Annotation 7 страница

Вскоре после этого мы отплыли. Я был за штурвалом, а Стюарт сидел рядом со мной, следил за курсом, проверял глубину и как всегда задавал вопросы.

Мы направились на север, взяв уверенный темп к восточной стороне рифа Арлингтон. Это был центр туризма, даже в неудачный день, и вокруг было много лодок. Но ветра́ благоволили нам, и, если я хотел изменить курс, Стюарт держал штурвал и слушал каждую инструкцию. Это были отличные несколько часов под парусом, но я хотел укрыться на ночь в подковообразной части рифа Арлингтон, позади Устричного рифа. В спокойных водах мы могли бы бросить якорь в песке, не беспокоясь о повреждении рифа, понырять, поплавать и пожарить стейк.

О, и выпить пару шотов текилы, слизывая соль с тел друг друга.

Да-а, давайте не будем забывать об этом.

Стюарт, пока мы плыли, светился неподдельной радостью. Поймав ветер, мы разрезали воду, словно нож, и казалось, что мы летим, а улыбка Стюарта могла бы осветить все восточное побережье.

Он поднял кулак и издал свой победоносный крик «йухууу», что заставило меня рассмеяться. И это восстановило его энергию, потому что, когда мы, наконец, бросили якорь, с ярко сияющими глазами, правильно или неправильно, он хотел делать все.

— Поплаваем перед ужином, — предложил он. — Мы можем понырять с маской и трубкой около рифа, даже походить на мелководье, если это возможно.

Я проверил время.

— Если ускоримся.

Стюарт исчез и вернулся через пятнадцать секунд со снаряжением для подводного плавания в руках и с улыбкой на лице. И через полминуты мы уже находились под водой. Риф Арлингтон считался популярным не зря: он был впечатляющим. Основная часть рекламных фотографий Большого Барьерного рифа была сделана именно здесь. Здесь даже соорудили постоянный понтон, где частные лодки могли останавливаться и высаживать туристов.

Мы держались на расстоянии от всего этого. Стюарту не нужно было напоминать, что он предпочитает уединение – я видел разочарование на его лице всякий раз, когда какая-нибудь лодка появлялась в пределах досягаемости. Сам риф был огромен, и мы выбрали отдаленное место. Таким образом, под заходящим послеполуденным солнцем мы остались одни.

И теперь Стюарт вел себя как профессионал в подводном плавании. Улыбка его становилась все шире с каждой новой живностью, которую он видел: рыбы, кораллы, скаты, черепахи. Он освоил все, что связанно с дайвингом, включая сигналы, которые я подавал ему руками под водой.

Проводить вот так время со Стюартом было чем-то особенным. У меня редко выпадало какое-то личное время, и хотя технически это была работа, а Стюарт – моим клиентом, это вовсе так не воспринималось. Мне казалось, что я в отпуске и впервые показываю другу риф, и что все Коралловое море только наше – мое и его.

Это ощущалось невероятно интимно.

И, когда мы возвращались на яхту, я пытался найти веские причины, почему это было плохо.

И не смог придумать ни одной.

После отпуска Стюарт вернется к своей жизни в Брисбене, а я возьму следующий частный тур. Жизнь пойдет своим чередом. Так почему бы просто не насладиться тем, что есть сейчас? Почему бы не думать об этой неделе как об оплаченном отпуске?

Стюарт определенно был не против.

И судя по звону моих яиц и по постоянному возбуждению, мое тело тоже не было против.

— Так, — сказал Стюарт, беря маску для погружения. Мы только что забрались на борт, и я едва закончил оборачиваться полотенцем. — Я пойду их почищу. А ты начинай готовить ужин, и когда я закончу, принесу нам выпить.

— Ох, верно, — ответил я. — Я и забыл, что ты здесь босс.

Он послал мне улыбку через плечо, перед тем как отправиться по своим делам. Однако я сделал так, как Стюарт предложил, и когда он спустился на нижнюю палубу, на нем были только красные трусы, а полотенце пропало. Он обратил внимание, что я это подметил.

