Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





В прятки с Бесстрашием 88 страница



Значит, ты на самом деле никогда меня не знала.

 

If you believed

 

Если ты поверила,

 

When I said

 

Когда я сказал,

 

That I wouldn’t be thinking about you

 

Что не буду думать о тебе,

 

You thought you knew the truth but you’re wrong

 

Ты думала, что знаешь правду, но ты ошибалась...

 

You’re all that I need

 

Ты – все, что мне нужно,

 

Just tell me that you still believe

 

Только скажи, что все еще веришь мне...

 

Мне так не хватает твоих прикосновений, которые просто возвращали меня к жизни, твоих поцелуев, от которых я просто воскресал каждый раз, возрождался и готов был жить дальше. А без тебя мне не нужна эта гребанная жизнь, похожая на бесконечную, серую слякоть... Мысль о том, что ты где-то, и ты жива, поддерживает, может, когда-нибудь мы и сможем увидеться поговорить, не уверен, что я смогу сохранить остатки своего разума, потому что без тебя я просто схожу с ума. Мне ужасно пусто, мне так не хватает твоей улыбки, твоего неповторимого голоса... Ты просила вернуть тебя к жизни, но настала пора мне об этом просить.

 

You should’ve known me

 

Тебе следовало бы знать меня,

 

Cuz you’re all that I want

 

Потому что ты – все, чего я хочу.

 

Don’t you even know me at all

 

Ты что, никогда меня не знала?

 

You’re all that I need

 

Ты – все, что мне нужно,

 

Just tell me that you still believe

 

Только скажи, что все еще веришь мне...

 

Я все еще перебираю струны, но вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Поднимаю глаза и вижу в комнате записи плачущую навзрыд Анишку. Вся зареванная, без своего обычного кричащего макияжа, она была совсем на себя непохожа. Она рыдала так, будто хотела выплакать все слезы за раз. Мне так сильно захотелось обнять ее, прижать к себе покрепче, эта малявка не заслужила такой боли, ну за что ей все это? Но я не мог к ней подойти, она очень злилась на меня, и теперь могла и драться начать. Она подошла сама. Из глаз текут слезы, глаза такие несчастные, что хочется отвести взгляд, столько боли я ни у кого еще не видел. В потемневших от слез синих глазах просто океаны печали. Она подходит и мотает головой.

 

— Какой же ты сукин сын, — тихо-тихо говорит она, так, что приходится вслушиваться, — какой же ублюдочный, х*ебл*дский придурок, у меня даже слова закончились, какой ты урод, — голос ее набирает громкость. Я молчу, потому что она может детонировать в любой момент и это может плохо кончиться. — Ты влюбился в нее! Ты полюбил ее и не сказал! Отпихнул как ненужную вещь! Как ты мог? Алекс! Как??? Если случилось с тобой такое, так хватай и беги, потому что никогда с тобой больше такого не случится!!! Сука, какой же ты бл*дский урод, — она толкает меня в грудь мелкими ручками, потом начинает толкать меня всем телом и я чувствую, как она дрожит. Как ей больно, из-за нас, из-за них... Куда же мы себя загнали, что же мы делаем вообще...

 

Я плюнул на все, обхватил и прижал ее к себе посильнее. Она еще немного потрепыхалась, но так как не ест ничерта, силы быстро оставили ее. Только плечи сотрясаются в беззвучных рыданиях, потому что слез уже больше нет. Она, в конце концов, прижалась ко мне, уткнувшись лбом в грудь, только изредка судорожно вздыхая.

 

— Я записала твою песню, — отстраняясь от меня и не глядя мне в глаза, тихо проговорила девушка. — Это и правда было прекрасно. Немного не в твоем стиле, но оно даже лучше. Ты... дай ей послушать, она поймет. Я бы поняла.

 

Она высвободилась из моих объятий, еще раз окинув взглядом студию, пошла, немного пошатываясь. Как-то все непросто стало... И надо послушать, чего она там записала, интересно...

 

_______________________________

 

Аниша

 

Я уже и не помню, что мне понадобилось в студии. Заходить туда просто нереально больно, сразу накатывают воспоминания. Я вижу Джимми, вот он сидит на стуле в студии, вот он копается в дисках, вот он в наушниках выслушивает одному ему известные мотивчики... Но прошло уже несколько недель, и надо как-то выкарабкиваться из этого туманного состояния. Никогда не пройдет эта боль, но, может быть, правы они все, и она станет не такой острой.

