Подлубный Олег Олегович 22 страница

Стёпка остановился и недоумённо уставился на Матроса, а тот, в свою очередь, достал из нагрудного кармана джинсовой куртки фотографию и показал ему.

-- Узнаёшь? – не удержался он от улыбки, видя, как подросток совсем оторопел и потерял дар речи, и его глаза готовы были вылезти их орбит. – А кто рядом с ней, видишь? Это Андрей Шустров, который был вместе с вами в камере бомбоубежища и с которым, благодаря тебе, она сбежала, - ткнул он пальцем в сфотографированного мальчика. – А вот это слева от Маринки моя сестра!

Стёпка остолбенел окончательно. Он переводил взгляд с фотографии на Матроса несколько раз, пока осмелился наконец-то хоть что-то произнести.

-- А-а… - так и не смог он сформулировать свой вопрос незнакомцу.

-- Они живут у меня дома: и Маринка, и Шустрый! И тебе они передавали большой привет! – протянул он руку для рукопожатия. – Меня зовут Артём, но иногда обращаются: Матрос!

-- Стёпка, - с трудом выговорил подросток.

-- Не напрягайся. Я знаю, как тебя зовут и как тебя кличет шпана. Дружить будем?

У Стёпки загорелись глаза так, что, казалось, они излучали электрические разряды со снопами искр.

-- Я фотографию оставлю у себя?! – затаив дыхание, спросил он.

-- Нельзя. Меня обыскивали и видели её! Если она перекочует к тебе, то у Салех-Шаха возникнут к нам вопросы, - ответил Матрос, сожалея, что вынужденная необходимость не позволяет до конца сделать приятное подростку. – Пусть она будет у меня, а ты время от времени будешь на неё поглядывать, хорошо?!

-- Хорошо, - просиял Стёпка.

Они вышли к реке и пошли по берегу вверх по течению, обходя лагерь исмаилитов стороной.

Стёпку распирало от нахлынувших на него чувств, и ему не терпелось поподробней расспросить Матроса о Маринке и Шустром: что с ними случилось после бегства от Абу Ад-Дина и как они попали к нему, поэтому он выбрал такой маршрут, где им на дороге никто из исмаилитов не попадался.

-- Артём, - дрожащим голосом обратился он к своему новому другу, - расскажи, как они там?

-- Отлично, Степан! Маринка тебя с нетерпением ждёт, за тебя была готова жизнь отдать, но, слава Богу, всё обошлось!.. Счастливый ты парень, любит она тебя до умопомрачения! Завидую, - улыбнулся Матрос, видя, как живительный огонёк ободряющих слов заставил щёки подростка зарумяниться.

-- А как она к тебе…они к тебе попали? – поправился Стёпка, вспомнив о Шустром.

-- Долго рассказывать, Степан, а я хочу сейчас здесь сориентироваться… У нас ещё будет уйма времени, чтобы я тебе рассказал, как они попали ко мне и что с ними было после побега от Золотого Динара. Кстати, это правда, что он предал Салех-Шаха?

У Стёпки в глазах мелькнуло презрение, и он дёрнул плечами.

-- Не знаю, но Салех-Шах говорил что-то такое и расспрашивал меня о том, какие места в Москве и Подмосковье посещал Абу Ад-Дин, - ответил он. – Я, правда, не придал этому значения, потому что он меня сначала хотел отправить с группой корапшиков и манкуртов на его розыски, а потом вдруг передумал… В общем, я понял, что он меня просто проверял так!

-- Возможно, что проверял, - задумчиво согласился Матрос. – Но то, что Абу Ад-Дин его предал, у меня теперь нет никаких сомнений! А это что, тоже ваш лагерь? – спросил он, увидев вдали на изгибе реки множество деревянных избушек.

-- Нет, это деревня, - ответил мальчик.

-- Так близко?! – удивился вор.

-- Да.

