|
|||
Подлубный Олег Олегович 18 страница-- Нет, теперь всё понятно, Артём! Всё понятно без каких-либо дополнений, спасибо! – через мгновение он спросил: - На войне все так учатся мыслить? -- В жизни…только в жизни, товарищ подполковник, а она – бесконечная война! Зарево пожара уже ярко освещало близлежащие окрестности; приехали пожарные, милиция, суетились вокруг откуда-то подоспевшие люди. -- Надо убираться, - тихо сказал Матрос, - поехали, пока они не блокировали все дороги. И меньше чем через минуту они покинули посадку. Прежде чем поехать домой Матрос направил свой кортеж в гараж, где у них был оборудован специальный погреб для таких вот пленников, какого они везли из особняка работорговцев в багажнике машины. Оставив его там в подземелье «за семью замками», они разъехались по домам отдыхать, довольные, что никто из них в эту ночь не попал под пули охранника-самоубийцы. Приехав домой, Матрос не лёг спать, а принялся с Шустрым рассматривать захваченные Викингом в доме арабов видеокассеты. Любаня и Маринка, ожидавшие с нетерпением их возвращения, присоединились к ним. В основном вся продукция носила порнографический характер, но можно было без труда догадаться, кто являлся героями сюжетов: это были малолетние рабы. Просматривая четвёртую кассету, Матрос и Маринка почти одновремённо увидели в кадре мальчика лет четырёх – пяти и в один голос крикнули, чтобы Любаня – она занималась перемоткой кадров на видеомагнитофоне – нажала кнопку «стоп-кадр». -- Это Ян! – уверенно воскликнула Маринка, поближе подойдя к экрану телевизора. Матрос достал из кармана захваченный по чистой случайности в военной комендатуре у Быстрова коробок спичек и сверил фотографию мальчика с изображением на экране телевизора. Сомнений никаких не было: это был тот самый мальчик, которого Маринка со своим другом Стёпкой хотели оставить себе, чтобы никто его на улице не обижал. -- Не бездомным он оказался, как вы посчитали, - сделав глубокий вдох, сказал Матрос девочке. – В розыске он, вот и телефоны даны, куда обращаться с информацией о нём… Да что толку, когда его продали… И вдруг его осенила одна мысль, которая, - если так случится, что Быстрова станут допрашивать, а он должен будет подтвердить рассказ офицера, им же придуманный, - полностью реабилитирует его в глазах следствия и даст ему дополнительный козырь, что действовал он в целях поиска Чернильного Моти, в похищении которого незаконно обвиняют Ворона, а видеокассеты с запечатлёнными на них сценами насилия и продажи несовершеннолетних рабов тому подтверждение, что действовал он только из добрых побуждений. -- Ведь я никого не убил, - вслух сказал он сам себе, - а значит, никакого преступления на мне не числится. Пожар?! Ну и что…это не по моей вине, это ещё доказать надо… -- Началось! – иронично усмехнулась Любаня. – Вновь стал веселить себя! -- Извини, сестрёнка, размышляю, что делать со всем этим хламом… В милицию сдать? Нет, не пойдёт! Чёрт их знает, что им придёт в голову, а то и меня обвинят во всём, что на них заснято, - продолжал он размышлять вслух. – А вот если позвонить по этому номеру, - посмотрел он на спичечный коробок, - то дело может развиться в нужном для меня направлении... Так я, наверное, и сделаю! Утром, созвонившись с редакцией передачи «Жди меня», он отвёз весь трофейный арсенал видеокассет на улицу академика Королёва, 12, и передал их в руки работников передачи...
Г Л А В А 3.