 

Уже на подходе к студии я услышала музыку. Кто-то бренчал на гитаре и что-то бормотал... Сначала удивление настолько затопило меня, что я не поняла, что это свой, подумала, что кто-то из залетных Бесстрашных решил поморадерствовать и я страшно разозлилась. Подумайте только, стоило оставить на пару недель оборудование, как ему уже ноги пытаются приделать! Но то, что я обнаружила в студии просто смело меня. К такому я была не готова, и в голове уложить трудно.

 

Алекс, этот уродский сукин сын, перебирая струны на электрогитаре, каким-то не своим, сжатым, потусторонним, хриплым голосом пел... Будто разговаривал... Слова, произносимые им не укладывались в образ, который он так маниакально создавал себе все эти годы. Что она нужна ему... Что он просит верить ему... Вот урод поганый, ну отчего бы не сказать это ей, ей!!! Как же это все необычно, и то что он поет и как он это поет. Если бы не видела своими глазами, никогда не поверила, что это Алекс... Но факт, его фирменный запил на гитаре, его движения... Музыка то какая, такой точно у него не было... Они всегда если чего и писали, то это всегда было что-то хулиганское, за исключением некоторых вещей, а тут...

 

Слезы сами собой потекли, хотя мне казалось у меня их больше не осталось, ни одной. Я рыдала, плакала навзрыд, выплескивая свою боль по Джимми, по Кевину, с которым мне теперь придется расстаться, по своей несуразной и какой-то больной жизни... Да и война впереди, с ее потерями, страхом, ужасом... Не хочу, ничего этого не хочу! Хочу, чтобы Джимми был жив и не было бы в душе этой вины, отчаяния, тоски...

 

Алекс заметил меня, уставился настороженно. Я выплескиваю на него свое настроение, и он понимая, как мне плохо, берет на себя еще и эту боль. Не знаю уж, почему Лекс так сорвалась и усвистала, но если она услышит это его излияние, она обязательно простит, чтобы этот урод не натворил. Мой хороший, любимый, такой нежный и крепкий урод. С которым ничего не страшно. С которым проблемы кажутся совсем маленькими, по сравнению с его перекачанными плечами...

 

Саунд: Lake Of Tears Gamma Ray

 

Увиденное в студии так потрясло меня, что вернувшись в свою комнату, я не сразу заметила в ней... Кева. Он стоял возле тумбочки и листал планшет... По выражению его лица можно было понять, что он наткнулся именно на тот альбом, который я пересматривала все последние дни. Все наши совместные с Джимми фотографии. Тут же были диски с его песнями, все подарки которые он мне дарил... Я остановилась как вкопанная, я за это время так привыкла бегать от Кевина, что немедленно захотелось забраться под кровать. Лицо его немного припухшее, от постоянных возлияний, глаза красные, будто он не спал несколько ночей. Весь вид усталый, осунувшийся. Несчастный. Руки затряслись, в груди завибрировало что-то... Так вдруг захотелось обнять его, прижать, сказать, что я люблю его, всегда только его одного любила... Но я не могу так поступить с Джимми, которого чувствую рядом с собой ежедневно, ежечасно...

 

— Тебе лучше уйти, Кев, — как можно спокойнее, стараясь не выдать, с каким трудом даются мне слова, произношу и сама себе не верю. Все мое существо стремится к нему, обнять, почувствовать рядом. Как же мне не хватало его все это время... Он, скорее всего, переживает потерю друга тоже, ему нелегко, а я так упивалась своей болью, что не видела ничего вокруг...

 

— Да, я это понял. Я зашел вытащить тебя из той х*йни, в которую ты пытаешься загнать себя, но посмотрев на все это, — он обвел глазами комнату, — понял, что все бесполезно. — Я, наверное, слишком много плакала, теперь у меня что-то со слухом, и я слышу что-то совсем не то, что он говорит. Он, скорее всего, говорит что-то другое, а я это слышу, как ужас какой-то совершенно непотребный. — Ты сделала из своей комнаты склеп, алтарь поклонения Джимми... Скажи, Ани, зачем? Ты так сильно любила его? Так, что готова всю оставшуюся жизнь посвятить оплакиванию его гибели?

 

— Кевин... Что ты такое говоришь? Ты себя слышишь?

