Подлубный Олег Олегович 16 страница

-- Вы нас снова разыгрываете, Татьяна Сергеевна?

-- Нет, теперь не до розыгрышей. Сегодня на десять часов вечера у нас с ними назначена встреча. Мой муж Владислав и его друг Володя Друбич должны будут сдать себя в их руки. Звоните и вызывайте группу захвата, - устало закончила она и отправилась в ванную принимать душ.

Время тянулось долго и стремглав летело до назначенного час-пик. При взгляде на циферблат, неотрывно следя за стрелками часов, казалось, что время едва ползёт, но, погружаясь в свои думы, бросая время от времени взгляды на часы, становилось ясно, что оно мчится с неимоверной скоростью. По мере приближения к фатальной неизбежности, Татьяна Сергеевна чувствовала, что её нервы натягивались, как струны! Владислав и Володя Друбич чувствовали себя так же, но выглядели более спокойными и уверенными в себе. Телохранители тоже заметно нервничали.

Наконец стрелки часов показали половину десятого, и прозвучала команда: «Вперёд!» – её отдала женщина. Они покинули квартиру и вышли на улицу все по очереди: первыми били муж Стрельцовой и его друг, вторыми – сотрудники прокуратуры и сама затейница этой авантюры. Владислав и Володя Друбич намеренно пошли быстрым шагом, чтобы можно было подальше оторваться от тех, кто вышел из квартиры за ними; женщина во всём этому благоволила: то подвернёт ногу, схватившись за обоих мужчин и повиснув у них на плечах, то её вдруг затошнило, и она попросила парней остановиться и прикрыть её от посторонних глаз, чтобы она «не сгорела от стыда», - рвоты не получилось…но своего она добилась! Как только два идущих впереди мужчины скрылись из глаз – они зашли в переулок, где между гаражными «ракушками» их ожидали двое переодетых в них студентов Щукинского училища – она вовсе оказалась больной, объяснив это повышенной нервозностью.

-- А если я сейчас увижу, как вы начнёте там брать бандитов, да, не дай Бог, кровавые мальчики начнут кровью следить, а вы их в оборот брать, то вам придётся вызывать для меня карету «скорой помощи». Нет, там вы без меня обойдётесь… Торопитесь, догоняйте ребят, а то упустите их из виду и не успеете дать команду к захвату: увезут их – и глазом моргнуть не успеете!

Оба сотрудника рванули с такой скоростью, что им позавидовал бы любой спринтер. Вскоре после их исчезновения с поля зрения Татьяны Сергеевны из переулка показались Владислав и Володя Друбич. Они торопились, попеременно оглядываясь назад.

-- Кажется, всё в порядке, - на ходу бросил Татьяне Владислав, и они заспешили в обратном направлении; спустя десять минут все трое были в совершенно противоположном конце квартала.

Ждать пришлось недолго. Как и предвидела Стрельцова, бандиты в целях осторожности, чтобы не попасть в заранее расставленную ловушку, прислали им навстречу целую армию корапшиков. Беспризорники были повсюду, и подсчитать их число даже приблизительно не представлялось возможным. Их можно было увидеть и среди машин на стоянке гаражного кооператива – того автомобиля, на котором ранее вели наблюдение похитители за женщиной, там не было, - и среди домов, окружавших автостоянку, и на расстоянии сотен метров, и на расстоянии вытянутой руки – везде контроль за местностью осуществлялся пронырливыми и вездесущими подростками, на веках которых, когда они закрывали глаза, открывались «кошачьи зрачки».

К ожидавшей троице подошёл всё тот же знакомый Стрельцовой беспризорник с хозяйственным полиэтиленовым пакетом чёрного цвета в руке и подал его женщине.

-- Тут всё, как договорились, - сказал он и, обернувшись на стоявших позади него ещё таких же оборванцев, приказным тоном добавил, указав на мужчин: - Возьмите их!

