В прятки с Бесстрашием 89 страница

— Так тихо, — прерываю я поток его красноречия, — ну ты же отключишь его потом? Точно?

— Да точно, точно, мне всего то и надо, что десять минут. Давно бы уже убрали девку, да разошлись уже.

Диего, ни слова не говоря, спускается из проема в потолке и аккуратно придавив пальцем кнопку, забирает у малышки детонатор. Я беру ее на руки и уже направился было к двери, как услышал слабый писк.

— Что это? — я оборачиваюсь к Диего, он смотрит на детонатор, потом на меня. Писк становится все чаще, стал набирать громкость.

— Съ*бывай, Алекс!!! Быстро съ*бывай, спасай ребенка!!! — что есть мочи заорал мой друг.

Нет времени ни на что, я только понял, что сейчас рванет. Буквально в два прыжка я оказываюсь у двери, рву ее на себя и уже почти на улице... может есть еще время, успею за ним вернуться. Где-то в глубине души я понимаю, что либо малявку подальше отсюда унести, либо попытаться помочь Диего, одновременно ничего не выйдет, полягут все... Но прежде чем я успел додумать эту мысль... Страшный удар в спину толкает так, что показалось позвоночник громко хрустнул и переломился пополам. Спину обдает горячей волной, словно кипятка плесканули. Я успел только сгруппироваться, чтобы закрыть ребенка собой, сокрушительная сила швыряет меня вперед. Дыхание сбито напрочь, не выходит вздохнуть. Звуки становятся все глуше. Тело резко немеет, а потом по нему разливается мучительная, лишающая разума, жуткая боль... Голова, будто лопнула и раскололась на куски, в глазах красные искры и мгновенно темнеет, заволакивает мутной пеленой. Меня засасывает во мрак, в ничто... и перед тем, как ушла боль, и вокруг ничего не стало, раздался страшный, оглушительный, чертовски мощный взрыв, сотрясающий окрестности......

__________________________________

========== «Глава 97» ==========

_________________________

Элайя

Лидер смотрит так, что душа в пятки уходит. Не знаю, что у него было в планах, но такого разгромного поражения он явно не ожидал.

— Ну и что вы скажете теперь? — обращается он к старшим офицерам. Они стоят, глядя перед собой и сжав челюсти, ни один не решается начать доклад. В этот раз лидер собрал всех командиров и сейчас прохаживался вдоль шеренги пристально разглядывая их, сверкая глазами из-под маски.

— Мы сделали все от нас зависящее, лидер! — рапортует один из офицеров. Я вытягиваю голову, чтобы лучше рассмотреть кто же это у нас такой смелый. А, ну понятно, как всегда, Эван впереди планеты всей. Ну что ж, посмотрим до чего они сегодня договорятся...

— Что? Мистер Фьюри, от вас ли, от истинно урожденного Бесстрашного я слышу подобные речи? Если человек говорит «я сделал все возможное» это значит он сдался! Вы уже сдались, мистер Фьюри?

— Приказ отступать отдавал не я. У нас есть инструкция на этот случай, когда силы противника превышают...

— Я знаю это, командор! Я хочу понять, как получилось, что Бесстрашные отбили нашу атаку так, будто они знали о ней??? Почему полигон оказался под силовым полем? Почему все силы противника были в полной боевой готовности??? Как это понимать?

Командор смотрит перед собой с непроницаемым выражением лица. Это потрясающе привлекательный, можно даже сказать красивый мужчина, с ожесточенным взглядом, щеки его покрыты темной щетиной, на верхней губе едва заметный шрам, со стороны кажется, что мужчина пожевывает травинку. Я точно знаю, много женщин были бы счастливы, если бы он обратил на них внимание, но увы, для него существует только война. Только жажда мщения поддерживает его, только ради этого он живет.

— Может быть, у нас крыса завелась и сливает информацию Бесстрашным, — высказывается из другого конца шеренги офицер, — неоткуда им было знать об одновременном нападении, если бы им не сообщили...

Лидер смерил взглядом говорившего и снова повернулся к Эвану.

— Что скажете, командор? Такое возможно?

— Все возможно, лидер. Может и есть кто-то, кто контактирует с Бесстрашными. Во всяком случае нельзя уверенно сказать, что этого быть не может.

— Я хочу, чтобы вы перетрясли каждый дюйм на полигоне, каждого мало-мальски подозрительного человека допросить, выпотрошить, но добыть мне информацию, — лидер уже отвернулся, когда командор, выдохнув с присвистом и злобно посмотрев лидеру в спину, произнес.