Задержание бандитов и освобождение двух мужчин, добровольно отдавших себя в заложники, прошло быстро и без проволочек. Донцов и Андреев, не участвовавшие в операции, но наблюдавшие за ней со стороны, остались довольны: бойцы СОБРа уложили бандитов на землю в считанные секунды и надавали таких тумаков, что к тому моменту, когда следователи подбежали к задержанным, их физиономии напоминали фаршированные свекольные голубцы. Оба бандита орали, ругались и вырывались с такой силой, что бойцам СОБРа приходилось время от времени отвешивать им увесистые оплеухи, чтобы они не дёргались и вели себя более спокойно. Но самым удивительным Донцову и Андрееву показалось то, что Владислав Вибор и Владимир Друбич отчаянно защищали лежавших на земле бандитов и с мольбой в голосе упрашивали бойцов группы захвата отпустить задержанных. Подойдя к ним вплотную, они остолбенели: это были совсем другие люди, только одежда на них была Вибора и Друбича. -- Вы кто такие?! – сразу же адресовал им вопрос Донцов. -- Мы работники «Мосфильма», - волнуясь и дрожа от напряжения, заговорил молодой человек в одежде Владислава Вибора. – Нам одна женщина, она представилась сотрудницей 9-го отдела, поручила сыграть роль заложников и бандитов, якобы, как она объяснила, для отвода глаз… Прошу, не бейте их, отпустите, они ни в чём не виноваты, - взмолился он, видя, как боец СОБРа пытался ткнуть Шарапова лицом в землю и приказывал ему не поднимать лица. Донцов внял просьбе парня и приказал лежавших в пыли мужчин поставить на ноги. Он уже всё понял и был в неописуемой ярости. -- Как её фамилия? -- Она показала удостоверение, где было написано… Стрельцова… Стрельцова Татьяна Сергеевна. Донцов сжал кулаки, в бессилии сплюнул и приказал снять наручники с полуживых мужчин. Им сразу стали оказывать медицинскую помощь. -- А где она сейчас? – подавляя в себе ярость, вновь спросил Донцов. Парень хотел ответить, но майор оттолкнул его в сторону и прямиком устремился к женщине, которая выбежала из-за домов, прижимая к груди хозяйственный полиэтиленовый пакет. В ней он узнал Стрельцову. Не добежав до офицера, она споткнулась, упала на землю и забилась в истерике. Её долго пришлось успокаивать, и прежде чем поняли, что она кричала и о чём просила, прошло немало времени. Но, даже поняв её, вместо того чтобы отдать приказ о преследовании похитителей, Донцов сам взорвался от ярости и обрушился на неё с руганью и проклятиями. -- Ты продала их! – в бешенстве орал он, готовый в полном смысле слова разорвать её. – Ты самодовольная, напыщенная стерва! Ты что наделала?! Ты продала их! -- Простите! – в истерике билась Стрельцова. – Если можете, простите и помогите! Умоляю: помогите! Но помощь оказали слишком поздно: никакие розыскные мероприятия не помогли отыскать двух похищенных мужчин. Работников «Мосфильма» по приказу Донцова отпустили, предварительно сняв с них показания, а Стрельцову отправили в изолятор временного содержания под арест... **** **** **** Свинцов, узнав о случавшейся трагедии со Стрельцовой, потребовал от врачей немедленной выписки, хотя до полного выздоровления ему было ещё далековато. На негодующие выпады Донцова он отреагировал весьма спокойно. -- Женщина впала в отчаяние, Евгений Александрович, - с горьким сожалением в голосе сказал он, - и не могла руководствоваться логикой. В её состоянии человек вообще перестаёт соображать, поэтому неудивительно, что с ней произошло! Отпустите её и верните на работу, пусть возвратится к нормальной жизни…если такое, конечно, ей по силам, - добавил он, не сумев подавить в себе тяжёлого вздоха. -- Я в горячке ей такого наговорил, что мне не то что говорить, встречаться с ней глазами неприятно, - откровенно