Наверное, со стороны это могло показаться комичным, но никто из участников, выступавших в роли жертв, ни малейшей радости по поводу происходившего не испытывал. В особенности Татьяна: она не видела главного, чего так ожидала: ей не вернули сына.

Мужчин подростки вывели на проезжую дорогу, к ним немедленно подъехал микроавтобус, и пленников втолкнули в салон. Женщина ожидала, что ей сейчас вынесут из автомобиля ребёнка, но нет… Она в смятении глянула на корапшика, не отходившего от неё ни на шаг.

-- А где мой сын?! – словно дикая кошка, прорычала она.

Тот спокойно достал из внутреннего кармана своего безразмерного пиджака мобильный телефон и, включив его, передал ей.

-- Сына ты получишь в обмен на имя стукача, - услышала она знакомый насмешливый голос с восточным акцентом.

-- Мы так не договаривались! Верните сына, тогда скажу…

-- Как хочешь, тебе жить, а ему… - пауза…и короткие гудки.

В следующую секунду корапшик набросился на неё, вырвал из рук телефон и бросился бежать. Прижав пакет с деньгами к груди, она смотрела, как по всей окрестности вокруг неё беспризорники быстро исчезают в близлежащих дворах. У неё из глаз брызнули слёзы…

Г Л А В А 2.

Салех-Шах добычей был доволен: перед ним стояли два русских офицера, напуганных и подавленных. Деньги, отданные за них, были не фальшивкой, но он не переживал за столь большую сумму, ибо в его расчёт входило их возвращение в ближайшие дни. Главное было перед ним: он смерил взглядом обоих мужчин и увидел, как их лихорадит мелкой дрожью, хотя они вовсю стараются справиться с этим явлением.

-- Что, страшно? – с насмешкой спросил он.

-- Да, - кивнули оба.

-- А почему?

Мужчины пожали плечами, не понимая странного вопроса.

-- Потому что страх ещё никто не отменял, - волнуясь, ответил Владислав Вибор. – Он свойствен всем.

-- Нет, не всем, - высокомерно отрезал Салех-Шах. – А только неверным!

Мужчины потупили взгляд, опустив головы.

-- Смотрите на меня, - приказал иорданец. – Это ты муж той женщины, которая работает в милиции? – впился он глазами в Вибора.

-- Она не в милиции работает, а в отделе, относящемся к Министерству внутренних дел по розыску без вести пропавших.

-- Это не имеет значения.

Спорить было бесполезно, и Вибор безнадёжно отвёл взгляд в сторону.

-- На меня смотри! – вновь приказал Салех-Шах. – Так кто у нас стукач?

-- Что? – не понял Владислав.

-- Я спрашиваю, кто у нас стукач? Имя «дятла»?

-- Какого «дятла»?

-- Не прикидывайся, что не знаешь. Жена всегда поделится сокровенным секретом с мужем. Я тебя спрашиваю, кто тот человек из моего окружения, что работает на милицию?

-- Могу тебе под присягой…присягнуть на Евангелии или Коране, что никогда ничего такого о стукачах из твоего окружения мне моя жена не рассказывала, - с трудом подыскивая нужные слова, ответил Владислав Вибор.

-- И ты думаешь, что я настолько глуп, что поверю в это?

-- Ну, чем мне тебе поклясться?! Хочешь…

-- Не клянись, а лучше скажи правду, - Салех-Шах щёлкнул пальцами, и один из его слуг открыл дверь в комнату рядом. – Вот там сейчас находится твой сын, и, если ты мне не скажешь правду, его начнут пытать, - изящным неторопливым движением руки указал он на соседнее помещение.

