Подлубный Олег Олегович 21 страница

-- Только в тесном сотрудничестве с ними, Артём Олегович, - добавил Зацепин, и Матрос осёкся. Он недовольно посмотрел на редактора, подавшего голос в защиту работников МВД, и презрительно сплюнул.

-- Ну, а то, что вы помогли нам установить истину в отношении вашего товарища и восстановить справедливость, вы тоже будете отрицать? – снова спросил Свинцов.

-- Какого товарища? – напрягся Матрос.

Вместо ответа Свинцов повернулся к машине, в которой он приехал с Корсаковым, – её стёкла были тонированными, – и помахал рукой. В следующее мгновение из неё вышел Ворон, и Матрос соскочил со скамейки. Надо ли говорить, какая жаркая встреча была у этих двух людей, каждый из которых носил клеймо «потенциальный преступник»! Бросившись в объятия, они чуть не передавили кости друг другу.

-- Ну, а что вы теперь скажете, Артём Олегович? – не унимался Свинцов, озорно поглядывая на воров в законе.

-- А в чём дело-то? Что за «ЧП» ещё?! – сдался Матрос, сражённый наповал действиями Свинцова.

-- Братан, им помочь нужно! – похлопал Ворон его по плечу. – Сделаем исключение из правил! В другое время я сам ни за что бы и никогда… Но сейчас нужно!

-- А в чём дело-то?!

-- Дело в том, Артём Олегович, что мы плохо прислушались к вашему совету, который вчера вы дали нам относительно араба, - ответил Свинцов. – Правда, мы его определили в камеру с заключёнными, но ночью ему всё равно удалось покончить с собой.

Матрос даже поперхнулся и закашлялся от такого известия.

-- Что?! – не скрывая издевательской насмешки, спросил он, прокашлявшись.

-- Он покончил с собой, - повторил Свинцов, пропустив мимо ушей насмешливый тон вора. – У одного из заключённых он выпросил шарф, сославшись на то, что простыл и у него болит горло, а ночью он завязал его на шее узлом и затянул так, что утром нам едва удалось его развязать. Одним словом, окоченел наш трофей, не дав ни одного признательного показания, - подвёл он итог своего обращения к нему. – А Александр Васильевич сказал, что у вас есть человек, который знает, где могут скрываться бандиты-работорговцы, - жестом показал он на Ворона.

-- Да, Артём, не суди строго, я сказал им про Шустрого, которого отправил к тебе с малявой, - признался Ворон. – Мне когда командиры показали видеосъёмки, что вытворяют эти ублюдки с детьми, то, честно признаюсь, я забыл о своих воровских понятиях. Забудь и ты!

-- Ты же знаешь, что наш приговор отличается от их приговора, и не мне тебе об этом говорить, - угрюмо ответил Матрос. – Менты никогда не решат этой проблемы, пока власть своими законодательными нововведениями не прекратит выпускать из людей злого духа. Им бы по слогам сказку Александра Сергеевича Пушкина о «рыбаке и рыбке» разобрать и учесть её мораль: не буди гуманностью зла, иначе никогда не удержать на нём узды. Странно, наверное, такое слышать из уст вора, а, Иван Андреевич? – обратился он к Свинцову, помрачневшему от его слов, словно грозовая туча.

Позже он признался, что испытывал такой стыд, какого никогда в своей жизни ещё не испытывал. И не сразу нашёл, что ответить.

-- Странно, конечно, но ведь ты, Артём, тогда тоже совершишь зло, если приведёшь свой приговор в исполнение, и мы будем вынуждены привлечь тебя к суду, - сориентировался он после недолгой паузы. – Твой суд не лигитивен, ты будешь действовать от своего имени, совершая, таким образом, самосуд, а это значит, что зло порождает зло и не больше…

-- Так может говорить человек недальновидный; и ещё больше меня удивляет, что это говорите именно вы, Иван Андреевич, работник службы правопорядка, - сверкнул глазами Матрос.

-- Почему?