— Разрешите обратиться, сэр?

— Что вы хотите командор?

— То, что вы приказали... На это уйдет очень много времени, которого у нас нет! Может быть, было бы лучше...

— Что будет лучше, здесь решаю только я! Я, командор, это вам понятно? — когда лидер стоит рядом с мужчиной, видно, что он ниже офицера. И, хотя лидер смотрит Эвану прямо в глаза, тот все равно имеет возможность не отворачиваясь злобно таращиться в противоположную стену. Ох, как мне все это не нравится... Что же задумал наш, командор? Неужто он решится на открытый конфликт? Это было бы очень и очень не ко времени, потому как мне точно известно, что Эвана поддержат многие... Надо бы выяснить что он задумал, а пока...

— Разрешите обратиться, лидер — выкрикиваю я, чтобы предотвратить коллапс.

— Что у вас, мисс Айрес, — уже мягче спрашивает лидер, повернувшись ко мне. Какой бы он ни был, а слабости у него тоже есть. И надо их использовать, чтобы он не наделал дел.

— Полгода назад, моя сестра, как вы знаете, находилась внутри фракции Бесстрашие и приносила нам информацию. Других источников связи с фракцией у нас нет, но тогда в ее докладе промелькнула одна интересная деталь, на которую мы сначала не обратили внимания. Может быть, это будет весьма фантастично выглядеть со стороны, но...

— Мисс Айрес, переходите уже к делу, не нужно таких длинных предисловий, — уже раздраженно обрывает меня лидер, но зато он отошел от командора и переключил все внимание на меня.

— Младшие лидерские сыновья обнаружили телепатические способности. Правда, по словам сестры эти способности были в самом зачаточном состоянии, но, как бы там ни было...

— Что??? Элайя, ты в своем уме? Ты о чем, вообще?

— Лерайя в своем докладе упомянула об этом, близнецы видели будущее. Правда, только друг у друга и только в рамках детской игры, но сестра была убедительна. В своих наблюдениях она подробно описала, как играя они знали, что будет наперед, вполне возможно, что мальчики что-нибудь почувствовали или увидели, могли предупредить...

— Ерунда это все, — обрывает меня лидер, — что за чушь ты несешь, Элайя? Какие-то мелкие пацанята предотвратили нападение? Что за еб*ная х*етень?

— Мое дело сообщить вам, сэр. Вы велели перетрясти всех, до последнего человека, а я преподношу вам информацию, которая была мне известна.

— Почему тогда только сейчас? Почему они не предотвратили множество наших операций, подрывов, терактов? Почему только нападение, и только это? Нет, Элайя, забудь, х*йня это все, даже обсуждать не будем. Пусть мне лучше наши умники скажут, как быстро они смогут восстановить роботов и когда уже можно будет опробовать их новое изобретение?

Бывшие эрудиты, исполняющие в нашей структуре миссию научных работников, все подобрались и опасливо косятся на военных. Никто не любит держать ответ перед лидером, а уж в присутствии командиров подразделений...

— Устройство будет готово уже через несколько недель. Мы дорабатываем последний модуль, из-за него мозг подопытных перегревается и люди сходят с ума или умирают. Но основную функцию аппарат выполняет — позволяет просмотреть и даже записать все воспоминания человека. Осталось только сделать так, чтобы при этом подопытные оставались живы.

— Хорошо, но вы сможете сделать так, что воспоминания можно будет перенести в клонированный мозг? Вы сможете сделать нам полноценных солдат, док?

— Это не совсем... — док мельком взглянул на лидера, и решил не вдаваться в подробности, — мы прикладываем все усилия для этого, лидер. В самые сжатые сроки обещаем предоставить результаты...

— Хорошо. На сегодня совещание объявляю закрытым. Все свободны. Элайя останься.

Офицеры и эрудиты потихоньку выходят из помещения, лидер провожает их всех недовольным взглядом. Я уже чувствую, что ничего хорошего меня не ждет, стараюсь собраться духом и готовлюсь к худшему. Но лидер удивил меня. Когда за последним человеком закрылась дверь, он снял маску и устало потер лоб.

— Как они надоели мне все, Эла. Как мне, вообще, все надоело...