Вибора и Друбича сразу схватили сзади телохранители Салех-Шаха, поставили на колени и защёлкнули на руках наручники. До их слуха донёсся невыносимый детский вопль, от ужаса которого похолодел бы даже глухонемой, - беззащитный, режущий воздух, словно остриём бритвы, детский визг маленького ребёнка, молящего о пощаде… В ответ ему, обезумев от крика, Вибор с диким криком вырвался из рук телохранителей и с колен молниеносной реакцией допрыгнул до ног Салех-Шаха, и вцепился зубами ему в ногу; Друбич тоже попытался высвободиться, но у него ничего не получилось. Они не знали, что их дети давно уже проданы, но от этого им было не легче. Истошный крик боли попавшего под пытки палачей ребёнка они воспринимали как свой, родной… К нему прибавился несусветный мат Друбича, хриплое рычание Вибора, вцепившегося мёртвой хваткой бультерьера в ногу Салех-Шаха, и вой самого иорданца, который не знал, как избавиться от зубов обезумевшего пленника, обладавшего такой сверхъестественной молниеносной реакцией. Его и били, и пинали, и рвали за волосы, но всё было безуспешно. Пока Салех-Шах – он сам уже был на грани помешательства от нестерпимой боли – не крикнул, чтобы перестали мучить ребёнка, Вибор не разжал своих челюстей. На мгновение воцарилась пауза, озвучиваемая лишь тяжёлым дыханием противоборствующих сторон и горьким плачем ребёнка из соседней комнаты.

Салех-Шах, превозмогая боль, доплёлся до кресла, плюхнулся в него и, осмотрев окровавленную ногу, сделал жест рукой телохранителям, чтобы они вновь принялись истязать пленников. Били Вибора и Друбича несколько раз, пока они не перестали от побоев соображать, потом отволокли в подвал и пристегнули одной рукой к трубе; другую руку, положив на бетонный пол, раздробили ударами молотка, – эта процедура по приказу иорданца была запечатлена на видеоплёнку.

Салех-Шаху после неудачной попытки развязать язык двум пленникам, пришлось сразу заняться раненой ногой. Для этого он вызвал к себе врача Володю. Пока тот осматривал его ногу, а затем обрабатывал рану – был вырван небольшой кусочек ткани, который едва держался на тоненькой нити кожи, - иорданец пытливо рассматривал его и внимательно изучал. По окончании перевязки он не выдержал и спросил:

-- Скажи, Владимир, ты на меня работаешь? Или только подрабатываешь?

-- Странный вопрос какой-то, Салех, конечно, подрабатываю, - просто ответил ничего не подозревающий врач. - Моя основная работа, ты знаешь, где…

-- Ты меня не понял.

-- Тогда объясни.

-- А тебе не будет плохо от моего объяснения? – в голосе Салех-Шаха прозвучала угроза, от которой врач сбился с ровного дыхания.

-- Не понял. Ты меня в чём-то подозреваешь? Объясни, в чём дело, Салех!

-- Я сейчас всех подозреваю, - не разжимая зубов, ответил иорданец, - но я тебе объясню: мне стало известно, что в моём окружении есть человек, который работает на милицию.

-- А, ты вот о чём, - отмахнувшись, усмехнулся врач, - так я тебе вот что скажу: мне там никогда столько не заплатят, сколько ты, поэтому насчёт меня можешь быть спокоен: я ещё не обезумел!

-- На колени! – свирепо прорычал Салех-Шах.

Врач, как подкошенный, рухнул на пол и саданулся коленями так, что треснули лаги пола. Иорданец схватил его за волосы и притянул к себе.

-- Тогда кто?! – его взгляд внимательно следил за глазами испуганного врача и пронизывал насквозь. – Я знаю, что ты продажная мразь, и ты мне всё расскажешь!.. Тебе не удастся отмыться перед своими… Кто?! Если не ответишь, отправишься в канопу вслед за теми двумя!

-- Да ты что, Салех, я, ей-богу, не знаю, кто это может быть, но то, что это не я, - это точно! – визгливо запричитал врач. – Ну, почему ты мне не веришь? Сколько я твоих лечил, с того света возвращал, и никто об этом не узнал, а сейчас вдруг ты мне перестал верить, почему так?!

