Подлубный Олег Олегович 23 страница

Г Л А В А 7.

Стрельцова долго не могла прийти в себя от постигшего её потрясения. Она замкнулась в себе и почти ни с кем не разговаривала. Дома боялась оставаться, ей было стыдно смотреть матери в глаза: постоянно казалось, что она её осуждает; даже такая мелочь, как необходимость привести себя в порядок перед зеркалом её раздражала: видя себя в нём, она начинала люто себя ненавидеть. На работе с удовольствием подменяла сотрудниц, чтобы подольше оставаться там и видеть Свинцова, который всегда находил для неё тёплые слова… И не только слова! Один его вид, исполненный постоянного оптимизма, вселял в неё уверенность, что этому человеку подвластно, в конце концов, подчинить себе ситуацию, переломить её ход и победить. От него, казалось, исходил солнечный свет, которым он щедро делился с окружающими.

-- Ну, вот, Танюша, - говорил он ей при каждой встрече утром, приходя на работу, - вчера у меня дела как никогда ещё не были так плохи; двуногие «улики» разбегаются, как клопы от дуста, - верный признак, что скоро они адаптируются, у них появится иммунитет, и они вновь вернутся ко мне!..

Затем он вкратце рассказывал, что считал нужным и что у женщины меньше всего вызывало негативную реакцию. Преподносил он информацию всегда так дипломатично и искусно, что даже при самой безнадёжной ситуации оставалось место для надежды на лучшее. Свинцов рассказал ей, что Денисов Артём (Матрос) исчез, но остался его друг Ворон, за которым установлено наблюдение, прослушиваются телефоны, хотя сам вор в законе, впрочем, не скрывается от следствия, идёт охотно на контакт и заинтересован отомстить за свою обиду пришлым бандитам-работорговцам и не скрывает от него, что Матрос обязательно даст о себе знать и свяжется с ним.

-- Думаю, что и твой муж, и Володя Друбич тоже будут искать связи с тобой, - добавлял он по принципу «к слову пришлось», - по-другому и быть не может!

Вкратце он задевал тему о поисках почтовиков, которые были причастны к похищениям людей, но эту тему он преподносил так скупо, что понять что-либо из его дипломатии не представлялось возможным. И уж, конечно, он никогда ей не рассказывал, что её сын был продан албанцам. Поиск в этом направлении вёлся наиболее интенсивно; у Свинцова подспудно бродила мысль, - и он был не один такой, все следователи думали, как он, - что Владислава Вибора и Володю Друбича тоже надо искать параллельно, несмотря на то, что их дети были проданы раньше, и их пути могли разойтись. В пользу этой версии говорила одна деталь: оба офицера служили на Балканах, и дети из были проданы албанцам, жившим там же! Правда, Свинцов о своих версиях и догадках, построенных на интуиции, Стрельцовой никогда не рассказывал, он вообще о них никому не рассказывал…до поры до времени.

Вскоре его прогнозы стали оправдываться относительно того, что исчезнувшие «улики» вновь дадут о себе знать, но не Матрос известил о себе Ворону, и не муж Стрельцовой с Друбичем, звонок прозвенел в квартире Стрельцовой: сообщали о себе бандиты, потребовавшие от неё возврата денег, уплаченных за безопасность заложников. Телефонный звонок был зафиксирован, но он ровным счётом ничего не дал: в таких случаях, как обычно, преступники пользовались телефоном-автоматом. Боясь захвата, они не дали подробных инструкций, как передать деньги, и быстро положили трубку, поэтому оставалось только надеяться, что они позвонят вновь. Но инструкции по передаче денег Стрельцова обнаружила в своём почтовом ящике в конверте. В ней говорилось, что их надлежало упаковать в бандероль и отправить в почтовое отделение города Сергиев Посад «до востребования» самой себе, то есть Стрельцовой Татьяне Сергеевне; также в письме предупреждалось, что в случае отказа ей пришлют вторую кисть руки её сына.