— Полотенце сохнет на солнце, — сказал он. Он посмотрел на мою промежность. — Хочешь, чтобы я и твое отнес?

— Не сейчас, — ответил я. — Я не люблю готовить полуголым. — Мне также не хотелось стягивать полотенце и демонстрировать свой стояк, которым я не собирался щеголять.

— Разумно. — Стюарт оглядел камбуз. — Где я могу порезать лимоны?

Я положил стейк на сковороду, переждал, пока он перестанет шипеть, и ответил:

— Разве еще не рановато для игры «Слижи, глотни, высоси»?

Он улыбнулся.

— Для начала я собирался выпить пива, но если ты хочешь перейти сразу к крепким напиткам, я не стану возражать. — Он провел языком по нижней губе, и глаза заблестели озорством. — Бьюсь об заклад, мы полностью покрыты солью. Может потребоваться многократное слизывание.

Я старался не улыбаться слишком широко.

— Лимоны в холодильнике, разделочная доска в шкафу рядом с раковиной. И пиво, для начала, вполне сойдет.

Он нашел все, что ему было нужно, и нарезал лимон. Мы обсуждали невероятную черепаху, которую видели, когда ныряли. Стюарт восхищался всем этим великолепием, качая головой, словно не мог поверить в то, что видел, достал два пива из холодильника, открыл крышки, закинул внутрь по ломтику лимона и вручил мне одну бутылку.

— Давало ли тебе это когда-нибудь повод для самодовольства? — спросил он, делая первый глоток. — Думал ли ты когда-либо типа: «Это все фигня, я уже видел все это раньше»?

— Никогда. — Я покачал головой и перевернул стейк. — Нельзя воспринимать это как должное. Я вообще ничего не воспринимаю как должное. Ни риф, ни погоду, ни эту работу, ничего. И вообще, никогда не бывает двух одинаковых поездок. Каждый раз все по-разному.

Он сделал глоток пива.

— Как это?

— Ну, я могу приплыть на тот же риф, но закаты никогда не бывают одинаковыми. Люди, которых я привожу сюда, никогда не бывают одинаковыми.

— У тебя когда-нибудь был клиент, которого хотелось выбросить за борт?

Я улыбнулся, потягивая пиво.

— Нет. Мне всегда очень везло. Случались некоторые языковые барьеры, но улыбка – универсальный язык. И, как ни странно, главная музыкальная тема к фильму «Челюсти».

Он прыснул от смеха, но затем спросил:

— Ты видел много акул?

— Да, конечно. Большинство из них безобидны, но не все. — Я выключил сковороду и выложил на блюдо немного зелени и картофельный салат. — Акулы – это просто издержки профессии. Некоторые идиоты пытались очень близко подобраться к скатам-хвостоколам. До смерти Стива Ирвина (Прим. пер.: Стив Ирвин – австралийский натуралист, актёр, тележурналист и телеведущий, эксперт в области дикой природы и диких животных. Всемирную известность получил благодаря работе над сериалом «Охотник на крокодилов». Погиб 04сентября 2006 года на съёмках телепередачи «Смертельный океан», получив смертельный удар ската-хвостокола в область сердца). Теперь они уважают их намного больше.

Стюарт медленно кивнул.

— Держу пари, что так и есть. Кто-нибудь из клиентов пытался забрать с собой коралл?

— Однажды. Теперь я стараюсь убедиться, что все знают правила. Люди относятся к этому нормально.

Я поставил тарелки на стол, и мы заняли свои места.

— Кстати, еда выглядит очень аппетитно, — сказал Стюарт. — Спасибо.

— Пожалуйста.

— Кстати, я удивлен тем, насколько голоден. Я имею в виду, что дома я никогда не перекусываю, и, конечно, не ем такие углеводы, — сказал он, сунув порцию картофельного салата в рот и замычав от удовольствия.

