Подлубный Олег Олегович 20 страница

-- Да, Иван Андреевич, Быстров позвонил нам о пожаре и сам пришёл ко мне, - подтвердил Корсаков. – Григорий Фомич, вы давайте следуйте за нами, и мы на ходу поговорим. Перескажете Ивану Андреевичу то, что мне рассказали: как сюда попали, и что здесь произошло… Это как раз то, что вам нужно, Иван Андреевич; то, что вы ищите.

-- Догадываюсь, глядя на подполковника, - буркнул в ответ Свинцов.

Они зашли в дом и поднялись на третий этаж, где всё ещё работала группа экспертов. Обгоревшие разорванные останки трупа охранника-самоубийцы уже упаковали в целлофановые мешки и вывезли из особняка, криминалисты занимались извлечением пуль из обгоревших стен.

-- Кому дом принадлежит, уже установили? – спросил Свинцов, обратившись ко всем присутствующим.

-- Выясняем, - ответил Корсаков, - но похоже, что он записан на подставного человека.

-- Неудивительно. Разыщите мне подставного, переподставного. Ну, что же вы молчите, Григорий Фомич, рассказывайте, что здесь произошло? – требовательно взглянул Свинцов на Быстрова. – Я жду.

Немного поколебавшись, подполковник собрался с мыслями и сказал:

-- Во-первых, Иван Андреевич, я прошу извинения за моё недостойное поведение при нашей первой встрече…

-- И на том спасибо!

-- …и выражаю вам глубокую благодарность, что вовремя закрыли меня от рук убийц и тем самым спасли мою жизнь. Возможно, меня постигла бы участь Крашенинникова.

-- Даже так?

-- Да.

-- А сейчас вам ничего не угрожает, Григорий Фомич?

-- Вы зря иронизируете, Иван Андреевич, - с досадой сказал Быстров. – Всё на самом деле обстояло очень серьёзно, и только я, как несведущий и неискушённый в этой области человек, недооценивал сложившиеся вокруг меня обстоятельства, и вёл себя, как самый настоящий болван.

-- Ну, что ж, когда на человека нисходит прозрение – это всегда хорошо; пусть лучше поздно, чем никогда. Что же здесь всё-таки произошло, подполковник?

-- Я начну всё по порядку: как только меня выпустили из камеры предварительного заключения и я вернулся домой, на меня сразу обрушились звонки с угрозами, - начал рассказывать Быстров так, как его научил Матрос, - и я не знал, что делать… Только поймите меня правильно, Иван Андреевич, что от вас я ушёл…вы сами знаете как… В военной прокуратуре мне тоже не поверили, что я не причастен к событиям в бомбоубежище военного городка и выпустили меня только потому, что доказать ничего не могли…

-- А вы на самом деле причастны к тем событиям? – вставил коварную реплику Свинцов.

-- Нет! Как на духу говорю: нет! Под присягой могу поклясться!

-- Хорошо, продолжайте.

-- Так, на чём я остановился…м-да, так вот, значит, никто мне не поверил, что я оказался жертвой спланированной махинации, и мне, понятно, уже не хотелось снова обращаться за помощью ни к вам, ни в военную прокуратуру, - уверенно продолжал Быстров. – И я обратился, пусть это вас не задевает и не обижает, чтобы защититься от угроз и защитить вообще свою семью и детей от нападок неизвестных мне лиц, к местному авторитету Денисову, по кличке Матрос.

-- Бывший воин, сломавшийся по жизни, - бросил фразу Корсаков. – Его здесь все знают.

-- Вы его допросили?

-- Нет, но уже послали за ним.

-- Отлично! Что дальше, Григорий Фомич?

-- Денисов через своих знакомых узнал, кто мне угрожает, и мы приехали сюда, чтобы разобраться, чем это я насолил обитателям вот этого фешенебельного…уже в прошлом фешенебельного, - поправился Быстров, окинув взглядом пепелище третьего этажа, - особняка…

-- И разобрались! – нетерпеливо подвёл черту его рассказам Свинцов.