Щемящая жалость вдруг затопила меня к этому злобному, непредсказуемому, больному душевно и физически человеку. Сколько же выпало испытаний на его долю, как же ему непросто. Он ведь вполне еще молодой мужчина... Я подхожу и кладу руки ему на плечи. На самые любимые плечи в мире. Немного сжав напряженные мышцы, я чувствую его тело, стараюсь, как могу, передать ему всю скопившуюся у меня за эти дни нежность. Я знаю, как ему бывает это необходимо. Все чаще после совещаний, после изнурительных допросов, ему необходима некая подпитка, и каждый раз он находит ее во мне. Вот и сейчас, он откинулся назад, прикрыл глаза. Испещренное шрамами лицо непроницаемо, но я вижу, что его потихоньку отпускает. Каким красавчиком он был в молодости, глаз не оторвать... Сильный, накачанный, настоящий Бесстрашный, он находился на службе у психопата Сэма и недостатка в пускающих на него слюни девицах не испытывал. Я же для него была... старовата. Эрудитка, почти на десять лет старше, конечно, он заметил меня только когда я помогла ему. Вытащила его, практически, из пекла. Вернула к жизни...

— Эла, что ты там несла насчет лидерских сыновей? Какие еще способности?

— Ну помнишь, когда Лерайя в одним из последних докладов упомянула, что близнецы могли что-то там предугадывать? Более того, лидер Бесстрашных обратил внимание на эту способность близнецов и...

— Близнецов, говоришь... — задумчиво тянет мужчина, и я чувствую, что он напрягся. Мне, как бывшему эрудиту доподлинно известно много случаев тесной связи между близнецами. Уже само появление их вызывает множество вопросов, особенно истинных близнецов, родившихся от одной оплодотворенной яйцеклетки.

— Только не говори, что ты не знал, что у Эвансов родились близнецы...

— Нет, я знал, только... Так, ладно. Ты иди пока. Мне надо подумать.

— Ты придешь сегодня?

— Не знаю, как получится. И Элайя... Мне не нравится Фьюри. Что-то он замышляет. Ты вот что, последи за ним. Он слишком подозрительно себя ведет, как бы не организовал чего.

— Мне он тоже не нравится. Я поняла тебя, слежку организую.

— Все, иди, — он явно выпроваживает меня. Будто что-то задумал... Будто хочет поговорить с кем-то, но мне знать об этом не нужно... Интересно, у него появились от меня тайны? Или может быть... Да нет, подозревать лидера в связи на стороне? А почему, собственно говоря, нет? Уродства? Их быстро перестаешь замечать, а тело у него, как у бога. Неприятное чувство зародилось в душе, умом-то я понимаю, что ничего подобного и быть не может, но...

Быстро покинув комнату совещаний, я пробираюсь в диспетчерскую. Да по всему полигону стоят камеры, но есть и такие, о которых лидер не знает. Ну так и есть, уходит в слепую зону официальных камер, набирает чей-то номер... Говорит с кем-то, кивает. Вот за кем проследить надо! А ко Фьюри я найду кого приставить...

___________________________________

Алексис

Надрывный, противный визг сирены, нещадно бьёт по барабанным перепонкам, заставляя резко выпрыгнуть из мирного сна в тяжелую реальность и со стоном заткнуть уши ладонями. Сознание еще пытается ухватиться за уголок дрема, пока тело вталкивается в форму. Новобранцы вскакивают с коек, одеваются, продрав глаза и путаясь в одежде, а затем уносятся из жилого корпуса, в сторону оружейки.

— Что случилось-то? — ворчу я, обращаясь ко всем сразу.

— Учебная тревога, что еще... опять, бл*дь. Уже третья, за неделю. — выцеживает Юэн, пытаясь на ходу завязать шнурки, но так и всовывает их внутрь берцев.

— Бегом! Бегом! Шевелите жопами! — орет командир, хлопая в ладоши, подгоняя своих подопечных. А орет он так люто, что становится страшным, как моя жизнь. — Полная выкладка и минута на построение!