Изучив внимательно текст послания, Свинцов вспомнил, что на видеокассете мальчик при продаже был абсолютно здоров, а его руки целы. Никаких вопросов Татьяне Сергеевне задавать он не стал, понимая, что факт страшной посылки, которую ей бандиты подослали ранее, выбил её из равновесия и поэтому все события развивались таким сумасшедшим образом. Его единственный вопрос был: что она сделала со страшной посылкой.

-- Выкинула, Иван Андреевич, - тихо призналась она. – Испугалась и выкинула, но отпечатки ладошки и пальчиков я сняла и занесла в компьютер.

-- Отлично! – и тут же добавил: - Успокойся, мать, руки у твоего ребёнка целы!

Она подняла на него глаза, в которых царила растерянность.

-- Откуда вы можете знать, Иван Андреевич?.. Или вы это точно знаете?

Свинцов улыбнулся.

-- Это я тебе говорю! А ты мне верь! – и больше он не сказал ни слова.

Стрельцова понимала, что расспрашивать его бесполезно и теперь надо ждать, когда наступит то время, когда он сам обо всём расскажет; но её сердце подсказывало, что он сказал правду.

Свинцов же активно приступил к разработке плана поимки вымогателей. Вместе с оперативной группой он пришёл к выводу, что деньги в бандероль упаковывать совсем не обязательно. Вместо них они использовали кипу газет, по весу и объёму приблизительно подходившую той к сумме денег, что преступники передали Стрельцовой. Одновременно они связались с работниками РУБОПа Сергиева Посада и договорились о совместном проведении операции.

Всё было готово. Бандероль послали по почте, как подобает, и потекли долгие часы ожидания, когда за ней придёт «объект». Прошло несколько дней, но, к великому разочарованию следователей и Свинцова, бандероль в центральное почтовое отделение Сергиева Посада не пришла, а «объект» не явился. Они слишком поздно поняли, что произошло! Пришлось в очередной раз признать своё поражение, и это при том, что под руководством Якупова трудился не один десяток человек в самых разных почтовых отделениях Москвы, разыскивая нити почтовых преступлений. Все были вынуждены признать, что оплошность, которую они проявили, была нелепой до абсурда и достойна дилетантов. Но ошибки, к сожалению, свойственны всем.

Тем временем в Москве и ряде подмосковных городов прокатилась волна пожаров, идентичных тому, что был в Красногорске, в квартире Крашенинникова. Свинцов вместе с оперативной группой немедленно выехал на места пожарищ, но и там их ожидало разочарование: ничего нового, что они имели на тот час, не добавилось. Обгоревшие трупы выглядели так же, как им уже доводилось видеть – на этот раз Свинцов был чрезвычайно осторожен и без спецамуниции к ним не подошёл – они растекались на глазах, а в воздухе, помимо дыма, витали капельки серного пара и гидроксида натрия, способного прожечь любую материю, поэтому никто из оперативников долго возле погибших не задержался.

Соседи и очевидцы тоже говорили то, что следователям уже однажды довелось слышать: перед пожарами им на глаза попадались очень странные подростки с татуированными веками и вообще без век. После долгого совещания с сыщиками Свинцов от имени всех, кто был задействован в поимке преступников, обратился в главное управление МВД за помощью в проведении операции «Чёрный котёнок» (корапшик), чтобы среди многочисленной беспризорной братии, шатающейся по Москве, выловить тех, кто работает в тесном контакте с бандитами. Следователям представлялось, что это будет нетрудно сделать, так как у «чёрных котят» имелись весьма примечательные особенности на лице. И они оказались правы: на площади «трёх вокзалов» им удалось выявить двух таких ребят, но и тут их постигло фиаско: мальчиков работники патрульно-постовой службы - они задержали корапшиков – не обыскали, и подростки, сидя в «кутузке» милицейского «УАЗика», по дороге в отдел наглотались гидроксидных гранул. Исход был предрешён: никто из них не выжил. Свинцов метался и неистовствовал, его приводили в бешенство досадные мелочи, из-за которых всё рушилось.