 

— Я просто говорю тебе как есть, Аниша. И я вижу, что ты делаешь с собой, со своей жизнью, с моей жизнью... Мы с того момента, как ты отдалась мне в коридоре, ни разу не говорили о нас, о Джимми, ты всегда уходила от разговоров на эту тему, огрызалась, впадала в агрессию, но настал момент сказать «хватит». Я не могу так больше.

 

Вот так все просто у них. «Люблю, не могу, будь со мной, я весь твой», до тех пор, пока ты делаешь как ему нравится. Если что-то против шерсти, «я так больше не могу». П*здец, заявления.

 

— Я тебе отдалась в коридоре? А ты оставил мне хоть какой-то выбор?

 

— Все это время я оставлял тебе выбор, Ани. С тех самых пор, как я почувствовал, что не могу жить без тебя... Я все делал, только для тебя и твоего блага, и только лишь раз сорвался, потому что невозможно держать в себе чувства и страдать годами... А ты играешь со мной, дергаешь за ниточки, как марионетку, то приближая, то отталкивая. Почему было с самого начала не сказать мне, что ты ЕГО любишь, зачем все эти признания, отношения не нужные? Зачем ты так со мной, с ним?

 

— Да о чем ты говоришь, Кевин? Джим погиб закрывая меня собой, мне надо было это как-то пережить, уложить это в голове! Ни с кем я не играла, я только...

 

— Ты только убедила нас обоих, что любишь каждого из нас. Браво, Ани, это у тебя здорово получилось, вот только что ты будешь делать дальше? Мне никогда не сравниться с парнем, пожертвовавшим для тебя свою жизнь, на этом фоне я всегда буду проигравшим. Ты упиваешься своим горем, а мне нет места в твоей жизни, потому что теперь она полностью принадлежит ему... Ты сделала свой выбор, крошка, поздравляю...

 

— Ну и что ты от меня хочешь? — я уже почти справилась с шоком, теперь надо как-то поговорить и не убить друг друга, потому что держать в руках себя получается с трудом. Еще с каким. Чтобы хоть чем-то занять руки, я стаскиваю с себя куртку, которая висит на мне как с чужого плеча, и бросаю ее на стул, — что ты хочешь услышать от меня, Кевин? Что я срать на Джимми хотела и теперь у нас все будет по-старому?

 

— Да нет, я уже понял, что ты выбрала себе роль в этом спектакле, вжилась в нее, и теперь будешь до конца жизни оплакивать геройски погибшего из-за тебя парня. Вот только, может потрудишься объяснить мне, моя-то роль в этом спектакле какова?

 

— Я почему-то была уверена, что ты меня поймешь. Почему-то мне казалось, что ты тоже переживаешь из-за его смерти. А я п*здец как ошибалась...

 

— Ани, в этой бойне погиб Конор, он меня на своем горбу из пропасти достал переломанного всего, когда мы отбивались от недовольных на периметре. Погибли наши неофиты, которые даже КМБ не успели пройти, только-только ставшие Бесстрашными! Погибли старшие, которые учили нас и заменили нас если не отцов, то старших братьев. И ничто и никогда не сможет их вернуть теперь! А ты выбрала себе кумира и плачешь по нему, будто он единственный из всех погиб!

 

— Да, но он единственный из всех, кто закрыл меня собой, мне не дал умереть! Это я сейчас должна была кучкой пепла лежать в урне, и ты бы сейчас развеивал его над башней Хеннок!..

 

— Не смей никогда это произносить! — стукнув по тумбочке так, что планшет подпрыгнул и едва не разбился, рявкнул Кев, — Да, его нестерпимо жаль, то что он сделал просто нереально, мы все благодарны ему, но вряд ли он это делал для того, чтобы ты теперь похоронила себя рядом с ним!!!

 

— Ты жестокий, наглый, бессердечный х*ев урод, — окончательно разозлившись, выплевываю ему в лицо, — Да тебе просто насрать на всех, кроме себя! Ничего, что погиб мой любимый человек, да еще такой страшной...

