НЕПОКОРЁННЫЙ ОРЕНБУРГ 2 страница

- Ну и что ж – усомнился Крылов, - невеликая тучка, какая от неё беда?

- Она только на первый взгляд невеличка, а что за ней потащится?

А погода, как по наговору, стала резко меняться, потемнело и ленивый ветерок, дувший в спину, вдруг резким порывом задрал полу андреева полушубка и с угрожающим посвистом умчался в степь.

- Ну, вот и накаркал я на свою голову, пень горелый. Не дай Бог, запуржит, придётся в поле становище разбивать, иначе с дороги собьёмся, али в росташь* угодим. Воротиться бы под скалы в затишек, да теперь далече отъехали, а такому обозу и не развернуться, токо время потеряем. А таперчи надо поспешать, покедова тракт не замело.

Кони, подгоняемые усиливающимся ветром, перешли на скорую рысь, легкая позёмка по обочинам дороги обгоняла обоз, застревая и накапливаясь перемётами на ухабах и выбоинах.

Андрей невольно обернулся и обомлел. Ранее невинное, с баранью шкуру, облачко, охватило теперь полнеба, утопив в своём зловещем чреве и солнце, и свет, и весь окружающий мир. Стало быстро темнеть, и пошла мелкая секущая крупа, перешедшая вскоре в густые, как манная каша, хлопья, липнущие к одежде.

Вдали, правее от заметаемой дороги завиднелась тёмная стенка.

- Иван Ипатыч,- сквозь свист ветра донёсся голос Крылова, - глянь, впереди вроде берёзовый колочек. Не стоило бы там остановиться?

- Глазастый вы человек, Андрей Прохорыч, я, ить, тоже не промах, а вот не разглядел. Глаза по плошке, а не видят ни крошки. Да там и сторона с - под ветра. Любо! Доложу-ко я начальству.

Было принято срочное решение: всему обозу разбить бивак близ лесочка с подветренной стороны. Из саней вмиг образовали большой круг, распрягли лошадей, оглобли подняли вверх, закрепили. Внутри кольца разместили возки с женщинами и детьми, укутали попонами* коней, достали лопаты,
совки и приготовились к бесноватому ненастью.

Ветер, достигший, казалось бы, крайнего остервенения своим то ли посвистом разбойничьим, то ли завыванием волчьим, навевал нетерпимую жуть, порой казалось, что небо на землю сползло и вдруг, как бы отчаявшись, стал стихать, наткнувшись будто бы на что-то твёрдое, а сверху повалил сплошным, мохнатым потопом снег. Стало вдруг темно, будто внезапно посреди дня наступила ночь и даже потеплело. А снег сыпался, не переставая, часа два кряду. Но, то ли большое скопление людей и животных, скученных в одном месте, обогрело воздуха, то ли небо сжалилось над путниками, но буран вскоре стих, вечерние сумерки приблизили ночь. Напряжение спало.

Драгуны быстро расчистили весь бивак, наворочав высоченные валы по краю обоза, соорудив невзначай настоящую крепость, наломали сушняка, развели костры, плотно поужинали, задали корм коням и, выставив усиленную охрану, устроились на ночлег.

9. Снежная целина

Утро развиднелось слепящей белизной с голубым отливом, дробным хрумканьем лошадей, жующих овёс и дивными мелодиями свиристелей. Они, как по заказу, чтобы скрасить дремотное состояние служивых, усевшись на берёзах, веселили пробудившихся путников.

- Ишь, как разоряются, ажник на душе развеселело,- мотнул головой на птиц казак Пичкиряев,- любой пташке на ветке бассее, чем в золотой клетке. Мала пичужка, а сколь в ей перезвону. Послухаешь и жить хочется.

- Да ты и так, Пичкиряй, вроде не унываешь, чирикаешь без умолку, как воробей на гумне, - встрял Мишарин, выпросташись из полога, - я от тебя токмо и заряжаюсь. Эта вечная служба обрыдла, далее некуда. Порой такое накатыват, хоть в петлю. Хорошо, хоть ты, Пичкиряй, рядом колготишься, а то бы давно скопытился.