-- За что ни возьмись, всё тут же из рук выскальзывает, словно из гнилого клубка нити тянешь: её потянул, а она – бац!- и рвётся, её потянул, а она – бац!- и в руках рассыпается!

Если раньше только ему одному приходили каверзные мысли о «мистическом заговоре» дела по поиску «чёрных котят», порождая в нём суеверие, то теперь так вслух высказывались все сотрудники отдела. Стрельцова, слушая пересуды, по-прежнему хранила молчание, и единственным её собеседником оставался Свинцов, которому она доверяла больше всех, хотя сам начальник 9-го отдела уже не так верил в себя, как раньше. Она зашла к нему в кабинет и доложила, что в его отсутствие из редакции передачи «Жди меня» звонил Зацепин и просил их обоих приехать, но предварительно созвонившись. Набрав номер редакции и связавшись с её главой, Свинцов устало спросил, для чего он ему понадобился.

-- Иван Андреевич, я вот по какому поводу, - начал он жизнерадостно. – Приехал из Абхазии тот самый офицер, которому вы давали вызов, - двоюродный брат Шарапова из «Мосфильма», у которого тоже…

-- Да-да, я помню. А почему он у вас, а не приехал ко мне?

-- Он приезжал к вам, но на проходной ему пропуск не выписали, ответили, что вас нет, вы куда-то уехали, и чтобы он проваливал…

-- Разгильдяи! – в сердцах воскликнул Свинцов. – Он сейчас у вас?

-- Нет, но мы договорились встретиться после работы, в пять часов, у «Праги». Берите Стрельцову и подъезжайте туда… Сможете?

-- Постараюсь, но если задержусь, то не уходите, дождитесь…

-- Хорошо.

-- До свидания.

Свинцов положил трубку и мысленно переключился на предстоящую встречу.

Жизнерадостный тон Зацепина навёл его на размышления о том, что офицер из Абхазии, наверное, уже поделился с ним кое-какой информацией, привезённой с Кавказа, которая может задать новый виток следствию. Чем больше он об этом думал, тем больше удостоверялся в правоте своей догадки. Конца рабочего дня он дождался с трудом, а точнее, не дождался, а ушёл за полчаса до его окончания, прихватив с собой Стрельцову. К «Праге» он подъехал раньше назначенного времени на пятнадцать минут. Машины Зацепина на стоянке у ресторана ещё не было.

-- Не они меня будут ждать, а я их! – заключил Свинцов. – Непривычно это для начальства. Как думаешь, а, Татьяна?!

Стрельцова молча улыбнулась в ответ.

-- Совсем я распустился! – подвёл он итог себе. – Так и охота себя сволочью назвать, да жалко ведь, не чужой я сам себе, родной, любимый! Нет, я лучше погожу… Кому назвать меня так – всегда найдётся! А знаю, что я хороший! – бормотал он по-детски сам с собой, приводя в восторг водителя и Татьяну. – Я же терпеливо жду! Так какого хрена меня сволочью обзывать?! Нет, я хороший! Я всех убедил, что я хороший?!

-- Всех, Иван Андреевич! – смеясь, ответил водитель.

-- То-то же!

Зацепин подъехал почти ровно в пять и припарковал свою машину рядом со служебной «Волгой» Свинцова. Вместе с ним приехал не только офицер из Абхазии, но и Шарапов, и те трое студентов театрального училища, сыгравших роли бандитов и потерпевших, которых Стрельцова использовала для осуществления своего замысла. При их появлении женщина почувствовала себя неловко, она покраснела. Ей давно хотелось позвонить Шарапову и за всё извиниться, но всё не хватало смелости. Однако во взгляде студентов и работника «Мосфильма» она совершенно не увидела презрения или ненависти за содеянное ею. Напротив, они были очень доброжелательны и учтивы, и в их поведении не сквозило ни малейшей злобности или неприязни к ней. Её это ободрило.