-- И Салех-Шах не боится в такой близости…

-- А чего ему бояться?! – перебил его Стёпка. – Никто из местных, деревенских жителей сюда не ходит, им просто здесь делать нечего… Салех-Шах у них мясо, продукты покупает, так что они к секте относятся положительно. Никто же из них не знает, что здесь делается на самом деле. Меня когда сюда привезли…

-- На чём тебя привезли? – вклинился Матрос.

-- На «КамАЗе», в ящике.

-- Везли из особняка, что под Красногорском?

-- Да! Ты знаешь? – удивился Стёпка.

-- Не только знаю, но ещё, кажется, и видел, - но об этом… - Матрос приставил указательный палец к губам, давая понять, что молчание – «золото». – Ты хотел что-то рассказать о том, что когда тебя сюда привезли…

-- …да, посадили в общак с остальными заложниками, и там я разговаривал с одним парнем, башкиром. Так вот он мне говорил, что с отцом часто приезжал сюда в окрестности на рыбалку, видел деревянные срубы сектантов, но предположить тогда не мог, что когда-нибудь окажется здесь, - продолжил Стёпка. – Он рассказывал, что где-то в этих местах снимали фильм «Вечный зов»…

-- Если судить по фильму, то тайга напоминает ту, что показали в нём, - согласился Матрос, любуясь красотою природы. – Очень похоже! И горы, и лес…

-- …так вот тут бывает очень много туристов – неподалёку турбаза «Арский Камень», - оговорился Стёпка, не обращая внимания на реплики Матроса. – Они проплывают по реке на плотах, лодках, останавливаются здесь, разговаривают с сектантами, и никто не догадывается о том, что это за секта и что в ней творится. Ринат, так зовут башкира, говорил, что отец может находиться в ста шагах от него и не знать, что он рядом.

-- Его за что держат?

Стёпка пожал плечами.

-- Говорит, что у его отца требуют выкуп за него.

-- Понятно. Что-то я не вижу охраны, - осмотрелся по сторонам Матрос. – Сбежать ведь можно отсюда запросто!

-- О-о, - протянул насмешливо Стёпан. – Это только так кажется, что запросто, а на самом деле и шага не ступишь за территорию лагеря, охрана повсюду. Вон там за рекой, - махнул он рукой в сторону противоположного берега, - их отсюда не видно, они в лесу скрываются. И здесь, в лагере, их полно, я потом покажу тебе, как их отличить от других… Но самое главное – это ЧИПы, которые не позволяют отсюда сбежать; «жучки» такие, они пикают.

-- Мне Шустрый рассказывал о них, - улыбнулся Матрос, услышав примитивное объяснение подростка. – Их, как он говорил, выдают с новой одеждой!

-- Да.

-- Это не беда, мы избавимся и от них, и от одежды по примеру Шустрого, если возникнет на то острая необходимость, так что не переживай, Стёпка! – ободрил его Матрос. – Но пришёл я сюда не для того, чтобы бежать, а для того, чтобы отыскать Чернильного Мотю, моего приятеля, а заодно наказать Салех-Шаха и всех, кто с ним…

Перед ними на бугре появился подросток, вышедший из леса со стороны лагеря. Увидев его, вор осёкся. На него смотрело совершенно жуткое по своему образу лицо мальчика, заставившее его ужаснуться; такого он не видел даже в плену у боевиков на Кавказе. Глаза выпучены из глазниц, как у манкуртов, но вдобавок к этому у него отсутствовали губы, обнажая челюсти и делая лицо неимоверно страшным.

-- Что это? – спросил Матрос, почувствовав, как от неожиданности потерял голос.

-- Это Сахит, - совершенно спокойно ответил Стёпка, - так они называют манкуртов или корапшиков, получивших проклятие за побег.

-- За побег?

-- Да. Тут ещё девчонка есть одна; они вместе хотели бежать, но сам видишь, что с ними стало… Теперь Салех-Шах заставил их ходить по лагерю и пугать всех, чтобы больше никто не пытался отсюда сбежать.

