НЕПОКОРЁННЫЙ ОРЕНБУРГ 3 страница

***

Уже до перезвона церковных колоколов, извещавших об окончании утренней церковной службы, на плацу, перед губернаторским домом, неподалеку от Преображенского собора, уже стоял спешенный драгунский полк, построенный в четыре шеренги, прибывший накануне из Троицкой крепости. Позади колонны, близ храма, расположилась пёстрая стайка офицерских семей в длинных шубах и нарядных пуховых платках, купленных у местных мастериц.

Эскадрон поручика Крылова, как лучшее подразделение полка, стоял в центре, напротив высших офицеров гарнизона. Правее Андрея в парадной форме с эполетами из золотистого и чёрного гаруса, стоящего перед своими драгунами, разместился штаб полка во главе с полковником Михайловым. Рядом бравая знамённая группа с ассистентами, обнаженные сабли на сгибе локтя. Впереди рослый капрал с полковым камчатым знаменем белого цвета с гербом полка: в центре – в золотом щите на голубом поле белый одноглавый орёл, сидящий на оконечности белой горы, рядом ещё девять значков на длинных древках с флажками, по числу эскадронов.

Крылову хорошо была видна изломанная шеренга гарнизонного начальства.

Они о чём-то негромко спорили, слышно было и воркование голубей на крыше собора, и лёгкий шорох, а может быть дыхание сотен служивых, и даже задорное пение слободских петухов за крепостным валом. Лёгкий морозец слегка покусывал щёки, но ветра не было. Высокие здания, да и крепостная стена поблизости от плаца, задерживали колебание ветра, создавая уютное затишье.

И вдруг эту безмятежную ломкую тишину нарушил строгий звук часового колокола на высокой башенке канцелярии и всё в раз смолкло.

С последним, десятым ударом широко распахнулись высокие двери губернаторского дома, и показался высокий плечистый военный лет сорока, с крупно-рубленым волевым лицом, в шитом золотом мундире с красными отворотами, в тон с цветом лица, и в парадной треуголке с плюмажем. Придерживая левой рукой шпагу, легко сбежал с высокого крыльца, чётким строевым шагом, слегка прихрамывая на правую ногу, прошёл к замершей шеренге гарнизонных офицеров и, заняв своё место, слегка кивнул головой.

И сразу же, как по волшебству, раздался мощный рокот десятков военных барабанов, в миг заполонивших гуляющим эхом всё пространство. Этот напряжённый тревожный ритм вернул сознание служилого люда из беспечного, мирного бытия в суровое пекло воинской дисциплины, муштры, лишений и возможной гибели. В то же самое мгновение с крыши собора взлетели, напуганные рокочущим гулом, сотни голубей, добавив гвалта и шума от машущих крыльев в мерную барабанную дробь. И вдруг, на фоне этой царящей над площадью какофонии звуков, случилось невероятное.

От кучки женщин, стоящих позади драгунского полка отделился малыш и, часто семеня ножками в белых катанках, протиснулся сквозь плотные шеренги драгун, подбежал к поручику Крылову и встал, как вкопанный рядом.

Андрей, ощутив левой рукой что-то мягкое, скосил глаза, увидел сына и оторопел от неожиданности, не зная, что и предпринять. По строевому уставу он не имел права без приказа ни выйти из строя, чтобы отвести ребёнка к матери, ни даже что-либо сказать ему и стоял в оцепенении, ожидая неприятностей. Волнение усиливалось ещё и от того, что, как назло, его эскадрон находился на самом виду у высшего начальства. По мысли Крылова, нештатная ситуация, связанная с малышом, ломала все регламенты и порядки воинского строя.

Поручик, стоя навытяжку, искоса поглядывал на Ваню и лихорадочно искал выхода из нелепой ситуации. Но сын стоял спокойно, вровень с носками его сапог и с интересом разглядывал яркие, с позументами, одежды генералов. Андрей представил, как чётко выделяется белый выдубленный полушубочек Ивана, перепоясанный ремнями да ещё с сабелькой на фоне тёмно-зелёной формы драгун и понимал, что и губернатор, и вся свита наверняка заметили нарушение порядка в строю. Но пока всё шло своим чередом. Наконец стих оглушающий рокот барабанов и в настороженной тишине прозвучала громкая команда: - Р-рявня-я-йсь! Смир-р-р-на-а-а!