-- Потому что я вообще никому не верю, а неверным тем более…

Салех-Шах видел, что врач его не обманывал, в его поведении не было фальшивости, но осторожность всё равно требовала не доверять тому, что видишь. Реплика, брошенная Стрельцовой, что у него завёлся «дятел», пробудила в нём беспокойство. Он с той самой минуты потерял покой, и все его мысли теперь были заняты только «птичкой-невидимкой». На ум даже пришёл беспризорник по кличке Синица, что вёл в подвале наблюдение за несовершеннолетними пленниками, подлежащими продаже, но он сразу одёрнул себя от подозрительности в отношении этого подростка, потому что тот из подземелья почти не вылазил. Вспомнился Васька Бублик, к которому доверия было меньше, чем ко всем остальным беспризорникам, работавшим на него: он не только дышал клеем, но уже не раз пробовал серьёзные наркотики – такой субъект, разумеется, не мог быть надёжным.

-- А что ты думаешь о Ваське Бублике? – смягчившись, спросил Салех-Шах.

-- Я ничего о нём не думаю, - судорожно проглотив ком, подступивший к горлу, ответил насмерть перепуганный врач. – Я его почти не знаю. Вижу вот только, когда он к тебе за оплатой приходит. Поверь мне, Салех, я тебе верен, я и не думал никогда тебя предавать, - не смея встать с колен, причитал он. – А если надо, ты скажи, я попробую узнать, кто это надумал стучать на тебя… Ты только скажи!

-- Сегодня останешься здесь!

-- Я не могу, меня с работы выгонят, мне сегодня в ночь…

-- Останешься здесь! – рявкнул Салех-Шах с такой силой, что врач заткнулся на полуслове.

Домой он больше не вернулся, его заперли в одной из верхних комнат вместе с Бубликом и ещё тремя подростками, не вызывавшими симпатий у иорданца. Той же ночью Салех-Шах созвал совет, на котором присутствовало всё его окружение, включая Абу Ад-Дина и его телохранителей. Он предупредил всех, чтобы каждый был осторожен и внимателен к любому, кто так или иначе обслуживает их интересы.

-- Следите за их поведением, - наставлял он их, - если вам покажется что-то подозрительным, то немедленно ставьте меня об этом в известность. Мы должны выявить и наказать того, кто за нашей спиной ведёт двойную игру и предаёт нас. Абу Ад-Дин, возьмёшь своих людей и усилишь охрану дома, пока мы будем разбираться в городе. У тебя нет никого подозрительных из тех, кто остался в ресторане или притонах? – внезапно спросил он.

Араб, после того как оставил рисунок кошачьего глаза и иероглиф, написанные кровью на стене бомбоубежища, всё время ожидал, что когда-нибудь Салех-Шах заговорит о возможном предателе в его окружении. Ему было невдомёк, что к нему это совсем не относится и что дело совсем в другом, но это обращение он воспринял именно как подозрение; он даже вздрогнул, что не укрылось от глаз проницательного иорданца, хотя на тот момент он никакого значения такой реакции араба не придал.

-- Как ты знаешь, Салех, там всех подозревать можно, - стараясь быть невозмутимым, ответил Абу Ад-Дин. – Но думаю, что бояться нечего: половина из них разбежалась, а другая половина будет молчать и ничего не скажет, потому что страх за свою жизнь у неверных сильнее, чем страх перед людьми в форме, представляющими закон. А потом, ты ведь знаешь, как я маскировался, чтобы меня не знали в лицо. Для них Абу Ад-Дин – это Золотой Динар с внешностью моих телохранителей. Вряд ли у кого хватит ума расплести эти кружева и выйти на наш след. Нет, я не допускаю, что эта ниточка вьётся за мной. Тебе надо поискать «дятла» среди своих осведомителей, работающих в отделениях милиции, почтовых отделениях и, наконец, твоих корапшиков… Они, насколько я знаю, не все теряют память окончательно, ко многим из них она возвращается вновь.

-- Да, случается такое, - согласился Салех-Шах. – Теперь придётся проверить каждого.

