В прятки с Бесстрашием 87 страница

Я сначала покрасилась в какой-то немыслимый цвет, набила себе огромный крест на плечо, проколола все, что только можно, стараясь выглядеть старше. Но он упорно не замечал меня, «малявка» и все дела. Я кокетничала с другими парнями из их компании, и многие обращали на меня внимание, но быстро как-то перегорали. Я чуть было не впала в уныние по этому поводу, и тогда я решилась взять дело в свои руки. Пробралась к ним на одну из их знаменитых вечеринок, которые они устраивали после своих концертов. Там всегда ошивалось много девиц, и никто не заметил меня там. Кроме него. Я знаю. Потому что я сама поцеловала Кевина. Долго выслеживала его, умирала от ревности, когда видела его обжимающего каких-то шалав, и подловила-таки, когда он проходил мимо укромного местечка. Он сначала напрягся, но быстро понял, что это девушка, и самое главное, я почувствовала, как он ответил мне. Ему семнадцать, до его инициации пара месяцев, мне пятнадцать, почти шестнадцать, давно уже никакая я не малявка. Он целовал меня так, что у меня не то, что земля ушла из-под ног, мне казалось я переселилась в какую-то, вообще, другую реальность. Отстранился, посмотрел на меня, дотронулся до лица, будто поверить не мог, что это я... Что со мной творилось не описать, я забыла, как дышать, ничего не вижу, кроме его необыкновенных глаз. А он снова целует меня, вжимает в себя, и я чувствую его, всего... Его поджарое железобетонное тело, закаленное много часовыми тренировками, его, слегка отдающее пивом дыхание, его запах, сводящий меня с ума... Не было со мной до сих пор ничего прекраснее этого поцелуя, когда я поняла, что он хочет меня не меньше чем я его, но... Но оттолкнул меня. Сказал, что я малявка и мне надо убираться отсюда.

Но зачем, зачем тогда все это? Я убежала, ужасно обидевшись, со мной еще никто так не поступал. Мерзкое чувство, будто меня использовали, поселилось в душе, почувствовала себя грязной, ненужной... Бежала куда-то, не разбирая дороги, от Эрудиции до Бесстрашия пешком, по ночным улицам. Узнал бы кто, мне влетело бы страшно, но я благополучно оказалась во фракции, и сама не помню, как оказалась в общаге. Я лежала и рыдала на своей кровати, пока кто-то не поднял меня, не отнес в душевую и не привел в чувство.

— Что бы ни случилось в твоей жизни, оно не стоит таких переживаний, — проговорил низкий, мягкий голос. — Все самое плохое со временем проходит, единственная беда в том, что хорошее проходит тоже.

Джимми вытирал мне сопли, пел песни, смешил действительно актуальными и остроумными историями, и я выкарабкалась, он меня практически вытащил из пучины безумия. Он смотрел на меня так, как смотрит ребенок на самую дорогую стекляшку или самое вкусное мороженое. Он относился ко мне так бережно, так трепетно, как никто и никогда в Бесстрашии не относится к девушкам. Это было настолько необычно, странно, притягательно, что я не устояла... Я так и не сказала ему из-за чего так убивалась, я просто грелась в его любви, как на солнышке.

Они прошли инициацию, Кевин уехал вместе с Алексом, а я осталась тут, с Джимми. Моей благодарности ему не было предела, я как могла, старалась сделать его счастливым, но... Мое сердце было с Кевином, который меня оттолкнул. Так и не смогла его забыть, хоть Джимми все сделал для этого. Всеми силами пытаясь полюбить Джимми, научилась разбираться в музыке, смотрела на него и не могла насмотреться, он был потрясающий, прекрасный, такой замечательный, что каждый раз когда я думаю о нем, у меня сердце заходится, весь воздух исчезает и вздохнуть нормально не получается... Меня никто и никогда не будет любить так, как это делал он, как это умел делать он, от всего сердца, от всей души... Полностью, забывая о себе...