Губернатор вышагнул из шеренги офицеров. Приветливо, по-отцовски, поздоровался с прибывшими драгунами, поблагодарил за верную службу и рассказал о задаче, которая поставлена перед полком в начавшейся войне с Портой.

Ваня стоял не шевелясь, как и положено по команде «смирно», изредка, задирая голову взглядывал на отца и старался понять, о чём так громко рассказывает высокий дядя в красивой шляпе. Но слова были какие-то колкие и он перевёл свое внимание на красивую блестящую шпагу с кистями, которая болталась у него на поясе. От отца он уже знал, чем отличается она от сабли и по своему разумению не считал её хорошим оружием, больно уж тонкая, только колет, а не рубит. Наконец важный дядя кончил рассказывать, поднёс руку к шляпе и солдаты вдруг чему-то обрадовались и все разом стали кричать, что-то похожее на - «Гав! Гав! Гав!», а потом совсем спятили, стали вопить «Уа-а! Уа-а!Уа-а! Ваня глянул на отца, но тот тоже кричал «У-а-а!».

- Взрослые дядьки, а как маленькие дети,- удивился Иван,- значит так надо подумал он, и широко разинув рот, изо всей мочи стал тоже кричать «У-а-а».

Закончив торжественную часть церемонии, губернатор со свитой пошёл вдоль строя драгун. Дойдя до мальчугана, остановился, с большим интересом оглядел его, хмыкнул и, низко склонившись, громко спросил, растягивая слова:

- Кто тако-ов?

- Иван Андреич Крылов!- Звонким голосом отчеканил без запинки малыш, словно ждал этого вопроса.

- О-о-о! – Изумился Рейнсдорп, подняв от удивления брови, - какое совпадение! Я ведь тоже Иван Андреевич! Ну, давай, тёзка, знакомиться, - сняв перчатку, пожал мальчику руку, и выпрямившись, спросил, приветливо улыбаясь:

- Иван Андреич! А кто же это рядом с тобой стоит?

- Да это мой батя, поручик Андрей Крылов!-Горделиво прозвенел дискант мальчугана.

- Ага-а! Так вот ты чей сынок, Иван Андреич? – Озадачился, хмуря брови губернатор,- ну, как же наслышаны мы про твоего батюшку, премного наслышаны.

И пристально глянув на поручика, спросил:

- Это вы командовали отрядом по проводке купеческого каравана из Центральной Азии?

- Так точно, ваше Превосходительство!

- Ну, что ж, - ещё раз почему-то строго глянул в глаза Андрею генерал, - благодарю за службу, господин поручик!

- Рад стараться! Ваше Превосходительство!- Вытянулся в струнку Крылов.

Скользнув ладонью по плечу младшего Крылова, губернатор молвил:

- А малыш у тебя бойкий, поручик. Толк из него будет.

- Благодарю за добрые слова, Ваше Превосходительство! - Откликнулся Андрей.

Генеральская свита, заинтересованная особым вниманием губернатора, критически оглядела отца и сына Крыловых, пошушукалась меж собой и прошествовала далее.

3. Приём у губернатора.

Но вот церемония встречи с губернатором подошла к концу. Полк с развёрнутыми знамёнами, чётко печатая шаг, с бодрой песней: - «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поёт…» проследовал мимо высокопоставленных особ и небольшой кучки жителей города, направляясь в казармы, где низших чинов ждал праздничный обед.