— Ты будешь удивлен, сколько энергии сжигаешь, плавая и погружаясь под воду. — Затем я добавил: — Тебе не нужно здесь беспокоиться о своей диете.

— Ну, углеводы – мои враги. Но вот белок, — сказал он, пошевелив бровями. — Теперь в моем меню всегда есть порции белка.

Я закатил глаза.

— Тогда стейк пойдет тебе на пользу.

Он рассмеялся, и оставшуюся часть ужина мы провели, разговаривая о том, что происходит в мире. Стюарт убирался на камбузе после ужина, а я поднялся в кабину капитана, чтобы еще раз проверить все ли в порядке, перед тем как идти спать. Когда я шел по палубе мимо рубки, Стюарт поднимался из камбуза с тарелкой нарезанных лимонов в одной руке, с бутылкой текилы в другой.

— Десерт подан.

Я опустил голову и застонал и как только вернулся в кабину капитана, Стюарт вручил мне бутылку.

— Не будь занудой. — Он посмотрел на океан на заходящее солнце, а точнее на отсутствие других лодок. — Ох, вы только посмотрите на это... все исчезли. Это значит, что мы можем поиграть в нашу игру прямо здесь.

Он протянул мне тарелку с ломтиками лимона, шагнул вплотную, не отрывая взгляда от моих глаз, наклонился и провел языком по мне от соска до горла, посылая дрожь по всему телу, затем сделал глоток текилы. Сунул кусочек лимона в рот, вздрогнул и улыбнулся. Затем покачал головой и застонал:

— Боже, это просто замечательно.

На нем все еще были только красные трусы. Я мог отчетливо видеть, насколько замечательным он это считал.

— Твоя очередь, но сначала… — сказал он, затем потянул меня за полотенце, демонстрируя мое нижнее белье и этот чертов стояк, который мучил меня весь день. — М-м-м... Вот так намного лучше, — прошептал он. Зажал зубами ломтик лимона и широко раскинул руки. — Лижи меня.

Так я и сделал.

Я провел языком вдоль его ключицы, взял бутылку текилы и сделал глоток, затем приоткрыл губы, и кусочек лимона скользнул мне в рот. Стюарт быстро сдался, схватив меня за шею и поцеловав, перемещая лимон из своего рта в мой.

Он не дал мне даже вздохнуть. Провел языком по шее до самого уха, втянул губами мочку и отстранился, чтобы глотнуть текилы. Я едва мог мыслить здраво, не говоря уже о том, чтобы дать парню кусочек лимона. Стюарт ухмыльнулся и, оттянув резинку моих трусов, прижал ею лимон, чтобы он торчал сверху чуть ниже моего пупка.

— О боже, ты только взгляни на это, — хрипло сказал он и опустился на колени. Он стоял передо мной, положив руки мне на бедра, и, проведя носом по всей длине моего члена поверх нижнего белья, сжал лимон губами и вытащил его.

Дерзкий сукин сын.

Он посасывал лимон, держа его во рту, и поднялся в полный рост. Его глаза не отрывались от моих, полные жара и вызова. С играми было покончено. Я подтолкнул его, чтобы он сел на скамейку, его удивление быстро исчезло, как только я сжал его сосок зубами. Стюарт выгнул спину, толкаясь бедрами в поисках хоть какого-то трения, которое я мог ему дать.

Он вытащил лимон изо рта.

— Ох, черт, — прохрипел он, когда я покатал его сосок между зубами. Стюарт обхватил мое лицо обеими руками и притянул для поцелуя. Наши рты сомкнулись, языки сплетались и исследовали. Но этого было недостаточно, наши тела не могли соприкасаться лишь так. Это было недостаточно близко.

Поэтому я слегка толкнул его, осторожно побуждая лечь на скамейку, и он потянул меня за собой. Мы были клубком конечностей и языков; я склонился над Стюартом, наши члены находились друг против друга, так же, как и грудь, и наши губы. Боже мой, он потрясающе целовался.