- Ну, Фролыч, паря, ты меня эт прям до небес вознёс. Я аж сам к себе уважение заимел. Благодарствую, хоть ты меня похвалил, а то жди, когда вахмистр добрым словом помянет.

- Он помянет, вдоль хребта камчой протянет.

- На меня, Фролыч, тоже иногда находит. Да хорошо, что мы все в куче, как братовья родные, тем и спасаюсь.

***

Обоз, наконец-то выпурхался из снежного завала, проводники определились с направлением, и колонна покатилась к югу. По - за колками снегу было меньше, иногда проглядывала и дорога, но порой и на вольном, открытом всем ветрам просторе, из-за какой-нибудь невеликой колдобинки надувало горбатые аршинные сугробы. Тогда вся колонна стопорилась, служивые вооружались лопатами и делали проходы. Казаки, опасаясь сбиться с дороги, спешивались и шли впереди обоза, нащупывая дорогу длинными кольями и железными щупами, опасаясь свертка в буерак. Кое-где попадались и уцелевшие сигнальные вешки, натыканные ещё с осени, но то было удачной редкостью. У этого, по сути военного тракта, проложенного среди дикого степного простора, были не только друзья, но и враги – буйные ветродуи и коварные двуногие.

Два друга-казака, Мишарин и Пичкиряев, шедшие со щупами первыми, изрядно умаялись, дождавшись смены, вскочили на коней и присоединились к обозу. Мишарин сразу же достал из-за пазухи сушёного леща, разодрал его надвое и протянул другу:

- Поешь сушёной рыбки, будут ноги прытки.

Всегда голодный мордвин, приняв подарок, сразу же разразился потоком восхвалений:

- Вот за что я тебя, Фролыч, люблю у тебя всегда есть, что поесть. То сухарик, то сальцо, то вот сушеный лещик. Ты – не человек, а просто клад. Был бы ты девкой, я б на тебе обязательно жанилси.

- Ты, что, Пичкиряй, совсем сбесился, ровно жеребец некладеный! Хошь я тебя сейчас оженю. У меня хор-р-ошая нагаечка с шариками на конце, долго помнить будешь.

- Жаниться не напасть, как бы жанатому не пропасть, - ответил мордвин.

А снежной целине, казалось, не будет конца, она еле заметной чертой смыкалась у блёклого свода небостыка, сливаясь в одно скучное, надоедливое полотно. Плотный белый пар с терпким запахом пота, окутывал заиндевевшие крупы коней, они с трудом тянули вязнущие в сугробах возки, порой безнадёжно застревая в сугробах. И тогда драгуны спешивались и на своих руках вытаскивали сани.

- Что-то встречные не попадаются, - посетовал Крылов, - уж не сбились ли мы с курса? Или уж дорога настолько не проезжая.

- Погодь, Андрей Прохорыч, - сразу же откликнулся вхмистр, - будут встречные и поперечные, нам бы только до Орской крепости дотянуться.

10. Орская крепость.

Наконец-то колонна выбралась на хорошо продуваемое пространство и кони, уже не увязая в снегу, постепенно, один за другим, перешли на рысь. У Андрея повеселело на душе, и он, приостановив жеребца, дождался возка со своими родичами. Откинув полог, он увидел свою Марию, беседующую с соседкой. Перекинулся с нею парой слов. Ванюшка спал, уткнувшись носом в шубку матери, прикрыв личико рукавичкой, из-под которой виднелась румяная щёчка.

Успокоившись, Андрей снова переместился в голову колонны, встретив на пути поручика Юматова. Друзья не виделись с прошлого вечера, и любопытный Крылов не удержался от вопроса:

- Так что там с Орской крепостью?