Матрос, завороженный внешностью мальчика, так и не отвёл взгляда от страшного лица подростка, пока тот не развернулся и не ушёл.

-- Значит, память к ним всё равно возвращается, - глядя ему вслед, вслух пробормотал он, поймав себя на мысли, что уже давно думает об этом. – А почему, Стёпка, Салех-Шах тебя не пытается сделать корапшиком и манкуртом? – вдруг спросил он.

-- Я беспризорник, а беспризорники обычно от него никуда не рвутся, - просто объяснил Степан. – Ещё я говорю по-арабски, меня этому научил Абу Ад-Дин; учу здесь у Салех-Шаха корапшиков самым простым словам: лежать, сидеть, стоять, идти, дай, возьми…и так далее.

-- А зачем это ему?

-- Чёрт его знает, - по привычке дёрнул плечами Стёпка. – Его вообще только чёрт разберёт, чем он руководствуется, когда что-то делает. Он может из беспризорников сделать корапшиков, и таких здесь до чёртиков, а может беспризорников не трогать и даже хорошо к ним относиться; корапшиков и манкуртов делает из заложников. Его не поймёшь! – отмахнулся он.

«Очень даже поймёшь, - подумал Матрос, вспомнив обращение к нему Салех-Шаха по поводу врачей, - видимо, он руководствуется какими-то особенностями человеческой анатомии, раз подходит к «изготовлению» корапшиков и манкуртов так избирательно…»

-- А санчасть или медпункт здесь имеется? – как бы невзначай обронил он.

-- Нет. Есть только один врач-урод, - раньше их было двое, но один куда-то делся – и он, гад, издевается над всеми нами!

-- Как издевается?

-- Да по-всякому, говорить неохота, - сделал брезгливую гримасу Стёпка, не желая отвечать напрямую.

У Матроса опять всплыли в памяти слова иорданца о желании заменить врача и его брезгливая при этом физиономия. «Видать, и впрямь он достал тут всех, раз при его упоминании даже Салех-Шах морщится и называет его животным», - промелькнула у него мысль.

-- Ты мне его покажешь?

-- Конечно.

Они обошли лагерь по берегу и поднялись по крутому склону к срубу, стоявшему среди вековых деревьев прямо у обрыва. Место очень красивое, и обзор реки был широким, радующим глаз.

-- Вот тут я живу, - сказал Стёпка. – Дом разделён на две части: в одной находится караульное помещение, с той стороны, где река и берег хорошо просматриваются, а в другой живу я и ещё такие же, как я, - всего пять человек, ты будешь шестым! Сейчас твои шмотки оставим, и я тебе покажу лагерь.

Оставив вещи в весьма уютной избе, где посреди комнаты стояла выложенная из камня печь, а вокруг неё стояло восемь деревянных топчанов, на один из которых Матрос по указанию Стёпки бросил рюкзак, они отправились на экскурсию по лагерю исмаилитов. Первым делом было решено осмотреть караульные посты и дозоры сектантов. Вообще лагерь больше походил на войсковую часть, где всё выполнялось по-военному: имелось караульное помещение, куда по охране территории заступали на дежурство в наряды манкурты, то есть взрослая часть населения исмаилитов; корапшики в это время занимались учёбой: изучали оружие, взрывчатку, приёмы самообороны, читали молитвенники, переведённые с арабского на русский, изданные спецлитературой где-то в странах Востока. Еду готовили на самостоятельно сделанных железных столах, под которыми разводился костёр: со стороны такая простота в решении проблемы выглядела очень удачной, не надо было вбивать в землю рогатины и затем на перекладину вешать котлы и вёдра с варевом: кастрюли и сковородки ставились прямо на раскалённую поверхность стола. Пища готовилась под открытым небом, и её аромат разносился по всему лагерю.

-- Здорово! – не удержался от восхищения Матрос. – А как же зимой или в непогоду, тоже на улице готовят?

-- Вон видишь дом? – показал Стёпка на сруб, над крышей которого, вместо одной или двух печных труб, как это было у других, торчали шесть. – Это зимняя кухня!