-- Потому что зло не только порождает зло, но является ещё и сдерживающим фактором для зла, и, если хотите, зло убивает зло. Именно этим вы и занимаетесь, совершая насильственные действия в отношении преступников! Или я не прав?

-- Прав, - тяжело вздохнул Свинцов.

-- А что касается самосуда… Ну что ж, есть во власти законодатели, утверждающие, что смертная казнь – это месть преступникам! Я же считаю, что это справедливое возмездие, а месть порождается тогда, когда государство не в состоянии совершить справедливое возмездие за зло! Это я говорю как бывший воин, на лице которого вы видите всё, - показал Матрос на свой шрам, изуродовавший всю правую половину лица. – И что такое месть и возмездие, я знаю хорошо и знаю, какая между ними разница; и у меня свой счёт к этим сволочам, пришедшим на нашу землю. Пусть я – вор, но я ещё и русский человек, сердце которого любит свою Родину. Вы можете меня упрекнуть только в том, что я трясу толстосумов, хотя многие из них, если не все, ничуть не лучше тех гадов, которым я собираюсь предъявить счёт; да и в вашей среде их столько, что порой не знаешь, кто страшней: вор в законе или мент. Со мной в плену один старик был, священник, его ещё в 1994 году выкрали из какой-то церкви; имени его не знаю, он себя называл Джихан-гештом, что значит по-арабски Скиталец Вселенной. Его так прозвали арабы потому, что из одного тейпа в другой его передавали в надежде на то, что новому хозяину удастся выколотить из епархии православного синода за него деньги. Так вот он всегда рассказывал сказки, чтобы все, кто находился в плену, не упали духом. И одна из них такая, - томно перевёл дух Матрос, видя, как его внимательно слушают. – Жил-был знатный дворянин, родовитый, богатый, имевший в своей власти множество смердов, которых истреблял он тысячами: кого насиловал, кого губил пытками, кого убивал просто так… И вот стал к нему приходить во сне ангел сновидения от Бога и говорить, что он грешник, совершающий преступления, и что за них постигнет его суровая кара. Испугался тогда дворянин и спросил у Бога совет, как ему искупить свою вину и как покаяться. И получил ответ: «Там-то и там-то стоит высокий, крепкий дуб, - сказал ему Бог, - срубишь его, отпустятся тебе грехи, не срубишь, то быть тебе в геенне огненной». Отправился поутру в то место дворянин, которое указал ему Всевышний во сне, отыскал дуб и стал его рубить. День и ночь рубил, а дереву хоть бы что, даже царапины на нём не остаются, все топоры и пилы загубил. И вдруг проезжает мимо дворянина всадник, увидел его и спрашивает: «Что ты тут делаешь, человек?» А тот и отвечает: «Вот, мол, загубил я много душ, и Бог через ангела сновидения сказал мне, что не отпустятся мне грехи, пока я не срублю вот этого дуба». Рассмеялся на его слова всадник и говорит: «А я вот убиваю своих смердов и слуг, и хоть бы что! И плевал я на то, что Бог называет это грехом!» Не понравились дворянину слова всадника, вспылил он, разгорячился да в гневе убил его. И вдруг слышит позади себя треск, обернулся и увидел, что дерево-то упало… Вот и думайте, Иван Андреевич, в чём суть этой сказки, - подытожил Матрос.

-- Догадаться нетрудно, - ответил Свинцов. – Про Александра Сергеевича Пушкина ты рассказал... А вот о разбойнике Кудияре Николая Алексеевича Некрасова твой Скиталец Вселенной поведал тебе в несколько своей интерпретации, либо за истечением времени ты сам исказил рассказ, правда, оставив в нём подлинный смысл содержания. Но это неподсудно! – усмехнулся он. – Во многом я с тобой согласен, но в тебе, Артём, удивительным образом переплелось прошлое и настоящее, и оно не даёт тебе покоя; ты болен.

-- Что вы имеете в виду?