признался Донцов. – Может, вы сами, Иван Андреевич, поедете в изолятор и освободите её из-под стражи. Всё-таки вы начальник, и вам сподручней разрядить между нами накалившуюся атмосферу…пожалуйста… Честное слово, сам не рад, что наговорил ей всякого, но и вы должны меня понять… -- Хорошо, но ты поедешь со мной. И не возражай! Донцов уже хотел было возразить и привести аргумент в свою пользу о невозможности такого решения проблемы, но осёкся и покорно кивнул головой. -- Вот и отлично, - одобрил его решение Свинцов. – Деньги, что бандиты передали Стрельцовой, проверили? -- Да. -- И что? -- Они оказались не фальшивкой, а подлинными, - словно удар грома, прозвучали слова Донцова. От удивления у Свинцова не только поползли брови вверх, он даже приподнялся с кровати на больные ноги без костылей, правда, тут же скривился от боли и плюхнулся на место. -- Вот ещё один крендель, в который верится с трудом, - скривил он губы не то от боли, не то от сарказма. – Преступники какие-то нестандартные пошли, всё так нелепо, что остаётся только руками развести. -- И я первое время пребывал в ударе от такого казуса, - признался Донцов. -- А, может, никакого казуса-то и нет? – вдруг задумчиво промычал Свинцов. -- Что вы имеете в виду? -- Может быть, всё это сделано с каким-то умыслом… -- Например? -- Например…ну, например, не отдавать их следствию, чтобы оно не стало отрабатывать версии с фальшивомонетчиками, которые могут потом вывести на похитителей… -- Разумно, - согласился Андреев, который, как тень, всюду следовал за Донцовым и не покидал его ни на минуту. – Из этого следует, что они непременно вернутся за ними. -- Вот и мне сейчас запала эта мысль в голову, - поддержал его Свинцов. -- Ну, а если у них под рукой просто не оказалось фальшивомонетчиков и фальшивых денег и они решили расплатиться со Стрельцовой настоящей наличностью, тогда как? – усмехнулся Донцов, не пытаясь скрыть своей иронии к выдвинутому предложению Свинцова и серьёзному поддержанию его Андреевым. -- Да шут их знает, - раздражённо отмахнулся Свинцов. – Я же говорю: всё так нелепо, что невозможно выстраивать никаких логических умозаключений. Нет, пока я не встречусь со Стрельцовой и не поговорю с ней сам, не буду себе голову морочить, - подвёл он черту под своими размышлениями. – Ну, где там санитары, когда мне одежду принесут? Евгений Александрович, идите поторопите их, - попросил он Донцова. Получив одежду и больничный лист, Свинцов немедленно отправился в отдел. В голове, хоть обещал он её не морочить, он мысленно отрабатывал возможные версии того, почему бандиты пошли на такой сомнительный контакт со Стрельцовой, но мысли хаотично вращались подобно бесформенным массам облаков, а результатом такой напряжённой работы мозга была только головная боль и больше ничего. В отделе сотрудники и сотрудницы встретили его восторженно и сразу преподнесли ему две серьёзные новости: первая – из Красногорска поступило сообщение от Корсакова: он просит немедленно прибыть к нему кого-нибудь из сотрудников отдела, что-то там у него случилось серьёзное; и вторая – из редакции передачи «Жди меня» поступило известие, что у них имеется материал, касаемый пропажи сына Стрельцовой. -- У вас прямо какой-то мистический дар, Иван Андреевич, - с досадой заметил Донцов. – Мы бились столько времени и ни от кого никаких сообщений, чтобы облегчить нам поиски, а вы не успели из больницы выписаться, как вам сразу преподносят информацию, словно на блюдечке! Я не завистник, но сейчас откровенно признаюсь: «жабу» давит, чёрт побери! -- И зря. Во-первых, ещё не известно, какого цвета эта жаба.. то есть, я хотел сказать информация, - чёрного или белого; а, вспомните, сколько