- Ты, вижу, заскучал на морозце, развеяться хочешь, - отвернул Алексей воротник полушубка, - ну так слушай. С этой крепостью канительная история приключилась. Не обошлось не без влияния буйного прожектёра обер-секретаря Ивана Кирилыча Кириллова. Неугомонный был муж, но зрил в корень. Решил воплотить замыслы почившего Петра, поставить крупную крепость на Яике, вроде, как восточную дверь в Цетральную Азию и через неё войти в Персию, а там и до Индии рукой подать. А попутно и Арал обиходить. Замысел был грандиозный, требовал колоссальных затрат и он решил подключить зарубежных правителей. Тайно подослал с дарами ушлого переводчика Тевкелёва к союзнику России, кайсацкому хану Нурали, чтобы тот попросил императрицу Анну Иоановну воздвигнуть на границе крепостицу, якобы для защиты от своих всегдашних недругов, башкирцев.

- Так ведь башкорты подданные империи, им стоило только указать, - удивился Андрей.

- Так в том - то лукавство и заключалось. Выходило, будто бы хан более для себя старается, защиты просит от разорителей его Жуза. Хан согласился, послов прислал в Петербург. Видел и свою выгоду – воинственные башкирцы ему изрядно досаждали. А к тому времени и Иван Кирилыч свой проектец подогнал насчёт Арала и Персии, и в Сенате выступил. Говорун-то он был страстный – одно к одному и совпало. Сенат одобрил, и уже в 1734 году статскому советнику Кириллову была вручена «Метрика» на строительство города Оренбург в устье реки Орь.

- При впадении в Яик,- добавил Андрей.

- Само собой. А шуму, привилегий, почестей столько напридумывали, что и Санкт-Петербургу было б завидно. Посылались две экспедиции: военная и научная. А в них и геодезисты, и геологи, и ботаник, и астроном, и математик, и живописец, и ученики Славяно-греко-латинской академии зачем-то, и даже морские чины, «по мелководному Аралу собрались плавать, то, бишь, ходить». Сам Михайло Василич Ломоносов просился, да не взяли. Мол, не достоин. Вызнали подлог, что он вовсе не поповское чадо, как в документах указано, а крестьянское, ну и не допустили его в экспедицию чинодралы столичные. А он, светлая голова, мог бы на месте многое предвидеть. Ну и закрутилось колесо.

От Питера до места добирались больше года, только из Уфы до реки Орь - по горам три месяца.

- Знаю эти гиблые места, дикое бездорожье,- добавил Крылов,- а ещё ж и охрана?

- Да, почти три тысячи солдат. А ещё инженеры, строители-каторжане, лекари, слуги, повара, провиант, фураж, оборудование.

- Чай и пушки тоже - единороги, мортиры?

- Как же без них? И вот в августе 1735 года, у горы Преображенской, третий Бург и заложили, при салюте из тридцати одной пушки.

- Хотели, чтоб всё было, как у Петра Великого, при закладке Питера? - Заулыбался Андрей.

- Старались, но мерило не то. По прозорливости Петра с Кирилловым не сравнить.

- По ватаге и атаман,- хмыкнул Крылов.

- Место для крепости указал сам обер-секретарь. Мол, позиция лучше некуда, с обоих флангов водная преграда, а с опасного востока - устье.

- Как в Троицкой крепости, - напомнил Андрей.

-Точно так, но выбирали-то в конце засушливого лета и не дотумкали, что у Яика - весеннее половодье, как море. Отсалютовали. Молебен. Столы накрыли, а тут уже осень. Решили большую стройку начать с весны, да просчитались. А там, как пошло! За ледоплавом - полноводица, а потом ещё и накатная волна. Яик взбунтовался, все насторожки затопил, а тут и соседи башкирцы возмутились, мятеж подняли, а вскоре и Кириллов в Самаре преставился от чахотки. Одно к одному.

- Что ж так и отступились?

- Ну как можно? Дело опять же государево. Через год новый начальник, уже Василий Татищев добрался до крепости, поглядел и ужаснулся. Уйма денег истрачена, а стены фортеции из хвороста с глиной, ногой пни – развалятся. Ров всего в полтора аршина, а кое-где и его-то не видно, так что зимой волки в городе чуть не всех коней перерезали.