-- Нет, не разобрались. В доме, кроме охранника, никого не было. Он сначала впустил нас, а потом, когда Денисов спросил его, где хозяева, что они нам нужны для разговора, он неожиданно забежал на третий этаж и начал по нам стрелять; а потом взорвал себя, и начался пожар.

-- И вы решили позвонить в милицию и сообщить о том, что здесь произошло! – с издевательской иронией, переполненной недоверием, усмехнулся Свинцов.

Быстров нисколько не смутился.

-- Можете не верить мне, Иван Андреевич, но именно так оно и было!

-- А я и не верю, - скривил губы Свинцов.

-- Ваше право.

-- Не столько право, сколько профессиональная обязанность, но уверяю вас: я докопаюсь до истины. Пойдёмте отсюда, здесь уже нечего нам смотреть, эксперты сами всё сделают. Есть что-нибудь ещё интересное? – обратился Свинцов к специалистам криминалистической экспертизы.

-- Похоже, что подполковник говорит правду, - немедленно последовал ответ одного из экспертов, - охранник взорвал себя сам. Что же касается собранных из стен пуль, – гильзы, к сожалению, расплавились – то все они принадлежат автомату «Калашникова», но выпущены ли они из одного оружия или нет, это ещё предстоит проверить.

-- Ну, что ж, проверяйте.

Он стал спускаться по лестнице вниз, и Корсаков, понизив голос, интригующе заметил:

-- А вот сейчас, Иван Андреевич, вы увидите самое интересное.

-- Что?

-- Спустимся в подвал.

-- Я ещё второй и первый этажи не осмотрел, - показал Свинцов, проявив полное безразличие к интригующей интонации Корсакова. – И до подвала доберёмся, дайте время.

Они прошли по второму этажу и заглянули в каждую комнату. В одной из них Свинцов увидел на оконном стекле точечные надколы с расходящимися от них в разные стороны лучиками трещин, и это ему что-то напомнило. Он подошёл к стеклу, внимательно его осмотрел, и в его памяти всплыла видеокассета, которую он только что просмотрел в редакции передачи «Жди меня» с фрагментами сцен продажи детей, где оператором, снимавшим работорговлю, фигурировало окно точно с такими надколами на стекле.

-- Эксперты здесь были? Они осматривали стёкла? – адресовал он вопрос Корсакову.

-- Вы полагаете, что они бронированные?

-- Сергей Сергеевич, вы не ответили на мой вопрос.

-- Пока нет, - смутился Корсаков от бескомпромиссности Свинцова, - я сейчас распоряжусь, чтобы они сюда пришли.

-- Сделайте одолжение.

-- Иван Андреевич, а вам не кажется, что мы это уже где-то видели? – спросил его Андреев.

-- Ага, значит, и вам это не померещилось! – радостно подхватил Свинцов.

-- Да какой там… Только что ведь в «Останкино» крутили кино, где…не можем же мы вместе ошибаться!

Находившиеся в комнате оперативники, много больше видевшие видеокассет с сюжетами продажи детей и детской порнографии, поступивших в отдел в последнее время, пока Свинцов находился в больнице, подтвердили их предположение.

-- Отыскали наконец-то мы логово работорговцев! – со скрипом в голосе воскликнул Свинцов и тут же сник. – Но, кажется, слишком поздно. Как вот так случилось, что они ушли отсюда заблаговременно, до нашего с вами прихода? Ведь никто же из нас не знал об этом доме и не собирался сюда наносить визит, а значит, и предупредить их никто об этом не мог. Что у них, чутьё, что ли, так развито? Ушли и... Григорий Фомич, как вы это объясните? – обратился он к Быстрову.

-- Я вам, Иван Андреевич, уже всё рассказал, как было.

-- А я вам не верю.

Быстров безысходно пожал плечами и ничего не ответил.

-- Ладно, пойдёмте спустимся в подвал, посмотрим, что там интересного вы обещали мне показать, Сергей Сергеевич, - направляясь к выходу из комнаты, на ходу бросил Свинцов.