-- А там что? – дёрнул головой Матрос в сторону срубов, расположенных метрах в тридцати от зимней кухни, с железными жалюзи на окнах и усиленной охраной по углам.

-- Тюрьма, - просто ответил Стёпка.

-- Слушай, Степан, тебе не попадалась здесь на слух фамилия Загорудный, зовут Костя? Ещё к нему могут обращаться по прозвищу Чернильный Мотя. Среди заложников или пленников такой тебе не попадался?

-- Нет, - покачал головой Стёпка. – А он давно пропал?

-- Давно.

-- А почему ты считаешь, что его непременно должны были привезти именно сюда?

-- Да я так не считаю, - обескураженно ответил Матрос. – Я тебя просто спросил.

-- А как он выглядит?

-- Да, в общем-то…

-- Тут были со мной несколько человек, - не обратил Стёпка внимания на попытку Матроса объяснить, как выглядел его друг, - но их увезли куда-то… Один из них был священник, чокнутый от пыток, называл себя Жиршой или Джихан-гештом…

-- Что-о?! – поперхнулся Матрос, услышав псевдоимена священника.

-- Ну, это по-арабски, - не понял Стёпка, отчего вор пришёл в такое изумление, - они означают «сказочник» и «скиталец вселенной»…

-- Бедный Лев Петрович, он до сих пор мыкается по зинданам, - с горечью высказал свои мысли вслух Матрос. – В церковном приходе, Степан, к нему обращались «отец Владимир».

-- Ты его знаешь? – пришла очередь удивиться подростку.

-- Да. А куда его увезли?

-- Я же говорю: не знаю! С ним были ещё два офицера: один, кажется, лётчик, а второй…второй не помню кто… Таких здесь не держат долго, их быстро отправляют! А твой, этот самый друг, Чернильный Мотя, он кто был по профессии? Может быть, его тоже как лётчика или священника…

-- Да какая там профессия?! – отмахнулся Матрос. – Вор он был и жулик, подделкой паспортов занимался и документов. Правда, в молодости закончил Художественную Академию имени Крупской, но профессию театрального художника забросил: она ему прибыли не приносила...

-- Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, - задумчиво произнёс Стёпка, - пойдём.

Он взял за руку Матроса и, больше ничего не объясняя, потянул за собой. Они пошли в противоположную сторону от реки и углубились в лес. Проходя мимо ям-зинданов, находившихся за срубами-тюрьмами, где содержались приговорённые к смерти, они услышали истерические вопли и невольно остановились. Заглянув в одну из них, они увидели то, о чём Стёпка не хотел рассказывать: врач, при упоминании о котором морщился даже Салех-Шах, визжал от удовольствия, насилуя всех подряд, и живых, и мёртвых.

-- Опять гад марцефала* обожрался! – с ненавистью выпалил Степан и плюнул в него.

Плевок попал на голову обезумевшего от удовольствия врача, но он даже не обратил на него внимания. Закатив глаза, визжа и хрюкая, он метался от полумёртвых к мёртвым, вывалялся с ними в грязи и их испражнениях, в экстазе не замечая окружающего мира и получая удовольствие от беспредела собственных фантазий. Несколько раз он взглянул на подошедших к краю ямы парня и подростка, но его взгляд прошёл сквозь них, как через стекло, будто их и не было вовсе. Матрос увидел, что его глаза были глазами абсолютного дебила, на которого он не мог смотреть без отвращения.

-- Ну, что, увидел? – с иронией бросил ему Стёпка.

--------------------------------------------------------------------------------------* Марцефал – вид наркотика, приготовленного из медицинского препарата эфедрина.

-------------------------------------------------------------------------------------- - -- Мразь! – процедил Матрос сквозь зубы и отошёл от края ямы. – Пойдём, Степан!