 

— Вот с этого и надо было начинать, Ани, — тихо и очень горько, грустно глядя на меня, произносит Кевин, — погиб твой любимый человек... А я, значит, просто мимо проходил. Увлечение на пять минут? Кризис в отношениях и ты решила, что будет лучше, если вызвать в нем ревность, это укрепит пошатнувшуюся было любовь? Тебе не кажется, что это слишком жестоко? — Нет, это не Кевин. Этого просто быть не может... Или он нах*ярился чем-то и пришел ко мне? Я даже принюхалась, да нет, бухлом вроде не пахнет... Да что это с ним? Я как стояла, так с размаху и залепила ему по морде. Он не стал отшатываться, только голова немного дернулась, так и осталась повернутой вправо. Он медленно поворачивается, смотрит прямо в глаза жестко, презрительно... — Да, это именно то, чего я и ожидал. Когда заканчиваются аргументы, в ход идут кулаки. Браво, Ани, хоть себе ты не изменяешь...

 

Он обогнул меня, а я стою и никак не могу сообразить, что происходит и что дальше делать. Уже подходя к двери, он остановился.

 

— Я уезжаю на полигон, буду тренировать неофитов дальше. Я не держу зла на тебя за то, что ты использовала меня, но не ищи меня, Ани. Я не хочу больше таких больных отношений. Я всегда любил тебя, с того самого дня, как отбил тебя от старшаков. Я смотрел на тебя и умирал, но я не мог позволить себе тебя. Я не хотел, чтобы ты на фоне гормональной истерии завязала со мной отношения, а потом не знала, как от меня избавиться...

 

— Я сама пришла к тебе... А ты меня оттолкнул!

 

— Я хотел, чтобы ты осознанно была со мной! Я давал тебе время подумать, все взвесить, принять действительно взрослое решение, а не спонтанное и мимолетное. А ты не нашла ничего лучше, чем на Джимми кинуться... Не понимаю я этого...

 

— А то мне было делать, если я думала, что ты равнодушен ко мне!!! Что? Я думала, что у тебя другие увлечения, а я не нужна тебе! Ты ведь так и сказал, «убирайся отсюда», ты...

 

— Да, я так делал для твоей же пользы! Ты совсем мелкая была, что ты могла там нарешать! Я хотел, чтобы ты меня любила, а не просто трахалась со мной...

 

— Так я и любила, любила тебя все эти годы, Кевин!!!

 

— Я вижу совсем другое. Может, у тебя действительно есть ко мне влечение, замешанное на том, что тебе было с самого начала недоступно, этакий запретный плод... Но по-настоящему, как я вижу, ты любила только Джимми. Иначе ты позволила бы мне разделить твое горе... Но ты только бегаешь от меня, закрываешься и гонишь... Что ж, если ты хотела отомстить мне за то, что я отказался от тебя тогда, два года назад, у тебя неплохо это получилось. От меня практически ничего не осталось, одни клочья. Мне никогда не выдержать конкуренции с героически погибшим ради тебя парнем. Ну, может, если только не менее героически сдохнуть. Прощай, Ани...

 

Он стремительно вышел и дверь хлопнула так, что мне показалось, на мою жизнь упала могильная плита. Этот звук еще какое-то время стоял в ушах, голова была пустая и совершенно ничего не соображающая. Как же так, разве такое бывает? Я потеряла сначала Джимми, а потом Кевин поступил со мной, как... Да как же это? Что... Силы оставили меня, и я осела на пол там же, где стояла.

 

________________________

 

Алекс

 

Саунд: Pandemic Really Slow Motion

 

Каждая нога, кажется, весит тонну... Еле передвигаясь по размытой, почти полностью покрытой грязью и водой дороге, мы бредем в заброшенный квартал Чикаго. Дело идет к весне, наступает сезон постоянной слякоти. Дальние уголки города превращаются в небольшие болота, которые нужно пересекать, иначе просто не пройти вперед. Мы, стараясь не обращать внимания на дождь, идем от железной дороги в сторону небольшой деревеньки, сегодня оттуда пришел тревожный сигнал, и нас отправили проверить. Мои бывшие неофиты разъехались кто-куда, в основном все на полигонах, учатся обращаться с новинками, привыкают к костюмам... Наша группа, состоящая из старших Бесстрашных, занимается местным патрулированием. После нападения на полигон больших стычек пока не было, Кевин был прав, видимо, у них действительно не так много сил.