-- Я имею в виду твою душевную боль за прошлое, когда ты служил в армии и воевал; и твоё настоящее, ставшее для тебя позорным поражением за прошлое. Тебе надо лечить нервы, Артём, и тогда твоя душа выздоровеет сама собой, - с состраданием сказал Свинцов.

-- Спасибо.

-- И моя просьба к тебе: откажись от своего приговора, не делай своей душе ещё больнее, беря на неё очередной грех. Послушай меня, старого, умудрённого опытом человека, и отрекись от него.

-- Я подумаю, - тяжело вздохнул Матрос, в его глазах стояли слёзы.

Свинцов достал из кармана визитку и подал ему.

-- Торопить я тебя не буду. Как надумаешь, позвони, - сказал он. – Если такое моё предложение входит в противоречие с твоими принципами и для тебя противоестественно звонить мне или Корсакову, то свяжись с Игорем Васильевичем, - кивнул он на Зацепина. – И очень прошу тебя учесть одно: затягивание каждого часа и каждой минуты может стоить многих жизней, и только ты сейчас знаешь, где обитает этот мальчуган, Андрей Шустров, которого послал к тебе с запиской Воронов.

Матрос непроизвольно бросил взгляд на окна своей квартиры и подумал: как хорошо, что он вышел на улицу, а не стал дожидаться Зацепина дома.

-- Я подумаю, - неохотно повторил он.

Свинцов сделал жест Корсакову и Зацепину, чтобы они удалились вместе с ним, оставив собратьев по преступному миру наедине. «Так, - подумал он, - они быстрее договорятся и позвонят, если не мне, то Зацепину…ведь принёс же он ему видеоматериалы, значит, и ещё раз к нему обратится…»

Позади них раздалась реплика Ворона, обращённая к Матросу:

-- Ну, что, братан, скис? Пойдём, водочки выпьем, потолкуем!

Отъехав от дома сотню метров, Свинцов приказал водителю посигналить впереди шедшей машине Зацепина и остановиться. Они вышли на улицу, и на вопросительный взгляд редактора Свинцов сразу же ответил:

-- Я вот о чём вам хотел сказать, Игорь Васильевич: Денисов – мне подсказывает сердце и накопленный годами опыт – может обратиться только к вам, потому что однажды он уже это делал, принеся в редакцию видеокассеты…

-- Так.

-- …но у меня нет уверенности, что в этот раз он поступит точно так же, поэтому очень прошу вас, позвоните ему вечером сами и подстегните его: скажите, что в редакцию пришли ещё видеоматериалы, где засняты очередные жертвы ни в чём не повинных детей, их губят… Сыграйте на его чувствах патриотизма, вы ведь сами видите, что он никакой не отморозок, что в нём есть и душа, и сердце, и что переживает он очень сильно.

-- Да, вижу, что он совсем не похож на тех воров в законе, которых обычно показывают в кино и описывают в книгах.

-- В кино и беллетристике их всегда изображают неправильно и утрированно, - усмехнулся Свинцов. – Это я вам говорю как специалист в этой области. Но что касается Денисова – так это вообще особый случай: закрутила его судьбоносная круговерть, и теперь не знает он, как из неё выбраться; ему надо помочь.

-- А как же Ворон и остальная братва преступного мира? Они ведь не отпустят его просто так.

-- В этом, Игорь Васильевич, позвольте мне разбираться самому, - уклончиво ответил Свинцов. – От вас требуется лишь только то, о чём я вас попросил. Сделайте…

-- Я сделаю, - с готовностью отрапортовал Зацепин.

-- Вот и ладушки!

Пожав друг другу руки, они расстались. Вечером Зацепин позвонил Матросу, как и просил его Свинцов, и получил неожиданный ответ от его сестры, ставший для него ударом:

-- Артём уехал куда-то с Андреем Шустровым и сказал, что вернётся нескоро! – сказала девушка. – Вам он просил передать, чтобы вы его не искали…

Раздались короткие гудки, и Зацепин, безысходно вздохнув, вернул трубку на рычажки телефона.

Г Л А В А 6.