А все обер-офицеры вместе с жёнами и детьми были приглашены в покои губернатора на торжественный приём в честь воинов, отправляющихся к месту боевых действий. Когда все приглашённые, следуя за вице-губернатором Милюковым, направились к губернаторскому дому, из дверей канцелярии навстречу им вышел высокий, крепко сбитый человек, лет пятидесяти, с тростью, в длинном неказистом полушубке и высокой меховой шапке. Милюков, глянув вперёд, вдруг остановился и, широко раскинув руки, пошёл навстречу господину:

- О, на ловца и зверь бежит, Пётр Иваныч! Дорогой! Каким ветром в наши края?

- О месте справлялся, Василий Яковлич. Да вот невпопад явился. Хочу на службу вернуться. После пожара совсем разорился, никак поправиться не могу. Я уж и дом в городе за бесценок продал, да вот ещё, как на зло, ногу повредил.

- Да-а-а, наслышаны мы о твоих бедах, господин академик,- вице-губернатор махнул рукой, чтоб все шли в зал, сам продолжил разговор,- сочувствуем, но Бог милостив.

- К кому как, - возразил академик.

- Скажу по секрету, хорошая весть для тебя. На днях пришла депеша из Питера. Сам генерал Еропкин, Пётр Дмитрич! Уловил? Се-на-тор! О твоём благополучии печётся.

- Да не разыгрывайте вы меня, Василь Яковлич, давно знаем ваши шуточки, господин полковник, - горько усмехнулся Пётр Иванович.

- Ей Богу,- перекрестился Милюков и, понизив голос, добавил,- Его Превосходительство, генерал Еропкин прочит тебя, Петра Иваныча Рычкова, на свое место, главным управителем соляных дел. Считает, что лучшего кандидата во всей России и не сыскать.

- Ну, Василий Яковлич, вы меня и ошарашили, - осипшим от волнения голосом протянул Рычков, - ажник голову обнесло. Поеду домой в имение, супругу обрадую.

- Да куда ж ты, на ночь, глядя?- возразил полковник,- никуда я тебя не отпущу. Идём с нами за стол. Я, как вице-губернатор, тебя приглашаю лично.

- Но незваный гость хуже…

- Ты уже не гость,- построжал полковник, со дня на день придёт рапорт о твоём назначении, да и с новым губернатором заодно познакомлю.

После недолгой аудиенции, на которой «отцы губернии» отметились дежурными речами, гостей развели в разные залы.

Женщин с детьми, как поняла Мария Алексеевна, потчевала губернаторша, худощавая нервная то ли немка, то ли датчанка, длиннолицая, с пышными светло-рыжими локонами, похожими на парик. Она то и дело переходила с плохого русского на хороший немецкий, заметно волновалась, с трудом понимая окружающих офицерских жён. Мария тоже не разбирала её сбивчивую речь, зато другая, миловидная, пышногрудая дама, с кренделем косы на голове, покорила всех. Она обходительно вела беседу, никого не унижая и не возвышая, будто каждому была рада. Попросила представиться всех женщин, выслушала всех, даже Ваню Крылова, который оголодав от долгого ожидания, поинтересовался, скоро ли подадут пирожки с капустой, до которых был весьма охоч.

- Вот это женщина,- шептали друг другу, восхищённые гости, а ведь вице – губернаторша.

Мужскую компанию возглавлял сам генерал Рейнсдорп. Его начальственный, слегка надтреснутый баритон, усиленный высокими полупустыми книжными шкафами за спиной, затоплял все звуки и шорохи гулкого зала, невольно заставляя вслушиваться.

Говорил он короткими рублеными фразами на довольно чистом русском, приправленном прибалтийским акцентом, задерживаясь на твёрдом «т». Когда генерал представил всю губернаторскую верхушку, Андрей с удовлетворением узнал, что бойкий, велеречивый полковник с животиком, выпирающим из мундира, не только второй человек в губернии, но и умелый артиллерист. Были представлены и прокурор Ушаков, и атаман Оренбургского казачьего войска Могутов, и какой-то надворный, и статский советники, высшее гарнизонное начальство. Демонстрируя свою безупречную память, Иван Андреевич называл каждого по имени, отчеству и вдруг споткнулся, увидев незнакомое лицо. Милюков, привстав, доложил, что здесь присутствует знаменитый ученый, член –

корреспондент Российской академии наук, историк и географ, Пётр Иванович Рычков. Губернатор, нахмурив брови, выслушал своего заместителя, не известившего его о новоприбывшем госте, но, пожевав губами, ничего не добавил. Следом командир драгунского полка Михайлов представил своих штаб-офицеров и командиров эскадронов. Когда он назвал поручика Крылова, вся чиновная свита заулыбалась, а Рейнсдорп заметил:

- Бойкий сын у него растёт, добрый офицер выйдет,- и, широко улыбаясь, добавил,- мой полный тёзка.