-- Алексей Викторович, ребята, - обратилась она к Шарапову и студентам после приветствия, - очень прошу вас: не сердитесь на меня за то, что я сотворила и принесла вам столько неприятностей. Простите меня!

-- Вот это как раз лишнее, - внезапно для неё среагировал Шарапов. – Мы знаем, что с вами случилось, что пришлось вам пережить, поэтому нам понятен результат вашего такого поведения...

-- Мы поначалу на вас обозлились, когда нас в землю втоптали рубоповцы, - сказал один из студентов. – Но мы ведь не знали ничего, а вот Игорь Васильевич, - показал он на Зацепина, - рассказал нам всё, объяснил, и мы ничуть на вас не сердимся. Мы специально приехали вас успокоить и поддержать.

-- Ещё не знай, как сами поступили бы в такой ситуации, - вставил реплику офицер из Абхазии. – Меня зовут Шарапов Александр Георгиевич, обращаться по званию не обязательно, - внёс он разрядку в разговор бывших неудавшихся партнёров, - двоюродный брат Алексея Викторовича.

-- Очень приятно, - пожал ему руку Свинцов. – Иван Андреевич…

Представившись и познакомившись, все участники встречи прошли в ресторан. Заняв столик и заказав десерт, они продолжили прерванный на улице разговор. Первым делом Зацепин, раскрыв кейс, достал видеокассету и передал её Свинцову.

-- Это вам от Александра Георгиевича, - кивнул он на двоюродного брата Шарапова. – Передаю сразу, пока не забыл. Как приедете домой, сразу рекомендую просмотреть.

-- Что здесь?

-- Манкурты, - ответил вместо Зацепина офицер из Абхазии.

-- Я что-то где-то уже об этом слышал, - задумчиво сказал Свинцов. – Кажется, у Чингиза Айтматова в какой-то повести я читал легенду о манкурте, убившем свою мать.

-- Всё правильно, - согласился офицер. – Они ни перед кем не остановятся: им что мать, что отец… Эту видеокассету мне ростовские собровцы передали, когда узнали, что я к вам еду. Они-то пострадали от них…ой-ёй-ёй как! Многое могут рассказать!

-- Любопытно! А вы сами ничего о них не можете рассказать, Александр Георгиевич?

-- А для чего же я тогда сюда приехал, если не рассказать о них, кто они такие?! – удивился офицер. – Всё, что знаю о них, то и расскажу! А если надо, то можете распоряжаться мной, как хотите. Я за свою дочь и за таких вот матерей, - жестом показал он на Татьяну Сергеевну, - и в огонь, и в воду! Уверяю вас: рвать их готов на части!

-- Пока от вас, Александр Георгиевич, нужны только ваши знания о том, кто и что представляют из себя эти манкурты, - улыбнулся Свинцов. – С водой и огнём мы пока повременим! Прежде чем вы начнёте рассказывать, я хотел бы сразу задать вам вопрос.

-- Я слушаю.

-- Известно ли вам, где и когда был снят на плёнку этот видеоматериал и как он попал к бойцам спецотряда быстрого реагирования?

-- Ага! Так… - сосредоточился офицер. – Значит, так: попал он к ним накануне моего отъезда с Кавказа, по-моему, они сказали, что в начале двадцатых чисел июля, но конкретного числа я сказать не могу.

-- Достаточно того, что вы сказали, - успокоил его Свинцов. – Я задаюсь вопросом только потому, чтобы знать, не «столетней» ли она давности.

-- Нет, ну, что вы! Совсем свежая…

-- …как буханка «бородинского», - пошутил его двоюродный брат.

За столом воцарилось оживление. Официант принёс заказанные блюда, и беседа потекла ровно и свободно, последние натяжки субординации в отношениях между людьми исчезли.

-- Значит, материал на плёнку снят, я думаю, этим летом, - продолжал офицер. – В этом уверены все, кто её просматривал, и в особом отделе тоже…

-- Да, очень похоже, - подтвердил Зацепин.

-- Вы тоже её видели, Игорь Васильевич? – спросил Свинцов.