Нет. Это просто нереально, у меня просто сейчас не останется головы, а вместо нее будет один большой комок боли. Я никого не хочу видеть, ни слышать... Они не понимают, что я чувствую. Его смерть на моей совести, только я в этом виновата. Кевин все время прорывается ко мне, но я не могу видеть его сейчас, ведь он тоже косвенно, но виноват, только он этого не понимает. Они все успокаивают меня, говорят, что надо пережить. А я не могу, просто не могу пережить это, не получается. Единственный человек, который просто не оставил мне выбора, это Тами. Сказала, что отрежет себе палец, если я ее к себе не пущу и зная свою сестру, я не могла взять на себя еще и это. Она совершенно молча села рядом со мной, обняла меня и плакала до тех пор, пока мы с ней не стали совершенно синхронно икать. И вот мы сидим на кровати, обнявшись, икаем... И нас пробирает страшный ржач, прямо сквозь слезы...

Отсмеявшись, я нашла в себе силы пойти умыться и выпить немного кофе. Оказалось, что я так сижу уже десять дней. Вся одежда на меня повисла, кости стали выпирать из таких мест, о которых я даже не подозревала, казалось, что у меня похудел даже нос, хотя от непрерывного плача он по идее, наоборот, должен был распухнуть. Тамилка по большому счету в курсе моих проблем, знает, как и что происходило в моей жизни и ей ничего не надо было объяснять или говорить. По ее глазам я видела, что все она прекрасно понимает, и готова предоставить свое плечо, а то и всю грудь для непрерывных рыданий.

Но рядом с ней мне плакать расхотелось, надо было подумать, как жить дальше. Все свои слезы по Джимми я, кажется, уже выплакала за эти десять дней, но... Вернуться к обычной своей жизни я уже теперь не смогу. Тоска по Джимми теперь прочно вошла в мою жизнь, это выше меня. И с Кевином придется теперь расстаться...

— Тами, я хочу поговорить с Кевином. Ты можешь ему передать, чтобы он пришел ко мне?

— Не надо Нишь. Ты сейчас на фоне своих п*здостраданий наделаешь глупостей, потом будешь еще больше плакать. Не надо пока, я прошу.

— Я не могу быть с Кевином, когда...

— Да я понимаю все, Нишь, но не надо все делать так спонтанно... И потом, Кевин ни в чем...

— Если бы он меня не оттолкнул тогда, я была бы с Кевином с самого начала! Так что не надо мне говорить, что он ни в чем не виноват. Не могу я быть с Кевином. Просто не могу. Дело даже не в том, кто прав, кто виноват, а в том, что мы не должны были так поступать с Джимми. Не должны были его обманывать. Я не должна была...

— Ты просто делаешь больно всем, кто тебя любит. Зачем? Джимми погиб как герой, ему в Дружелюбии такое и не снилось бы!

— Да, но он там был бы живой! Живой, твою мать, понимаешь! А он не ушел туда из-за меня, значит, это я...

— Ты придумала себе глупость, упиваешься ею сидишь тут. Мы все очень любили Джима, но ты тут ни при чем, это все недовольные с этой их войной!

— Или позови мне Кевина, или я сама к нему пойду...

— Вот и иди сама, смотри, только чтобы ветром тебя не сдуло, и когда коридор закончится, смотри не упади от переутомления!

— Злая ты Тамилка, бл*дь, чего бы ты, вообще, понимала? Тебе только четырнадцать!

— Ну, во-первых, мне пятнадцать, да не суть. Просто ты сейчас наделаешь дел, а Кев потом сделает с собой что-нибудь! Я же помню, как ты сохла по нему, не сможешь ты без него...

Слезы опять потекли из глаз, теперь уже помимо моей воли. Да знаю я, знаю... Кевин... Что же мы с тобой наделали... Тами опять меня обняла, почему-то когда она рядом мне легче становится, жгучее желание умереть притупляется. Мелкая моя, что бы я делала без тебя...

Но как бы там ни было, видеть Кевина я просто не могла. Я знаю, что он все время порывался поговорить со мной, увидеться, но в моменты, когда я выходила из комнаты и натыкалась на него где-нибудь, во мне снова поднималась истерика, помимо моей воли. Я избегала его, пряталась от него как могла и, в конце концов, он перестал меня преследовать, все чаще скрываясь от меня в злачных местах. Знаю от Тами, что он живет у себя, в своей комнате, но я пока не нахожу сил поговорить с ним, и уж тем более видеться и общаться. Он переживает, конечно, но мне сейчас не легче.