Когда представления закончились, скрипнув креслом, поднялся губернатор, подождав пока установится тишина, молвил:

- Наши гости отбывают на Кавказ, там идёт большая война. Я тоже просил её Императорское Величество направить меня в действующую армию. Я есть боевой офицер, участвовал в компании против прусской армии Фридриха. Не хвастая, скажу, что каждая победа нашей армии,- усмехнулся генерал,- отметила и меня серьёзными царапинами. При Гросс-Езердорфе был ранен в правую руку, при Цорндорфе – в бедро, при Франкфурте – двумя пулями в бок, к счастью навылет.

Бог и умелые русские лекари спасли мне жизнь, и я снова готов к сражениям, но Екатерина Алексеевна направила к вам, мол, генералов на войне и так много.

Вертя вилку в руке, оглядев всех присутствующих, он словно решившись, решил сказать то, что его тревожило.

- Я здесь всего пятый месяц. Мало, где побывал, но хорошо узнал, чего не хватает городу и всей губернии. Край наш весьма изобилен для обогащения и жителей, и государства, но имеет крайнюю нехватку людей, нет богатых купцов, нет денежной циркуляции. От того недостаток хлеба, дров, фуража. Леса безжалостно вырубаются и, к умножению их ни у кого нет заботы.

Бросив строгий взгляд на примолкших чиновников, повысил голос:

- Сам город в жалких обстоятельствах. Партикулярные дома и публичные строения близки к разрушениям. Казармы не отремонтированы. Солдаты четырёх полков на постое у жителей, что непозволительно. Хороших лекарей нет. Перекупщики хлеба, леса, как пиявицы ненасытные задирают бешеные цены. Медные рудники еле теплятся, а соль? – Сделав долгую паузу, словно заставляя вдуматься, продолжил,- есть ли на свете такая золотая мера, которая была бы столь прибыльна? – Помолчав, как бы про себя, добавил,- в конце года вырвусь в столицу, пробьюсь к императрице и постараюсь выколотить всё, что надо для процветания нашего богатейшего края.- И совсем тихо добавил:

- Меня только удивляет, чем занимались здесь губернаторы после графа Неплюева?

Закончив свою пылкую речь, губернатор поднял бокал и предложил выпить за доблесть русского воинства, за победу в турецкой войне и закусить, как говорится по-русски, чем Бог послал.

В раз зазвенели бокалы, прозвучали здравицы, чиновники старались почокаться с отбывающими драгунскими офицерами, как бы виноватясь, что не им досталась тяжкая военная доля. На этот раз Бог был по-немецки или по-датски, несколько скуповат. Горячее подавали только женщинам и детям, зато вина у мужчин было вволю. Закончив трапезу, губернатор, сославшись на неотложные дела, поспешно удалился. Поднялись и прибывшие гости, полковник Михайлов и многие офицеры направились к выходу.

4. Соратник адмирала Неплюева.

К замешкавшейся тройке: Наумову, Крылову и Юматову подошёл уже известный им господин Рычков. Обращаясь ко всем сразу, налегая на «о» спросил:

- Насколько я правильно понял, вы прибыли из Троицкой крепости? – Услышав утвердительный ответ, добавил, - я долгое время, ещё при Иване Иваныче Неплюеве, когда работал в канцелярии, занимался вашей цитаделью. Вся планировка, чертежи, документация прошли и через мои руки. Мы с Иваном Иванычем всё это и разрабатывали. Мне б хотелось побеседовать с вами, узнать каково теперешнее состояние крепости, да и другие вопросы. Если вас не затруднит, господа офицеры, прошу пройти в канцелярию, там меня ещё помнят, да я кое-что и привёз из имения. Посидим за чайком да поговорим ладком.