Его руки бродили по всему моему телу, спине, заднице, прижимая меня ближе. Это было немного неловко, не идеальная позиция, но я был слишком возбужден, чтобы остановиться. Если я отстранюсь сейчас, это сто процентов убьет меня.

Затем Стюарт скользнул рукой между нами, и после пары неловких движений у него в кулаке оказались оба наших члена. Скользкие, сочащиеся предсеменем, и это было волшебно.

— Ох, черт, это потрясающе, — прошептал он, едва дыша. Затем застонал и подкинул бедра, как будто был уже близко.

Я прижался к его губам, и он захватил мой язык, постанывая и раскачиваясь, и это было слишком много и слишком хорошо. Я трахал его кулак, его член был горячим и твердым рядом с моим, гладким и скользким и таким чертовски потрясающим.

Я разорвал поцелуй, чтобы предупредить:

— Я сейчас кончу.

— Блядь, да, кончи на меня.

Я немного отстранился, и мы оба посмотрели между нами, головки членов скользили в его кулаке снова и снова, и оргазм обрушился на меня. Удовольствие, прокатившееся по телу, было стремительным и всепоглощающим, а сперма выстрелила Стюарту на грудь и живот. Он сжал кулак сильнее, когда кончал, и его пульсирующий член выдаивал из меня последние капли моего оргазма, а его сперма смешалась с моей на его коже.

Стюарт вздрогнул и затрепетал, затем издал измученный смешок.

— Охуеть, — пробормотал он.

Не в силах больше оставаться в вертикальном положении, я упал на него, размазывая сперму по нашим животам, и уткнулся лицом ему в шею. От него пахло океаном, сексом, нами, и я вдохнул все, что заслужил.

— Ты в порядке? — наконец спросил я.

Он снова усмехнулся:

— Более чем.

Я снова уткнулся носом и закрыл глаза, несмотря на странное положение своих ног.

— Нужно вытереть тебя, — прошептал я. — Однако не уверен, смогу ли я двигаться.

— Мы можем просто прыгнуть в океан, — предложил он. — Я бы хотел принять душ вместе, но мы ни при каких раскладах не сможем вместе втиснуться в него на этой лодке.

Я оттолкнулся от Стюарта, мое желейное тело протестовало против каждого движения, пока я вставал.

— Тогда остается только океан.

Он посмотрел прямо на мой член, свисающий из трусов и все еще полувозбужденный, а затем вверх на живот и грудь, туда, где наша сперма покрывала мою кожу.

— Черт, это прекрасно.

Я усмехнулся, слегка смущенный, но затем заметил, что и его член торчал из трусов, а живот был покрыт спермой. Нас освещали только фонари в кабине пилота, и они придавали его телу теплое свечение.

— Да, это точно.

Стюарт улыбнулся, встал, стянул трусы и переступил через них.

— Что? — спросил он, видя мой вопросительный взгляд. — Сейчас совершенно темно. Никто не сможет нас увидеть.

Не играя в такие игры, как он, я заправил член в трусы, но прыгнул вместе со Стюартом в океан. Как только я вынырнул, парень быстро нашел меня, обнял руками за плечи, ногами обхватил талию и поцеловал.

Я не мог держаться на воде слишком долго, и когда мы начали тонуть, то рассмеялись.

— Я должен чаще плавать голым, — сказал он, улыбаясь. Его зубы сияли белизной в лунном свете.

— За исключением того, что рыба может перепутать тебя с вкусным морским червем. Особенно ночью.

Его глаза расширились, и он поплыл к яхте, но смех, должно быть, выдал меня. Стюарт взялся за лестницу одной рукой и обрызгал меня.

— Не смешно.

За исключением того, что было именно так.

Я последовал за ним из воды, но прежде полюбовался на его великолепную обнаженную задницу в свете луны. Капли воды сияли, как бриллианты, скатываясь по его телу, и я хотел поймать их, попробовать на вкус… Стюарт сунул мне полотенце, отвлекая от разглядывания его обнаженной фигуры.