я претерпел неудач там, где, казалось, вот-вот я ухвачу её за хвост. Да и больница – это тоже не сахар, - постучал палочкой о голень ноги Свинцов: теперь он ходил без костылей. – В Красногорск мы, безусловно, отправимся, но сначала посетим те места, что находятся к нам поближе. Валерий Петрович, вы с нами или как? – обратился он к Андрееву. -- С вами, - не задумываясь, ответил майор особого отдела. – Как-никак, два офицера из моей части пропали, что называется, прямо у меня из-под носа, и теперь для меня является долгом чести отыскать их и вернуть! -- А что поговаривают обо всём этом в вашем ведомстве? -- Вы слишком прямолинейно ставите вопрос, Иван Андреевич, - уклонился от ответа майор. -- Хорошо, обойдёмся без вашей помощи, - мгновенно отреагировал Свинцов со свойственной ему несдержанностью. – И учтите, что я не потерплю ваших советов, и как только вы заикнётесь, выражая своё собственное мнение относительно чего-либо в нашем следствии, то ваше участие в нём будет исключено! Андреев оторопел. -- А теперь следуйте за мной, - приказал Свинцов оперативной группе во главе с Донцовым. Позади себя он услышал реплику, брошенную кем-то Андрееву: -- Не переживайте, он у нас отходчивый! «Вот паразиты, - не удержался он от улыбки, - знают все мои слабые места!» Стрельцова содержалась в следственном изоляторе «Матросской тишины» в специальной камере-одиночке. По приказу начальника тюрьмы контролёры неустанно следили за ней день и ночь во избежание попытки самоубийства. Они отмечали, что каждый день она билась в истерике, и, чтобы её успокоить, приходилось очень часто прибегать к помощи врачей. Она отказывалась есть и почти не спала. Свинцов застал её в тихом оцепенении, но при его появлении Татьяна Сергеевна бросилась к нему, будто к своему отцу, и, уткнув лицо в грудь, разрыдалась. -- Ну-ну, поплачь…поплачь, легче будет, - погладил он её по голове. -- Что мне делать, Иван Андреевич? – всхлипывая, спросила она. – Я не могу жить! Я не хочу жить! -- Трудно мне что-то сказать, чтобы тебя успокоить, но жить надо! Натворила, конечно, ты глупостей, но в жизни всякое бывает и не случается без них… -- Я не хочу жить…я не хочу жить… - неустанно бормотала она про себя, словно заклинание, слушая спокойный сострадательный голос мужчины, действовавший на неё, как эликсир, воскрешающий из небытия к жизни. -- Спаси и сохрани тебя, девочка, от очередной глупости, - продолжал Свинцов. – Сотворила одну, но нельзя за ней делать следующую! А сунуть голову в петлю – это не выход. Представь себе, что отыщем мы близких тебе людей, вернутся они домой, и что они там увидят?.. Нет, девочка, Бог послал тебе суровое испытание, и ты должна его выдержать, так что сейчас отправишься домой, а завтра придёшь на работу, и мы с тобой тщательно обо всём поговорим. -- Спасибо. Я знала, что вы не бросите меня и поможете… спасибо… -- И обещай мне, что никаких чёрных мыслей ты в свою голову не допустишь, - не обратил он внимания на её реплику. – Ты ещё нужна нам всем живой и здоровой, да и не только нам – мужу и, в первую очередь, сыну! -- Спасибо, Иван Андреевич. -- Давай присядем, - показал он ей на шконку, видя, что приступ истерики у неё схлынул. – У меня к тебе будет всего один вопрос, и откладывать его на завтра я не могу. Соберись и ответь мне: почему похитители пошли с тобой на такой сомнительный контакт? Татьяна Сергеевна вытерла носовым платком слёзы, немного подумала и тяжело вздохнула. -- Я им соврала, что у них в банде есть стукач, имя которого знаю только я. -- Ах, вот как! Ну да, - вслух одобрил Свинцов свою догадку, - они наверняка знают, где ты работаешь, и поэтому поверили тебе… А ведь это совсем даже не