Матрос вернулся к себе в квартиру вместе с Вороном, озабоченный тем, что после такого откровенного разговора Свинцов и Корсаков обязательно выставят за ним наблюдение. На радостное предложение освободившегося из-под следствия товарища выпить и за столом обсудить насущные проблемы он отказался.

-- Времени нет, Саш! – просто объяснил он. – После такого неприкрытого откровения о моём личном приговоре арабам, я думаю, этот Иван Андреевич и Корсаков и шагу не дадут мне ступить без их сопровождения. Они тут недавно ни в чём не повинного офицера пасли, а уж меня-то тем более будут! Надо торопиться… Вернусь, и вот тогда мы с тобой выпьем!

-- Ты что надумал?

-- Я сейчас с Шустрым поеду на поиски Кости (так звали Чернильного Мотю), а ты приготовишь братву и будешь ждать моего сигнала, если мне не удастся вырвать его из рук арабов бескровно.

-- Может, мне с тобой отправиться, а, Артём? У меня ведь тоже руки чешутся. Я из-за них столько времени в казематах провёл, что внутри всё горит, как крови их попить хочется! – с жаром выпалил Ворон.

-- Вот тебе-то дорога туда точно заказана, - не согласился с его предложением Матрос.

-- Почему?

-- Потому что Салех-Шах и Абу Ад-Дин знают, за что ты парился в каталажке, и если вдруг ты появишься перед ними, то они точно поймут, для чего ты к ним явился! А со мной совсем другое дело: я и в плену был у полевого командира Абу Аль-Каяна, и знаю всё, чем они живут и дышат, мне проще… Тем более, они знают, кто я сейчас! Я прикинусь, что я в бегах, и попрошу их переслать меня наёмником к моему бывшему полевому командиру или оставить наёмником у них. Уверен: это сработает!

Ничего противопоставить логике Матроса Ворон не смог и только пожелал ему удачи и быть осторожным.

Созвонившись с Гимнастом и договорившись с ним, что тот отвезёт его и Шустрого к месту лагеря исмаилитов, где, по их предположению, могли скрываться работорговцы, Артём и его маленький гид спустились на улицу. Вместе с Вороном их пошли провожать Любаня и Маринка. Гимнаст подъехал через пятнадцать минут, и, попрощавшись, они расстались. Спустя двадцать часов беспрерывной езды их «Нива» пересекла границу Оренбургской области и Башкирии, и у самой южной части Урала взяла направление на северо-восток, к Белорецкому району, по дорогам, где госавтоинспекция показывается, наверное, только в особые дни инспекционной проверки, названной «рейдом». Оренбургские степи постепенно стали меняться на холмистые лесостепи, пока окончательно у границы Куюргазинского района Башкирии не сменились тайгой на невысоких, но очень живописных горах. Широкие асфальтированные трассы давно сменились грунтовыми дорогами, а по тайге вверх по реке Белой путникам пришлось пережить немало стрессов, так как коварный лесной просёлок представлял собой головокружительный серпантин, проходящий то по обрывам, то по оврагам, то по каменистым бродам реки. На преодоление этого короткого отрезка пути у них ушло ровно столько времени, сколько от Москвы до Урала. Обогнув и оставив позади себя Капову пещеру, или, как её называют местные жители, Шульганташ, Шустрый попросил Гимнаста остановиться. Дальше дорога разветвлялась. Одна её ветвь шла через тайгу на север и выглядела вполне накатанной, другая уходила берегом реки вверх и была почти невидимой, так как заросла травой. Возле неё и остановилась «Нива» путников.

-- Приехали, выгружаемся, - устало сказал Андрей, - дальше ехать опасно, у них могут быть посты, а туристы и охотники, как правило, не ходят по ней к пещере, они ходят вон по той дороге, - показал он на накатанный просёлок, - или от Арского Камня сплавляются на плотах вниз, - махнул он на зеркальную поверхность реки, плавно изгибающуюся и теряющуюся в густом лесу.