Одна часть оперативников направилась за ним и за Корсаковым, другая осталась конспектировать всё, что имелось в комнате и так или иначе служило доказательством причастности дома и его отсутствовавших хозяев к работорговле. Спустившись в подвал, Свинцов сразу же зажал нос ладонью, чтобы не задохнуться от царившего там специфического запаха. Его примеру последовали остальные.

-- Что это? – его взгляд упёрся в кремационную печь, и он застыл на месте.

-- И я, Иван Андреевич, испытал точно такой же столбняк, что и вы, при виде этой штуки! – отозвался Корсаков. – Нашли сволочи способ, как от ненужных людей избавляться; не понравился – раз его в печь, и хоронить не надо, развеял только пепел в саду по ветру… Я уже приказал экспертам взять вокруг дома образцы почвы и здесь, из печи. Вон сколько пепла рассыпано вокруг неё!

-- Боже мо-ой! – покачал головой Свинцов, окидывая взглядом весь подвал. – Колодки, цепи, кандалы… Не доводилось мне ещё в своей многолетней практике сталкиваться с подобным.

Он увидел на стене, под трубой с множеством цепей, на которых совсем недавно содержались пленники, какое-то бурое пятно, очень похожее на рисунок. Нагнувшись и присев на корточки, Свинцов разглядел коряво нарисованный кошачий глаз и рядом арабский иероглиф, какой он уже однажды видел на стене в туалете бомбоубежища.

-- По верному следу идём, - заключил он и, помолчав, недовольно вздохнул. – Но это не нить, раскрученная нами, а всего лишь цепь случайных подвижек. Пора прекращать с этим… А там что? – жестом он указал в глубь помещения, где виднелась чёрная металлическая дверь. – Вы там были, Сергей Сергеевич?

-- Там тоже вроде жилого помещения, только без вот этих прибабахов: колодок, цепей…нары там да кровати. Видать, здесь приговорённых к смерти держали, а там их охрана жила.

Свинцов зашёл в соседнее помещение, но не задержался там и мгновения, вернулся и тут же покинул подвал, не в силах выносить ни вони в нём, ни того арсенала для содержания и уничтожения рабов, который своим видом резал зрачки глаз. Выйдя на улицу, он долго не мог отдышаться и насладиться свежим воздухом.

-- Значит, так, Сергей Сергеевич, - наконец заговорил он, отдышавшись, - если не удастся отыскать хозяев этого мини-концлагеря или ими окажутся подставные зиц-председатели, то обязательно установите строительную организацию, которая занималась постройкой этого дома. Возможно, вам даже удастся выяснить личность печника – профессия на сегодняшний день редкая, и они часто предлагают свои услуги в момент начала постройки, так что в строительных компаниях таких людей знают в лицо – это даст нам возможность установить, где ещё строились подобного рода особняки с кремационными печами в подвалах.

-- Будет сделано!

-- Иван Андреевич, Сергей Сергеевич, мы вот тут нашли фотографии и письма в одной из комнат на первом этаже, - подбежал к ним оперативник, - посмотрите.

-- Спасибо, вот это то, что надо! – взял пачку писем Свинцов и тут же разочаровался, заглянув в их содержимое. – Да тут же всё по-арабски написано! Тьфу ты, чёрт, придётся теперь переводчиков вызывать, - стал он их перебирать в надежде увидеть хоть одно, в котором текст был бы написан по-русски, но по-русски был написан только адрес на конвертах. – Из Читтагонга… Где это такое находится? – удивлённо пробормотал он. – Инициалы указаны буквенно… Сергей Сергеевич, вы знаете, где находится Читтагонг?

-- Понятия не имею.

-- Вот и я тоже… Ладно, разберёмся, - посмотрев на фотографии, он хмыкнул. – Ну и рожи! Кстати, надо все их сравнить с фотороботами… Больше ничего там не нашлось?

-- Пока нет, - отчеканил оперативник.

-- Ладно, идите работайте.