-- И не только видел, но и копию оставил на всякий случай!

-- За вами не заржавеет, - усмехнулся он. – И что ж там такого, что подтверждало бы съёмку этого года?

-- Качество записи, - не раздумывая, ответил Зацепин. – Уж очень чётко она выполнена, ни одной помарочки. Сами убедитесь, когда будете просматривать. Старые записи, пролежавшие год или больше, имеют царапины, риски, полосы, а тут прямо как с конвейера – ни одной помарочки!

-- А ещё лучше, Иван Андреевич, её отдать экспертам, - посоветовала Стрельцова. – Они-то лучше разберутся, чем строить догадки!

-- Во! Умная женщина! – воскликнул Свинцов, указав на неё всем обитателям стола. – Не грех и выпить за такую! Давайте вздрогнем за прекрасных дам!

Фужеры с красным вином звонко стукнулись, и затем вслед за возникшей недолгой паузой разговор возобновился.

-- Эксперты вам скажут то же, что и я, - обиженно буркнул Зацепин, отхлебнув из фужера.

-- Так это же прекрасно! – не растерялся Свинцов. – Это говорит о том, что вы большой специалист в этой области и можете собой гордиться!

Зацепин не нашёл, что ответить, его губы просто расплылись в улыбке.

-- Вы, Иван Андреевич, похоже, кого угодно можете уговорить, - сказал он после короткой заминки.

-- Только когда настроение этому благоволит! Что вы ещё добавите к сказанному, Александр Георгиевич?

-- Добавлю, что съёмка производилась не на Кавказе, а где-то в Поволжье, на Урале или в Сибири, - ответил офицер.

У Свинцова непроизвольно вырвался свист.

-- Ну и ориентир! – воскликнул он. – Откуда же такое «обширное» предположение?

-- Местность не кавказская, растительность другая. Если прикинуть, что Сибирь от Кавказа всё-таки далековато, то можно предположить, что съёмка проводилась в Среднем Поволжье или на Урале. Березы, дубы, раскидистые сосны – всё говорит о том, что лагерь манкуртов находится в средней полосе России; правда, те, кто видел запись, и я в том числе, не исключают, что она могла быть сделана и в Сибири, - подвёл он итог.

-- Что ж, ваша логика не лишена здравого смысла, - согласился с ним Свинцов.

Позже, просматривая её, он убедился в абсолютной правоте офицера. Понять по растительному миру, в каком районе живут манкурты, невозможно, потому что вся территории умеренного пояса России от края до края почти одинакова. Исключением являются тундра и Кавказ, которые различить без труда можно даже слепому. И всё-таки он выделил одно обстоятельство: лагерь убийц находился в горной местности, представлявшей собой рубленую холмистость, покрытую густым таёжным лесом. Приглашённые на экспертный просмотр учёные-экологи в один голос заявили: съёмка произведена на Южном Урале.

-- Ну, а что страшного в этих манкуртах? – снова спросил офицера Свинцов. – Есть какие-то особенности?

Майор полез в карман кителя и достал из него вчетверо сложенный листок.

-- Эту выписку мне дали в особом отделе, чтобы я её захватил с собой для вас, Иван Андреевич, прочитайте, а потом я кое-что добавлю на словах.

Свинцов взял протянутый им листок, развернул и, бормоча себе под нос, стал читать:

-- Манкурт – раб в беспамятстве…манкурты Абу Али Ибн Сина – учёного 12-го века из Бухары, известного в Европе под именем Авиценны, составившего медицинскую энциклопедию того времени под названием «Канун-Фиттибб», или «Канон»…состоял членом секты наёмных убийц исмаилитов-ассасинов… Ассасины – это же какая-то древняя нация, жившая на Кавказе? – оторвался от чтения Свинцов. – Или я ошибаюсь?

-- Вы дальше читайте, Иван Андреевич.