— Нравится то, что видишь?

Я промокнул лицо и посмотрел на него.

— Ты же знаешь, что да.

Уголок рта дернулся вверх, и Стюарт долго смотрел на меня. Затем внезапно перевел взгляд на воду и вытерся, прежде чем обернуть полотенце вокруг талии. Стюарт прикрывал себя в защитном жесте, и я понял, что он собирался спросить меня о чем-то, что сделает его уязвимым.

Он поступал так каждый раз.

Когда он устраивал шоу, когда соблазнял того, кого хотел, то с гордостью демонстрировал свое тело, намеренно выставляя полуэрекцию на всеобщее обозрение в плавках или трусах. Но как только что-то становилось личным, или он чувствовал себя уязвимым, – как это случилось, когда он спрашивал, встречаюсь ли я с кем-то – Стюарт прикрывался. Видимо его скромность шла рука об руку с уязвимостью. Мне было интересно, не потому ли он так безжалостен в зале заседаний – его дорогой костюм выступал доспехами. Но здесь и сейчас Стюарт был беззащитен. Он покачал головой и слегка улыбнулся мне, прежде чем повернуться и пойти в кабину.

Я схватил его за руку.

— Ты хотел спросить меня о чем-то? — поинтересовался я.

— Не-е, все в порядке.

— Уверен?

Он кивнул, и я отпустил его руку. Он спустился в кабину и взял бутылку текилы. Он держал ее в одной руке, а крышку в другой.

— Хочешь еще выпить?

Я фыркнул.

— Нет. Мне нужна вода.

Его улыбка вернулась.

— Мне тоже.

Мы спустились в кабину, и я закрыл за собой дверь. Стюарт положил текилу обратно в бар, взял две бутылки холодной воды и вручил одну мне.

— Спасибо, — ответил я. — Итак, завтра у тебя день на материке.

Он медленно кивнул и сделал большой глоток воды из бутылки.

— Да. Я никогда не был на Тринити-Бич (Прим. пер.: пляж, омываемый Коралловым морем, протяженностью около мили на восточном побережье, в пригороде Кэрнс, Квинсленд, Австралия) или SkyRail (Прим. пер.: семикилометровая канатная дорога, проложенная над непроходимыми тропическими лесами). Слышал, это довольно круто. Ты посещал?

— Очень давно. Это удивительно. Тебе понравится.

Он снова кивнул со странным выражением на лице.

— Что ты будешь делать, пока меня не будет?

Он уже спрашивал меня об этом...

— Немного приберусь, постираю, заполню холодильник. Ну, знаешь, все эти интересные занятия.

Стюарт сделал еще один большой глоток, его адамово яблоко при этом скользило вверх и вниз самым отвлекающим образом. Затем он схватился за раковину позади себя, и мне стало интересно, что так вывело его из равновесия. Однако это было не так, похоже, он просто собирался с духом.

— Ты не мог бы пойти со мной завтра? Погуляем по тропическому лесу. А после можем закупить в магазинах любую еду, какую захотим. Я даже угощу тебя ужином и верну к девяти часам вечера на борт.

Если бы я опирался лишь на его голос, на этот безразличный тон, на легкое пожатие плеч, тогда мог бы подумать, что это ничего не значащее приглашение. Но щеки Стюарта покраснели, а костяшки пальцев на раковине побелели, и он затаил дыхание, ожидая моего ответа.

Две вещи стали совершенно ясны для меня в этот момент. Во-первых, Стюарт не часто задавал людям вопросы, на которые заранее не знал ответа. И, во-вторых, этот вопрос, это предложение провести с ним день не просто приглашение убить время вместе. А нечто гораздо большее. По крайней мере, для него. Он сам ставил себя в уязвимое положение, хотел чего-то, что не был полностью готов признать. Он боялся отказа, был напуган тем, что я мог сказать ему нет. Совершенно очевидно, что он не часто ставит себя в подобное положение, и я хотел знать, почему он сделал это сейчас.