-- Иван Андреевич, Денисова привели, - оторвал его от писем Корсаков.

Свинцов наморщил лоб и вдруг, повернувшись к Андрееву, спросил:

-- Это не тот ли, о ком нам говорил Зацепин из редакции «Жди меня»? Ну, он ещё говорил, что ему какой-то Денисов по кличке Матрос видеокассеты принёс, - напомнил он ему.

-- У него кличка Матрос, - подтвердил Корсаков, опередив с ответом Андреева.

-- Ага, значит, Быстров имел в виду тоже его, когда говорил, что обратился к местному авторитету Денисову по кличке Матрос.

-- Да.

-- Вот голова дырявая, а я как-то сразу и не прочухал… Кстати, позовите сюда Быстрова. Где он?

-- Куда-то отошёл.

-- Позовите, сейчас мы их перекрёстно допросим, - приказал Свинцов, внимательно разглядывая подтянутого парня, шедшего к нему в сопровождении сержанта. – Что у него с лицом? – спросил он Корсакова, увидев огромный шрам, располосовавший лицо воровского авторитета.

-- Ранение на войне получил. Поговаривают, что после этого он окружающий мир стал видеть в чёрно-белом изображении.

-- Разве такое возможно? – отвисла нижняя челюсть у Свинцова.

-- Неслыханная вещь, но, однако, случается.

-- Поди ж ты… Надо же?! А как это он с фронтовика докатился до такой жизни?

Но Корсаков ответить не успел: Денисов уже вплотную подошёл к ним.

-- Вы лучше у него сами обо всём расспросите, Иван Андреевич, он вам лучше о себе расскажет, - сказал Корсаков. – Правильно я говорю, Артём?

-- Не знаю, - улыбнулся вор. – Начнёте сейчас задавать вопросы, и я посмотрю, что правильно, а что нет.

Свинцов только скептически усмехнулся на эту реплику воровского авторитета, но ничего не сказал. Подошёл Быстров, и он жестом указал на Матроса:

-- Вы к нему обращались, Григорий Фомич?

-- Да. Привет, Артём! – поздоровался подполковник с авторитетом.

-- Ага… М-да, расскажите, Артём…как вас по отчеству?

-- Олегович, гражданин начальник.

-- Расскажите, Артём Олегович, как и при каких обстоятельствах…

-- Я понял, - небрежно перебил Свинцова вор, - я давно уже следил за этим домом, потому что моего товарища Сергей Сергеевич ни за что обвинил в похищении человека и упрятал в СИЗо (следственный изолятор), - кивнул он в сторону Корсакова. – А он никого не похищал, его просто подставили вот эти сволочи, что обитали в этом доме. А на днях ко мне позвонил Быстров, рассказал мне, как с ним обошлись у вас, и сказал, что ему угрожают… Звонят по телефону, запугивают семью.

-- Кто угрожает?

-- Владелец этого особняка.

-- Как зовут?

-- Салех-Шах, он, кажется, араб, но я могу ошибиться.

-- Так, дальше.

-- Я приехал сюда…

-- Вы один приехали?

-- Нет, конечно, с братвой, но мы приехали просто поговорить, а не убивать кого-то… К тому же мне давно хотелось найти повод поговорить с Салех-Шахом, чтобы хоть что-то узнать о Чернильном Моте – это тот парень, из-за которого моего товарища Корсаков обвинил в похищении.

-- Воронов Александр Васильевич, по кличке Ворон, - внёс ясность Корсаков.

-- Да, Ворон, - повторил Матрос. – Так вот, закрыли его ни за что…

-- Мы ещё в этом разберёмся, - оборвал его на полуслове Свинцов. – Так, вы приехали сюда. И что?

-- А здесь никого из владельцев дома нет, только охрана. Мы с ними хотели поговорить…

-- Сколько человек их было? – Свинцов искоса бросил взгляд на Быстрова, который, как ему показалось, внутренне сжался, как пружина.

-- Один, - не моргнув глазом, ответил вор.

-- А почему вы о нём говорите во множественном числе?