дурно, а, Татьяна Сергеевна?! Рано ты собралась отказаться от жизни: есть вероятность, что они ещё раз попытаются связаться с тобой, так что давай не хандри, ты нам сейчас нужна, как воздух: не лишай нас единственной зацепки, коей ты являешься. Стрельцова слабо улыбнулась. -- Вот это уже лучше! Кстати, как ты думаешь: твой муж и его друг попытаются с тобой связаться, если им доведётся освоиться у похитителей? – задал он этот несколько глуповатый вопрос только для того, чтобы вернуть упавшую духом женщину к жизни, к действию, придать её будущее осмыслению и цели, что, как правило, исключает все мысли о самоубийстве. -- Ну, а как же?! – встрепенулась она. -- Тогда у меня к тебе последняя просьба… -- Да, Иван Андреевич, я слушаю. -- Будь очень осторожна, держи меня в курсе всего, что покажется тебе подозрительным, и ни в коем случае не импровизируй со своей самодеятельностью... -- Всё!.. Всё, Иван Андреевич, больше этого никогда не повторится, - не в силах сказать громко, шёпотом произнесла она. -- Вот и ладушки. Свинцов отправил её домой на машине Донцова, дав майора ей в сопровождение, чтобы их испортившиеся взаимоотношения вновь наладились. Сам же он отправился на Королёва, 12, в редакцию передачи «Жди меня». Там его приняли молодой мужчина, представившийся редактором Зацепиным, и молодая девушка, его секретарь, по имени Светлана. Они сразу предоставили ему большую картонную коробку из-под телевизора с видеокассетами и отдельно видеокассету, на которой был запечатлён сын Стрельцовой. -- Мы не решились звонить вашей сотруднице и ставить её в известность о нашей находке, - сказал Зацепин, отдавая кассету в руки Свинцова. – И вы поймёте, почему, просмотрев на ней видеоматериал. -- Простите меня за любопытство, но ввиду моей профессиональной обязанности я должен спросить, откуда у вас появился этот видеоматериал, Игорь Васильевич? – в лоб задал Зацепину вопрос Свинцов. – И потрудитесь поставить кассету в ваш монитор: на работе это мне будет трудно сделать, так как сотрудница, у которой пропал сын, почти всегда находится при мне, - слукавил он. Девушка быстро исполнила его просьбу, и в ожидании изображения на экране Свинцов вновь обратился к Зацепину, не дождавшись ответа на первый вопрос: -- А когда у вас была Стрельцова, Игорь Васильевич? -- Кажется, позавчера, - вместо редактора ответила девушка. – Нет, три дня назад. -- Меня эти дни не было, вместо меня дела вела Светлана Ильинична, - жестом показал на девушку Зацепин. – Вы с ней поговорите, она вам всё расскажет. -- О чём вы с ней разговаривали, Светлана Ильинична? – переадресовал вопрос девушке Свинцов. -- Она оставила у нас данные на своего сына и спросила, как найти работника «Мосфильма» Шарапова, у двоюродного брата которого тоже похитили дочь. Материалы по этому делу мы уже передали вам… -- И всё? -- А что ещё может быть? – удивилась девушка. -- Нет, ничего, - изобразил показную отрешённость Свинцов. – Да, вы мне не ответили, откуда у вас такой видеоархив появился? -- Видите ли, Иван Андреевич, - очень мягко обратился к нему Зацепин. – Вы знаете, что в наших поисках нам помогают многие и нередко среди них есть люди, не желающие афишировать себя. -- Он не назвался? Или вы получили этот видеоматериал по почте? -- Ни то, ни другое. Свинцов впился в редактора взглядом, от чего тот почувствовал себя неловко. -- Вообще, человек, принёсший нам эту коробку, попросил нас о том, чтобы мы рассказали представителям вашей профессии только в том случае, если он сам позвонит нам и скажет об этом, - с трудом подбирая слова, сказал Зацепин. -- А если вы его мне назовёте по секрету, как при тайной исповеди? – улыбнулся Свинцов, его глаза светились ребячьим