___________________________

Алекс

Следующие несколько недель мы пытались всеми силами восстановить разрушенную фракцию и полигон. Последний не сильно пострадал, там вот уже несколько месяцев все системы находились в полной боевой готовности круглосуточно, а вот Яму пришлось восстанавливать. Нас с Матиасом не стали запирать в камеры, лишние руки всегда нужны, оставили под домашним арестом во фракции, без права выхода за пределы штаб-квартиры, но уже и этому я был благодарен. Память так и не вернулась ко мне, я не помнил, что случилось тогда, тем пресловутым вечером, после чего Лекси уехала, так и не поговорив со мной. Расследование убийства Громли продолжается, но насколько я знаю, никаких утешительных новостей для меня нет. Никто в баре не видел с кем я сидел, народу во фракции тогда было много, на окончание инициации прибывают почти все, народ толпится и мельтешит, я был в укромном уголке, никого не хотел видеть и привлекать к себе внимание не спешил. Единственное, что бармен точно помнил, никто допоздна не засиживался и никого уносить из бара не пришлось. Значит, я ушел сам на своих ногах... Что я делал после того как ушел из бара, где я был, куда ходил... Память не спешить возвращаться ко мне. Вместо того вечера все так же черная дыра, и я ничего не могу с этим поделать.

Что касается нашей ссоры с Лекси, я так понял многие осудили меня. Джонни, хоть и здоровается со мной за руку, а разговаривает хмуро, явно осуждая, остальные бывшие неофиты косятся, особенно девицы. Мне рассказали в подробностях, как она пришла в комнату, как рыдала в душе и как Дани с Уеллнером вытаскивали ее. Что на нее нашло, что случилось, до сих пор остается для меня загадкой. Она никому ничего не сказала, только горестно мотала головой, а потом даже плакать перестала, только молча собирала вещи и прощалась, будто уезжает навсегда. Я не знаю, что со всем этим делать, надо бы ехать за ней, выяснять что произошло, но я понятия не имею куда она подалась и за пределы штаб-квартиры мне выходить запрещено. Я пробовал выяснить куда уехала Лекси у Трис, но она только отмахивалась от меня как от назойливой мухи. Оно и понятно, ей нельзя выдавать тайну секретных полигонов под страхом трибунала... А то, что она где-то в таком месте сомнений нет, иначе я бы уже знал где она. Зачем она так сделала? Почему? Она меня разлюбила? Или не любила совсем? Она ничем и никогда, ни словом не взглядом до этой нашей дурацкой ссоры не выдала, что хочет расстаться со мной. Это что, все с самого начала был спектакль?

Аниша закрывается в своей комнате и не выходит оттуда сутками. Ничего не ест и только плачет. Пустила к себе сестру, та худо-бедно ее накормила и велела никому ее не трогать. Кевин заливает тоску в баре, я почти каждый день его там вижу. Он боится, что после того, как Джимми погиб, Аниша исполнит свою угрозу, и что-нибудь сотворит.

— Как на пороховой бочке с ней! Она осунулась, стала совсем прозрачная. Меня гонит, не подпускает. Чует мое сердце, не к добру все это, твою мать... — качая головой, приговаривает Кевин, опрокидывая в себя очередной бокал. Мне стало казаться, что с отъездом Лекси на фракцию свалились все беды, будто Лекси была каким-то талисманом, хранителем, оберегающим всех нас от неприятностей. Все нападения, что были до этого обошлись почти без жертв, а сейчас... Была бы она тут, я уверен, она нашла бы способ уговорить Анишу не страдать так. Мы все скорбим о Джимми, на Кейтлин лица нет, он ей был как сын все это время, да и просто классный был парень, отличный музыкант. Как я рад, что мы все-таки выступили на музбитве, если бы отказались, это было бы просто нечестно... Как же невыносимо больно терять близких, ничто не может притупить эту боль...

Весть о том, что я убил Громли расползлась по фракции с такой скоростью, будто об этом объявили на общественном канале. Кто-то просто пожал плечами, кто-то откровенно меня осуждает. Билли посматривает на меня с ненавистью. Если он хотел, чтобы меня все это время держали в камере, но явно его мечте не суждено было сбыться — после нападения каждый человек на счету, так что я так и сижу во фракции под арестом, но меня не запирают, посылают патрулировать окрестности, выполнять мелкие поручения и задания в городе.