Мы встретились взглядами, и я увидел страх неудачи в его глазах, боязнь, наконец, найти в себе смелость попросить то, чего он хотел, только чтобы услышать отказ. Страх поставить свое сердце на кон, только чтобы над ним посмеялись.

Так-так, значит, Мистер Выпендрежник Корпоративный Финансист был всего лишь простым смертным. В его идеально отполированных доспехах зияла брешь. Стюарт мог считать это своим недостатком, но для меня это делало его только лучше. Это были те слои, которые мне хотелось снимать, исследуя.

Наши отношения становилось чем-то бо́льшим, чем просто курортный роман. Мы двигались от друзей с привилегиями к чему-то новому. С каждой минутой это все больше походило на фантазию «притворись мои парнем на время отпуска».

Хотел ли я провести день со Стюартом на материке? Пешие прогулки, совместные покупки в магазине, поход на ужин? Да, черт возьми, хотел.

И меня совсем не волновало, что моя улыбка может выдать меня.

— Конечно.

Мой ответ шокировал его.

— Правда?

Я подошел, прильнул к его телу и поцеловал. Никакой текилы, никакой воды, никаких игр. Я приложил руку к его щеке и углубил поцелуй, дразня его язык своим. Долгий поцелуй. Божественные минуты мы провели, стоя там, держа друг друга в объятиях, пробуя друг друга на вкус. Я закончил поцелуй только для того, чтобы поцеловать его снова, нежно и сладко, прежде чем отстраниться.

— Да, правда. Звучит здорово. Однако нам нужно отправиться в порт довольно рано.

— Таким образом, ты сообщаешь, что я должен быть хорошим мальчиком и рано отправиться спать? — спросил он, его губы были влажными и пухлыми. — И в одиночестве.

— О, да, — ответил я, отступая. — Если я возьму тебя в свою каюту, завтра мы не доберемся до материка.

Стюарт облизнул губы и улыбнулся, его взгляд переместился от моего рта к глазам.

— Ну а завтра вечером?

Я хрипло рассмеялся, заставляя себя уйти, иначе я просто утащил бы парня в свою каюту. Черт, какой же он сексуальный.

— Спокойной ночи, Стюарт.

Его широкая улыбка была последним, что я увидел перед тем, как закрыл свою дверь.

Глава 11

Стюарт

Я проснулся рано – около шести утра – и подумал, что сейчас отличное время сняться с якоря, но Фостер уже находился за штурвалом, а мы – в пути. Что и объясняло качку.

— О, доброе утро, — сказал я, поднимаясь по лестнице. — Мне показалось, что качка усилилась. И стало интересно, не изменилась ли погода?

— Доброе утро, — ответил Фостер с усмешкой. — Мы немного срезаем путь к материку. Хотя качает не так уж сильно.

Я посмотрел на воду. Она была достаточно гладкой, но мы шли против течения, к слову.

— Ты рано встал.

Фостер улыбнулся, крутя штурвал и не сводя глаз с носа яхты.

— Да, у меня запланирована важная поездка с одним горячим парнем. Не хотел опаздывать.

Я закатил глаза, чтобы слегка приглушить улыбку.

— Проехали.

Он посмеялся.

— Нет, я хочу пришвартоваться во время прилива.

Это больше похоже на Фостера.

— Хочешь, я приготовлю завтрак?

Он посмотрел на меня.

— Ты не обязан…

— Я могу сделать тосты, — проворчал я, выходя из кабины.

Да, я его клиент, но мы здесь одни. Я мог бы помогать справляться со всей этой хренью. Десять минут спустя я принес немного тостов и кофе, и, когда осторожно вручал Фостеру кружку, наши пальцы соприкоснулись.

— Спасибо, — сказал Фостер с неизменной улыбкой.

Он потягивал кофе, но, казалось, не хотел убирать другую руку со штурвала, чтобы взять тост.