Татищев-то мужик практичный сразу и сказал, что место для такого важного города выбрано неудачно, посоветовал ниже по течению Яика поискать, и наметил основать его в урочище Красная гора, но и там - негоже. И только третий хозяин нового края, адмирал Иван Иванович Неплюев, сам лично, всё проверил и внёс проект о закладке Оренбурга на месте Бердской крепости. Название города оставили прежнее, императрицей Анной Иоановной даденное, хотя и бессмысленное. Река-то Орь за триста вёрст протекает, но слово царицы нерушимо. А остроумцы наши вскоре нашли и этому недоразумению своё объяснение. Раз «орен» по-немецки уши, а «бург» - город, то, мол, Оренбург – город ушей, что нашему времени вполне соответствует. Ты понял, господин поручик, о чём я говорю?

- Да, соображаю, но считаю, что если б они взяли с собой умную головушку Ломоносова, таких бы огромных трат не было, и основателем Оренбурга был бы не Иван Иваныч Неплюев, а Михайло Василич.

11. Башкорт – головной волк.

Далеко впереди, почти у самого горизонта, на фоне режущей глаза, бескрайней белизны, показались чёрные точки. Передовой дозор казаков сразу же вырвался вперёд и поскакал на сближение.

- Ну, вот, а кто-то беспокоился, что встречные не попадаются,- повернул голову к Крылову вахмистр.

- И, слава Богу, - обрадовался Андрей,- знать, далее дорога проезжая.

- Обоз из Оренбурга,- доложили вернувшиеся дозорные, - каторжных в Верхо-Яицкую конвоируют, для ремонта крепости.

В заиндевелых шубейках, стёганых армяках, стоптанных катанках, лохматых малахаях, они по степени застуженности почти не отличались от конвоиров, и только понурые лица да унылые взгляды исподлобья, выдавали их тягостную участь.

- Глянь-ка, Ипатыч, каторжники, а без кандалов, да и неруси боле половины, - нахмурился Крылов.

- Да, куда бежать-то зимой? Волкам на поживу? А что нерусь, так видно опять бунтовщиков пумали. Не мирятся башкирцы, который уж год бушуют.

Наумов, переговорив с начальником конвоя, приказал им съехать на обочину. Обоз с каторжанами терпеливо дожидался, пока пройдёт многоконное войско из Троицкой крепости. Эскадрон поручика Крылова, растянувшись цепочкой меж двух обозов, обеспечивал безопасный проезд. Оглядывая хмурые лица несчастных бедолаг, Наумов проронил:

- От этих нехристей всякое можно ожидать. Несговорчивый, гордый народец, но их можно понять.

- Степан Львович, - осмелился ввернуть ябедное словцо Крылов, - простите, но вы как будто осуждаете этих арестантов и, в то же время, уважаете их?

- Ах, Андрей Прохорыч, ты уже и подслушал мои крамольные мыслишки. Уж не на службу ли сыска работаете, ваше благородие.

- Да что вы, Степан Львович! - Возмутился Андрей,- вы ж меня знаете. Я на такую мерзость просто не способен, сие совести моей противно.

- Да пошутил я, любезный,- заулыбался майор,- уж кому-кому, а тебе-то я доверяю. А башкортов понять можно. Они ж за свою свободу бьются. Не приведи Господь нам быть на их месте.

- А чего ж они бунтуют против нас и ведь не первый год?

- Да история эта давняя,- негромко начал Наумов,- давай отойдём подальше от конвоя, теперь всюду уши.

- Не зря же и Оренбург в насмешку городом ушей прозвали, - буркнул Крылов.

- О, да ты и это знаешь! Но помалкивай. А с башкирцами такое приключилось.