- Пётр Иваныч! – забеспокоился Крылов,- у меня там жена, сын,- я, пожалуй, не смогу…

- О, дорогой поручик, так берите и супругу, и доблестного сына своего Ивана Андреича, а мы вас подождём. Я детишек обожаю, у меня своих куча, да скольких ещё схоронил,- добавил он с грустью.

Дождавшись Крыловых, прошли в канцелярию:

- У меня здесь свой закуток, от прежней службы остался, - рассказывал на ходу Рычков, ведя офицеров в самый конец длинного коридора,- простору здесь немного и всего-то два окна, зато никому не мешаем и от досужего уха укорот.

Переложив стопу бумаг на полку, усадив гостей за стол, вынул из окованного сундучка пёструю книжку с картинками и протянул младшему Крылову:

- Это тебе, Иван Андреич, на память. Буквицы-то ещё не знаешь?

- Он уже читать пытается,- ответил за сына Андрей.

- Ну, знамо дело, учёный водит, а не учёный следом ходит, - и, глянув в глаза старшего Крылова, молвил, - коли так, поберегите его, далече пойдёт. У меня вот такой же был умница. Не уберёг…- и, смахнув слезу, отвернулся.

Достав из высокого шкапа пузатую бутыль, глиняные стопки, повеселел:

- Испробуйте, господа, моё изделие. Виноградишко, правда, привозной, своего пока нет. Пытаюсь разводить, да вымерзает. Зимы здесь суровые. Мой батюшка даже в Вологде виноград выращивал, а у меня пока только опыты. Ну, ничё, добьемся.

После бокала хозяйского вина, одобренного гостями, завязалась дружеская беседа.

- Мне довелось побывать в Троицкой крепости, ещё при первом губернаторе, да и после. Мне и фамилии-то ваши знакомы. Я, правда, с шестьдесят первого года в отставку вышел, ну, да без меня в канцелярии не обходились, частенько вызывали распутывать кое-какие дела. Так, что я и ротмистра Наумова знал заглазно и о Крылове был наслышан. Это ж вас обвинили в получении двойного жалованья?- Обратился он к Андрею.

- Ну, так напраслину же гнали,- засмущался поручик.

- Так вот ваше дело я и распутывал. Доносы на вашу неблагонадёжность сыпались, как из рога изобилия, приходилось доказывать обратное. Мне известно, что и двоих казачат вы из полыньи спасли, да и караван купеческий из беды вызволили. Так ли, Андрей Прохорыч?

- Да, всяко было,- смутился Крылов.

- Ишь, какой ты стал знаменитый,- съехидничал Наумов,- вся губерния про тебя знает.

- Да, с такой славой недолго и в Сибирь загреметь,- грустно отозвался Андрей.

- Не извольте беспокоиться, Андрей Прохорыч,- сразу же отозвался Рычков,- этому прохиндею Понятовскому, что доносы на вас строчил, веры нет. Мы его раскусили, губернатор Путятин помог, справедливая душа, царствие ему небесное. Наш, русский генерал. До этого шестеро управителей было на Оренбуржье, и все русские, а теперь вот немца прислали,- понизил он голос,- от его штруделей немудрено и ножки протянуть. Подали бы кулебяку, теснее было б в животе. Вот, его Сиятельство, Аврам Артемьич, тот потчевал по-русски. Бывало, из-за стола еле выберешься.

У меня всё как-то из головы не идёт. Был крепок, здоров, на жеребце гарцевал, всего-то на пару лет старше меня, и в одночасье преставился. И это не первый случай. Что-то здесь нечисто. Я бы пленным конфедератам* ни в жисть не доверился, а их в армию берут, да ещё офицерами.

- Так они ж славяне,- с издёвочкой буркнул Юматов.