Ох, ты ж, еще и с выкладкой... Гуськом в оружейную, нацепляем обмундирование, шлемы, оружие на плечо и на улицу, строиться в одну шеренгу. Командир проходит вдоль всего ряда новобранцев, сцепив руки за спиной, сурово осматривает нас и пинает ногой по обуви, как ему казалось, высунувшихся из строя бойцов. Быстро скашиваю взгляд на часы, шесть, ну блин... Обычно подъём в семь, но раз уж учебная тревога, то... Додумать не успела, вытянувшись по струнке, пред взором единственного глаза командования. Второй глаз мужчины закрывает черная повязка, а меня всё терзает единственный вопрос — нахрена? Почему бы не взять и не вставить себе искусственный, ведь это пустяковое дело и даже отличатся от обычного с виду не будет, или он специально ходит в повязке, так сказать, для устрашения? Если же так, то командир Эдвард Уильямс своего добился успешно. Его я побаиваюсь, хоть и не таких суровых и жестких видала.

— Новобранцы, ваша задача пройти всю учебную полосу препятствий в положенный норматив времени. Если хоть один боец не укладывается, или же, бл*дь, кто-то не доползет до финиша, то всему отряду прохождение не засчитывается. Это ясно?

— Так точно, сэр! — гаркаем мы в унисон. Чего уж неясно.

— Вот и отлично. Всё, вперед! Пошли! — командует Уильямс, и тут же раздается писк сигнала, возвещающий о старте.

Отряд подрывается и бегом несется на кросс по пересеченной местности, затем полоса препятствий. В принципе, ничем особо не отличающаяся от полосы возле штаб-квартиры Бесстрашия, только масштабнее и со своими вкусными начинками, да дополнениями. Мышцы приятно горят, не противятся нагрузке, уже давно привыкли к ежедневным тренировкам. Темно, рассвет еще не раскрасил небо и чуть морозный воздух немного режет легкие, на дворе весна. Мы огибаем полигон, и, не снижая скорости, приближаемся к самой полосе. Наша группа новобранцев из десяти человек — все Бесстрашные. Все проходили суровую инициацию своей фракции, и все хоть раз, но участвовали в настоящих боях. Для нас такие учения, стали уже обыденностью. Я, Грейс и Лари — из последней партии бывших неофитов, остальные старше на два-три года. Беспардонные, как все Бесстрашные, задиристые и веселые молодые ребята, собирающиеся каждый вечер в общей спальне побалагурить, поржать, которые по ночам рассказывают всякую жуть, а потом смеются громко, шумно и очень много. Ко всему этому быстро привыкаешь, а еще быстрее начинаешь любить. Хоть и зарекалась я, не привязываться к людям, а тонуть в своей боли, в одиночестве, оказывается совсем жутко. Я пытаюсь сделать вдох, но воздух застревает еще в горле. Я не могу забыть. Не могу принять его предательства. До сих пор не могу поверить. За почти три месяца, я так и не научилась жить без него. Не смогла осознать, что потеряла его навсегда. И не смогла свыкнуться...

Музыка: Мураками — Спеши (Official Version)

Можно привыкнуть к суровым будням и тяжелым нагрузкам, травмам, полученным на изматывающих тренировках, которые быстро заживают, к утренним и ночным тревогам, железной дисциплине, закрученной до упора. И даже к постоянной сосущей под ложечкой, ноющей тоске. К горячим, злым слезам обиды, впитывающимся в подушку ночами. К тому, что сердце каждый день раздирает от боли. Снова и снова. Изводя. А душа вывернута наизнанку. Ко всему можно привыкнуть, но терять любимых не привыкаешь никогда. Невозможно научиться терять. Потому что это запредельно страшно, что бы ты ни делал, какую бы маску безразличия ни надел и под какие замки ни прятал бы душу... А я скучаю по нему. Безумно скучаю. И всё равно не могу нормально дышать. Господи, мне так его не хватает... Его глаз, обволакивающих нежностью и теплотой. Мягких и обескураживших губ и ласковых слов, даже если они нашептывали ложь... Рук, сильных, горячих, но прикасавшихся ко мне так осторожно и бережно, словно я хрупкое и невесомое создание. Словно я сделана из тончайшего хрусталя и могу разбиться. А я и разбилась...

Сначала было невыносимо больно. Словно эта боль заползла внутрь, под самое сердце и мучила, изощренно терзала и скулила. Да и сейчас не легче, если уж совсем честно. Время не лечит, не выветривает боль, а только притупляет. Но эмоции немного спали, позволив мне попробовать разложить всё по полочкам и хоть как-то устаканить свои мысли. Нет, не так. Всё это глупо, но я просто-напросто ищу ему какие-то оправдания, вот только сама не знаю зачем. Спорил ли он на меня? Нет у меня ответа на этот вопрос, просто, я не верю. Не могу поверить, что Алекс бы пошел на такую подлость. Каким бы он ни был безрассудным и самодовольным, но только не подлым. Никогда. Но и цепочку мою, Билли мог взять только у него. Не знаю как, каким способом... Я не знаю! Но всё еще хочу верить, что это какое-то недоразумение. Ведь верить просто до смерти хочется. Не стал бы Алекс опускаться до такой мерзости, как спорить с Билли на девушку, даже если и играл с ней. А играл ли?