Народ они воинственный, сплочённый. Одни из первых, можно сказать европейцев, бились с монголами. Больше десяти лет степняки с ними колготились, но башкорты так и не покорились и не дали себя победить. Выторговали у Чингиз-хана себе ярлык на независимость, а могучую Русь орда за три года изнахратила, разорила и заставила ясак платить. Вот и сравни.

- Но видно башкортам горы помогали?- заметил Андрей,- монголы по горам-то не горазды карабкаться.

- Да просто не схотели распыляться, им города нужны, пограбить, а что с башкортов возьмёшь?

- Но эти упрямцы и с Иваном Грозным сумели договориться, - возразил Наумов, - чтоб никаких царских чиновников, чтоб без податей, никаких продаж их земель и, чтоб креститься не принуждали и своего добились.

- Удивительно, такого в России ещё не было, - задумчиво протянул поручик, резвого жеребца и волк не берёт, молодцы.

- Но, вишь ли, тогда Иван Василича зажали - ни тпру, ни ну: на юге ногайская орда – двести тысяч сабель, с севера сибирские татары грозятся, крымские ханы к Москве торную дорожку проложили, на западе Ливония тормошит. Потому он и наследникам своим отписал, мол, башкирцев не обижать.

- А потом настало время Романовых, - вмешался Андрей.

- Да, при Михаиле Фёдоровиче Россия окрепла. Русские первопроходцы дошли почти до самой Камчатки. Основали Якутск, Верхоянск, Нижнеколымск, другие города. Крестьян стали на новые земли переселять. Ногаи растворились, Сибирское ханство исчезло и, вопреки государеву указу начались самовольные захваты башкирских земель. Стало горячо. Оно ведь знаешь, своя земля и в горести мила. Опять буза началась. Пришлось сменить уфимского воеводу, тогда царь Алексей Михалыч еле ублажил башкортов. Ну, а потом Петру Алексеичу надо было Питер на болоте возводить, империю укреплять, ввёл он подати башкирам, как и всем губерниям, вопреки их завещанному вотчинному праву. И опять смута заварилась и теперь закипает, почитай, каждые двадцать лет, а то и чаще. Вот и опять накалилось – только спичку кинь.

- Эх! Горе наше - ржаная каша, поел бы и ржаной, да нет никакой,- вздохнул Андрей.

- А мне доводилось с ними общаться, - продолжил майор, - ещё в Пруссии. Наши полки рядом стояли. Сплочённый народ, друг за друга стеной и незлобивый, если на мозоль ему не наступишь. Огненным боем не пользуются, отменные лучники. Уверяют, что стрелой в обручальное кольцо могут попасть. На добро хорошо откликаются и дружбу пуще всего ценят. У них и пословие такое есть: впервые столкнулись – знакомым стал, вдругорядь встрелись - товарищем стал, в третий раз свиделись – другом стал.

- Слыхивал я, что порой наши генералы изрядно перебарщивают, - молвил Крылов, - с мирным населением жестоко обращаются, верно ли это?

- Да князь Урусов там позверствовал, - грустно отозвался Наумов, - вроде и сам тюрк, а вот, поди, ж ни старых, ни малых не щадил.

- И что никто его не остановил?- возмутился Крылов.

- Ну как же, Василий Николаевич Татищев утихомирил его, под суд хотел «светлейшего палача» отдать, но с князем тягаться, что с бычком бодаться. Сам в Петропавловские казематы и загремел. Любовник царицы Анны Иоанновны, упырь Бирон, тому и поспособствовал.

- А что означает слово «башкорт»,- полюбопытствовал Крылов, - какое-то оно необычное.

- На этот счёт легенда есть. Будто в давние времена предки башкир жили очень далеко от этих мест и почему-то пастбищ лишились. То ли кто-то их вытеснил, то ли погорело всё. Их коням и прочему скоту гибель грозила. Долгие поиски были тщетны.