В течение недели он, как осторожный хищник, вынюхивал и высматривал, откуда веет ветерок продажности, а Абу Ад-Дин тем временем, боясь разоблачения, убил Витьку Сарыгу, чьей кровью он сделал рисунок и надпись на стене бомбоубежища. Тело мальчика араб сжёг в кремационной печи «канопы», заставив всех пленников под страхом смерти сказать Салех-Шаху, что подросток сам наложил на себя руки, боясь продажи в рабство. Как потом выяснилось, и врач Володя по той же причине - он боялся мести араба - промолчал и ничего не сказал Салех-Шаху.

За семь дней тщательных проверок, слежений и прочих наблюдений иорданцу так ничего выяснить не удалось, и только он начал успокаиваться, подумав, что женщина умышленно спровоцировала в нём сомнения, чтобы добиться своей цели – возвращения ей ребёнка, как произошло неожиданное: возле его дома появились неизвестные люди. Произошло это глубокой ночью, когда у Салех-Шаха в самом разгаре шла торговля живым товаром. К нему прибежал запыхавшийся Ахтияр, телохранитель Абу Ад-Дина, поставленный старшим усиленной охраны.

-- Салех, баба не обманула, твой дом окружают! – чуть ли не в полный голос воскликнул он впопыхах.

Иорданец со своим окружением, включая покупателей, поднялся на верхнюю веранду третьего этажа, и с помощью бинокля ночного видения они осмотрели прилегающие к дому районы. Ахтияр сказал правду, но ошибся лишь в одном: дом хоть и был окружён со всех сторон, но люди, окружившие его, не были вооружены, они изучали его подходы, пристройки, количество калиток и ворот для транспорта.

-- Точно, не обманула, - процедил сквозь зубы Салех-Шах. – Надо немедленно отсюда убираться.

Васька Бублик, как ненадёжный субъект, подозреваемый в возможном предательстве, в эту ночь был продан месхетинцу, дальнейшие его следы затерялись…

Утром Салех-Шаха ждал ещё один удар: от него сбежал Абу Ад-Дин со всеми своими людьми, и только тогда, узнав о его исчезновении, врач Володя рассказал иорданцу о его выходке с «художеством» на стене в бомбоубежище военного городка. Работорговец был похож на загнанного в западню зверя и в бешенстве был готов разорвать любого, кто вздумал бы ему сказать что-то не так.

Успокоился он не сразу, на это потребовалось достаточно много времени, но прежде он приказал корапшикам расстрелять тех детей, которых не удалось продать, и затем их сжечь. Возглавил эту кровавую бойню врач Володя.

Всех, кого Салех-Шах посчитал необходимым оставить в живых, он погрузил в специально оборудованные для этого машины и вывез их из особняка, оставив там только двух своих доверенных лиц: Джигата и Мазура, воинов-самоубийц.

-- Будете охранять дом, - приказал он им. – Всех, кто придёт сюда, впускайте, но никого не выпускайте! Я, как только буду в безопасности, пришлю вам в подмогу манкуртов* Авиценны*, да хранит вас Аллах!

**** **** ****

Андрей Шустрый и Маринка временно поселились в квартире Матроса. Любаня, его сестра, радушно приняла девочку-беспризорницу и устроила в своей комнате на свободной тахте; мальчик разместился вместе с хозяином квартиры в его комнате на диване. Маринку, как и Шустрого, гостеприимные хозяева накормили, искупали и дали новую одежду. Ночь подростки провели блаженно на чистом белье, в абсолютно позабытом ими домашнем комфорте. Спали они сладко. Ощущение безопасности позволило им полностью расслабиться и забыться настолько, что они даже не видели снов, которые обычно возникают в беспокойном сознании.

Разбудили их в половине одиннадцатого утра и сразу пригласили к столу. Наскоро умывшись, – аппетитный запах из кухни их подгонял – они наперегонки заняли места рядом с Матросом и Любашей. Брат и сестра жили отдельно от родителей по целому ряду причин, одна из основных – это прошлое и настоящее Артёма Денисова, не желавшего позорить

--------------------------------------------------------------------------------------

· Манкурт – раб в беспамятстве; человеку на голову надевали верблюжью кожу, которая по мере высыхания сжималась и, раздавливая череп, лишала памяти.

