россия может охранять свои южные бассейны и всю границу

От Крыма до Китая».

Р.А.Фадеев. «60 лет Кавказской войны».

1. Край ополья. Земля Астраханская.

Наконец-то полк вышел на последний отрезок пути. Впереди была долгожданная старая Астрахань, пожалуй, самый сложный участок дороги, изобилующий озёрами, балками, заливами. Новый вожатый задерживался, но ждать не стали. Дорог был каждый час до наступления несносного полдневного зноя. К удивлению всех, в авангард колонны выехал вдруг Самуэль Гмелин:

- Я знаю эта дорога, туда-сюда два раза ходил, - сказал он уверенно, как всегда широко улыбаясь, тыча пальцем в подробную карту собственного изготовления.

За неимением другого проводника, доверились молодому путешественнику. Для более точной координации действий, на всякий случай, командир полка прикомандировал к нему начальника штаба Наумова да поручика Юматова. Обрадованный академик, польщённый доверием самого полковника и чувствуя себя хозяином положения, сразу же стал, походя знакомить офицеров с историей Астраханского края.

- Сия сторона ещё со времён глубочайшей древности была местом кочевий диких племён Азии, переселявшихся Европу, - начал молодой путешественник. - Скифы, сарматы, аланы, гунны, акациры, авары, угры и многие другие варвары попеременно здесь побывали, близ вод Каспия. А позже союз племён образовался в могущественную Хазарскую державу, на торговле она и держалась. Центром же этого гнезда был город Итиль, прародитель нынешней Астрахани. А во второй половине десятого века русский князь Святослав Игоревич спустился по Волге и довольно легко разгромил весь Хазарский каганат, приоединил земли до самого Чёрного моря и ушёл завоёвывать Болгарию, а потом в низовье Волги пришли кочевники.

- А когда же Астрахань появилась? – Не утерпел Юматов.

- Поначалу там укрепились татарские городки, а меж них и крупное поселение Астрахань. Её поперва называли, то Хазитороканью, то Аштарханью, то Алжитарханью, то Цитраханью. После многих разорений и нашествий она была, наконец, присоединена Иваном Грозным к России и перенесена на остров, как на более безопасное место. С того времени и стала мощным торговым узлом. Сюда рвались попасть купцы не только Персии, Индии, Хивы, Бухары, прочих стран Азии, но и европейцы, особенно англичане. Но очередной правитель России, царь Алексей Михайлович более всех привечал азиатов: индусов, персов, армян.

- А с какого же времени об Астрахани стало известно? – Снова не удержался дотошный поручик.

- Впервые упоминается она, как Хаджи-Тархан ещё в 1333 году, а в самом конце четырнадцатого века хромоногий Тамерлан сжёг её дотла. И потом, только через полтораста лет, уже при царе Иване Четвёртом, Астрахань снова расцвела и стала крупным городом - крепостью. Центральную часть разместили на высоком холме большого острова, который омывался водами Волги, Кутума, Царёва и Казачьим ериком. А весь город раскинулся на одиннадцати островах. По обилию мостов, уверяют, он почти не уступает Венеции и Питеру.

- А вот говорят, что и Пётр Великий любил этот город, - вмешался Наумов.

- Да, Пётр лично спланировал там обустройство порта, сам и открыл его. Император и в архитектуре неплохо разбирался. Говорят, что он восхищался великолепным Астраханским кремлем и главной святыней крепости Успенским собором. Однажды, сажая жёлуди для будущих корабельных дубов, заметив усмешку знатного господина, сказал: - Не для себя тружусь, а для будущей пользы Отечества. Вот такой был ваш царь Пётр. Он не только лично посадил дубы в городском саду, но ещё и садовника назначил. В тот год ему везло. И персидский поход был удачен, и крепость Дербент взята без боя и Баку сдался, и Решт. К России тогда отошли провинции Ширван, Гилен, Мазендеран, Астрабад. А любимец Петра, русский резидент в Турции, Иван Иванович Неплюев, блестяще справился ещё и с поставленной государем задачей. Он не только предовратил войну с Портой, но и сумел отторгнуть у неё всё западное побережье Каспия.

- Это ведь наш Неплюев, основатель Оренбурга, Троицкой и других крепостей, а потом пошла чёрная полоса,- добавил с грустью Наумов.

- Да, - продолжил Самуэль,- возвращаясь в свою столицу, Пётр заметил падение большого метеорита и долго наблюдал его след в подзорную трубу, возможно и думал. - Что предвещает сей грозный знак? Беду ли, скорую кончину? И, наверное, тревогою и неизвестностью щемило его беспокойное сердце.

2. Здравствуй, Аштархань!

В самую жару, когда палящее солнце, казалось навсегда застыло в зените, когда всё живое запряталось в тень, а босые ступни можно было обжечь о песок, 24 июня 1769 года Оренбургский драгунский полк первым, изо всего Московского легиона, прибыл к месту своей дислокации в самую южную крепость России - Астрахань. После долгого, утомительного похода в несколько тысяч вёрст, полку был дан длительный отдых до подхода Казанского и Уфимского полков, которые задерживались в пути по неизвестным причинам.

Начальник штаба полка, Степан Львович Наумов, разместив личный состав в добротных казармах, позаботился о питании (овощи и фрукты здесь были в изобилии и по мизерным ценам) отпросившись у комполка, поспешил в местное офицерское собрание, где можно было найти газеты, журналы, военные ведомости. Дотошному штаб-офицеру не терпелось узнать, что творится внутри державы и за её пределами, но особенно его тревожило положение русской армии в этой довольно тяжёлой военной кампании, так как Россия вела войну сразу на трёх несостыкованных фронтах.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