Я так и не спросил у Билли про цепочку, потому что вовремя понял, что все это бесполезно. Он не ответит и поймет, что меня вся эта ситуация сильно задевает. Ни в коем случае, особенно сейчас нельзя показывать ему мои слабые места. Да будет суд, будет трибунал, но пусть Билли не знает, как мне от этого паскудно. Это явно он подстроил что-то, из-за чего уехала Алексис. Явно. Самое главное не показать, как мне плохо от этого.

А мне на самом деле просто невыносимо. Я никогда не думал, что я могу с такой силой тосковать по кому-то. Не помогает ничего, ни избивание груши, ни изнурительные работы, а топить тоску в алкоголе я остерегаюсь. Потому что потеря памяти напугала меня весьма. Что если это теперь будет на постоянной основе, что делать?

Завтра Вик отправляется на снайперское обучение. Мы с ним практически не виделись с момента окончания инициации, и вот теперь я жду его в Яме, чтобы проститься, все-таки полгода не увидимся. Вик идет ко мне размашистым шагом и на ходу снимает кожанку.

— Не хочешь размяться? — ухмыляясь, спрашивает меня, одним легким движением заскакивая на ринг.

— Да можно, — отвечаю, забираясь туда же, и становлюсь в стойку. — Вспомним былое?

Вик лукаво мне подмигивает и делает выпад. Мне нравится с ним спарринговаться, мы с ни друг друга знаем так хорошо, что кажется я дерусь со своим собственным отражением.

— Не жалеешь, что отпустил? — уходя от моего прямого, и делая выпад, чтобы ударить в бочину, спрашивает меня. Мне не надо уточнять о ком речь, и так все понятно. Вот только... Я не хочу о ней говорить ни с кем, мне очень больно, а показывать свою боль... — Я понимаю все, брат. Не хочешь говорить. Да я собственно и не настаиваю. Вот только... Ты вел себя как придурок и продолжаешь настаивать на этом!

— Сам придурок! Ты ведь знаешь куда она уехала, вы с ней вечно по углам шушукались! Она говорила, куда хочет пойти дальше? — делая выпад для подсечки, спрашиваю его. Вик от подсечки уходит, впрочем, также он хочет уйти и от ответа. Я же вижу. — Вик, ты что-то знаешь. Скажи мне.

— Она говорила, что хочет пройти спецобучение. Только это. — качая головой, отвечает, делая кувырок мне под ноги. Я отпрыгиваю, подаюсь вперед, чтоб чтобы провести захват, но Вик уже успевает подняться и делает обманный маневр.

— Но ведь это не все. — утвердительно говорю, пристально на него глядя. — Вик, я вижу, ты что-то скрываешь...

Брат делает ложный выпад, крутящим движением отклоняется и оказывается у меня справа. Я знаю этот прием и готов к нему, поэтому я пригибаюсь и беру его в захват, от которого он, однако, легко избавляется, так что едва не уронил меня. Оттолкнувшись рукой, я опять принимаю вертикальное положение и не успеваю сгруппироваться, получаю удар по корпусу. Согнувшись, подныриваю ему под левый бок и перехватив его поперек туловища, валю его на ринг.

— Ладно, — говорит он, поднимаясь и отдуваясь, — твоя взяла. Да я знаю кое-что. Но прежде чем я тебе скажу то, что я знаю, ты должен ответить мне на один вопрос. — Вик берет бутылку с водой, откручивает у нее пробку, пьет и все это он делает так медленно, что очень хочется настучать ему по шее. — и в руках ты себя держать так и не научился.

— Бл*! Вик, чего ты от меня хочешь? У меня и так все нервы на пределе, ты меня в гроб хочешь загнать?

— Слушай, я никогда не лез в твою жизнь, ты не можешь этого отрицать, никогда не приставал к тебе с нотациями. С того самого момента, когда ты решил забить на свою жизнь и стал делать вещи совершенно непотребные, я всегда был на твоей стороне, всегда выгораживал тебя и никогда не осуждал. Я понимал, почему ты это делаешь, зачем тебе это надо. Однако момент, когда ты загоняешь свою жизнь в совершенно отъявленную задницу все же наступил. Поэтому я спрашиваю тебя, дорога тебе эта девушка, или это просто очередная куколка, которую ты разменял на свое самолюбие?