Они пошли, брезгливо сплёвывая в стороны. Позади них ещё долго слышались дикие вопли сексуального безумца, пока они не скрылись за срубами и густой растительностью. Матрос был очень удивлён размерами лагеря исмаилитов. Он и не думал, что его размеры будут более значительны, чем он предполагал. Когда он находился в центре, там, где готовят пищу, ему казалось, что таёжное жилище сектантов – это всего лишь несколько домиков вокруг него; на самом деле, подходя к окраине, он видел в густой листве леса новые и новые срубы, вырастающие, словно грибы из-под пожухлой осенней листвы. Прежде чем они дошли до места, прошло минуты три после того, как они миновали ямы-зинданы. Перед ними возник предпоследний сруб, за которым шёл земляной вал, примыкавший с двух сторон к последнему дому. Он был своего рода караульной будкой, а вал служил защитным барьером от диких зверей и непрошеных гостей вроде заплутавших охотников – так объяснил Стёпка.

В предпоследнем срубе окна были открыты нараспашку, несмотря на то, что лесная мошкара и комары роились тучами и могли донять его обитателей. Вообще, как отметил Матрос, не у многих срубов окна были открыты, хотя стояла жаркая погода; и причина этому была, как он узнал потом, обычная нехватка сеток, о приобретении которых, по большому счёту, никто не заботился. Остановившись за деревьями неподалёку от сруба, Стёпка внимательно посмотрел по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, обратился к Матросу:

-- Подойди к окну, Артём, и загляни в него, а я на «атасе» постою, чтобы тебя охрана не поймала.

-- Дом охраняется?

-- Ещё как! Охранники, наверное, где-то поблизости, отошли на время… Давай, Артём, только быстро, пока их нет! Если что, я стукну палкой по дереву! Ну, давай!..

Матрос не стал больше ничего выяснять, посчитав, что ещё успеет это сделать потом. Выскочив из-за кустов, он, стараясь не шуметь, подбежал к срубу и заглянул в окно. В комнате, уставленной станками, сидели за столом два человека и над чем-то упорно трудились. У каждого из них одна нога была прикована к цепи, крепившейся к железной скобе, вбитой в пол. Приглядевшись повнимательнее, – в комнате, в отличие от улицы, царил полумрак, – Матрос заметил в одном из них знакомые черты и рискнул тихонько постучать по подоконнику. Оба парня мгновенно оторвались от работы, повернулись в сторону окна и вопросительно уставились на торчавшую в оконном проёме голову незнакомца. Прошло несколько мгновений, прежде чем один из них упавшим голосом прошептал:

-- Артём!

-- Узнал, бродяга! – радостно, но очень тихо отозвался Матрос. – Подойди сюда!

Чернильный Мотя, чтобы не греметь цепью, сгрёб её в руки и подошёл к окну. Матрос с сожалением заметил, что его друг выглядит как карцерный узник: худой, в ссадинах, глаза впали и под ними синяки, пальцы на руках разбиты в кровь от работы и некоторые из них гноятся. Но какие искры радости во взгляде – передать невозможно!

-- Ты как здесь оказался, Артём?! – стараясь подавить в себе восклицание, чуть ли не взвизгнул он.

-- Ноги принесли! Ты говори: как здесь?.. Что делаешь, чем занимаешься?

-- Станок печатный делаем для денег, для валюты, - обернувшись на товарища, ответил Чернильный Мотя. – Артём, спаси меня, а?! Сил уже нет никаких!.. Золотой Динар заманил меня, сука, и продал Салех-Шаху…

-- А за тебя они Ворона подставили! – перехватил у него инициативу Матрос, чтобы не дать ему распалиться на ненужные эмоции. – Ладно, потерпи немного, я что-нибудь придумаю, и товарищу скажи, чтоб язык за зубами держал. Может быть, мне удастся вас обоих отсюда выдернуть, - сказал он на всякий случай погромче, чтобы второй пленник его слышал и от отчаяния, что может остаться в одиночестве, не совершил предательства. – Всё, Костя, времени нет. Сейчас может охрана вернуться, и тогда ни тебе, ни мне удача уже никогда не улыбнётся! Ждите от меня вестей и не падайте духом, пока, - пожал он ему руку и опрометью бросился к кустам, где его поджидал Стёпка.