-- Ну-у…просто так получилось.

-- Ага! Ну, что ж, продолжайте.

-- Охранник нас сначала впустил, а потом как будто с ума сошёл: убежал на третий этаж, стал кричать «Аллах акбар», стрелять начал и, в конце концов, подорвал себя…

-- Неужели тоже просто так? – прищурившись, впился в него Свинцов.

На этот раз неожиданная каверзность вопроса заставила Матроса вздрогнуть, что не укрылось от внимательного и пытливого взгляда умудрённого опытом следователя.

-- Знаешь, Артём Олегович, сменил он въедливость интонации на благожелательный тон, - если бы ты не привёз видеокассеты, ставшие твоими трофеями, в редакцию «Останкино», а Быстров не информировал о пожаре и о том, что здесь вообще произошло, я бы сейчас разговаривал с вами по-другому… Ты знаешь, что я имею в виду…

-- Ещё бы!

-- Так что давай, раз у тебя нет желания скрываться от следствия и ты хочешь помочь своему товарищу, чтобы с него сняли незаконное обвинение, рассказывай всё честно и по порядку. Что произошло между вами и охранником?

У Матроса из груди вырвался тяжёлый вздох, его глаза блуждали по сторонам, будто он искал спасительного ответа.

-- Позавчера я приезжал сюда, чтобы проследить за домом, - нашёл он в себе силы, чтобы его голос звучал ровно, спокойно и без нервозности, - мне хотелось побольше разузнать о том, что здесь делается, но, к сожалению, у меня не было под рукой видеокамеры, чтобы доказать вам всё, что довелось мне увидеть.

-- На словах объясните.

-- Из дома выносили ящики и упаковывали в грузовики-фургоны, - тщательно подбирал слова Матрос. – Один из таких ящиков в процессе погрузки был открыт, и я увидел там человека… Я смотрел вон оттуда, из посадки, в бинокль ночного видения, - рукой указал он направление. – И я подозреваю, что нас заметили…

-- Вы были не один?

-- Я был с ним, - сказал Быстров, опередив с ответом вора.

-- Ах, вот как?!

-- Да, Иван Андреевич, и под присягой могу подтвердить, что всё, о чём говорит Денисов, абсолютная правда!

-- Меня это только радует, - беззлобно усмехнулся Свинцов. – Значит, Артём Олегович, вы подозреваете, что вас заметили?

-- Да, заметили и поэтому так быстро покинули дом, оставив только охранника-камикадзе. Уверяю, мы против него ничего не предпринимали, он сам поджёг третий этаж, начал в нас стрелять, а потом взорвал себя… И к нам чудом попали вот те кассеты, которые я отнёс в редакцию передачи «Жди меня», чтобы доказать вам, что никакого злого умысла у нас не было и что здесь занимаются работорговлей.

-- А почему сразу в милицию не отнесли?

-- Я – вор, это, во-первых, - с подчёркнутым достоинством ответил Матрос, - а, во-вторых, после того, как вы обошлись с Быстровым, вера в вас отсутствовала: вы могли нас обвинить в пособничестве им, сказав, например, что таким образом мы пытаемся реабилитировать себя в ваших глазах. Ну, поставьте себя на наше место: если вы не поверили подполковнику в том, что он не виновен, то мне от вас тем более веры не дождаться!

-- М-да, - промычал Свинцов. – За видеоматериал вам большое спасибо. Вот теперь верю в то, что вы рассказали.

-- Я свободен?

Свинцов ответить не успел. Из толпы зевак, собравшихся вокруг дома, к нему подошёл мужичок и, отозвав в сторону, стал что-то шептать на ухо. Когда он закончил, Свинцов подозвал к себе оперативника.

-- Снимите с него показания, - приказал он и, вернувшись к Матросу, жестом указал сержанту на него: - В наручники его, он арестован!

-- За что, начальник?! – подавился от негодования собственным возгласом вор.