озорством, очень подкупающим и располагающим к себе. – Представьте, что я священник и что ваша тайна исповеди войдёт лишь Богу в уши и никому больше! Зацепин от души рассмеялся. -- Ну, что тут поделаешь, – покосился он на девушку, - исповедуемся, Светлана? -- Вам решать, - уклончиво ответила она. -- Ладно, Иван Андреевич, подкупили вы меня своим обаянием, но дайте мне слово… -- Даю! -- Я ещё не всё сказал. -- Всё равно даю, впрок, так сказать!.. Зацепин никак не мог удержаться от улыбки при виде непосредственного служителя закона, напоминавшего ему больше плюшевого мишку, чем начальника солидного отдела. -- Он вор в законе из Красногорска, - наконец сказал он, справившись с мышцами лица, которые упрямо держали на губах улыбку. Свинцов из обаятельного добряка превратился в каменное изваяние. -- Что-о? – сдавленно просипел он. – Откуда? -- Из Красногорска, - повторил Зацепин. – А что? Вы изменились в лице, Иван Андреевич. -- Его имя, фамилия?! -- Денисов Артём Олегович, по кличке Матрос. Иван Андреевич, я вижу, что вы не в себе. Ещё раз дайте мне слово, что вы не осуществите с ним связи без нас…без предварительной договорённости, я имею в виду, потому что вор в законе – это не гимназист, а мы привыкли считаться со всеми! -- Вам незачем бояться, Игорь Васильевич, - вновь вернулся к прежнему спокойствию Свинцов. – А в лице я изменился только потому, что неправильно на ногу ступил: болят окаянные. Ну, вот вижу, вижу, - перевёл он взгляд на телеэкран, - вон он, карапуз, которого мы ищем! Ян, сын Стрельцовой, упирался и не хотел идти в руки бородатого мужчины восточной внешности, но в европейском костюме. Его грубо взяли за волосы и швырнули так, что действие, происшедшее там, куда он улетел, осталось за кадром, зато истерический визг ударившегося обо что-то ребёнка хорошо зафиксировался на плёнке. Объектив камеры переместился, и на экране показался мальчик, ладошками закрывающий лицо; кровь проступила сквозь его маленькие пальчики, а рёв стал невыносимым... Свинцов нахмурился, его брови сошлись в переносице, и он так заскрипел зубами, что рядом стоявшие невольно оторвались от телевизора и посмотрели на него. -- Выключите, - тяжёлым тоном сказал он, - и так всё понятно. Девушка с радостью выключила видеомагнитофон, потому что смотреть на кадры, где, помимо продажи детей, зафиксированы издевательства над ними, может разве что псих или маньяк: для нормального человека такие видеосъёмки невыносимы. Свинцов опустил голову и задумался. -- Вы правильно сделали, что не известили Стрельцову, а показали этот видеоматериал нам, Игорь Васильевич, - поблагодарил он Зацепина, выйдя из задумчивого оцепенения. – Увидев такое, она с ума сошла бы, а на её голову и так свалилось столько, что солнечный свет для неё чёрным стал. -- И мы так подумали, поэтому решили не травмировать её. -- Спасибо вам за помощь, - ещё раз поблагодарил он. – Этот материал вместе с коробкой мы заберём с собой… У вас копии имеются? -- Только вот этой видеокассеты, - ответил Зацепин. – Да, вот ещё что, чуть не забыл: тут у нас есть ребята – специалисты в области языков, они говорят, что Яна купил албанец. -- Та-ак, - обернулся Свинцов к Андрееву и вопросительно посмотрел на него. – Что скажешь, Валерий Петрович? -- Скажу, что это закономерно, - спокойно отозвался Андреев. – Отец служит на Балканах, не может же тогда сын быть отправлен в Африку, раз речь идёт о заложниках… -- Постарайтесь обойтись без показного спокойного цинизма, - резко оборвал его Свинцов, - иначе я отошлю вас подальше Балкан! Вы поняли меня? Андреев осёкся, но вины во взгляде не появилось. -- Я переживаю за них не меньше вашего, Иван Андреевич, - сдержанно ответил