 

Завтра у нас с Матиасом суд. Станет все понятно, участь наша будет наконец-то уже решена. Отец разговаривает со мной сквозь зубы, Эшли бросает на меня строгие взгляды. Вижу, что она и хотела бы меня поддержать, но что она может против тонны улик, погребающих под собой мою жизнь... Единственное, что я попросил сделать для меня — это попытаться допросить Алексис, где бы она ни была. Я знаю, она приходила ко мне той ночью, а значит, может, что-то видела или знает. Может быть, ее показания как-то помогут мне, или, наоборот, еще больше утопят. Я уже сам хочу понять, что же произошло той ночью, и если я действительно убил Громли, хочу знать, почему и зачем. Пусть это как-нибудь разрешиться, сидеть во фракции я просто больше не могу. В любом случае судить нас будет независимый суд, потому что лидеры, являясь нашими близкими родственниками, были отстранены от роли судей. Я уже так извелся, что по мне так лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

 

Деревня к востоку от города, притулилась в промышленном районе, между двумя огромными зданиями, выполняющими, я так понял, роль заводов или предприятий каких-то. Мат жестами показывает быть готовыми, подходим ближе. Вокруг как-то непривычно тихо, не слышно визга детей, не лают собаки, нет обычных звуков, сопровождающих жизнь. Все люди попрятались, будто слышали сигналы тревоги. И туман, вокруг мерзкий туман, который последнее время сопровождает появление недовольных... Ах, черт, неужели они уже успели тут побывать? Или это все-таки нам так с погодкой повезло?

 

Группа рассредотачивается по два человека, мы уже дошли до жилых домов, начинаем обследовать периметр. Тревожное чувство поселилось в груди, не дает продохнуть. Сейчас утро, по идее должен был хоть один человек выйти, но деревня будто вымерла. Хотя... я заметил, что в одном из дворов вывешено белье, в другом игрушки разбросаны... Будто тут были люди, но внезапно что-то вырвало их из привычного существования.

 

— Алекс, тут х*йня какая-то творится... — говорит голос Матиаса в шлеме, — где все люди? Кто подал сигнал С.О.С.?

 

— Вижу, что не ярмарка с клоунами. Ладно, двигаем дальше, смотрим все тщательно. Парни, докладывать немедленно...

 

— Командир, у меня тут что-то есть, — Диего говорит в передатчик и машет рукой, — тебе надо бы на это взглянуть.

 

Удостоверившись, что ловушки нет, стараясь все-таки держаться в тени домов, мы с Матом подскакиваем к Диего. Он сморит на что-то внизу, вроде на... нечто, напоминающее, припорошенную ветками и травой, яму. Будто вырыли и прикрыли ее ветками, только вот сработана она была очень грубо, так, будто сделана специально для того, чтобы привлечь наше внимание. Мы, не сговариваясь, начинаем разгребать ветки. Я почти уже знаю, что мы там найдем, но удостовериться надо. Открывшаяся нашему взору картина не была сюрпризом, однако, легче от этого не становилось.

 

— А, ч-ч-черт, твою мать, — матерятся сквозь зубы Бесстрашные. А я со вздохом смотрю на изуродованные тела мужчин. А, может, и женщин тоже, вытащим всех — узнаем. Всех, живших в этой деревне. Пришли ночью, вырезали, а детей забрали, замучили до смерти или приготовили нам очередной сюрприз... Теперь их еще найти надо.

 

— Все обыскать, — даю приказ в передатчик, — найти... остальных и обыскать тут все. Кто-то же послал сигнал, может, они сами, а может есть кто живой, может, спрятался...

 

Хотя при наличии тепловизоров у недовольных, хрен кто спрячется. Больше всего ненавижу вот такие вылазки, когда прибываешь уже к концу, или они исчезают буквально за несколько минут, до нашего прихода.

 

— Парни, ищите какой-нибудь дом на отшибе или заброшенный двор, тщательно обследуйте все подвалы!

 

— Алекс, ты думаешь...

 

— Я почти уверен, будьте готовы к сюрпризу.

 

Каждый звук, каждый шорох отдается в голове, все чувства обострены. Нос тянет запахи, сейчас вот стало отчетливо слышно, как пахнет кровью, жженой плотью, а воображение достраивает картину произошедшего. Все как обычно, тихий отдаленный район, сначала они пускают производную нейротоксина, люди не засыпают, но все движения их замедлены и теряют реакцию. Следом появляются солдаты, которые отделяют женщин и детей. Мучжины при этом вырезаются, а дальше есть варианты. Вот их-то мы сейчас и ищем.