Но однажды они наткнулись на волков. И вдруг их вожак, старый волк стал впереди каравана башкортов и повёл их за собой. Долго они шли, дней и ночей не сосчитать и, наконец, увидели дивные горы до облаков, луга обильные, реки многоводные. Поставили там юрты и стали жить на этой земле, которой, как они считают, нет равных по красоте во всём мире. А народ этот стал называть себя башкортами, то есть, людьми, пришедшими за головным волком. «Баш» - голова, а «корт» - волк.

- Дивная легенда, - восхитился Андрей, - и места здесь летом божественные, сам видел, глаз не оторвёшь.

- Да и народ основательный, - почему-то опечалился майор, - вот только обижать его не надо. Недаром говорят – царь думает, а народ-то ведает.

- А ещё гутарят, - вмешался Крылов,- царь, мол, голова, народ – тулово, а бывает на голове густо, а в голове – то пусто.

- Господин поручик, эко ты разошёлся, - построжал Наумов, - царей пока трогать не будем.

Наконец прокатился последний, самый тяжёлый «единорог», за ним прогарцевал арьергардный эскадрон, и обоз с каторжанами отправился к своему месту назначения.

Наумов с Крыловым, замыкая полковой обоз, продолжили беседу.

- Степан Львович,- а правда ли болтают, что Пётр Алексеич колокола поснимал, а на пушки они оказались не годны?- Сменил тему разговора Крылов.

- Дотошный ты, Андрей Прохорыч, человек, - пробурчал майор, - всё тебе надо знать. Да колоколам добавки примешивают, чтоб звон был, а пушке крепость нужна, но если добавить в колокольный расплав красную чистую медь - ну там чаны, блюда, ковши, то будет то, что надо и ещё крепче. Пётр этим и спас Россию. Под Нарвой он потерял почти две сотни орудий, шведы возликовали, мол, пропала Россия, а ровно через год Пётр имел уже двести пятьдесят новеньких стволов. Вот эти орудия и проложили дорогу к победе.

Ну, а в Полтавском сражении Петру помог его смелый расчёт. Самоуверенный король Карл попытался использовать свой излюбленный приём – ближний бой численного перевеса пехоты, с использованием холодного оружия, но Пётр отменно изучил его тактику и, упредив, накрыл шведов картечью ещё до сближения с нашими гренадерами. Причём царь впервые использовал своё изобретение – быстро меняющую позиции конную артиллерию, которую шведский король не признавал и был разбит, бросил армию, бежал с иудой Мазепой к крымскому хану, едва не попав в плен к донским казакам. Донцы тогда опрокинули шведскую кавалерию, захватили четырнадцать знамён, штандарт и сотни пленных у села Переволочного. Шведам-позор, русским-слава.

Часть вторая.

ТРЕТИЙ БУРГ – ГОРОД УШЕЙ.

«Ох, ты батюшка, Ленбурх-город!»

Из солдатской песни.

1. Форпост России на Яике Горыныче.

Но вот позади остались увалистые губерлинские подъёмы да спуски, гибельные для перегруженных саней. Тормозили заточенными дубовыми кольями, но они с трудом пробивали накатанную наледь, выручали только острые железные штыри.

После Красногорского урочища, уже к вечеру, добрались до Нежинского редута. Обоз встретили дозорные – дюжина зевластых, говорливых драгун в коротких полушубках и катанках. Из-за крепкого заплота выглядывало прокопченое жерло пушки да громоздилось несколько толстостенных, приземистых строений. В центре редута вздымалась четырёхногая, с поднавесом, каланча, с длинным шестом, обмотанным на конце просмолённой дерюжкой и пучком бересты.

Обрадованные донельзя, заскучавшие дозорные, мигом помогли нарубить хвороста по берегу Яика и вскоре затрещали костры, замаячило дымное покрывало, запахло варевом. Уставшие от долгой, тягомотной дороги,
путники воспряли духом, возрадовались. Как же, последняя ночёвка. До Оренбурга всего-то семнадцать вёрст.