-- Согласно арабским летописцам, Авиценна практиковал эксперименты на головном мозге на предмет потери памяти, заключая головы рабов в тиски или затягивая их сырой кожей… Ах ты, чёрт! – ладонью стукнул по столу Свинцов, вспомнив подвал в особняке. - Вот, оказывается, для чего там применялся этот деревянный хлам! Теперь мне понятно!

-- Вы о чём, Иван Андреевич?

-- Да так, - отмахнулся Свинцов, - есть о чём… Теряя память, рабы становились послушными исполнителями воли своих хозяев, - стал читать он дальше. – Странно, конечно, как это, потеряв память, можно быть послушным исполнителем чьей-то воли, когда можно, не отходя от своего хозяина, забыть всё, что он только что тебе говорил.

-- Имеется в виду потеря памяти своего прошлого до настоящей минуты, - внёс ясность офицер. – То есть, своего рода, как ножом отрезают память своего биографического прошлого, а с настоящего момента им начинают вдалбливать, что рабовладелец – это их отец и мать, и ради него они должны делать всё, что он ни пожелает… Читайте дальше, там всё написано.

-- Да, вижу, - подтвердил Свинцов, продолжая читать выписку. – Ага… Секта терроризировала страны Ближнего Востока и Азии в течение ста пятидесяти лет… Начало ликвидации исмаилитов –ассасинов было положено в 13-м веке с приходом в Азию и на Ближний Восток Чингиз-хана. Вот это да! – окинул он взглядом всех. – Отголоски прошлого возрождаются…

-- …как плесень в сырость, - подхватил офицер на манер своего двоюродного брата из «Мосфильма».

-- Очень меткое примечание! – согласился Свинцов. – Значит, если ориентироваться вот на это описание, то отличительной особенностью манкуртов является приплюснутая голова по горизонтали или по вертикали, - и при этом он так изобразил это жестикуляцией рук, что вызвал бурный смех у всех участников встречи.

-- А вот и нет, Иван Андреевич! – смеясь, возразил офицер. – Голова-то, может, у них и приплюснутая, но в глаза это не бросается! У них отличительной особенностью является то, что на глазах нет верхних век! Из-за этого они выглядят, как раки, проснувшиеся после зимнего ледникового периода, и глаза у них постоянно слезятся.

Свинцов вспомнил среди самоубийц-корапшиков, найденных в доме, подлежащем реконструкции, одного такого мальчика с отсутствующими веками. На ум пришло также воспоминание о красногорских самоубийцах; перед глазами промелькнули сгоревшая квартира Крашенинникова и другие точно с таким же «рисунком» преступления. Он порылся в левом внутреннем кармане костюма и достал из него несколько фотографий, которые всегда носил с собой на возможный случай опознания.

-- Взгляните, Александр Георгиевич, похожи они на тех ребят, о которых вы говорите?

-- Конечно! Это они, то есть вот этот один манкурт, а вот это их предшественники – корапшики, - уточнил офицер, разделив фотографии. – Их ещё по-другому называют: «чёрные котята». У них на верхних веках их хозяева рисуют кошачий зрачок – знак у них такой, а когда дети подрастают… В юном возрасте у них ведь быстро рост идёт, голова за два, за три года деформируется под тисками; и далее им делают другой знак – у них срезают веки, и они становятся манкуртами. Вот такие дела!

Свинцов, Стрельцова и Зацепин непроизвольно переглянулись между собой.

-- И что же это я раньше не подумал, чтобы вы эту справку телеграфом сообщили, - с негодованием в собственный адрес бросил Свинцов и тут же добавил в оправдание: - Просто я не предполагал, что вам может быть столько известно…

-- А мы сообщали, - как ни в чём не бывало, сказал майор. – Только не вам, а в отдел ФСК, и они обещали нам, что передадут вам эту информацию. Лагеря подготовки манкуртов неизвестны, и, насколько я знаю, вы работаете в тесном взаимодействии со всеми спецслужбами. Игорь Васильевич Зацепин мне сказал, что в вашем окружении есть работник отдела контрразведки, - по-моему, даже нашей, войсковой, - по фамилии Андреев… Вижу по вашему лицу, что всю значимую информацию они утаивают от вас.