— А тебе что до этого? Уж не сам ли ты виды на нее имеешь? — злобно интересуюсь, зорко наблюдая за его реакцией.

— Боже, Алекс, ты бьешь все рекорды глупости, — он отвернулся и взял полотенце. — То, что я увидел за эти четыре месяца несказанно меня обрадовало. Я уж было подумал, что вот оно, наконец-то, мой братец остепениться и начнет уже, наконец, думать чем-то, что находится выше его ширинки. Но когда этого не произошло, мне стало тревожно, неужели я разучился видеть людей? Я спрашиваю тебя еще раз, Алекс. Ты сам понимаешь, что для тебя значит эта девушка или ты упорно будешь цепляться за свою репутацию ловеласа?

Кулаки сжимаются сами собой. Я не буду драться с Виком, ни за что. Только не так. Но ярость, практически неконтролируемая, затмевает мое сознание. Бл*, да что они все от меня хотят? Что я, вообще, сделал им всем? У меня была хренова туча девок и только теперь все вокруг окрысились на меня, только потому, что я, возможно, повел себя так, как я веду себя обычно. Да и вообще. Это никого не касается.

— А вот тут ты ошибаешься, — будто прочитав мои мысли, говорит Вик, — не удивляйся, Алекс, у тебя все на роже написано.

— Вик, я не хочу обсуждать с тобой Алексис, — стараюсь, как могу, не выдавать своего раздражения, но судя по насмешливому взгляду братца у меня плохо получается.

— Хорошо. Тогда я сам тебе скажу, а ты меня поправь, если я ошибся где-то. Ты встретил классную девчонку. Совершенно непохожую на твоих бывших подружек. Она тебя заинтриговала. Покорила. Тебе было с ней так классно, что лучше и быть не может. А потом ты испугался ответственности и решил ее бросить, потому что просто напросто не знаешь что делать дальше. Потому что твои чувства еще ни к кому так далеко не заходили. А теперь начинай со мной спорить и дай уже не по роже, я вижу, как давно тебе этого хочется...

Неужели все так очевидно? У меня что, где-то на лбу бегущая строка, на которой написано «идиот»? У меня сейчас в голове такая мешанина, а в душе такой раздрызг, что вот многое отдал бы, чтобы он перестал меня мучить и отстал, наконец.

— Ладно, можешь не отвечать, и я так все понял. Я сказал Майре об Алексис. Она сначала как-то прохладно отнеслась, а потом, ближе к концу инициации, после пейзажей, прямо загорелась идеей взять Лекси к себе на обучение. Говорила с ней. Но сходу Алесис отказалась. А потом, весьма спонтанно, согласилась.

— Так значит...

Мысли все спутались, потерялись, прыгают и я никак не могу их собрать. Майра предлагала Лекси обучение. Лекс отказалась, потому что у Майры обучение проходит в несколько этапов и занимает... Так что же это значит...

— На каком именно она полигоне у Майры? Ты знаешь?

— Нет, этого не знаю даже я. Так что у тебя будет много времени подумать и осмыслить все произошедшее, Алекс.

— Черт... Какого хрена ты зубоскалишь тут? Ничего подобного не было! Я не хотел бросать ее, не хотел!!! Мы просто поссорились, потом что-то произошло, чего я не помню, и она просто сорвалась и уехала, ни слова мне не сказав!!! Господи, на два года, на два... Как узнать, Вик? Как мне узнать где она?

— Об этом знает только Майра. Но она вряд ли скажет. Прости, Алекс, я не знал всего этого. Я думал...

— Да знаю я что ты думал! Что вы все думаете! Избалованный лидерский сынок, наигрался с очередной игрушкой и бросил ее... И ни одна сука даже не догадывается, как мне... Бл*дь, Вик, даже ты так думаешь обо мне?

Виктор глубоко вздыхает и цокает языком.

— Я рад, что не ошибся в тебе, брат. — Вик хлопает меня по плечу, — Увидев, как ты беснуешься в Эрудиции, у меня возникла мысль, что это плохо закончится... Но одновременно я понял, как много она для тебя значит. — Он, стукнув себя ладонями по коленям, вздыхает и поднимается. — Ладно, мне пора, брат. Мое обучение будет длиться не так долго, скоро увидимся. Алекс, не теряй надежды. Может быть, когда-нибудь все наладится...