-- И как это ты ориентировался в этих трущобах, куда надо уходить от преследования? – удивился Матрос, озираясь по сторонам. – Это же дикий лес! Тут заблудиться – раз плюнуть!

-- Это только так кажется, - беззаботно зевнул Шустрый. – Поначалу и мне так казалось, но туристы часто сплавляются на плотах вниз по реке, и я последовал их примеру… А вон в ту Капову пещеру тоже часто приезжают туристы посмотреть на настенные рисунки первобытного человека, - показал он рукой. – Я досюда доплыл на бревне, а потом прикинулся, что потерялся и заблудился, отстал от своих, и меня взяли с собой.

-- Я учту твой опыт, - усмехнулся Матрос. – Говори теперь: куда мне идти?

-- Вверх по течению, пока не упрёшься.

-- Долго?

Шустрый пожал плечами.

-- Пешком – не знаю, а сплавлялся я на бревне больше суток, - ответил он.

Матрос присвистнул, перекинул через левое плечо небольшой рюкзак и, пожав всем руки, решительным шагом направился по заросшей дороге в глубь тайги, бросив на прощание, чтобы от него в ближайшее время ждали вестей.

-- Если ночью решишь спать, то лучше полезай на дерево! – крикнул ему вдогонку Шустрый. – Зверья здесь навалом, сожрут ненароком! Медведи есть, кабаны…

-- Я учту! – отозвался Матрос.

Друзья смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду, затем сели в машину и отправились в обратный путь.

**** **** ****

Надвигался вечер. Августовская прохлада, сменившая июльский зной, давала о себе знать: Матроса пробирало до костей. Усугубляла чувство холода сырость, тянувшаяся от реки и затянутых ряской стариц, разбросанных по берегу. Достав из рюкзака свитер, он надел его на себя и к поясу пристегнул сапёрную лопатку, которой владел мастерски. Вообще из оружия у него были только охотничий нож и сапёрная лопатка; огнестрельное он не решился взять с собой и оставил дома ввиду многих объективных причин: машину по дороге могли остановить работники госавтоинспекции и обыскать, а у исмаилитов оно могло вызвать резко негативную реакцию. Ни то, ни другое ему не было нужно .

Предупреждение Андрея Шустрова о диких зверях заставило его позаботиться о дополнительной безопасности: он спустился к реке, отыскал стройные деревца тала – разновидность местной ивы – и сделал себе рогатину и пику с острыми наконечниками, затем снова вышел на дорогу и продолжил путешествие в глубь тайги.

Сумерки постепенно стали сгущаться, и Матрос, пройдя ещё немного, пока ещё позволял тускнеющий дневной свет, начал подыскивать себе место для ночлега. Недалеко от дороги он нашёл два поваленных друг на друга дерева и на их перекрестье соорудил себе не совсем удобное, но вполне безопасное жилище, обложив его со всех сторон ветками так, что они защищали его и укрывали от посторонних глаз. От нараставшего волнения при мысли, что ему предстоит, он не хотел ни есть, ни пить.

Он долго не мог уснуть, размышляя над тем, для чего это ему всё надо. В какой-то момент даже показалось всё настолько бессмысленным и ничтожным, что он пожалел, что не прислушался к совету Свинцова, предприняв самонадеянную попытку во всём разобраться самому. Но тут же отмёл в сторону все провокационные мысли, посчитав это слабостью. Нет, ему надо не только вызволить из беды своего приятеля Загорудного Костю по прозвищу Чернильный Мотя; подспудно где-то в его душе бродит отчаянное желание отыскать араба-наёмника, полевого командира Абу Аль-Каяна, у которого он был в плену, и наказать его…

Проснулся Матрос перед самим рассветом, когда прохлада достигла самой большой, пронизывающей до костей силы. От неудобной позы тело заиндевело так, что он едва разогнулся. Спрыгнув на землю, он сделал несколько физических упражнений, чтобы обрести былую подвижность, и принялся завтракать.