С первым заполохом редутских петухов полк потянулся к губернскому граду. Возбуждённое настроение служивого воинства невольно передалось и обозным лошадям, предчувствуя долгожданный отдых, они трусили скорой рысью, не переходя на шаг. Ровная, как стрела, хорошо накатанная усталая дорога отблескивала сизым свинцом, предвещая многолюдное поселение. И вскоре на ровной черте окоёма, на возвышении показался тёмно-коричневый крепостной вал и заснеженные стены губернского града.

После пятилетнего отсутствия, Андрей снова увидел знакомые окрестности, которые, как прежде, да и теперь показались ему до щемящей боли родными, приветными. Вспомнились неутешные годы тревожной юности, рыболовные страсти на разлившемся, как море, половодном Яике, последнее свидание с отцом, перед уходом его на войну, детская влюблённость в старшую сестру Семёна Акутина, Анисью. Десять лет из жизни не выкинешь.

Теперь крепость раздалась вширь, завеличалась, выпросталась в десяток кривых улиц и Казачья слобода. За крепостными стенами, как и ранее, своим внушительным видом выделялся прямоугольный губернаторский дом, высотою в две «косых» сажени. А просторное здание главного правителя соляных дел, Рычкова, было выше губернаторского дома, пожалуй, ещё на две сажени. Но над всем великолепием ухоженных одноэтажных строений царствовал грандиозный Преображенский собор, как узаконенный представитель православия на стыке Востока и Запада.

Возведённый ещё первым губернатором края, графом Иваном Ивановичем Неплюевым, по высочайшему повелению императрицы Елизаветы Петровны, он своим величием покорял все новострои. Его стены, толщиною в половину сажени, не уступали по своей мощи крепостным и легко могли выдержать любую осаду.

Возведённый на самом высоком месте крепости, на вздыбленном берегу Яика, он как бы утверждал незыблемость господства России на юго-восточном рубеже. Особенно захватывала дух его мощная трёхъярусная колокольня, вознёсшая сверкающий золотом крест более, чем на двенадцать саженей. Кровля, крытая белым листовым свинцом, кое-где запорошенная снегом, была почти невидима на фоне белёсого неба и, казалось, что над ней высоко парят золочёные купола. Правее, подалее от собора, над коричневым обрезом крепостной стены, маячили ещё четыре церковных луковки поменьше.

Крылов залюбовался открывшимся видом и не заметил подъехавшего поручика Юматова:

- Ну что, брат, защемило? Родичей не осталось, а по родимой сторонке сердце ноет, угадал?

- Ну, да, - обняв поручика за плечи, смеясь, откликнулся Андрей, - поехал за море телёнком, а воротился бычком.

- Нам с тобой, корешок, где бы ни жить, везде надо служить,- и, помолчав, добавил с грустью,- жизнь наша, как у колодезной бадьи, то в воду, то из воды.

- Оно так, Алексей Михалыч. Как говорится: был бы колган, а вошки заведутся. Не паникуй, братуха, гли, как город-то укрепился, настоящая крепость.

- Дак, настоящая и есть. Округ валом опоясана, только со стороны Яика не сомкнута, так там круча местами до пятнадцати сажень, ящерке не забраться. Одних только бастионов десять штук, да два полубастиона, а глянь, какой ров! Почитай, вглубь две сажени. Да вширь – шесть. Угодишь ненароком и не выцарапаешься. Да ещё вал в каменной одёжке - водой не размоет.

- Да, пожалуй, кочевничкам сия цитадель не по зубам,- задумался Андрей.

- Что? За семейство своё боишься?- Посочувствовал Юматов,- они, пожалуй, до конца турецкой кампании злесь и будут обитаться.

- Вот я и думаю, как прокормиться-то им?

- Ничего, Андрей Прохорыч, комендант, поговаривают, мужик покладистый, с голоду помереть не даст, да и твоё жалованье удвоится. Война, хоть и не мать родна, а служивого кормит.