Радость у Матроса была бесконечной. Обернувшись, он увидел, что вовремя отбежал от сруба – мастерской фальшивомонетчиков, находившегося под охраной караульного поста. Два манкурта-охранника шли именно оттуда, что-то держа в руках. Присмотревшись из-за кустов, Стёпка и Матрос увидели, что это были крышки от полевых солдатских котелков – они ходили за пищей, так как время близилось к полудню и наступлению обеда.

-- Вот босота безмозглая! – с восторгом прошептал Стёпка. – Им приказывают за продуктами по одному ходить, чтобы другой на месте оставался, а им всё по барабану!

-- А почему им пищу не разносит курьер?

Стёпка, как всегда, по привычке дёрнул плечами.

-- Чёрт его знает, может быть, мозгов у Салех-Шаха не хватает додуматься до этого! А эти лупоглазые ходят вместе и оставляют посты только потому, что если один останется, а другой пойдёт за обедом, то тот, что на посту, останется голодный: на обратном пути его напарник всё сожрёт! Вон, смотри, - указал Стёпка на них, - они уже доедают то, что им дали для заложников. У, обжоры! Здесь все такие…

-- Да, ребятки там голодают, - согласился Матрос, видя, как охранники жадно уплетали хлеб и морковь, выданные им для передачи пленникам; крышки от полевых котелков парились, по-видимому, в них была очень горячая пища, и поэтому они их оставили на потом, в последнюю очередь. – Неплохо они жируют! Есть такая пословица у зэков: «Для кого тюрьма, а для кого дом родной…» Она для таких вот голодушников – для них это не секта, а рай! Морды вон какие отъели! И тупость им на пользу: взять с таких нечего!

-- А Салех-Шах их и не наказывает, - усмехнувшись, подтвердил его догадку Стёпка. – Я видел, ты там руку кому-то пожал… Нашёл того, кого искал…Чернильного Мотю? – вспомнил он, как Матрос называл своего друга.

-- Ага.

-- Ну, и как он там?

-- Плохо, - грустно ответил Матрос. – Он не один, там их двое, и оба страдают от истощения, да и эти, наверное, бьют их, - кивнул он в сторону охранников. -–Для начала надо придумать что-то со жратвой, чтобы они не загнулись, а потом подумаем, как их оттуда вызволить. Ты куда?

-- Пойдём, пока нас тут не заметили, - попятился Стёпка задом из кустов. – По дороге лучше поговорим, а вечером спустимся к реке, там нас никто не услышит…

Матрос пополз за ним. Выбравшись из кустов на тропинку, они, не торопясь, двинулись в обратный путь, обсуждая свои действия на предстоящее время. Не доходя до ям-зинданов, они свернули, чтобы не видеть там то, что так невыносимо для разума, души и сердца.

-- Меня теперь будет долго тошнить при воспоминании об этом гамадриле – извращенце, - откровенно признался Матрос. – Кусок в горло не полезет, если за едой его вспомню!

Стёпка согласился. Придя в своё жилище, они пообедали, но хлеб не тронули, решив его оставить для фальшивомонетчиков. Ничем другим они пока им помочь не могли. Надо было хорошо ориентироваться не только в лагере, но и завести знакомства с теми сектантами, что работали на кухне и занимались снабжением, а это было очень рискованно: они не походили на других и привлекали к себе повышенное внимание окружающих. Однако Матрос не расстраивался, он знал, что со временем к ним привыкнут и перестанут обращать на них внимание. Для этого требовалось только запастись терпением и немного подождать, что они и сделали…

Через несколько дней произошло событие, поставившее под сомнение их помощь Чернильному Моте и его товарищу. Салех-Шах, терпение которого кончилось от выходок врача-безумца, прилюдно его казнил: живым закопал в зиндане, где он насиловал очередной труп. После этого он вызвал к себе Матроса и безысходно ему объявил:

-- Ты, Артём, видел, что это за идиот и что я с ним сделал, но других врачей у меня нет, и мне требуется твоя помощь. Ты что-нибудь надумал за это время? Вспомнил, кто у тебя из знакомых работает в медицине?