-- За то, что таким образом ты пытаешься реабилитировать себя в моих глазах! – невозмутимо ответил Свинцов. – Быстрова тоже в наручники! Под присягой он подтвердит, - сверкнул он глазами на подполковника. – Где труп, который вы увезли отсюда в багажнике машины?! – перешёл он на свирепый рык.

От неожиданного громкого восклицания, которым был задан вопрос, вор на мгновение растерялся. Воцарилась пауза. Он понял, что этот мужичок той ночью видел их, и с ненавистью бросил в его сторону взгляд. Покачав от досады головой, он ответил:

-- Да не труп это вовсе, гражданин начальник, а живой человек. Он и сейчас жив и здоров, и ничего с ним не случилось. Это второй охранник, которого я увёз, чтобы узнать у него, где находится Чернильный Мотя, похищенный ими, а заодно узнать, что на самом деле творилось в этом доме и в бомбоубежище военного городка, за который пострадал Быстров. Я же говорил вам, что моего товарища обвинили в том, чего он не делал… Ну, что вы хотите: один охранник поджёг дом и покончил с собой, а второму я дам уйти, что ли? Я вам его тоже не мог привезти – для меня это нонсенс! Самое большое, что я мог сделать, так это выбить из него, куда Салех-Шах подевал Загорудного, то есть Чернильного Мотю, и заставить его с признательными показаниями прийти к вам. Именно этого я и хотел, поверьте!

Свинцов, будучи недоверчивым, но очень проницательным человеком, понял, что Матрос не врёт. Он допустил, что вор где-то мог лукавить в деталях, но, по большому счёту, всё было так, как он говорил.

-- Если я прикажу снять с тебя наручники, ты не убежишь? – снова своим прежним мягким баритоном спросил он.

-- Зачем? Пошлите со мной своих людей, а если хотите, то сами можете поехать, и я отдам вам этого охранника, - ответил Матрос, понимая всю безысходность положения, в которое он попал.

-- Сними с них наручники, - приказал сержанту Свинцов, кивком показав на Денисова и Быстрова. – Я вас на время оставлю, Сергей Сергеевич.

-- Нет, я с вами! – запротестовал Корсаков. – Здесь есть кому за меня остаться!

-- Тогда поехали.

Через полчаса они подъехали к гаражу Матроса. Вот, досадно отплёвываясь, открыл ворота и вскоре вывел на свежий воздух араба-охранника, при виде которого никто из милиционеров, включая Свинцова, Корсакова и Андреева, не смог удержаться от смеха. Он был похож на анимационного гиббона, нарисованного пьяным карикатуристом: его руки почти волочились по земле, прикованные наручниками к тридцатидвухкилограммовым гирям. Он упрел и согнулся в три погибели, чтобы хоть как-то тащиться на полусогнутых ногах и успевать за вором в законе; нижняя губа висела, от натуги разбрызгивая слюни по сторонам; из глаз по щекам катились слёзы, и он жалобно мычал.

-- Ты что с ним сделал?! – пытаясь справиться с приступами смеха, спросил Свинцов. – Зачем это ты нацепил на него эти чугунные болванки?

-- Он такой же самоубийца, как и первый, а в погребе у меня нет ничего такого, к чему бы я мог приковать его руки, чтобы он не наложил их на себя, вот и пришлось ему на каждую клешню по гире повесить, - просто ответил Матрос.

Хохот разразился громогласный.

-- А что, нельзя было руки завести за спину и сцепить одним комплектом наручников?

-- Можно, конечно, но тогда он не смог бы ни попить воды, ни пописать в «парашу».

-- Представляю, как он это делал, имея на руках столько чугуна! – сказал кто-то из оперативников, и смех усилился ещё больше.

Обессиленный араб, сев на корточки, плакал от бессилия и злобы; его руки почернели и опухли.

-- Ладно, хватит ржать! – прикрикнул на всех Свинцов. – Ну, а ты чего стоишь и смотришь? Сними с него браслеты, пока он гангрену не заработал. Авось, не бросится бежать: поди умаялся чертёнок уже таскать такие болванки на себе!