***

Большая часть обоза разместилась в форштадте у крепостных стен. Офицеры, объезжая предместье, подыскивали места для стана, удивлялись кривым улицам, не в ряд поставленным домишкам, поселение было неказистое, но обжитое. Вросшие в землю хатёнки из плетней, толсто обмазанные глиной, с крышами из дёрна, саманные халупки, крытые камышом да соломой, ближе к реке обязательные курные бани. Деревянных строений было мало, предместье, видно только ещё обживалось, хотя ближе к крепостному валу уже стояло несколько рубленых пятистенок. В центре слободы опрятным утоптанным квадратом вырисовывался казачий плац-парад, по краю внушительное бревенчатое строение – атаманская изба, с покатой, крытой тёсом крыши, свешивалось полотнище триколора, знак власти. Далее, на возвышении, ближе к берегу Яика, крепкая церквушка с высокой колокольней. Она как бы сторонилась нечистых улиц, унавоженных, запашистых загонов для скота, отгораживаясь стенкой высоченных осокорей.

Ветра не было, но низкое светило тепла не давало. При въезде полкового обоза слобода сразу же наполнилась перекатистым храпом коней, мёрзлым визгом полозьев, скрипом калиток, говором мужских простуженных голосов, ленивым брехом собак. Задиристо пахло першистым кизячным дымом, конским навозом и парным молоком.

Разместив обозы с фуражом, провиантом да амуницией, выставив охрану, драгунский полк, по четыре конника в ряд, подошёл к Орским воротам крепости.

Неожиданно, как по команде, за крепостной стеной в раз залилась лаем целая свора собак. Этот многоголосый хор мохнатых солистов, перебрехивая друг друга, от визгливого частого, до редкого басовитого, как из пустой бочки, доказывал, что и он при деле и исполняет свою нелёгкую сторожевую службину. Отдельным дискантом с комическим подвыванием, тявкало нечто заливистое, тонкоголосое, видимо, приблудная болонка тоже отрабатывала свой хлеб.

- Сами кобели, да ещё и собак завели,- не удержался острый на язык казак Пичкиряев.

Не менее задиристые, бедовые стражники, уняв собак, прежде, чем растворить ворота, попытались устроить прибывшим шутливый балаган:

- Долго кошка умывалась,- раздался зычный голос с надвратной башни, - а гостей насилу дождались!

- Ничё, ничё, хороший гость хозяину в почёт,- отвечали драгуны,- мы-от ехали мимо да завернули до дыму.

- А гостинцев нам наготовили? Оно хоть в городу у нас не голод, да подарочек ноне дорог.

- Дак подарки любят отдарки, - встрял в перепалку неугомонный Пичкиряев.

- А нам хучь маленькую рыбку, она всё же лучше большого таракана, - умоляли со смехом приворотные стражи.

- Так, ить, таракан не муха, не возмутит брюха, а коли пустите перьночевать, так у нас найдётся, чем вас и попотчевать.

- Что гость, то ладно, да не было бы накладно,- засомневались хозяева.

- Да нам много-то и не надо: рюмку вина, да полтора блина.

- Оно, ить, не жалко. Блины баушка скоро печёт, да вот долго, язви её, опару ставит.

- Но гость, не кость, за дверь не выкинешь,- наступали прибывшие служивые.

- Ну, что ж, дорогие гостенёчки,- уняв собак, смилостивились стражники,- добро пожаловать в наш стольный город Оленбурх!

Наконец, с тягучим скрипом распахнулись тяжёлые створы кованых ворот, и драгуны проследовали в казармы, а семейных до утра поместили в комнаты приезжих офицеров.

2. Два Ивана Андреевича.

На другой день комендант крепости объявил общее построение прибывшего драгунского полка для встречи с губернатором. Начавшаяся война с Портой не давала отсрочки служивым. По данным разведки одна из турецких армий накапливаясь в Грузии, грозилась взять Астрахань, опорную русскую крепость в Прикаспии. Оренбургскому драгунскому полку, да и всему Московскому легиону следовало до наступления весенней распутицы переправиться у Самары через Волгу, ещё по льду.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