Я рассеянно киваю ему, пожимаю руку, и не могу ни о чем думать, кроме того, что Лекси уехала на два года... Полигоны Майры, это место откуда люди если и возвращаются во фракцию, то очень нескоро... Обучение, практика, работа, карьера... Вполне может так оказаться, что я ее больше никогда не увижу... Если Лекс хотела сбежать от меня, то лучшее место вряд ли можно было придумать. Она бросила меня... Не этого ли я хотел?

Следующие несколько недель были для меня бесконечным серым прозябанием. Я что-то делал, куда-то ходил. Во многих семьях потеряли любимых, детей... У нас, вообще, сейчас не самое веселое время... Нет сил пропускать через себя всю эту боль. Я просто отгородился от всего и от всех. Никого не хочу видеть, да и парни не лезут ко мне. Никто из моих бывших тоже на горизонте не появляется. А, может, и появлялись, но я как-то не обращал внимания. Я все пытаюсь понять, что происходит с моей жизнью, что со мной произошло и как теперь жить дальше. Без нее. Потому что все мои мысли только о ней... Я так легко ее получил и столь же легко потерял, полагая, что в любой момент могу все вернуть. Но все повернулась совершенно другой стороной. И только сейчас, поняв, что почти потерял ее, мне никогда так отчаянно не хотелось вернуть никого.

Два года в нашем положении просто бесконечный срок, за это время могу умереть я, может умереть она... Я это очень хорошо прочувствовал в момент нападения и атаки на полигон. Если совсем еще недавно война воспринималась как ужасное, мерзкое, страшное, но приключение, то теперь все яснее становится понятно, что война — это ад на земле. Смерть — это навсегда, это необратимо, несмотря на все наши новейшие разработки ничто не может вернуть то, что потеряно навсегда. Детка, ты потеряна для меня? Мне б только понять почему, сладкая. Что я сделал, что ты бросила меня? Ты не любила? Или произошло что-то, что ты не можешь принять? Я ударил тебя? Я мог... Но ты же знаешь меня, должна была понять за это время, что я урод, но я ведь... Ни к кому не относился так, как к тебе. Я бы все отдал сейчас только за возможность сказать тебе это... Раньше я думал, что смерть — это когда ты теряешь всю кровь, сердце перестает биться и тело не может больше функционировать, но теперь я понял, что есть вещи и похуже. Это когда ты просто не можешь жить без кого-то, не можешь дышать нормально, и сердце хоть и работает, но медленно умирает без тебя.

Слоняясь по фракции, будучи арестованным и не имея возможности оказаться на крыше, я забрел в практически заброшенную студию. Воспоминания накатили с новой силой. Как же тогда было хорошо... Была Лекси с ее умопомрачительным голосом, был Джимми жив, как будто совсем другая, нереальная жизнь... Как же все изменилось... Когда наступил тот самый момент, в который надо вернуться, чтобы всего этого не было? Может быть, если бы мы не поссорились, ничего бы не было? Анишка была бы с Лекси, и не подставилась бы под обстрел, Джимми бы не погиб... Почему вдруг показалось, что с ее отъездом с нас сняли некую защиту...

Саунд: Skillet Believe

Руки сами потянулись к гитаре. Я знаю, что и мелодия, и слова приходят сами, никогда не мог сесть и на заказ написать песню, всегда все получалось, будто откуда-то изнутри, все шло само собой.

I’m still trying to figure out

Я все еще пытаюсь придумать,

How to tell you I was wrong

Как сказать тебе, что я был не прав.

I can’t fill the emptiness inside since you’ve been gone

Я не могу заполнить пустоту внутри с тех пор, как ты ушла.

So is it you or is it me?

Это ты или же это я?

I know I said things that I didn’t mean

Я говорил так, как на самом деле не считал,

But you should’ve known me by now

Но тебе бы следовало уже узнать меня,

You should’ve known me

Тебе следовало знать меня...