 

В одном из домов было полно шариков, из небольшой пристройки доносился отчетливый запах горелой выпечки. Значит я был прав, они пришли даже не ночью, а всего несколько часов назад, может, кому-нибудь все-таки удалось убежать, ведь кто-то вызвал нас!

 

— Вот х*ебл*дская еб*тня!!! — раздается из динамика. А, понятно, нашли. — Парни, п*здуйте сюда, бл*дь, быстрее... Третий дом с конца улицы, тут х*йня п*здобл*дская... — Вздохнув поглубже, собрав всю волю в кулак, иду на ориентир. Бабы или дети... Бл*, ну за что нам эта вся хрень!

 

— Парни, рассредоточитесь по периметру деревеньки, возможно, они заманивают нас, чтоб накрыть из засады... Что конкретно там?

 

— Ты должен увидеть, я тебе так не скажу, — ну если уж Диего затрудняется описать... Даже уж и не знаешь к чему готовиться...

 

Домик как домик, два этажа, типичное строение.

 

— Что у вас... — я стремительно направляюсь ко входу в домик, но Диего перехватывает меня.

 

— Стой!!! Там сейсмодатчик!!! — я так и замер на одной ноге. Сейсмический модуль — это полная хрень. Детонирующие устройство замкнуто на датчик, реагирующий на беззвучные шаги, замечающий даже легкие колебания контролируемой поверхности. Я заглядываю в окно домика, взгляд охватывает большое помещение, на полу ковер, на котором расположились детишки. И если б не знать, что тут х*йня произошла, кажется, что малявки просто сели в кружочек поиграть. Дети разновозрастные, самому младшему мальчонке года три не больше. Одна из старших девочек держит его так крепко, что у нее побелели пальцы, да и мальчонка от страха не шевелится, только таращит глазенки.

 

— Саперы где? — спрашиваю тихо, если начать орать, дети могут дернуться испугавшись.

 

— Вызвал уже, больше тут ничего сделать нельзя, — качает головой Диего.

 

Я внимательно осматриваю строение, перекрытия по виду крепкие, есть, интересно там за что веревкой зацепиться?

 

 

— Если спуститься со второго этажа, как думаешь, можно будет вытаскивать детей, по мере того, как саперы будут обезвреживать эту х*евину?

 

— Ну... в принципе может получится, однако, что-то подсказывает мне, что не все так просто. Само устройство видишь? — Диего показывает на бомбу, которая расположилась прямо в центре круга, — видишь, прозрачная поеб*нь, а внутри газ. Кто-то из детей держит детонатор, это система двойного действия. Если даже безопасно разомкнуть цепь, все равно останется тот, у кого взрывное устройство, чтобы привести эту адскую машину в действие.

 

— А остальных-то можно вывести?

 

— Алекс, дети сидят тут пару часов уже. В любой момент кто-нибудь дернется и нам всем п*здец. Мы конечно, попытаемся их спасти, но ты ведь понимаешь...

 

Но я уже не случаю его. Я бегу на крышу. Сейсмический датчик взрывного устройства, насколько я знаю, работает только по земле, а это значит, что если потихоньку разобрать пол второго этажа, можно будет спуститься к малявкам на веревке. А там уже мы решим, что и как делать, нет времени рассуждать, как и что может случиться.

 

Пока я возился с обвязкой и наладкой спуска, прибыли саперы, которые, матерясь и чертыхаясь от такой картины, сразу принялись за дело. Разобрав пол на втором этаже, у меня появилась возможность проникнуть к заложникам. Все это, конечно, нельзя назвать гениальным планом, ни с нашей стороны, ни со стороны недовольных, но я уже готов стереть гадин мудацких с лица земли, вытворяющих такое. Ясное дело, наша группа не сказать, что очень большая, но тут отряд, там взвод, конечно, проигрываем большие сражения, а вот так, по одному они перебьют нас очень быстро. Их стратегия понятна, вот только какая же это низость, вот так использовать мирных... В голове не укладывается...

 

— Эй, малышня, кто у вас самый старший, — будучи подвешенным на веревке, салютую малявкам с потолка, — не трясемся, мы тут и все будет окейненько! Ну так что, испугались? — я стараюсь чтоб мой собственный голос звучал уверенно и не дрожал. Мальчонка маленький дернулся было, но девка держит его крепко. Их, видимо, предупредили, что двигаться нельзя.