Что же у него ко мне было, на самом деле? Мимолетное увлечение? Желание, несмотря ни на что, взять то, что понравилось, как привык брать все подряд, что приглянется, любой ценой? Или же просто сильное влечение, пока не пресытился? Но разве человек может так правдоподобно и беззастенчиво лгать? Человек-то, наверное, может, но вот только глаза не умеют. А его глаза, смотрящие с такой заботой, нежностью, его необыкновенные, инкрустированные сталью глаза, не могли врать. У Алекса ведь были чувства ко мне, я это ощущала каждой клеточкой, что сердце срывалось и пускалось в свой особенный пляс. Но куда они испарились? Или все те обвинения, брошенные им на парковке Эрудиции в запале гнева, все-таки были искренними, и он просто решил так отомстить коварной, лицемерной «притворщице»? Он не поверил мне? Неужели, и правда посчитал, что я его использовала ради рангов? Иначе, как объяснить то, почему Алекс предал меня, так легко поменял... Или же, те слухи о «правиле двух месяцев», оказались истинной? Мне иногда кажется, что я так и осталась сидеть там, на полу, в его комнате, не шевелясь и не в силах отвернуться, глядя на кровать, пытаясь осознать и принять случившееся. Это можно попробовать понять — он мужчина. Но понять — не самое лёгкое. Это можно попытаться даже простить, в душе, пусть и где-то очень глубоко, но не принять. Принять — значит, научиться мириться с предательством. Принять — значит, свыкнуться. А свыкнуться — значит, сломаться.

А я не могу позволить себе свыкнуться, иначе, это погребет меня под собой и раздавит, как под тяжелой каменной, могильной плитой. Да, я понимаю, что два месяца — это довольно короткий срок, для отношений. Наверное, просто Алекс не смог меня по-настоящему полюбить, и тут уж никто не виноват. Нельзя заставить любить, это должно идти от самого сердца. Но, боже ж ты мой, мне так невыносимо жить без него. Мне до одури, до опьянения нравилось, это ежесекундное обмирание в его руках. За ребрами болезненно сжимается от тоски... солнце моё, я так скучаю... Ну почему всё так вышло? Мне нравилось прижиматься к нему и ощущать себя такой маленькой и защищенной, зарываясь под большую раскаченную ручищу, способную одним ударом свернуть шею, но невозможно нежную. Утыкаться носом в широкую грудь, или плечище, вдыхая любимый, самый родной запах на свете... Нравилось дарить ему всю свою нежность и ласку, и, черт побери, безумно нравилось упиваясь наслаждением, получать ее в ответ... И засыпать с ним рядом, чувствуя кожей тепло любимого человека. И просыпаться...

Он будил меня, щекоча за пятки, сидя на полу, потому что я снова спихнула его с кровати. Или мягкими, аккуратными поцелуями, медленно разворачивая из одеяла, будто самый долгожданный подарок. И никогда не ворчал, если я, в коем-то веке проснувшись раньше, выливала на себя всю горячую воду из душа, и Алексу приходилось домываться холодной. А просто требовал, пряча улыбочку и таинственно сверкая глазами, немедленно себя согреть. Я скучаю по его шальной, светлой и настоящей улыбке, казалось бы, исходящей из самого центра души и такой жизненно необходимой, словно это самая важная вещь моего существования. Еще притворно бурчал, насупив брови, что между ними появлялась маленькая складочка, чтобы я не вздумала в его кровати лопать шоколад, а я все равно лопала, усевшись посреди нее в позу лотоса, и вся перемазывалась, и Алекс целовал меня в сладкие губы, и облизывал пальчики... А еще смеялся, как всегда беззаботно и заразительно, когда я нацепляла его здоровые наушники, которые вечно спадали с моей головы, что приходилось держать их двумя руками, и прыгала на матрасе, словно на батуте, лихо выплясывая под зажигательную музыку. А потом ловил меня в кольцо своих рук, обнимал и шептал ласковые глупости на ушко, отчего в груди щемило от острого ощущения счастья.