- Да, вроде бы и братья,- продолжил Рычков,- сплошь шляхтичи, дворяне, просвещенные, а пытаются на двух стульях сидеть, против нас топырятся, а папе поклоняются. С ними надо ухо востро держать.

- Так недаром же говорят: не верь коню лечёному, волку приручённому, да недругу прощёному,- показал свою эрудицию поручик Юматов.

- Вот и нам дорогой конвой с поляками попался,- заметил Наумов,- сотни две пленных поляков следовали в Троицкую крепость, на службу.

- А у вас там прохвост Понятовский ещё тилипается?- Спросил Рычков.

- Так куда ж он денется,- хмыкнул Крылов,- на казённых харчах жирует.

- Ну, вот ему и компания… Кто ж это распорядился?- Озадачился Пётр Иванович и сам себе ответил,- ну, кто же? Новый губернатор… Путятин по всей губернии пленных не рассылал, в кулаке их держал.

Все в раз замолчали, думая о возможных последствиях. Мария с Иваном сидели в отдалении, у окна, жевали домашние сдобные какурки, угощение от Петра Ивановича и листали подаренную книжку. Мария из разговоров мужчин многое не поняла, но охватившее всех тревожное чувство, передалось и ей.

- Ну, чего приуныли, господа офицеры, наливай! – скомандовал Рычков, на правах старшего.- Наткнутся и полячишки рылом на наш кулак. Не переживайте! Шелудивого, чем брить, лучше опалить. Что делается седни, думать будем завтра. А план Троицкой крепости до сих пор помню,- сменил тему разговора Рычков, - особо удачно у вас меновой двор поставлен: и на возвышении, и крепость рядом.

Оренбургский-то двор познатнее, да от города далековато, к тому ж Яик разливом постоянно грозится. А ваш - на взгорочке, на бухарской стороне и довольно просторный. Я одних только торговых лавок с полтыщи насчитал, а теперь, поди, и больше?

- Да, купцы бухарские и прочие нас изрядно жалуют,- ответил за всех Наумов,-

И комендант у нас справный, крепостные стены в порядке содержит и за ретрашаментом следит, служивых загонял.

- Адмирал так и планировал, Троицкую от прочих познатнее сделать, теперь вот и ярмарки ваши не уступают оренбургским.

- Пётр Иваныч!- Насмелился Крылов,- а каким же ветром вас в наш край занесло?

- История долгая,- заулыбался Рычков,- ну я вкратце, раз уж интересуетесь.

5. Из купцов - в академики.

Родом-то я из Вологды, купецкий сын,- «окая», начал Пётр Иванович,- отец водил суда с хлебом в Архангельск, ну и решил быстро разбогатеть, взял крупный подряд на несколько судов, да ещё ссуду. Загрузил поташем, смольчугой да клеем, пошёл по Сухоне да в Северную Двину, а там ураган. Судна разметало да затопило. Вместо прибыли – полное разорение. Торговля – дело рисковое. Перебрались в Москву. Друг отца, пленный швед Бонде, помня добро, отец помог ему, однажды в трудную минуту, от гибели спас, устроил его экономом к герцогу. Батюшка последних денег не пожалел, отдал меня, единственного сына в учение, все остальные двенадцать поумирали. К восьми годам я уже читал, писал, арифметику знал. Потом освоил бухгалтерию, внешнюю коммерцию, на двух языках свободно «шпрехал», ну и взяли меня на таможню переводчиком да бухгалтером, по совместительству. И пошёл бы я по торговой части, да попал на глаза обер-секретарю Кириллову, а затем на Урал, в экспедицию. Работал с Татищевым Василь Никитичем, умнейший человек. Научился от него и географии, и карты на местности снимать и ещё много чему. А потом пришёл адмирал Неплюев, первый губернатор края, взял меня начальником канцелярии. Вот тут-то и началась у меня настоящая работа. За шестнадцать годов мы в паре с ним Оренбург заложили и ещё семьдесят крепостей, в том числе и вашу, Троицкую. Поболе сорока железоделательных заводов помогли с ним запустить, торговлю наладили, образование. Он и казаков оренбургских да яицких обустроил, и возмущение инородцев замирил без большой крови. Недаром же молва о нём - птенец из гнезда Петрова.