* Авиценна – Абу Али Ибн-Сина, знаменитый в древности учёный родом из Бухары. В Европе известен под именем Авиценны, оставивший медицинскую энциклопедию «Каннун-Фиттибб», или просто «Канон», в которой собрал все имевшиеся на Востоке сведения о медицине, сохранив их тем самым для мировой культуры. Согласно арабским летописцам, он состоял членом секты наёмных убийц исмаилитов-ассасинов, могущественной мусульманской секты (шиитского толка), своими убийствами терроризировавшей в течение ста пятидесяти лет государства Ближнего Востока. Против них вели борьбу крестоносцы, но окончательно секта была уничтожена только с приходом Чингиз-хана В 13-ом веке; Авиценна создал рецепт превращения человека в раба-манкурта. В 90-х годах двадцатого столетия секта исмаилитов была вновь создана в некоторых арабских странах, а рецепты из его «Каннун-Фиттибба» возрождены и опробованы, но вместо верблюжьей кожи использовались деревянные колодки. Секты корапшиков входят в одну составную манкуртов-исмаилитов. отца и мать; сестра очень любила его и чувствовала себя с ним более свободной, ей позволялось делать то, чего родители не позволили бы никогда. Она училась влюблять в себя мужчин – этому трудному искусству, очень нужному любой женщине, порой непостижимому, но очень приятному. Из всех уроков, преподанных ей братом, она усвоила самый главный: сердечное обаяние и искренность! Её любили все в окружении Матроса и Ворона. Подростки с первых минут тоже были очарованы ею: простота обращения, мягкость в движениях, задор в глазах и обезоруживающая улыбка на губах – всё необходимое, чтобы растопить не только лёд в сердце, но и оба холодных полюса земли.

-- Как спалось? – спросила она подростков, разливая им в тарелки ароматные щи.

-- Во! – поднял вверх большой палец Шустрый.

Маринка скромно промолчала и только в такт мальчику кивнула головой.

-- Ешьте, не торопитесь, щи горячие, - предупредил их Матрос. В отличие от своей младшей сестры он был суров и редко улыбался, хотя чувством юмора был не обделён. – Давайте наседайте на сыр, колбасу… Любань, бутерброды сделай им, а то они так и будут сидеть, пока окончательно не высохнут. Щи-то ведь от худобы не спасут! – усмехнулся он. – Ешьте поплотней, босяки, сегодня много надо будет сделать, а вернёмся нескоро…

Мальчик с девочкой, видя, какое к ним по-прежнему хозяева проявляют тёплое отношение и заботу, быстро забыли о своём стеснении и уплетали за столом так, что потом едва волочили себя на подгибающихся ногах. Поглядев на них, как они страдают от обжорства, Любаня не смогла сдержать улыбки.

-- Ты, Артём, хоть вези их поаккуратнее, а то растрясёшь их по дороге!

Вместо ответа брат молча усмехнулся. Выехали они не сразу. Из сострадания Матрос дал им время отлежаться. Спустя час он спросил их, как они себя чувствуют, и, получив удовлетворительный ответ, приказал собираться. Их путь лежал к подполковнику Быстрову, который ранее был представлен Свинцову как военный консультант, а ещё раньше замещал на должности коменданта военного городка полковника Крашенинникова, трагически погибшего от рук неизвестных.

Артём, в прошлом своём неплохой воин, прошедший огонь и воду, познавший награды и их лишение по приговору суда, был знаком со всеми офицерами местного комиссариата, а также комендатуры. Биографию его они знали и по-человечески понимали, что парень, в общем-то, стал жертвой обстоятельств и ни в чём не виноват. Относились они к нему неплохо.