А я думала, что с ума сойду от счастья еще там, на «сафари», в палатке, лежа на его груди после совершенно чумового секса, слушая его умиротворенное дыхание, гулкий стук сердца и шум разошедшегося дождя за брезентовыми стенами нашего маленького, но совершенно безумно-упоительного, прекрасного мира. И мне казалось, что наше счастье разрастается уже, куда-то за все дозволенные пределы космического пространства. И это так хорошо, так правильно... Когда пили вино из одного стаканчика, потому как второй потеряли в устроенном хаосе, а за другим нужно было лезть в рюкзак, но ошалевши от близости, отлепиться друг от друга совершенно не было возможным, и хмелели больше от страсти, чем от алкоголя. Я готова была душу продать дьяволу за возможность того, чтобы та ночь никогда не заканчивалась. А утром мы любили друг друга — уже не торопясь, растягивая удовольствие, а счастье распирало изнутри всю мою душу, ставшую размером с вселенную... А теперь там пусто, больно и паршиво... Не смогла я уберечь своего счастья. Всё кончено, наступил кошмарный конец, и легче не становится. И будет ли, и когда? И кажется, что умереть легче, чем разлюбить его. И моя звезда без него, погасла. Но ничего не поделаешь, нужно учится жить дальше. Вот только где сил на это взять? И на сердце слишком тяжело.

Я, жмурясь, делаю глубокий вдох, пытаясь немножко отдышаться, спрыгивая с мостков, перебираюсь через ограждения и пересекаю рвы. Впереди водные препятствия и подъём по насыпи. Целый бассейн жидкой, холодной грязи, что еле передвигаешь ноги. Хорошо, хоть боевая форма непромокаемая и термоустойчивая. Оружие вверх, чтобы не запоганить, и только вперед. Крутой подъём в гору, где нас уже поджидает отряд противника, которого нужно спихнуть, оттеснить, выдавить... Чтобы не случилось — вперед. Всё точно, четко и слаженно. Общение — только жестами, свято блюдя предрассветную тишину. Старший группы — Себастьян, дает команду к наступлению. Выныриваем из-под насыпи, хватая противника за ноги, резкий рывок на себя, поверженного скинуть вниз и подъём наверх. Кувырок под ноги, вступаем врукопашную и выбиваем всех с высоты, затем выходим к стрельбищу.

Да, а стрельбище здесь — это самое невероятное, что я, вообще, видела. Никаких мишеней, полная имитация поля боя с реальным противником, воспроизведенным голограммами. Оружие боевое, автомат-бластер М/001 SYNDICATE Progect P8*, из нового вооружения, стреляющий пучковыми импульсами. Неплохое оружие, крупный калибр, отдача минимальная, мягкий курок, большой магазин. Правда, сейчас патроны учебные, настроенные на отключение голограмм, при точном попадании цели в голову. И при попадании таких на оголенный участок кожи, остаются довольно большие ожоги, но мы в полной экипировки, да и ренбраслеты всегда имеются. Опускаем на шлемах забрала, заряжаем бластеры, снимаем с предохранителя и... небольшое затуманивание, выдаёт появление врага с головой, как и настоящих киборгов при телепортации. Вся имитация, максимально приближена к реальности. Погнали...

Закатившись по укрытиям, высматриваем сегодняшнюю тактику наступления. Недовольные прут напролом, прячась за препятствиями, явно стремясь выполнить свою поставленную задачу наскоком. Судя по всему, пытаются прорваться к какому-то стратегическому объекту, кои у нас исполняют роль макеты зданий. Да, так и есть, постепенно приближаются к одному из макетов, позволяя вычислить намеченный ими объект захвата. Значит, мы должны будем вступить во встречный бой. Цель — разгромить наступающего противника в которые сроки, захватить инициативу и создать выгодные условия для дальнейших боевых действий. Ну и ладненько, вот и хорошо.

— Значит так, ребятки, — из передатчика связи, летит голос Себастьяна, рассредотачивающего бойцов. — Шмель и Плейсед наверх, прикрываете с крыш зданий.

— Есть! — подтверждаем мы с Юэном, пробираясь ползком к ближайшим макетам.

— Арчи, Мишу, Пат — левый фланг, Фипс, Митчел и Энди — ваш правый. Зажимаете их с двух сторон. Я и Норелл идем в контрнаступление. Всё, вперед.