Матрос ответил давно заготовленной фразой:

-- Да ты знаешь, надо проверять. Вообще у меня есть знакомые, но ты сам знаешь, какие сейчас у нас времена, многие могли просто поувольняться и пойти торговать на рынок: там больше платят.

-- Меня не интересует, поувольнялись они или нет, - недовольно отреагировал на его ответ Салех-Шах, - они же пошли на рынок торговать не своими знаниями и мозгами…

-- Нет, конечно!

-- …мне нужны они сами, а откуда ты их возьмёшь – с рынка или из больницы, с рабочего места, - меня это не интересует! – не обратил он внимания на вставленную реплику обескураженного вора в законе. – Для меня важно, чтобы они были у меня!

-- Всё правильно! – с готовностью поддакнул Матрос, диаметрально поменяв интонацию с неуверенной на уверенную. – Сделаю, Салех!

Но Салех-Шах сам уже не был уверен в Матросе. В его глазах промелькнуло сомнение в том, что вор может найти и привезти хорошего медика, а плохих ему и на дух не надо было: таких у него уже уйма перебывала. Не все они, конечно, были, как безумный извращенец, которого даже он не вынес и казнил, но ни одного стоящего специалиста в области головного мозга и невропатологии не было, а ему требовались именно такие врачи. Немного подумав, он не стал терзаться сомнениями, а решил поступить так же, как он поступил с офицерами. Он открыл свой сейф и вытащил оттуда папки с документацией на заложников и тех, кого уже продали ранее… Матрос внимательно наблюдал за ним, ещё не понимая, что надумал иорданец. Салех-Шах разложил на полу перед собой все «толмуды», вынутые из сейфа, и пригласил вора присесть рядом.

-- Сейчас, Артём, мы с тобой просмотрим вот эти бумаги – здесь всё о родителях заложников и тех, кто не отдал выкуп за них, и кого мы сделали корапшиками, и кого пришлось продать по разным причинам, - в его голосе Матрос уловил как будто бы сожаление о проданных в рабство детях, и, бросив на него взгляд, полный ненависти, усмехнулся сострадательности бандита-работорговца и сектанта-террориста, коим он являлся в одном лице. -–И выберем из них тех, кто работает врачами, а ты мне их привезёшь! За своих детей они куда угодно пойдут, и так будет вернее!

-- Конечно! – опять с готовностью поддакнул Матрос, отведя взгляд в сторону, чтобы не выдать себя.

-- И как это я раньше не додумался до этого, когда уже столько дел так провернул?! – удивился самому себе Салех-Шах, перебирая на полу бумаги.

В них хранилось очень большое количество фотографий, скреплённых конторской скрепкой с подробным описанием, кто на них сфотографирован и какова их биография. В процессе их изучения Матрос понял, что это и есть те материалы, которые Салех-Шах вывез из своего особняка. Получал их иорданец через контролируемую им почту, и механизм этого был очень простой: родителям заложников предлагалось выслать на заранее продуманный адрес почтового отделения «до востребования» все материалы о себе и о детях, включая денежный выкуп, которые, разумеется, не доходили до указанного адресата, так как далеко не глупый Салех-Шах знал, что там его могли ждать бойцы группы захвата из отдела по борьбе с организованной преступностью и бандитизму. Бандероль изымалась по пути её следования к почтовому отделению. Её паролем для отличия от других бандеролей и изъятия являлись инициалы того, кто её должен был получить «до востребования». Поэтому за всё время ни одной группе захвата не удалось задержать вымогателей. А незатейливая схема, придуманная иорданцем, повторялась вновь, только с разницей почтовых адресатов и паролей.