Утолив голод рыбными консервами и яблоком, он вновь вышел на дорогу, чтобы продолжить путь, но внезапно наткнулся на «КамАЗ» – фургон, показавшийся ему очень знакомым. В памяти всплыли эпизоды ночной слежки за домом Салех-Шаха: именно в один из таких грузовиков укладывали ящики с живым товаром. Первой реакцией Матроса было желание броситься в лес и скрыться, но он тут же передумал и смело направился к машине, стоявшей на дороге. Это был тот самый «КамАЗ», на котором по приказу Салех-Шаха в столицу везли корапшиков и манкуртов для поимки Абу Ад-Дина и уничтожения тех, кто мог его укрывать у себя; а также для того, чтобы у Стрельцовой забрать оставленные за офицеров деньги. Экспедиция наёмных убийц и убийц-рабов остановилась на дороге на оправку. В предрассветной мгле они увидели приближающегося к ним человека, окружили его со всех сторон, обыскали, забрали у него нож, сапёрную лопатку и рюкзак; затем отвели к водителю, сидевшему в кабине грузовика. Тот молча осмотрел Матроса, потом отобранные у него вещи и, взяв в руки сапёрную лопатку, спросил с очень сильным восточным акцентом:

-- Ты кто?

-- Мне нужно попасть к Абу Ад-Дину – «Золотому Динару» или к Салех-Шаху, - ответил Матрос, уклонившись от прямого ответа, решив напрямую сказать цель своего конечного пути.

-- Зачем?

-- У меня к ним дело есть, очень важное…

-- Какое?

-- Это я могу сказать только им, - бесстрастно ответил Матрос, игнорируя пытливый взгляд водителя. – Если вы не к ним едете, то укажите мне дорогу, а если нам по пути, то возьмите меня с собой, - попросил он.

Водитель о чём-то подумал, ещё раз окинул взглядом вышедшего из леса парня и, взяв с приборной панели рацию, стал о чём-то разговаривать по ней по-арабски. Матрос терпеливо ждал, когда он закончит. В его речи он несколько раз отметил, как ему показалось, недовольную интонацию при упоминании имени Абу Ад-Дина.

-- Жди здесь и никуда не отходи! – скомандовал водитель, окончив разговор и вернув рацию на приборную панель. – Сейчас за тобой приедут.

Ждать пришлось больше двух часов. «КамАЗ» не двинулся с места, пока не приехал «УАЗик», а корапшики и манкурты сидели вокруг Матроса плотным кольцом, словно людоеды в ожидании трапезы. Такая ситуация его несколько забавляла, он даже позволил себе посмеяться, правда, про себя.

Когда полностью рассвело, Матрос внимательно осмотрел окружавших его воинов-исмаилитов: те, что были помоложе, носили на верхних веках татуировки в виде кошачьего глаза, а те, что постарше, выглядели по-особому: их глаза были выпучены и невольно приковывали к себе внимание. Он вспомнил, что перед тем как пропасть Чернильному Моте, ему очень часто попадались подростки с такими глазами, и теперь ему стало ясно, что арабы следили за ним с помощью изувеченной ими детворы, выбирая, таким образом, жертву между ним и Вороном…

Из «УАЗика» вышел среднего роста крепыш лет тридцати, подошёл к Матросу, надел наручники и проводил в машину. В багажное отделение водителем «УАЗа» были брошены его вещи: рюкзак и сапёрная лопатка. Охотничий нож он оставил себе, но Матрос по этому поводу не переживал: главное было оставлено, и он надеялся это «главное» получить обратно.

Спустя два часа «УАЗик» въехал на территорию лесной деревушки. Бывший морской пехотинец сразу отметил про себя, что охрана лагеря осуществляется точно так же, как и лагеря боевиков на Кавказе. «УАЗик» подкатил к деревянному срубу, расположенному в центре таёжной деревушки, и, не снимая с него наручников, его проводили в дом, где лицом к лицу он столкнулся с Салех-Шахом, собравшимся покинуть дом.

-- Вот так встреча! – первым воскликнул иорданец, увидев перед собой вора в законе. – Ты как сюда добрался? Как узнал, что мы здесь?.. Снимите с него наручники, - приказал он охране. – Давай, проходи, поговорим!