он, - но я другой человек в отличие от вас, и не принимать человеческие трагедии близко к сердцу – это моё единственное средство самозащиты, без которого я уже давно ходил бы в обнимку с инфарктом! Вас занимает то, что ребёнка купил албанец, а меня занимает совсем другое: для кого предназначались эти кассеты, ведь ясно, что это отчётный материал. Вы заняты болью своей сотрудницы, а я занят тем, что думаю о том, что найди мы тех, для кого предназначались эти видеоотчёты, мы сразу ликвидируем очаг массовой работорговли и освободим не одного ребёнка моего сослуживца и вашей сотрудницы – это, к вашему сведению, не единичный случай похищения детей, связанный со службой наших войск на Балканах, их насчитывается уже великое множество – а всех, кто, так или иначе, попал в руки бандитов-работорговцев, и тех, кто таким гнусным способом пытается завербовать наших офицеров. Так что вы ошибаетесь, Иван Андреевич, я переживаю не меньше вашего! – с горячностью в голосе закончил Андреев, подытожив свою пылкую речь. -- А мне показалось, что у вас ни души, ни сердца. Извините, - обмяк Свинцов. Временно в редакции воцарилось затишье, в котором все присутствующие чувствовали себя неловко. -- Ладно, поехали в Красногорск, по пути разберёмся, - наконец прервал гнетущее молчание Свинцов, обратившись к Андрееву. -- Простите, куда? – выпучил на них глаза Зацепин, в которых царили испуг и удивление. -- Не волнуйтесь и не переживайте, Игорь Васильевич, мы едем не к вашему знакомому по кличке Матрос, - успокоил его Свинцов. – Мы совсем по другим делам, но к вам, я думаю, ещё вернёмся и обговорим кое-что касаемо этого вора в законе…Мне он кажется любопытной личностью. До свидания. -- До свидания. Зацепин проводил гостей из редакции и, ещё раз попрощавшись, вернулся в кабинет в глубоком раздумье. Встретившись взглядом с Соловьёвой, его секретарём, он заключил: --Мы должны оказать им более серьёзную помощь и провести своё расследование. У нас для этого есть всё необходимое: поддержка всего населения! Я свяжусь с этим вором в законе, а ты, Светлана постарайся встретиться со Стрельцовой, - ты с ней знакома, и думаю, что очередная встреча пройдёт легче первой – и выясни у неё, чем на сегодняшний день располагают они по поиску её сына. Знаю, что многого она тебе не скажет ввиду тайны следствия, но, может, кое-что всё-таки выяснить удастся! Вор в законе, полагаю, тоже охотнее поделится со мной своими тайнами, чем с представителями закона… Как говорится: с Богом!
Г Л А В А 4.
Стёпка пришёл в себя от нестерпимой боли в голове. Открыв глаза, он ничего не увидел вокруг из-за кромешной темноты. Тряхнув головой, он почувствовал, как что-то тяжёлое на ней обо что-то ударилось и упало; сразу стало легче, и боль отпустила. Подняв руки, он понял, что весь закован в кандалы и сам находится в узком и очень тесном ящике. Тело нестерпимо ныло от боли из-за постоянного лежания в одном положении. Рядом кто-то стонал. Прислушавшись, Стёпка понял, что стон раздаётся из соседнего ящика, вплотную приставленного к его «апартаментам». Его покачивало и трясло, слух улавливал звуки работающего двигателя: его, как и ещё кого-то, куда-то везли. В памяти стали всплывать обрывки видений. Он плохо понимал, что это: явь или сон, но, по большому счёту, ему было всё равно; очень хотелось есть и пить. В особенности пить, жажда просто сводила с ума. «Наркотиками гады меня напичкали», - откуда-то издалека пришла к нему мысль. На кочке сильно тряхнуло, и всё тело пронзила острая боль. «Меня, кажется, ещё и били, - вспомнил он. – Вот гады! И бандуру эту деревянную зачем-то надели на голову…» И вдруг в памяти стали всплывать рассказы Андрея Шустрого о том, как он