Матрос бросил взгляд в открытый сейф, где в самом низу стояла коробка с видеокассетами, и чуть не проговорился, что точно такую же его братва отыскала у него в доме. Сжав плотно губы, он от натуги надулся и со свистом выпустил воздух через ноздри, ругая себя за излишнюю импульсивность. Затем как бы невзначай дотянулся до неё, взял одну из видеокассет, покрутил в руках и швырнул обратно, сделав вид, что она его не заинтересовала. Но главное он понял: это были оригиналы с наклейками на каждой кассете с кратким указанием того, кто и что на них изображено; в особняке были найдены другие, без наклеек, следовательно, то были копии. Почему одну коробку с видеоматериалом Салех-Шах вывез оттуда, а другую оставил, для Матроса осталось непонятным, и он стал строить догадки…

-- Ну, что там попалось тебе? – вывел его из задумчивости иорданец. – Что-то ты затих совсем.

-- Да вот разглядываю фотографии, - равнодушно ответил вор. – Везде на них дети с родителями сфотографированы. Зачем это?

-- Как зачем? Для информации! В лицо надо знать всех, кто приносит тебе деньги или кто может пригодиться!

-- Всё верно!

-- А мне вот кое-что попалось! – радостно заявил Салех-Шах. – Не то, конечно, что мне нужно, но это лучше, чем ничего! Со временем, Артём, ты мне лучше подберёшь! – бросил он вору такой интонацией, в которой чувствовалось доверие.

-- Конечно! – сделал Матрос вид преданной собаки.

-- На вот посмотри, изучи материал и фотографии возьми с собой, - подал Салех-Шах две фотографии, на которых также были запечатлены родители с детьми. – Вот надо этого мужчину ко мне доставить и вот эту женщину, - ткнул он пальцем в снимки.

-- Хорошо, доставлю.

-- Я сейчас схожу за одним человеком – он пойдёт с тобой и расскажет тебе всё, что надо делать, - оговорился Салех-Шах, - а ты пока побудь здесь, почитай о тех, кого предстоит привезти сюда, что про них написано. Это пригодится, потому что никто из вас не знает, с чем придётся столкнуться, когда начнёте за ними охоту!

Матрос молча отвесил поклон, покорно дав понять, что готов к работе. Салех-Шах удалился, и он вместо того, чтобы читать материалы на врачей, начал по одной фотографии выдёргивать из каждой папки и прятать по карманам. Теперь он знал, кому их передать, чтобы информация дошла до Свинцова, а сам Матрос планировал поступить с иорданцем по-своему, опередив сыщиков, если так можно выразиться, на полшага вперёд...

Салех-Шах вернулся в сопровождении двух человек, когда вор в законе уже сидел смирно и читал бумаги на тех, кого предстояло выкрасть. Оба были здорового телосложения, не являлись манкуртами и хорошо говорили по-русски, но с привычным уже для слуха восточным акцентом. Их национальности Матрос выяснять не стал: она была ему не интересна. Для него было достаточно того, что он узнал их имена: одного звали Салман, другого Рамазан.

-- Поедешь с ними, - сказал Салех-Шах, указывая на верзил. – Они тебе всё объяснят и введут в курс дела, и постарайтесь подружиться: вам всем это пойдёт на пользу.

Матрос, продолжая играть роль преданной собаки, покорно закивал головой, пожал им руки и с почтительным вниманием выслушивал всё, о чём они говорили ему и чему его учили. Отправка была назначена Салех-Шахом на следующее утро, и попытку освободить Чернильного Мотю с его товарищем пришлось на время отложить; не получилось также взять с собой украденные из архива иорданца фотографии. По его приказу одежду Матросу заменили на другую, и он понял, что Салех-Шах ему до конца не доверяет: она, как его предупреждал Стёпка, наверняка с «жучком», чтобы в случае его измены два его сопроводителя могли с лёгкостью его отыскать и убить. Пришлось фотографии спрятать, а план относительно будущих действий менять на ходу…

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