Так что, чувствуя себя немного идиотом, я поднес тост к его губам.

— Кусай.

Фостер рассмеялся, но откусил, и я продолжал кормить его, пока он все не съел. Когда он взял последний кусочек, я смахнул крошки с его нижней губы большим пальцем, от чего его глаза вспыхнули, а сексуальный розовый оттенок окрасил щеки.

Так-так, а это уже интересно.

— Мы, эм-м — начал он, теперь пристально сосредоточившись на суше, которая виднелась впереди, — прибудем примерно через тридцать минут.

— Тогда я лучше пойду готовиться к своему жаркому свиданию, — ответил я, слегка касаясь его руки, и спустился на нижнюю палубу.

Приняв душ, одевшись, вымыв и протерев посуду после завтрака, я поднимался по лестнице, когда услышал, что Фостер разговаривает с кем-то. Речь шла о погоде или чем-то подобном, но мы явно швартовались. Фостер сдал назад кормой к причалу, припарковав яхту, как машину, в длинном ряду лодок аналогичного размера.

Парус спущен, все, казалось, было убрано, и Фостер ухмыльнулся, когда с присущей ему легкостью спрыгнул на причал и, маневрируя, пришвартовал линь вокруг пиллерса, словно это самая легкая вещь в мире. Он завязал линь каким-то причудливым узлом и вернулся на борт.

— Вот так просто, да? — спросил я, пораженный тем, насколько Фостер был искусен. Как он знал, что нужно делать...

— Вот так просто, — ответил он, улыбаясь. Затем осмотрел меня с ног до головы. — О, приятно видеть, что ты все же упаковал кое-какую одежду. А то я начал думать, что ты взял только плавки и нижнее белье.

Я посмотрел на свою белую рубашку, темно-серые шорты для гольфа и серые кожаные кроссовки.

— Весь этот наряд обошелся мне в небольшое состояние. — Я пожал плечами. — Но я могу поехать в плавках, если хочешь? Уверен, местные жители не будут против.

— Если только полиция не арестует тебя за непристойный вид.

— Ношение плавок не является противозаконным.

— Верно, но только если они не белые и не совершено прозрачные, когда намокнут.

— Справедливое замечание, — засмеялся я. Затем прошептал: — Значит, не позволяй мне промокнуть… по крайней мере, на публике. Я могу устроить тебе приватную демонстрацию позже вечером; мокрым или сухим – решать тебе.

Фостер тихо и хрипло зарычал.

— У тебя прекрасный наряд сегодня. На самом деле, даже лучше, чем просто прекрасный.

Он был слишком прост.

— Спасибо.

— Ты взял все, что нужно?

— Ага. Осталось только захватить кошелек.

— Телефон не возьмешь?

Я покачал головой.

— Нет. Не буду его включать, пока не возникнет крайней необходимости.

— Отличная идея. — Он сошел с лодки на причал и протянул руку. — Все хорошо?

Я взял его руку, теплую и сильную, переступил, не так гладко, как он, но не упал, поэтому воспринял это как победу.

— Да, хорошо. — Я посмотрел на пристань в сторону городка Тринити-Бич. Было уже за семь утра, поэтому я предположил, что все рыбацкие лодки уже вышли в море, а прогулочные готовились к отплытию. Фостер идеально рассчитал время.

Я договорился, что заберу машину, взятую напрокат, у пристани, поэтому, уладив все формальности, мы направились к автомобилю. Я подошел с водительской стороны и позвенел ключами, привлекая внимание Фостера.

— Теперь я капитан.

Он так сильно закатил глаза, что это наверняка причинило боль.

— И куда едем сначала, капитан?

Я фыркнул, мы сели в машину и пристегнулись.