Матрос подчинился и снял с араба наручники, но облегчения тот, освободившись от груза, не получил. Впившиеся зубцы браслетов сначала выдрали у него из рук куски кожи, а потом поток крови хлынул в обескровленные кисти, доставляя невыносимую боль. Тот, кто хоть раз видел или испытывал на себе подобный съём наручников, знает, что это такое. Араб катался по земле и визжал, будто резаный поросёнок. Продолжалось это около минуты; правда, никто из прибывших за ним на его крик не отреагировал сострадательно.

-- Поорёт и перестанет, - равнодушно сказал Корсаков, терпеливо дожидаясь, когда боли отпустят араба. – Поделом ему, там они творили такое, за что надо вообще им руки отрубать!

И все были единодушно с ним солидарны. Араб застыл на земле, чувствуя, как боль из рук постепенно уходит. Он стонал и что-то бормотал по-арабски себе под нос, похоже, молитвы, смешанные с проклятиями.

-- Давайте грузите его в машину, - приказал оперативникам Свинцов, - кажется, он уже оклемался, так что не будем терять времени, - глянул он на наручные часы. – Грузите!

-- Не вздумайте его в одиночку сажать, а то он быстро на себя руки наложит, - посоветовал Матрос. – Лучше в общую камеру его определите, чтобы за ним присматривали.

-- Дельный совет; спасибо, Артём!

Араба подняли с земли и, как мешок с отрубями, закинули в «клетку» «УАЗика». Свинцов заметил, что вор в законе топчется на месте, не зная, как ему поступить: уйти или же дождаться, когда это ему разрешат люди в погонах.

-- Мне ехать с вами? – неуверенно спросил он Корсакова. – Или же позволите откланяться и удалиться домой?

-- Позволим откланяться и удалиться домой, - ответил за Корсакова Свинцов, - но только с одним условием: из дома ты никуда ни шагу, чтобы мы потом не принимали никаких экстренных мер в отношении тебя, которые, как ты понимаешь, на пользу тебе не пойдут. Ты нам можешь понадобиться в любую минуту. Ступай.

-- Но хоть к друзьям-то, я надеюсь, мне можно выйти?

-- Конечно, можно! Подписки о выезде я с тебя не беру, потому что я тебе верю!

-- Тогда я прошу: не приставляйте ко мне своих «наружек», уж очень они на нервы действуют, - нагло бросил Матрос.

Свинцов скептически усмехнулся и снисходительно ответил:

-- А вот это как я сочту нужным! Иди, иди, вор, и помни, кому ты обязан тем, что свободно возвращаешься домой, - он хлопнул дверцей машины, и милицейский кортеж быстро укатил с территории городских гаражей, оставив вора в законе гадать, кому же это он всё-таки обязан тем, что остался на свободе.

Матрос и вправду не знал, кто этот седовласый представительный мужчина, распоряжавшийся начальником Красногорского уголовного розыска и всей его когортой оперативников и следователей. Для него было ясно одно: раз он ведёт себя так уверенно и ему беспрекословно подчиняются, значит, он – большой человек! Возвращаясь «налегке» домой, он неустанно думал о нём и пришёл к выводу, что это, по всей видимости, новый начальник милиции, пришедший на смену прежнему, и поэтому он его не знает.

Дома его встретила сестра с целым списком известий, поступивших по телефону, пока он отсутствовал. В основном это были звонки беспокоившейся за него братвы, в мгновение ока прознавшей, что их лидера этапировали из собственной квартиры под милицейским конвоем в неизвестном направлении… Среди них были два, которые Матрос не обошёл вниманием: это звонок его девушки, просившей ей перезвонить, если он вернётся; и звонок из редакции передачи «Жди меня» от Зацепина. Отзвонив своей девушке и успокоив её, что с ним всё в порядке, он набрал номер редакции.

-- Зачем я вам понадобился, Игорь Васильевич? – спросил он Зацепина, когда осведомился, кто на другом конце провода взял трубку телефона. – Это Матрос звонит…Денисов Артём Олегович, - поправился он, чтобы избежать недоразумений по поводу «Матроса», так как в ответ на его прозвище от Зацепина последовало молчание.