- Но, а вас-то он хоть как-то отметил,- полюбопытствовал Андрей.

- Да, за усердие моё поощрил, выхлопотал мне чин коллежского советника. Так я из купцов перепрыгнул в дворяне, землю мне выделил.

- Ну, а как он относился к вашим научным запискам?- Спросил Юматов.

- Он все мои начинания поддерживал, как никто. Я при нём и «Историю и Топографию Оренбургскую» издал, и первым в России в член-корреспонденты Академии наук определился, благодаря заботам Михаилу Васильевичу Ломоносову, светлой ему памяти. Ну, а потом Иван Иваныч, устав от трудов праведных ушёл в отставку, на смену ему Давыдов Афанасий Романыч.

- И что-нибудь изменилось? – спросил дотошный поручик Юматов.

- Ещё как! Меня стали укорять, за что вы думаете? За ведение научных работ. Своим куцым умом посчитали сие делом тщеславным и Отечеству ненужным. Я с горя занедужил, да и ребятишки стали часто помирать. Особенно жалко Ксенофонта. Умник, каких поискать, уже и по - немецки стал лопотать, три годочка только и пожил.

- Я слышал, что и старшие ваши сыновья неплохо себя зарекомендовали?- обронил Наумов.

- Да, первенец мой, тёзка Крылову, тоже Андрей и даже чем-то схож с ним, уже в полковники выбился,- глянул он приветливо на поручика.- А вот с Николаем беда, повздорил. Умница, учёный, исследователь, в меня пошёл, а женился против моей воли на дворовой девке.

- Так может там великая любовь, Пётр Иваныч? – заступился Юматов.

- Да, я, может, и простил бы, - виновато улыбнулся Рычков, - так ведь не заезжает к отцу, осерчал, как же, гордый. А мне забот и так полон рот. Страшно сказать - шестнадцать детей народилось. От первой жены, Анисьи Прокофьевны, покойницы – четверо, да от второй - Елены Денисьевны, вот уже двенадцать.

После Ксенофонта в отставку подал, в имении своём застрял, да с горя пчелами занялся, дело-то, самый каймак, как кайсаки говорят, если с умом, да и прибыльно. Там, на природе, вроде полегчало, хозяйством занялся, заводишко медеплавильный открыл, мельницу построил, да винокурню завёл. Размахнулся широко, и дело пошло. Да опять беда, дворня не доглядела, имение в деревне пожгли и подлец - приказчик с моими деньгами утёк. Одно к одному. Как говорится: повезло карасю на сковородке: много масла налили.

- Пётр Иванович, а не приказчик ли ваш пожар и подстроил?- Озадачился майор.

- Да теперь, Степан Львович, не докажешь, всё одним местом накрылось.

- А может надо с дворнёй строже обходиться?- не унимался Наумов.

- Эх, любезный, хозяйство вести – не му.., - осёкся, глянув на Марию,- не штанами трясти. Да и доверчив я, на чужую совесть полагаюсь, по-купецки, а ноне другие времена. Ну, ждать у моря погоды не стал, на службу запросился. В Оренбурге вакансий не нашлось. Оно ведь отрезанный ломоть к буханке не приставишь, а коли нужда припрёт, так и киргизина батюшкой назовёшь. Два года академику Миллеру, немцу, писал - было место директора Казанской гимназии - не прошло. Просился помощником Казанского губернатора – безуспешно. Жаль, Михайло Василич, рано ушёл, уж он бы помог.

Офицеры слушали молча, не перебивая. Каждый думал про себя: оказывается, мол, и у таких знаменитостей, не нам чета, жизнь кубарем.