Матрос заметил напряжение в глазах Салех-Шаха и его лицемерие в радостном приветствии, но сразу сориентировался в том, как себя вести. Дождавшись, когда охранник снял с него наручники, он, потирая запястья, сделал вымученным своё лицо.

-- Еле ноги унёс, Салех, от краснопогонников, - сказал он, проходя в дом и внимательно его осматривая. – Ты же знаешь, что я под законом, а тут ещё… - он запнулся, сделав гримасу мученика более скорбной. – Кстати, из-за вас стали менты нас шманать, и мы разбежались от них, как тараканы, в разные стороны. Я вот к вам подался…

-- С какой это стати из-за нас? – удивился он деланно, что тоже не укрылось от глаз Матроса.

-- Я только слушок знаю, который прокатился по Красногорску, что вы творили что-то неладное и что особняк твой менты под надзор взяли, - ответил Артём. – Потом за нас взялись, житья от них не стало.

Подозрительность и настороженность во взгляде Салех-Шаха исчезли. Слишком сильно было откровение прибывшего к нему вора в законе, чтобы ему не доверять.

-- Я знаю, Салех, что ты в последнее время дал крышу Абу Ад-Дину, а он мне как-то обещал, что если вдруг меня объявят в федеральный розыск, то он сможет отправить меня за «бугор». Если ты не знаешь, то я скажу тебе, что в прошлом я морской пехотинец и могу пригодиться любому пиратствующему флоту, где бы он ни промышлял, - невозмутимо продолжил Матрос. – Отправьте меня в Индонезию, на Филиппины, в Африку, в Южную Америку… И я вам хорошо заплачу! – добавил он с ударением после короткой паузы.

Салех-Шах задумался. Его молчание длилось довольно долго и стало раздражать Матроса.

-- Что, думаешь о цене, что ли? – небрежно бросил он. – Не обижу ни тебя, ни Золотого Динара! Не буксуй, называй цену!

-- Какой ещё Золотой Динар?! – вдруг с ненавистью выпалил иорданец. – Абу Ад-Дин предал меня! Я ему дал крышу, а он, иблис, давно уже работает на ментов! Это из-за него обложили дом и меня, и тебя заставили податься в бега! Я уже отправил машину с корапшиками и манкуртами, чтобы они нашли его и вспороли ему брюхо! Ты их встретил на дороге… И больше никогда не называй при мне его имени! – сверкнул он на вора глазами.

Матрос был шокирован таким известием, но так и не понял истинного смысла сказанного. Он только вспомнил, как водитель «КамАЗа» при разговоре по рации с презрением упоминал имя Абу Ад-Дина. Много позже, анализируя этот разговор, он понял, что случилось какое-то невообразимое совпадение при его ночной слежке за домом Салех-Шаха и предательством Золотого Динара; произошла накладка одного случая на другой, но до конца, что к чему, он так и не разобрался.

-- Хорошо, не буду, - не сразу отозвался он, не в силах переварить услышанное. – Но я ведь не знал… Неужели и в самом деле он занимался такими сучьими делами? – пробубнил он себе под нос.

-- А за бугор я тебя пока не отправлю, ты мне здесь нужен! – перебил его «мысли вслух» Салех-Шах.

Этого Матрос как раз и ожидал, его правильно рассчитанное поведение оправдалось. Он едва сдержал в себе вздох удовлетворения и радости.

-- И платить будешь не ты мне, а я тебе, - надменно продолжал иорданец. – Сейчас тебя отведут и поселят в лучшем доме, потом ознакомишься со здешними порядками... Позови сюда Крутого! -–крикнул он охраннику. – А с завтрашнего утра приступишь к обучению корапшиков физической подготовке. Подрывное дело знаешь?

-- Ну а как же!

-- Тогда манкуртов обучишь ему.

-- Какая между ними разница, если не считать различия в глазах и в возрасте? – непроизвольно для самого себя спросил Матрос.