Я вспомнил, как в первый раз услышал ее голос и влюбился в него, раз, навсегда и безоговорочно. Стало так больно, что захотелось завыть, чтобы хоть как-то смягчить режущую в груди саднящую боль. Я не хотел обижать тебя, детка, видит бог, не хотел. Не хотел, чтобы ты вот так убежала от меня, да я и не думал, что это возможно... Пальцы перебирают струны, берут аккорды. Что с нами станет за эти два года? Как мне прожить без тебя, если каждая минута в одиночестве кажется бесконечной. Я наговорил тебе чего-то, ты поверила, не поняла, что это был не я, что-то со мной случилось в тот день и в ту ночь, что-то такое, чему я до сих пор никак не могу найти объяснения... Два месяца, два самых прекрасных месяца в моей жизни, но ты не успела меня изучить, так и не смогла меня понять. Мне так нужно поговорить с тобой, все рассказать, что на самом деле все не так, как ты думаешь. На самом деле, ты самое лучшее, что было в моей жизни, и я не врал, когда говорил, что ты мое настоящее. Вся беда в том, что я боялся себе признаться, что хочу, до боли хочу, чтобы ты стала моим будущим...

Слова в голове, этот внутренний монолог под аккорды сам собой стал складываться в куплеты. Голос мой сейчас странный, непривычный, хриплый, от невозможной душевной боли горло сжимает спазм... Но я совершенно не обращаю внимание на тембр и чистоту звука, мне все равно как, но пение помогает мне хоть немного выплеснуть ту несправедливость, что произошла с нами. Детка сладкая, что мне сделать, чтобы ты вернулась ко мне? Захочешь ли ты слушать меня, когда мы увидимся? Захочешь ли знать меня? Да и увидимся ли? Ты поверила, что я отстойное говно, но поверишь ли ты что это не так? Я даже не знаю из-за чего ты уехала...

I can’t undo the things that led us to this place

Я не могу отменить того, что привело нас сюда,

But I know there’s something more to us than our mistakes

Но точно знаю, что есть нечто большее, чем наши ошибки.

So is it you or is it me

Так это ты или я?

I know I’m so blind when we don’t agree

Знаю, что просто слепну, когда между нами разногласия,

But you should’ve known me by now

Но тебе бы следовало уже узнать меня....

Музыка, сколько бы я ни открещивался, всегда помогала мне. Когда подростком я вдруг решил, что никому не нужен, что меня все ненавидят, я стал прыгать по девицам, чтобы удостовериться, что это не так, но находил только подтверждения своим мыслям, музыка, это единственное, что могло поддержать меня на плаву. Мне тогда в пятнадцать-шестнадцать лет вдруг привиделось, что родители на меня срать хотели, у них есть малявки, а я всего лишь средство чтобы выместить на себе плохое настроение. Отец с каждым годом все больше закручивал гайки, а Эшли... Было гораздо хуже, когда я видел, что они из-за меня ссорятся. И тогда я решил как можно реже, вообще, с ними общаться, попадаться на глаза... Музыка тогда стала для меня всем. Всем нравилось, как я пою, а песни рождались иногда прямо на сцене, в режиме нон-стоп. Джимми... Сердце пропустило удар и воздуха не хватило... Он сказал тогда, что у меня талант, что его нельзя игнорировать... Мы создали группу и пели везде, где только можно. Однажды даже устроили концерт на крыше Уиллис-тауэр... Отцу никогда не нравилось это все, он говорил, что я теряю время и занимаюсь х*йней, а меня это спасало от помешательства. Во всяком случае мне всегда казалось, что это так.

За все то время, пока мы с Лекси были вместе, я так и не понял, что происходит. Вик прав, мне было так хорошо, что я и думать ни о чем не хотел, не желал задумываться о будущем, потому что все мысли об этом были невеселыми и мрачными. Я знал, конечно, что инициация закончится и надо было что-то решать, но каждый раз я откладывал все это на потом, упивался моментом и не хотел принимать никаких решений. Видно, Лекси приняла его за меня, она уехала, не оставив мне даже шанса что-то объяснить или выяснить. Два года... За два года многое может случиться, время — это та роскошь, которую мы не можем себе позволить. Почему она так поступила, неужели она, и правда, ничего не испытывает ко мне? Что же такое произошло той ночью, что она вот так сбежала, не дав мне даже возможность как-нибудь все объяснить?

If you believed

Если ты поверила,

When I said

Когда я сказал,

I’d be better off without you

Что мне будет лучше без тебя,

Then you never really knew me at all

⇐ Предыдущая 82 83 84 85 868788 89 90 91 Следующая ⇒