— Итак, у меня есть билеты с открытой датой на SkyRail, в Дом Бабочек (Прим. пер.: специализированный зоопарк для разведения и экспозиции бабочек) и на вход в Национальный Парк. Давай посетим эти места в первую очередь. Там наверняка можно перекусить, я уверен. Затем, когда закончим пополнять туристический поток, можем совершить набег на рынок для пополнения припасов и к тому времени, как закончим все дела, найдем приятное местечко для ужина.

— Звучит отлично. Однако есть одна проблема.

— Какая?

Фостер читал брошюру, которую дала ему дама из проката автомобилей.

— SkyRail открывается в девять. Дом Бабочек – в десять.

— Тогда сначала второй завтрак на пляже.

Он посмеялся.

— Звучит даже лучше.

— Но все по порядку, — сказал я, заводя машину и выезжая с парковки. — Тебе придется направлять меня, потому что я не знаю, куда, черт возьми, я еду.

Он засмеялся и указал вперед.

— На первом повороте налево.

Он направил меня к Тринити-Бич, где мы нашли на пляже кафе. Сели за столик, заказали огромный завтрак и съели его, глядя на океан. Фостер улыбнулся молодой официантке, рассмеялся вместе с ней, когда она что-то записала неправильно, и сказал, что в этом нет ничего страшного.

Так похоже на Фостера. Радоваться солнечному свету, не создавать проблем, просто плыть по течению. Все это очень далеко от корпоративной жизни.

Я отпил сок.

— Знаешь, иногда я смотрю на тебя и вижу безжалостного и категоричного финансиста. А потом, в иной обстановке, вот как сейчас, я не могу представить ничего из этого.

Он покачал головой, удивленный.

— Как это?

Я глубоко вздохнул, желая сформулировать правильнее.

— Когда речь идет о финансах, слияниях и поглощениях, я представляю себе серые костюмы, серые здания, серое небо. Затем я вижу тебя здесь, и это яркое солнце, голубое небо, белый песок и голубую воду. Полярные противоположности, и их трудно сопоставить.

Фостер улыбнулся, как будто этот вывод ему понравился, и положил в рот треугольник свежего ананаса.

— Потому что я уже не тот человек. Не тот, кем являюсь сейчас. Если бы ты встретил меня шесть лет назад, то не узнал бы. Кажется, единственное время, когда я улыбался, это когда мы заключали сделку.

Я вздохнул, но он еще не закончил.

— А тебе не кажется, что твое описание однообразной и мрачной обстановки, что ждет там, дома, в сравнении с солнечным светом и счастьем здесь, пытается тебе что-то подсказать?

— Что, например?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Ты там несчастлив.

Я переместил приборы на своей пустой тарелке так, чтобы они лежали на двенадцать и шесть.

— Может быть.

Фостер ничего ответил. Наверное, он знал, что мне есть что сказать. Возможно, он использовал самый старый трюк в корпоративной книге: промолчите, и человек, находящийся в менее удобном положении, заговорит первым. Может быть, я на это и купился.

— Да, я несчастлив там, — признался я. Вряд ли это большой секрет. Любой, имеющий глаза, мог это видеть. — Идея взять отпуск не только моя.

— Твой босс увидел, что ты готов сломаться?

Я покачал головой.

— Мой доктор.

Фостер замер. Нахмурился, и его глаза сузились.

— Если ты просто несчастлив, это одно. Но медицинские показания...

— По медицинским показаниям я стоял на пороге инфаркта или инсульта, — сказал я, признавшись в большем, чем хотел. — Высокое кровяное давление, бессонница. Как будто мой разум заклинило на пятой передаче (Прим. пер.: в сфере работы – максимальный и ограниченный трудоголизм, когда ничего другого вокруг больше не существует), понимаешь, о чем я?

Когда Фостер посмотрел на меня, то его взгляд потеплел.

— Я совершенно точно знаю, что ты имеешь в виду.

Я не сомневался в нем, и это было приятно, даже обнадеживающе, иметь возможность поговорить с кем-то, кто действительно понимал, через что мне пришлось пройти. Затем я прочистил горло и сказал Фостеру то, что никогда не говорил никому другому:

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