-- Простая: при особой обработке корапшики имеют частичную память; манкуртами они становятся тогда, когда уже не помнят ни своих родных, ни то, откуда они, ни как их зовут; ничего и никого, кроме нас, они не знают и не признают! А тех, кто не подвергается такой обработке, мы пускаем в расход, но всё выглядит, как обычное самоубийство, в пример другим! – сделал ударение на слове «самоубийство» иорданец.

-- А что, бывает, что и не теряют памяти? – изобразил удивление вор.

-- Бывает, к сожалению, но бывает ещё хуже: она к ним возвращается в самый неподходящий момент… У тебя нет на примете хороших врачей – нейрохирургов или тех, кто связан с лечением головного мозга? – как бы невзначай поинтересовался Салех-Шах.

-- Подумать надо, так сразу и не вспомнишь.

-- А то у меня здесь есть один очкастый шайтан, так он их накормит транквилизаторами и трахает, пока сам памяти не лишится, - покачал головой иорданец. – Пора кончать с ним, с этим животным, но замену надо подыскать. Помоги, Артём, у тебя связи ведь имеются…

-- Я подумаю, Салех, - сделал серьёзное выражение лица Матрос.

-- Подумай, подумай… А я потом тебя куда хочешь отправлю, хоть на Луну!

Матрос в ответ на эту реплику молча усмехнулся, подумав, что скорее Салех-Шах отправит его на тот свет, чем на Луну. Однако этот домысел его не взволновал. Для него важнее было то, что, не прилагая никаких усилий, он получил повод на будущее, как и под каким предлогом покинуть лагерь исмаилитов и связаться с Вороном и братвой.

В дом вошёл подросток, отличавшийся внешностью от своих сверстников по секте. Лицо у него не было изуродовано, и вёл он себя не так, как другие: держался покорно, но в его движениях чувствовалось достоинство, а глаза выражали бесстрашие.

-- Вот таких бы мне, как он, - жестом показал на подростка Салех-Шах, - и побольше! Умный и хитрый, как див! Преданности только не хватает. Отведёшь вот этого человека в свой сруб и покажешь ему место, где он будет жить. Потом введёшь в курс дела: расскажешь, какие здесь порядки и чем занимаются, - обратился он к пареньку. – А ты, Артём, не спускай с него глаз, чтобы он не убежал. Тебе поручаю следить за ним, - криво усмехнулся хитрый иорданец.

Матрос понял, что Салех-Шах его проверяет, но виду не подал, что это ему обидно.

-- Сложновато мне будет за ним уследить, Салех, - оговорился вор. – Он здесь давно, а я только что прибыл и ничего ещё пока не знаю. Ты говоришь, что он хитрый, как дьявол, так он меня и обхитрит в два счёта, и как я потом оправдаюсь перед тобой?

-- Никак! – отрезал иорданец. – Ты просто не допустишь этого! Идите.

-- Я вот ещё о чём хотел тебя спросить, Салех, - оставил напоследок самую важную просьбу Матрос. – Ты сможешь приютить у себя ещё несколько моих бродяг из братвы?

-- Сколько?

-- Человек пять-шесть…

Салех-Шах с сомнением покачал головой.

-- Выручи, не пожалеешь, - надавил Матрос, – они повоюют за тебя! Ребята толковые.

-- Они далеко?

-- Кто где, все по разным местам. Если скажешь «добро», то я их быстро соберу.

-- Иди, я тебя позову, - уклонился от прямого ответа иорданец.

Больше настаивать Матрос не стал, понимая, что это только оттолкнёт Салех-Шаха от него. Он вышел вслед за подростком и молча побрёл за ним к реке, осматриваясь по сторонам и запоминая расположение срубов. Паренёк же, делая равнодушный вид, изучал своего нового опекуна, которого надлежало посвятить в режимный распорядок секты и заодно ему подчиняться. Внезапно он услышал от незнакомца вопрос, который заставил его вздрогнуть:

-- Маринку часто вспоминаешь, скучаешь по ней?

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