По скобам на крышу, занимать свою позицию. Бластер, конечно, не винтовка, и оптики у него нет, но расстояние небольшое, я не промажу. Robar SR21 я тоже получила, но она только для реального боя. Пристраиваюсь на одно колено, глаз ловит цель, палец жмет на курок, выстрел... Внизу кипит бой, пространство разрезают яркие импульсы имитированной плазмы, враг тоже стреляет по нам, но его попадания не чувствуются, их автоматически фиксируют датчики, введенные в наши тела, и выводят всю имеющуюся информацию на компьютер инструкторов, медиков и наблюдателей за тренировками. Наши сдавливают их огнем по бокам, зажимают и отбрасывают назад от зданий, а мы со Шмелем просто выкашиваем всех подряд, кто попадается в прицел, прикрывая ребят. Постепенно все голограммы исчезают, а по стрельбищу разносится белое, густое молоко тумана, медленно поднимающееся выше над землей. Видимость плохая, на нас обычная боевая форма с бронежилетами, шлемами и выкладкой, а не экзокостюмы, с кучей функций и примочек, но по колебанию тумана, определяется какое-то подозрительное движение.

— Себ, там что-то есть, — тяну я в связь, — я вижу движение.

— Уверенна? Где? Нам сегодня что-то новенькое приго... Бл*дь!!!

Бл*дь??? Сердце ухает об ребра и скатывается в пятки, брови стремительно ползут вверх по лбу, а глаза отказываются воспринимать действительность. Это не бл*дь, это полнейший пипец! Прямо из клубящегося тумана, начинает подниматься здоровенный робот*... Ох*еть можно, мы видели таких только на воспроизведенной детальной симуляции, созданной эрудитами после изучения обездвиженных останков, взятых с поле боя. И то, всё было чисто на теории... Теперь, видимо, пришло время практики. Связь изрыгает грязную матершинку, выпускаем несколько патронов в голову махине, но всё тщетно, голограмма не исчезает, значит, нужно искать другой способ уничтожения. Огромная стальная рука, с приглушенным механическим гулом начинает подниматься, направляя встроенное оружие на группу по левому флангу, рука-манипулятор приходит в движение, набирая обороты перед выстрелом... «Бумс», заряд вылетает с пронзительной вспышкой, ребята отскакивают в стороны, укрываясь за заграждениями. Интересно, он чувствительный, или только имитация?.. Но проверять на собственной шкуре не хочется.

— Нужно отключить его силовое поле, — заорала связь. Ну да, а то сами мы не догадались, на теории все присутствовали.

В настоящем бою, против таких можно совладать только импульсными пушками, чей разряд отрубает работающую электронику, а потом раздолбать ко всем еб*ням из установок, а вот в учебном... Из импульсов, применяемых именно на стрельбище, у нас только учебные заряды. Блин, а это означает только одно — нам опять, на себе придется прочувствовать действие импульсного удара... Сердце мучительно сжимается, выстукивает дикий ритм и срывается, словно хочет сбежать, а кожа между лопаток мгновенно покрывается бисеринками пота. О, черт побери, к этому невозможно привыкнуть. Боже, как бы вздохнуть...

— Все на отвлекающий маневр, я подберусь и заложу снаряд под него. — орет старший группы, и я вижу с возвышенности, как ребята выскакивают из-за ограждений, вызывая огонь махины на себя.

Мы тоже подключаемся, огрызаясь патронами, целясь в голову. Может, это хоть немного нарушит ему видимость. Механизм голограммы немедленно приходит в действие, робот подается вперед, стреляя уже с двух рук. Мать-мать-мать... волосы встают дыбом, по спине ползет морозец, когда вспышки пропарывают расходящиеся сумерки, по всем направлениям. В связь ударят крик минутной боли. То ли снаряды действительно ощутимы, и в кого-то попали, то ли «сердешные» инструктора, манипулируют через датчики, то ли еще что-то. Один хрен, мне знать этого не хочется. Новая вспышка бьёт в мою сторону, что приходится откатиться и живенько так мельтешить, не давая ему возможности прицелиться, и не прекращая отстрела. Себ вприпрыжку скачет по стрельбищу, заваливается за ограждения, постепенно подбираясь к роботу со спины, мы отвлекаем всеми силами, еле успевая уворачиваться от огня противника. Все взмылены, нервы оголены, напряжены до предела.

⇐ Предыдущая 84 85 86 87 888990 91 92 93 Следующая ⇒