С утра, пока беспризорники ещё спали, он успел созвониться со многими из них и узнать, без каких-либо подробностей, основную суть того, что произошло на территории военного городка, подлежащего реконструкции, и кто в это время нёс груз ответственности за то, что там произошло. Узнав о Быстрове, Матрос решил наведаться к нему на работу в комендатуру без всякого предупреждения и оповещения о своём визите. Подполковник встретил его безрадостно. Он сидел за столом и собирал из спичечных коробков фигурки. Увидев перед собой вора в законе и с ним двух подростков, он отложил в сторону своё занятие и молча указал на ряд стульев, стоявших вдоль стены.

-- Присаживайся, Артём. С чем пожаловал?

-- Здрасьте, для начала, - недовольно сказал Матрос, предъявив, таким образом, офицеру требование не забывать о вежливости.

-- Извини, закружился совсем, - Быстров встал из-за стола, подошёл к вору и обменялся с ним рукопожатием. – А это кто с тобой? – указал он на Маринку и Шустрого.

-- А это мои друзья, - многозначительно ответил Матрос. – Им удалось бежать из того подвала, где работорговцы беспределом занимались.

-- Вот и братва до меня добралась! – сразу понял Быстров, о чём пойдёт речь. – Вот, веришь – нет, Артём, понятия не имел, что там происходило! Меня уже так достали из всех спецслужб, что прямо-таки в петлю готов залезть!

-- Ну, я-то ведь не спецслужба, ты мне всё расскажешь, - спокойно сказал вор.

-- Ничего не знаю, поверь! Этот гад, Крашенинников, там крутил что-то у нас всех под носом, а мы понятия не имели, - развёл он руками. – Меня подставить хотел, да сам сгорел!.. Вот, смотри, чем я занялся после этого! – подошёл он к столу и сгрёб в ладоши спичечные коробки. – Места себе не нахожу! Смотри!..

-- Что это? – подался вперёд вор в законе.

Матрос и оба подростка с любопытством стали разглядывать груду коробков, на которых были помещены фотографии детей с подробной информацией о них; ниже красовались цифры телефона с пометкой «Жди меня». Маринка потянулась и, взяв в руки коробок спичек, радостно воскликнула:

-- А вот это Ян!

Под фотографией мальчика стояла надпись: «Стрельцов Ян Владиславович»…

-- Ты его знаешь? – спросил Матрос.

-- Да, его Стёпка на улице нашёл, когда тот своего отца искал, - ответила девочка, - он такой хорошенький…

-- А где он сейчас? – весь напрягся Быстров.

Маринка пожала плечами.

-- Не знаю. Он пробыл с нами всего пару часов, а потом его забрал Абу Ад-Дин…

-- Это тот, из-за которого вся каша заварилась? – не то себе, не то гостям адресовал вопрос Быстров; он окончательно расстроился и выглядел подавленным. – Крашенинников был с ними связан… погорел Иуда…меня хотел…

-- Да ты не дёргайся, успокойся, - вдруг совсем не требовательно сказал Матрос. – Я ведь к тебе вот по какому делу, Григорий Фомич: мне нужны приборы ночного видения. Поможешь?

У Быстрова от неожиданности вытянулось лицо.

-- А я-то уже подумал, что ты приехал в отношении меня приговор исполнять, - несколько преобразился он. – Веришь – нет, каждый день жду, что кто-то придёт и начнёт меня пытать за наклеенные на меня ярлыки. Тебя вот увидел с этими малышами, - кивком показал он на Маринку и Шустрого, - и видишь, как запыхтел, двух слов связать…с трудом получается… Не виноват я ни в чём!

-- А я знаю, - ровным тоном сказал Матрос. – Вот поэтому и приехал к тебе с просьбой, в надежде на то, что ты не откажешь мне наказать обидчиков вот этих вот ребят, - он взял из рук Маринки коробок спичек и постучал указательным пальцем по нему, - а также вот этого малыша, чья мать, наверное, убивается от горя, не в силах отыскать потерянного ребёнка; и таких же, как он… Ну, и наконец, за тебя рассчитаться, как ты считаешь?