-- Вы правильно поняли, Александр Георгиевич, каждый «одеяло тащит на себя», сам хочет быть первым!

-- Но это же понятно и естественно…

-- Естественно для эгоистов, Александр Георгиевич, - недовольно перебил его Свинцов, - которые думают только о собственном кресле, портфеле, дополнительных орденах и нашивках на погонах, не считаясь с тем, какие жертвы несут люди от произвола бандитов. Вы сами офицер и знаете не хуже меня, как чиновники и бюрократы связывают вас по рукам и ногам, сами пострадали от бандитов: дочь они у вас украли… Ну что, дай вам возможность, вы не справились бы с этой задачей?

-- Как бешеных собак, подчистую!.. – проскрипел зубами майор, рубанув ребром ладони по воздуху.

-- Вот именно! И я с вами солидарен, и они с вами солидарны, - жестом показал Свинцов на сидящих вокруг. – Но, прикрываясь гуманизмом, не понимая его подлинного смысла, - бандиты – это враги, которых нельзя видеть в лицо и победить, как на войне; бандиты – это, как вы правильно заметили, вирус бешенства, который надо искоренять подчистую, - чиновники не ликвидируют их своими законопроектами, а только лишь умножают… Вы сейчас бросили фразу «плесень от сырости» – это как раз то, что происходит на сегодняшний день в нашей повседневной жизни. Этак скоро вообще увидишь на улице подростка-беспризорника и будешь трястись от страха, думая чёрти что о нём, и найдутся те, кто совершенно невинных будет побивать камнями.

-- А виновных среди них нет, Иван Андреевич, - возразил Зацепин.

-- Вы правы, Игорь Васильевич, виновны мы, взрослые дяди и тёти, допустившие такое… Согласен с вами! – окончательно распалился Свинцов. – А теперь вот… Извините!

Он внезапно запнулся, осознав, что его эмоциональность становится излишней. Отдышавшись и придя в себя, он ещё раз попросил извинения за вспыльчивость, сделал глоток вина и снова обратился к Шарапову-офицеру ровным и спокойным тоном:

-- Александр Георгиевич, вы говорили, что ростовские бойцы спецотрядов многое могут рассказать о манкуртах; приведите хоть один пример.

Майор задумался, тоже отхлебнул из фужера, вытер салфеткой губы.

-- Они рассказывают, что дети есть дети, и в этом заключается весь казус их коварности, - неторопливо стал он говорить. – Мне самому не доводилось сталкиваться с ними: там, где я служу, они бывают редко. В основном их поле действия в Чечне: там они взрывают, убивают, поджигают… Собровцы рассказывали, что однажды они уничтожали перегонные мини-заводы по незаконному производству солярки и бензина… По телевизору, наверное, видели? В новостях нередко их показывают.

-- Да, - кивнул Свинцов.

-- Ну, так вот: подожгли они один такой мини-завод, как вдруг из ближней балки вышли им навстречу несколько детей. Ну, вышли и вышли, никто особого внимания на них не обратил, а они подошли сзади к бойцам, со всего разбегу налетели на них, обхватили руками и вместе с ними в горящую нефть… Вот на этой кассете, будете её просматривать, увидите, как там обучают их этому какие-то деятели в масках, по-арабски говорят, - оговорился майор. – И титры на арабском сделаны, что видеокассета предназначена для пропаганды войны с неверными с помощью их же детей; не гнушаются использовать для этого ни мальчиков, ни девочек… И дочь мою… - запнулся он и сжал он кулаки.

-- Она жива и здорова! – уверенно сказала Стрельцова.

Офицер мгновенно переключился на неё.

-- Откуда вы знаете?

-- Я знаю, что говорю, - по примеру Свинцова ответила она. – А вы верьте мне! Я женщина, я чувствую!

Майор слабо улыбнулся.