был среди корапшиков и манкуртов-исмаилитов, откуда ему удалось бежать. С трудом Стёпка протиснул руки наверх, нащупал у изголовья колодку и надел её на голову так, чтобы она не причиняла боли. Последние остатки сознания ему подсказали сделать это для того, чтобы его палачи не предприняли нечто более худшее для него и окончательно не раздавили его голову струбцинами колодки. Закрыв глаза, он снова впал в забытьё. Сколько прошло времени с того момента, Стёпка не знал, но очнулся он от того, что глаза через закрытые веки почувствовали яркий свет. Он открыл их и увидел двух человек, склонившихся над ним. Один из них, зажав нос, недовольно матерился. -- Обоссался с головы до ног, от него воняет, как от нужника! Как его теперь отсюда вытаскивать? -- Эй, давай вылазь! – приказал ему второй, увидев, что Стёпка открыл глаза. Мальчик попробовал самостоятельно вылезти из ящика, но заиндевевшее от долгой неподвижности тело не слушалось. Ему помогли. Выпрямившись во весь рост и оглядевшись, Стёпка увидел, что его привезли в какую-то гористую местность, сплошь покрытую лесами. На берегу неширокой и очень красивой реки под густыми кронами деревьев скрывались небольшие деревянные домики, возле которых суетилось множество людей. Из-за большого расстояния и рези в глазах от яркого света Стёпка не мог разглядеть их, зато рядом он увидел, как из грузового фургона «КамАЗа» выгружают всё новые и новые ящики. Из них так же, как и он, воскресали едва живые люди, внешним видом больше напоминавшие тени: худые, измученные, в собственных испражнениях… -- Давай, пошёл! – услышал он позади себя окрик. И, едва переступая с ноги на ногу, Стёпка пошёл вперёд, в направлении домиков. К нему стали присоединяться и другие пленники; дорогу им указывали охранники, постоянно покрикивавшие, чтобы они «волочились быстрее». В толпе идущих с ним подростков Стёпка увидел и двух взрослых мужчин, понуро бредущих плечом к плечу и внимательно изучающих местность. Они единственные, кто был в толпе пленников без колодок на голове. Не дойдя до лесных домиков, охрана приказала всем свернуть к реке. У воды им выдали мыло и позволили искупаться и выстирать одежду, пришедшую в негодность после их варварской и очень долгой перевозки куда-то в таёжные дебри. Купание в реке в буквальном смысле слова оживило пленников; Стёпка насчитал вместе с собой одиннадцать человек. Многие, припав губами к воде, долго пили прохладную свежую воду; глаза загорелись, тела приобрели былую пластичность и подвижность. Выстирав тщательно одежду, они голыми отправились к домикам, неся её на своих плечах. В лесной деревушке оказалось очень много девушек подросткового возраста, но уставшие и голодные пленники не проявили чувства стыдливости, а те, в свою очередь, были совершенно равнодушны к голым подросткам и мужчинам и не обращали на них никакого внимания. Все девушки, да и мальчики-подростки имели достаточно странный вид, в особенности необычными выглядели их лица, а точнее, глаза: они были навыкате, слезились и не моргали. Стёпка опять вспомнил рассказ Андрея Шустрова, что сначала из ребят делают корапшиков и, подставляя им под веки ложки, делают на них татуировки кошачьего глаза, а позже, по мере их взросления, веки срезают. Ему попались на глаза мальчик с девочкой лет десяти-двенадцати с рисунками «кошачьих глаз» на верхних веках. В отличие от более взрослых детей, они не только имели не изуродованные глаза, но так же, как и прибывшие пленники, носили на головах колодки; у некоторых, вместо деревянных струбцин, головы были перетянуты кожаным ремнём. Стёпка понял, что его ожидает та же самая участь, и, опустив взгляд, он больше старался на них не смотреть.
|
|||
|