-- Ах, Артём Олегович! – воскликнул главный редактор. – А я не сразу понял, что за матрос… Артём Олегович, вы не могли бы мне уделить немного времени?

-- Зачем?

-- Мне надо кое о чём вас расспросить, но это не телефонный разговор.

Матросу, потерпевшему тяжёлое поражение в «битве» за араба, не хотелось ни с кем встречаться, но он всё-таки дал своё согласие.

-- Хорошо, но только не сегодня, - устало сказал он. – Давайте завтра с утра, часов этак в десять. Вас устроит?

-- Меня устроит, - с готовностью ответил Зацепин. – Я сам приеду к вам, думаю, так будет лучше, а то в стенах редакции разговор может не состояться так, как надо. Вы не против моего визита к вам, Артём Олегович? – ненавязчиво спросил он.

Матросу ничего не оставалось делать, как сказать «да». Утром следующего дня его ждал сюрприз, от которого он не знал, как себя вести; он вышел на улицу, не желая принимать Зацепина у себя дома, и сел на скамеечку возле подъезда. И вдруг рядом остановились две машины: из одной вышел Зацепин, а из другой тот самый вчерашний представительный мужчина, имени которого он не знал; его сопровождал Корсаков. Редактор известной передачи и представительный мужчина встретились взглядами, и между ними произошла словесная перепалка, окончательно поставившая вора в законе в тупик.

-- Иван Андреевич, вы же мне обещали не наносить визита Денисову без моего ведома, - с упрёком сказал представительному мужчине Зацепин. – Мы же с вами договорились… Ну, зачем вы так?

Реакция представительного мужчины на брошенную ему реплику упрёка была потрясающей: он растерялся и покраснел, как чайная роза, оборачиваясь к Корсакову, как бы ища у него защиты и поддержки, но тот, не зная, кто таким тоном может разговаривать с представительным мужчиной, растерялся сам.

-- Видит Бог, Игорь Васильевич, я не нарушал своего обещания, - замялся импозантный Иван Андреевич, - это вам подтвердит и Сергей Сергеевич. Просто так сложились обстоятельства, но я никоим образом не нарушал данного вам слова.

-- Вы хотите сказать, что то, что сейчас происходит на моих глазах, не нарушение обещания?

-- Я вам сейчас всё объясню.

Матросу показалось, что он свихнулся: он никак не мог понять, как это глава редакции телевизионной передачи может отчитывать работников МВД, и те перед ним краснеют и ведут себя так, как провинившиеся школьники, получившие за день по всем предметам двойки. Правда, спустя несколько минут это недоразумение было устранено, когда представительный мужчина объяснил Зацепину, в чём дело и почему он приехал к Матросу. Всё встало на свои места, и мозги вора в законе пришли в равновесие. Ему стало ясно в процессе их объяснения, кто этот седовласый, похожий на плюшевого мишку, импозантный представитель МВД. Разобравшись во всём, они пожали друг другу руки и переключили своё внимание на Матроса. Зацепин, поняв свою ошибку и несостоятельность обвинения в адрес Свинцова, уступил право первого вопроса ему, а сам занял позицию наблюдателя.

-- Артём Олегович, у нас произошло «ЧП», поэтому мы приехали к вам так рано и не стали вызывать по повестке, - обратился Свинцов к Матросу. – Помогите нам ещё раз…

-- Разве я вам помогал?! Вы что-то путаете, Иван Андреевич. Я – вор! И никогда ещё не оказывал вам поддержки, - брезгливо дёрнул головой вор в законе, отвернувшись от него.

Но это только раззадорило Свинцова.

-- Ну, не прибедняйтесь, Артём Олегович! А кто в редакцию к Зацепину привёз такой редкий и ценный видеоматериал?

-- Так то передача, созданная Богом, а не вами. Им грех не помочь: они несут свет надежды людям…

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