Быстров судорожно проглотил слюну, стараясь подавить волнение. Он встал лицом к окну и стал смотреть на воробьёв, копошащихся в листве раскидистой акации, тарабаня пальцами по столу. Матрос с ответом его не торопил, понимая, что пережил офицер при его появлении и что теперь ему требуется время на то, чтобы прийти в себя и успокоиться. Рассматривая красивое лицо мальчика на коробке спичек, он машинально засунул его в карман брюк.

-- Ну, так как ты считаешь, начальник: стоит ли за незаслуженно нанесённую тебе обиду или, вернее, огорчение наказать нехристей? – опять спросил он.

-- Аппаратура тебе надолго нужна?

-- Как получится…

-- Но ты обещаешь мне, что вернёшь её? Пойми только правильно меня, Артём, я больше не хочу ввязываться ни в какие истории и поэтому тебя спрашиваю об этом, - виновато опустив взгляд, сказал Быстров. – Войди в моё положение, мне уже с лихвой хватило…

-- Обещаю, что верну, - твёрдо ответил Матрос, перебив его на полуслове.

Быстров обмяк, и его виноватый вид приобрёл осанистость, в глазах заискрились весёлые огоньки. Он сгрёб все лежавшие на столе спичечные коробки в настольный ящик для документов и уверенно уселся на своё место.

-- А теперь, Артём, я должен сказать тебе главное – только опять обращаюсь к тебе с просьбой понять меня правильно, я тебе об этом не сказал сразу, потому что сначала должен был разобраться, с чем ты ко мне пришёл, - опять сделал он оговорку. – Меня отпустили из каталажки с условием, что я буду доносить на всех, кто ко мне придёт по «делу» о бомбоубежище. Как ты понимаешь, я не могу донести на тебя, но предупреждаю, что, как только ты отсюда выйдешь, за тобой, возможно, уцепится «хвост». Говорю я тебе это для того, Артём, чтобы потом в отношении меня никаких недоразумений не было.

-- Спасибо, - нахмурился Матрос. – И давно ты понял, что за тобой следят?

-- Сразу, как только расписался в постановлении, что я свободен. Правда, дня три, как никакого наблюдения за собой я уже не вижу, но это, как ты понимаешь, не аргумент. Ты – вор, и этим всё сказано! Если милиция сняла с меня наблюдение, но кто-нибудь до их сведения доведёт то, что ты был у меня, - ты прекрасно понимаешь, что за этим следует… Они будут пасти тебя повсюду! – он сделал паузу и потом, тяжело вздохнув, добавил: - Да и с меня не слезут.

-- Спасибо, что предупредил.

-- И вот ещё что: аппаратуру, как ты понимаешь, я тебе сейчас дать не могу: она у меня не здесь, да и мало ли чего…как ты понимаешь…

-- А где?

-- Подъедешь ко мне в гараж, когда стемнеет, и там всё обговорим!

Матрос с пониманием отвесил поклон. Не говоря больше ни слова и не прощаясь, он взял детей за руки и покинул кабинет Быстрова. На улице, прежде чем сесть в свой автомобиль, он внимательно осмотрелся по сторонам и на всякий случай предупредил сопровождающую его когорту о возможности наблюдения за ним. Все намеченные дела пришлось отложить, и оставшиеся полдня, почти до самого вечера, они катались по дорогам Подмосковья, пытаясь вычислить за собой преследователей. Ничего подозрительного в их поле зрения не попалось, и, когда стемнело, они подъехали к указанному Быстровым месту в северо-западный район городских гаражей. Отыскав нужный ряд и нужный номер на воротах бокса, - полоска света пробивалась на угловых стыках - они постучались. Дверь открыл сам Быстров, немного пьяненький – его покачивало из стороны в сторону, он пригласил вора в законе зайти в гараж.

-- Только один зайди, - оговорился он сразу, увидев, какая толпа его сопровождения сразу повыскакивала из других машин и быстро окружила своего лидера со всех сторон.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