 

— Они сказали, что если мы только пошевелимся, все взлетит на воздух, — чуть вибрирующем голосом говорит девочка, стискивая мальчонку еще сильнее. — Я уже рассказала все сказки, какие знаю, многие в туалет просятся, некоторые уже не вытерпели. Вы Бесстрашные, да? Вы же вытащите нас отсюда?

 

— Тебя как зовут? — улыбнувшись ей, как могу, спрашиваю, стараясь успокоить уверенным видом.

 

— Я Тарья, мы уже давно сидим тут. А где наши родители? Почему они не приходят? — девочка смотрит на меня во все глаза, будто пока она меня видит, с ней ничего не случится. Я спускаюсь ниже, стараясь осмотреть все место и понять, с кого начать эвакуацию. Ясное дело, мелких надо убирать отсюда самыми первыми, они уже держатся едва-едва...

 

— Всех вытащим не волнуйся, — невпопад отвечаю я ей, — меня Алекс, кстати, зовут. И да, мы Бесстрашные.

 

— Кто эти были? Кто посадил нас сюда?

 

И вот что ей ответить? Как объяснить малявке, что это были недовольные?

 

— Это враги. Они всех ненавидят, — только бы отвлечь, только бы они сидели неподвижно, — а у кого сегодня день рождения? Я видел там шарики...

 

— У Чарли. Ему сегодня семь исполняется, — ответила мне все та же девочка. М-да, вот Чарли и получил подарочек на день рождения. «Ему», мальчик, значит.

 

— С днюхой, Чарли! Здорово тебе повезло, фейерверк сегодня посмотришь! — Я чувствую, что начинаю нести чушь уже, но соображаю я плоховато. Все внимание приковано к цепи, которую пытается разомкнуть сапер. Ну же, давай, надо детей вытаскивать отсюда! — Тарья, а тебе эти злые люди ничего не давали? Ну там держать что-то, или может сидеть на чем-то?

 

— Ева держит коробочку, они сказали зажать кнопку и не отпускать. Если она отпустит — будет бум. Они так сказали.

 

Суки гребанные они, «сказали», бл*дь. Сами небось и вызвали нас, чтоб мы все тут полегли. Только вот х*й вы угадали, мудачье. Мне жарко, вот просто до ох*ения, все бы ничего, да вот только пот в глаза, сука, лезет и руки скользкие.

 

— Все, Алекс, малявочного можешь забирать, только аккуратно, чтобы он не дрыгался, — говорит мне сапер. Он сам весь мокрый, взгляд напряженный. Я киваю, делаю знак ребятам наверху, чтобы готовились принимать мелких.

 

— Тарья, я могу забрать малыша, ты только очень осторожно, стараясь не особенно двигаться, отпусти его, я перехвачу. Устройство работает только на шаги, небольшое движение допустить можно.

 

Девочка аккуратно размыкает объятия, и я хватаю мальчишку. Он вцепился в меня, как в последнюю надежду, притиснулся и немедленно опять вспомнилась Кнопка, хотя я зарекался, давал себе слово, что не буду думать о ней, вспоминать и сравнивать. Постепенно, сапер освобождает малявок, я поднимался и спускался столько раз, что сбился со счета. Спроси меня сколько там было детей, я ведь не отвечу. Бесстрашные стараются немедленно, чтобы они не поняли, что все их родители погибли, увести малявок отсюда подальше, чтоб не начали истерить и не напугали тех, кто еще не освобожден. И так все у нас споро и хорошо получалось, что даже не верилось и все время ожидался подвох. Который и не замедлил наступить.

 

— Алекс, я не могу обезвредить последнее устройство сейчас. Сейсмодатчик я отключил, но оно тут двойного действия, замкнуто на детонатор... Мне нужно специальное оборудование, тут все связано с газом, так запросто не получится.

 

— Ребенка надо убирать отсюда в любом случае, сколько она так просидит еще. Диего! Ты слышишь? — друг высовывается в проем в потолке. Чую, сейчас полезет в дискуссии. — Спускайся, забери малька, я тут остаюсь!

 

— Нет, ты давай уходи отсюда, — ну я ж говорю, он будет спорить, — давай, Алекс, забирай девчонку. Ты долго тут просидишь, уставший?

 

— Бл*, пацаны, нашли вы время спорить, — сапер от напряжения стал злой, — и так тут хер знает получится-не получится, убирайте девицу отсюда, в любой момент...



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.