-- Верьте-верьте, Александр Георгиевич, - не дал угаснуть зажжённой искорке надежды Свинцов. – Татьяна Сергеевна и вправду знает, что говорит! Я не раз убеждался в том, что её предчувствия сбываются!

-- Верьте и ждите, несмотря ни на что! – добавил Зацепин на манер ведущего передачи «Жди меня» Игоря Владимировича К.

-- А у меня к вам будет одна просьба, - тут же переключил своё внимание на него Свинцов. – Мне сейчас пришла в голову одна идея: что, если мы с вами, Игорь Васильевич, на тех спичечных коробках, где вы размещаете рекламу по поиску без вести пропавших, напечатаем фотографии корапшиков и манкуртов вот с этой видеокассеты, только с поправкой, чтобы никто из граждан, увидевших их, к ним не подходил и не пытался их останавливать: мол, сумасшедшие, они сбежали с психиатрической лечебницы. Увидевшие их пусть позвонят по номеру «02» или вам на передачу. Как такой вариант, осуществим?

-- Вполне. Только у меня тоже к вам будет просьба, Иван Андреевич.

-- Выкладывайте. Что в моих силах, сделаю!

-- Помогите договориться с производителями хозяйственных пакетов, чтобы они вместо ширпотребных картинок на них тоже печатали снимки пропавших детей.

Ответить Свинцов не успел: его отвлёк от разговора звонок сотового телефона.

-- Одну минутку, - извинился он перед Зацепиным.

Звонил Донцов. Сосредоточившись на нём, Свинцов поторопил своего заместителя, чтобы он говорил побыстрее и не отвлекал его от занимательной беседы с людьми, встреча с которыми была очень продуктивной и принесла ему столько интересного.

-- Не мнитесь, как жид на торжище, Евгений Александрович, - с укором сказал ему Свинцов. – Когда вы только избавитесь от своей привычки делать между словами километровые паузы? Нечего думать, как лучше преподнести начальству; говорите, как есть, просто и без заминки. Что там у вас?

Донцов всё-таки ещё немного помялся, потом спросил:

-- Стрельцова с вами?

-- Да.

-- Бандиты у неё квартиру сожгли вместе с матерью!

Этого Свинцов никак не ожидал. Удар был настолько силён, что он невольно схватился за сердце и закрыл глаза. Некоторое время он сидел молча, а окружающие с любопытством, терпеливо ожидали его дальнейших действий, не понимая, что произошло. Вообще он предвидел такое развитие событий, что Стрельцовой не простят блефа с деньгами, но он и предположить не мог, что произойдёт это так скоро и что он не успеет предотвратить этой трагедии, и что произойдёт это в самый неподходящий момент. Он был разбит и раздавлен окончательно.

-- Что с вами, Иван Андреевич? – поинтересовался у него Зацепин.

-- Ничего, всё в порядке, - не своим голосом ответил ему Свинцов и сразу переориентировался на Донцова: - Евгений Александрович, постарайся проконтролировать сотрудников, чтобы никаких сообщений и звонков… Ты понял меня?

-- Получится ли? – неуверенно ответил Донцов. – Сейчас не только наши сотрудники, соседи её знают о случившемся, им-то рот не закроешь, возьмут и позвонят ей.

-- Вот чёрт! – в сердцах выпалил Свинцов и выключил телефон.

Он понимал, что говорить об этом Стрельцовой нельзя, её это окончательно убьёт, но что предпринять, он не знал. Он снова закрыл глаза и от безысходности покачал головой.

-- Что всё-таки случилось, Иван Андреевич? – повторил вопрос Зацепин. – Или вам нельзя ответить? Что-то профессиональное? Поймите правильно: я спрашиваю только потому, что, может, могу чем-то помочь вам?

-- Спасибо, Игорь Васильевич, вы душевный человек, но в том, что случилось, боюсь, уже никто не поможет. Вы правильно сказали: это профессиональное… Татьяна Сергеевна, я вынужден сказать вам, что вы арестованы. Дайте мне сюда ваш телефон, - протянул он руку.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 222324 25 26 Следующая ⇒