- Свет в окошке стал меркнуть, куда податься?- продолжил Рычков,- ну, вот, сегодня, боюсь спугнуть, весть добрую узнал. В столице-то про меня вспомнили, обещают здесь знатную вакансию, - академик вдруг замолчал, видимо, подумав, не сболтнул ли чего лишнего, засуетился, - заговорил тут я вас, господа, всю душу выложил. Уж не обессудьте. Даст Бог, ещё и свидимся. Нет зла без добра. Ну не все ж на Руси караси, есть и ерши.

Попрощавшись, Пётр Иванович большую часть своей провизии отдал

офицерам, как те не отнекивались:

- Я-то завтра дома буду, а вам ещё ехать да ехать. – Оглядев всех, он вдруг повернулся к Ване, подхватил его на руки, прижал к груди и заговорщицки зашептал:

- Учись, грамоте, любезный Иван Андреич, - и помни, ученье лучшее богатство, а книжицу эту возьми на память. Авось пригодится.

6. Серьёзная просьба.

У Андрея больно сжималось сердце, при мысли о долгом расставании с Марией, с сыном, с бабушкой Христей, к которой он привязался, как к родной матери. Непредсказуемая безызвестность грядущей войны тревожила и пугала его, но ещё большей печалью томили его мысли о судьбе его самых близких людей, оставляемых в незнакомом для них городе.

После долгих дней пути, когда встречаться с сыном приходилось мельком, то поздним вечером, то ранним утром, Андрею вдруг захотелось побыть с ним наедине и подольше.

На другой день, после обязательной воскресной службы, когда в полку был объявлен кратковременный отдых, Андрей, предупредив Марию, взял коня и решил познакомить Ваню с городом, как он это делал в Троицкой крепости. Тот с великой радостью согласился. С высокого крыльца вскарабкался к отцу в седло, разобрал по-хозяйски поводья и строгим дискантом молвил:

- Куда поедем, господин поручик?

- Пока прямо,- заулыбался Андрей, дивясь командирским замашкам сына,- а там видно будет.

Седоки шагом, не спеша, проследовали мимо гостиного двора, приземистого внушительного строения, похожего на крепость, сооружённого в виде воинского «каре», мимо Троицкой церкви , нижней и верхней казарм, губернской канцелярии. Подошли к необычному месту, где на самой крутизне возвышался, захватывающий дух, величественный собор с золочёными крестами, уходящими, казалось в самую глубь лазурного небосвода.

Сняв треуголку, Андрей перекрестился, глядя на храм, поглядывая на отца, Ваня сделал то же самое. Миновав святилище, спешились, подошли к самому обрыву и замерли от восхищения. Перед ними открылась чудная картина: вольная, уходящая за горизонт, нежной синькой, как небо, снежная даль, отороченная по краям зелёным бархатом лесов. Правее, примерно в двух верстах от города, чётким коричневым квадратом, как сургучная печать на гербовом пергаменте, дыбился Меновой двор с лавками, амбарами и торчащими по углам, жерлами крепостных пушек. А далеко внизу, разделённое полуостровом, уходило в обе стороны, довольно широкое русло спящего до весны Яика Горыныча, как его любовно величали яицкие казаки.

Ваня, потерев рукавичкой румяную щёчку, прижался спиной к отцу и вдруг выпалил:

- Тять, возьми меня с собой на войну!

Андрей, заглядевшись на бескрайний простор, не сразу понял просьбу сына, а когда вник, удивился. Просьба была неожиданной и довольно серьёзной. Будущий мужчина уже знал себе цену и требовал достойного ответа. Андрей понимал – надо было так ответить, чтобы на прощание не расстроить сына, чтобы он не затаил обиду, не отгородился от него, не замкнулся.

- Ну, что ж,- многозначительно, помолчав, отозвался отец,- я могу поговорить с дядей Стёпой Наумовым. Не знаю, что он скажет.

- Правда?- Вскинулся радостно малыш,- поговоришь? Не шутишь?

- Поговорю, если тебе так хочется. Мне бы с тобой на войне веселее было,

да вот, незадача… Я уеду, ты уедешь, а кто же будет маманю охранять, да баушку Христинью? Им ведь среди чужих людей горько будет.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